355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Патрик Александер » Смерть зверя с тонкой кожей » Текст книги (страница 4)
Смерть зверя с тонкой кожей
  • Текст добавлен: 7 сентября 2016, 00:23

Текст книги "Смерть зверя с тонкой кожей"


Автор книги: Патрик Александер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Она протянула ему десять фунтов.

– В перерыве зайду в банк, – тут ей пришло в голову: – А почему ты не сходишь в банк к себе?

Он объяснил.

– Но я дам тебе письмо к своему агенту. У него моя доверенность.

– Хорошо, – узнав, что он не остаётся, она поскучнела, – я вернусь поздно.

У самой двери она обернулась:

– Со мной теперь куда легче, чем раньше.

Ещё один симптом отчаяния. Что можно было ей сказать? Неправда, что неправда – всегда неправда. Иногда неправда – единственный выход. А иногда – ещё и самый милосердный.

– Когда я разберусь с делами, мы поговорим об этом.

Он ответил на незаданный вопрос, повисший в воздухе. Да и в любом случае, требовалась помощь Джоан, а такая ложь удовлетворила её. Она посветлела лицом, улыбнулась и пошла одеваться.

О'кэй, у неё не слишком много шансов узнать правду. Разве что всё пойдёт не так, как он себе представляет.

8.

К девяти, после отчаянного отчёта Смита, уговаривать Нджалу отправились Контролер и министр.

Контролер повторил доводы Смита, напирая на ненадёжность отеля и необходимость переезда в безопасное место.

– Это на самом деле необходимо, Ваше Превосходительство. Если даже министр Её Величества считает, что ситуация требует его присутствия…

Нджала поднял ладонь:

– Джентльмены, я польщён вашей заботой, – тонкая улыбка, – если конечно это не часть сговора, с целью спустить цены на нефть.

Улыбка Контролера получилась несколько принуждённой:

– Занятно, Ваше Превосходительство, весьма занятно.

– Однако же, мистер Смит не преуспел, не преуспели и вы. Кто будет следующим? Премьер-министр? Или даже сама королева?

– В таком случае, – ответил министр, – я буду вынужден настаивать на необходимости следовать нашим рекоммендациям.

Лёд в его голосе был строго дозирован.

– Наставайте, сколько вашей душе угодно, министр, но я здесь, здесь и останусь.

Льда в тоне Нджалы было не меньше.

– При всём моём уважении, – сказал Контролер, – полагаю, Ваше Превосходительство недооценивает опасность, которую представляет этот человек.

Нджала пожал плечами:

– Отчего же? Вам сообщили, что он намерен убить меня. И что он в Лондоне. Кто-нибудь видел его? Говорил с ним?

– Ну, нет, но…

– Другими словами, уверены ли вы, что вас э-э…не ввели в заблуждение? Слухи. Сплетни.

– Абсолютно уверен, Ваше Превосходительство.

– Вы ведь знаете, как оно бывает, особенно в спецслужбах. Русский траулер пришвартовывается в Гулле, и MI5 посылает пару человек присмотреть за судном. Русские обнаруживают слежку и выставляют контрнаблюдение. Это подтверждает подозрения MI5, и она подтягивает новые силы. В конце концов обе стороны оказываются вовлечены в полномасштабную спецоперацию. Зачем? Что они пытаются доказать? Только собственную необходимость. И необходимость средств, которые они бесконтрольно тратят на свои игры.

– Ваше Превосходительство, – Контролер начинал понимать Смита, – У нас есть все основания полагать…

Его перебил появившийся в дверях Смит:

– Прошу прощения, Ваше Превосходительство, – он тихо сообщил что-то Контролеру. Тот кивнул, мрачно усмехнулся и повернулся к Нджале:

– Этот…парень, о котором мы говорим… Он уже знает что вы в отеле.

Он собирался сказать не «парень», а «убийца», но решил, что это прозвучит мелодраматично и не по-английски.

– Каким образом? – спросил не до конца проснувшийся министр. Появление Смита вырвало его из чрезвычайно приятного сна, главным действующим лицом которого была чернокожая красотка из Фалхэма.

– Он обзвонил большие отели с просьбой соединить его с Его Превосходительством.

– Отчего вы уверены, что это он?

