Текст книги "Подозрительные обстоятельства"

Автор книги: Патрик Квентин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Глава 12

За три дня до начала выступлений Стив Адриано прислал за нами личный самолет, который должен был перевезти нас в Лас-Вегас: мать, Пэм, дядю Ганса, Джино, Прелесть, меня, платье от Бальмона и горничную-негритянку по имени Клеони. Отъезд сопровождался страшной шумихой. Казалось, даже самым ярким знаменитостям Южной Калифорнии не терпелось проститься с матерью, и, когда мы приехали в аэропорт, нас окружила толпа репортеров.

В самолете я сидел рядом с Прелестью. Мать после возвращения из Парижа прониклась мыслью, что «скучно постоянно царапать друг друга», поэтому находилась в кабине пилота и учила его вести самолет.

Но даже близость красивой девушки не веселила меня. Я мрачно смотрел в иллюминатор и в глубине души молил, чтобы самолет грохнулся. Конечно же, приземлились мы благополучно. В Лас-Вегасе нас встретила вереница шикарных лимузинов. Проехав мимо колоссальных отелей, которые можно увидеть только здесь, мы подкатили к «Тамберлену». Здание оказалось раз в десять больше любого подобного заведения. Гигантские светящиеся буквы объявляли о представлении: «Анни Руд и ее семья». Мы миновали огромный бассейн и остановились у роскошного дома типа гасиенды. Судя по всему, этот дом Стив Адриано предназначил нам под жилье. Несколько горничных и коридорных во главе с управляющим выскочили навстречу.

Стив Адриано принадлежал к тем воротилам, которые предпочитают быть сильными за сценой, а не на сцене… Говорили, будто он, бывший американский солдат, официально числился владельцем заправочной станции во Флагстаффе, штат Аризона. Однако его неофициальное положение было совсем иным. Мать обратилась к управляющему с вопросом, где находится «дорогой Стив», и тот преисполнился к ней благоговейным почтением. В каждой комнате была масса цветов, ну а комнаты матери напоминали шикарный цветочный магазин.

При виде этого великолепия Джино поднял палец.

– Малыш, подумай, сколько денежек нужно выкачать за игорными столами, чтобы оплатить все это!

Я надеялся, что хоть ненадолго наша жизнь войдет в русло мира и спокойствия, но ошибся. Начались звонки от разных голливудских знаменитостей: «Анни, дорогая, мы умрем, если не увидим твоего выступления. Устрой нам столик». А в довершение нахлынули репортеры… Почему-то среди них распространено убеждение, будто выступления нужно смотреть только на репетициях, потому что на открытии все может случиться иначе.

Я принимал ванну, пытаясь собраться с мыслями, когда вошел улыбающийся Джино.

– Ну-ка, малыш, поторапливайся. Через десять минут обед со Стивом Адриано.

– Ну уж нет, – я пробовал сопротивляться.

– Да, – сказал Джино.

И снова у двери стояли лимузины. Стив владел по крайней мере шестью туристскими ловушками и, надо полагать, управлял ими довольно жестко. Всего лишь три человека – и то под большим секретом – знали номер телефона, по которому его всегда можно было отыскать. Мать принадлежала к этим избранным. В тот день Стив находился в огромном новом отеле, напоминавшем верблюда на городской улице.

Высокий, приятный на вид, загорелый мужчина с мальчишеской улыбкой провел нас в огромную гостиную. По полу ползал ребенок – крестник матери, а молоденькая очень красивая девушка подбирала игрушки.

– Мэри, дорогая, – вскричала мать и заключила ее в объятия.

Мои представления об итальянских гангстерах оказались ужасно далеки от действительности. Мне представлялось, что все они смуглые и темноволосые, и я был удивлен, когда увидел блондина. Никогда особенно не доверяя вкусам матери, я допускал, что, разыгрывая из себя сирену, она могла угодить в лапы какого-нибудь чудовища. Но все оказалось иначе.

Однако не следовало забывать, что Стив Адриано – это Стив Адриано. Об этом свидетельствовали напряженные лица обслуживающих нас официантов. Но, с другой стороны, обед проходил по-домашнему. Украшением его были мать и сам Стив. Они возились с ребенком. Стив, не выпускавший изо рта трубки, выглядел очень мило.

