Текст книги "Свет жизни "

Автор книги: Патриция Сент-Джон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Мальчик узнал также, что Иисус возвратился назад в золотой город, в небесные обители, и находится по правую сторону Бога и что Святой Дух желает войти в сердца мальчиков и всех сделать хорошими.

Однажды сестра сказала, что Он стучит в дверь их сердец, и Хамид приложил свою грязную руку к груди под лохмотьями и очень серьезно произнес:

– Я слышу Его, Он стучит в мое сердце… тук-тук-тук.

Но сестра объяснила, что это стучит его собственное сердце и что Господа стук нельзя почувствовать рукой или слышать ухом. Мы узнаем, что Он стучит в наше сердце, когда у нас появляется большое желание открыть и принять Его. Но мысли Хамида к этому времени переключились на другое: что будет на ужин, и на данный период времени он потерял интерес к этому предмету.

Незаметно наступила осень, и ночи становились все холоднее. В отеле не стало туристов и, значит, не было машин, которые можно было бы сторожить, и не было багажа, который можно было бы нести, то есть не стало заработка, который они обильно имели летом.

Сейчас им приходилось напрягать всю смекалку и потуже затягивать свои пояса. Айши научил Хамида искусству попрошайничества, и они вместе проходили по городу в любую погоду, причитая у дверей богатых людей. Иногда им подавали много объедков, иногда ничего. Это было ненадежное занятие, как погода в ноябре.

Единственным и вполне устойчивым в их жизни был ужин в доме английской сестры. Она разжигала жаровню для них в эти холодные вечера и впускала их в дом раньше. Проходя через зал, они оставляли на полу следы босых ног и лужи, стекавшие с лохмотьев. Затем окружали горячие угли, чтобы согреть окоченевшие пальцы, и постепенно переставали стучать зубами. Потом они усаживались с довольным видом и с готовностью слушать все, что их покровительница желает сказать.

Большой и трудной проблемой сейчас для них была одежда. Ветер и дождь разрушал их старье. Хамид иногда задумывался, чем заменить свою одежду, если она придет в полную негодность. Кое-кто из его друзей выпрашивал или крал мешок и заворачивался в него, но Хамид не был в числе таких счастливчиков.

Кинза, напротив, не знала такой нужды. Сестра часто выходила с ней в город, и Хамид мог наблюдать за сестренкой на базарной площади. За последние два месяца ножки ее заметно округлели и окрепли. Поверх чистого платьишка она носила красную вязаную кофточку и коричневое пальтишко. На ногах – резиновые сапожки, и теплая шапочка покрывала ее черные локоны. Она выглядела бодрой и здоровой, и Хамид, который старался как можно ближе к ней подкрасться, весьма гордился своей сестренкой.

Однажды вечером дождь лил как из ведра, и дети шлепали по воде, направляясь к заветному дому, и вскоре постучали в дверь. Они отряхнулись на крыльце, подобно мокрым щенкам, а затем ринулись к огню, пыхтя, отдуваясь, чихая, сморкаясь.

Сестра почувствовала острую боль при виде их. Она никогда не видела их такими жалкими, грязными, в большой вражде с жизнью.

Однако лица, поднятые к ней, были все же веселые, неунывающие и даже озорные, а черные глаза светились радостью. Она восхищалась их непобедимым мужеством.

Но среди них недоставало одного хорошо известного ей мальчика. Он не появлялся уже второй вечер, хотя до этого был регулярным посетителем в течение нескольких месяцев.

– А где Абд-ель-Кадер? – спросила сестра. – Почему его нет вот уже два вечера?

– Он не может прийти, – ответил кто-то небрежным тоном. – Его одежда вся расползлась, а отца нет у него. Он должен сидеть дома, пока мать не сэкономит денег, чтобы купить мешок от сахара.

Никто при этих словах не проявил ни беспокойства, ни удивления, и вечер прошел, как обычно.

После ужина сестра обратилась к Хамиду, который всегда задерживался и уходил в числе последних:

– Ты знаешь, где живет Абд-ель-Кадер?