– Мы отслеживаем все звонки Его Превосходительству. Его попросили подождать на коммуникаторе, потом трубку взял я и спросил, кого он ищет. Он ответил «Полковника Нджалу», после чего произнёс то же по буквам. Когда попросил его представиться, он положил трубку. Но я совершенно уверен, что узнал его голос. И, я проверил, та же история и в других отелях.

– Какого дьявола нельзя было предупредить их, что в отеле нет никого с таким именем?!

– И блокировать все официальные звонки, министр?

– Не говоря уж о неофициальных, – добавил Нджала.

– Извиняюсь. Не подумал, – министр снова погрузился в дремоту.

– Быть может теперь Его Превосходительству будет легче осознать серьёзность положения. И опасность, – сказал Контролер, – если он смог найти вас, как…

Он пожал плечами.

Нджала внезапно устал спорить:

– Да, да, я понимаю.

– И вы переедете за город?

Нджала, пристально разглядывавший Фрэнка Смита, вдруг заметил:

– Мистер Смит – проницательный человек.

И реплика, и тон были весьма странными.

– Прошу прощения? – уточнил Контролер.

– Очень проницательный. Настолько, что смог узнать голос человека, с которым незнаком.

– Объяснение тут очень простое, – торопливо ответил Смит. Никакого приемлемого объяснения у него не было и расчитывал он на озарение.

– Оставьте, мистер Смит, – Нджала на глазах терял интерес, – расскажете как-нибудь дождливым вечерком, которых так много на этих островах.

На какой-то момент Смит почти возлюбил его.

Министр, по-прежнему сидел, подперев лоб ладонью, и казался погружённым в думы. Впрочем, все знали, что он спит. У него выдалась тяжёлая ночь.

Вернувшись в офис, Элис немедленно прошла в отдел кадров. У неё как раз подходил недельный отпуск и она попросила дать его с завтрашнего дня. Начальника такая поспешность немного удивила, но Элис объяснила, что хочет побыть с матерью, та не очень хорошо себя чувствует.

На самом деле ей не хотелось иметь ничего общего с охотой на Ричарда Эббота. Пусть она теперь и не в ответе за него, всё же они когда-то были близки. Были даже любовниками, пусть и ненадолго. Ей не хотелось ни прошлого, ни воспоминаний, ни страсти.

Зашла в кабинет Смита, машинально перевернула лист календаря, отметив про себя, что это – последний день сумасшедшего месяца.

Напечатала стенограмму ночного совещания и вставила в папку для входящих.

И уже собиралась уходить, когда зазвенел телефон. На столе их было три – две линии, идущие через коммуникатор и одна – внешняя, подключённая к магнитофону. Стандартный набор для начальника отдела.

– Алло? – она услышала писк телефона-автомата, потом:

– Фрэнк Смит у себя?

Она узнала голос мгновенно. И безошибочно.

– Боюсь, он вышел, но скоро вернётся. Передать ему что-нибудь?

Она надеялась, что её голос не дрожит так, как сердце.

На том конце повисло молчание. Потом, очень тихо:

– Элис?

– Ричард, – выдохнула она.

– Как ты, Элис?

– Отлично… Как ты?

Чистое безумие: светская беседа с бывшим любовником – разыскиваемым убийцей. Но она не знала, о чём говорить, и её учили всегда быть вежливой.

– Передай Фрэнку Смиту, я с ним свяжусь. О'кэй?

– Ричард, подожди минутку… Не вешай трубку! Пожалуйста…

– Элис, если вы пытаетесь отследить звонок – пустая трата времени. Процесс занимает больше времени, чем ты полагаешь. И уж во всяком случае, дольше,чем я собираюсь говорить.

– Ричард, клянусь, я не пытаюсь ничего отследить. Я не смогла бы, даже если б захотела. Я одна в офисе.

– О'кэй, у тебя двадцать секунд.

– Ричард, я не обманываю… На самом деле…

– Что ты хочешь сказать?

– Я…я…я хочу поговорить с тобой.

– О чём?

– Я…пожалуйста, дай секунду. Пожалуйста, не торопи меня… Я не могу думать…

Молчание. Потом:

– Ну?

– Не знаю! Мне просто нужно поговорить. Разве ты не понимаешь?

– Элис, – его голосе прозвучал почти мягко, – я не могу рисковать.