– Как чудесно видеть тебя здесь, Анни. Мать расцеловала его и Мэри. Провожая нас до двери, Стив сказал:

– Помни, Анни, все, что ты пожелаешь, и в любое время…

«Все, что она пожелает», – подумал я. Зачем же понадобилось устраивать всем нам адскую жизнь с этими идиотскими танцами и тирольскими песнями, когда можно было попросить у дорогих Стива и Мэри чек на полмиллиона долларов?

Следующие два дня мы продолжали репетиции, и с каждым разом мать, казалось, становится все моложе, а талант ее расцветает все ярче. Всю ночь перед открытием репетировали и только под утро отправились отдыхать.

Я проснулся с мыслью: ну вот, началось, приятель! Часы показывали половину второго дня. Я накинул халат и пошел в гостиную. Никого.

У нас была кухня, но Клеони отказывалась готовить из опасений, что ее стряпня не понравится хозяйке.

Я направился к телефону заказать завтрак, однако меня опередил звонок. Я снял трубку.

– Хэлло, – прозвучал мелодичный женский голос. – Это ты?

– Да, это я.

– Ники, дорогой, это Сильвия. Я вздрогнул.

– Какая Сильвия? – спросил я и взмолился, чтобы это оказалась Сильвия Сидней, или Сильвия Марлоу, или Сильвия Файн, или любая другая Сильвия.

Чуда не случилось.

– Сильвия Ла-Мани, – пропел голос– Дорогой, мы прилетели: Ронни и я. Мы не могли пропустить Великий День Анни Руд. Мы остановились в «Тамберлене». Где мать?

– В Исландии, – буркнул я.

– Где, где, дорогой?

– Она спит. Она…

– Нет-нет, милый, не стоит будить бедняжку. Но послушай, дорогой, непременно скажи ей, что мы здесь и умираем от желания видеть ее и всех вас. У нас с Ронни смежные номера, самые лучшие. Но по-моему, мой номер больше. Ники, у тебя под рукой есть карандаш?

– Нет.

– Тогда запомни, милый, номер 32, я зарегистрировалась под вымышленным именем. Праун. Мэри Праун. Все из-за поклонников. Не дают покоя. Ждем вас с нетерпением. Предстоит обсудить кое-что очень важное.

– Что именно?

– О, дорогой, пока это сюрприз. Я знаю, Ронни не отказался бы поболтать с тобой, но он в ванной. До скорой встречи.

– О, боже! – вырвалось у меня.

– Что ты сказал?

– Ничего. Привет, Сильвия.

– Пока, дорогой.

Какое-то время я не мог двинуться с места, потом нехотя поплелся в спальню матери. Она уже встала.

– Мама. Сильвия и Ронни…

– Да, дорогой? – Мать сразу стала серьезной. – Что с ними?

– Они здесь. Вместе. Остановились в «Тамберлене». В смежных номерах. И ждут нас. Сильвия говорит, что надо обсудить что-то важное. Мама, это не к добру. Ты сама понимаешь. Должно случиться что-то ужасное.

– Мой бедный Ники, иногда мне кажется, что ты почти такой же, как Ронни! Что может случиться? Сильвия бессильна. Мы уже могли в этом убедиться. – Мать говорила уверенным тоном. – Значит, приглашает?

– Да, номер 32. Мэри Праун, так она назвала себя.

– Тогда сообщи остальным. Разбуди их. Скажи, чтобы побыстрее одевались. Она приглашает и Клеони, дорогой?

– Не знаю.

– Тогда захватим и Клеони. Она милая девушка. Я уверена, что Сильвии следует с ней познакомиться.

Глава 13

Клеони была единственной, кто обрадовался визиту. Сильвия Ла-Мани была любимой киноактрисой ее матери.

– Я буду завтракать с Сильвией Ла-Мани? – недоверчиво спросила она, когда в половине третьего мы собрались у выхода. – Мама этого не переживет. И миссис Джексон тоже. Миссис Джексон – мамина подруга.

