Текст книги "Ночные услады"

Автор книги: Патриция Райс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Между тем участники турнира скрестили дубинки. Джон был примерно одних лет с Гандальфом, но тоньше и увертливее. Джон умел драться и был специально обучен обращению с разным оружием, но на стороне Гандальфа был перевес в силе.

Каждый пытался сбить соперника с ног, дубины с силой ударялись одна о другую, пот тек по лицам, удары становились все более ожесточенными.

Эльвина следила за ходом поединка с напряженным вниманием, при каждом сильном ударе до боли сжимая руку Филиппа, вздрагивая всякий раз, как любой из соперников пропускал удар. Она не испытывала никакой гордости от сознания того, что дерутся из-за нее. Закрыв глаза, Эльвина молила Бога о том, чтобы он защитил Гандальфа ради младших братьев и сестер, которые ждали его дома.

Филипп молча окинул взглядом свою спутницу. Он слишком хорошо понимал ее состояние, чтобы наслаждаться зрелищем. Ему тоже хотелось, чтобы конец наступил поскорее. В крови этой девочки, что до боли сжимала его руку и вздрагивала от каждого удара, текла кровь ее предков-викингов, но душа Эльвины восставала против насилия. Очевидно, кровавые зрелища не в ее вкусе, и Филипп пожалел о том, что привел Эльвину сюда.

Еще один сильный удар – и Джон попятился, но в последний момент успел нанести удар Гандальфу в плечо. Однако тот уже предвкушал победу. Еще один удар поверг Джона наземь.

Джон вскочил, вне себя от ярости, и с размаху ударил Гандальфа по ребрам. Толпа заревела, когда дюжий парень не только устоял на ногах, но еще и нанес Джону ответный удар, выбив дубину из рук оруженосца Филиппа. Теперь бой шел врукопашную, и у Джона было мало шансов остаться в живых.

Эльвина открыла глаза в тот момент, когда толпа заревела, требуя, чтобы бой был доведен до конца. Но Филипп поднял руку в знак окончания поединка. Гандальф победил. Избитого, но живого Джона увели с поля боя товарищи. Эльвина чувствовала облегчение, и только – эта победа едва ли что-то изменит.

Филипп велел Гандальфу подойти ближе. Пот тек по его лицу, обнаженному торсу, покрытому синяками и ссадинами, но взгляд его оставался ясным и прямым.

– Ты победил в честном бою и, как победитель, достоин награды. Я предлагаю тебе на выбор: вернуться домой, получив добрую толику серебра, или остаться со мной, чтобы обучиться военному ремеслу. Каков твой выбор?

Гандальф сказал, что желает остаться. Глупо, с какой стороны ни посмотри, но он не мог поступить иначе.

– Милорд, я прошу у вас разрешения поговорить с вашей леди. Разговор займет минуту, не больше, и будет проходить у вас на глазах, но я не хочу, чтобы кто-то слышал нас.

Эльвина болезненно сжалась при словах «с вашей леди». Слово «леди» было всего лишь данью вежливости, Гандальф просто признавал тот факт, что она – собственность нормандца.

Филипп кивнул. Судя по всему, парень зря надеется услышать слова одобрения и любви от этой голубоглазой бестии. Эльвина отправилась следом за своим поклонником вниз по склону холма, туда, где они могли бы поговорить, не опасаясь быть услышанными.

Гандальф развернул ее спиной к лагерю, достал знакомый кинжал и вложил ей в руки. Эльвина столь же стремительно спрятала его за пояс.

– Знай, что ты сможешь пустить его в ход только один раз. Выбери нужный момент. – Гандальф тревожно вглядывался в нее.

Эльвина улыбнулась.

– Не знаю, как благодарить тебя, – прошептала она.

– Найди ему достойное употребление. А как – тут только тебе судить. Не надо мне иной благодарности.

Во взгляде его была печаль. Тильда открыла Гандальфу глаза на многие вещи, те, что он вовсе не хотел знать. Но и сам он был не слепой. Глаза Эльвины сияли тем блеском, которого не было раньше, да и хрупкое тело ее, такое слабое еще неделю назад, сейчас было исполнено огня. Она словно светилась изнутри. Ненависть не вызывает таких превращений.