Отбой. Она сидела, тупо смотрела на телефон и пыталась успокоить бешенно бьющееся сердце. Глубокий вдох – сосчитать до четырёх – выдох. То ли йога, то ли Ритмичное Дыхание, то ли что-то ещё. Читала где-то, что это должно помочь. Нельзя сказать, чтобы наступило облегчение.

Потом вспомнила про магнитофон. Все внешние звонки записывались автоматически.

Прослушала запись. Лучше не стало.

Потом вернулись Фрэнк Смит с Контролером. С ними министр – теперь бодрый и радостный после встречи с Нджалой, удаче которой он способствовал хотя бы (и исключительно) своим присутствием.

Элис рассказала им о звонке Эббота.

– Чего ему нужно? – спросил Смит.

– Поговорить с вами.

– О чём?

– Он не сказал. Передавал, что свяжется.

– Звучит странно, – сказал Контролер, – мы ожидали чего-то такого?

– Нет, – ответил Смит, – впрочем от него вы всегда можете ожидать неожиданностей.

– Какой он был? – спросил министр, – странный? Неуравновешенный?

– Совершенно нормальный. Можете прослушать и сами, вот запись.

Она прокрутила ленту.

– У вас там взволнованный голос, – заметил министр.

– Я очень волновалась. Я надеялась, продержать его, пока не войдёт кто-нибудь и не сумеет отследить звонок.

Она повернулась к Контролеру:

– Очень сожалею. Я просто не смогла ничего придумать, ничего не приходило в голову.

– И вы были слишком дружелюбны, – настаивал министр.

– Я пыталась растянуть разговор.

– И называли его «Ричард».

Она посмотрела на Смита.

– А к нему я обращаюсь «Фрэнк».

– А-а, – протянул министр.

– Дело в том, господин министр, – пояснил Контролер хорошо поставленным голосом оратора старой школы, – что отношения у нас тут довольно неформальные, а она была его секретаршей полгода или больше.

– И, – добавила Элис, – он мне нравился. Очень приятный человек.

Смит сдержал улыбку.

– Он нравился всем нам, – заметил он.

– А-а, – министр уже не выглядел таким лучезарным.

– Учтите, – сказал Контролер, – мне не верится, что он остался прежним. Сумасшедший – вряд ли, а вот психически неуравновешенный – вполне может быть.

– Вполне, – согласился Смит.

Элис извинилась и вернулась к себе в офис. Она была счастлива избавиться от них, и, особенно, от всей этой истории с Ричардом Эбботтом. Или так она наивно полагала.

После её ухода, запись прослушали ещё раз, сделали несколько предоположений насчёт Эбботта и его мотивов, но ни к каким выводам не пришли.

Министр, все мысли которого вертелись где-то вокруг Фалхэм-роуд, вдруг вспомнил про «одно срочное совещание» и убыл, не забыв ещё раз поздравить всех, и себя в том числе.

Фрэнк Смит был менее оптимистичен. Нджала согласился переехать, но не раньше завтрашнего дня и не дальше сорока миль от Лондона. Дабы оставаться в пределах досягаемости посетителей, а особенно посетительниц.

Так что на повестке дня оставались проблемы охраны Нджалы этой ночью и поиска подходящего особняка со срочным превращением оного в крепость. Всё это надлежало обсудить с Шеппардом.

Закончив звонить (с автомата в вестибюле, на случай, если телефон Джоан прослушивают), Эбботт вернулся в квартиру и понаблюдал за наблюдателями. Он обратил внимание, что те пристально рассматривают каждого входящего в дом, но при этом почти не не замечают выходящих из него. Как и ожидалось. Двое, облокотившись на машину болтали с третьим, сидевшим на водительском кресле. Похоже, они расслабились и, судя по прорывавшимся зевкам, основательно устали. Расслабились и двое во дворе. Тоже разговаривали и курили. На глазах у Эбботта один из них выпустил серию затейливых колечек дыма. Похоже, средь бела дня его появления не ждали.

Так что, если сейчас он выйдет из дому, беседуя, скажем, с молочником или с соседкой, то вполне может пройти незамеченным. Впрочем, непохоже, чтобы наблюдение продержали до завтра. Ещё одна ночь и его снимут. А если и нет – найдётся способ обойти его. Здесь Эбботта удерживала только необходимость получить от Джоан деньги. Требовалось переговорить с Фрэнком Смитом, притом желательно не по телефону. Проблема. Впрочем, он привык находить простые решения сложных проблем.