– На вершине города, но дорога туда, как грязная река. Вам нельзя будет пройти туда сегодня вечером.

– Думаю, что я смогу пройти, и если ты проводишь меня к нему, то сможешь заработать несколько гурдов.

Хамид с восторгом закивал головой. Ради нескольких гурдов стоит сразиться с дождем и грязью, да и, кроме того, ему нравился Абд-ель-Кадер.

Мальчик поджидал сестру, стоя внизу у внутренней лестницы, по которой она поднялась наверх, чтобы найти кое-какую одежду. Его пытливые глаза осматривали все вокруг. Было так интересно! Он сунул нос в комнату налево и оказался в небольшой кухне с полками по стенам. На одной полке стояла миска с яйцами так низко, что он мог легко достать ее. Хамид колебался. Он не умел считать, но ведь хозяйка умела и заметила бы, если бы он взял пару яиц. С другой стороны, высасывать яйца через маленькое отверстие – такое удовольствие, которое Хамид уже давно не пробовал. В конце концов, подумал он, стоит рискнуть. Если он будет ждать ее снаружи, сестра не увидит в такой-то дождь, а если она потом не досчитается двух яиц, как она докажет, что это он взял. Мальчик взял по одному яйцу в каждую руку, выскользнул на улицу и там в темноте продолжал ждать. Ожидать ему пришлось недолго. Она вскоре вышла с узлом в руке и ярким фонарем, на что Хамид совсем не рассчитывал. Мальчишки, которые бродят по ночам, приобретают кошачье зрение и не нуждаются в таких вещах.

– Пойдем, – кратко сказала сестра. – Иди сюда под плащ, и мы вместе будем идти при свете.

Но, к ее удивлению, Хамид не пожелал идти при свете. Казалось, что он наоборот очень тщательно избегает яркого луча, бредя в канаве или прижимаясь к стене. Было очень темно и грязно, и не раз он чуть было не упал, но крепко держал драгоценные яйца в обеих руках.

– Почему ты не идешь рядом со мной посреди дороги? – спросила его сестра, недоумевая. – Ты упадешь в канаву.

– Ничего, все в порядке, – пробормотал Хамид, чувствуя себя отвратительно. Как он боялся попасть в этот широкий луч света. И яйца эти, как ему показалось, уже не стоили всех его переживаний. Ему хотелось избавиться от них, и в то же время как-то сохранить.

Свет фонаря делал окружающую природу еще более темной, а когда они стали взбираться по крутым боковым улицам, Хамид совсем перестал видеть. Вдруг он споткнулся и с размаху упал на лицо головой вперед. От неожиданности он вскрикнул, и сестра, которая шла немного впереди, быстро обернулась и направила луч света на него. Она увидела, как он старался встать, весь перепачканный грязью и яичным желтком. В руках он сжимал раздавленную скорлупу. Она тотчас поняла, что случилось. Как бы он хотел сейчас убежать от нее! Но она быстро схватила его, и он расплакался от страха и боли. Мальчик не имел понятия, что она сделает, как поступит с ним. Может быть, позовет полицию и посадит его в тюрьму или побьет его прямо здесь, на улице. Но что бы она ни сделала, без сомнения, она больше никогда не примет его в свой дом. Он потерял право на единственное убежище, которое оставалось у него в мире. Никогда больше не войдет он в это место тепла и уюта; дверь перед ним закрыта и все по его собственной вине. Но вот сквозь всхлипывание он услышал спокойный голос сестры:

– Идем назад, ты сильно поранил колени. Дома мы перевяжем их, а потом ты мне снова покажешь дорогу.

Они молча повернули назад, она крепко держала его руку. Хамид время от времени всхлипывал.

Дождь перестал, и вскоре они вошли в теплый уютный дом, закрыв дверь на ключ. Все также молча, ощущая жгучий стыд, мальчик мыл руки под краном. Затем сестра велела ему сесть и теплой водой промыла колени от грязи, после чего стали видны порезы и ушибы. Намазав мазью, она забинтовала их белыми бинтами. Закончив, она посмотрела на него долгим, внимательным взглядом. Он сидел подавленный, весь перепачканный грязью и сырыми яйцами. Только на щеках были две чистые полосы – от слез.