Филипп смотрел на Эльвину и не верил своим глазам. Как этот деревенский увалень всего лишь несколькими словами мог растопить ледяной гнев во взгляде Эльвины и заставить ее глаза лучиться радостью? Ни разу еще она не улыбалась так ему, Филиппу, хотя, наверное, догадывалась о том, что одной своей улыбкой способна заставить его исполнить любое ее желание, кроме одного – отпустить от себя.

Эльвина возвращалась к Филиппу молча. Он вглядывался в ее лицо, пытаясь понять, что у нее на уме, но она слишком хорошо владела собой.

Проводив девушку до шатра, Филипп хотел уйти, но Эльвина положила руку ему на плечо.

– Милорд, я хотела бы сказать вам кое-что. Филипп молчал.

– Благодарю вас за то, что пощадили Гандальфа. Он сделал выбор и будет теперь верен вам. Верен до конца. Но я хотела бы поговорить с моей подругой, Тильдой. Ради ее душевного спокойствия. Она стара, милорд.

Филипп нахмурился. Выражение лица у нее было самым невинным. Вполне возможно, Эльвина говорила правду, но он не мог позволить ей бродить по лагерю без присмотра.

– Когда у меня будет время, я позабочусь о том, чтобы ее к тебе прислали. Но сама ты к ней не пойдешь.

Эльвина недовольно поджала губы.

Только после того как он ушел, она сжала рукоять кинжала – кинжала, который проложит ей путь к свободе.

Глава 10

Прошла уже неделя с момента ее заточения, и Эльвину все сильнее одолевали беспокойство и жажда деятельности. События сегодняшнего утра словно пробили плотину. Ждать возвращения Филиппа, чтобы потом он доводил ее до того состояния, когда она больше не владела собой, хотя мыслями постоянно возвращалась к своему ребенку и понимала, что день ото дня шансы найти его и отобрать у Марты становятся все призрачнее – пытка, которую не каждой по силам перенести.

Настало время обеда, а Тильда все не приходила. Очевидно, Филипп забыл о своем обещании. Эльвина присовокупила этот обман к списку прежних. Душа ее требовала возмездия. Она не желала больше прощать вероломства.

Стражника разморило на солнце, и он задремал. Больше Эльвина не могла оставаться в своей тюрьме ни минуты.

Она отодвинула тяжелый сундук, вытащила нож и подрезала толстую веревку одного из креплений. Таким образом, внизу получилось отверстие вполне достаточное, чтобы вылезти.

Убедившись, что никто за ней не наблюдает, Эльвина выскользнула наружу.

Не мешкая, она нырнула в лес. Отсюда можно было спокойно наблюдать за тем, что происходит в лагере, оставаясь невидимой. Эльвина уже примерно знала, где находятся шатры женщин, следовало только понять, какой из них сейчас занимают Элис и Тильда. Эльвина заметила и некоторые перемены в диспозиции войска. Очевидно, Филипп не рассчитывал победить врагов одним голодом.

К краю рва уже были подведены боевые машины. Тараны и катапульты стояли готовые к бою. Но самое главное, Филипп приказал собрать устройство, позволяющее выкачать воду из рва, и тем самым лишить обитателей замка естественной защиты. К тому же воду тоже можно использовать во вред врагу, направив ее в нужное русло. Как только ее удалят, начнут рыть подкоп. Ослабленный фундамент не выдержит тяжести каменных стен, факел, брошенный в туннель, вызовет пожар, и крепость падет. Впрочем, Эльвине было все равно. Она намеревалась покинуть лагерь до того, как крепость падет, и, до того как Филипп победит, прижать к груди своего маленького сына.

Эльвина наконец заметила Элис и, проследив за ней, узнала, в каком шатре она живет. Большую часть пути она собиралась проделать по лесу, а затем предстояло самое опасное: прошмыгнуть незамеченной в ту часть лагеря, что располагалась в низине.

Удача благоприятствовала Эльвине. Тильда едва не вскрикнула от удивления, увидев перед собой девушку.

– Садись. – Тильда указала Эльвине на соломенный матрас в углу. – Говори, но только быстрее. Вскоре тебя хватятся, и Филипп начнет искать тебя именно здесь.

Эльвина невесело усмехнулась.

– Ты не угадала. Сначала он хватится Гандальфа и первым делом проверит, на месте ли он.

Тильда не стала спорить.