– Сильвия и в самом деле очень мила, дорогая, – сказала мать. – Вот увидишь, и ты станешь ее поклонницей.

Сильвия сама открыла нам дверь. Я заметил, что ключ торчал в замке – очевидно, защита от вторжения поклонников. Она слегка раскраснелась и распростерла руки, готовая обнять всех, но, увидев Клеони, сразу же повела нас в гостиную.

Сильвия выглядела на удивление худощавой, я такой ее никогда раньше не видел, и, должен признаться, она производила впечатление. Стройная фигура, большие глаза; рыжие волосы выгодно оттеняло изумрудное ожерелье на шее. Но в уголках накрашенного рта появились мрачные складки.

– Дорогие, представляю, как вы должны волноваться! Великий День! Это прекрасно. Говорят, ваше представление просто грандиозно. Садитесь поудобнее, прошу вас, все-все. И вы тоже… э…

– Клеони, – сказала мать. – Ее мама – одна из самых преданных твоих поклонниц.

– И миссис Джексон, – добавила Клеони.

– Благодарю вас, милочка, – Сильвия просто лучилась улыбками. – А теперь, с вашего разрешения, я позову дорогого Ронни.

До сих пор Трай не показывался, но, когда Сильвия пошла к двери в соседний номер, он дружелюбно бросился следом за ней. От неожиданности Сильвия закричала. Я и сам частенько пугаюсь при внезапном появлении Трая, и могу заверить, что один его вид способен заставить человека закричать. Но Сильвия, закрыв лицо руками, кричала словно резали.

– Анни! Ты же знаешь, как я боюсь собак!

Трай попытался обнюхать ее, и она снова вскрикнула.

– Трай, умри! – приказала Пэм.

Пес плюхнулся на спину и раскинул лапы, но это только ухудшило положение. С Сильвией началась истерика. Мне это понравилось.

– Ники, уведи Трая, – сказала мать.

– Но, мама…

– Уведи Трая, я сказала.

Я неохотно повел Трая к лифту.

Когда я вернулся, Ронни уже был со всеми. В отвратительном халате каштанового цвета он выглядел хуже, чем прежде. «Это конец», – казалось, говорил весь его вид. Но атмосфера в гостиной была пока не очень напряженной. Гости спокойно сидели и глазели пр сторонам, а мать расположилась на диване с Сильвией. Обе женщины обменивались любезностями.

– Анни, милая, я никогда не видела тебя такой красивой.

– Ах, ты, Сильвия! Так похудеть! Просто чудо! Сильвия засмеялась.

– Мне кажется, это необходимо для фильма. Я убеждена, что Нинон де Ланкло была худощавой. Поэтому я воспользовалась советами известной тебе диетической книги.

– Но ты уверена, что с тобой все в порядке? Этот припадок…

– Дорогая, диета тут ни при чем. Просто я испугалась собаки. Конечно, глупо быть такой пугливой, но я с детства боюсь собак. И все же, Анни, должна тебе сказать, диета просто прелесть! Можно есть абсолютно все, что хочешь. А потом каждый день по часу принимать горячую ванну с солями. Соли обгладывают тебя.

– Обгладывают? – встревоженно воскликнула Клеони.

– Да, дорогая, – замурлыкала Сильвия, глядя на нее. – Я знаю, что часто употреблять соли вредно, но они ужасно хорошо действуют. О, автор этой книги – просто гений. В половине шестого каждый день, как часы… Но, Анни, дорогая, как глупо с моей стороны. Вы, конечно, хотите услышать все по порядку.

Она встала, чтобы приготовить кофе. Я начал постепенно успокаиваться. Может, Сильвия просто решила похвастаться своей фигурой и тем, что живет с Ронни в смежных номерах. Может, мать права, обвиняя меня в паникерстве?

Сильвия стала разливать кофе.

– Дорогие мои, поешьте, наберитесь сил, так вы будете лучше подготовлены к сюрпризу. Я убеждена, что вы первые должны все узнать. Сегодня ваш Великий День. Но и наш тоже. – Она перевела дух. – Mы с Ронни решили пожениться.

