Текст книги "Смерть зверя с тонкой кожей"
Автор книги: Патрик Александер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
9.
Джоан Эбботт вышла из офиса в пять часов и немедленно обратила внимание на припаркованную рядом машину. Собственно, привлекает внимание всякий, паркующийся в Верхнем Холборне в час пик.
А ещё у этого всякого бывают персональные позывные, подумала она. А занимается он тем, что служит и защищает. Джоан разглядывала большого, тяжеловесного мужчину, облокотившегося на машину. Он выпрямился, подошёл и она обнаружила прямо перед собой пару глаз, выразительностью смахивающих на оцинкованное кровельное железо. В какой-то момент ей показалось, что они читают её невысказанные мысли.
– Миссис Эбботт?
– Да?
– Старший суперинтендант Шеппард, спецотдел, – он показал удостоверение, но она была слишком взволнована, чтобы присматриваться.
– Можно вас на два слова?
– О чём?
– О вашем муже.
– Бывшем муже. Мы в разводе.
Мало-помалу она приходила в себя.
– Я мог бы подвезти вас до дому. Поговорим по дороге.
– С удовольствием.
Она знала, что Ричарда там не будет. После обеда он позвонил ей из паба «Мэйфер» и сообщил, что с квартиры сняли наблюдение и он выходит. Кроме того, сказал, что перезвонит вечером, на случай, если снова придут из спецотдела и дал ей подробные инструкции.
От случайного прикосновения Шеппарда Джоан снова занервничала – такая в нём чувствовалась сила. Это была хватка хищника.
Шеппард усмехнулся. «Расколем голубушку на раз» прикинул он.
Он почти мурлыкал от удовольствия, открывая ей дверцу. Джоан села в машину и обнаружила у противоположной двери женщину в чёрном костюме-двойке. Следом влез Шеппард, разом сдавив Джоан между собой и женщиной.
– Сержант Беттс, детектив, – представил он. Женщина улыбнулась продемонстрировав много больших зубов и глаза-щёлочки. Под этим вглядом Джоан Эбботт вновь занервничала. Ей не нравилось прижиматься к этой женщине – крупной и ширококостной. Между этими двумя она чувствовала себя маленькой, хрупкой и беспомощной.
Водителя не представляли. Она могла видеть только его затылок.
– Теперь, – сказал Шеппард, – известно ли вам, что Ричард Эбботт в Англии?
– Да. От Фрэнка Смита.
– Он пытался связаться с вами каким-либо образом?
– Может быть и пытался. Во всяком случае, у него не получилось.
– Известно ли вам, что его разыскивают?
– За что?
– Вопрос государственной безопасности.
Разговор плавно переходил в допрос, к тому же глупый и бесцельный. Она начала закипать.
– Мог бы я задать вам вопрос личного плана?
– Сколько угодно. Не стала бы, правда, слишком расчитывать на ответы.
«Нахалка», – подумал Шеппард, а вслух спросил:
– Вы всё ещё любите его?
– Любовь, суперинтендант…или мне следует называть вас старшим суперинтендантом? – это слово, в которое каждый вкладывает иной смысл. Что подразумеваете вы?
– Говорю, предоставили бы вы ему убежище?
– А разве он преступник? Стала бы я укрывать преступника?
Машина резко повернула, сержанта Беттс кинуло на Джоан. Острый локоть сержанта глубоко вонзился ей в правую грудь.
– Ох, извините, – сказала Беттс, – я вас не ушибла?
Джоан была уверена, что это – случайность, но извинения и настойчивые расспросы начинали беспокоить её. Она почти убедила себя, что это не случайность, потом отмела – как полный бред.
Остановились под окнами её дома.
– Спасибо, что подвезли, суперинтендант, – сказала она, выбираясь из машины.
– Не стоит благодарности, – ответил Шеппард, – Зайдём, не возражаете?
– Это зачем?
– Ещё несколько вопросов, – он осклабился, – ну и осмотримся чуток.
– Вы же уже обыскивали дом.
– Повторить никогда не вредно.
– А ордер?
– Ну, если вам угодно…
Он предъявил требуемую бумагу и дал прочитать. По спине пробежал холодок, буквы расплывались… Нервы. Надо держать себя в руках. Ордер она вернула непрочитанным. Ей вспомнилась его железная хватка и ощущение беспомощности накатило с новой силой.
