Текст книги "Частный детектив. Выпуск 7"

Автор книги: Патрик Квентин

Соавторы: Жак Робер,Джонатан Латимер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)

Глава 13

Предчувствие, что я быстро забуду обо всем, оправдалось. Через несколько дней я уже чувствовал себя так, как будто ничего не случилось – мне даже казалось, что жизнь наша стала лучше, чем прежде. Мое выдвижение на пост вице-председателя по делам рекламы было принято всеми, не исключая и Дейвида Маннерса, вполне доброжелательно. Великий Си Джей был в отличном настроении, я много работал, Бетси тоже проводила целые дни с Полом в офисе своего Фонда. Но вечера принадлежали нам. Как-то нам даже удалось провести один исключительно солнечный и теплый уик-энд вместе с Рики в Ойстер-Бей. Пол и Сандра были там тоже, а Дафна привезла с собой из Нью-Йорка Ларри Мортона, очень богатого и весьма безалаберного парня. Настроение у всех было легкое, чуточку фривольное, и все было организовано по высшему классу – как и должно быть у Коллингхемов.

Время от времени, хотя и очень мимолетно, я думал об Анжелике, и всякий раз меня охватывало удивление, как вообще я мог принимать так близко к сердцу такие глупости. Моя любовь к Бетси стала еще сильнее, а эпизод с Анжеликой казался мне теперь чуть ли не благом: наконец-то я избавился от всего, что имело какую-то связь с моим первым браком, не причинив при этом никому вреда.

Мы начали уже готовиться к приезду маленькой Глэдис, о которой Элен ни на минуту не позволяла нам забыть. И это был единственный факт, напоминавший нам еще о Джейми.

Но спустя десять дней, вечером, после ужина, зазвонил телефон. Бетси подняла трубку и, повернувшись в мою сторону, сказала:

– Это к тебе, Билл. Лейтенант… Трэнт.

Бетси передала мне трубку и придвинулась ближе, чтобы слышать, что будет говорить лейтенант. Чувство тревоги снова проснулось во мне; ее еще более усугубило сознание того, что Бетси наверняка услышит все, что скажет Трэнт. С деланным равнодушием я тихо шепнул ей на ухо:

– Дорогая, принеси мне что-нибудь выпить…

Бетси отошла к бару, я поднес трубку к уху и сказал:

– Алло! Как поживаете, мистер Трэнт?

– Добрый вечер; мистер Хардинг, – его голос звучал так же спокойно, как и во время нашей последней встречи. – Выяснились новые обстоятельства в деле об убийстве мистера Ламба. Думаю, что вас это заинтересует…

– Да, конечно.

– Мы установили, кому принадлежит пистолет, из которого был застрелен Ламб. Так вот, его купила в лавчонке, где торгуют старыми вещами, на Третьей авеню некая женщина, занесенная в регистрационную книгу как Анжелика Робертс, проживающая на Западной Десятой улице.

С самого начала разговора я был готов к чему-нибудь такому и внушал себе, что не имею никаких поводов для беспокойства. Но теперь, слыша Трэнта, назвавшего имя и фамилию Анжелики, я испытал потрясение. А когда я в придачу ко всему подумал, что если бы не моя предусмотрительность, то Бетси услышала весь этот разговор с Трэнтом, моя правая рука почти приклеилась к трубке. Я бросил взгляд в сторону Бетси. Она еще стояла у бара, смешивая мне коктейль. Трэнт продолжал:

– Я как раз вернулся с Десятой улицы; в указанном доме мне сообщили, что квартиросъемщица с такой фамилией там вообще не живет. Правда, я не застал всех жильцов дома, но те, с кем мне удалось поговорить, не слышали ни о какой Анжелике Робертс. Видимо, эта женщина дала фальшивый адрес.

– Вполне возможно, – сказал я, стараясь сдержать свое волнение.

– Попробую сходить туда еще раз завтра утром, – заявил Трэнт, сделал короткую паузу, а потом добавил:– Может быть, вы что-нибудь слышали об этой особе? Об Анжелике Робертс?

– Нет, – ответил я. – Во всяком случае не могу вспомнить.

– А вы не могли бы при случае спросить об этом мисс Коллингхем, когда увидитесь с ней? Я не хотел бы беспокоить вас такими мелочами, но если она об этом что-нибудь знает, попросите, чтобы она связалась со мной по телефону, ладно?

