Текст книги "Ключ. Возвращение странницы (сборник)"

Автор книги: Патриция Вентворт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 31

Фредерик Буш стоял, глядя с высоты своего роста на двух лондонских полицейских, которые вызвали его для разговора. Когда церковному сторожу предложили стул, он сел, держась все так же прямо, с неизменным выражением величавой меланхолии. В руке, лежащей на правом колене, он сжимал снятую кепку.

Лэм внимательно взглянул на него и сказал:

– Спасибо, что пришли, мистер Буш. Мы собираем информацию о событиях вечера вторника, и я подумал: возможно, вы сумеете нам помочь.

Он потянулся с бумагой через стол.

– Вот запись показаний, которые вы дали на дознании. Пожалуйста, просмотрите их и скажите, все ли правильно.

Буш взял бумагу и пристроил на левом колене. Затем положил кепку на пол, извлек из внутреннего кармана кожаный очечник, раскрыл и надел очки – весьма неторопливо. Он неспешно прочел показания и положил обратно на стол.

Лэм наблюдал за ним.

– Все правильно?

Буш снял очки и, убрав очечник в карман, произнес:

– Да.

Сержант Эббот, записав это единственное слово, мысленно отметил, что разговор сильно смахивает на замедленное кино, поэтому стенография в данном случае – пустая трата сил.

– Вы ничего не хотите добавить к своим показаниям? – продолжил Лэм.

Буш не спеша ответил:

– Нет.

– Вы уверены?

– Да.

– Мистер Буш, вы имеете обыкновение каждый вечер обходить церковь и кладбище, не так ли?

Так же неторопливо, но без особых колебаний, Буш снова сказал:

– Да.

– В котором часу?

Фрэнк Эббот подумал: «Наконец-то я услышу что-то кроме “да”. А то мне уже надоело писать одно и то же».

Ответ прозвучал тем же тоном, что и предыдущие:

– В десять часов.

– Вы обходили церковь во вторник вечером?

– Да.

– Почему вы умолчали об этом на дознании?

– Меня не спрашивали.

– Вам не пришло в голову сделать самостоятельное заявление?

– Нет.

– Вы отвечали, только когда вас спрашивали. То есть, если бы коронер спросил, вы сказали бы, что обходили церковь?

– Да.

Фрэнк горестно подумал: «Снова пусто» и попытался придумать вопросы, на которые нельзя было ответить односложно.

Лэм сказал:

– Тогда вернемся к тому обходу, который вы совершили во вторник вечером. Когда вы вышли из дома?

– Чуть раньше, чем обычно.

– Почему?

– Я не обязан выходить в определенное время. Я делаю как мне удобнее.

– А почему было удобнее выйти вечером во вторник пораньше?

На сей раз Буш помедлил, прежде чем ответить.

– Не знаю, право. Не у каждого поступка есть причина.

– Вы говорите, что вышли раньше обычного. Насколько раньше?

– Не могу в точности сказать. Минут на десять, наверное.

– Вы слышали выстрел?

– Нет.

– Вы вышли раньше обычного времени не потому, что услышали выстрел?

– Нет.

Лэм пристально взглянул на сторожа, который сохранял спокойствие. Буш поднял кепку и положил ее на колено, как прежде, но крепче стиснул пальцы. Костяшки, туго обтянутые кожей, казались бескровными.

Лэм добродушно произнес:

– Итак, вы пошли в привычный обход. А теперь расскажите, куда вы ходили и что делали. И ничего не упускайте – якобы потому, что вас не спрашивают, – я хочу знать все от начала до конца.

Буш сунул левую руку в карман, извлек огромный красный носовой платок и торжественно высморкался. Он никуда не спешил, столь же неторопливо убрал платок и заговорил:

– Я вышел из дома через переднюю дверь, добрался до церковной калитки и зашел во двор.

– Это та самая калитка, которая выходит на главную улицу?

– Да. Потом я пошел по дорожке направо, вокруг церкви, и вышел через ту же калитку.

– Вы кого-нибудь видели?

– Нет.

– И все?

– Я вошел, обогнул церковь и вышел. Я никого не видел.

Лэм резко спросил:

– Вам больше нечего добавить?

– Нет.

Лэм вдруг сделал внезапное движение – подался вперед и хлопнул ладонью по столу.