Выбравшись наружу, она заметила ещё одну машину позади ихней. Из неё вылезли четверо в штатском.
– Ещё несколько моих людей, – представил Шеппард, – осмотрят квартиру. Не волнуйтесь, они очень воспитанные ребята.
Они осмотрели. Очень профессионально. Уже через пару минут один из них вернулся с охапкой грязных лохмотьев.
– Обнаружили за бойлером, на кухне.
Шеппард покрутил носом.
– Их и отсюда можно было унюхать, – он принюхался ещё раз, – Денатурат. И не только.
Он повернулся к Джоан:
– Странные вещи держит в доме наша прекрасная леди.
Подождал ответа, но Джоан просто не могла говорить. Все мышцы напряглись, закаменело лицо, перехватило горло, сердце гулко стучало в груди. Она не могла заставить себя поднять глаза.
– Мусорщика ждали, полагаю? Чтоб – концы на свалку?
Она всё ещё молчала, не в силах оторвать глаз от кучи лохмотьев – старых, рваных, дурнопахнущих, вопиюще неуместных здесь и даже чем-то жалких. Они символизировали собой накатившую на неё безнадёжность. «Вот он, удел, человеческий».
– Разучились говорить, да? – участливо поинтересовался Шеппард. Чем мягче становился его голос, тем страшнее становилось ей. И ещё улыбалась эта женщина, Беттс. Большие зубы, глаза-щёлочки и рот – как порез от бритвы.
– Теперь. Эти тряпки – одежда бомжа, – он повернулся к одному из штатских, – Кроссли, вы дежурили в ту ночь. У вас были проблемы с бомжами?
Кроссли рассказал о драке бомжей, и как разбежались остальные. Шеппард слушал молча, иногда кивая.
– А тот, который забежал во двор, вы заметили – куда именно?
– Ну, там есть проход на соседнюю улицу, он должно быть ушёл по нему.
– Вы видели его?
– Нет, но…
– А кто-нибудь видел?
– Нет, но он ведь удирал. Бежал, как будто за ним черти гнались.
– А знаете куда? Мимо вашего прохода, наверх по пожарной леснице и прямиком в эту квартиру. И никакой это был не бомж, а Ричард, чёрт бы его побрал, Эбботт.
– Нет, – сказала Джоан и сама удивилась, как громко прозвучал её голос.
– Нет?
– Нет.
– Значит, я ошибаюсь, – легко согласился Шеппард, – тогда вы конечно объясните, как эти тряпки очутились здесь.
– Ну, просто у нас тут была вечеринка с переодеванием, – неуверенно начала она, – и один из гостей…
Она запнулась.
– Пришёл, переодевшись бомжом?
– Да, именно так.
– И ушёл потом в чём мать родила, затолкав одежду за бойлер?
– Нет…ну, понимаете…
Опять запнулась. Паника поднималась в ней, как живое существо, сдавливая горло.
Шеппард встал и посмотрел на Джоан сверху вниз. Внезапно он сгрёб её в охапку и рывком вздёрнул на ноги.
– Лживая сучка! – грянул он.
– Эбботт был здесь, да? – Шеппард резко встряхнул её.
– Был? – ещё встряска.
– БЫЛ?! – ей показалось, что сейчас отлетит голова. Он швырнул её обратно на стул.
– Отвечай мне тут, ты, сучка, не то займусь тобой всерьёз!
Ей не хватало воздуха – настолько, что не могла произнести ни слова. А Беттс улыбалась ей.
– Нет, – выдохнула она, когда наконец удалось отдышаться, – Его здесь не было.
Она ещё не закончила говорить, как он снова встряхнул её и толкнул обратно на стул.
– Поедешь с нами в Ярд.
– На каком основании? – её голос дрожал, но она нашла силы произнести это.
– Укрывательство беглого преступника.
– Откуда мне знать, что его разыскивают?
– Не говоря уж об участии в заговоре, препятствовании полиции и прочих статьях Закона о государственной тайне.
– Я вам не верю.
Сержант Беттс сжала её плечо с такой неженской силой, что она едва не вскрикнула.
– Не надо спорить с суперинтендантом, дорогая.
Ей нужно время. Нужно дождаться звонка Ричарда, предупредить его. Нужно что-нибудь придумать…
– Послушайте, – сказала она, – Я только что из офиса. Мне нужно принять ванну. И переодеться.
