Текст книги "Свет жизни "

Автор книги: Патриция Сент-Джон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Глава 8

На следующий день к вечеру Хамид стоял у стен города, к которому так долго добирался. Он чувствовал себя покинутым и одиноким, как никогда раньше. Во время своего путешествия он тоже был одиноким, но не чувствовал этого так остро, ведь он был пастухом, привыкшим к уединению в горах.

Небо и безлюдье не таили в себе никакого ужаса, и он привык довольствоваться собственным обществом. Но это множество людей, мулов, коз, толкавшие друг друга в городских воротах, и толпа оборванных детей, чувствовавших себя в своей стихии, пугали его.

Хамид продолжал стоять в прохладной тени, падавшей от ворот, наблюдая за окружающим и обдумывая, как ему поступить дальше. Он помнил совет матери: не спрашивать никого. И так как она описала довольно подробно месторасположение этого дома, он решил, что сможет найти его сам, ни к кому не обращаясь. Еще он подумал, что надо подождать темноты, прежде чем войти в город. Так ему легче будет проскользнуть незамеченным. Но с наступлением сумерек он заметил, что владельцы магазинов включили свет по обеим сторонам улицы, и все проходящие по улице были видны как днем. Видимо, в этом устрашающем месте не бывает темноты и потаенного убежища. Но чем скорее он освободится от Кинзы, тем лучше.

Итак, Хамид робко пошел вдоль булыжной мостовой, восхищаясь прекрасными товарами, выставленными в витринах магазинов: яркие шелка и шали, разноцветные леденцы, разнообразные фрукты и хлебные изделия. Ему казалось, что все это сказка. Как зачарованный, с блестящими глазами он пристально вглядывался во всю эту красоту – волшебный город, где все сверкает и поражает великолепием, где, вероятно, никто не болеет, не страдает, не голодает, не мерзнет от холода. Мальчик совсем позабыл об одиночестве и страхе и внимательно вглядывался в лица прохожих, но ни один не улыбнулся ему, не посмотрел на него доброжелательно, никто не приветствовал его войти в этот город.

Так он дошел до фонтана, брызги которого летели во все стороны. Там он увидел девочку с ведрами. Она показалась ему очень доброй, и он робко спросил ее, как пройти к гостинице за базаром. Она указала ему направление и пошла домой.

До гостиницы было недалеко. Проход под аркой вел во двор, где было много мулов и ослов. Хамид увидел группы людей, приехавших на базар со своими товарами. Ему так хотелось войти и отдохнуть в соломе, но у него нечем было платить за место в гостинице. Кроме того, он чувствовал, что нужно покончить со своим делом этим же вечером.

Мальчику надо было идти по улице, которая находилась напротив гостиницы. Это была короткая улочка, упиравшаяся в глухую стену, а дом, как сказала мать, был самый последний налево. Нетрудно будет найти его, и Хамид уверенно зашагал вперед. Улица немного изгибалась в сторону, и он остановился. То, что он увидел в конце ее, чрезвычайно удивило его. При слабом свете уличного фонаря у последнего дома налево стояла толпа мальчиков, грязных, оборванных, как и он, в ожидании чего-то. Пока он наблюдал за ними, дверь дома отворилась, и луч яркого света упал на мостовую. Дети ринулись вперед, спотыкаясь друг о друга, и исчезли за золотым проемом двери. В этот момент он услышал шаги позади себя, и еще три оборвыша пронеслись мимо, скрывшись в доме.

В то время, как Хамид продолжал стоять в тени на том же месте, не отводя взгляда от широкого луча света на улице, из дома послышалось пение. Для большинства читателей это пение показалось бы пронзительным и немузыкальным, но Хамид никогда не слышал ничего более прекрасного.

Увлекаемый пением, он пробрался поближе, к самому крыльцу и осторожно заглянул внутрь. У него захватило дыхание от радости и волнения, потому что, глядя через коридор в другую комнату, он увидел на стене картину того Человека, который любит маленьких детей; на Его руках был маленький ребенок, а вокруг Него девочки и мальчики с поднятыми руками. Он улыбался, глядя на них, и, казалось, не хотел, чтобы они уходили. Хамид вспомнил неприветливые лица прохожих, этот Человек не был похож ни на одного из них. Он, конечно, также приветствовал бы и Кинзу, как тех детей на картине.