– Слушайте, Буш, у нас есть свидетели. Вы никого не заметили, но вас видели двое, парень и девушка, которые сидели в тени дерева, под стеной пасторского домика. Ну? Что скажете?

Костяшки на руке, сжимавшей кепку, побелели как снег. Меланхоличное лицо оставалось спокойным. Буш медленно произнес:

– Я не знаю, что они видели. Я совершал обход.

– Они видели, как вы вышли из церкви.

– Они, возможно, видели, как я сошел с паперти.

– Они видели, как вы закрыли за собой дверь и заперли ее.

Долгая пауза. Наконец Буш сказал:

– Я выполнял свою работу.

– Она обязывает всякий раз заходить в церковь?

– Иногда.

– Вы зашли туда во вторник вечером?

– Не стану отрицать.

Лэм убрал руку и откинулся на спинку кресла.

– Слушайте, Буш, выкладывайте лучше начистоту. Если вы побывали в церкви, то знали, что мистер Харш мертв. Вы это видели примерно за два с половиной часа до того, как пришли с мисс Мид и обнаружили труп. Сами видите, возникает вопрос, на который вам придется ответить. Если вы невиновны, то охотно объяснитесь. Если виноваты, имеете право держать язык за зубами. Но я предупреждаю, что все сказанное вами может быть записано и использовано против вас. Итак, вы будете говорить?

Пауза затянулась. Когда прошла целая вечность, Буш произнес тем же тоном, что и до сих пор:

– Лучше я скажу.

Лэм кивнул.

– Вот и славно. Итак, вы вошли в церковь…

– Да, вошел, чтобы проверить. Священник вечно оставляет окна открытыми.

– Вы видели труп мистера Харша?

– Да.

– Опишите, что вы делали с того момента, как вошли в церковь. Расскажите всё.

Буш поднял свободную руку и потер подбородок.

– Я вошел, а когда завернул за угол, откуда видно орган, то заметил, что занавеска отдернута, а мистер Харш лежит на полу у табурета.

– Свет горел?

– Только над органом. Пистолет лежал рядом с телом. Когда я понял, что мистер Харш мертв, то растерялся. Я ничем не мог ему помочь, поэтому решил, что лучше позаботиться о себе. Я подумал: «Плохо, что именно я на него наткнулся – в одиночку и в такой час». Я решил, что мистера Харша обязательно хватятся дома и кто-нибудь пойдет искать, – так будет лучше. Не хочется связываться с полицией.

– Продолжайте, – велел Лэм. – Что же вы сделали?

Буш, казалось, задумался.

– Я ничего не трогал. Я знал, что нельзя. Я только переложил ключ.

Лэм издал резкий возглас. Буш продолжил:

– Ключ всегда лежал на табурете рядом с ним.

– На табурете?!

– Ну да. Мистер Харш отпирал церковь, садился за орган и клал ключ рядом на табурет. Я однажды увидел и сказал: «Вы когда-нибудь потеряете ключ, мистер Харш», – а он покачал головой, сказал «нет» и убрал его в жилетный карман. Поэтому, увидев, что ключ лежит на табурете, я сунул его мистеру Харшу в карман.

Лэм быстро вмешался:

– Тогда почему на нем нет ваших отпечатков?

Буш явно слегка удивился.

– Я держал ключ носовым платком.

Оба уставились на сторожа.

– Зачем?!

– Я решил, что так будет правильно.

– Почему?

Вопрос прозвучал как пистолетный выстрел.

Буш снова потер подбородок.

– Чтобы не оставлять свои отпечатки.

– Вы и об этом подумали?

– Да, я сообразил.

Лэм сказал:

– Ладно, давайте дальше. Что случилось потом?

– Я выключил свет, вышел, запер дверь и пошел вокруг церкви, как уже говорил.

– Который был час?

– Пробило десять, как только я вернулся к калитке.

– Дверь церкви была заперта или открыта, когда вы к ней подошли?

Инспектор смотрел проницательно, пронизывающе, но Буш невозмутимо ответил:

– Открыта. Мистер Харш крайне редко не запирал ее.

Сержант Эббот подумал: «Обвинение против Мэдока идет к черту» и записал ответ Буша.

Лэм подался вперед, выпятив тяжелую челюсть.