Не говоря ни слова, она пошла наверх, порылась в узле со старой одеждой и вернулась с чистой рубашкой и заштопанным шерстяным свитером. Она принесла еще теплой воды и вымыла его дочиста, затем переодела и села рядом с ним. Мальчик поднял на нее восхищенный взгляд – это был первый случай у него в жизни, когда за зло платили добром, и он не мог понять этого. Вместо того, чтобы отдать его полиции или побить, ему оказали медицинскую помощь и дали чистую прекрасную одежду.

– Хамид, – услышал он ее голос, – ты упал и ушибся, потому что не хотел идти вместе со мной при свете. А при свете идти боялся, потому что украл у меня яйца.

Ответа не последовало.

– Ты не заслуживаешь того, чтобы приходить сюда, – продолжала сестра, – но это были мои яйца, я заплатила за них и намерена простить тебе, только ты должен пообещать мне ничего больше не красть из моего дома.

Хамид молча кивнул.

– И запомни, – медленно и строго продолжала сестра, – ты не мог идти со мной при свете из-за твоего греха. Господь Иисус говорит, что Он – свет миру. Он просит тебя идти рядом с Ним весь путь и каждый день, пока ты не достигнешь Его прекрасного светлого Царства. Но сначала ты должен сказать Ему о своем грехе и просить Его омыть все пятна греха и очистить тебя, как я смыла с тебя все следы грязи и яиц. Тогда ты будешь прощен Им и будешь рядом с Ним в Его свете.

Мальчик взглянул на свою чистую одежду, белые бинты и понял, что она имела в виду. Яйца, которые были для него так желанны, разбились, но сейчас они не нужны ему больше. Его простили, помыли и очистили. Его опять приняли в уютном домике. Скоро они снова выйдут в темноту, чтобы идти к Абд-ель-Кадеру, но на этот раз все будет по-другому. Он спрячется под теплую накидку, и они будут идти вместе при свете, потому что теперь ему нечего прятать. Они будут идти, руководимые ярким светлым лучом. Какое это будет удовольствие!

Спустя полчаса, выполнив свое поручение, они возвратились домой. Снаружи завывал холодный ветер. После краткого затишья снова лил дождь. Хамид, совершенно согревшийся и успокоившийся, стал прощаться на крыльце.

– Но где же ты будешь спать? – с участием спросила сестра.

– В мечети, – ответил мальчик.

– У вас там есть одеяла?

– Нет.

– Разве вам не холодно?

– Сегодня мне будет тепло в моем свитере.

– Лучше войди в дом и поспи в тепле. Жаровня еще горячая.

Хамид был безмерно счастлив. Уютно устроившись на мягком матраце, он все же не мог уснуть. Ложь, воровство, ссоры с ребятами, злоба на отчима и многие другие плохие поступки отчетливо всплывали в памяти и больно жгли сердце. Хамид по-стариковски ворочался с боку на бок и в отчаяньи вздыхал. Он корил себя за все, но ничего не помогало.

Вдруг мальчик поднялся с постели, сел по-турецки, протянул сложенные руки так, как принято у мусульман при молитве, и прошептал простой стих, который знают на память все марокканские дети, обучаемые миссионерами. Они повторяют первую строчку каждого стиха трижды, и вот как он звучит:

“Дай мне чистое сердце, О, мой Господь и Бог. Удали грехи мои и омой Кровью Спасителя моего. Веди меня в небесное Царство, В Твои обители, о Боже”.

Потом добавил несколько слов от себя: “Иисус Христос! Прости меня за то, что я так много обманывал, воровал, ругался, ссорился. Живи в моем сердце! Будь моим другом и помоги идти за Тобой. Возьми меня в Свой золотой город. Аминь.

Глава 12

Однажды утром продрогшие Хамид и Айши выползли из мечети и увидели, что оливковые рощи и горы покрыты снегом. Наступила зима.