Но кто такие эти оборванные мальчишки? И почему они вошли сюда? И о чем они поют? Ему не было видно их, но он слышал голос женщины. Мальчик напряг слух, чтобы разобрать слова. В это время дети монотонно стали произносить что-то все вместе, как будто они заучивали наизусть именно так, как это делали в мусульманских школах, когда заучивали стихи из Корана. Наконец он разобрал, что они произносили удивительные пылкие слова, каких не было во всем Коране: “Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни”. Что это значит? Они повторили стих три раза подряд. Хамид тоже прошептал эти слова вместе с ними и спрятал их глубоко в памяти, чтобы поразмышлять о них позже.

Сейчас перед ним стояла другая проблема – что делать с Кинзой? Если все эти дети принадлежат этой английской сестре, то она, конечно, не захочет иметь еще кого-то; ведь ни одна девочка не вошла в дом, а значит, англичане, как и его народ, предпочитают мальчиков. Шансы Кинзы оставались очень маленькими, если он постучит в дверь и преподнесет ее в качестве подарка.

Внезапно в голове мальчика возник план, который, как ему казалось, безусловно будет удачным, потому что мать говорила, что Святой на картине не отвергал никого. Он просто оставит Кинзу в коридоре, как неожиданный сюрприз, и пусть она сама себя представит как сможет. А если эта сестра действительно похожа на своего Святого, она не выбросит на улицу такое крошечное беспомощное существо, да еще ночью.

Хамид перескочил через оранжевый луч света и расположился невдалеке за кучей мусора. Там он снял Кинзу и стал будить ее, пока она совсем не проснулась, тогда он внушительно сказал ей:

– Кинза, моя маленькая сестренка, я тебя сейчас посажу и оставлю одну, а ты должна сидеть очень тихо и не плакать. Если ты будешь плакать, тетя побьет тебя. Если ты не будешь плакать, она скоро придет и даст тебе сладкую конфету.

Такой язык Кинза понимала прекрасно. Она знала, что значит быть битой, когда она не хотела сидеть тихо, и что она редко получала желаемое, когда плакала. И еще она была очень голодной. Поэтому она подчинилась всему, что от нее требовалось. Брат пригладил ей волосы, расправил как мог ее одежду, затем сунул в руку увядший букетик цветов и прокрался с ней к крыльцу. Он еще чуть-чуть приоткрыл дверь и посадил ее прямо в коридоре.

Внутри дома была полнейшая тишина. Его горло внезапно сжалось, а глаза наполнились слезами. Кинза никогда больше не будет принадлежать ему, и он понял, как сильно любил ее. Как последний знак своей любви, он вытащил последнюю корочку хлеба и сунул ей в руку. Так он и оставил ее – сидящей со скрещенными ножками, взъерошенными волосами и помятым платьем, сжимающей в руках увядшие маки и старый, засохший кусочек хлеба. Но сквозь застилавшие глаза слезы он опять увидел лицо того Человека на картине, и Он, казалось, смотрел прямо на Кинзу и улыбался ей. Это успокоило мальчика.

Крадучись вдоль дорожки, ведущей на улицу, он попытался вспомнить слова, которые слышал тогда три раза: “Иисус сказал: Я свет миру… вместо тьмы вы будете иметь свет жизни”. Что-то в этом роде, и что это значит? Что было светом миру? Ему представилась лампа в их хижине и вспыхивающие тени на стене. Он вспомнил лунный свет, мерцающие звезды и солнечный восход на вершинах гор. Лунный свет, звездный свет, солнечный свет, оранжевый свет на городской улице – все это померкло сейчас. Он сидел одинокий и жалкий на темной аллее. Но Иисус сказал, что вместо тьмы можно иметь свет жизни. “Я свет миру”. Он подумал о Кинзе, находившейся в постоянной темноте. Может ли этот свет достичь ее? Что все это значит? Если бы только не было так темно вокруг… Если бы он не был так голоден… Если бы он мог сохранить Кинзу… Если бы он мог сейчас побежать к матери домой…

Внезапно его мысли прервались. По улице толпой шли мальчики. Они, перебивая друг друга, возбужденно и громко разговаривали, и Хамид уловил только обрывки фраз: “Кто она?.. Такая маленькая!