Шеппард уже собрался высказаться – коротко и содержательно – но перехватил невозмутимый взгляд сержанта Беттс и ответил таким же невозмутимым взглядом. Они поняли друг друга без слов – как умеют только люди, проработавшие плечом к плечу уже много лет.
Шеппард улыбнулся:
– Разумеется, разумеется. Куда спешить?
Джоан этот обмен взглядами заметила, но не поняла. Она чувствовала огромное облегчение, почти ликование. Ей казалось, она победила.
– Пойду переоденусь.
– Одно «но», – уточнил Шеппард, – Сержант Беттс пройдёт с вами.
И уже обращаясь к Беттс:
–К окнам её не подпускайте. Не хочу, чтобы она подала сигнал или ещё чего-нибудь отколола.
Джоан хотела возразить, но передумала. Какое это имеет значение? Она всё равно победила.
В сопровождении сержанта она прошла в спальню и разделась, оставшись только в трусиках и бра. Она бы разделась и совсем, но что-то во взгляде Беттс смутило её.
Она зашла в ванную и начала купаться. Беттс стояла, прислонившись к дверному косяку – высокая, угловатая – и посматривала на неё своими маленькими глазками, ничего не упускающими из виду.
– А у тебя ладная фигурка, дорогая. Чуток пухленькая, ну да там, где надо.
Джоан, собиравшаяся тянуть время, вдруг обнаружила, что начинает торопиться. Хотелось выбраться из этой тесной комнаты и отделаться от давящего присутствия другой женщины.
Она быстро вытерлась, припудрила плечи. Потом вдруг почувствовала, что женщина стоит позади неё, почти вплотную. Оглянулась. Сержант возвышалась над ней, и была ненамного ниже Шеппарда.
Не паниковать, сказала Джоан сама себе. Спокойно. В конце концов, мы в Англии.
– Вы могли бы чуть подвинуться? – спросить получилось почти спокойно, вот только голос подрагивает и грозит сорваться.
Беттс наклонилась к её обнажённому плечу и осторожно обнюхала его.
– Очень сексуально, дорогая, – промурлыкала она, принюхиваясь ещё раз, – М-м, очень сексуально…
– Вы не могли отодвинуться?…пожалуйста, – голос дрожал уже вполне ощутимо.
Женщина не сдвинулась с места. Точнее сдвинулась – прижавшись ещё теснее. Джоан чувствовала на себе её горячее дыхание, её ладони. Она закричала. Прикосновение было – как шок. Женщина уже откровенно положила руки ей на плечи.
– Нехорошо кричать, дорогая. Никто не придёт. И уж точно не ОН.
Её хватка усилилась. Сила этой женщины была чудовищной. Джоан пыталась сопротивляться, но чувствовала, что сопротивление слабеет. И снова парализующее чувство своей беспомощности. Наверное, так чувствуют себя в шоке. Реальность уплывала.
– Ему нужно, чтобы ты заговорила. А как я этого добьюсь – безразлично. И если это поможет поймать Ричарда Эбботта, он не станет возражать, даже если я, дорогая, изнасилую тебя бутылкой.
Женщина крутанула её к себе, как волчок. Длинное лицо, большие зубы, крохотные глазки – она надвигалась всё ближе. Джоан могла видеть волоски на её тонкой верхней губе, угри на носу, вдыхать горячее прокуренное дыхание, ощущать хватку больших рук.
Внезапно она ощутила острую боль в левой груди – будто её сжали тисками.
Старший суперинтендант Шеппард услышал её крик из гостиной. Она пулей выскочила из спальни и кинулась прямо к нему. Непонятно только, отчего она кричала – от страха или истерического хохота.
Шеппард усадил её и влепил пощёчину. Старое доброе средство. Сработало. Ну, более или менее.
Беттс вошла следом и встала над ней. Когда Джоан увидела её, губы у неё затряслись, и всю её затрясло мелкой дрожью.
– Отведите её обратно в спальню, – сказал Шеппард, – и дайте одеться.
– Нет, – выдохнула Джоан, – нет! Не хочу оставаться с ней! Это садистка, лесбиянка…
– Лесбиянка? Сержант Беттс – лесбиянка? Она замужняя женщина, жена и мать.
– Женщина? – Джоан снова скрутил приступ хохота, – если она женщина, то я… О, Боже!
– Истерика, – пожала плечами Беттс, – давайте отведём её в ванную.