– Разумеется, – ответил я. Бетси сунула мне в руку стакан.

– Я позвонил, так как знаю, что вы и вся семья Коллингхемов интересуетесь этим делом. Я буду и дальше поддерживать с вами контакт. И если всплывет, что-нибудь новое…

– Да, – разумеется, – повторил я еще раз. – Благодарю вас, лейтенант Трэнт.

Я опустил трубку на рычаг, стараясь скрыть от Бетси влажные следы моих пальцев.

– Чего хотел Трэнт? – спросила Бетси.

– Он сказал, что полиция установила, кому принадлежал пистолет, из которого был застрелен Джейми. Говорит, что какая-то женщина приобрела его в лавке старьевщика.

– Женщина? Что за женщина?

– Понятия не имею. Я впервые слышал ее фамилию.

Комната пошла колесом перед моими глазами вместе с Бетси, которая смотрела на меня мягко, с выражением спокойного интереса. Чувствуя, что самообладание изменяет мне, я старался внушить себе, что ничего страшного не случилось. Напротив, все сложилось на удивление удачно благодаря моему слепому счастью. Ведь Трэнт мог с тем же успехом сообщить все Бетси и попросить, чтобы она передала это мне… Он мог также предпочесть лично поговорить с Дафной, а не просить меня о посредничестве. А если бы Бетси или Дафна услышали фамилию Анжелики…

До конца вечера я не переставал думать о том, что могло бы произойти, хотя, к счастью, не произошло. Я снова осознал, что безопасность запланированная – это еще не безопасность реальная. Если звонок Трэнта в силу счастливой случайности не погубил меня, то в любую минуту какие-то другие неожиданности вполне могли к этому привести.

Время беззаботности миновало бесповоротно. Теперь от меня требовалась постоянная бдительность.

На следующий день, в пятом часу, когда я собирался покинуть издательство, в мой кабинет вошла Молли Макклинток и сказала с деланным ужасом:

– Господин вице-председатель!… Полиция!… Некий лейтенант Трэнт!

Я успел подзабыть, какое впечатление производит лейтенант Трэнт, но когда он вошел в кабинет, спокойный, скромный, ничем не выдающий своей сущности, я сразу осознал, что передо мной мой противник.

Я пригласил его сесть, но он отказался. Он стоял по другую сторону моего письменного стола и улыбался.

– Зачастил я к вам, не так ли? – сказал он. – Я только что снова побывал на Десятой улице, и на этот раз мне посчастливилось больше.

Его непроницаемые глаза – серые или голубые? – переместились с моего лица на стену, как если бы он искал там картины, которыми можно было бы повосхищаться.

Однако на стене не было никаких картин. Я недавно переселился в кабинет Лэмберта и не успел что-либо изменить в нем. Единственным украшением на стене была голова лося, которого Лэмберт когда-то застрелил в Канаде. Трэнт рассматривал ее и, казалось, ждал, когда я заговорю.

– Удалось ли вам напасть на след той женщины? – спросил я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно.

Глаза Трэнта немедленно переселились с головы лося на меня.

– Мы еще не нашли ее, мистер Хардинг. Однако мы узнали о ней интересные вещи… очень интересные.

– Интересные?

Лейтенант Трэнт вдруг решил сесть. Он опустился в кресло, стоящее возле моего стола, достал портсигар, вынул из него сигарету и закурил. До сих пор я не замечал, чтобы он курил. Он все делал так, словно выполнял какой-то ритуал.

– На этот раз, когда я был на Десятой улице, я застал дома некую миссис Шварц, снимающую квартиру на четвертом этаже.

Он вынул изо рта сигарету, осмотрел маленький столбик пепла на ее конце, а потом перевел взгляд на письменный стол. Я пододвинул ему пепельницу; он поблагодарил и положил сигарету на край.

– Миссис Шварц оказалась очень ценным свидетелем, – заявил он.

Я старался уверить себя, что его размеренные движения, паузы, манера произносить обычные фразы так, словно в них кроется какое-то неслыханно важное значение, – все это зауряднейший полицейский прием, которым Трэнт сейчас пользуется автоматически. Нет ни малейшего повода предполагать, что это предназначено специально для меня. И все же – может, потому, что я чувствовал себя виновным, – эти штучки здорово выбивали меня из колеи.