И где ее мама?..” Вскоре они исчезли из вида, и улица опять затихла.

Побуждаемый сильным желанием узнать, что произошло, он вышел из укрытия и прокрался назад к мусорной куче. Дверь, через которую он провел ее, была крепко закрыта, а внутри – тишина. Только в верхнем окне горел свет. Что же случилось?

Хамид перешел улицу, прислонился спиной к стене противоположного дома и стал внимательно смотреть в окно. Когда он так стоял, в освещенном окне показалась фигура женщины, прижимавшей к груди ребенка. Ребенок не проявлял признаков страха, не вырывался и не кричал. Он спокойно лежал на руках, подняв одну ручку, чтобы ощупать лицо, склонившееся над ним.

Хамид выполнил данное ему поручение и исполнил свой обет. С Кинзой было все хорошо: она попала в добрые руки.

Не зная куда направиться, он крадучись пошел назад к мусорной куче и, укрывшись своими отрепьями, прижался к стене, подложив руку вместо подушки, и крепко уснул. Во сне он видел, что сильные руки уверенно несут Кинзу через тьму неизвестности. Были ли это руки женщины или руки того Святого на картине, это он не мог понять. В одном, однако, он вполне был уверен: свет никогда больше не погаснет, и надежные руки никогда-никогда Кинзу уже не отпустят.

Глава 9

На следующее утро Хамид проснулся рано, весь застывший от долгого лежания в неудобном положении. Он укорял себя за неосторожность, что остался спать так близко от этого дома. И все же сознание того, что Кинза так близко от него, успокаивало мальчика. Интересно, проснулась ли она и что делает?

Хамид прошел немного по улице и вышел на базарную площадь, пустынную в ранний час. Что делать? Куда идти? И, прежде всего, где позавтракать? Без сомнения, Кинзу там накормят, и он пожалел, что отдал ей последнюю корку хлеба. Город больше не казался ему волшебным. Окна магазинов были закрыты ставнями. Несколько бродяг крепко спали на ступеньках храма. Сейчас, когда он выполнил все, что должен был выполнить, мальчик почувствовал себя очень ослабевшим и уставшим. Он стоял посреди рыночной площади, охваченный тоской по дому.

Вдруг до его слуха донесся знакомый звук – резкий крик аиста и стремительное движение больших крыльев, пронесшихся над ним так, как в его родных дорогих горах, когда он гнал стадо на пастбище. Вид этой птицы немного облегчил чувство одиночества, потому что аисты – частица его родного дома. Только в его деревне они устраивали гнезда на соломенных крышах, а здесь – на серой башне старого форта.

Хамид отвел глаза от птицы и посмотрел на массивные старые стены. Оказалось, что он стоит напротив ворот в арке, ведущих в сад. Ворота были широко открыты и, казалось, никого не было, кто бы мог остановить его. Хамид пересек площадь, поднялся по ступенькам и на цыпочках прошел в ворота. Он оказался в самом прекрасном месте, какое когда-либо видел в своей жизни. Это был квадратный сад, окруженный с четырех сторон серыми стенами, которые густо обвивались глициниями.

Посреди находился фонтан, а вокруг располагались зеленые лужайки и клумбы с массой пахнущих цветов всех окрасок. Львиный зев, анюткины глазки – все буйно разрослось на клумбах, а за ними – кусты роз и апельсиновые деревья в цвету. Воздух был насыщен ароматами. Хамид как зачарованный стоял с полчаса, скрестив руки и стараясь впитать в себя всю эту красоту.