– А теперь объясни, почему ты не сказала ему о ребенке.

– Я не дам этому человеку такую власть надо мной. Он использует меня как шлюху и ничего не дает взамен.

Ребенок мой и только мой – справедливая плата за лживые обещания.

– Он не нарушил своего слова, – возразила Тильда. – Может, его покровительство оказалось не таким, каким бы нам хотелось, но ведь Филипп не знал, что его опоят. Он так же страдал из-за своего недомыслия, как и ты.

Как бы хотелось Эльвине верить, что все обстояло именно так! Как бы хотелось думать, что Филипп отправился на ее поиски! Но он получил земли, богатство и власть, тогда как она лишилась своего единственного сокровища – свободы. Даже ребенка, и того у нее отняли. Однажды Филипп заплатит за все.

– Я пришла сюда не для того, чтобы меня утешали глупыми байками. Я ухожу. Пойдешь со мной или предпочитаешь полагаться на этого лжеца?

– Я остаюсь здесь, как, впрочем, и ты. Это твой единственный шанс найти ребенка. Как, по-твоему, мне удалось прожить последний год? Ты в самом деле считаешь, что старая повозка и пара волов стоят того, чтобы обеспечить на целый год пропитание и крышу над головой?

– Ты приехала сюда на нашей повозке. И волов я узнала. Ты солгала мне, Тильда. Ты не продала их.

– Я действительно продала их. Но только покупатель настоял на том, чтобы я оставила и повозку, и волов у себя и пользовалась ими, когда сочту нужным. Отчего-то ему пришло в голову, что для меня они – дом, как и для моей глупышки Эльвины.

Эльвина едва не вскрикнула от удивления. Только одному человеку она говорила о том, что значит для нее повозка с волами и кем была для нее Тильда.

– Филипп купил у тебя повозку и волов! Зачем он это сделал?

– Потому что он дал слово и старался держать его в той мере, в какой это было в его силах. Он согласился оставить меня в деревне, чтобы я продолжала искать тебя, вместо того чтобы поселить в военном лагере, как планировал с самого начала. Так или иначе Филипп следил за тем, чтобы у меня было все необходимое,

хотя ты и не согревала его постель, как ожидалось. Кажется, твоя девственность и вправду чего-то стоила. Эльвина презрительно усмехнулась.

– Я рада, что моя девственность так дорого стоила, но нечистая совесть, вероятно, удвоила цену. Он оставил меня в руках ведьмы. И за это нет ему оправдания.

Тильда вздохнула.

– Он не бросал тебя, глупышка! Вот что я пытаюсь тебе втолковать. Леди Равенна заявила, что ты никогда не существовала, что Филипп слишком много выпил и ты ему привиделась, но он весь замок перевернул вверх дном! Тебя ему не удалось отыскать, зато он нашел меня. Марта не ожидала, что Филипп знает о моем существовании, поэтому не спрятала меня от него. Я заверила Филиппа, что ты вполне настоящая, и с этого момента он словно обезумел. Филипп вздернул бы леди Равенну на дыбе, если бы мог. Жалею лишь о том, что не позволила ему этого сделать. Знай я тогда то, о чем знаю сейчас, я не проявила бы такой щепетильности.

– Не верю, – хмуро заявила Эльвина, не смея взглянуть Тильде в глаза. – В его распоряжении целая армия. Меня не так далеко спрятали, если Марта ходила в замок каждый день. Почему же он не нашел меня? Значит, плохо искал.

– Ты не права, – резонно заметила Тильда. – Он искал. Не одну неделю его воины прочесывали лес. Однажды Филипп принес мне вот эту вещь, всю в грязи. И тогда я оставила надежду увидеть тебя живой.

Тильда сняла с шеи цепочку, на которой сверкнуло золотое кольцо, и протянула своей онемевшей подопечной.

– Я подумала, что только смерть могла разлучить тебя с этим сокровищем.

Эльвина сжала в ладони кольцо своего отца, и слезы брызнули у нее из глаз.

– Почему ты мне раньше не сказала?

– Не видела смысла будить в тебе ложные надежды. Филипп женился и стал тебе недоступен.

Многое изменилось с той поры. Расскажи ему о ребенке. Он твоя единственная надежда.