– Как я уже сказал, – продолжал Трэнт, – миссис Шварц живет на четвертом этаже. Кроме нее там снимает квартиру еще один жилец – мужчина, который сейчас отдыхает в Мексике. Миссис Шварц рассказала мне, что два месяца назад его квартиру заняла некая мисс Анжелика Робертс. Эту мисс Робертс, как утверждает миссис Шварц, часто посещал один мужчина. Когда я спросил ее, знает ли она его фамилию, миссис Шварц ответила утвердительно и заявила, что этого человека зовут Джейми Ламб.

Вопреки здравому рассудку меня вдруг охватил прежний страх перед ним, и одновременно ожила обида на Анжелику. Неужели она вечно будет осложнять мою жизнь? Ведь она говорила, что эта соседка ничего о ней не знает. А она знала фамилию Джейми, разве этого мало?

– Миссис Шварц, – продолжал Трэнт, – вдова и, как это бывает с вдовами, не имея много работы, интересуется соседями. Мисс Робертс очень заинтриговала ее. Она не только отличалась своей красотой, но и привлекала внимание своими весьма бурными отношениями с Ламбом. В ее квартире часто разыгрывались шумные сцены. Миссис Шварц особо на это не жаловалась; напротив, эти драмы разнообразили ее жизнь и предоставляли ей случай разыгрывать роль доброй соседки. Примерно через месяц после вселения мисс Робертс слегла с какой-то вирусной инфекцией, может, с гриппом. Поскольку не было никого, кто стал бы возиться с ней во время болезни, миссис Шварц приняла на себя роль ангела-хранителя. Она приносила ей еду, перестилала постель, оказывала другие подобные услуги. Чтобы мисс Робертс не нужно было вставать, когда к ней приходила соседка, по обоюдному согласию был сделан дополнительный ключ. Как-то вечером, вернувшись из кино, миссис Шварц решила заглянуть к мисс Робертс и спросить, не нужно ли ей чего. Она застала там пьяного Ламба, который в спальне душил мисс Робертс.

Трэнт рассказывал все это с увлечением, необычным для полицейского; он походил сейчас на сплетничающую кумушку и поэтому казался мне еще более опасным. Я слушал его, чувствуя, как от нервного напряжения мой рот заполняется слюной, и проклинал в душе Анжелику за ее безответственное, идиотское поведение. Почему она не сказала мне, что соседка была до такой степени обо всем информирована?

– Вторжение миссис Шварц, видимо, в какой-то мере обескуражило Ламба, поскольку Он сразу же вышел. Когда на другой день миссис Шварц посетила свою подопечную, она увидела на ее шее и груди большие темные пятна. Мисс Робертс, однако, ни словом не упомянула об этом происшествии. Затем, хотя она еще чувствовала себя не совсем здоровой, она на несколько часов ушла из дома. Через день или два миссис Шварц, поправляя ее подушку, увидал под ней пистолет. Тогда она сказала: "Ах, значит, вы выходили, чтобы это купить?", и мисс Робертс это подтвердила.

Уголки губ Трэнта слегка опустились, как если бы он сожалел о случившемся.

– Извините за столь драматическую историю. Все это, наверное, очень далеко от мира, в котором живете вы и семейство Коллингхемов. А еще более странным вам покажется то, что через несколько дней Ламб вернулся как ни в чем не бывало, после чего скандалы, ссоры и сцены начались снова.

Теперь лейтенант Трэнт внимательно рассматривал свои пальцы, как будто размышляя, не следует ли ему сделать маникюр.

– Миссис Шварц не слышала о том, что Ламб был убит. Когда я информировал ее Об этом и назвал день убийства, она оказалась очень ценной помощницей. Она великолепно помнит последний визит Ламба в квартиру Анжелики Робертс. Это было за три дня до преступления. В тот вечер, по ее словам, Ламб закатил ужасную сцену, но миссис Шварц слышала ее только частично. Речь шла о том, что Ламб влюбился в какую-то другую особу и намерен на ней жениться, а потому между ним и миссис Робертс все кончено. Этой другой женщиной, сдается мне (а вам?), могла быть мисс Коллингхем. Наш знакомый, видимо, намеревался улучшить свои жизненные условия.