У Фрэнка Смита, Контролера и Шеппарда, собравшихся в особняке у Холландер-парка, тоже были проблемы. Даже несколько.

Смит и Контролер остановились на особняке близ Питерсфилда. Департамент приобрёл его совсем недавно, следовательно Эбботт о нём не знает. Особняк располагался несколько дальше сорока миль, но Нджала вряд ли станет привередничать.

Лейфилд-холл был большим мрачным зданием в викторианском стиле, окружённым сорока акрами полу-парка, полу-леса. Парк был обнесён стеной, высотой в семь футов и длиной в милю. Поверх стены шли провода сигнальной системы, немедленно включавшей сирену в особняке и на проходной.

В некоторых местах, особенно по периметру, кроны деревьев снаружи и изнутри смыкались поверх стены, и теперь целая команда рабочих пилила и подстригала их. Вдобавок, участок пересекал ручей, шириной футов десять и глубиной два-три фута, втекавший через низкую арку в северной стене и покидавший его через точно такую же арку в южной стене.

Эти две уязвимые точки беспокоили Шеппарда. Особняка он пока не видел, но уже изучил план местности.

Смит указал на рощу со внешней стороны северной стены, тоже принадлежавшую особняку. На ночь он предлагал выпускать туда сторожевых собак. Рядом с аркой уже сооружали временный пост, так что ночью всё тут будет залито светом, а на самом посту будет дежурить вооружённая охрана.

– А вторая арка? – спросил Шеппард.

– Как видите, она находится неподалёку от главных ворот, так что её нетрудно держать под наблюдением с проходной. Разумеется, она также будет освещена. Кроме того, я попросил одного из наших электронщиков установить у обеих арк сигнализацию.

Шеппард кивнул:

– Отлично. А сама территория?

– Полагаю, это мы предоставим вам, – сказал Контролер.

Шеппард снова кивнул:

– Вооружённые патрули с собаками.

– Здесь выпускать собак не будем, – добавил Контролер, – Нджале и его гостям может вздуматься прогуляться. Если позволит погода, что, впрочем, сомнительно. Как бы то ни было, мы не хотим, чтобы он чувствовал себя запертым в клетке. Так что, быть может, стоит передать патрульным быть…гм…незаметнее.

– Он их и не увидит. А они всё время будут рядом. И вооружённая охрана на проходной, – Контролер вопросительно посмотрел на него, – Не волнуйтесь, они будут вести себя незаметно. Как там с прислугой?

– Вся из наших людей. Но это – именно прислуга, не охрана.

– Нормально. Лучше так, чем совсем никого. Где располагается Нджала?

– Вот, – Смит указал на западное крыло. Весь верхний этаж с этой стороны. Тыльная сторона: спальня, гардеробная, ванная и так далее. А тут – гостинная, окна выходят на фасад и боковую сторону. Обедать он, вероятно, будет здесь, впрочем на случай, если ему захочется соблюсти формальности, внизу есть столовая.

– Где будут проходить встречи?

– В зале для балов. Первый этаж, тыльная сторона.

– А экономические советники и прочие? Те, кто участвуют в переговорах? Где разместятся они? В доме?

– Не думаю, – ответил Контролер, – Места там столько нет. Да и Нджала не захочет. Разместим их в какой-нибудь гостинице неподалёку.

– Так, чтоб им не пришлось много ездить.

– Не придётся. Их будут привозить из гостиницы в Лейфилд-Холл утром и забирать обратно к четырём. Остаются ещё подружки, – Контролер усмехнулся, – Неплохо было бы уговорить его трахать каждую хотя бы по три-четыре дня. Очень сократило бы разъезды.

– А что это? – Шеппард показал на маленький прямоугольник на плане.

– Летний домик, – пояснил Смит.

– Выходит на ту же сторону, что и комнаты Нджалы. Размещу там сержанта Клиффорда.

– Любит пострелять, скор на курок, не так ли? – уточнил Смит.

– А мы хотим, чтобы он был медлительным? Да и вообще, это наш лучший стрелок. Собьёт пулей и блоху с уха у слона.

– Где будете вы сами? – спросил Контролер, – в доме или на проходной? Проблем с размещением нет.

– Думаю, в доме, – ответил Шеппард, – Хочу быть рядом с Нджалой, если начнётся заварушка.