– Нет, пожалуйста, нет! – на сей раз в её вопле не было и намёка на смех.
Шеппард крепко взял её под одну руку, Беттс – под другую, и они вместе приволокли её в ванную
– Оденьте её, – распорядился Шеппард.
– С удовольствием.
Женщина по-прежнему крепко удерживала её. Шеппард двинулся к выходу.
– Не уходите, пожалуйста, – молила Джоан, пожалуйста.
Она боролась бессильно, неуклюже, как муха в паутине.
– Я не могу допустить, чтобы леди одевалась в моём присутствии.
– Не беспокойтесь об этом, я оденусь при вас, не беспокойтесь, пожалуйста.
– Миссисс Эбботт, – Шеппард выглядел шокированным, – я нахожу ваше поведение непристойным. Не так ли, сержант?
– В высшей степени, суперинтендант.
– Я запру дверь, хорошо, сержант? На случай, если она попытается сбежать ещё раз.
Джоан пыталась что-то сказать, но получались только рыдания.
– Совсем взмокла. Я искупаю её. Стоит её искупать?
– Неплохая идея, – одобрил Шеппард, поворачиваясь к двери. Беттс улыбнулась.
– Увидишь, дорогая, как я умею обращаться с мылом.
– Я…я расскажу…о Ричарде, – всхлипывая выдавила Джоан.
Она была сломлена. Она сделала всё, что могла, но теперь она сломалась. Вообще-то продержалась она дольше, чем можно было ожидать от любого с её темпераментом. Она ничего не знала о методах допроса и технике сопротивления. Она была просто дилетантом, быстро сломанным двумя профессионалами. Не было у неё никаких шансов. Позже она может придти в себя, пытаться что-нибудь исправить, но теперь она сломлена.
Беттс накинула ей на плечи халат, усадила на кровать и налила крепкого виски. Она была аккуратна и невозмутима, как и подобает почтенной женщине, жене и матери. Трудно было поверить, что это – тот же человек.
От виски Джоан стало лучше. Она уже не дрожала, лишь время от времени вздрагивала.
Под вопросами Шеппарда она признала, что Эбботт оставался тут прошлой ночью. Рассказала про бомжей, как Ричард подпоил их, поменялся одеждой, привёл под окна и затеял драку.
– Умно, – сказал Шеппард, – очень умно. Подождать, пока мы обыщем квартиру и установим наблюдение, потом проскользнуть у нас под носом, – он обернулся к Беттс, – Предполагая, что обыскивать по второму разу мы не станем. Мне это нравится. Ох, как же мне это нравится.
– Вас он в расчёт не принял, не так ли?
Беттс улыбалась ему. Ресницы подрагивали. Пытается казаться скромницей. Пытается даже сделать невозможное: прикрыть прокуренные рояльные клавиши, по недоразумению названные зубами, продолжая при этом улыбаться. Флиртовать пытается, Боже мой. Может быть, лесбиянка – это тоже только роль? Мысль успокоительная, но вот вопрос – насколько достоверно она собиралась играть?
«Чересчур», – подумала Джоан, «Для меня – чересчур». Или может это только способ оправдаться?
– Он рассказывал вам о своих планах?
– Нет.
Она говорила правду, и Шеппард это понял.
– Когда он вышел?
– Не знаю. Он позвонил после обеда из какого-то паба и сказал, что за квартирой больше не следят.
– Ему это показалось подозрительным?
– Немного. Он говорил, что сегодня – слишком рано.
– Когда он возвращается?
– Вечером. Он сказал, что позвонит и предупредит.
– На этот телефон?
– На автомат внизу.
– Всё учёл, а? Конечно, надо же ему проверить, что всё чисто.
Джоан опустила голову.
– Надо?
– Да, – ответила она.
– А ты ему скажешь, что всё чисто. Скажешь?
Они с Беттс нависали над ней, буравя её взглядами.
– Скажешь?
Она беспомощно кивнула, стараясь не смотреть на них. Беттс взяла её за подбородок и повернула лицом к себе.
– Отвечай суперинтенданту, дорогая. Скажи «да».
– Да.
Беттс убрала руку и голова Джоан снова поникла, как у сломаной куклы.
Они вышли в гостинную, чтобы дать ей одеться.
– Он наш, – сказал Шеппард, – теперь он наш.
Лицо его сияло от удовольствия. Как чуть раньше и Джоан, он чувствовал себя победителем.