Трэнт непринужденно откинулся в кресле так, что передние ножки кресла оторвались от пола; лейтенант, казалось, был убежден, что эта история из "низших сфер Манхэттена" так же интересна для меня, как и для него.

– Миссис Шварц не было дома в тот вечер, когда было совершено убийство. Она ездила к сестре за город. В Нью-Йорк она возвратилась на следующий день после происшествия и клянется, что, когда она уезжала, мисс Робертс была у себя. А вернувшись, она застала квартиру мисс Робертс пустой, исчезли все ее вещи. Она предоставила мне возможность осмотреть эту квартиру; она действительно пуста, и в ней трудно обнаружить какие-нибудь следы.

Кресло лейтенанта со стуком вернулось в нормальное положение. Трэнт, помолчав немного, сказал:

– Вот какой представляется вся эта история. Анжелика Робертс имела пистолет, она была, мягко говоря, особой бурного темперамента, она была брошена и… исчезла в тот самый вечер, когда было совершено преступление. Похоже на то, что нам не придется долго искать виновного.

Я старался, как мог, не утратить власть над собой. На душе у меня скребли кошки. Этого я не ожидал. Я предполагал, что Трэнт, узнав фамилию и адрес, отправится на Десятую улицу и вернется с пустыми руками. Все сложилось иначе из-за этой миссис Шварц, а потому не может на этом закончиться. В результате подозрение должно пасть на Анжелику. Боже мой, почему она ничего не сказала мне об этой миссис Шварц, почему не подготовила к такой возможности? Теперь Анжелика перестала быть лишь одной из нитей расследования и стала его главной фигурой. Трэнт перевернет небо и землю, чтобы отыскать ее.

Я сидел за письменным столом, внешне спокойный, и ждал, когда инквизиция примется за дело.

Трэнт без предупреждения встал и протянул мне руку:

– Вот и все, что я мог вам рассказать. А теперь я исчезаю.

Я сжал его руку, не веря, что это уже конец визита.

– Надеюсь, вы на меня не в обиде, за мое вторжение. Я предпочел прийти сюда, а не к мистеру Коллингхему, так как будет неплохо, – он улыбнулся мне понимающе, – если вы немного сориентируетесь в этой истории до того, как я расскажу это вашему тестю и золовке. Полагаю, что они вовсе не будут обрадованы, узнав, что Ламб вовсе не был благонравным и воспитанным молодым человеком, каким они его считали. Во всяком случае вы можете их успокоить: похоже на то, что это дело можно считать раскрытым. Разумеется, нам предстоит найти эту Анжелику Робертс, которая исчезла, не оставив после себя следов. Но мы ее найдем! Скажите им это, и пусть они не волнуются!

Уже возле самой двери он остановился и оглянулся.

– Скажите… вы еще не спрашивали мисс Коллингхем, знает ли она что-нибудь об Анжелике Робертс?

Я смотрел на него и повторял в душе: "Уходи… уходи!"

– Конечно, спрашивал, – солгал я, – но это имя ей ничего не говорит.

– Чему в этих обстоятельствах не приходится удивляться. Превосходно! Я очень вам за все благодарен.

Его глаза снова переместились с моего лица на голову лося.

– Чья это? – спросил он. – Одного из предыдущих вице-председателей?

Махнув мне на прощанье рукой, он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Его сигарета с длинным валиком пепла и тлеющим концом догорала в пепельнице.

Глава 14

После ухода Трэнта я еще долго сидел за письменным столом, стараясь унять внутреннюю дрожь. Я силился внушить себе, что все в порядке, что Трэнт не сможет отыскать Анжелику, что даже он не найдет ее в Клакстоне. Но я в то же время старался наиболее реалистично представить себе, каким образом он может что-нибудь узнать о ней. Возможно, что, обстоятельно проверив все отели, он узнает, что она останавливалась в отеле «Уилтон». Но даже если это ему удастся, то что дальше? Из этого наверняка ничего не следует. Потом я подумал о том, что портье может вспомнить о визите к Анжелике Робертс некоего Хардинга. Иногда человеку снится, что он стоит в каком-то доме, стены которого выгибаются, покрываются трещинами и готовы в любой момент рухнуть. В эти минуты я наяву переживал такой кошмар. Мой столь тщательно построенный план вдруг показался мне сетью, в которой я сам и запутался.