Зазвонил телефон, трубку поднял Контролер.

– Да, я. Спасибо, – и положил трубку.

– Только что получен доклад полиции Саутгемптона: человек, соответствующий описанию Эбботта, исчез с панамского грузового судна позапрошлой ночью. Судно прибыло из Западной Африки.

– Это он, – сказал Смит.

– Позже, той же ночью в городе был взломан винный склад. Из кассы пропало четырнадцать фунтов.

– Так где, чёрт побери, он может быть? – спросил Шеппард, – В любом случае, пока Нджала здесь, попрошу полицию Питерсфилда докладывать мне о любых преступлениях и происшествиях, даже о самых мелких.

– Хорошая идея, – отозвался Контролер.

– И ещё, – добавил Шеппард, – Я снял наблюдение за квартирой его жены.

– Не слишком ли быстро? – удивился Смит.

Шеппард ухмыльнулся.

– Если он вполовину так крут, как вы рассказывали, то мог засечь наших людей. Так что я отозвал их. Пусть осмелеет, раслабится – ухмылка стала шире, – И тогда его ждёт небольшой сюрприз.

Эбботт увидел, как они уходят – ещё до полудня – и удивился. Нелогично: снимать наблюдение средь бела дня. Впрочем, в этой игре, как в шахматах, кажущийся нелогичным ход не всегда является таковым. Как бы то ни было, одна проблема разрешалась: теперь он мог выйти. А это, в свою очередь, решало прочие проблемы.

Бармены непрочь поболтать с щедрым посетителем, особенно к полудню, когда единственным занятием остаётся чтение газет. Так что после быстрого обхода пабов в лабиринте улочек за Парк-лейн оказалось совсем нетрудно найти тот, где расслаблялся ночной портье из гостиницы Нджалы.

Ночные портье и любовь, как всем известно, это такая же пара, как лошадь с телегой.

Если в любом отеле любой столицы мира вам понадобилась женщина – смело обращайтесь к ночному портье (кроме Москвы, где по уверениям Интуриста проституток не существует. Там просто встаньте неподалёку от гостиницы «Москва» и остановите такси. Проститутка обнаружится внутри. Если требуется только такси, попросите её выйти. Это не будет стоить вам ни копейки).

Эбботт, как и всякий бывалый путешественник, знал цену и ночным портье, и проституткам. А портье отеля Нджалы трудно было бы не заметить даже без помощи дружелюбного бармена. Круглый живот, тяжёлая челюсть, блестящее лицо, сверкающие лаком волосы и брюки с галунами под плащом. И, в довершение всего, неуловимая аура избранности и самодовольства, украшавшая его, как шёлковая шляпа от Элиота украшает миллионера.

Ночной портье, которого, кстати, звали Осборн, заказал водку и тоник.

– Большую порцию, – добавил Эбботт, – за мой счёт, мистер Осборн.

Ночной портье обернулся и бросил холодный оценивающий взгляд. Голос у него оказался ничуть не сердечнее:

– Не думаю, что имею честь…

– Джордж Уилсон, – сказал Эбботт, добавив акценту, – и переходя сразу к делу. Я ищу место в ночной смене отеля и слышал…

– Поберегите время и деньги, мистер Уилсон. На сегодняшний день у нас в штате свободных мест нет.

Он достал фунтовую банкноту, чтобы расплатиться.

– Нет, нет, я настаиваю. Видите ли, вы не так меня поняли. Я не ищу работы непосредственно сейчас. Оно у меня уже есть.

Он назвал один из больших парижских отелей.

– Устроился год назад – чтобы выучить язык. А ещё годом раньше – Германия.

– Неплохая идея, мистер Уилсон, очень неплохая. Особенно в преддверии Общего рынка.

– И в довершение всего, я выучил ещё и американский.

Это вызвало у Осборна некое подобие улыбки.

– За вас.

– За вас.

– Присядем?

Они устроились за угловым столиком и Эбботт плавно перевёл разговор на Нджалу.

– Видел в газетах, что он у вас. В последний раз в Париже он останавливался у нас. Такая головная боль!

– В самом деле? – сказал Осборн без выражения. Эбботт кивнул.

– Бабы с утра до вечера. Ни малейшего шанса встретиться с койкой, пока Его Милость в городе, а? Примерно шесть ночей из семи.