Одна неделя была особенно холодная и морозная. Как-то вечером бездомные дети, как обычно, пришли к дому и нетерпеливо постучали в дверь. Холодный ветер проникал через лохмотья к телу. Ежась от холода, они толпой ворвались через порог, стремясь поскорее добраться до жаровни. Но на полпути внезапно остановились, забыв о холоде и ветре. Вместо яркого электрического света их встретил мягкий свет свечей, поставленных полукругом на маленьком столике посреди комнаты и обвитых серебряными веточками олив. На цветной скатерти, разостланной прямо на полу, были разложены всякие вкусные лакомства: орехи, миндаль, изюм, конфеты, апельсины, бананы, печенье, медовые пряники, а на подносе в углу стояли сверкающий чайник для заварки и стаканы. На горячих угольях весело пел большой чайник, и комната выглядела уютной и приветливой. Даже Кинза не спала и была приглашена на пир. Она сидела на диванной подушке, держа в руках большой резиновый мяч, и выжидающе подняла лицо.

– Сегодня христианский праздник, – объяснила сестра удивленным мальчикам, – и я подумала, что хорошо было бы нам провести его вместе. Это праздник Рождества Иисуса Христа. Бог дал нам величайший подарок, и поэтому в этот праздник мы все дадим друг другу подарки. Вот почему я купила для вас апельсины, бананы и все другое, а Кинза получила в подарок мяч.

Дети принялись за еду, немного смущаясь новизны обстановки и причины богатого угощения, но постепенно языки их развязались, руки и ноги разогрелись, лица порозовели. Они весело болтали, ели и засовывали фрукты и конфеты в карманы, чтобы полакомиться ими позже, и прихлебывали сладкий горячий мятный чай, поглощая стакан за стаканом.

Хамид не сводил глаз с Кинзы. На ней был голубой халатик, украшенный оборками, а волосы обрамляли лицо, как ореол. Как она выросла и какая стала кругленькая и крепкая! Ему вдруг вспомнилась бледная, оборванная маленькая сестренка прошлых лет, бедность и нищета их деревни. Все это, казалось, было в далеком прошлом, отрезанном навсегда. А сейчас даже не верится, что они сидят здесь в мягком кругу света свечей, отдаленные от сурового внешнего мира.

Дети говорили, что кому нравится, и Хамид тоже разговорился. Он стал рассказывать им о праздниках в их деревне, и сестра, наблюдая за оживленным лицом, была очень довольна. Он очень изменился в последнее время. Хотя мальчик и не рассказывал ей, что произошло с ним в тот вечер, когда он взял яйца, но его поведение в эти дни стало другим. Он больше не был робким нерешительным чужаком. Каждый вечер он уверенно занимал свое место, и, казалось, все его существо отзывается на каждую историю о любви Спасителя.

Итак, сестра сидела, внимательно наблюдая за Хамидом, очень желая узнать, что же произошло в этом детском сердце, а в это время рядом с ней происходила маленькая драма. Кинза поднялась на ноги, на ее лице появилось такое выражение, какое сестра никогда прежде не видела. Это было выражение пробуждающейся полуосознанной памяти. Где-то раньше она слышала этот нежно любимый, но забытый голос. Затем немного неуверенно пошла вперед, нащупывая путь рукой. Пользуясь тонким слухом почти как зрением, она двигалась прямо к говорившему и остановилась возле Хамида, нерешительная и напряженная. В любое другое время мальчик испугался бы, что его секрет раскроется, и оттолкнул бы Кинзу, но в этот вечер в комнате царила атмосфера, изгоняющая страх и подозрение, и Хамид, позабыв обо всем, обнял свою сестренку и привлек ее к себе. Она не понимала, кто он, но, притягиваемая его голосом, удобно устроилась у него на коленях и прижалась своей чистой головкой к его грязной мокрой одежде.

