Текст книги "Дело Уильяма Смита"

Автор книги: Патриция Вентворт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 7

С утренней почтой Кэтрин получила письмо от Сирила Эверзли. Оно гласило:

Моя дорогая Кэтрин!

К сожалению, я не знаю твоего теперешнего адреса, но надеюсь, что тебе перешлют это письмо. Бретт сообщил мне, что ты сдала свою квартиру и уехала, чтобы найти работу. Неопределенные сведения. Так что я даже не знаю, в городе ли ты и сможешь ли встретиться со мной за ленчем в клубе в следующую среду. Адмирал Холден собирается приехать и заняться твоими делами вместе с Бреттом и со мною. Я подумал, что было бы очень мило, если бы мы все встретились с тобой после этого за ленчем. Я уверен, и адмиралу эта встреча доставит радость. Думаю, тебе будет приятно услышать, что дивиденды, которые должны быть выплачены тебе каждые полгода, уже внесены на твой счет. Надеюсь, небольшая задержка не причинила тебе неудобств. Все мы с нетерпением ждем встречи с тобой в среду, в четверть второго, в клубе.

Искренне твой,

Сирил Эверзли.

Кэтрин отложила письмо, собираясь написать ответ вечером, по возвращении домой. Значит, адмирал Холден вышел на тропу войны, а ей выплатили ее дивиденды! Интересно, надеется ли Сирил, что она не свяжет эти события одно с другим? Письмо, судя по почерку, было написано им самим. Девушке пришло в голову, что оно, пожалуй, претерпело бы некоторые изменения, если бы было продиктовано мисс Джонс. Она ведь мастерица на всякие хитрости. Сирил же наоборот, очень простодушен. Секретарша была невысокого мнения о партнерах Эверзли и о том, как они ведут дела: о Сириле с его политикой дрейфования и о Бресте, для которого фирма была банком, всегда готовым дать кредит. В послевоенные годы вместо того, чтобы подняться, предприятие покатилось под уклон и до сих пор не могло остановиться. Кэтрин подумала, что бы произошло, если бы она поделилась с адмиралом Холденом своими истинными мыслями. Она не собиралась этого делать, но все время размышляла, к чему это могло бы привести. Голова все еще была занята этим вопросом, когда Кэтрин шла к автобусу.

Уильям не получил никакого письма, но зато написал их целую гору. За этим занятием он провел большую часть ночи. Каждое начиналось по-разному, но все они были адресованы Кэтрин. Он не мог ухаживать за ней в магазине или в ее квартире, и у него было твердое ощущение, что улицы, автобусы, станции метро и подобные места ни в малейшей степени не подходят для того, что он хочет ей сказать. Поэтому идея написать обо всем в письме на первый взгляд показалась замечательной.

Проблема заключалась в том, что, как и все блестящие идеи, она оказалась почти неосуществимой на деле. Во-первых, выяснилось, что совершенно невозможно придумать начало для такого письма. Обрывки бумаги теперь покрывали не только стол, но и пол вокруг. Уильям писал «дорогая» и краснел от собственной наглости. Писал «мисс Эверзли» и думал, как холодны эти слова и как не подходят к его чувствам! Разорвав еще несколько листов с неудачными началами, он взял новый и написал вовсе без обращения:

Я пишу Вам, потому что хочу, чтобы Вы знали: я люблю Вас. Надеюсь, Вам все это не причинит беспокойства. Должно быть, то, что я делаю, ужасно, но мне кажется, будет честнее сказать, что я к Вам чувствую. Мне не нравится, что Вам приходится работать, но, если уж Вы все равно будете где-то работать, естественно, мне бы хотелось, чтобы Вы остались в нашем магазине. Я надеюсь, Вы не почувствуете, что теперь Вам трудно здесь работать из-за того, что я признался Вам, как сильно люблю Вас.

Насколько я знаю, мне около тридцати лет – плюс-минус два года, но это не имеет значения. Я получил ранение в голову, в результате чего потерял память, но это единственное его последствие. Рад сказать, что я очень здоровый и сильный человек, и со мной никогда не было проблем.