Я подумал, что только Пол сможет отвлечь меня от этих мрачных мыслей и хоть немного поднять мой дух. Он еще сидел в офисе Фонда, как и Бетси. Явившись туда под предлогом, что я приехал забрать жену домой, я сумел найти возможность поговорить с ним несколько минут с глазу на глаз. Я не ошибся, желая повидаться с ним. Когда я рассказал ему о последних событиях, он отнесся к ним с величайшим спокойствием. Он заявил, что Трэнт никогда в жизни не найдет Анжелику, пусть хоть сто лет занимается только этим. Что же касается портье из отеля "Уилтон", то если он начнет забивать себе голову подобными пустяками, то наверняка свихнется. Я подозревал, что оптимизм его в значительной мере связан с желанием успокоить меня, но все равно почувствовал огромное облегчение.

Внезапно в комнату вошла Бетси.

– Хэлло! – сказала она. – О чем шушукаются здесь мужчины?

– О вас, Бетси, – тут же ответил Пол. – Мы как раз обсуждали проект воздвижения вам памятника как патронессе денежных мешков. Только вот не можем прийти к согласию относительно места, где он должен стоять. Билл придерживался мнения, что для этой цели отлично подойдет сцена Мюзик-Холла, тогда как я утверждаю, что много лучше было бы поместить его на факеле, который держит в своей руке статуя Свободы.

Он проводил меня и Бетси до самой двери.

– Спокойной ночи, – сказал он. – Спокойной ночи, мои дорогие, почтенные, образцовые супруги!

После встречи с Полом я почувствовал себя намного лучше. По крайней мере, внутренняя дрожь, бившая меня, прекратилась. И все же я чувствовал себя не в своей тарелке в ожидании новых сюрпризов. Так что когда спустя два дня Трэнт позвонил мне в издательство, я был готов ко всему и относительно спокоен.

Голос его звучал дружелюбно, как всегда. Я чувствовал, что начинаю ненавидеть эту неизменную ровную учтивость.

– Алло! Это мистер Хардинг? Не могли бы вы прийти ко мне в управление как можно быстрее?

Мне ужасно хотелось отказаться под каким-нибудь весомым предлогом, однако я знал, что это лишь отсрочит неприятную встречу, и ничего больше.

– Ну конечно, – ответил я, – а потом, не выдержав, спросил: – Произошло что-то интересное?

– Да, произошло что-то интересное. Могу я увидеть вас, скажем, через полчаса? Вы успеете?

– Вполне.

В такси тревога охватила меня с новой силой. Я старался подавить ее. "Да, произошло что-то интересное". Он сказал только это, ничего больше. И это еще не значит, что произошло что-то скверное. Слова Трэнта могут быть истолкованы по-разному.

Я никогда еще не был в полицейском управлении. От его угрюмых коридоров и комнат кровь застывала в жилах. Какой-то полицейский, сидевший за письменным столом, направил меня наверх, в большую пустую комнату, в которой несколько детективов читали газеты, писали отчеты, слушали приглушенное радио. Один из них проводил меня в кабинет Трэнта. Поскольку его там не было, полицейский предложил мне подождать.

Вообще– то комнату, в которой я оказался, трудно было назвать кабинетом? это был квадратик, отгороженный от помещения побольше, который удивительно напоминал маленькую келью монаха-аскета. К моему удивлению, я увидел на столе экземпляр своего романа. Годы прошли с тех пор, как я перестал считать себя писателем. Я несколько смешался при виде этой книги, но в то же время это доставило мне удовольствие. Может быть, он хочет, чтобы я надписал ему ее?

Трэнт вскоре пришел и, как обычно, приветствовал меня в своей учтиво-дружелюбной манере. Он с самого начале относился ко мне как к хорошему старому знакомому. В данную минуту эта кажущаяся доброжелательность казалась мне особенно раздражающей.

Он сел на кресло у стола и сидел так какое-то время в молчании, поглядывая на меня. Потом, как бы случайно, взял в руку книгу так, чтобы наверху оказалась задняя сторона обложки, и протянул ее через стол мне. Я слышал, что авторы никогда не читают своих биографий. Видимо, это правда.