– Почему вы не заговорили раньше? Умолчав об этом, вы бросили тень подозрения на других. Когда вы в последний раз видели Эзру Пинкотта?

Буш, непоколебимо спокойный, ненадолго задумался и ответил:

– Вчера вечером в «Быке».

– Вы ушли вместе?

– Нет.

– Во сколько вы покинули паб?

– Без семи десять.

– И что вы делали потом?

– Обошел церковь.

– Вы заходили внутрь?

– Да.

– Вы точно не брали с собой Эзру?

Буш впервые показался встревоженным:

– А зачем?

– Вам известно, что он хвастал, будто располагает какими-то сведениями о смерти мистера Харша, которые помогут ему разбогатеть.

– Это знали все. Эзра сидел в «Быке» и болтал не сдерживаясь.

Следующий вопрос прозвучал внезапно:

– Вы держите дома бренди?

Буш двинулся вместе со стулом. На лбу показалась неглубокая складка.

– Ничего плохого тут нет. У тетушки миссис Браун спазмы.

– Да, мне так и сказали. Вы давали Эзре бренди в тот вечер?

Складка разгладилась, губы разошлись в улыбке.

– Эзра никогда не нуждался в угощении. С чего вы решили, что я стану поить его хорошим бренди?

Лэм стукнул по столу кулаком.

– Кто-то угостил Эзру бренди, а потом оглушил и бросил в лужу, где он и утонул.

Буш уставился на инспектора.

– Быть того не может!

– Может.

Буш продолжал смотреть на него.

– Но зачем?

Лэм ответил сторожу столь же пристальным взглядом.

– Чтобы он перестал болтать о смерти мистера Харша.

Буш уронил кепку на пол, как будто она просто выскользнула из пальцев, и нагнулся за ней.

– Да у кого же рука поднимется? – спросил он.

Глава 32

– Они ни за что не простят, если я не нанесу ответного визита, – сказала мисс Софи. – Я знаю их всю жизнь, и потом, Мэри Энн, бедняжка, тяжело больна.

Мисс Сильвер улыбнулась и с полной искренностью ответила:

– Я буду очень рада навестить обеих мисс Донкастер.

– Тогда я допишу письмо кузине Софи Феррарс. Это не займет много времени, а мисс Донкастер как раз успеют допить чай.

День стоял теплый и ясный. Мисс Сильвер надела шляпку, перчатки и легкое летнее пальто и принялась прогуливаться по саду, среди деревьев, отбрасывавших узорную тень на лужайку. Было очень хорошо – право, очень. Если бы не тревожные мысли, мисс Сильвер искренне наслаждалась бы визитом. Но мозг у нее отнюдь не пребывал в покое, о нет. Она ходила туда-сюда по лужайке и обдумывала нюансы дела Харша.

Откуда-то слева послышался необыкновенно пронзительный голос, который окликал женщину по имени. Его не мог ни с чем спутать никто, если слышал хоть раз. С утра мисс Сильвер задалась целью повстречаться с Сирилом Бондом.

Она повернулась и увидела, что мальчик сидит верхом на стене, разделяющей домик священника и Мидоукрофт. Одной рукой он держался за нависающую ветку, в другой воинственно сжимал палку, видимо воображая, что это копье.

– Что случилось, Сирил?

– А вы, случайно, не знаете, что такое «шприкен зе дойч»?

Мисс Сильвер добродушно улыбнулась.

– Ты неправильно произносишь. Надо говорить «шпрехен зи дойч». Это значит «вы говорите по-немецки?».

Сирил помахал копьем.

– Я спросил мистера Ивертона, и он сказал, что не знает. А у нас в школе есть один парень, его отец – беженец, еврей. Вот он хорошо знает немецкий, так и шпарит на нем.

Мисс Сильвер улыбнулась.

– А ты отлично лазаешь. Надеюсь, сидишь надежно. Из которого окна ты вылез?

Сирил слегка приуныл.

– У меня будут неприятности, если мистер Ивертон узнает.

Мисс Сильвер продолжала улыбаться.

– Я ему не скажу. Так из какого окна?

Сирил понизил пронзительный голос до свистящего шепота и указал копьем:

– Из того. Над библиотекой. Вон там я спустился.

– И ты не боялся, что мистер Ивертон услышит?

Маленький кокни пренебрежительно взглянул на нее.

