Текст книги "Часы бьют двенадцать"

Автор книги: Патриция Вентворт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Эллиот оказался с левой стороны стола между Брендой и Лидией. Между ним и сидевшей напротив Филлидой находилась чудовищных размеров серебряная ваза с остролистом и белыми хризантемами, сквозь которые Эллиот мог бросать быстрые взгляды на Филлиду, когда она оборачивалась то к Марку, то к Алберту, сидящим слева и справа от нее. Он видел темный локон, щеку, уже не бледную, а румяную, но не более того. Эллиот пытался убедить себя, что он испытывает облегчение. Зачем ему смотреть на Филлиду? Их разделяет куда большее, чем ваза с цветами. Услышав голос Лидии, он повернулся к ней.

– Почему Джеймс прочитал молитву? Обычно он так не делает, поэтому мы сразу сели. Может быть, мы «собираемся получить» нечто особенное?

– Меня бы это не удивило.

– И ты знаешь, что это?

– Подожди и увидишь сама, – сухо ответил Эллиот. Внезапно он спросил: – Где ты была и что делаешь?

– Была? Повсюду. Делаю? Как всегда, выполняю свои обязанности?

– Какие именно? Ты часом не в ВТС[7]7
  ВТС – Вспомогательная территориальная служба, женская военная организация, созданная в Великобритании 1941 году


[Закрыть]?

Зеленые глаза стали печальными, А рыжая голова слегка качнулась.

– Я бы свихнулась, если бы мне пришлось давать присягу и выполнять приказы. Я просто сижу в офисе и перевожу разные вещи.

– Какие?

– Ш-ш! Ни слова! Как бы ты прореагировал, если бы я тебе сообщила, что свободно читаю по-исландски?

Эллиот рассмеялся.

– Я бы сказал, что ты врешь.

– И был бы абсолютно прав. Ну А как твои дела? Сколько вещей ты изобрел с сорок первого года? Ведь именно тогда мы с тобой виделись в последний раз, не так ли?

– Так.

Она кивнула.

– На прошлый Новый год. Я поцеловала тебя под омелой. Возможно, я снова это сделаю, если ты не возражаешь.

– Боюсь, я не в том настроении.

Лидия подняла брови, выкрашенные соответственно ресницам.

– Странно, дорогой! Как, по-твоему, выглядит Филлида?

Если она рассчитывала вывести его из себя, то не добилась результата.

– У меня не было возможности рассмотреть ее как следует.

Лидия метнула на него быстрый взгляд.

– Тогда я скажу тебе. Она слишком худая и бледная. Филлида несчастлива – она тоскует и связана по рукам и ногам. Что ты намерен с этим делать? Можешь подумать над ответом, пока я поговорю с Дики. Только не ударь меня ножом в спину, потому что это испортит парчу. К тому же я не могу умереть, пока не внесу подоходный налог и квартплату.

Последние слова Лидия бросила через плечо. Она едва успела закончить фразу, как Дики обратился к ней:

– Слушай, красавица, ты должна поговорить со мной, пока тетя Грейс занята с Фрэнком.

Эллиот заговорил с Брендой, выглядевшей надутой и оскорбленной. Чтобы обидеть ее, требовалось так мало, что в других обстоятельствах он не стал бы из-за нее беспокоиться, но сейчас ему приходилось говорить и притворяться заинтересованным, лишь бы не казаться отвергнутым супругом, неизвестно почему задержавшимся на сцене. Эллиот преуспел в этом до такой степени, что расслабившаяся Бренда сообщила о свеем намерении вступить в женскую полицию.

– Отличная идея!

Она уставилась на него.

– Что ты имеешь в виду, Эллиот?

– Только то, что сказал – что это великолепная идея.

– Ну, я не уверена, что сделаю это или даже что мне этого хочется. Но если женская полиция необходима, значит, им нужен персонал, А в таком случае я считаю своим Долгом туда завербоваться.

– Уверен, что тебе это доставит удовольствие.

Светлые глаза агрессивно блеснули между столь же светлыми ресницами. «Почему, черт возьми, она их не красит?» – с тоской подумал Эллиот и тут же вспомнил об эпическом скандале, который разразился, когда Лидия предложила Бренде это сделать. Филлида рассказывала ему об этом. Он словно слышал эхо ее голоса… Усилием воли Эллиот заставил себя слушать Бренду, гневно отвергавшую любое предположение насчет удовольствия.