О семье своей я ничего знаю, потому что, как уже говорил, вновь обрел память только в сорок втором году. Похоже, я получил вполне сносное образование. Мне совершенно неизвестно, чем я занимался до войны. Но одна из причин, заставляющих меня думать, что я – не Уильям Смит, такова: он работал на кожевенном заводе, а я, думаю, не смог бы там спокойно работать. Я поехал туда, и меня просто затошнило от отвращения. Если бы я был Уильямом Смитом, то, наверное, смог бы преодолеть это чувство, как Вы считаете? Но это только одна из причин моих сомнений. Главное – моя внутренняя уверенность.

Конечно, ужасно жаль, что я не способен вспомнить хоть что-нибудь, относящееся к периоду до больницы, – я имею в виду германский госпиталь в сорок втором. Навещая на днях мистера Таттлкомба, я услышал от него вопрос: думал ли я о женитьбе. Я ответил, что не понимаю, можно ли мне думать об этом – ведь я, возможно, был обручен или даже женат перед тем, как потерял память. Мне кажется, я должен сказать Вам об этом так же, как сказал ему. Но, обдумав такое предположение, я решил, что едва ли это возможно, потому что обручиться или обвенчаться я мог только с любимой девушкой. А я вряд ли смог бы забыть ту, кого так любил. Я знаю, что не смог бы забыть Вас, потому что моя любовь примешивается ко всему, что я вообще чувствую, и пока я буду способен хоть что-нибудь испытывать, она останется со мной. Дело будет уже не в воспоминаниях – или их отсутствии. Я просто буду знать, что люблю Вас. Я много размышлял и теперь совершенно уверен, что не любил никого, кроме Вас. Надеюсь, я ясно изложил свою мысль.

Что касается денег – мое теперешнее положение далеко не блестяще, но мои перспективы вполне хороши. Я уверен, что игрушки будут приносить стабильный доход, как только мы добьемся их фабричного производства по лицензии и по ставки их на рынок в достаточных количествах. Примерно за год я могу стать намного обеспеченнее. Квартира обходится мне очень дешево, благодаря доброте мистера Таттлкомба, который уступил мне несколько из своих комнат. В результате мне удалось скопить двести пятьдесят фунтов. Я мог бы заботиться о Вас и работать вместо Вас и любить Вас вечно. Я не знаю, догадывались ли Вы, что я так думаю о Вас. Это была любовь с первого взгляда. Только увидев Вас, я сразу понял, что в моей жизни больше никого не будет. Вы стали для меня всем в этом мире. Я очень люблю Вас.

Уильям Смит.

Это письмо он вложил в руку Кэтрин в конце рабочего дня. Она не стала читать его, пока не добралась домой, но каждые пять минут опускала руку в сумочку, чтобы убедиться, что оно там. Это было объемистое письмо. Такому письму, без слов отданному ей, когда она выходила, могло быть только одно объяснение. Такие послания не читают на улице или в автобусе.

Кэтрин вошла в темную квартиру, включила свет, затопила камин, сняла пальто и шляпку. Усевшись на коврик перед камином, она принялась за письмо. Оно было способно тронуть сердце любой женщины. Оно заставило сжаться сердце Кэтрин. В нем были все черты Уильяма, которые она знала: его простота, честность, прямота – и его любовь к ней. Она прочла письмо тысячу раз, поплакала над ним – слезами, после которых глаза становятся ярче и розовеют щеки. Казалось, прошло так много времени, когда зазвонил телефон. Кэтрин вздрогнула, сердце ее колотилось, дыхание участилось. Это не может быть Уильям, это не может быть…

Но это был он. Она сказала:

– Алло? – и услышала:

– Это вы?

– Да.

– Вы прочли мое письмо?

– Да, Уильям.

– Я не прошу вас отвечать или что-то в этом роде… Возможно, вам понадобится очень много времени, чтобы обдумать его. Я не хочу торопить вас. Я просто подумал… Я хочу сказать, не бойтесь сказать «нет»… Я вас не побеспокою.

– Спасибо, Уильям… – Голос ее сорвался.

Уильям решил, что разговор надо закончить:

– Это все. Я звоню из телефонной будки.

Она вдруг почувствовала, что не может так просто отпустить его.