– Не-е, – протянул он. – И потом, я ж не лазаю, когда он дома.

– Значит, во вторник вечером мистера Ивертона не было дома?

– А то. Пошел к миссис Моттрам чего-то там починить. Она сама ничего сделать не может.

– Откуда ты знаешь, где он был?

– Потому что слышал, как он сказал в коридоре: «Я пойду к миссис Моттрам чинить радио». Кухарка со служанкой так и покатились, когда он ушел.

– И когда он вернулся?

– Не знаю, я заснул. О господи! Заснул и не услышал выстрел!

– Откуда ты знаешь, что мистера Ивертона еще не было дома, когда ты вернулся?

Сирил понизил голос:

– В кабинете затемнение так себе. Не скажу, что совсем плохое, но в щелку видно, горит там свет или нет.

– Может быть, он поднялся к себе.

В голосе мальчика вновь зазвучало презрение.

– Не-е! Он всегда засиживается допоздна.

Он воровато посмотрел по сторонам.

– Ну нельзя же знать наверняка, – добродушно, но твердо возразила мисс Сильвер.

– А я знаю! – Сирил вдруг швырнул копье в сад и спрыгнул со стены.

Шагая вместе с мисс Фелл в Пенникотт-коттедж, расположенный через два дома, мисс Сильвер преимущественно молчала. Мисс Софи находила гостью идеальной слушательницей. Почти не переводя дыхания, она за короткий срок поделилась почти всеми сведениями об обеих мисс Донкастер, начиная со школьных дней. В рассказе было немало подробностей, которые весьма заинтересовали мисс Сильвер.

– Но, конечно, во время войны – предыдущей войны – разговоры изрядно поутихли на несколько лет. И мы надеялись, что больше ничего такого не будет…

– И как? – вежливо поинтересовалась мисс Сильвер.

Мисс Софи остановилась напротив Лайлак-коттедж и ответила:

– О, вы себе не представляете. – Она склонилась к мисс Сильвер и прошелестела: – А когда появился такой неумеренный интерес к какому-то маляру…

Через несколько минут они продолжили прерванный путь.

Их впустила пожилая служанка и проводила наверх, в лучшую комнату, превращенную в гостиную ради удобства мисс Мэри Энн (она спала за стенкой, и ее можно было с легкостью перевозить туда и обратно). Когда появились гости, мисс Мэри Энн сидела там, опираясь на подушки, в кресле с резиновыми шинами.

Мисс Софи представила свою спутницу.

– Моя подруга мисс Сильвер. Мисс Донкастер. Мисс Мэри Энн.

Мисс Сильвер присела рядом с креслом больной и заметила, что Борн – очень живописная деревня, а погода просто восхитительная. Одновременно она изучала сестер и интерьер – тесную комнату, стены, увешанные темными масляными картинами в тяжелых золоченых рамах давно минувших дней, обилие уродливой, бесполезной мебели, которая, вероятно, стоила уйму денег лет сто назад. Занавески малинового бархата не впускали в комнату солнечный свет. Под стульями, шкафами и столами виднелся старинный серо-коричневый ковер, всюду теснились безделушки – семейство игрушечных медведей из Берна, резные деревянные рамки с узором в виде эдельвейсов и потускневшие серебряные с выцветшими фотографиями, миниатюрное швейцарское шале, покрытое пылью, маленькие фарфоровые и филигранные шкатулки, стеклянное пресс-папье в виде шара, в котором крутились снежинки, индийский кинжал в потемневших ножнах. Семейная история свелась к сувенирам.

Безобразный чайный сервиз с обилием позолоты занимал каминную полку, над ним висело гигантское, доходившее до самого потолка, настенное украшение с врезанным зеркалом, в котором виднелось с десяток искаженных отражений комнаты.

Самый подходящий фон для мисс Донкастер. Мисс Сильвер не пробыла в их обществе и пяти минут, как поняла, отчего добрейшая мисс Софи не в состоянии подобрать более теплых слов, нежели «бедная Люси Эллен» и «бедная Мэри Энн». Сестры, несомненно, очень походили друг на друга, но, в то время как Люси Энн больше напоминала хорька, Мэри Энн расплылась и погрузнела. У обеих были редкие седые волосы и глубокие морщины.