Только что выглянули первые лучи солнца, и сад мгновенно преобразился: росинки на розах заискрились серебром и цветы апельсиновых деревьев будто стали прозрачными. Ослепленный увиденным, Хамид протер глаза, и впервые в это утро ему на память пришли уже почти забытые слова, которые он слышал вчера вечером: “Иисус говорит: Я свет миру… никакой тьмы… свет жизни”. Волна радости охватила мальчика. Он даже громко воскликнул от приподнятого настроения.

Но увы, его состояние восторга было нарушено сторожем, который незаметно вошел через арку. Он велел мальчику уходить. Собственно говоря, Хамид не имел никакого права здесь находиться, так как сад принадлежал городской знати. Но мальчик еще не знал, что в городе на всех оборванных детей, даже на безобидных, смотрели подозрительно.

В подавленном настроении он поплелся к выходу через другие ворота и остановился на площади. За ней возвышалось какое-то здание. В представлении Хамида оно походило на дворец, хотя было обыкновенной гостиницей.

Город начинал просыпаться: владельцы лавок открывали ставни, пастухи продавали козье молоко. В то время, как Хамид стоял и наблюдал за всем этим, до него донесся запах жареного взбитого теста и горячего масла. Он был такой голодный, что внутри у него, казалось, что-то переворачивалось, и он нетерпеливо оглядывался, чтобы узнать, откуда исходил этот запах. Мальчик стоял как раз возле палатки, где в глубоком каменном котле с маслом человек жарил колечки из теста. Хамид подошел еще ближе к тому месту, откуда шел этот восхитительный запах. Внезапно его осенила мысль, движимая отчаянием от голода. Он смело подошел к человеку и спросил, нужна ли ему помощь. Тот оглядел мальчика с ног до головы. Его помощник в это утро почему-то не явился, и он готов был принять помощь от любого первого мальчишки, который подвернется, но этого он никогда не видел. Может, он воришка или что-нибудь в этом роде? Однако, подняв деревянный барьер, он позволил Хамиду войти.

– Возьми эти мехи, – сказал он, – и раздувай огонь. Если же ты возьмешь то, что не принадлежит тебе, то знай, что полицейский участок напротив.

Хамид встал на корточки и начал дуть. Он чувствовал себя не очень хорошо. Воздух был горячий, а языки пламени опаляли лицо. Мальчик не знал, что многие до него не выдерживали этой кары и что хозяин был доволен его терпением и выносливостью. Пламя бушевало, масло шипело и потрескивало в котле. “Хватит”, – услышал он голос хозяина, как ему показалось, издалека и с трудом поднялся на ноги, шатаясь от усталости.

– Теперь иди сюда, стань здесь и нанизывай эти бублики на тростниковые палочки, – приказал хозяин.

Хамид прислонился к столу, довольный тем, что может теперь полной грудью вдыхать свежий воздух. Для него эта перемена была большим облегчением. Он работал довольно ловко, обжигая пальцы, но не обращая на это внимания. Он был слишком голоден, чтобы чувствовать что-либо, кроме терзания голода в желудке. Он не замечал, как толпа оборванных мальчишек бродила рядом, глядя на него жадными глазами.

Мальчик работал уже почти два часа, когда хозяин неожиданно сказал:

– Ты ел что-нибудь сегодня утром?

– Нет, – ответил Хамид, – и вчера вечером ничего.

Хозяин дал ему несколько горячих золотистых бубликов. Со вздохом облегчения вонзил он зубы в один из них. О, какой он вкусный! Но черные глаза мальчишек, сидящих на мостовой, вдруг стали враждебны. Они тоже были голодны, а этот чужак захватил желанное место.

Бублики, пожаренные в масле – это еда на завтрак, а потом палатка закрывается. Хозяин сказал Хамиду, что он хорошо поработал и может завтра рано утром опять прийти. Он дал ему мелкую монету, и Хамид, чувствуя себя маленьким королем, с важным видом ходил по базару, не решаясь на что-то потратить свое богатство. Он увидел гору зеленых липучек и хотел купить одну для Кинзы. Но она, возможно, не нуждается больше в зеленых липучках и, находясь в уюте своего нового дома, может быть, совсем забыла о нем. У мальчика перехватило дыхание от подступивших к горлу слез. Он решительно запретил себе думать о ней и переключил внимание на булочную. В этот момент он услышал рядом голос:

– Ты кто?