* * *
Каждый день его выгоняли на прогулку, и солнечный свет был – как удар в лицо. Он зажмуривался заранее, но солнце резало глаза не хуже ножа и сквозь закрытые веки.
Его гоняли по залитому палящим солнце двору минут десять. В сущности – ещё одна форма пытки. Каждый раз он был счастлив вернуться в сумрак своей камеры.
Недели через три (как он предполагал) ему удалось подобрать во дворе гвоздь. Теперь можно было вести счёт дням. Он даже нацарапал на полу шахматную доску и играл сам с собой воображаемыми фигурами.
Надо было занять себя, занять свой разум… Разум… Иногда он казался ему тёмной равниной, уходящей в бесконечность.
10.
У Фрэнка Смита выдался тяжёлый день. После ночи без сна и утра с Нджалой, Фрэнк собирался на пару часов исчезнуть домой, поваляться, послушать музыку.
Но день принёс новые проблемы. Не слишком серьёзные, но неприятные для усталого человека, мечтающего отдохнуть.
Произошла утечка. Скорее всего, через пресс-службу отеля. Стало известно о внезапном усилении охраны Нджалы и его скором отъезде за город. Пресса жаждала информации. Журналисты обратились в Скотленд-Ярд и Министерство обороны, но получили только сухие отговорки. Учуяв сенсацию, они попробовали прозондировать МИД.
Там им вначале скормили официальное заявление (шедевр невнятицы даже по мидовским меркам), потом послали срочную записку Фрэнку Смиту. Тот мог (а вообще-то был и обязан) разобраться с ней сам, но предпочёл переправить министру. Пусть почувствует, как зарабатываются чёртовы деньги.
Мелкая пакость, но и чувствовал себя Фрэнк Смит пакостно. День выдался такой тяжёлый.
Он позвонил всё тому же возомнившему секретаришке и получил раздражённый ответ, что министр занят. Это стало последней каплей.
– Хочешь сказать, – Фрэнк Смит изобразил голосом искреннее изумление, – он ещё не кончил трахать ту чёрную сучку из Фалхэма? Он вообще, как, вылезает из своего гнёздышка?
Это, судя по всему, вышибло из секретаря дух – в трубке слышалось только придушенное клокотание.
Фрэнк положил трубку и от души расхохотался. Настроение поднималось на глазах.
Потом позвонил в МИД и предложил провести пресс-конференцию, где он сделает заявление и ответит на вопросы.
Конференция прошла гладко, да и заявление получилось довольно правдоподобным. Поступила информация, что этими весной-летом ИРА планнирует похищения и убийства высокопоставленных особ, посещающих Великобританию. Информация, конечно, непроверенная, слухи, можно сказать, но… Фрэнк Смит развёл руками. Похищение Хэрремы, помните?
– А почему Нджала уезжает из Лондона?
– Чтобы встретиться с другом.
– Какого рода другом? – поинтересовался кто-то из присутствующих под дружный мужской хохот. Единственная на весь зал журналистка возмущённо фыркнула.
Вечерняя Уайтхолл смывала накопившуюся одурь. Был последний день апреля. За ночь погода сменилась. С подозрительной поспешностью она перешла от холодной и дождливой к солнечной и тёплой. Фрэнк попытался вспомнить ту строчку из Шекспира, об изменчивости апрельского дня. Пахло грозой и это немного беспокоило его.
Машина уже ждала. Он сказал водителю ехать домой. На Мэлл он открыл окно. Влажно блестела зелень, девушки оделись в летние платья. Расцвели в одну ночь, как цветы после дождя. Чудо, которое не устаёшь видеть каждый год. Там бедро, тут грудь или локон – Смит откинулся на сиденье и улыбнулся, вспомнив Джоан Эбботт и её очаровательные округлости. Наверное, не стоило принимать всерьёз её «нет». Женщины всегда говорят одно, а хотят другого. Беда в том (это кроме вины перед Ричардом), что он побаивался женщин. Любил их, хотел, но – побаивался. Разумеется, физиология время от времени брала своё, но отношения выходили недолгими. Как и многие другие, Смит боялся привязанности. Неудивительно, что он до сих пор сидит в холостяках.
Фрэнк всё ещё думал о Джоан, когда машина свернула с Сент-Джеймс-стрит на Пикадилли. Возле отеля «Ритц» он заорал «Тормози!» и выскочил наружу в уверенности, что видел Эбботта. Вернулся красный и запыхавшийся. Господи, да я совсем не в форме – пришло в голову.
