Текст книги "Менестрель"

Автор книги: Патриция Поттер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Глава 7

Олечка, зайка, пусть у тебя все будет хорошо Спасибо за перевод!

Мужчины появились так внезапно, и удар обрушился на Робина так неожиданно, что Линнет не смогла совладать со своими чувствами достаточно быстро. Когда ее менестрель упал, она с трудом подавила желание закричать. В голове девушки пронеслась одна-единственная мысль: во что бы то ни стало нужно остановить клинок, который был занесен над Робином. Линнет бросилась на защиту менестреля.

– Нет, – воскликнула она.

Роберт, граф Келлум, изумленно посмотрел на нее и опустил оружие.

– Мы услышали ваш крик. – Граф посмотрел на распростертое на земле тело. – Я убью его.

– Нет, – запротестовала Линнет. – Он не нападал на меня. Он ничего не сделал. – Она дотронулась руками до кровоточащей раны на голове менестреля, которую оставил покрытый броней кулак.

– Кто он? – потребовал ответа Келлум, на его лице ясно читалось недоверие.

– Честный человек – солдат, – который никому не причинил вреда, – ответила девушка, понимая, что этим объяснением она навлекла на себя бесчестье и, вполне возможно, навредила отцу. Но Линнет не могла позволить, чтобы Робина убили из-за ее собственной неосторожности.

– Ваш отец сказал мне, что вы нетронуты, что у вас безупречная репутация, – с отвращением процедил Келлум. – А я нахожу вас валяющейся на травке с… простолюдином.

Он убрал свой длинный кинжал в ножны, но рука его все еще лежала на рукоятке оружия, и девушка видела, что граф с трудом сдерживает свой гнев. Она еще не приняла его предложение, а он уже вел себя как обманутый муж. Его карие глаза потемнели от ярости, а губы изогнулись, выражая презрение.

Ей не было оправдания. Платье Линнет было наполовину снято, в волосах запутались листья, и она знала, что ее губы распухли. Любое объяснение, которое можно было придумать, привело бы к тому, что всю вину переложили бы на Робина, и, вероятнее всего, это послужило бы причиной его смерти.

– Во всем виновата только я, – сказала Линнет, встав таким образом, чтобы загородить собой лежащего без сознания менестреля.

Келлум сверлил ее взглядом.

– Я уеду завтра же, – заявил он. – Мое предложение, разумеется, утратило силу. Даже ваше приданое не сможет… сделать привлекательным брак с…

Он замолчал, сделав при этом явное усилие над собой, но ему не пришлось заканчивать предложение. Пятеро мужчин, включая еще одного из приглашенных поклонников девушки, стояли и смотрели на Келлума и Линнет, и целая гамма чувств отражалась на их лицах.

Лорд Мэнфилд шагнул к девушке, в глазах его светилось сочувствие. Линнет знала, что он нравился ее сестре. И, если его глаза хоть в какой-то степени отражали душу, Мэнфилд тоже был неравнодушен к сестре Линнет. Он опустился на колени перед Робином.

– Удар не смертельный, – определил Мэнсфилд.

– Должно быть, это тот нарушитель, которого мы искали, – предположил Келлум. – Вероятнее всего, браконьер. Отвезем его обратно в Кленден. Ее отец решит, что с ним делать.

Линнет посмотрела вниз, на менестреля. Кровотечение остановилось, но Робин не двигался. Ее отец будет в ярости, но он справедливый человек. Лорд Кленден не станет добиваться того, чтобы из-за ее собственной опрометчивости убили человека. Однако это означало, что отец отправит ее в монастырь. У него просто не будет выбора. Линнет опозорила всю семью.

Мысль о том, что она никогда больше не увидит Робина снова, ужаснула ее. Девушка надеялась, что сможет избежать брака без любви. Линнет предпочла бы спокойную жизнь либо в доме родителей, либо в монастыре. Но это было до того, как она познала радость – и совершенное удовольствие – оттого, что рядом был Робин. До того, как внутри нее появилось непреодолимое желание. И эти чувства не исчезали. Новые, дурманящие и чудесные.