Сестра, наблюдая за происходящим, заметила, что они удивительно похожи. В ее памяти пронеслись многие незначительные события, которые до сего момента казались случайными: странная просьба Хамида посмотреть на спящую Кинзу и его тайная слежка за нею на улице. Она была почти уверена, что они брат и сестра, но даже если это и так, это не имело практически никакого значения. Непохоже было, чтобы Хамид собирался выдать свой секрет, а она, со своей стороны, не имела намерения расставаться с Кинзой. Она могла только догадываться, какие печальные обстоятельства выбросили этих двух маленьких странников в широкий мир, и удивлялась той любящей милости, которая привела их под кров ее дома.

Другие дети тоже с удивлением смотрели на них.

“Она знает его голос”, – говорили они друг другу. Но они воздержались высказать свои мысли сестре, и скоро это отошло на задний план перед удовольствием пить мятный чай из стаканов.

Когда пир был окончен, сестра велела им обернуться и посмотреть на белую простынь, висевшую на стене. Она задула мерцавшие свечи, и в темноте на стене появились картины. Мальчики подумали, что это волшебство, и смотрели, широко раскрыв глаза и рты.

Первая картина изображала женщину, стучавшую в дверь гостиницы, но она должна была уйти, потому что там не было места для нее. Хамид очень сочувствовал ей, потому что он тоже в первую ночь в городе стоял и смотрел на гостиницу, жаждал убежища и не мог получить его. У него не было денег, и он вынужден был спать на куче мусора, но женщина пошла в хлев.

На следующей картине показывалось, как они устроились в хлеву вместе с животными. Но случилась замечательная вещь: она родила Сына-Первенца и спеленала Его так же, как его мать пеленала Кинзу, и положила Его в ясли. У Кинзы была деревянная колыбель, он помнил это, но этот Младенец был дитем очень бедных родителей и, без сомнения, бездомных изгнанников, как и он. Но что такое говорит сестра? Младенец в яслях был Господь Иисус Христос, в честь рождения которого все христиане устраивают праздник. Он был великим подарком Бога и пришел добровольно на землю. Ясли на картине были довольно темные, освещенные одним фонарем, но жилище Сына Божьего на небесах было сияющим от Его славы и любви. Почему Он оставил Свое жилище на небесах?

Сестра как раз и рассказывала об этом: “Хотя Он был богат, ради вас Он стал нищ и беден. Он оставил свет и пришел во тьму – бездомный, отверженный ребенок, чтобы привести бездомных, отверженных детей к Своему Отцу, чтобы они познали милость и любовь Божью”.

Вот третья картина: на полях пастухи, державшие ночную стражу у овечьих отар…

Хамид вспомнил своих коз и те дни, которые он проводил с ними в горах. Но здесь было другое – появился ангел Господень, и слава Господня осияла все вокруг. Пастухи испугались, но овцы, как видно, совсем не испугались. Они спокойно паслись под тенью крыл ангела. “Вам родился Спаситель!” – возвестил ангел пастухам, и даже открытые небеса и пение множества ангелов не испугали стадо. Был мир на небесах и расположение на земле.

И вот последняя картина: пастухи оставили свое стадо, и вот они босые, в грубой одежде из овечьей шерсти стоят на коленях в благоговении перед Младенцем. Хамид опять подумал о празднике в их деревне: богатые, насытившись едой, швыряли остатки нищим и собакам. Но вот здесь праздник рождения Иисуса Христа – это их праздник; это праздник Кинзы, потому что Иисус воплотился в малое дитя; это и его праздник, потому что Царь небес стал бездомным и был положен в ясли среди скота.

Но вот и конец. Сестра включила свет. Ничего видимого не осталось от праздника, только обертки от конфет, кожура от апельсин и бананов. Но воспоминание о Любви, которая дала все это, и о Любви, которая обнищала ради него и ему подобных, согревала Хамида, когда он вышел из дома на улицу. Кинза стояла в дверях и, проходя мимо, он робко погладил рукой ее волосы, а она помахала ручкой вслед его удаляющимся шагам.