– Подождите!

Он ждал, слушая ее дыхание в трубке.

– Уильям…

– Кэтрин…

– Уильям, хотите заехать и поужинать со мной?

Он приехал в своей развалюхе. Услышав звук мотора, Кэтрин в голубом платье вышла в коридор, готовая впустить его. Когда на лестнице раздались его шаги, она отворила дверь. Он вошел, неся с собой холодный ночной воздух и морозную свежесть. Дверь захлопнулась, и Кэтрин оказалась в его объятиях.

Глава 8

В среду утром, примерно за полчаса до прибытия адмирала Холдена, мисс Джонс занималась подготовкой своего начальника к разговору. Вернее, она уже не была мисс Джонс. В прошедшую субботу она покинула регистрационное бюро, превратившись в миссис Сирил Эверзли. Этот факт придал ее облику еще больше уверенности.

– Ну, теперь совершенно не о чем волноваться. Все улажено. Если с ним станет совсем уж трудно, ты все свалишь на мистера Дэвиса. Ты только должен сказать, что он уже в течение некоторого времени плохо выполнял свои обязанности, но ты не хотел выгонять его после стольких лет службы. Потом добавишь, что он внезапно скончался шесть недель назад, и нам понадобилось довольно много времени, чтобы разобраться с документами и все уладить. Если он задаст вопрос, на который ты не сможешь ответить, – звони мне. Можешь сказать ему, что мне пришлось распутывать всю эту неразбериху.

Сирил Эверзли нахмурился.

– Все это не похоже на правду. Мне это не нравится.

Мэвис ответила с оттенком раздражения:

– Этот разговор не выйдет за пределы твоего кабинета. И кому от этого будет плохо? Не старику Дэвису же! В любом случае, нет нужды говорить о нем, пока адмирал не станет слишком навязчивым. Но если все-таки придется, лучше, если ты будешь выглядеть несколько взволнованным, рассказывая об этом. Старый работник фирмы и все такое – очень хороший прием.

Сирил произнес «Не надо!» так резко, что она на секунду замерла, уставившись на него, потом подошла и слегка поцеловала его в макушку.

– Выше нос, милый! Все пройдет замечательно, вот увидишь.

Нагнувшись, она прикоснулась к лежащим перед ним бумагам.

– Сначала ты произносишь свои реплики, потом показываешь ему это. Не впутывай Дэвиса, если не понадобится. А если ты почувствуешь, что завяз, просто скажи: «Думаю, мисс Джонс в этом лучше разбирается» – и положи палец на кнопку звонка.

В дверях обернулась, чтобы улыбнуться ему. Потом прошла по коридору в комнату Бретта Эверзли.

Когда она вошла, он поднял голову и спросил:

– Все улажено?

Мэвис пожала плечами.

– Надеюсь. Он ведь нервный, как кошка.

Бретт поднял брови.

– Что ж, думаю, все мы будем рады, когда все это кончится. Ты там будешь?

– Не с самого начала. Об этом-то я и пришла поговорить. Я велела ему звать меня, если возникнут какие-то щекотливые вопросы. Возможно, это не понадобится, но если адмирал будет слишком настойчив, легче тебе предложить позвать меня. Мы условились говорить, будто я занимаюсь разборкой дел после мистера Дэвиса, который был несколько некомпетентен и оставил ужасную путаницу.

Бретт рассмеялся.

– Отличная идея!

– Да, я тоже так подумала. Но мистеру Эверзли не нравится.

– И не могла понравиться.

– Так что ее не стоит использовать без особой надобности. Конечно, совсем не плохо, если ты упомянешь, что старик в последнее время сильно одряхлел и оставил дела в некотором беспорядке. Мистер Эверзли покажет, что раздосадован, и вступится за мистера Дэвиса – это произведет нужное впечатление. Мы сможем ввернуть идею, что именно Дэвис все запутал. А смущение мистера Эверзли устранит всякое подозрение, будто мы хотим свалить все на старика, если ты понимаешь, что я хочу сказать.

В темных глазах Бретта, устремленных на нее, читалось любопытство.

– О да, я понимаю! Ну разве ты не умница? – Он засмеялся. – Я постараюсь всегда быть на твоей стороне.