Но опасные. Очень опасные чувства для такой, как она. И такого, как Робин.

– Отпустите его, – сказала Линнет.

– Нет, миледи. Я не стану этого делать. Вашему отцу следует узнать о вашем… поведении. И этого… мошенника. Полагаю, лорд Кленден захочет узнать о том, что этот человек прятался в его владениях, соблазняя его дочь.

Линнет с достоинством выпрямилась. И встретилась взглядом с Келлумом.

– Этот человек намного лучше вас, Роберт. Он не уклонялся от службы королю.

Кажется, ее оскорбление не задело Келлума.

– Все зависит от того, о каком короле вы говорите, миледи. Он из Йорков? Или Ланкастеров?

Ловушка. Линнет тотчас же это поняла. Он мог использовать ее ответ против нее. И против ее отца.

Мэнфилд повернулся к Келлуму.

– Довольно, – сказал он. – Этому человеку нужен уход. И мне безразлично ваше отношение к леди Линнет. Она не отвечала вам согласием. Она ничего вам не должна.

Девушка почувствовала поднявшуюся внутри нее волну благодарности. Ее сестре повезло.

– Спасибо, – поблагодарила она Мэнфилда.

Его лицо смягчилось.

– Мы не можем выбирать, кого полюбить, – произнес он. Взгляд его остановился на Келлуме, а затем вернулся к мужчине, все еще лежащему на земле. – И часто это только к лучшему. Но я думаю, что благоразумнее будет отвезти этого человека в Кленден. Его необходимо осмотреть.

Раздраженный Келлум согласился с Мэнфилдом. Он пнул ногой лежащую на земле лютню, и Линнет протянула руку, чтобы спасти инструмент. Очевидно, это была единственная вещь Робина, которая чего-то стоила.

Менестрель слегка шевельнулся и застонал.

Келлум подал знак сопровождавшим его вооруженным людям, чтобы те подняли раненого, но Мэнфилд оттолкнул их и снова склонился над менестрелем. Он встряхнул его раз, еще раз. Послышался еле слышный стон, но раненый не открыл глаза. Мэнфилд повернулся к Линнет.

– Как его зовут?

– Робин.

Келлум сузил глаза.

– Робин… а дальше?

Линнет не могла ответить на этот вопрос, и наступившая тишина была полна порицания. Дочь графа Клендена не только забавлялась с простолюдином, но еще и не знала его полного имени.

– Возможно, хозяин замка поможет разгадать эту тайну в Клендене, – сказал Келлум. – А я, с вашего позволения, не намерен больше тратить здесь понапрасну время. Поступайте, как знаете. – Он широким шагом направился к деревьям. Тогда и только тогда Линнет увидела там лошадей. Как они оба могли не заметить приближающихся всадников?

А затем она вспомнила тот волшебный момент, когда в мире не осталось никого, кроме нее и Робина, и чувства, переполнявшие их. Как это могло произойти?

Линнет услышала, как уезжает Келлум, а с ним – еще два человека. С ней остались Мэнфилд, кленденский егерь и один из слуг, живших в замке. Оба обитателя Клендена смотрели на нее с беспокойством. Они были благожелательно к ней настроены. Но, даже несмотря на их участие, она не могла не видеть их потрясения.

Ее поведение было возмутительным.

Но, может быть, ей удастся убедить их отвезти ее и Робина в деревню.

Мэнфилд, казалось, прочел ее мысли.

– Келлум станет всем рассказывать свою версию произошедшего, миледи. Вам следует быть там, чтобы поведать отцу свою собственную.

Линнет дотронулась кончиками пальцев до лица Робина, до его густых волос. Как же ей лучше поступить? Все, чего она хотела, – сделать так, чтобы ее менестрель был в безопасности. Защитить его. Это было странное чувство – одно из тех, за которые, как Линнет полагала, он вряд ли будет ей благодарен. В нем чувствовалась такая уверенность. Уверенность в себе. Даже необычная обходительность, которая, казалось, противоречила его положению в обществе.