Эльвина смотрела ничего не видящими глазами, сжимая отцовское кольцо. Легко узнать правду, надо лишь спросить Филиппа. Но Эльвина все еще не понимала причины его ненависти: возможно, он счел, что она намеренно нарушила свое обещание, тогда как сам пытался сдержать свое. Кольцо могло служить тому доказательством.

Если Филипп изнасиловал ее сознательно, он не испытывал бы чувства вины. Да нет, он был точно так же одурманен, как и она сама. Марта рассчитывала на то, что на следующий день Филипп ни о чем не вспомнит, хотя зачем ей это понадобилось, Эльвина не понимала.

В лагере начался переполох, но Эльвина ничего не замечала, пытаясь осмыслить то, что узнала. Тильда встала и подошла к выходу. Вернувшись, она осторожно толкнула Эльвину.

– Тебя ищут. Филипп будет в ярости. Вернись к нему и расскажи о ребенке. Это единственный способ вернуть его.

– Он мне не поверит.

– Возможно, но ты должна попробовать. Иди, не то тебя поймают здесь и будет хуже.

Эльвина поднялась и подала кольцо Тильде.

– Сохрани его для меня. Филипп не позволит мне носить его. Он боится, что я убегу, если мне удастся купить себе свободу.

Тильда улыбнулась.

– Он поможет тебе, даже если не хочет этого. Иди к нему сейчас же.

Тильда вытерла слезы, глядя вслед Эльвине, которая, осторожно выбравшись из шатра, бросилась к лесу. Тильда посылала свою ненаглядную девочку в мир, где ей придется жить и принимать решения самой, полагаясь лишь на себя. Птенчик вылетел из гнезда. Тильде оставалось лишь надеяться, что крылья ее достаточно крепки для полета и мир не будет к ней слишком жесток. Тильда сжала кольцо в кулаке и мысленно обратилась к прежнему владельцу этого кольца, вымаливая у него прощение за то, что не уберегла его дочь от жизненных невзгод.

Эльвине удалось домчаться до леса незамеченной. В шатре Филиппа было пусто. Еще одна удача. Юркнув под полог, она отодвинула сундук и закопала нож в землю, затем задвинула сундук на место. Вымыв руки, Эльвина заплела косы и стала ждать, когда ее обнаружат.

Долго ждать не пришлось. Джон, оруженосец, вошел в шатер – Филипп приказал ему принести кое-что из оружия – и, увидев Эльвину, обомлел. Она сидела на кровати и штопала одежду. Филипп поднял на ноги весь лагерь, а она, оказывается, сидела и шила как ни в чем не бывало там, где ей надлежало быть.

– Надеюсь, ты не слишком сильно пострадал на турнире, Джон, – с состраданием спросила Эльвина.

Джон сорвал шапку, поклонился, попятился, затем вновь водрузил шапку на голову.

– Нет, благодарю, со мной все в порядке. Сэр Филипп желает видеть вас. Оставайтесь здесь. – С этими словами он исчез.

Эльвине было и смешно, и страшновато. Она представляла себе, в каком настроении явится Филипп. Лучше попридержать смех, не то он совсем разойдется, увидев ее улыбающейся.

Филипп ворвался в шатер, словно грозовая туча, готовая разразиться громом и молниями.

– Я приказал обшарить лес. Где, в каком чертовом месте ты была?

– Именно в чертовом, милорд, ибо этот шатер и тот, где я побывала, нельзя назвать иначе. Если вы будете продолжать в том же духе, милорд, я пожалею о том, что решила вернуться.

Почувствовав воздух свободы, Эльвина осмелела. Мужество вернулось к ней. Она смотрела в глаза Филиппу, видя, что он борется с желанием наказать ее за непослушание. Сдержавшись, Филипп вышел и приказал прекратить поиски. Затем вернулся в шатер. Гнев в его глазах сменился недоумением.

– Как ты выбралась отсюда? – спросил он.

– Ты считаешь, я настолько глупа, чтобы рассказать тебе об этом?

Филипп сжал кулаки. Чувствуя, что подвела его к опасной черте, Эльвина торопливо сменила тему:

– Почему ты не сказал, что искал меня?

Филипп не спешил с ответом. Он не знал, что и думать: Эльвина убежала, но все же вернулась. Почему? Филипп был сбит с толку. Он крикнул стражнику, чтобы ему принесли выпить, и только потом ответил вопросом на ее вопрос:

– Ты хочешь, чтобы я выставил себя круглым дураком тебе на потеху?