Хамид обернулся и увидел мальчика приблизительно его же возраста. Голова его была обрита и в грязных пятнах, а одежда шита из какого-то белого мешка из-под сахара. Странная маленькая фигура, но его черные глаза были ясные и умные, и смотрел он на Хамида с дружеским расположением. Хамид робко смотрел прямо в его лицо.

– Я из деревни, – ответил он.

– Зачем ты пришел в город?

– Чтобы найти работу.

– А где твои родители?

– Умерли.

– Где ты живешь?

– На улице.

Маленький гражданин по имени Айши одобрительно кивнул головой и весело сказал:

– Я тоже не имею матери, а отец ушел в горы. Я тоже живу на улице. Купи нам хлеба на те деньги, которые дал тебе хозяин, и дай нам по кусочку. Тогда ты будешь в нашей компании, и мы покажем тебе, куда ходим ужинать.

Его уверенный тон и веселое признание своей бездомности очаровало Хамида. “Ты будешь в нашей компании”. Замечательные слова! Хамид быстро купил хлеба и потратил сдачу на горсть черных горьких слив. Затем последовал за своим покровителем к эвкалиптовому дереву посреди площади, под тенью которого расположилась вся компания. Он отдал им еду, и они с жадностью накинулись на нее. Хамид из-за своей застенчивости сидел со своей добычей чуть поодаль и, хотя никто не сказал ему “спасибо”, этот дар произвел свое действие: с того дня он действительно стал одним из их компании.

Это было странное сборище детей, которому он в сердце своем присягнул на верность в тот день; сборище, объединенное общими узами: бездомностью, невежеством, бедностью; форма их одежды – отрепье и лохмотья; это дети, которых никогда никто не любил. Оставленные на произвол судьбы, они стали дерзки, ловки и хитры. Воровство, обман, ругательство – все это стало их привычкой. Они извлекали для себя удовольствие из того малого, что имели.

Хамид молча наблюдал за ними, и его распирало от гордости, что он сидит среди них. Он никогда не сталкивался с подобными мальчиками и считал, что они просто удивительные – мужественные и независимые. Он страстно хотел стать таким, как они, и придвинулся ближе. Он узнал, что они зарабатывают себе на жизнь разными путями. Некоторые работали на станках в определенные дни недели; другие, как он, помогали в палатках выпекать бублики. При удобном случае занимались попрошайничеством или подносили вещи для туристов в гостиницу, или сторожили автомобиль. Некоторые спали в лачуге, называемой домом, другие пробирались в мечети. Жизнь была изменчива, волнующа. Единственное событие в течение дня, на которое действительно можно было положиться, это был ужин в доме английской сестры.

Сейчас они с жаром обсуждали то, что произошло накануне вечером. “Это была маленькая незнакомая девочка, – говорили они, – и никто не знает, откуда она появилась. Девочка протягивала руки к английской сестре, звала свою мать и не хотела ничего больше говорить. Английская сестра взяла ее к себе в дом, а сегодня она будет разыскивать родителей этой девочки”.

– А что, если она не найдет их? – спросил кто-то из младших. – Неужели она выбросит ее на улицу?

Айши быстро возразил:

– Она не сделает этого!

– Почему ты знаешь? Почему не выбросит? Это же не ее ребенок! – заговорили все остальные.

– Потому что, – ответил Айши просто и убедительно, – у нее чистое сердце.

Глава 10

Остальная часть дня прошла довольно приятно. Айши, довольный и восхищенный Хамидом, провел его по городу, показывая достойные внимания места. На одной из возвышенностей Хамид увидел бьющий из расселины скалы родник. Во время засухи другие источники высыхали, а этот радовал людей равномерным журчанием довольно холодной воды, потому что исходил из большой глубины. Он орошал всю окрестность и снабжал водой многочисленные колодцы города. Теперь Хамид понял, почему луга здесь были такими зелеными и пшеничные поля такими золотистыми.