Если бы кто-нибудь минуту назад спросил меня, что находится на обложке моего романа, я не сумел бы ответить на этот вопрос – я говорю это совершенно искренне. Но в тот момент, когда я коснулся книги, я вспомнил все и мной овладело чувство бесповоротного, абсолютного поражения, не оставляющего места даже для самой слабой искры надежды. Я подумал только: "Это уже конец".

Я не мог оторвать глаз от обложки. Так вот откуда должна ударить молния! Мой собственный роман погубил меня. На задней стороне обложки была помещена фотография, а на ней – я и Анжелика. Мы стояли рядом, оба молодые, довольные собой, под развесистым деревом на территории университета в Клакстоне. Я припомнил все подробности, как был сделан этот снимок, словно это происходило вчера. Это я настоял, чтобы Анжелика сфотографировалась со мной. Я тогда так гордился ею! И вот она передо мной… На пальце Анжелики виден даже перстень с дельфином. А под снимком краткая биография, которую я некогда читал с таким наивным самодовольством, о чем потом совершенно забыл.

"Уильям Хардинг, молоди автор превосходного романа, – демобилизованный моряк; ему всего двадцать четыре года. Свой роман он написал сразу же после демобилизации во время учебы в университете в Клакстоне, штат Айова. Недавно он вступил в брак с мисс Анжеликой Робертс, дочерью профессора кафедры английской филологии упомянутого университета. Молодой писатель намерен вместе с женой провести год во Франции и Италии…".

Мне казалось, что голос лейтенанта Трэнта доносится до меня издалека, и я отрешенно констатировал, что голос этот так же мягок и дружелюбен, так же тих и деликатен, как всегда.

– Ваш роман оказался очень полезным, – говорил он. – Книга попала мне в руки, когда я возвращался из вашего офиса. А на обложке была фотография и фамилия. Я не могу приписать себе какой-либо заслуги. Мне просто посчастливилось. Подарок фортуны.

Я с трудом заставил себя смотреть ему в глаза.

– Вы ее отыскали?

– Было не трудно связаться с полицией в Клакстоне. – Трудно поверить, но лейтенант Трэнт продолжал улыбаться. – Откровенно говоря, мистер Хардинг, я удивлен и растерян, в чем готов вам признаться. Я слышал о разных формах потери памяти, но забыть фамилию своей жены… это явно редчайшее явление. Я, естественно, усомнился в ваших показаниях, мистер Хардинг. Я дал волю своей фантазии – готов признать, что это большой порок для работника полиции. Я всегда себе твержу, но если бы вы знали, как трудно было мне от этого излечиться! Простите меня…

Трэнт наклонился ко мне, взял книгу из моей руки и положил ее на стопку аккуратно сложенных бумаг.

– Не оставляет сомнений тот факт, что вы великолепно помнили, что девичья фамилия вашей первой жены – Робертс. Но, с другой стороны, вы ни на секунду не связывали ее с убийством Ламба. Вы не виделись с ней уже три года, не так ли? Вы предполагали, что она в Европе и не может иметь никакой связи с этим Ламбом!

Я смотрел на него, окончательно потеряв почву под ногами. Действительно ли эти слова слетают с его губ? Или он так безгранично глуп, как мне показалось в первую минуту? А может, это новый, утонченный, мерзкий прием, использованный для того, чтобы окончательно загнать меня в ловушку? Или он все же ошибается? Вероятность последнего была ничтожно мала, но я все равно отчаянно цеплялся за свой последний шанс и поэтому задал самый безразличный вопрос, какой смог придумать:

– Значит, вы ее обнаружили?

– Разумеется… Что может быть проще. Она находится у отца в Клакстоне. Полиция немедленно направила к ней сотрудника, а потом сообщила нам все по телефону. С той минуты вы перестали быть для меня загадкой, мистер Хардинг. Показания Анжелики Робертс – в той части, которая касается вас, – предельно очевидны. Она знала, что вы живете в Нью-Йорке, и согласилась, чтобы мистер Ламб пошел к вам со своим романом. Однако она потребовала от него обещания, что он ни словом не упомянет о ней. Даже позже, когда он начнет вращаться в кругу Коллингхемов, она не освободила его от этого обещания. Она заявила, что после разрыва ни разу не видела вас и никогда не пыталась с вами связаться. Она хотела, чтобы прошлое было погребено навсегда.