Эльвина выглядела так невинно с рукоделием в руках, что он готов был свернуть ей шею за учиненное ею вероломство, за всю боль, что она ему причинила.

– И по той же причине ты не сказал мне, что сдержал слово и позаботился о Тильде?

– Откуда я знал, что старуха не поведала тебе об ЭТОМ? Я был настолько глуп, что поверил, будто тебя тайно похитили. Ну как, ты вволю повеселилась, услышав мои признания? Все, с этим покончено. Теперь-то я знаю, что тебе нельзя верить. Твои глаза только кажутся честными. Ты пользуешься ими для того, чтобы размягчить мужчинам мозги и разжечь похоть. Но ты не умеешь держать слово, как и любая шлюха, а я – дурак.

Филипп поморщился от презрения к самому себе.

Неужели правда? Неужели этот рыцарь способен заметить такую мелочь, как цвет глаз его рабыни? Кровь прилила к щекам Эльвины. Рука, державшая иглу, задрожала.

Эльвина встала и посмотрела прямо в глаза Филиппу.

– Ты действительно искал меня? Звал меня по имени?

– Я искал тебя много дней лишь для того, чтобы избить до бесчувствия за то, что ты сотворила со мной.

Филипп замолчал. Слуга принес флягу с вином. Сделав глоток, Филипп ответил и на второй вопрос:

– Да, однажды я обезумел настолько, что стал окликать тебя по имени. Мне показалось, что ты зовешь меня. Насмехалась надо мной, видно… Даже деревья в лесу, и те смеялись надо мной.

– Я звала вас, милорд, но не ради насмешки, а с мольбой.

Наступила долгая пауза. Филипп пристально вглядывался в лицо Эльвины, пытаясь прочесть в ее глазах то, о чем умолчали уста.

– Я прошу тебя объясниться.

Эльвина вздохнула. Если бы был иной, более легкий способ дать ему знать обо всем. Слишком глубокие корни пустили в нем ненависть и недоверие. Едва ли он поверит ей. Но Тильда уверяла, что Филипп поможет, если в нем осталась хоть капля чести. Она должна попытаться ради сына.

– Вы не поверите мне, милорд. Вы уже все сами решили.

– Все равно расскажи. Уже вечер, а после трудного дня приятно послушать хорошую сказку. Расскажи мне свою.

Филипп растянулся на подушках, глотнул из фляги, затем стал раздеваться.

Он удивился, когда Эльвина пришла ему на помощь. Она развязала ремни сандалий, затем стала стягивать гетры.

– Меня опоили, как и тебя, в ту ночь, – говорила между тем Эльвина. – Потом утащили в лес, в пещеру, которую Марта приспособила для своих нужд. Кажется, очень долго мне давали какое-то зелье, от которого в голове стоял туман. Когда я пришла в себя, на теле моем не осталось следов насилия.

Филипп вздрогнул при упоминании о следах, оставленных на ее теле после той ночи.

– К тому времени, как я поняла, что беременна, уже была зима, и идти мне было некуда. Ты исчез, Марта сказала мне, что Тильда умерла. У меня ничего не было, кроме ребенка в животе, и сохранить ему жизнь мне было важнее, чем обрести свободу. Филипп поднялся и начал ходить по шатру.

– Ты права: я тебе не верю. Где тот ребенок, что не давал тебе вернуться ко мне?

Слезы отчаяния навернулись на глаза Эльвины. Все, все, что было между ними, потеряно.

– Его украли у меня сразу после того, как он родился. Меня же оставили умирать, и я умерла бы, если бы не Гандальф. Когда он наткнулся на меня в лесу, я искала ребенка. Я бы нашла его гораздо раньше, но болезнь не позволила мне этого сделать. На самом деле именно ты помешал мне продолжить поиски.

Филипп остановился.

– Ты хочешь сказать, что с той ночи у тебя не было ни одного любовника? Что этот Гандальф всего лишь спас тебя от смерти? И ты думаешь, что я в это поверю!