В полдень они околачивались около отеля. Через некоторое время официант швырнул им остатки мяса и булку, которые посетители оставили на тарелках, и мальчики набросились, как голодные собаки. От дневной жары они прятались под роскошными ветвями старого эвкалипта.

Наступал вечер. Солнце пряталось за крепостью. Хамид держался с Айши. С некоторыми другими мальчишками они сидели на каменных ступеньках и наблюдали за прибывающими в город людьми. Завтра базарный день. Приехавшие издалека крестьяне расположатся вдоль стены и будут коротать ночь, лежа на товарах или мешках. При наступлении темноты в магазинах и ларьках зажгутся огни. Но до этого с наступлением сумерек все собрались после своих дневных занятий, и Айши, который был их главарем, сказал:

– Пойдем, она скоро откроет дверь.

Он жестом поманил Хамид а идти вместе с ними, но мальчик колебался. Его как будто раздирали надвое: голод и большое желание увидеть, все ли хорошо с его сестренкой, побуждали его идти, а осторожность удерживала. Вдруг он должен будет заговорить в присутствии Кинзы. Она, конечно, узнает его голос и побежит к нему, это возбудит у всех подозрение.

– Ну, пойдем же, – нетерпеливо оглядываясь, позвал Айши.

Хамид отрицательно покачал головой:

– Я не пойду.

Он сел на ступеньку, обхватив голову руками, и мрачно уставился на базарную площадь. Весь день он был счастлив в обществе Айши, но сейчас он забыл его от непреодолимого желания видеть мать и Кинзу.

Но внезапно он поднялся, потому что новая мысль осенила его. Он не войдет внутрь, а прокрадется к двери, как в прошлый раз, и поглядит через щель. Может быть, ему посчастливится увидеть Кинзу. Подобно злоумышленнику, он незаметно крался по тихой боковой улице, а затем вдоль стены к открытой двери, из которой падал сноп света. Мальчик осторожно осматривался, но не было даже признака ее присутствия, только приглушенные голоса, а затем резкое нестройное пение мальчиков. Он побрел к мусорной куче и стал тихонько плакать, потому что его друзья и сестренка вошли в дом через эту открытую дверь, за которой были кров, свет и пища, а он остался один снаружи…

А затем случилось вот что: дверь открылась чуть шире, и сестра вышла на улицу посмотреть, не идет ли еще кто, прежде чем начать урок. Она появилась бесшумно, и Хамид не заметил ее. Услышав рядом жалкий всхлипывающий звук, она стала осматриваться и увидела заброшенного маленького бездомного с прижатыми к глазам кулаками и сделала шаг к нему. Хамид, услышав шум, испуганно поднял глаза. Он хотел убежать, но она стояла между ним и “свободой” и нельзя было ускользнуть, поэтому он вытер слезы и со страхом уставился на нее. Никогда и нигде раньше он не видел таких, как она.

– Почему ты не входишь? – спросила сестра. Побежденный ласковым вниманием, он встал и направился к ней. Она стояла спокойно, боясь испугать его. Когда он приблизился, она протянула руку. Он взял ее и доверчиво перешагнул порог. Они вместе вошли в освещенную комнату, и Хамид остановился в дверях, осматриваясь по сторонам.

Это была длинная комната, выбеленная в белый цвет. На одном конце стоял стол и несколько полок с множеством бутылочек. Пол был покрыт грубой рогожей, а вдоль стен – несколько матрацев. На другом конце комнаты он увидел свою компанию, сидевшую полукругом, поджав ноги по-турецки. На стене против двери висела картина Святого, который ласково улыбался этим бездомным детям точно так, как Он улыбался тогда Кинзе.

– Проходи, – сказала сестра, – и садись с другими. Я хочу вам что-то показать.

Довольный Айши ухмылялся. Хамид робко пересек комнату и сел рядом с ним. Он надеялся, что они опять запоют, потому что хотел послушать, о чем они поют, но, очевидно, пение уже закончилось, и они с нетерпением ожидали, что же покажет сестра. Хамид взглянул на их ожидающие лица и не испытал того благоговения перед ними, какое испытывал весь день. Они выглядели как-то моложе и не походили больше на мужественных и бесстрашных мужчин.