Все ушли далеко вперед, а Хамид медленно шел, задумавшись о виденных картинах, не замечая и не чувствуя моросившего дождя. Когда он проходил под слабо мерцавшей лампой, он уловил тихое мяуканье. Мальчик огляделся и увидел худого, как скелет, маленького и мокрого котенка, который пытался найти защиту под водосточной трубой. За свои одиннадцать лет жизни он видел много голодных котят, погибающих на улицах, и совсем не думал о них. Но сегодня было как-то по-другому. Он не мог бы это, вероятно, объяснить себе, но чувствовал, что сердце его прилепилось к Младенцу – слабому, кроткому, сострадательному. Он не мог осознавать того, но первые семена доброты были посеяны в его сердце. К своему удивлению, он понял, что ему жаль это голодное существо. Мальчик поднял котенка и прижал к себе так близко, что почувствовал учащенное глухое биение его сердца. Что он будет делать с ним? У него не было сомнений. Есть одна дверь, которая гостеприимно откроется, чтобы принять его, и Кинза, конечно, полюбит котенка. Это будет его рождественским подарком.

Он потопал обратно по мокрой мостовой и постучал в дверь. Сестра открыла, и Хамид с полным доверием протянул ей дрожащее жалкое существо:

– Это для Кинзы, – объяснил он, – подарок на праздник. Он очень голодный и замерз, и я принес его к вам.

Сестра была в нерешительности, как поступить. Ей совсем не нужен был этот полуживой, покрытый ранами котенок, но она не могла отказать из-за того, что было побудительной причиной этого подарка. Радость охватила ее-она поняла, что ее труд не был напрасен. По крайней мере, хоть один мальчик понял и воспринял дух Рождества. Он хотел давать, он проявил сострадание к отвергнутому всеми котенку. Это случилось впервые в ее жизни, чтобы мавританский ребенок посочувствовал страданиям животного. И она приняла этот необычный дар с радостью и благодарностью. Держа котенка на вытянутой руке, она опустила его в ящик около огня и обсыпала всего дезинфицирующим порошком. Затем дала ему молоко в блюдце, и он, дерзко подняв хвост под немыслимым углом, вылакал все дочиста – стойкий храбрый котенок, непобежденный напастями. Он заслуживал того, чтобы спасти его.

В то время, как она сидела, наблюдая за котенком, ей представилась картина, которая заставила ее рассмеяться. Мысленно она увидела все рождественские подарки всех веков, нагроможденные перед яслями: золото, ладан и смирну; светила и поклонение небес. И на самом верху всего множества даров, драгоценных в глазах Того, кому они были принесены, находился худой, искусанный блохами рыжий котенок – первые плоды сострадания маленького мальчика.

Часть 2

Глава 1

В Англии, далеко-далеко от того места, где находился Хамид, тоже праздновали Рождество. Было нечто общее между этим и тем праздником: в доме сестры – дети, и там были дети – сияющие и счастливые, думающие, что нечего больше и желать от жизни.

В другом отношении это были две разные группы детей. Вместо апельсин, орехов и конфет здесь были желе, муссы, бисквитные и шоколадные торты, а также большой рождественский пирог. Вместо грязных мокрых лохмотьев – яркая одежда, вязаные кофты, а у девочек в волосах красовались пышные веселые банты.

Это должно быть был самый настоящий, идеальный праздник, но когда чай и игры закончились, дети собрались у рождественской елки и пели рождественские псалмы. Все взрослые были печальны, а одна маленькая девятилетняя гостья выглядела печальнее всех.

Это была школа слепых. Поющие дети, на оживленные лица которых падал свет от свечей, не могли видеть ни елку, ни светящиеся фонарики, ни игрушки, какие им дарили. Они весело прыгали под разукрашенной елкой и от всего сердца пели псалмы.

Дженни, сидевшая между папой и мамой среди гостей, внезапно ощутила комок в горле. Если бы ей пришлось жить все время во тьме, она знала, что никогда не была бы счастлива. Она на минуту закрыла глаза и попыталась представить, что такое – быть слепой, но было ужасно даже подумать об этом, и она опять быстро открыла глаза и стала смотреть на детей. Они пели псалом, который Дженни учила в школе:

Чудная звезда, яркая звезда, Звезда, как царский золотой венец, Ведет на Восток, ведет все вперед, Ведет нас к Творцу, совершенному Свету.