Тем временем Дики говорил Лидии:

– Полагаю, тебе известно, что у меня усиливается сердцебиение каждый раз, когда я тебя вижу.

– «Сердцебиение», сочинение Ричарда Парадайна, – усмехнулась Лидия. – Как жаль, что ты не можешь изложить свои чувства в стихах. Это быстро привело бы тебя в нормальное состояние, А я бы с удовольствием получила в подарок сборник стихотворений, посвященных мне, в белом кожаном переплете с золотым тиснением и с надписью внутри: «Посвящается Лидии» – или, может быть, просто «Посвящается Л… »

– Критики начнут изощряться над «Л… » Как насчет «Лидии, которую я обожаю»?

– «Потому что она никогда не бывает занудой», – закончила Лидия. – Какую женщину ты бы предпочел, Дики, – безобразную, но занятную или красивую, но скучную? Я еще не решила, какой вариант выбрать для себя.

– Тебе незачем решать – ты и так взяла лучшие компоненты из обоих вариантов.

Лидия послала ему воздушный поцелуй.

– Спасибо, дорогой. Слышать такое тем более приятно, потому что это неправда. Если бы не мои волосы, цвет лица и крашеные ресницы, я была бы всего лишь младшей сестрой Айрин. «Невзрачная малышка, но это не ее вина, поэтому мы должны быть к ней добры». Это пошло бы на пользу моему моральному облику, так как мне просто пришлось бы придерживаться семейных добродетелей – единственного убежища для дурнушки.

У Дики слегка закружилась голова. Так бывало всегда, когда Лидия на него смотрела.

– Хочешь, я сделаю тебе предложение, пока ты будешь есть индейку? – осведомился он. – Судя по всему, ты клонишь именно к этому.

– Не знаю, – задумчиво промолвила Лидия. – Для меня это явилось бы еще не изведанным опытом. Правда, мужчина однажды признался мне в любви, когда мы ели суп с пряностями – он задохнулся, не окончив фразу, и два не умер. Это было не слишком приятно – к тому же мой суп остыл, пока я хлопала его по спине. Так что лучше не надо. Мне бы не хотелось испортить индейку.

Филлида сидела между Албертом Пирсоном и Марком Парадайном. Беседа с Албертом была скорее поучительной, чем увлекательной. Он всегда был готов сообщить расстояние от Земли до Сатурна и от Коломбо до Сингапура, точное количество витаминов в новом маргарине или подробные сведения о происхождении угля и изобретателе стали, но обилие информации, преподнесенное в подобной манере, лишало ее малейших признаков интереса. Долгая практика помогала Филлиде улыбаться и пропускать поток сведений мимо ушей.

Когда Алберт закончил излагать новые факты относительно бетона, она обернулась к Марку и сразу же подумала, каким же несчастным он выглядит. Сидящая по другую сторону от него Айрин разговаривала с Джеймсом Парадайном, и Марк оказался на какое-то время лишенным внимания. Его лицо было таким мрачным, что это обеспокоило Филлиду.

– О чем ты думаешь? – улыбаясь, спросила она.

Глубокие морщины слегка разгладились.

– Ни о чем, что стоило бы обсуждать.

– Тогда о чем же нам говорить? Ты прочитал за последнее время что-нибудь интересное?

Марк с явным облегчением воспринял предложенную тему. Они говорили о книгах, фильмах, музыке. Сидящему напротив Эллиоту они казались поглощенными беседой. Ваза заслоняла их, но когда Филлида наклонялась в сторону, он видел ее блестящие глаза и румяные щеки. Шампанское в ее бокале оставалось нетронутым, и Эллиот, продолжая вымученный разговор с Брендой, интересовался, что вызвало подобное оживление. Когда он впервые увидел Филлиду в гостиной, она выглядела бледной и апатичной. Или ему это только показалось? Нет. У него буквально сердце упало при виде ее бледного лица.

Бренда Эмброуз бросила на него недовольный взгляд.

– По-моему, ты меня не слушаешь!

Эллиот с трудом заставил себя перенести внимание с Филлиды на Бренду.

Когда с индейкой было покончено, перед Джеймсом Парадайном поставили горячий пудинг с изюмом, А Лейн и горничная начали разносить пирожки с мясом и желе. Набирая полную ложку желе, Филлида встретилась глазами с Эллиотом. Он сразу же перевел взгляд с ее лица на левую руку, придерживающую предлагаемое блюдо. Рука была обнажена от плеча до кончиков пальцев. Краска бросилась в лицо Эллиоту и медленно отхлынула назад. Ему не приходило в голову, что Филлида больше не носит обручальное кольцо. Этот неожиданный факт подействовал на него, как пощечина. Эллиот чувствовал, что им овладевает холодная ярость…

Грейс Парадайн смотрела через стол на своего брата. Момент слепящего гнева миновал, и теперь она была очаровательной, радушной хозяйкой, другом и наперсником всей семьи. В течение двадцати лет, если возникали какие-либо сомнения, все говорили: «Спроси тетю Грейс – она знает». Только Эллиот Рей держался особняком, никогда ни о чем ее не спрашивал, А потом забрал у нее Филлиду. Она всегда считала его вором, хотя он и не сумел сохранить украденное. Филлида вернулась назад. Конечно никак нельзя было ожидать, что Джеймс именно сегодня приведет сюда Эллиота и что Эллиот настолько утратит остатки достоинства, что согласится прийти. Грейс не помнила, чтобы хоть раз в жизни испытывала такую бешеную ярость, но тем не менее смогла ее скрыть. Если ее щеки раскраснелись, то это было ей к лицу, А если она говорила чуть меньше обычного, то внимательно слушала Дики, рассыпавшего похвалы Лидии, и Фрэнка Эмброуза, жаловавшегося на Айрин.

– Удивительно, как женщины не могут ужиться вместе. Айрин и Бренда постоянно грызутся.

– Знаю. Мне очень жаль.

– Мужчины никогда не устраивают таких бессмысленных ссор. В конце концов, Бренда на десять лет старше Айрин. Казалось бы, Айрин должна с радостью слушать ее советы насчет детей и домашнего хозяйства. Ведь мы с Брендой девять лет вдвоем содержали дом. Так нет, Айрин все делает наоборот. Конечно Бренду это возмущает. Ей кажется, что ее выживают из собственного дома. Ты не могла бы как-нибудь повлиять на Айрин?

Грейс Парадайн выглядела серьезной.

– Не знаю, дорогой. Айрин не любит, когда ей дают советы. Ты должен просто набраться терпения, Фрэнк.

Лейн и горничная убрали скатерть. Вазу поместили на буфет, чтобы потом вернуть на лишенный скатерти стол вместе с ритуальным набором тепличного винограда и яблок на серебряных блюдах. Тяжелые графины из граненого стекла с портвейном, шерри и мадерой поставили перед Джеймсом Парадайном.

Теперь Эллиот через пустой стол мог хорошо видеть Филлиду. Перед ним сидела незнакомка с волосами, глазами и губами Филлиды, которые он некогда целовал. Вновь ощутив приступ гнева, Эллиот отвернулся. Лейн втиснулся между ним и Лидией, вернув вазу на прежнее место.

Джеймс Парадайн налил немного портвейна Айрин и полбокала шерри сидящей слева Бренде, после чего отправил графины по кругу. Добравшись до Грейс Парадайн на другом конце стола, они вернулись назад. Лейн и Луиза удалились. Джеймс Парадайн отодвинул стул и поднялся. Стоя в падающем прямо на него ярком свете, он необычайно походил на висевший позади него портрет его деда Бенджамина Парадайна, основателя семейного предприятия и состояния. Тот же рост, тот же контраст серебряных волос и дерзких черных бровей, тот же проницательный взгляд, те же чеканные черты, выдающийся нос и острый, волевой подбородок. Некрасивое и даже непривлекательное лицо, однако принадлежащее человеку, который знает, чего хочет, и получает это.

Стоя спиной к портрету, Джеймс Парадайн обратился к собравшейся семье.

– Прежде чем мы произнесем обычные тосты, я должен кое-что сказать. Я привык встречать Новый год в кругу семьи, и хотя никогда не говорил речи в такой момент, сегодня прошу вашего снисхождения. Могу обещать вам две вещи – что буду краток и что вы не соскучитесь. – Сделав паузу, он окинул взглядом лица присутствующих – беззаботные, удивленные, напряженные – и продолжал: – Речь вдет о личном, но, к сожалению, неприятном деле. Это семейный прием. Все здесь члены семьи, каждый связан с ней либо по крови, либо благодаря браку. – Его взгляд снова скользнул вокруг стола. – Бренда, Эллиот, Лидия, Ричард, Грейс, Фрэнк, Алберт, Филлида, Марк, Айрин – вы все сидите Здесь, как сидели год назад. Но должен 'сообщить, что один из вас повел себя нелояльно. Семья держится вместе, потому что ее объединяют общие интересы. Я говорю это не для того, чтобы застигнуть виновного врасплох и заставить его обнаружить какие-нибудь признаки вины. Я не нуждаюсь в подобных признаках, ибо мне известно, кто виновен.

Сделав очередную паузу, Джеймс Парадайн опять обвел взглядом стол. Теперь в каждом лице ощущалось напряжение. Светлые глаза Бренды смотрели агрессивно, Эллиот казался холодно-сдержанным, на губах Лидии застыла недоверчивая улыбка. Дики нахмурился, его взгляд был таким же Неподвижным, как улыбка Лидии. Грейс Парадайн сидела прямо, положив руки на подлокотники стула и слегка откинув голову на резную спинку. Фрэнк Эмброуз оперся локтями на стол, прикрывая рот и подбородок большой белой кистью руки. Алберт Пирсон снял очки, моргая близорукими глазами при ярком свете, вытер стекла и надел их снова. Филлида судорожно стиснула лежащие на коленях руки – они были холодны как лед. Взгляд ее широко раскрытых испуганных глаз оторвался со старого Джеймса Парадайна в поисках Эллиота Рея, но ей мешала ваза. Она склонилась набок, но смогла увидеть только его руку, сжимавшую ножку бокала – костяшки пальцев были совсем белыми. Филлида не заметила, как, пытаясь увидеть лицо Эллиота, прислонилась к плечу Марка Парадайна. Казалось, обращение хозяина дома подействовало на Марка меньше, чем на остальных. Его лицо оставалось мрачным, и он молча смотрел перед собой. Айрин негромко вскрикнула и с ужасом уставилась на свекра. Джеймс Парадайн, всегда считавший ее очень глупой женщиной, лишний раз утвердился в своем мнении. Довольный тем, что Айрин ведет себя именно так, как он ожидал, Джеймс возобновил речь:

– Не хочу, чтобы вы заблуждались на этот счет, и повторяю: виновный мне известен. Я сообщаю это по нескольким причинам. Одна из них – наказание. Означенное лицо находится в незавидном положении и в данный момент думает, намерен ли я назвать его – или ее. Ну, я не собираюсь этого делать – ни сейчас, ни, возможно, и потом. Это зависит от него – или от нее. Я склонен к милосердию – из-за семейных чувств, нежелания публично полоскать грязное белье и по другим причинам. Поэтому я сообщаю, что, кого да мы поднимемся из-за этого праздничного стола, я буду в своем кабинете до полуночи. Лицо, которое я не стану называть, найдет меня там готовым прийти к соглашению. Это все, что я хотел сказать. Теперь перейдем к нашим традиционным тостам. Я хочу выпить за предприятие «Парадайн-Моффат», неразрывно связанное с именами Джона Кадогана и Эллиота Рея, чьим выдающимся проектам обязана вся страна. Пусть и проекты, и производство будут развиваться по восходящей линии. – Он поднял свой бокал.

К нему почти никто не присоединился. Айрин шумно выдохнула – звук походил на рыдание. Фрэнк Эмброуз произнес «сэр!» протестующим тоном. Только Грейс Парадайн склонилась вперед и тоже подняла бокал.

– Ни у кого, кроме виновного, не может быть возражений против этого тоста, – резко произнес Джеймс. – Боюсь мне придется рассматривать внезапную трезвость, как коллективное признание. Итак, за предприятие «Парадайн-Моффат".

На этот раз все подняли бокалы. Филлида едва пригубила вино и поставила бокал на стол. Рука Айрин так сильно дрожала, что вино расплескалось, оставив красные капли на крышке стола. Эллиот несколько запоздало промолвил:

– Благодарю вас, сэр.

Джеймс Парадайн вторично поднял бокал.

– За отсутствующих друзей.

Напряжение, почти достигшее наивысшей точки, слегка ослабло, так как немедленной катастрофы не предвиделось. Последовал третий тост:

– За жен и возлюбленных.