– Я сказала, что не жду от вас доверия, милорд. – Эльвина встала и расправила плечи. – Я говорила лишь затем, чтобы объяснить, почему я не могла выполнить свою часть соглашения. Я должна найти сына до того, как Марта с ним что-нибудь сделает. Тильда сказала, что ты поймешь, но она ошибалась. Ты никогда не поймешь и никогда не сможешь меня удержать ни здесь, ни в другом месте.

Филипп растерялся. Он не верил в волшебство, но все же Эльвина нашла какой-то способ улизнуть от него. Однако если все сказанное – ложь, то для чего Эльвине давать ему в руки орудие, с помощью которого он сможет удерживать ее подле себя? Чем больше размышлял Филипп, тем очевиднее становилось, что она говорила правду.

– Не спеши, малышка викинг.

Теперь он мог удерживать ее подле себя без помощи стражи. Эльвина сама дала ему в руки эту власть. Возможно, со временем ему удастся избавиться от наваждения, заставлявшего его с такой силой вожделеть Эльвину, и лишь одну. Возможно, он даже сумеет отомстить девчонке, если разожжет в ней такую же страсть.

– Ты говоришь, что родила от меня ребенка? Сына?

– Да, милорд.

– У тебя есть доказательства?

У Эльвины дрогнули губы.

– Я не имею желания доказывать тебе, что ребенок твой. Я всего лишь хочу вернуть его себе. Если ты не поможешь, я попытаюсь сделать это сама.

Филипп схватил ее за плечо и развернул к себе лицом.

– Не смей играть со мной!

– Я не рассказала тебе обо всем раньше, потому что ненавидела тебя за то, что ты со мной сделал. Теперь вижу, что ошибалась и ты ни в чем не виноват. Спроси монаха Шовена.

– Шовена?

Ну Конечно! Монах показал ему место, где обнаружил девчонку, и они тщательно обыскали все вокруг. И это очередное предательство лишь укрепило в нем ненависть и ярость. Монах ничего не сказал о ребенке.

Филипп подошел к двери и потребовал привести к нему монаха. Он мог бы поклясться, что Шовен человек чести. Они были вместе уже долгое время: Филипп вел войско в бой именем короля, Шовен нес просвещение покоренным.

Монах появился в помятой сутане. Он сонно тер глаза, и только тогда Филипп с удивлением обнаружил, что вечер сменился ночью.

– Вы желали видеть меня, сэр?

Монах переводил взгляд с пылающего гневом мрачного лица Филиппа на бледное лицо девушки.

– Когда ты сказал мне, что нашел девчонку в лесу, не утаил ли ты от меня чего-нибудь?

Монах посмотрел на Эльвину. Она кивнула. Монах обратился к ней:

– Я вернулся, чтобы окрестить младенца, но не нашел тебя, дитя мое.

– Это не важно, отец, – начала было Эльвина, но Филипп прервал ее: – Крестины! Ах ты, двуличный оборотень!

– Филипп! – в ужасе воскликнула Эльвина, но монах махнул рукой, давая понять, что привык к подобному обращению.

– Вы хотели бы, чтобы вашего ребенка крестили, не так ли, сэр? – спросил он Филиппа.

– А у вас есть доказательство, что это мой ребенок, если он вообще был? – с кривой ухмылкой спросил у монаха Филипп и вновь заходил по шатру.

– Если я дал обет целомудрия, это не значит, что я ослеп. Я узнаю женщину на сносях, если увижу ее. К тому же я умею считать не хуже любого другого, особенно если у меня есть все основания начинать отсчет с определенного дня.

– Довольно! – прорычал Филипп. – Почему, Бога ради, ты не рассказал мне тогда?

– Не поминай имя Господа всуе, это грешно, – наставительно заметил монах. – Я не рассказал потому, что Эльвина меня об этом попросила. Я был совершенно уверен в том, что вы и сами все узнаете, когда встретитесь с ней, и не видел смысла нарушать слово.

Филипп переводил налитые гневом глаза с Эльвины на Шовена. Выругавшись сквозь зубы, он сдался. Значит, Эльвина не солгала: ребенок действительно существовал. Неизвестно, жив ли он сейчас. Тем не менее надо начинать действовать.

– Шовен, подожди меня снаружи. Мне бы еще надо поквитаться с тобой за то, что ты не рассказал мне о ребенке раньше, но сперва я хочу поговорить с ней.