Будет ли ему лучше в деревне? Но там не было лекаря, особенно такого сведущего, как Линнет. Почему Робин еще не очнулся? Не открыл глаза? Если они увезут его в деревню, то он может получить, а может не получить уход, в котором нуждается. И все равно ее отец найдет менестреля.

– Мы отвезем его в Кленден, – решила она.

Понадобились усилия двоих мужчин, чтобы поднять и перекинуть Робина через седло. Линнет взяла его лютню и села на свою кобылу, пока менестреля прочно привязывали к тяжелому седлу.

Всадники повернули к Клендену. Сердце Линнет сильно заколотилось, когда она поняла, с чем ей придется столкнуться. И Робину. Но ничто не имело значения, если он выживет. А ее воспоминания придадут ей силы. Должны придать.

***

Дункан очнулся в темном влажном помещении. Казалось, его голова готова треснуть и разлететься на мелкие кусочки. Он едва мог различить очертания каменных стен – настолько мал был луч света, проникающий в окно.

Дункан пошевелился, и приступ боли прокатился по всему его телу, как гром во время грозы. Он попытался встать, но ноги его не держали. Дункан дотронулся до щеки и почувствовал проступившую жесткую щетину и липкую влагу сочащейся крови.

Он попытался вспомнить события последних нескольких часов. Затем его охватила паника. И страх.

Дункан не знал, где находится.

И, что еще важнее – не мог вспомнить, как попал в это место.

***

Линнет никогда не видела такого разочарования, такой печали, какие появились на лице ее отца. Но хуже всего было его недоумение. Как могла дочь поступить подобным образом?

На лице матери Линнет застыло обычное холодное выражение. Но девушка видела, что мать едва сдерживает гнев.

– Завтра ты отправишься в монастырь Хоули Кросс в Уикфорд, – заявила хозяйка Клендена. – Ты погубила нашу семью. Ты разрушила будущее своих сестер. Возможно, ты даже приговорила своего отца к смерти. Ему было необходимо расположение Ланкастеров. Теперь у нас нет никакой надежды его добиться.

Линнет не придала значения словам матери. Девушка не могла вспомнить, когда в последний раз ее мать дотронулась до нее или спела колыбельную, или показала любое другое чувство, а не обычное презрение. Линнет всегда ощущала, что была угрозой красоте своей матери, ее вечной погоне за молодостью. А еще девушка знала, что мать хотела сыновей, а не дочерей. И все три ребенка были живым доказательством неудачи графини Кленденской.

– Я хочу убедиться, что ему обеспечат надлежащий уход, а затем отпустят, вернув все вещи, – попросила девушка.

– Он соблазнил тебя, – голос ее отца был похож на раскат грома. – Я могу приказать повесить его за незаконное вторжение в свои владения, за… то, что он дотронулся до тебя.

– Я все еще девственна, отец. И он не делал ничего из того, чего я не желала, – возразила Линнет. – Я скажу об этом даже на суде.

– Не скажешь, если он не выживет, – заявила ее мать. – Никто не обвинит нас, если… этот мужчина умрет от полученных ран.

Линнет знала, что ее отец был вправе распоряжаться жизнями людей, а теперь он был достаточно разгневан, чтобы воспользоваться этим правом. Она не узнавала того любящего, потакающего ей во всем родителя, которого любила.

– Я сделаю все…

– Теперь ты ничего не можешь сделать, дочь моя, – прервал девушку лорд Кленден. – Келлум и Уикхэм уехали, и, без сомнения, позаботятся о том, чтобы эта история стала известна всей Англии. Мэнфилд остался, но попросил руки твоей сестры. В обычной ситуации я бы отказал ему, пока ты не вышла бы замуж, но теперь… Признаюсь, я доволен тем, что этот молодой человек сделал предложение твоей сестре в такой момент.

Линнет с трудом сглотнула. Из-за нее сестры не смогут удачно выйти замуж. Мэнфилд, возможно, и попросил руки Эвелин, но одобрит ли такой выбор его семья?

– Папа, прошу тебя… позаботься о нем. Он не знал, кто я, и не сделал ничего, кроме как попросил моей помощи. Он думал, что я обыкновенная служанка, но все же был добр ко мне. Я знаю, что разочаровала… и опозорила тебя, но я должна убедиться, что… страннику обеспечат уход, а затем отпустят.