Она одарила его небрежной улыбкой.

– Тут действительно не о чем волноваться. Все, что касается этого разговора, будет замечательно. Я так и сказала мистеру Эверзли. Но проблема ведь не только в разговоре. Никто не может чувствовать себя в безопасности, пока ты не женишься на ней.

Он оттолкнул кресло и встал, засунув руки в карманы. На его лице играла улыбка.

– Это говоришь мне ты?

– Конечно! Это же правда.

– Ты хочешь, чтобы я женился на Кэтрин?

– Мой дорогой Бретт, поговорим разумно! Ты должен на ней жениться.

– А если она не хочет?

– Заставь ее передумать. Тебя всегда окружали женщины. Кажется, ты сам говорил мне, что можешь заставить любую женщину в тебя влюбиться. Что ж, теперь ты или женишься на Кэтрин Эверзли, или попадешь в тюрьму, если называть вещи своими именами. Приведи в действие свое хваленое обаяние, которым ты так гордишься, и посмотри, что можно сделать. Потому что, если она выйдет за кого-то еще, – все, дело проиграно и ничего уже не поправишь. Я могу надуть адмирала, но не адвокатскую контору. Я и пытаться не буду. Если Кэтрин Эверзли выйдет замуж, ее муж захочет узнать, что же случилось с ее деньгами, вверенными опекунам, и ты не сможешь дать ему ответ. Я не стала говорить все это мистеру Эверзли – он тут ничего не может сделать, и не стоит зря его пугать. Но я говорю это тебе, и лучше бы тебе заняться этим. Вот и все, Бретт.

Глава 9

Ленч прошел хорошо. Более чем успешно обойдя все подводные камни в разговоре с адмиралом, Сирил Эверзли так расслабился, что мог играть роль любезного, обходительного хозяина. При этом сейчас он не столько играл, сколько избавлялся от маски – маски делового человека. Эту роль он всегда находил изнурительной и неблагодарной. Лучше всего он чувствовал себя в качестве образованного дилетанта. Адмирал Холден, который никогда не был о нем высокого мнения, был удивлен тем, что Сирил оказался таким радушным хозяином.

Адмирал наслаждался собой. Ему нравилось снова быть на ногах и в гуще событий, нравилось противостоять Эверзли, которые, без сомнения, уже считали его мертвым и похороненным – он им еще покажет! – нравилось навешать знакомые места и рассуждать о том, какое все-таки мерзкое место Лондон. И он был страшно рад видеть Кэтрин. Когда она вошла в холл клуба в своем голубом платье и меховом пальто, взяла его за руки и поцеловала, обветренное лицо адмирала покраснело от удовольствия. Он подумал: «Она – прекрасная женщина, а все остальные, черт их возьми, ее мизинца не стоят!» – и крепко сжал ее руки.

– Дорогой Банни, – радостно приветствовала его Кэтрин, – ты выглядишь, как будто только что вернулся из кругосветного путешествия.

– Кровать на веранде, – пояснил он угрюмо, – в ясную погоду или в слякоть, в дождь, ветер или снег, иначе меня бы здесь не было сегодня.

После этого все пошло замечательно. Она звала его Банни с тех пор, как ей исполнилось три года, и это доставляло ему необычайное удовольствие. У нее было любящее сердце, благослови ее Господь, и она выглядела юной и счастливой, и он занимался ее делами – для нее. Самым большим счастьем было бы для него в нужный момент подняться со своей кровати на веранде и приехать потанцевать на ее свадьбе. Только он не был уверен, что выбрал бы в качестве жениха Кэтрин этого парня, Бретта, – нет, совсем не уверен. Сирил Эверзли, похоже, думал, что они между собой уже все решили – или вот-вот решат, просто пока это держится в секрете. Но адмиралу совсем так не казалось. Он надеялся поговорить с Кэтрин с глазу на глаз и все выяснить. Черт возьми, она или любит парня, или нет! Кэтрин уже достаточно взрослая, чтобы разобраться в себе. Ему оставалось просто тактично это выяснить. Адмирал надеялся, что умеет быть тактичным, когда нужно. Такие мысли крутились в его голове, пока он решительно расправлялся с омаром и куропаткой, закончив мороженым и стилтонским сыром.