Без всяких усилий со стороны мисс Сильвер разговор перешел на мистера Харша. Разумеется, ничего более драматического не происходило в Борне с тех пор, как Джедедия Пинкотт сбежал с невестой своего двоюродного брата Иезекииля за сутки до свадьбы, и оба погибли в железнодорожной катастрофе. В деревне решили, что парочка понесла заслуженную кару. Именно мисс Мэри Энн первой заговорила о мистере Харше, к великому облегчению мисс Софи, поскольку Люси Эллен устроила ей, мягко выражаясь, суровый перекрестный допрос касательно мисс Браун. Мисс Софи поспешила присоединиться к беседе.

– Давайте надеяться, что это дело распутают!

Мисс Донкастер высказала твердое мнение, что мистер Харш покончил с собой.

– Я так говорила с самого начала. И так решили присяжные на дознании. Никто даже не сомневался, какой будет вердикт. Поскольку я находилась в составе присяжных, то предположительно знаю…

Мисс Сильвер, слегка кашлянув, почтительно склонила голову в сторону мисс Мэри Энн:

– Какое горе для всех друзей мистера Харша. Правда ли, что он работал над каким-то ценным изобретением? Вдвое печально, что он не успел закончить.

– Он закончил!

– Правда? Как интересно.

Голос Мэри Энн не походил на голос сестры. Он звучал невнятно и приторно. Она горячо заговорила:

– Он завершил работу в тот самый день – провел последний эксперимент и добился успеха. Он позвонил сэру Джорджу Рэндалу в военное министерство в половине седьмого во вторник и попросил приехать на следующий день. Я слышала собственными ушами…

Мисс Сильвер слегка удивилась:

– Слышали?

Мисс Донкастер быстро ответила:

– В Борне общая телефонная линия. Слышно буквально каждое слово. Очень неудобно.

Мисс Мэри Энн продолжила, как будто не слыша слов сестры:

– Вы удивитесь, но порой узнаешь такое… люди бывают крайне неосмотрительны. Я случайно взяла трубку и услышала все, что сказал мистер Харш. Помнится, я повернулась к Фредерику Бушу, который вешал полки в углу – он помогает нам по мелочам, – и сказала: «Ну вот, мистер Харш закончил работу, разве это не замечательно? Сэр Джордж Рэндал из военного министерства приедет к нему завтра». Буш ответил: «Тогда, наверное, мистер Харш сегодня пойдет играть на органе. Когда я его видел в последний раз, он сказал, что непременно пойдет, как только закончит».

– Ну надо же! – воскликнула мисс Сильвер.

Мисс Донкастер решительно перебила:

– Вот и доказательство, что он намеревался лишить себя жизни. Самоубийство! Я с самого начала так говорила.

– Если только здесь не замешан мистер Мэдок, – заметила мисс Мэри Энн. – Знаете, Софи, говорят, что они с мистером Харшем поссорились из-за вашей мисс Браун.

Мисс Софи, в тени своей лучшей шляпки, вспыхнула:

– Мало ли что говорят. Незачем повторять, Мэри Энн.

И тут дверь отворилась и вошла миссис Моттрам в ярко-красных вельветовых брюках и ярко-синем джемпере. Ее светлые волосы были повязаны оранжево-зеленой лентой. Она выглядела необыкновенно мило, а, увидев мисс Сильвер, издала радостный взвизг и бросилась к ней со словами: «Ангел мой!»

– Она ангел, сущий ангел! – пояснила миссис Моттрам остальным. – Знаете, я однажды потеряла… наверное, лучше умолчать, что именно, но она принадлежала моей свекрови, а вы же знаете, что такое свекровь… она ни за что не поверила бы, что я не продала эту штуку, и у меня были бы огромные неприятности. А душка мисс Сильвер вернула пропажу и практически спасла жизнь!

Она закатила синие глаза и села рядом с мисс Сильвер, которая похлопала молодую женщину по руке и сказала добродушно, но решительно:

– Хватит, дорогая, больше не будем об этом говорить.

К счастью, все взгляды были устремлены на брюки миссис Моттрам. Мисс Донкастер напоминала хорька, который следит за неосторожным крольчонком. Она ядовито произнесла:

– Я вижу, вы сняли траур.

Синие глаза широко распахнулись.