Наступила тишина. Все замерли. По крайней мере, так показалось мне. Я уставился на Ронни. Он сидел с опущенными плечами, не поднимая глаз. Я перевел взгляд на мать – я всегда в критические минуты смотрю на мать. Но ее лицо оставалось бесстрастным.

Когда молчание стало нестерпимым, раздался голос Клеони.

– Но это же здорово, правда? Мисс Ла-Мани и мистер Лайт! Только погодите, когда я скажу миссис Джо….

– Благодарю вас, милочка, – улыбнулась ей Сильвия. Она не сводила глаз с Ронни, ожидая его реакции, но Ронни сидел неподвижно. Сильвия успокоилась и обратилась к матери.

– Анни, дорогая, все это так сложно, запутанно, и мы хотим, чтобы ты помогла нам. Ты – старинная и ближайшая подруга Нормы, единственный человек, которому мы можем довериться. Я убеждена: Норма не хотела бы, чтобы мы долго ждали. «Действуйте, – сказала бы она. – Хватайте свое счастье, дети». Я полагаю, что мы, не откладывая, должны вылететь в Мексику. Завтра же. Но ты ведь знаешь Ронни, он такой чувствительный. Так вот, он считает, что следует немного подождать, пока не выйдет этот фильм и даже следующий, который мы намерены делать вместе.

Я никогда не видел, как улыбается кобра, но глядя на улыбку Сильвии, живо себе это представил.

– Вот почему, Анни, мы решили обратиться к тебе за советом. Что ты скажешь, дорогая? – Сильвия замолчала и облизнула губы кончиком языка. – Конечно, быть может, не совсем деликатно говорить об этом… Вы ведь знаете о письме Нормы, верно? Сердце мне подсказывает, что это письмо может связать нас. Я полагаю, Ронни прочитал вам первую часть. Но, дорогая, есть еще…

– Еще?! – помимо воли вырвалось у меня. Сильвия подняла руку к шее и поправила ожерелье, после чего достала листок бумаги. Даже не видя его, я догадался, что это очередная фотокопия.

– Анни, дорогая, надеюсь, ты не хочешь, чтобы я прочла его вслух при всех? Это очень интимно.

Она встала и с улыбкой помахала листком.

– Дорогие, вы простите нас? Мы вернемся мгновенно, а потом, милый Ронни, мы оба подчинимся решению Анни, не так ли?

Когда она направилась в спальню, Ронни неожиданно вскочил и бросился к матери.

– Анни, она не позволила мне его прочесть! – закричал он.

Но мать только махнула рукой и молча последовала за Сильвией.

Слова Сильвии потрясли не только меня и Ронни, но и всех остальных. Должен признаться, что Ронни держался молодцом и даже пытался учтиво расспрашивать Клеони о ее родне, живущей в Филадельфии. Минут через пятнадцать женщины вернулись.

Ронни с надеждой взглянул на мать, но его надежда угасла, как и моя, когда мы увидели их обеих. Мать шла, как в «Пустынном ветре», когда героиня решила, что станет монахиней, а у Сильвии, несмотря на худобу, был торжествующий вид, словно у вампира, только что полакомившегося свежей кровью. Мать подошла к Ронни.

– Ронни, дорогой, – сказала она очень тихо, – это тяжело. Но я думаю, Сильвия права. Мне кажется, Норма одобрила бы ваш завтрашний отъезд в Мексику…

– Но, Анни…

– Нет, дорогой, все решено. Я не могу…

Мать отвернулась. Через несколько минут мы ушли.

Едва мы добрались до своих комнат, как мать скрылась в спальне. Прелесть и Пэм сгорали от волнения и любопытства. Я не выдержал и постучал в дверь.

– Мама, это я.

– Войди, милый.

Мать сидела на постели. Ее едва было видно за цветами, которые ежедневно присылал Стив. Я никогда не заставал мать плачущей. Мне казалось это невозможным.

– Мама, не плачь, прошу тебя!

– Ники, я люблю его.

– Мама, пожалуйста!