Осборн улыбнулся уже довольно натуральной тонкой улыбкой и промолчал.

Вошёл смуглый худой молодой человек. Заказал полпинты биттера и улыбнулся Осборну.

– Привет, мистер Осборн.

Осборн ответил почти незаметным, чисто королевским кивком.

– Можно присоединиться к вам, мистер Осборн?

По-английский он говорил бегло, хоть и с легким акцентом.

– Нет, Котиадис, нельзя.

Молодой человек улыбнулся ещё раз, чтобы скрыть смущение, на сей раз довольно натянуто.

– Извините, мистер Осборн. Не заметил, что у вас личный разговор.

– Некоторые из этих иностранцев, – если Осборн и понизил голос, то ненамного, – воображают о себе слишком много.

– Не могу не согласиться, – кивнул Эбботт, – Евреи и иностранцы. А платим за всех мы. Можете ещё добавить черных. Кстати, о чёрных, много у вас проблем с Его Милостью?

– У меня никогда и ни с кем не бывает проблем, – с достоинством ответствовал Осборн.

Эбботт заказал ему ещё водки и тоника и попытался вернуть разговор в нужное русло, но не преуспел.

Осборн оказался столь же замкнутым и молчаливым, каким и выглядел. Потом он сказал, что должен возвращаться, ещё раз улыбнулся Эбботту и вышел, вчистую игнорируя Котиадиса, к которому Эбботт и подсел.

– Это не был личный разговор, – объяснил он, – Никогда не встречал его прежде. Просто застольная беседа.

– Держу пари, что платили вы, – сказал Котиадис, – он скуп, как дерьмо кошачье.

– Позвольте угостить вас, – предложил Эбботт.

Котиадис предпочитал биттер. Эбботт рассказал ему ту же историю, что и Осборну. Котиадис предложил попробовать в «Савойе», где, как он слышал, как раз набирают ночную смену. Это был сердечный дружелюбный паренёк и он без утайки рассказывал о своём доме на Кипре, о работе под чёртовым Осборном, об отеле и его знаменитых посетителях, включая, конечно, Нджалу и табуны его девиц.

Больше всего нравилась Нджале Дорис, высокая улыбчивая брюнетка, проводившая большую часть времени в барах на Брюэр-стрит.

– И что он в ней нашёл?

Котиадис пожал плечами.

– Может, что она готова в любое время суток – в два, три, четыре утра. Учтите, он мот. А Дорис никогда не откажется подзаработать.

– А кто откажется?

Рано утром министр покинул свой офис и поехал в больницу Ройял-Мэрсден, где, в палате, полной цветов, умирала от рака его жена. Следующим пунктом назначения намечалась квартира на Фалхэм-роуд.

Он присел у кровати, стараясь подыскать слова и не смотреть на умирающую. Истощённая, оглушённая наркотиками, свинцово-серое лицо. Глаза – запавшие, потянутые поволокой смерти. Волосы – когда-то сияющие, чёрные, её краса и гордость – поседели и спутались.

Её звали Роза. (Щёки, как розы, губы – цветок. Да, так оно и было. Давным-давно). Ему внезапно стали вспоминаться эпизоды их прошлого, накатило острое щемящее сожаление. Он всхлипнул, высморкался и попытался вести себя по-мужски. Когда-то он любил её, пусть любовь эта в изрядной степени и объяснялась деньгами её отца (она была единственным ребёнком). Честно говоря, в то время он даже не отдавал себе отчёта, как тесно связаны его любовь и её деньги. Обычный человеческий самообман.

В постели она была не очень, и он развлекался с другими женщинами. Всегда, впрочем, заботясь, чтобы она не узнала(и не только из-за денег). Иногда (взгляд, оброненное слово) он спрашивал себя, знает ли она? Догадывается? Ответа он не знал, да и не хотел знать. И увиливал от него со всей гибкостью, доведённой до совершенства годами в Палате Общин.

Теперь он сидел у неё в палате, полной цветов и было ему не по себе. От воспоминаний и от тяжёлого разговора.

Он спросил, как она себя чувствует, она ответила, что всё ещё страдает от несварения. Разумеется, несварение было не при чём, но перед лицом смерти люди предпочитают ничего не значащие эвфемизмы. Из страха, или чтобы сохранить лицо.