Филипп кивнул в сторону Эльвины, и монах с опаской взглянул на хрупкую девушку. Устоит ли она против гнева господина? Но холодный блеск в голубых глазах, поджатые губы и решительно вздернутый подбородок говорили об упрямстве и воле, ничуть не уступающим упрямству Филиппа. Неизвестно еще, кто одержит победу. Шовен вышел из шатра.

– Откуда тебе известно, что ребенок жив?

– Я не знаю. Но Марта не для того обхаживала меня, чтобы я осталась жива: она старалась ради ребенка. Мне кажется вполне вероятным, что она приложит не меньше усилий, чтобы выходить его. Зачем-то он был ей нужен!

Филипп кивнул.

– Если ребенок жив, ты хочешь, чтобы я нашел его? Ради этого ты вернулась сюда сегодня?

– Милорд, я дам вам все, если вы вернете его мне. Прошу вас, сэр! Он, наверное, с Мартой.

Филипп нетерпеливо взмахнул рукой. Разумеется, не ради него, Филиппа, Эльвина вернулась в шатер.

– Марта не прячет никакого ребенка. В противном случае я бы об этом знал. Но даже если он существует, надо действовать терпеливо и осмотрительно. У тебя так не получится. Марта убьет тебя, как только встретит, если то, что ты рассказала мне, правда.

– Я не боюсь смерти. Пусть лучше я умру, чем позволю этой ведьме растить моего сына. Я найду его! Найду! – воскликнула Эльвина и, упав на пол, начала молотить кулачками землю.

Филипп бережно поднял ее с земли. Погладил по голове. Он почти поверил в ее невероятную историю.

– Нет, малышка викинг. Сначала попробую я. Как ты сама сказала, мне гораздо проще это сделать.

Эльвина уперлась ладонями ему в грудь. Сердце ее рвалось из груди j но в лице Филиппа не было и намека на нежность, и она молчала, не зная, чего ждать.

– Я намерен выставить условие.

Эльвина замерла. Она сама сказала, что отдаст все, если он вернет ей сына.

– Если то, что ты рассказала, правда, ребенку грозит опасность. Беда, если кто-то из нас начнет задавать вопросы. Я пошлю монаха в поместье. Он займется поисками, а тебе придется остаться со мной и выполнять то, что ты обещала.

– Вы просите меня об адюльтере, милорд. Это грех, – с сарказмом заметила Эльвина.

– Не больший, чем быть шлюхой, на что ты согласилась с самого начала.

– Но тогда пострадал бы только один человек – я сама. Я совершаю грех, мне за него и отвечать. Адюльтер – другое дело.

Эльвина не могла заставить, себя думать о леди Равенне как о любимой женщине Филиппа. Не могла представить, чтобы он обнимал леди Равенну так, как обнимал ее, Эль-вину.

– Если только это тебя останавливает, я готов облегчить твою душу: леди Равенна не ждет от меня ничего, включая целомудрие. Ей все равно, одна у меня любовница или дюжина.

Больше Эльвина не желала обсуждать эту тему.

– Откуда мне знать, что на этот раз ты сдержишь слово? Филипп усмехнулся.

– Если хочешь, послушай, как я стану давать Шовену указания. Не сомневайся, раз монах знает о постигшем тебя горе, он перевернет небо и землю, но вернет тебе сына. У тебя есть время подумать. Я приглашу Шовена тогда, когда ты будешь готова.

– Нет! Не отсылай монаха! Каждый день промедления грозит бедой. Я соглашусь на что угодно. Только найди моего сына!

Филипп пронзил ее взглядом.

– Ты поняла, о чем я прошу? Мне надоело прижимать к себе ледяную статую. Я хочу, чтобы ты старалась мне угодить.

Эльвина опустила голову.

– Я буду стараться, милорд. Иногда мне бывает трудно. После той ночи.

Эльвина вздрогнула от леденящего душу воспоминания.

Филипп, кажется, начинал понимать. Его воспоминания об этой ночи были отрывочными, но он подозревал, что мог, не желая того, причинить ей боль. Что же касается всего сопутствующего, это казалось чудовищным человеку неподготовленному. Но тут он приказал себе остановиться. Было бы неразумно предполагать, что Эльвина не знала, чему надлежит случиться. Она колдунья, ведьма, как и все в этом чертовом Данстонском замке.