– Я знаю, что это глупо. Но разве я сумею полюбить кого-то другого после всех этих лет? Бедный, глупый Ронни. Что я натворила!

Она упала на постель и зарылась лицом в подушки – розовые, конечно. Стив достаточно хорошо знал мать. Мгновение я тупо смотрел перед собой.

– Мама, ты действительно ничего не можешь сделать? Она оторвала голову от подушек.

– Это другая страница.

– Я так и понял.

Сильвия не доверила ее мистеру Денкеру. Она положила в его сейф только первую страницу оригинала. А вторую, по ее словам, поместила в таком месте, где нам ее никогда не найти. Страшная женщина!

– Мама, Ронни действительно должен жениться на ней?

– Да, милый, да.

– Но что там написано?

– Ужасные вещи.

– О Ронни?

– Обо мне, – после долгой паузы ответила мать.

– О тебе? Ты имеешь в виду свой тайный брак? Она кивнула, закрыла глаза и опустила голову на подушки.

– О, Ники, если бы ты мог видеть ее, когда она читала эту фотокопию! Она наслаждалась. «Завтра в Мексике я обрету свое счастье, дорогая, – заявила она. – В противном случае тебя ждет тюрьма. Недурно звучит, правда? «Анни Руд арестована во время своего триумфального выступления в Лас-Вегасе за убийство Нормы Дилэйни!»

– Что значит – «арестована»! – вскричал я. – Кто же поверит, что ты убила Норму только из-за какого-то брака? Проще обвинить твоего мужа в двоеженстве! Это ведь не твоя вина. Ты… – И тут до меня дошло. – Мама, в письме было кое-что другое?

– Кое-что другое? – Мать подняла голову, устремила на меня взгляд сквозь длинные ресницы и села. – Что ты имеешь в виду, Ники?

– Но, мама…

– Ах ты, безобразник! – Она улыбнулась, а я покраснел. – Мой Ники, такой симпатичный молодой человек. Да, это жестоко, очень жестоко. Бедняжка Ронни. Но мы бессильны, поэтому не стоит паниковать.

– Мама, я…

– Дорогой мой. – Она поцеловала меня. От слез не осталось и следа; передо мной вновь был генерал перед сражением. – Милый, знаешь ли ты, который час? Шестой. Осталось меньше двух часов. Зал будет битком набит. Люди заплатили за билеты тысячи долларов. Что бы ни случилось, мы не должны падать духом. Мы должны выложиться перед публикой. Отдохни, дорогой. И скажи остальным: не болтать, а лечь и отдохнуть.

Не успел я собраться с мыслями, как оказался за дверью.

Все семейство сидело в гостиной, и, едва я появился, засыпало меня вопросами. Я выложил все, что знал, и мы еще какое-то время сидели молча. Потом я разогнал их по комнатам и остался в обществе Трая.

Проходя к себе мимо комнаты матери, я услышал, что она разговаривает по телефону. У меня и в мыслях не было подслушивать, но ее голос звучал так жалобно, так не похоже на мать, что я поневоле остановился.

– Ронни, милый, мне очень, очень жаль. О, мой бедный Ронни, я бессильна. Если бы ты видел, что написано в письме… Это безнадежно. О, Ронни, мы должны что-то сделать… -

Я не стал слушать и почти вбежал в свою комнату.

Упав на кровать, я молил всевышнего, чтобы огонь и камни обрушились на Лас-Вегас, чтобы он был разрушен, как Содом и Гоморра.

Глава 14

Но, разумеется, не оставалось ничего другого, как готовится к выступлению. Едва волоча ноги, я заглянул в уборную матери, потом отправился в свою, которую делил с Джино.

Время шло, приближался час выступления. В дверях мелькнул Стив Адриано. Входили и, выходили знаменитости. На мгновенье влетела Прелесть и чмокнула меня в щеку. И вдруг послышалась музыка. Я с трудом сообразил, что это увертюра. Джино, одетый в шоферскую форму, вытолкнул меня на сцену. Пэм, Трай, дядя Ганс и Прелесть были уже там. В зале глухо шумела публика.