Бретт Эверзли, пытаясь очаровать Кэтрин, чувствовал, что за ним наблюдают. Блестящие голубые глазки адмирала Холдена, казалось, оценивали его. Бретт из кожи вон лез, чтобы развлечь девушку, и преуспел в этом. Но когда Кэтрин встала, собираясь уйти, адмирал тоже поднялся.

– Мы возьмем такси, моя дорогая, – сказал он просто. – Мне с тобой по пути.

– Милый Банни, откуда тебе знать, куда я еду?

– Ну, так куда же ты едешь?

– Обратно на работу.

Бретт сказал, смеясь:

– Он идет напролом там, где мы ступить боялись! Продолжайте, сэр – спросите ее, чем она занимается и где прячется!

Кэтрин улыбалась.

– О, я никому не говорю. Меня это забавляет, потому что я заставляю вас гадать. А вам должно быть еще веселее, вы ведь можете изобретать всяческие скандальные объяснения. Ни одно из них не будет правдой, но это еще больше интригует.

Бретт взял ее руку и задержал в своей чуть дольше, чем было нужно.

– Ты не скажешь мне, где живешь?

– Нет, так я все испорчу! Но что касается моего жилья, то там все очень прилично.

Сирил спросил:

– Ты действительно работаешь? Ты уверена, что не нуждаешься в деньгах?

Она рассмеялась:

– Я чувствую потребность в работе. Разве это не доказывает мою респектабельность? Все, я должна бежать! Спасибо за чудесный ленч.

Открыв дверцу такси, она сказала:

– До станции Марбл-Арк, пожалуйста.

Холден сказал несколько слов шоферу и сел следом за ней. Он выглядел совершенно восстановившимся после болезни, только движения уже не были так легки, как раньше. Когда автомобиль тронулся, адмирал одарил Кэтрин сияющей улыбкой и сообщил:

– Что ж, я все уладил, и у тебя больше не будет забот. Если твои дивиденды не будут приходить день в день, просто дай мне знать. Он не очень-то силен в делах, этот Сирил Эверзли. Меня потрясло, что эта его секретарша осведомлена лучше, чем он. Красивая женщина! Они позвали ее, а она все знает, как свои пять пальцев. Кажется, старый клерк, как его там, Дэвис, под конец перестал справляться с работой, и в делах началась неразбериха. Сирил не собирался мне ничего рассказывать – это Бретт вытащил кота из мешка. Сирил очень хотел это замять и все говорил, как долго Дэвис работал на них. Но я прочел между строк: он оставил все в полном беспорядке, а все эти годы просто грел руки…

Кэтрин перебила его с болью в голосе:

– О нет, он не мог!

– Так сказал Сирил Эверзли. Но ты знаешь, так случается. Старый, заслуженный работник фирмы, ему многое доверяют, слишком многое. Потом он внезапно умирает, и все дело выходит из колеи.

Девушка схватила его за руку:

– Мистер Дэвис умер?

– Так они мне сказали.

– Когда?

– Не знаю. Не так давно, я полагаю.

– Последний раз, когда я приходила в офис, он был там. А это произошло около двух месяцев назад. Я знаю его, сколько себя помню. Он был очень хороший, я уверена, он за всю жизнь ничего плохого не совершил.

Адмирал погладил ее колено.

– Что же, все мы когда-нибудь должны покинуть этот мир. Но у нас с тобой не так много времени, а мне надо с тобой поговорить. Во-первых, я хочу знать, где ты и что делаешь, и почему это окутано такой тайной.

Он смотрел на нее неодобрительно, этот старик с квадратными плечами, короткими седыми волосами, голубыми, как вода, глазами на грубоватом лице.

– Что все это значит? Мне это не нравится.

– Милый Банни…

– Прячешься от всех, находишь какую-то секретную работу… Что все это значит? Если девушка так поступает, у нее что-то на уме! Так что же у тебя?

– Ну, что у нас обычно на уме? – вопросом на вопрос ответила Кэтрин.