Они медленно двигались по Пикадилли. Фрэнк вглядывался в толпы пешеходов, уже не обращая внимания на девушек и всё ещё продолжая разыскивать Эббота. Хоть и понимал, что это нелепо.
Он продолжал думать об Эбботте. Уже у Куинс-Гейт, на самом подъезде к дому, он попросил водителя вернуться в офис. Ему вдруг захотелось ещё раз прослушать ту запись. Быть может, упущена какая-то мелочь, зацепка. Что-нибудь.
…Он прокручивал запись снова и снова. Ничего нового. Голос Эбботта звучал так же, как всегда: спокойный и уравновешенный. Фрэнк позвал Элис, но время шло за пять и она спешила домой – принять душ и заняться домашними делами.
– Извини, что задерживаю.
– Ничего страшного, – ответила она, по обыкновению опустив глаза.
На Элис тоже было летнее платье, и когда она наклонилась к магнитофону (вообще-то мысли её блуждали где-то возле очень недурной пары джинсов в обтяжку), стала видна дорожка между двух холмиков – там, где кончалась шея.
Фрэнка кинуло в жар, он попытался смотреть в сторону.
Она была привлекательна. Это удивило его (он находил её привлекательной каждый год – примерно на полчаса – и каждый раз удивлялся).
Он прислушался к её голосу из магнитофона и удивился ещё раз – силу чувств в нём.
– Он на самом деле тебе нравился? – спросил Фрэнк, выключая запись.
– Да, – ответила она, не поднимая глаз.
Смит хотел спросить ещё что-то, но не решился. Помешала обычная застенчивость.
– Поздно уже. Я подброшу тебя до дому.
В машине его не оставляло ощущение, что стоило бы узнать побольше о ней и Эбботте. Может из-за странного весеннего настроения, может – тёплый весенний вечер, близость женского тела, внезапно прорвавшийся запах женщины.
– Он приглашал тебя с собой?
– Ричард? Несколько раз. Когда у него открывался свободный вечер.
– Он не говорил чего-нибудь…м-м-м…что может помочь нам? Хочу сказать…чего-нибудь…странного?
Честно говоря, он сам не знал, что хочет сказать.
– Мне он всегда казался совершенно нормальным.
– О чём вы говорили?
– Не знаю. Ничего такого. Нет, не помню.
До Холланд-парк-роуд ехали в молчании.
– Ты когда-нибудь…
Он запнулся. Опять чёртова застенчивость.
– У тебя было что-нибудь с ним?
Элис удивлённо посмотрела на него:
– Нет, – она улыбнулась. Ложь далась с легкостью, удивившей её саму. Её с детства учили быть вежливой и правдивой.
– А если и было?…
– Ну, может, ты бы узнала бы что-нибудь, чего мы не знаем.
Элис горько рассмеялась:
– Точно. Узнала бы. Надеюсь, узнала бы.
– Извини. Я имел в виду…я хотел сказать, – Фрэнк почувствовал, что краснеет, – Забудь.
Машина остановилась. Элис поблагодарила его и вышла.
– Никогда в голову не приходило, – обернулась она, перед тем как исчезнуть в подъезде.
Ножки у девочки – это что-то, в который раз подумал Смит.
Если Смит думал о женщинах, то Элис мечтала наконец оказаться дома и пропеть тонким голоском: «Мама дома, Солли. Мама дома».
Соломоном звали канарейку – Элис она напоминала старого, мудрого еврея. И хоть пела канарейка нечасто, но делала это с большим чувством. Песнь Соломонова.
К моменту, когда Фрэнк добрался до дому, беспокойство, мучавшее его весь день, стало ослабевать. Просторные комнаты, изящество тщательно подобранной дорогой мебели, комфорт, тишина, свет, льющийся из высоких окон – всё тут успокаивало и смывало накопившееся за день напряжение.
Он облегчённо вздохнул, положил чемоданчик и прошёл в гостинную. Где пережил сильнейшее потрясение.
В его любимом кресле, лицом к двери удобно расположился Ричард Эбботт – собственной персоной.
– Я же говорил, что свяжусь с тобой.
Фрэнк с трудом верил своим глазам, но ошибиться было невозможно: то же лицо – костистое, с квадратным подбородком – разве что глубже ушли глаза, сильнее впали щёки. И голос – тот же голос – moderato, с лёгкой хрипотцой.