Неожиданно занавес подняли, исчезло все, кроме яркого света и моря человеческих лиц… Оркестр заиграл знакомую мелодию, и тут я очнулся, вспомнил, что нахожусь на сцене, и представление началось. Я стоял в свитере и джинсах, как будто собираясь играть в футбол. Рядом Прелесть говорила с кем-то по телефону. Трай чесался. Пэм печатала на машинке. Джино полировал машину. Дядя Ганс склонился над шахматами.

Конферансье представил нас:

– Итак, дамы и господа, перед вами семья Анни Руд. Вы скажете: ну что ж, семья как семья. Но так ли это?

«Надо считать до пяти», – вспомнил я. После фразы «семья как семья» надо считать до пяти. Раз, два, три, четыре, пять… Раздался резкий хлопок, и мы ожили: Трай стал кувыркаться вокруг Пэм, дядя Ганс запел тирольскую песню, а мы с Прелестью начали танцевать. Мои ноги работали автоматически. Вопреки ожиданию, они двигались. Прелесть улыбнулась мне, и я почувствовал себя лучше. В зале наступила настороженная тишина, потом послышались возгласы одобрения, которые переросли в рев и гром аплодисментов, потому что на сцене появилась мать в обрамлении десятка метров розового шелка, составлявших ее туалет.

Мы окружили ее, и она запела. Голос у матери был не слишком сильный, но чувственный, и на зрителей действовал безотказно. Зал взорвался аплодисментами. За первой песней последовала другая, песни сменила бурная пляска…

Все происходило словно во сне. Мы мелькали на сцене, приходили и уходили, дядя Ганс и мать вместе и по одиночке пели тирольские песни, Трай веселился вовсю… Когда наступил финал, зал неистовствовал. Все кинозвезды устремились к матери с поздравлениями.

«Прекрасно, – думал я, – прекрасно. Мама на высоте. Теперь у нас снова будут деньги. Но с меня довольно». Я кого-то оттолкнул и прошествовал в свою уборную.

Джино там не было. «Должно быть, исполняет победный танец в уборной матери», – подумал я и уселся перед креслом. Итак, премьера состоялась. Следующее выступление в половине двенадцатого. Завтра еще два, а потом… Начиналась новая карьера Ники Руда. Ники Руд, божественный сын божественной Анни…

Неожиданно за моей спиной открылась дверь, и я увидел в зеркале Ронни – он был в смокинге и смертельно бледен.

– Ники.

Я повернулся к нему вместе с креслом, он рухнул в кресло Джино.

– Что случилось?

– Позови мать, – едва выдавил он.

– Но она занята.

– Позови ее. Притащи силой. Быстрее.

Видя, что он на грани истерики, я выскочил в коридор. Там толпились поклонники, осаждавшие уборную матери. Прокладывая себе путь локтями, я с трудом пробился внутрь. В заваленной цветами комнате было полно народу, курили сигареты и фимиам.

Мать, уже переодетая, сидела в простом белом халате. Прелесть широко раскрытыми глазами разгладывала горы цветов.

– Мама!

– Ах это ты, мой дорогой. – Мать внимательно посмотрела на меня. – В чем дело?

Неожиданно я почувствовал, что не в силах говорить при посторонних.

– Мама… ты можешь выйти?

– Выйти?

– Да. Если можешь, там…

– А! – Мать, по обыкновению, была на высоте и держалась куда лучше меня. – Как глупо с моей стороны, что я забыла. Дорогие, извините, одну минутку, я сейчас вернусь.

Мы вместе выбрались в коридор, дошли до моей комнаты и, приоткрыв дверь, проскользнули внутрь.

– Где Сильвия? – тут же спросила мать у Ронни.

– Анни… О, Анни… – только и сказал он.

– Ее не было с тобой за столиком. Я обратила на это внимание в середине выступления.

«Ну и дела! – восхитился я, – Я ничего вокруг себя не замечал, а она успела разглядеть собравшихся». Мать нетерпеливо схватила Ронни за руку.

– В чем дело? Что случилось?

Ронни вцепился в кресло и втянул голову в плечи.