Сестра села на матрац перед ними и показала какую-то незнакомую книжицу. Она совсем не была похожа на Коран, единственную книгу, которую когда-либо листал Хамид. В этой книжечке ничего не было написано – и это хорошо, потому что ни один из присутствующих не умел читать. В ней было только четыре страницы, и каждая окрашена в другой цвет. Первая страница сверкала золотом и была очень красива. Держа ее высоко над ними, сестра рассказывала о золотом городе, в котором вместо солнца был свет любви Божьей, и Хамид подумал о своей первой ночи в этом городе, который показался ему светлым и сверкающим. Но здесь были голод и болезни, одиночество и злоба, в то время как в городе Божьем, так сказала сестра, ничего подобного нет – только светлая радость, чистота и вечное счастье. “Я бы хотел поехать туда, – подумал Хамид. – Это было бы лучше, чем в нашей деревне. Ни ссор, ни страха, ни слепоты…”

Пока он так рассуждал, сестра перевернула страницу и показала черную, сказав, что она похожа на темные и печальные сердца тех, кто сделал что-то плохое. Раньше Хамида не беспокоило, если он делал что-то плохое, да он и никогда не задумывался, что есть плохое. Конечно, он крал, если предоставлялась возможность, и, естественно, говорил неправду, если таким образом спасался от порки. А почему бы нет? Ну, а теперь он слышит, что никакое темное сердце не может войти в золотой город Божий, и что ворота закрыты для греха.

Мальчик задумчиво посмотрел на друзей: какие они все грязные и черные. Их лохмотья, руки, лица и ноги – все черно от пыли и грязи. И их сердца, сказала сестра, тоже черные и грязные от обмана, плохих слов, хвастовства, кражи. “Как жалко!” – подумал Хамид, и ему представилось, как этих мальчиков отгоняют от ворот, и они опять уползают в темноту.

Но это был еще не конец. Сестра показала им красную страницу и рассказала очень странную историю. Божий Сын, имя которого Иисус, по-видимому, полюбил мальчиков и даже захотел, чтобы они были в Его светлом городе. Поэтому Он пришел в мир с неба, чтобы немного пожить с ними, а потом в конце Он умер, чтобы понести наказание за грехи, какие Он Сам никогда не совершил. Дети грешили, а наказание понес Иисус, и красная страница означает, что Он умер жестокой смертью, и с Его тела текла кровь. Это казалось совсем несправедливым, потому что Он не сделал ничего плохого. Наказание заслужили те, кто грешили – дети и взрослые. Но самое замечательное в этой истории было вот что: из-за того, что Иисус понес наказание, плохие дети и все люди могут получить прощение. Если они отвернутся от греха и попросят Иисуса простить их, тогда их черные сердца станут такими, как следующая страница. А следующая страница была белая и чистая, без единого пятнышка. Они сделаются достаточно чистыми, чтобы пройти в город Божий.

Хамид забыл о себе и о друзьях. Он думал о нежно-розовых лепестках во время цветения яблонь, озаренных ярким солнцем, и о белых крыльях летящего аиста в ясной синеве неба. Вдруг он забыл обо всем, потому что сестра перестала рассказывать и внесла две большие миски дымящегося риса и раздала большие ломти хлеба каждому. Дети разбились на две группы и жадно стали поглощать свой ужин, который исчезал с удивительной быстротой, и миски были очищены до блеска их грязными детскими пальцами. Никто не произнес ни слова, пока не исчезла последняя крошка. Каждый торопился захватить больше, но вот все было съедено; они отодвинулись к стене и стали задавать сестре вопросы о той маленькой девочке, которую они нашли в коридоре прошлой ночью.

– Она пока у меня, – ответила сестра улыбнувшись, как будто вспомнила что-то забавное. – Она сейчас спит в кроватке.

Хамид пристально посмотрел на нее. Кажется, она не сердится, что Кинза все еще здесь.

– Сегодня я ходила с ней по городу, – продолжала сестра, – но никто не знает ее или ее родителей. Она слепая, поэтому, очевидно, никто не хочет ее.