Дженни, будучи практичной девочкой, удивлялась, зачем их научили таким словам. Какая польза петь о совершенном Свете, если они приговорены проводить свои дни в темноте? Однако, смотря на них, она должна была признаться себе, что никто из этих маленьких певцов не выглядел несчастным; их приподнятые сияющие лица, казалось, видели эту рождественскую звезду, а за нею – совершенный Свет очень-очень далеко, но все же видимый. Дженни знала историю этого псалма, и когда они украшали свои класс в школе к рождественским праздникам, то сделали прекрасную модель: на темно-синюю бумагу, представлявшую ночное небо, наклеили маленькие звездочки и одну яркую звезду. До этого они все помогали своей учительнице вырезать и раскрашивать разные фигуры: три шагающих верблюда, три мудреца с длинными белыми бородами и у каждого прекрасная чалма на голове; в руках – шкатулки с драгоценными дарами: золото, ладан и смирна; яркая звезда над скромным маленьким домиком, в котором сидела простая женщина и играла с маленьким Мальчиком, который был каким-то образом, чего Дженни не могла понять, тем совершенным Светом, к которому они все стремились…

Мысли Дженни были так далеко, что она не заметила, как дети кончили петь. Мама тронула ее за руку. Дженни с испугом возвратилась к действительности и стала громко выражать свое одобрение, чтобы слепые дети поняли, что ей понравилось. Мама знаком велела ей замолчать, потому что кто-то хотел сказать слово.

Когда все закончилось, дети собрались все вместе, чтобы попрощаться. Затем, сгрудившись в дверях, они кричали и махали руками на звук отъезжавших автомобилей. Такими Дженни и запомнила их розовые улыбающиеся лица и прощально поднятые руки.

По пути домой девочка совсем притихла. Мама, полагая, что она устала, проводила ее в комнату, зажгла электрокамин и уложила в постель. Дженни до этого долго болела, и это был ее первый выход за три месяца. Она уютно устроилась под розовым атласным пуховым одеялом и стала рассматривать множество рождественских подарков – книги, игры, стеганый новый халат, золотые наручные часики и красивая дорожная сумка. А самым лучшим подарком от папы был пони. Он сейчас в стойле, ее собственный пони. В этот момент короткой и довольно энергичной жизни ей впервые неожиданно пришло в голову, что она действительно счастливый ребенок. Она подумала о тех слепых детях с игрушками, которых они видели сейчас, и о детях там далеко в Марокко, у которых совсем не было игрушек и даже пищи. Ее тетя Розмари заботилась о некоторых из них и много писала об этом. Дженни читала ее письма, как захватывающие, волнующие рассказы, открывающие возможность заглянуть в новый мир, мир, в котором дети ее возраста ходили в лохмотьях, сами зарабатывали себе на жизнь и спали одинокие на улице; мир, в котором самые маленькие заболевали, потому что не было достаточно еды. Дженни обожала самых маленьких, но младенцев, которых она видела в колясках, оберегали няни и ей никогда не разрешали подержать их на руках, а она очень этого хотела. У тех же младенцев, наверное, не было нянь, и для нее это был бы удобный случай подержать их на руках.

Самое удивительное то, что в скором будущем Дженни действительно увидит детей, о которых писала тетя Розмари. Через шесть недель после Рождества она, ее папа и мама должны отправиться на машине в долгое путешествие, которое закончится посещением тети Розмари и ее бедных детей в горах Северной Африки. Доктор сказал, что Дженни нужно солнце и тепло, и вот они должны отправиться в поисках солнца. Тонизирующие средства, лекарства, поездки на машине – все самое лучшее она уже имела в избытке. Но ни любовь, ни деньги не могут доставить солнце в Англию в январе, поэтому они уезжали в страну с голубыми небесами, желтым песком, пляжами и спокойными морями, где она станет здоровой, загоревшей и сильной. Это будет волшебным путешествием. Интересно, как папа узнает туда дорогу? Может, они будут следовать за солнцем, как мудрецы следовали за звездой?