– Я носила его только ради свекрови, и прошло уже столько времени…

– Когда я была молода, – заметила мисс Донкастер, – вдовы обязательно носили траур и креп в течение года, еще год одевались в черное, полгода носили серое, черное и белое и полгода – серое, белое, лиловое и темно-синее.

Ида Моттрам хихикнула.

– А еще, кажется, в те времена носили кринолины и другие странные штуки.

Последовало гробовое молчание. Наконец мисс Донкастер сквозь зубы произнесла, что кринолин носила ее бабушка.

Миссис Моттрам любовно взглянула на свои ярко-алые брюки.

– Ну, когда какая-нибудь мода умирает, тут уж ничего не поделаешь, – объявила она. – Оживлять ее ни к чему, иначе мы бы до сих пор ходили в платьях, крашенных вайдой.

Она с подчеркнутым добродушием обратилась к мисс Сильвер:

– Кажется, я прервала какой-то крайне важный разговор, когда вошла, – у вас был такой серьезный вид. Пожалуйста, продолжайте, иначе я подумаю, что вы говорили обо мне.

– По-вашему, это крайне важная тема? – поинтересовалась мисс Донкастер.

Миссис Моттрам вновь закатила глаза.

– Для меня – да.

Мисс Сильвер сдержанно произнесла:

– Мы говорили о бедном мистере Харше и о том, как прискорбно, что он умер именно тогда, когда его работа увенчалась успехом. Мисс Мэри Энн рассказывала такие интересные вещи. Оказывается, она случайно сняла телефонную трубку и услышала, как мистер Харш поделился новостью с кем-то из военного министерства…

– Он говорил с сэром Джорджем Рэндалом, – уточнила мисс Мэри Энн. – «Полный успех» – вот как выразился мистер Харш, имея в виду свой последний эксперимент.

– Да-да, вы уже рассказывали. – Ида Моттрам явно не слишком заинтересовалась. – Помните, мистер Ивертон принес вам яиц – просто чудо, как у него несутся куры, – и мы с ним зашли вместе. Вы тогда и рассказали.

Ее тон намекал, что она не намерена слушать еще раз.

– И, конечно, никто не думал, что бедняжка вот так нас покинет. Но что толку все время говорить о плохом? В тот вечер я сказала мистеру Ивертону: «Какая жуткая история», – и он со мной согласился. Но ведь мистера Харша разговорами не вернешь.

– Иными словами, вы предлагаете идти по жизни, не обращая внимания на неприятные вещи, – заметила мисс Донкастер. – Лично я воспитана в том духе, что беды нужно принимать смело и не прятать голову в песок. Вы, кажется, часто видитесь с мистером Ивертоном.

– Он страшно добрый, – ответила Ида Моттрам. – Он построил мне курятник из каких-то старых ящиков и прочего барахла, кроме того, отлично разбирается в технике, так как сразу понял, что моему радио нужна новая лампа, и купил ее, когда ездил в понедельник в Марбери, а вечером пришел и все починил. Он самый добрый человек на свете. Забавно, что Банти его невзлюбила. Страшно неловко…

– Многие дети не желают отчима, – заметила мисс Донкастер с огромной долей яда в голосе.

Ида Моттрам разразилась детским смехом.

– Значит, вот о чем болтают в деревне? Ну надо же. Разумеется, когда в округе есть только один стоящий мужчина, соседи уж постараются извлечь максимум. Не сплетничать же о священнике, в самом деле. Пожалуй, я подумаю, не пустить ли насчет святого отца небольшой слушок, просто чтобы вы ненадолго позабыли о мистере Ивертоне. Например, в церкви в воскресенье мне попадет в глаз соринка, и я попрошу святого отца ее вынуть – старый безотказный трюк. Что скажете?

Мисс Софи улыбнулась.

– По-моему, вы болтаете чушь, милая моя.

Ида захихикала.

– Конечно, есть еще ваш племянник, но это добыча Дженис. Я не охочусь в чужих угодьях…

Она встала и лучезарно улыбнулась.

– На самом деле, я зашла занести малину. У нас ее много, а я знаю, что мисс Мэри Энн любит ягоды. Я оставила малину внизу, у Агнесс. Ангел мой… – Она быстро подошла к мисс Сильвер. – Когда же мы увидимся?

– Я зайду на обратном пути, – пообещала та.