– А что вы будете делать с ней? – спросили мальчики.

– Ну, мне придется держать ее у себя пока; ничего другого не остается, – сказала сестра, и на этот раз она открыто рассмеялась, и Хамид тоже почти засмеялся от радости и облегчения. У него вдруг возникло безудержное желание увидеть свою сестренку спящей в кровати, он больше не боялся. Он подождал, пока все другие мальчики, поклонившись хозяйке, вышли и тогда с бьющимся сердцем, но смело и твердо сказал ей:

– Я пришел из деревни, и в моей деревне есть две или три слепых девочки, родители которых приезжают на базар. Можно, я посмотрю на нее, и, может, я узнаю, кто ее родители.

Сестра удивленно посмотрела на него. Она, безусловно, не видела этого мальчика раньше, возможно, он говорит правду. Она наблюдала за ним с тех пор, как он вошел в дом, и заметила его худое утомленное лицо и ноги в кровоподтеках, а также то, с какой жадностью он набросился на еду. Она догадалась, что он пришел издалека, и была рада приютить его. Она провела его наверх, где спала Кинза.

Девочка совсем непохожа стала на себя, потому что ее выкупали, и она стала совсем другого цвета. Ей также вымыли голову и теперь вместо спутанной копны волос мягкие черные пряди обрамляли ее лицо. Она спала в белой ночной рубашенке на белой без единого пятнышка постели. “Несомненно, – подумал Хамид, – она достаточно чистая даже для того, чтобы стоять в свете небесного города, чистая, как белый цветок”. Он смотрел на нее некоторое время как зачарованный, затем перевел взгляд на окружающее. Комната была обставлена просто, в местном стиле, но на матрацах были красивые покрывала, книги на полках и картины на стенах. Комната была очень светлая, и его охватило такое чувство, будто Кинза перешла за пределы его досягаемости – через золотые ворота в новую светлую страну. Он жаждал остаться с ней, хотя знал, что это невозможно.

– Я не знаю ее, – печально сказал он, поднимаясь, чтобы идти. – Она не из нашей деревни.

Молча спускались они по лестнице. Сестра открыла дверь, он вышел. Стоя на грани света и темноты, он взглянул ей в лицо, затем взял руку, которая была так добра к Кинзе, и сказал просто:

– Вы хорошая! Еда ваша хорошая! Учение ваше хорошее! Сердце ваше хорошее! Да благословит Бог ваших предков!

Сказав это, мальчик быстро побежал по улице, и тьма поглотила его.

Глава 11

Хамид продолжал по утрам работать в палатке, где жарились бублики, и проявил себя очень добросовестным помощником. Его хозяин был неизменно добр к нему и регулярно давал ему завтрак и монету. Монета уходила на обед, а ужин обеспечивала им сестра. Спал Хамид с Айши в мечети.

Пока светило солнце и погода была теплой, мальчик был счастлив. Жизнь казалась веселой и разнообразной, было много разного труда. Во время уборки урожая они шли на поля и помогали носить снопы в амбар до самой темноты, а потом шли спать на соломе. Позже они нанимались снимать сливы и незаметно клали в рот, сколько хотели. В жаркие дни они ходили купаться в горный ручей и там смывали всю накопленную грязь.

Пять раз в неделю они приходили в дом английской сестры и, расположившись на рогоже, слушали ее рассказ об Иисусе, а затем ели ужин. Хамид знал уже много рассказов об Иисусе. Он знал, что Иисус совсем не святой человек, а Сын Божий и пришел с неба в мир. Он узнал, что слепые и хромые приходили к Иисусу и Он всех исцелял. Хамид очень жалел о том, что не жил в то время, тогда он принес бы Кинзу к Спасителю и ее глаза открылись бы. Он узнал, что Иисус умер на кресте, распростерши руки к миру, и, как их святые люди, Он был похоронен в пещере с той лишь разницей, что их святые остались в своих могилах, а Иисус не был связан смертью. Он воскрес и оставил гроб, и в первый день недели Его видели в саду.