"Анжелика!" – подумал я. Мне казалась, что она совсем близко, как если бы она стояла рядом со мной в этой тесной келье Трэнта. Я, разумеется, понимал ее состояние, но не мог понять ее безумного, потрясающего великодушия. С той минуты, когда полиция арестовала ее в Клакстоне, Анжелика знала, что держит в своих руках мою судьбу. И повела игру так, чтобы для меня все сложилось самым выгодным образом. Вопреки рассудку, вопреки ее последним полным презрения словам, сказанным на перроне, она решила спасти меня, мою семейную жизнь… Анжелика! Я думал об этом с удивлением и чувствовал, что восхищаюсь ею.

Я снова взглянул на Трэнта, и в моем взгляде наверняка можно было прочесть страх за Анжелику.

– Значит, это она была вашей Анжеликой Робертс?

– О, да. Она призналась во всем. Что купила пистолет, что поссорилась с Ламбом, что он вышвырнул ее из квартиры и что она покинула Нью-Йорк на следующий день после убийства. Она призналась во всем.

Меня охватила странная тревога за Анжелику, намного более сильная, чем беспокойство за собственную безопасность.

– Но не в убийстве?

– О, нет! Это было бы слишком много, дорогой мистер Хардинг. Она показала, насколько мне известно, что мистер Ламб пришел к ней около одиннадцати часов ночи в день преступления и сказал, что она должна немедленно покинуть квартиру. Похоже, что он сам снял для нее это помещение, а тут вдруг заявил, что его приятель, хозяин квартиры, неожиданно вернулся из Мексики. Тогда она уложила чемодан и, так как ей некуда было податься, пошла в кино, а потом отправилась в отель. На следующий день она забрала свои остальные вещи и выехала в Клакстон.

Его лицо было очень серьезно, он явно сочувствовал мне.

– Я очень сожалею. Представляю, каким потрясением явилось для вас все это. После таких показаний полиция должна была задержать ее. Ее доставят сюда поездом – скорее всего уже сегодня вечером. Если она пожелает увидеться с вами, вы, разумеется, можете ее посетить.

– То есть… Эго значит, что она арестована?

Трэнт встал и протянул мне руку. Он всегда делал это в наименее подходящий момент. Внезапно я ощутил ненависть к нему за то, что он не хочет поступать так, как пристало настоящему полицейскому, за его ничем не объяснимое сочувствие, за то, что он никогда не использует свои преимущества… и даже за обыкновение становиться скорее на сторону клиента, чем на свою собственную. Ведь я реагировал на происходящее так, что у него нашлась бы тысяча причин догадаться, как глубоко я потрясен. Любой другой полицейский тут же начал бы меня допрашивать. Но не Трэнт. Этот человек не может поступать обычно и просто.

– Я немедленно дам вам знать, как только ее привезут. Я вам позвоню. Вы будете дома?

В этот вечер я должен был быть с Бетси на обеде у Коллингхемов, но я решил как-нибудь от этого открутиться.

– Да, – сказал я. – Я буду дома.

Трэнт снова улыбнулся мне.

– На вашем месте я не принимал бы так близко к сердцу все это. Ведь случается же и так, что кто-нибудь идет в кино один. Может быть, она действительно сказала правду. И если она сможет представить алиби, то, разумеется, будет немедленно освобождена.

Если сможет представить алиби! Это что, умышленно брошенный вызов? Может быть, он знает больше, чем говорит? Я чувствовал, что не в состоянии раскусить его. Постепенно я все глубже осознавал мое собственное положение. Оно было много хуже, чем мне показалось вначале. Потому что Анжелика, желая спасти меня, должна была принести в жертву себя. Единственное, что могло бы спасти ее, это алиби. Но одновременно ее алиби было гибелью для меня.

Лейтенант Трэнт продолжал протягивать мне руку. Я взглянул на нее и подумал, что должен немедленно сказать ему всю правду. Я не мог позволить Анжелике идти на столь безумный риск. Если я ему сейчас не скажу все, я все равно не смогу с этим жить…

Я уже открыл рот, но прежде чем я успел вымолвить слово, Трэнт сказал:

– Значит, я вам позвоню. Думаю, что это будет около десяти вечера.

Затем он сделал движение рукой в сторону двери, давая мне тем самым понять, что наш разговор закончен.