Филипп, однако, не высказал своих мыслей вслух. Он молча вышел из шатра и вернулся с Шовеном.

Шовен встретился взглядом с девушкой. Она стояла посреди шатра в одной тонкой рубашке и теребила кончик косы. Глаза ее виновато блестели. Несомненно, Филипп склонил ее к греху. Монах укоризненно взглянул на барона.

Филипп коротко объяснил монаху, что тот должен делать, и только потом заметил, что Шовен возмущен.

– Ты не хочешь выполнять приказ? – удивился Филипп. До этой минуты он был уверен, что Шовен с радостью возьмется за столь богоугодное дело.

– Вы прекрасно знаете, против чего я возражаю. Шовен бросил взгляд на Эльвину, которая стояла ни жива ни мертва, с опаской поглядывая на выход. Филипп посмотрел туда же.

– Я буду удерживать ее здесь, захочешь ты выполнять приказ или нет.

– Это безумие.

– Может, это заклятие. Мне все равно. Девчонка моя. Я заплатил дань церкви за одну, а дьяволу заплачу за другую. Я не боюсь ада. Едва ли в аду мне будет хуже, чем в Данстоне.

Горький сарказм Филиппа напугал Шовена. Он решил было, что тот уже навсегда потерял бессмертную душу. Но если не ради этого пропащего человека, то ради его невинной жертвы он, Шовен, должен взяться за выполнение поставленной Филиппом задачи.

– Вы хотите, чтобы я отправился на поиски ребенка. Какого возраста?

Филипп презрительно хмыкнул, и Эльвина, не выдержав этого фарса, обратилась к монаху:

– Ребенок мой, святой отец.

– Твой? Я думал…

Шовен не решился сказать, что подумал, будто ребенок умер.

– Ты что, олух, не понимаешь, о чем я тебе толкую? Она клянется, что у нее украли ребенка.

– Колдунья Марта украла его у меня, когда он родился. Прошу вас, помогите мне найти его!

Лицо Филиппа стало как маска. Попробуй угадай, о чем он думает.

– Она заявляет, что это мой сын. Я хочу, чтобы ты обшарил поместье в поисках ребенка примерно двух месяцев от роду. Ты меня понял? Ты помнишь, как он выглядел? – спросил Филипп, обращаясь к Эльвине. – Какие-нибудь приметы, по которым его можно найти?

Эльвина собралась с мыслями. Один момент среди этой долгой ночи, полной боли и кровавого тумана перед глазами, она помнила ясно.

– Он сильный, крупный мальчик, с широкими плечами и длинными ногами, как у отца, но волосы у него, как у нас, Ферфаксов.

– Ферфакс? – удивился монах неожиданному переходу с нормандского на саксонский. Он почти не улавливал акцента в ее речи, пока она не перешла на родной язык.

– Эльвина говорит, что волосы у ребенка того же цвета, что у нее. – Филипп коснулся золотистой косы, перекинутой на грудь. В его глазах больше не было гнева, но он держался напряженно, словно чего-то недоговаривал.

Шовен кивнул. Казалось, они ведут с Филиппом безмолвный диалог.

– Филипп, ради всего святого…

– Я на него не смотрел никогда, – сказал, как отрубил, Филипп. – К тому же могут быть и другие. Ищи. Я хочу знать о каждом ребенке, родившемся здесь около двух месяцев назад, будь он черный, рыжий или в крапинку. Я должен знать наверняка.

Эльвина не понимала, что происходит. Может, Филипп предполагает, что колдунья изменила ребенку внешность, чтобы его не нашли? Об этом она как-то не подумала.

Шовен взглянул на Эльвину.

– Она не знает? Филипп махнул рукой.

– Найди его, и мы все узнаем.

– Я еще подойду к тебе.

Монах ушел, и Эльвина с Филиппом остались одни.

– Я должен отдать распоряжения: оседлать коня и собрать припасы для Шовена. Ты обещаешь ждать моего возвращения?

Его присутствие давило на нее, мешало мыслить ясно. Эльвина боялась Филиппа, его силы, умения превращать ее тело в сосуд для своего вожделения. И все же она согласилась отдаться ему. По собственной воле. Медленная, мучительная пытка. Однако никогда она не была ближе к райскому блаженству, чем лежа под ним.