– Как был день?

– Обычно. Загружен очень. Встречи, собрания…ну ты знаешь.

Сказав это, он вспомнил, что у него ожидается другая встреча. Посмотрел на часы. Пора было уходить. Встал, коснулся губами её влажного лба и вышел.

В коридоре он встретил её доктора. Задал обычный вопрос и получил ответ: «Теперь – в любой момент. Несколько дней. Неделя. Возможно даже завтра».

Он торопливо покинул больницу, а спустя ещё несколько минут уже взбегал по лестницам дома на Фалхэм-роуд и нетерпеливо звонил в дверь.

– Кто там?

– Я. Кто, чёрт побери, это ещё может быть?

– Мне нужно знать точно, – ответила она, открывая, – Я в ванну собиралась.

Изо всей одежды на имелась была только пара чулков.

– Бог ты мой, – выдохнул он, поспешно захлопывая за собой дверь.

– Как был день?

– Не спрашивай.

Она замерла, удивлённо глядя на него. Она была обнажённой, здоровой, красивой и юной. Этот аромат юности особенно возбуждал его.

– С тобой всё нормально?

– Давай, – он уже завладел её рукой и теперь тащил в спальню.

– Торопишься, да?

– Ты тоже поторопишься, поживи с моё.

– С твоё? В смысле? Я знала парней и младше, которые…

– Помолчи, хорошо? Речи – не твоё сильное место.


* * *

Одиночка – последнее убежище негодяя. Или нет, это про патриотизм.

Он хихикнул. Его мысли блуждали, выделывая причудливые виражи и пируэты. Время от времени начинались галлюцинации, перемежавшиеся с кошмарами. От жажды отёк язык. Быть может, ему суждено сойти с ума здесь, в душном сумраке кирпичного карцера-духовки – с земляным полом, деревянной скамейкой и крошечным зарешеченным окошком под потолком.

В сумраке возникали лица. Первая девушка, которую он поцеловал. Кельтская бледность, серьёзные глаза. И поцелуй – романтичный, страстный – в вечерней тишине, нарушаемой только шумом реки. Ему было двеннадцать и он думал, что умрёт от любви.

Круглое лицо учителя латинского, тихий голос… Эбботт помнил, он хотел рассказать им нечто, пронесённое через две тысячи лет. Слова другие, чувства те же… Odi et amo (голос его собственный – чистый, мальчишеский). Я люблю её и я её ненавижу. Quare id faciam fortasse requiris? Почему, спросите вы? Nescio. Не знаю. Sed fieri sentio. Но я чувствую, что это так. Et excrucior. И страдаю.

Больно. Больно. Господи, больно-то как… Слёзы, горячие слёзы прожигали себе путь по мокрому от пота лицу. Слёзы гнева. Не против Нджалы. Против Департамента и всей системы, которая использовала его, выбросила и оставила гнить на обочине мира. Потому что индивидуум – ничто.

В душном сумраке карцера этот гнев питал сам себя, разгорался, превращаясь в тёмное пламя.

И поддерживал его.

И ещё одно знание давало силы, подобно источнику живой воды. Знание, что, в конечном счёте, его провал не имеет значения. Департамент не отступает. Пошлют других. Если понадобится – третьих. Четвёртых. Пятых. Пока кто-то не достигнет цели. Нджала должен умереть. Это приказ. Он помечен для смерти.

Приятная мысль, прекрасная мысль, волшебный талисман, дававший силы переносить пытки, унижения, накатывавшую слабость, когда он просил пощады и рыдал, как ребёнок. Даже в самые тяжёлые часы, в тёмном пекле кирпичной душегубки, сплёвывая кровь потрескавшимися разбитыми губами, он находил в ней силы. Она была – как музыка. Как победный марш, поднимающий в безнадёжную атаку.

А потом, на самом обычном допросе, после обычных избиений, следователь предъявил Эбботту британскую газету (с эффектностью фокусника-дилетанта). Первую полосу занимала фотография Нджалы и королевы. Королева пожимала сукину сыну руку. Улыбаясь ему.

Вот так. Нджала теперь наш друг. Наш маленький дружок. Как вам это нравится?

А следователь улыбался и говорил, что, быть может, бить его больше не будут. И тогда Эбботт захохотал, закинув назад голову.

И хохот этот был страшнее его гнева.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю