Текст книги "Ключ. Возвращение странницы (сборник)"

Автор книги: Патриция Вентворт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 13

Когда они с Дженис вошли в прихожую ровно в половине пятого, гул голосов, доносившихся из гостиной, дал понять, что у мисс Софи собрались гости. Она созвала соседей на чай, прежде чем пригласила Дженис.

Чай пили рано. На столе, застеленном вышитой скатертью, стоял массивный поднос и лежал полный набор столового серебра. Справа, на трехъярусной металлической подставке для пирога, на тарелках вустерского фарфора, лежали микроскопические сандвичи с рыбным паштетом, латуком и листьями настурции, а слева, в плетеной корзинке для выпечки, – имбирное печенье, бисквиты «Мари» и печенье с сухофруктами – сладости военного времени, приготовленные из яичного порошка. Мисс Софи, сидя на стуле с прямой спинкой, с улыбкой смотрела на гостей и разливала великое множество чашек слабо заваренного чая. Гарта и Дженис она встретила с энтузиазмом.

– Вот и вы, дорогие мои! И как раз к чаю – он такой слабый, что ничего страшного, даже если он постоит подольше. Флоренс говорит, мы расходуем гораздо больше нормы, но ведь чай всегда можно разбавить водой, чтобы хватило надолго. Жаль, что так нельзя с яйцами, – было бы очень удобно. Гарт, ты, кажется, незнаком с мистером Ивертоном. У него потрясающие куры – несутся буквально без остановки.

Мистер Ивертон, круглолицый и румяный, поклонился в ответ и заметил:

– Потому что я знаю, как с ними управляться.

Миссис Моттрам, сидя по другую руку от мистера Ивертона, умоляюще произнесла:

– Вот бы вы рассказали, как это делается.

Прежде чем тот успел ответить, вмешалась мисс Софи:

– Миссис Моттрам – мой племянник, майор Олбени.

Она обратила на молодого человека голубые глаза.

– Я так много о вас слышала! Вы, наверное, решили, что мы здесь такие глупые, говорим только о еде, но ведь сейчас так трудно живется… У меня шесть кур, и дай бог одно яйцо в две недели. А мистер Ивертон…

Тот просиял.

– Просто у вас нет системы. Вы думаете, что с курами не нужна система, а потом удивляетесь, отчего куры так беспорядочно несутся. Я скажу: сами виноваты. Курица беспечна, потому что беспечны вы. Подайте ей хороший пример. Горячие отруби не позднее чем в восемь утра… вы это делаете?

Миссис Моттрам взволнованно взглянула на него.

– Нет.

– А почему?

– А нужно?

– Конечно, нужно. Вот что, я запишу вам режим питания. Придерживайтесь его. Через две недели скажете, по-прежнему ли нет яиц.

Они вместе отошли в сторонку. Гарт взял чашку чаю и порцию пирога и перебрался к мисс Донкастер, которая угощалась сандвичем с настурцией, утверждая, что не одобряет подобные вечеринки в военное время. Он присел рядом.

– Очень жаль, что мисс Мэри Энн так сильно больна.

Мисс Люси Эллен взяла следующий сандвич и парировала:

– Она окружена вниманием. Лично я думаю, что это меня нужно пожалеть. Я бегаю вверх-вниз по пять раз в час. Мы превратили ближнюю спальню в гостиную, и сестру привозят туда в кресле из ее комнаты. Она видит всех, кто проходит мимо окон. У нас много гостей – на мой взгляд, слишком много, – и они болтаются туда-сюда по лестнице и тащат в дом уйму грязи. Поскольку у нас только одна служанка, именно мне приходится за ними убирать. Я не присаживаюсь ни на минуту. Кстати, вы приехали надолго? А я и не думала, что вас могут отпустить. Лично я считаю, что сейчас чересчур долгие отпуска. Взять хоть Фредерика Буша – его сын провел дома всю прошлую неделю.

– …а теперь приехал я. Знаю, знаю, мы должны работать день и ночь, обвязав голову мокрым полотенцем. Иногда так и бывает.

– Что-то не верится. Если бы вы работали, дела бы шли на лад. А вы, по-моему, только бездельничаете и попусту болтаете.

Разговор отошел от мисс Мэри Энн, став бессмысленным. Гарт предпринял решительную попытку вернуться к нужной теме.

– Вы говорите, у вашей сестры много гостей? Наверное, она знала и мистера Харша?

Мисс Донкастер фыркнула.

– Если можно так выразиться. Он ведь был поглощен своими экспериментами. Я всегда говорила, что однажды Харш взорвется.

Гарт позволил себе небольшую толику сарказма.

– Вы зря волновались.

Мисс Донкастер взглянула на молодого человека с неприязнью, которую столь красноречиво выражали ее черты – длинный острый нос, красноватые глазки хорька и такие тонкие губы, каких Гарт в жизни не видел. Мисс Донкастер никогда не открывала рот настолько, чтобы были видны зубы, и в деревне ходила легенда, несколько омрачившая Гарту детство. Возможно, борнская молодежь до сих пор в это верила. Легенда гласила, что у мисс Донкастер зубы хорька, и если она застигнет человека в одиночку в сумерках, может случиться что угодно.

– Я не вижу большой разницы между тем, чтобы взлететь на воздух или получить пулю, – ядовито заметила она.

Гарт пытался выяснить, не прослушивала ли мисс Мэри Энн общую линию в половине седьмого во вторник и кто навещал ее в тот вечер, но разговор шел так туго, что он ничего не добился. Мисс Донкастер, судя по всему, питала к Гарту еще большую нелюбовь, чем в пору его юности. Гарт сдался; не имея возможности оставить собеседницу и отойти, он обнаружил, что она решительно не одобряет все население Борна. Единственным человеком, для которого у мисс Донкастер нашлось доброе слово, был мистер Ивертон. Она признала его добродушным, хоть и немедленно оговорилась, что черта между добротой и глупостью весьма тонка. «Если мужчины понимают, как глупо выглядят, когда позволяют молодой дурочке вить из них веревки, то, во всяком случае, они не станут выставлять себя на посмешище». Эта фраза завершилась донельзя выразительным фырканьем.

– Я думаю, ты заметил, как постарела Софи, – продолжила мисс Донкастер.

Гарт удивлялся силе собственного гнева. Отчасти ярость коренилась в тех временах, когда Гарт был испуганным маленьким мальчиком, а тетя Софи – одним из оплотов его мира. Он осторожно и вежливо возразил:

– Честно говоря, на мой взгляд, она ничуть не меняется на протяжении всего времени, что я ее знаю.

Острый носик дернулся. Мисс Донкастер вновь фыркнула.

– Ты не слишком-то наблюдателен. Софи превратилась в развалину…

После чего она немедленно перешла от недопустимо крайних взглядов борнского священника к некомпетентности доктора Эдвардса («Его собственная жена – инвалид, и вряд ли это можно счесть хорошей рекомендацией»), к упадку нравов среди современной молодежи, недвусмысленно приводя в пример миссис Моттрам, а затем к общему неудовлетворительному состоянию всего и вся. Гарт вновь услышал про тройняшек – «верх непредусмотрительности». И про предосудительное поведение юного Подлингтона, который женился на Люси Пинкотт и получил военную медаль, за что – мисс Донкастер не знала, но награда, несомненно, оказала на молодого человека разрушительное воздействие. Приехав домой на побывку, он приветствовал ее на церковном дворе самым неподобающим образом: «Хей, мисс Донкастер, как делишки?» А Люси, повиснув у мужа на руке, так и таращилась, как будто никто на свете раньше не получал медаль. «А теперь, не угодно ли, его вот-вот повысят! Просто ума не приложу, куда катится мир!»

В это мгновение мисс Софи спасла Гарта – она подозвала племянника, чтобы представить доктору Эдвардсу. Краем глаза он увидел, как Дженис протягивает бисквиты мисс Донкастер и немедленно попадает в плен.

Когда чаепитие окончилось, Гарт решил проводить Дженис.

– Я и забыл, какая она мегера, – признался молодой человек. – Интересно, что она теперь говорит о нас?

Дженис, которой строго-настрого велели не приписывать серьезных намерений праздным молодым людям, думающим лишь о развлечениях, прекрасно себе это представляла. Она слегка – и очень мило – покраснела, когда ответила:

– Что я деревенская дурочка, которой вскружили голову, а ты – ловкий обманщик.

Что-то в словах девушки позабавило Гарта – притворно суховатая интонация или нарочито сдержанная искорка. Он расхохотался и сказал:

– Неужели она тебя предупредила?

– Предупредила.

Он продолжал смеяться.

– Мисс Донкастер – настоящий музейный экспонат.

Дженис, к его удивлению, вспыхнула.

– Тогда жаль, что ее не запрут в музее!

Пристукивая ногой по земле, она смотрела Гарту в глаза.

– Тебе легко смеяться! Здесь живешь не ты, а я!

Прежде чем он успел заговорить, она продолжила:

– Ты что-нибудь узнал насчет вторника? Ты целую вечность с ней говорил.

– Это она со мной говорила. И я ничего не узнал. А ты?

Дженис как будто засомневалась.

– Я не хотела задавать вопросы, потому что могла случайно спросить то же, что и ты. Тогда она решила бы, будто мы что-то затеяли, и оповестила весь Борн. Но я узнала, кто был у них во вторник вечером, хотя…

– Кто?

– Буш.

– Фредерик Буш?

Дженис кивнула.

– Он пришел, чтобы снять полки с чердака и повесить в гостиной, – он берется за всякую мелкую работу. Мисс Мэри Энн хотела, чтобы ее фарфоровый сервиз стоял на виду, а не в шкафу в столовой. Мисс Донкастер вволю наговорилась, потому что страшно злится на Пинкоттов из-за Эрнста Подлингтона. А поскольку миссис Буш – урожденная Пинкотт, то, разумеется, у Буша руки не тем концом прилажены. Мисс Донкастер сказала, он провозился с полками вдвое дольше необходимого и закончил только в половине восьмого, что было очень неудобно, поскольку они собирались ужинать. А мисс Мэри Энн болтала не умолкая – чертовски эгоистично и неблагоразумно с ее стороны, она ведь прекрасно знает, что из-за этого плохо спит, а раз она плохо спит, то и Люси Эллен не высыпается. А виноват, конечно, Буш.

– О господи, – произнес Гарт.

Глава 14

Гарт медленно шел обратно. Добравшись до деревни, он предпочел короткий путь по Церковному проулку.

Битое стекло убрали. Как только Гарт задумался, кто бы это мог быть, из Мидоукрофта показался Сирил Бонд.

– Я тут хорошо поработал. Я скаут, вот и подумал: ну а вдруг кто-нибудь порежется? Тогда я собрал стекло и бросил в канаву. Так что я совершил хороший поступок.

Гарт засмеялся. В мальчишке было нечто безыскусное.

– О да.

Сирил подошел ближе.

– Вы были на дознании?

Гарт кивнул.

– Ну и чего?

Сирил говорил как настоящий уроженец лондонского Степни[3]3
  Рабочий район Лондона.


[Закрыть].

– Решили, что мистер Харш покончил с собой.

– Почему?

– Потому что его нашли в церкви запертым, а ключ лежал в кармане.

Сирил презрительно усмехнулся.

– Наверное, у кого-то был другой ключ, мистер.

– Да, целых три. Один у священника, второй у церковного сторожа, мистера Буша, и третий у мисс Браун, которая играет на органе. Все учтено.

– Да ну, – сказал Сирил. – Ничего они не понимают, эти на дознании. Я бы им много чего сказал, если бы захотел. Только разве они послушают? Черта с два, я ведь не священник, не церковный сторож и не мисс Браун.

Гарт прислонился к стене, сунув руки в карманы и поинтересовался:

– А что бы ты им сказал?

Сирил подошел ближе.

– Кое-что про ключ.

– То есть?

– Ей-богу, я не вру. Скауты не врут. Иногда, конечно, это неудобно, но вообще хорошо, потому что люди тебе верят. Понимаете?

Гарт кивнул.

– Так что насчет ключа?

Мальчик переступил с ноги на ногу.

– Может, не стоит говорить…

– Если ты действительно что-то знаешь…

– Не сомневайтесь, знаю.

– Тогда, полагаю, ты должен рассказать.

Сирил задумался. За полтора счастливых часа, прошедших после чаепития, он, судя по всему, постарался максимально вывозиться в грязи. Колени у него были в глине, руки по локти сплошь в пятнах, лицо измазано. Тем не менее стоял он с серьезным и вполне заслуживающим доверия видом.

– Если я скажу, то потом не смогу взять слова обратно?

– Не сможешь.

– А если у кого-нибудь будут неприятности из-за того, что я скажу? А если будет суд, мне придется повторить это перед судьей?

– Да.

– И моя фотография попадет в газеты? Ого. Будет о чем написать домой. – Его лицо засветилось от предвкушения и тут же вновь помрачнело. – Только, наверное, у меня самого будут неприятности.

– Почему?

Сирил подошел еще на полфута.

– Потому что мне велят быть дома в полвосьмого. Надо поужинать и вымыться, а в восемь я вроде как должен лежать в постели.

Он многозначительно подчеркнул «вроде как».

– Но так бывает не всегда, правда?

– Ну да… Я моюсь и иду к себе…

– Но не обязательно ложишься спать?

Сирил опять заерзал. Гарт рассмеялся.

– Ладно, ладно, я понимаю. То есть во вторник ты не лег спать?

Упрек на лице Сирила сменился чем-то необычайно похожим на ухмылку.

– И что же ты делал? – поинтересовался Гарт.

Сирил пнул землю так сильно, что чуть не разорвал ботинок.

– У меня будут неприятности, – напомнил он.

– Возможно. Но лучше признавайся. Так что же ты сделал?

Сирил снова взглянул на него искоса и ответил:

– Я вылез из окна.

– Как?

Мальчик необыкновенно оживился.

– Видите вон то окно сбоку? Это моя комната. Если вылезти на подоконник и повиснуть на руках, можно спрыгнуть на крышу над библиотекой. Там недалеко толстая ветка. Надо как следует ухватиться, а потом переставлять руки и сползти наземь. Я сто раз вылезал, и меня ни разу не застукали.

Гарт подумал: «Непростое предприятие». Он сомневался, что сумел бы проделать нечто подобное в возрасте Сирила, но кивнул:

– Итак, ты слез по дереву. Что же было потом?

– Ну, я немного поиграл в индейцев. Подполз к дому, как будто это форт, и окружил его со всех сторон. Неплохо придумал, а?

– Сколько было времени?

– Почти без четверти девять. Отсюда слышен бой церковных часов.

– Хорошо. Дальше.

– Ну а потом стало светлее, потому что вышла луна и нельзя уже было играть в индейцев возле дома – родители могли меня заметить. Тогда я решил пойти в проулок и устроить засаду, а если кто-нибудь пройдет мимо, снять с него скальп.

– И что, кто-нибудь прошел?

– А то! Сначала какая-то дама – вышла как раз отсюда. – Он положил руку на косяк, на который опирался Гарт.

– Какая дама? – Молодой человек старался говорить не слишком быстро.

– Дама, которая живет с вашей старушкой – мисс Браун. Ну та, которая играет на органе в церкви. Я тихо-тихо лежал в канаве напротив калитки. Будь у меня лук и стрелы, я мог бы ее застрелить. Она приоткрыла дверь и постояла немного – вот тогда я и подумал, что мог бы ее застрелить, – а потом уж вышла. Тут подошел какой-то джентльмен и спросил: «Куда вы идете?» Он еще к ней по имени обратился. Очень смешное имя, звучит как «нутряное сало».

– Что?!

Сирил кивнул.

– Знаете, такое, в пакетике. Называется «Атора». Я за ним к бакалейщику бегал, для тетки.

Гарт совладал с собой.

– Медора?

– Точно! Правда, смешное имя? «Куда вы идете, Медора?» – вот как он спросил. Я подумал, что его тоже мог бы застрелить.

– Так-так, продолжай. Что же сказала мисс Браун?

– Сказала, чтобы он не лез не в свое дело, а он: «Это и мое дело», – и спросил, что у нее такое в руке. Она: «Ничего». А он: «Неправда, отдайте мне. Сегодня вы не станете отпирать ключом дверь и заходить в церковь. Если вы собрались послушать орган, можете постоять снаружи, а если хотите поговорить с ним, придется ждать до утра. Давайте сюда ключ».

– И она отдала?

– А то! Он схватил ее за руку, вот так повернул, и ключ упал. Она вскрикнула «ой», как будто собиралась заплакать, вырвалась, забежала обратно в сад и закрыла калитку, а тот джентльмен подобрал ключ, сунул в карман и ушел.

– Куда?

Невероятно грязный палец ткнул в сторону церкви.

– Уверен?

– А то.

– Кто это был? – спросил Гарт. – Ты его знаешь?

Сирил удивленно взглянул на собеседника.

– Знаю, конечно.

– Кто?

– Тот тип, которого здесь зовут «профессор».

Вот вам и месть. Гарт повторил:

– Ты уверен?

Сирил энергично закивал.

– А то. Стал бы я говорить, не будь уверен. Я его узнал. Он такой злющий всегда – прямо как Борис Бэнкс из «Убийства в полночь». Вот это потрясный фильм, он там такое творит. Он убил одну леди…

Гарт резко перебил мальчика:

– Достаточно, давай лучше про тот вечер. Почему ты думаешь, что не ошибся?

Мальчик упрямо, но в то же время с легким смущением взглянул на него.

– Так я же видел, мистер. Говорю же, луна вышла – яркая, как я не знаю что. Это точно был он. Он живет в конце той улочки, за которой поле с этими… с руинами. И джентльмен, которого убили, тоже там жил.

Гарт присвистнул.

– Ну, раз ты уверен… Но имей в виду, что дело очень серьезное.

Сирил вновь кивнул.

– А то. Я знаю. Я не ошибся. Мэдок его зовут.

Гарт постоял мгновение неподвижно, затем положил руку на плечо Сирила.

– Пока он был здесь… пока говорил с мисс Браун… ты больше ничего не слышал? Никаких звуков из церкви?

– Только как другой джентльмен играл на органе.

– То есть ты слышал музыку?

– Да.

– Хорошо. И что же случилось дальше?

Сирил уставился на молодого человека.

– Ничего. Я пошел домой.

– Как же ты вернулся?

– По дереву, мистер, только надо залезть чуть повыше – сначала немного проползти, потом хватаешься за ветку, свешиваешься с нее, раскачиваешься и прыгаешь прямо на подоконник.

Гарт подумал о чувствах тети Софи. Он вспомнил собственные выходки – в том числе невольный спуск по скату крыши, завершившийся в водосточном желобе. И все-таки человеческий детеныш выжил. Гарт рассмеялся и сказал:

– Звучит неплохо. Ну и наконец ты пошел спать?

– Да.

– И больше ничего не слышал?

Сирил с сожалением покачал головой.

– Я лег спать. Если бы не лег, то, может, услышал выстрел. Прямо зло берет, как подумаешь. Я ни черта не слышал. Страшно жаль!

Глава 15

Следующие несколько часов группа людей развила бурную деятельность. Гарт дошел до Перрис-Холта, а оттуда доехал на поезде до Марбери, решив, что из этого довольно-таки большого города можно позвонить сэру Джорджу Рэндалу, не опасаясь чужой бестактности. После звонка сэру Джорджу, начальнику полиции, деликатно намекнули, что дело Харша надлежит перенести в Скотленд-Ярд.

Гарт, закончив разговор, заказал несъедобный и непомерно дорогой ужин в привокзальном отеле, после чего отправился обратно в Борн местным поездом, размышляя, каким образом гостиничные жулики делают еду столь отвратительной.

Шагая по темным полям от Перрис-Холта, он думал о Мэдоке. С какой стати ему убивать Харша? Ревность? Типичный, избитый мелодраматический ход. И весьма неправдоподобный. Но люди то и дело совершают весьма неправдоподобные поступки. Каждый день газеты приносят все более безумные рассказы о человеческом поведении. Пускай Медора и не в его вкусе, но, возможно, вполне во вкусе Мэдока. Или даже Майкла Харша. По-своему она довольно красива. Мисс Браун могла бы сыграть роль какой-нибудь зловещей героини в греческой трагедии. Для Кассандры, допустим, старовата, зато в самый раз для Электры, которая, возможно, никогда и не была молода. Очень убедительная Клитемнестра. Или Медуза. Да, Медуза – самое оно. Медуза, которая увидела нечто превратившее ее в камень. Легенда наоборот.

Мэдока следует арестовать, если только у него не найдется вразумительного объяснения относительно ключа, который он отобрал в проулке. Гарт задумался, как Мэдок воспримет свой арест. Люди, которые сердятся по пустякам, иногда проявляют хладнокровие в опасной ситуации. Он вновь и вновь пытался понять, отчего Мэдок мог застрелить Майкла Харша. Во-первых, несомненный мелодраматический мотив – ревность. Во-вторых, не такое уж невозможное, хотя и извращенное, стремление пацифиста спасти мир от новейшего научного изобретения. Либо так, либо иначе, либо и то и другое вместе. Гарт подумал, что полиции придется поломать голову, чтобы установить мотив убийцы. Никакой присяжный не вынесет смертный приговор человеку, против которого имеются лишь ничем не подтвержденные показания двенадцатилетнего мальчика. Во всяком случае, Гарт радовался, что бремя сняли с его плеч. Он отчитался как должно, и полагал, что поставил точку.

Было не больше одиннадцати, когда он добрался до дома, где его ждала мисс Софи в шерстяном халате. Она встретила племянника с горячим шоколадом и сандвичами и немедленно разговорилась, хотя и самым приятным образом воздерживалась от вопросов. Женщины ее поколения считали нормой, что мужчины приходят и уходят; ей бы даже в голову не пришло спросить, где был Гарт. Таков порядок.

Вместо этого она заговорила о мисс Браун:

– Боюсь, из-за смерти мистера Харша бедняжка пережила страшный шок. Я не позволила Медоре засиживаться допоздна – она просто сама не своя, – но, надеюсь, теперь, когда дознание уже позади, ей станет легче.

Гарт сомневался. Он был встревожен и обеспокоен, поэтому решил поскорее заговорить о мисс Донкастер. Раньше тетя Софи оживлялась, когда разговор касался ворчливой соседки, но на сей раз со вздохом сказала:

– Знаешь, дорогой, мне ее жалко. Они с Мэри Энн пережили очень тяжелые времена в молодости. Их отец был человеком со странностями, очень замкнутым. Он не любил гостей, и его дочери ни с кем не виделись, даже когда ездили за границу. Наверняка они хотели выйти замуж, но так ни с кем и не сумели познакомиться. Мистер Донкастер умер, когда обеим перевалило за сорок. А теперь еще у Мэри Энн отнялись ноги, так что я соболезную Люси Эллен, хотя иногда она и выводит из терпения.

Гарт пожелал тете Софи спокойной ночи, питая к ней самые теплые чувства.

В начале одиннадцатого, на следующее утро, пустой поезд привез в Перрис-Холт двух сотрудников Скотленд-Ярда – главного инспектора сыскной полиции Лэма, массивного и невозмутимого мужчину сангвинического темперамента, с густыми черными волосами, редеющими на темени, и сержанта Эббота. Они представляли собой разительный контраст и могли бы послужить материалом для карикатуры под названием «Офицер полиции: молодость и зрелость». Эббот был элегантным юношей, поступившим в Скотленд-Ярд после частной школы и полицейского колледжа. Светлые волосы он гладко зачесывал назад, одежду носил лучшего покроя.

На лице Эббота, сидевшего напротив коллеги, отражалась скука, граничившая с унынием. Только что его просьбу о вступлении в авиацию отклонили в четвертый раз, причем с откровенной насмешкой. Когда инспектор из самых благих побуждений посоветовал Эбботу взглянуть на это с другой стороны, юноша с горечью ответил, что ничего хорошего не видит.

Лэм с упреком взглянул на собеседника.

– Не говори так, Фрэнк. Я прекрасно тебя понимаю, потому что сам не попал в авиацию в тысяча девятьсот пятнадцатом. Я страшно расстроился, но потом научился смотреть на вещи с другой стороны. И ты тоже научишься.

В бледно-голубых глазах сержанта Эббота мелькнул непокорный блеск, когда он окинул взглядом широкие плечи и брюшко своего начальника. Тот посмотрел на молодого человека с еще большим укором.

– Послушай-ка меня. Держу пари – вообще-то я не любитель держать пари, это просто фигура речи, – так вот: я держу пари, что сейчас ты думаешь: «Какая разница, убили какого-то чудака профессора или нет, ведь сейчас по всему миру тысячи людей вышибают друг другу мозги».

Губы Эббота неслышно шевельнулись, выговаривая: «Арчибальд Всегда-Прав»[4]4
  Герой популярной комической оперы «Терпение» А. Салливана и У. Гилберта.


[Закрыть], но до начальника донеслось:

– Вы всегда правы, сэр. Именно так я и подумал.

– Тогда прекрати ныть и послушай. Что лежит в основе этой, да и всякой другой войны, которая когда-либо начиналась? Презрение к закону. Как в любом преступлении. Кто-то что-то хочет – и старается ухватить. Если кто-нибудь попадется на пути, то пострадает, но преступнику плевать. Особенно жаль, если на пути попадаются государства, которые недостаточно сильны, чтобы его остановить. Но когда дело касается так называемых частных преступлений, есть закон и есть мы. Всякий раз, когда мы хватаем преступника, люди видят, что закон их защищает и требует уважения. Таким образом воспитывают законопослушных граждан. Когда ты этого добьешься, то получишь людей, уважающих и законы других государств, – то, что называется международным правом. Нельзя жить по справедливости и не хотеть того же для других – по крайней мере, когда речь идет о законе. Вот в чем заключается проблема с немцами. Они перестали уважать законы, сначала чужие, а потом свои собственные. У нас такого не произойдет. Но закон нужно поддерживать. Слуги закона – ты и я, и неважно, летаем мы, или сидим в танке, или выслеживаем убийцу – слуги закона должны исполнять долг. Однако мы приехали. Вон на платформе стоит какой-то местный – надеюсь, у него есть машина.

Машина была. Прибывших отвезли в полицейский участок в Борне, где они допросили самоуверенного и бодрого Сирила Бонда и записали его показания. Мальчик дал точные и очень ясные ответы и отправился домой с наказом держать рот на замке. Затем Лэм заявил, что они прогуляются до бывшего дома священника, если кто-нибудь их проводит, но сначала наведаются в церковь.