Джеймс Парадайн произнес его чуть изменив тон. Теперь в его голосе звучал вызов. Он перевел взгляд с Айрин на Фрэнка, с Филлиды на Эллиота Рея, потом посмотрел на Лидию и Дики и добавил:

– Этим тостом я также воздаю память моей жене. – Джеймс Парадайн осушил бокал и сел.

Послышался вздох облегчения. Худшее было позади. Грейс Парадайн посмотрела на Айрин и слегка отодвинула от стола свой стул.

Глава 3

Гостиная была убежищем. Когда дверь за женщинами закрылась, они посмотрели друг на друга.

– Что все это значит? – резко осведомилась Бренда.

Мисс Парадайн выглядела расстроенной.

– Дорогая моя, я знаю не больше тебя.

– Должно быть, он спятил! – сказала Бренда. – Собрать всех нас здесь в канун Нового года, А потом заявить такое! Это переходит всякие границы!

Дрожащая всем телом Айрин разразилась слезами.

– Я знаю: он думает, что это я, А я тут ни при чем! Я вообще не хотела приезжать – Фрэнк может вам подтвердить! Он сердился на меня, так как я хотела остаться с моей малышкой. Лучше бы я его не послушалась! В чем Джеймс меня подозревает? Почему он считает, что это я? Я даже не знаю, о чем он говорил! Почему это не может быть кто-то другой?

После долгих поисков ей удалось извлечь носовой платок. К несчастью, пауза в процессе вытирания глаз позволила увидеть, что они устремлены на ее золовку.

– Ты имеешь в виду меня? – сердито сказала Бренда. – Благодарю покорно, Айрин! Фрэнк это оценит, не так ли?

Грейс Парадайн протянула руки обеим.

– Айрин, Бренда, пожалуйста, прекратите! Ситуация и так достаточно скверная, так что нам незачем ее ухудшать. Мне кажется, что тут какая-то ужасная ошибка. Если мы будем придерживаться такого мнения, то сумеем но. мочь друг другу и все уладить. Мы не должны терять голову и говорить то, о чем потом сами пожалеем. Вытри глаза Айрин. Может, ты хотела бы подняться в комнату Филлиды?.. Нет? Ну, тогда пусть Лидия даст тебе пудру. Лейн скоро принесет кофе, и тебе лучше не выглядеть заплаканной. Фил, дорогая, позаботься об Айрин вместе с Лидией. Конечно никто ее ни в чем не подозревает – это просто нелепо. А я пока поболтаю с Брендой. Сколько времени мы с тобой не виделись, дорогая? По-моему, несколько месяцев. Пойдем присядем вон там.

Бренда была только рада заполучить слушателя, которому могла бы без обиняков поведать о своих многочисленных горестях.

– И зачем мужчины женятся? Нам с Фрэнком было так хорошо вдвоем. А посмотри на него теперь! Айрин не думает ни о чем, кроме детей. Все дело в том, что она глупа – даже хозяйство вести не умеет. Счета увеличились вдвое, непонятно почему.

Грейс Парадайн улыбнулась.

– Не всем же быть такими хорошими хозяйками, как ты, дорогая. Фрэнк постоянно вспоминает, как чудесно ты содержала дом.

– Вот именно – содержала! – В голосе Бренды послышалась горечь. – Почему Айрин не могла оставить нас в покое? Фрэнк никогда бы не обратил на нее внимания, если бы она сама не вешалась ему на шею. А теперь, когда она его заполучила, он стал ей совсем не нужен! – Ее желтоватые щеки покраснели, А рот слегка дернулся.

Грейс Парадайн вновь ощутила тревогу. Становилось все труднее обеспечивать, чтобы вечер прошел без сцен. По другую сторону камина она видела Айрин, все еще прикладывающую к глазам платок, игнорируя пудреницу и пуховку, которые протягивала ей Лидия. Приняв внезапное решение, мисс Парадайн поднялась.

– Дорогие мои, – начала она голосом, сразу же привлекшим всеобщее внимание, – у меня есть по маленькому сувениру для каждой из вас. Сейчас я сбегаю наверх и принесу их. Не вижу, почему какие-то дурацкие осложнения должны помешать мне сделать вам подарки. Фил, поговори с Брендой… Я вернусь через минуту… Нет, дорогая, лучше я принесу их сама – я знаю, где они лежат.