Смит не знал, о чём говорить и что делать. Особенно – что делать. А делать что-то требовалось срочно. Бросил взгляд на телефон – чудесно переместившийся поближе к Эбботту.
– Пожалуйста, Фрэнк, – Эбботт покачал головой, – не надо спешки.
Его пиджак распахнулся, демонстрируя пистолет в подмышечной кобуре.
– Профилактика – не всегда лучшее лекарство.
– Ты убьёшь меня? – Фрэнк Смит наконец обрёл дар речи, – ты в самом деле будешь стрелять в меня?
Эбботт задумался.
– Нет, – наконец объявил он, – если даже дойдёт до этого – не думаю, что смогу.
Его рот искривился в лёгком намёке на улыбку:
– Впрочем, не хотелось бы ошибиться.
– А если я попытаюсь уйти? Или воспользоваться телефоном?
– Придётся воспрепятствовать. В конце концов, я младше и в лучшей форме. Я даже ещё помню кой-какие уроки рукопашного боя сержанта Эванса. А ты?
– Я? Я помню кое-какие твои уроки. Например, что добрый удар по яйцам стоит всего китайского Кунг-Фу.
Мужчины заулыбались, вспомнив прошлое и старую дружбу. Потом они вернулись к реальности – на самую грань войны.
– Чего ты хочешь, Ричард, денег?
– Нет.
– У тебя что, есть деньги? – Смит выглядел удивлённым.
– Пара шиллингов.
– Да…а выпить?
– Может быть позже.
– Кофе?
– Нет, спасибо.
– Перекусить? Есть сэндвичи.
– Кончай ты это, Фрэнк.
– Что?
– Метод исключения. Старо, как мир. У него нет денег – значит исключается гостиница. Значит, живёт он либо на улице, либо у друзей. Он выбрит и не голоден – следовательно живёт не на улице.
– Значит, у друзей?
– Расскажу непременно. Прямо сейчас.
– Но ты уже рассказал. Метод исключения…
– Осталось всего лишь исключить заведомые неточности.
Двое молча смотрели друг на друга. Потом Смит решил, что разговор зашёл в тупик.
– Ричард, так чего ты хочешь?
– Поговорить.
– Такой риск, просто, чтобы поговорить?
Эбботт пожал плечами:
– Хотелось, чтобы ты знал. Мы же были друзьями, в конце концов…
– Мы и сейчас друзья, не так?
– …Или хотя бы доказать, что я не настолько рехнулся, как, несомненно полагают чёртовы политики и Департамент.
– А это имеет значение?
– Имеет значение то, что думаешь ты.
Смит не видел ни малейшего намёка на безумие или хотя бы неуравновешенность, но внешность может быть обманчива. Он был уверен только в одном: Эбботт пришёл сюда не для того, чтобы доказывать что-либо.
– Значит, ты вернулся, чтобы отомстить?
– Отомстить? – теперь удивлённым выглядел уже Эбботт, – нет, больше. Намного больше, – он помолчал, – Мне дали задание. Я собираюсь выполнить его.
– Ты с ума сошёл.
– Как бы то ни было, но если бы я хотел отомстить, то мстил бы Департаменту, – он опять помолчал, пристально смотря на Смита, – Меня сдали.
Смит порывисто выдохнул. Была его очередь выглядеть удивлённым. Он надеялся, что получится убедительно.
– Тебя сдали? Департамент? О чём ты говоришь? Тебя сдали местные контакты.
Губы Эбботта снова искривились.
– Вот значит какую историю они запустили по Департаменту.
– Историю?
– Местные могли сдать меня только по прямому приказу из Лондона.
– Что ты имеешь в виду?
– Местные и не догадывались о моём существовании. Пока им не сообщил Лондон.
– Хочешь сказать, ты не выходил на связь с ними? Несмотря на приказ?
Эбботт снова скривился:
– Я никогда не выполняю приказов автоматически. Предпочитаю вначале обдумывать. Ещё в самолёте я решил действовать в одиночку. Может и сложнее, зато безопаснее.
– Хорошо. Но зачем Лондону понадобилось сдавать тебя? Да ещё Нджале Всея Народа?