Звезды, солнце, рождественские елки – все слилось в золотой сон, и когда пришла мама с питьем и бисквитом на подносе, она нашла свою маленькую дочь крепко спящей. Она некоторое время смотрела на раскрасневшееся лицо и беспорядочно рассыпавшиеся волосы, затем выключила свет, открыла окно и бесшумно вышла из комнаты.

Через шесть недель Дженни с родителями действительно отправилась на юг. Девочка сидела на заднем сиденьи легковой машины, укутанная в теплые одеяла и накидки.

Когда перебирались через канал, все трое заболели морской болезнью, что Дженни нашла весьма отвратительным. Когда же серая водяная масса осталась позади, и они мчались по прямым французским улицам мимо бесконечно длинных посадок тополей, путешествие девочке начало нравиться. Интересно было видеть деревенских детей в фартуках с длинными булками под мышкой; слышать незнакомую речь местных жителей. В некоторых городах отец останавливался, и они всей семьей посещали старинные кафедральные соборы.

На четвертый день миновали границу Испании, дорога проходила по заснеженным Пиренейским горам. Ночевать остановились в небольшой гостинице на перевале. Дженни была настолько уставшей, что еле добралась до своей кровати и тут же уснула.

На следующий день ее очень рано разбудило кудахтанье кур во дворе, которые прямо-таки устроили утренний концерт. Было еще совсем темно, однако Дженни выпрыгнула из постели и широко открыла окно. В лицо ей пахнул свежий морозный воздух. Величественные белые холодные горы возвышались полукругом, на горизонте отразились первые слабые лучи, предвещавшие рассвет. Над ними повисла утренняя звезда. Никогда еще Дженни не видела такой большой яркой звезды. Холод заставил ее опять забраться под одеяло, но она легла так, чтобы видеть звезду и наблюдать за потухающим небосводом. Была ли это та звезда, за которой следовали мудрецы? Ей представились сияющие лица слепых детей, как они пели:

Мы видели Его звезду В темной ночи грехопадения. Ее сильный небесный свет Влечет нас к яслям.

Вдруг в сердце ее возникло желание продолжать путешествие на трех верблюдах, следуя той заветной звезде. Куда приведут их поиски небесного света, где найдут они тот свет жизни? Может, там, далеко на юге, куда улетают ласточки, или у ног Младенца в яслях? Дженни не знала этого и вскоре заснула еще на несколько часов. Когда она опять проснулась, горы уже сверкали на солнце и своей белизной четко выделялись на фоне синего неба.

– Мы как можно дольше не будили тебя, – сказала мать, стоя у ее постели. – Быстро одевайся и иди завтракать. Отец уже возится с машиной. Он говорит, что сегодня вечером мы должны быть в Мадриде.

Глава 2

Однажды ранним мартовским утром английская сестра проснулась, тотчас встала с постели и побежала на плоскую крышу посмотреть, какова погода. Она решила, что будет хороший день, потому что небо в восточной части было в перистых облаках, розовых от поднимающегося солнца, а западная – чистая, как кристалл. “Так должно быть”, – с радостью подумала сестра, потому что это был день, которого она так долго ждала. Ее двоюродная сестра из Англии приезжает сегодня на две недели с мужем и дочерью Дженни. При мысли о Дженни она тихонько запела, готовя завтрак.

Первым движением Кинзы, когда ее будили, как всегда, было протянуть ручку, чтобы убедиться, что ее котенок находится здесь же. Она села, потянула своего любимца к себе на колени и тоже начала петь – громко, немелодично и бесконечно долго; это был ее способ заявлять, что она готова, чтобы ее мыли, одевали, готовили к новому счастливому дню. Сестра, услышав этот сигнал, занялась девочкой. Затем, взявшись за руки, они поднялись на крышу и сели за низкий круглый стол под голубым весенним небом. Кофе ароматное и горячее, молоко для котенка жирное – все были вполне довольны друг другом. Более счастливое трио нельзя было бы нигде найти.