Подойдя к двери и обернувшись, Грейс Парадайн почувствовала облегчение. Айрин пудрила нос, и даже Бренде было нелегко поссориться с Фил. Но ей нужно поторопиться. Лучше не рисковать. Несмотря на внушительные пропорции, мисс Парадайн была весьма подвижна. Подобрав юбку, она взбежала но ступенькам почти так же быстро, как это сделала бы Филлида.

Грейс Парадайн вернулась, прежде чем Айрин закончила приводить в порядок лицо и когда Бренда все еще отвечала на вопросы Филлиды об их общих друзьях. Она принесла четыре маленьких пакетика в рождественской обертке – с золотыми листьями падуба и алыми ягодами – и с тесемками разных цветов: серебряной для Айрин, алой для Бренды, зеленой для Лидии и золотой для Филлиды.

– Всего лишь пустячки, – сказала Грейс.

Они разворачивали пакетики, когда дверь распахнулась и в комнату вошел Лейн, неся большой серебряный поднос с кофейным сервизом. За Лейном следовала Луиза с массивной подставкой для пирога.

Мисс Парадайн удовлетворенно вздохнула. Сцена выглядела знакомой и естественной – радушная хозяйка раздает подарки; четыре женщины разворачивают яркую бумагу; поднос с тяжелым серебряным кофейником, кувшином с молоком и сахарницей стоит на длинном ореховом столе вместе со старыми голубыми с золотом чашками из вустерского фарфора. Так могло происходить в любой канун Нового года, независимо от даты.

Луиза опустила на стол подставку с рождественским пирогом на нижней полке и с печеньем и шоколадными пальчиками на двух верхних. Все выглядело надежным, безопасным и соответствующим традициям – респектабельный Лейн с седой бахромой вокруг лысой макушки и двадцатью годами службы за плечами; его достойная помощница Луиза с прямой осанкой и столь же прямым характером, в старомодном корсете и эдвардианском[8]8
  То есть относящийся к периоду царствования короля Эдуарда VII 1841-1910), на троне с 1901 года


[Закрыть] чепчике. Картина казалась в высшей степени успокаивающей.

Дворецкий и горничная удалились. Все целовали и благодарили тетю Грейс. Лидия получила свою любимую соль для ванны («И где только ты ее достала?.. »), Бренде достался карманный фонарик («Такая вещь всегда полезна… ») – Айрин – фотография Джимми и Рены, увеличенная и помещенная в рамку. («О, тетя Грейс!.. »), А Филлиде – полдюжины мягких носовых платочков с ее именем, вышитым в углу («О, дорогая, ты не должна была этого делать! Твои талоны!.. »). Все суетились вокруг Грейс, улыбаясь и весело болтая, когда дверь открылась снова и вошли мужчины.

Однако их было только пятеро – высокая и властная фигура Джеймса Парадайна отсутствовала.

Мисс Парадайн начала раздавать следующую порцию подарков – на сей раз незавернутых, – ненавязчиво кладя их в руку каждого из четырех мужчин, чьего присутствия она ожидала. Наличие пятого гостя – Эллиота Рея – было спокойно проигнорировано. Остальные получили по маленькой записной книжечке-календарю с прикрепленным к ней карандашом: в коричневом кожаном переплете для Фрэнка, в алом для Дики, голубом для Марка и бордовом для Алберта Пирсона. Незваный гость не был удостоен ни слова, ни взгляда.

Эллиот относился к происходящему с горькой иронией, которая, однако, быстро перерастала в гнев. Чтобы рассердить его, сегодня вечером не требовалось слишком много. Теперешний случай был абсолютно тривиальным, но под его тривиальностью скрывалась, подобно течению – под плывущей соломинкой, холодная враждебная сила. Он и раньше ощущал ее, но никогда так ясно, как сейчас. Впрочем, нахлынувшую волну негодования и на этот раз пересекла, словно зигзаг молнии, вспышка мрачноватого юмора. Интересно, угостят ли его кофе?

Как бы угадав его мысли, Лидия подошла к нему и протянула свою чашку.

– Но ведь это твоя, – возразил Эллиот.

– Я возьму другую.

Они стояли чуть в стороне от остальных – их голоса были почти не слышны на фоне общего разговора. Чашка кофе разделяла их – Лидия протягивала ее, А Эллиот, прикасаясь к блюдцу, все еще не решался принять. Она смотрела на него блестящими зелеными глазами; он опустил взгляд, скрывая тлеющий в нем гнев.