– Анни, я ее не видел… Я не мог смотреть на нее. Клянусь! После вашего ухода я заперся в своей комнате. Но когда пришло время идти в зал, в четверть седьмого, я… Дверь между нашими номерами была заперта. Ключ торчал с моей стороны. Я пришел в ванную. Анни… Она лежала там. Мертвая.

– Мерт… – вскричал я, но мать закрыла мне рот рукой.

– В коридоре люди! – прошипела она.

– Анни, она была мертва. Я не виноват! Она была мертва… Я стоял и смотрел; смотрел и думал. Я даже никому не мог сообщить! За каких-то десять минут до выступления, Анни! Я ушел и оставил ее там.

– Оставил ее там? – эхом отозвалась мать.

– Я вернулся к себе в номер, запер дверь и пошел в зал. Сел за столик и смотрел ваше выступление… Я… Она лежит мертвая: в ванне…

Я рухнул в кресло.

Неожиданно раздался голос матери.

– Ронни, я иду.

– Но, Анни, ты… Из всех людей ты…

– Да, – отрезала мать, – это могу быть только я! Она выпрямилась и окинула нас суровым взглядом.

– Оставайтесь здесь и ждите. Я быстро избавлюсь от этих людей… Только ждите.

Она выскользнула в коридор, и мы услышали крики собравшихся. Ронни чуть ли не лежал в кресле Джино. Мы молчали. Говорить было не о чем, любой разговор в такой ситуации был немыслим.

Шум в коридоре затих, послышались шаги. В комнату вошла мать. На ней были черные брюки и розовая блузка.

– Пошли, – сказала она.

– Но, Анни…

– Пошли.

Мы втроем вышли из комнаты, спустились на лифте в фойе, пересекли его и на другом лифте поднялись в номер, который занимал Ронни.

Ронни достал ключ от соседнего номера и открыл дверь. Мы прошли через гостиную и спальню Сильвии в ванную комнату. Сильвия лежала обнаженная, глаза ее были открыты. Шелковый пояс от халата, лежащего на стуле, намок в воде. А рядом с ним, как бумажный кораблик, плавал бюстгалтер.

Я не мог отвести глаз от этой картины. Поясок, бюстгалтер, мертвая Сильвия Ла-Мани. Ее волосы, закрученные вокруг головы, были мокрые.

«Вот к чему может привести диета и ежедневная ванна с солями», – невольно возникло в голове.

– Ронни, надо что-то делать, – донесся до меня голос матери.

Конечно, надо что-то делать, но уже не для Сильвии, а ради всех нас. Перед моими глазами вырос инспектор Робинсон. «Итак, роль Нинон де Ланкло сыграет мисс Ла-Мани. Полагаю, дело Нормы Дилэйни можно закрыть».

Закрыть!

– Как это случилось, Ронни?

– Понятия не имею.

– Ты что-нибудь слышал?

– Нет.

– Все из-за соли. Диета, соль, сердечный приступ.

– Но, Анни, когда это станет известно, газеты…

– Знаю, – голос матери звучал мягко. – Знаю, дорогой.

– У нас смежные номера… Ты была здесь же, на ланче… Анни, что нам делать?

Ронни замолчал, но тут же воскликнул:

– Анни, фотокопии! Подлинник письма!

Мы вышли из ванной. Сильвия… пояс от халата… Все это казалось мне нереальным. Меня все время тянуло смотреть и смотреть…

Я снова вошел в ванную и медленно, постепенно перевел взгляд на пол, молясь, чтобы мои опасения не подтвердились. Но молитва не помогла. На коврике рядом с корзиной для белья виднелись четкие отпечатки собачьих лап.

Конечно, я ни на минуту не поверил в версию «диета, соль, сердечный приступ». С самого начала я не сомневался, что так или иначе Сильвия умерла насильственной смертью. Теперь сомнений не оставалось.

Сильвия потеряла сознание от страха при виде Трая! Она лежала в ванной, когда на нее внезапно бросилась огромная собака!

«Ронни, мы должны что-то предпринять».

…Мать и Ронни разговаривали в спальне. Я схватил коврик и принялся торопливо уничтожать следы лап Трая.