– Молодой человек, – без обиняков сказал адмирал. – Скажи мне, кто он, и я его оценю.

– Я его уже оценила.

– Ерунда! Девушка не может верно оценить мужчину, как и мужчина – девушку. Но зато рыбак рыбака видит издалека, моя дорогая! Я-то смогу дать ему оценку!

Ответа так и не последовало, но Холден заметил легкую улыбку в ее распахнувшихся глазах. И вдруг в нем родилось легкое подозрение.

– Это тот парень, Бретт?

– О нет, милый.

– Ну, я рад. Что-то мне в нем не нравится. Очень приятный человек, отличный собеседник. Таких женщины называют очаровашками, все их любят. Но слишком работает на публику. Мне нравятся люди попроще.

– Мне тоже, милый.

Холден погладил ее по руке.

– Очень рад это слышать. – Внезапно в голосе его зазвучали резкие нотки моряка: – Тогда какого черта этот Сирил сказал, будто вы обручены?

– Сирил сказал, что я обручилась с Брестом?

– Обручилась или вот-вот собираешься, не важно. Заявил, что все держится в секрете. Я не мог понять, почему: ведь если уж ты обручилась, то обручилась, а если только собираешься, то собираешься. Не видел никаких причин бродить вокруг да около, вести себя будто кошка на раскаленной крыше, как этот парень, Сирил. Так что я решил поговорить с тобой и выяснить, что происходит. Тактично, разумеется…

– Милый, я так тебя люблю, когда ты пытаешься быть тактичным!

– В смысле, у меня ничего не выходит? Что ж, я полагаю, ты права. И осмелюсь сказать, что ты считаешь, будто можешь сама справиться со своими проблемами, без моего вмешательства. С женщинами всегда так: уверены в себе, пока не налетят на скалы. Теперь послушай меня! Если у тебя на уме какой-то парень, я хотел бы с ним встретиться. Если он хоть чего-то стоит, он согласится на встречу. Я больше не твой опекун, но твой отец был мне лучшим товарищем во время службы на корабле и ближайшим другом, и если ты до сих пор не поняла, что я люблю тебя больше, чем многие своих родных дочерей, значит, ты не так умна, как я всегда думал. Ну, так что же?

Кэтрин нежно смотрела на него.

– Банни, ты – ангел, и я тебя люблю.

Он ответил мрачно:

– Соловья баснями не кормят. Я задал тебе вопрос. Так что же?

Она крепко сжала его руку.

– Вот что. Есть один человек… Я люблю его, очень сильно. И он меня тоже очень любит. Я не могу рассказать тебе больше, правда не могу. Сейчас – лучшее время в моей жизни, и я не хочу, чтобы его испортили. Я хочу насладиться этим моментом. Мне нужно немного времени перед тем, как я всем расскажу, совсем немного. И ты будешь первым, обещаю. И я обещаю тебе кое-что еще: ты будешь очень, очень доволен.

– Неужели?

– Да, Банни. А вот моя остановка.

– Хорошо, хорошо.

Вслед за ней он вышел из машины, достал из кармана пачку денег, добавил к плате за проезд хорошие чаевые. И вновь обратился к Кэтрин:

– Черт бы побрал эту твою спешку!

– Мне нужно переодеться и возвратиться на работу.

– Не могу понять, зачем тебе нужна работа. Слушай, а кто сейчас в Седар-хаусе?

– Пока никого. Я разрешила тете Агнес пожить там до марта, пока не съедут ее собственные жильцы, но ее дочь заболела, и она уехала к ней в Эйр.

– Так там никого нет! И почему бы тебе тогда не поехать туда на время? Возьми с собой кузину или подругу. И дом заодно проветрите и обживете.

– Миссис Перкинс регулярно проветривает его, милый. Она живет по соседству, ну, ты знаешь, за торговцем зерном. Она – тетка его жены, и когда-то была кухаркой бабушки Эверзли. Она, конечно, довольно древняя старушка, но все еще божественно готовит.

– Тогда поезжай, и пусть она готовит для тебя.

– Возможно, потом. Милый, я должна бежать. Пиши мне на адрес банка, и они перешлют письмо. Благослови тебя Господь! Чудесно, что мы увиделись!