– Не будь дураком, – сказала Лидия.

– Я был дураком, оставшись здесь, – отозвался Эллиот.

– Тогда почему ты это сделал?

– Он меня заставил. Речь идет о деле.

Его тон не допускал двусмысленных толкований. «Он» „ этом доме был только Джеймс Парадайн.

Длинные темные ресницы слегка дрогнули.

– И только поэтому?

– А почему еще?

Лидия рассмеялась.

– Я не ставлю точки над "i" за других. Возьми свой кофе и не будь дураком!

Она сунула ему в руку чашку и отошла.

Через несколько секунд Эллиот двинулся следом, обогнул стоящую у подноса с кофе группу и подошел к Филлиде. Стоя позади нее, он слышал бодрый голос Грейс Парадайн.

– Мы все должны вести себя как обычно, не давая слугам повода для разговоров. Вы со мной согласны? Возможно, это нелегко, но я думаю, нам следует держаться так, будто ничего не произошло. Представить себе не могу, что вбило подобную идею в голову Джеймсу, но если мы начнем из-за этого волноваться, он… ну, если кто-то начнет вести себя по-другому, он подумает, что сказанное им – правда. Поэтому все должно быть, как в прошлом году.

– Учитывая это, – промолвил Эллиот Рей над плечом Филлиды, – почему бы нам не сесть и не поговорить? Именно это мы сделали в прошлом году, верно?

Филлида обернулась, удивленная не близостью Эллиота, которую она ощущала, А его необычным тоном. В нем не слышалось ни любви, ни гнева – слова произносились легко и беспечно, но тем не менее причиняли боль. Именно поэтому Филлида улыбнулась. Дни, когда она позволяла ему чувствовать, что в его власти обидеть ее, давно миновали. Продолжая улыбаться. Филлида отверзлась от него и направилась к дивану, где раньше сидела с Лидией. Он находился неподалеку, но создавал эффект уединения.

Эллиот ощущал радостное возбуждение – не из-за Филлиды, А из-за Грейс Парадайн. Ему удалось увести свою жену у нее из-под носа, и она ничего не могла сделать. Весьма приятное обстоятельство – и полезное для мисс Парадайн. Все должно быть как в прошлом году? Отлично, пусть получает. Год назад он и Филлида только вернулись после медового месяца. Спустя неделю они расстались. За эту педелю Дом обрушился им на голову. Но тогда они ожидали приход Нового года, держась за руки и надеясь, что он принесет им счастье. И теперь Эллиот намеревался уплатить по счету.

– О чем мы будем говорить? – осведомился он тем же причиняющим боль тоном.

Но на сей раз Филлида была готова. Когда тебя прижимают к стенке, приходится пользоваться любым Оружием. Инстинктивно или сознательно она выбрала самое простое, самое старое и самое неожиданное.

– О тебе, – с улыбкой ответила Филлида. – Почему бы тебе не рассказать мне, чем ты занимался?

Однако Эллиот не был обезоружен.

– Не думаю, что это тебе интересно, – сухо сказал он.

– Совсем наоборот. Я очень хочу об этом услышать. Как дела с твоей работой? Ты беспокоился из-за нее.

– Об этом тебе может лучше рассказать Джеймс Парадайн.

Филлида покачала головой.

– Ты же знаешь, что он никогда не рассказывает о таких вещах. Ну так как, все кончилось успешно?

– Нет, нам пришлось от этого отказаться.

– Какая жалость!

– Не такая уж большая. У нас есть кое-что получше. Этим я сейчас и занимаюсь.

Незаметно для них беседа стала непринужденной. Филлида смотрела на Эллиота серьезно, что всегда вызывало у него угрызения совести – как у ребенка, который очень старался что-то сделать, но не был уверен, что старался достаточно. Он припомнил ее слова: «Мне правится, когда ты рассказываешь о твоей работе. Но я не слишком умная и многого не понимаю. Ты не сердишься на меня?» А Эллиот ответил: «Умным может быть каждый. Я хочу, чтобы ты была ласковой».

Куда же все это ушло? Они словно смотрели друг на друга сквозь разделявший их уходящий год. Как неожиданно дорога обрушилась у них под ногами, разбросав их в разные стороны!

Но Филлида продолжала говорить, как будто их ничего не разделяло:

– Где ты живешь?