– Потому что за минуту до того, как я собираюсь всадить пулю в этого сукина сына, Лондон заключает с ним сделку. Нефть, уран и Бог знает что ещё. И он моментально превращается в нашего сердечного друга. Так что надо останавливать всё и всех. И разумеется Ричарда Эбботта.
– Это только предположения.
– Но остановить меня Лондон не может, потому как не имеет ни малейшего представления, где я нахожусь. И тогда вы посылаете сообщение местным контактам…
– Я такого не делал.
– Не ты лично, Фрэнк. Контролер. Или кто-то выше.
Фрэнк Смит решительно мотнул головой:
– Я был твоим координатором. Любые сообщения шли через меня.
На сей раз Эбботт улыбнулся по-настоящему. Улыбка вышла бледной и грустной.
– Нет, Фрэнк, таких сообщений через друзей не посылают.
– Каких?
– Сообщений, которые наверняка останавливают кого угодно. Например, меня.
– Ричард, ты говоришь загадками.
– Другими словами, если местные контакты не находят меня к определённому времени – а они естественно не находят – им следует сделать анонимный звонок в полицию Нджалы, – опять бледная печальная улыбка, – сдали меня основательно. Засветили весь маршрут из Лондона.
– Это догадки, Ричард, только твои догадки.
– Но чертовски правдоподобные, согласись?
Даже чересчур, – подумал Фрэнк Смит. Слишком хорошо согласующиеся с его собственными. Он просто не мог принять их – тогда разваливался последний из священных устоев веры: что Государством, при всех его недостатках, управляют Честные Парни, а значит, всё в порядке. Несмотря на весь свой ум и скептицизм, он предпочитал вытеснять такие мысли куда-то на обочину сознания. Как бы то ни было, у Эбботта нет ни единого свидетеля.
– Как бы то ни было, у тебя нет ни единого свидетеля.
– Эти самые местные контакты. Могли быть отличными свидетелями – если бы не были столь убедительно мертвы.
– Послушай, согласен, здесь много случайностей, много совпадений, много загадочного, я бы сказал даже подозрительного, если тебе так нравится…
– Чертовски подозрительного. И мне не нравится.
– И всё-таки – ни единого свидетеля, ни единого факта.
– О, фактов предостаточно – если вспомнить всю историю. Но тебе известна только часть. Которую ты к тому же скорее всего подзабыл.
– Я помню, какая прорва времени понадобилась, чтобы убедить тебя взяться за эту работу.
– А чего вы ждали? Я же не наёмный стрелок – безотказный ствол и полное отсутствие воображения. Таких вы могли спокойно нанимать за пару тысяч фунтов где-нибудь в Каракасе или Маракаибо. С эсэсовской татуировкой на левой руке.
– Департамент не нанимает военных преступников, чтобы…
Смит осёкся.
– …Чтобы совершать убийства. Только честных парней – так?
Эбботт невесело расхохотался:
– О tempora, о mores! Ты ещё помнишь что-нибудь из оперативного плана?
– Не слишком много. Большинство деталей оставлялись на твоё усмотрение. Помню, что ты планнировал операцию на День Независимости.
Эбботт кивнул.
– Его День. День, когда он принимает парад на площади своего имени. Украшенный, как рождественская ёлка. Потом совершает путешествие по реке, и толпы, не попавшие на площадь могут приветствовать его с берегов и кидать в воду цветы. День королевского величия и народной любви.
Эбботт скупо улыбнулся.
– Хороший день, чтобы убить его, – он встал и подошёл к окну, – впрочем, чтобы убить его, хорош любой день.
Он внимательно осматривал улицу внизу, крыши и дома напротив.
– Думаешь, место под наблюдением? – улыбнулся Смит.
– Привычка. Машинальное. Почти рефлекс.
Эбботт повернулся к нему, но садиться не стал. Было в этой небрежной настороженности что-то зверинное.
– Я прекрасно приготовился. Снял квартиру на третьем этаже, с видом на излучину реки. С какой бы стороны не шло судно, примерно двадцать секунд оно бы представляло отличную фронтальную мишень. Всё, что от меня требовалось – навести Лезервудовский прицел на его большое чёрное сердце и плавно нажать на спусковой крючок. Пустяковое дело.
Фрэнк Смит на секунду задумался:
– Ричард, теперь, постфактум…ты уверен, что всё шло нормально?
Эбботт покачал головой.
– Никаких происшествий. Я поехал туда, чтобы работать – и работал. И никто не докажет обратного.