Нет, если бы между ними не было пропасти, она бы не стала об этом спрашивать. «Твое жилище будет и моим… »

Эллиот отозвался, не делая ощутимой паузы:

– У Кадоганов. Это очень любезно с их стороны и, конечно, весьма удобно. Только Ида жалуется, что Джон и я все время говорим о работе.

«Выходит, ее даже не интересовало, где я, – с горечью подумал он. – К чему этот разговор? Все равно что беседовать у могилы. Это не Филлида, А призрак, пытающийся вериться в прошлое. Но зачем пытаться, если это невозможно?»

– Почему у тебя… такое лицо? – неуверенно спросила Филлида. – В чем дело?

– Я просто подумал, что ты призрак.

Ее глаза слегка расширились, А ресницы дрогнули. Эллиот видел, как такое происходит с людьми, получившими неожиданный удар, и ощутил свирепую радость, что смог причинить ей боль.

– Разве я выгляжу как привидение? – допытывалась она.

– Нет.

Филлида была все так же красива – с такими же сияющими голубыми глазами, алыми губами и розовыми щеками.

– Почему же ты это сказал?

– А разве это не правда?

Она опустила голову не в знак согласия, А словно будучи не в силах смотреть на него.

– Тогда ты тоже призрак?

Эллиот коротко усмехнулся.

– Призраки не преследуют друг друга, верно?

– Не знаю. – Филлида вновь посмотрела на него. – Эллиот, не могли бы мы просто поговорить об… обычных вещах?

Этот вопрос выбил его из колеи.

– Едва ли, Фил. Для этого уже поздновато.

– Пожалуйста, Эллиот… – Ее голос стал совсем тихим – Все это было так ужасно – я имею в виду сегодняшний вечер. Айрин плакала, и вообще все хуже некуда. Прошу тебя…

– Ладно, Фил. Только без предубеждений.

– Конечно. Ты знаешь, что он имел в виду?

– Ну, он был достаточно откровенным.

Филлида склонилась к нему.

– Думаешь, это правда? Кто-то в самом деле… Не знаю, как такое могло произойти!

– Да, я думаю, это правда.

Краски померкли. Голубые глаза стали испуганными и озадаченными.

– Но о чем он говорил?

Прежде чем Эллиот успел ответить, Грейс Парадайн окликнула:

– Фил, дорогая!

Оставалось только присоединиться к другим.

Улыбка мисс Парадайн выглядела несколько натянутой.

– Они думают, Фил, что нам следует разойтись. Фрэнк хочет забрать Айрин домой. Мне казалось, мы должны продолжать, но Айрин очень расстроена… Не знаю, как лучше…

Фрэнк Эмброуз, стоящий рядом с пей, нахмурился.

– Это бессмысленно, тетя Грейс. Можно притворяться до определенного момента, но всему есть пределы, и я уже достиг своего. Я уезжаю домой и забираю Айрин. Бренда и Лидия могут поступать, как им заблагорассудится.

– Ну, ты ведь не ожидаешь, что, мы пойдем пешком, не так ли? – осведомилась Бренда.

На сей раз Лидия с ними согласилась. Чем скорее они отправятся домой, тем лучше. Тетя Грейс сумеет изобразить хорошую мину при плохой игре для прислуги – ей это удается, как никому другому. «Миссис Эмброуз беспокоилась из-за своей дочурки – ей сегодня слегка нездоровилось, – а так как мистеру Парадайну тоже немного не по себе… » Лидия живо представляла, как она это говорит и как Лейн внимает ей с почтительным сочувствием.

Попрощавшись, семейство Эмброузов удалилось.

Спустя десять минут за ними последовали Марк и Дики. Вечеринка закончилась.

В большой гостиной остались Эллиот, Филлида и Грейс Парадайн с Албертом Пирсоном в качестве амортизатора. Было трудно сказать, осознал ли он свое положение и нашел его невыносимым или же был искренен, заявив, что у него есть срочная работа. Алберт не казался встревоженным – впрочем, таковым он не выглядел никогда. Чувствовал ли о» себя хоть раз за двадцать девять лет жизни неловко при каких-либо обстоятельствах, было известно только ему самому. Для окружающих Пирсон являл собой упорную эффективность, которая временами действовала на нервы. Непогрешимость требует изрядного количества обаяния, которого, к сожалению, недоставало Алберту. Тем не менее сейчас трое оставшихся в гостиной сожалели о его уходе.