– Я не могу этого обещать, – возразил лорд Кленден. – Он соблазнил тебя. Он вполне может оказаться вором.

– Он музыкант, и он добрый, – сказала Линнет. – Прошу тебя, позволь мне увидеть его. А затем я сделаю все, что ты прикажешь. С радостью.

Отец печально посмотрел на неё.

– Нет, завтра ты отправишься в Хоули Кросс, а до отъезда будешь находиться в своей комнате. – Его горе было почти осязаемым. – Разве ты не подумала о своих сестрах? О своей матери?

Отец отвернулся от Линнет, и на миг ей показалось, что она увидела, как его глаза заблестели от слез. Разговор был окончен, и девушка понимала, что отсрочки не будет. Она знала отца слишком хорошо.

И тем не менее, она найдет способ. Линнет должна была что-то придумать, чтобы увидеть Робина и освободить его. А затем она сможет с готовностью направиться в монастырь.

***

Дункан всеми силами сопротивлялся ощущению, что все его планы рухнули. Разрозненные кусочки неясных образов вертелись у него в голове, которая болела просто невыносимо. Он пытался удержать эти образы, но они быстро мелькали в голове, подобно небольшим вспышкам света, проникавшим через щель в двери. Думай. Почему он находился здесь? В его памяти всплыло лицо. Застенчивая улыбка. Зеленые глаза.

Но чем больше Дункан пытался вспомнить, тем больше воспоминания ускользали от него. Он посмотрел на свою одежду: льняная рубаха, короткая куртка и лосины. Потертые. Даже слишком сильно. По какой-то причине незнакомые ему. Он привык к другой одежде. Дункан был в этом уверен.

Merde[14]14
  Merde – (воскл.) французский синоним к слову «shit» (дерьмо; черт; блин), используемый в английском языке как более мягкое восклицание, обычно – даже с определенной толикой юмора.


[Закрыть], как же болела его голова! И очень хотелось пить. Как никогда раньше. Где же он находился, и почему?

Дверь со скрипом открылась, и кто-то вошел. Женщина с корзиной в руке. На секунду сердце Дункана, казалось, замерло, а затем снова застучало, когда мужчина разглядел молодую девушку с пышной грудью. Дверь за ней закрылась.

– Миледи просила меня позаботиться о вас, – сказала девушка, ставя свою ношу на пол. Она была юной и пышущей здоровьем. На ней не было чепца, огненно-рыжие волосы девушки были перевязаны сзади лентой.

– Я… знаю вас?

Девушка посмотрела на Дункана с любопытством.

– Нет. Я горничная леди Линнет.

– Леди Линнет? – по лицу девушки он понял, что должен был бы знать, о ком та говорила. Но это имя было ему незнакомо.

А горничная уже принялась за дело. С собой она принесла кувшин с водой и кубок. Теперь девушка налила в кубок воды и предложила Дункану. Он стал жадно пить.

Утолив жажду, мужчина протянул кубок горничной.

– Благодарю, – сказал он.

В глазах девушки читалось любопытство.

– Миледи желает знать, как вы себя чувствуете.

– Я… не помню, что случилось.

– Вас ударили по голове.

– За что?

Девушка покраснела. Это было видно даже в тусклом свете, проникающем в его место заточения.

– Вы совсем не помните мою госпожу?

– Только… ускользающие образы. У нее зеленые глаза?

Горничная улыбнулась.

– Да, и она сказала, что вы менестрель.

Менестрель. Дункан попробовал сосредоточиться. Это звучало как-то неправильно.

Девушка намочила в воде кусок ткани и вытерла кровь с его головы. А затем приложила к ране припарку.

– Миледи объяснила мне, что нужно делать, – уверила Дункана девушка и, поколебавшись, добавила: – Они отсылают ее завтра утром.

Горничная моргнула, стараясь сдержать слезы.

Неожиданно он почувствовал, что это из-за него. Мысли, мечущиеся в его голове, начали собираться воедино. Но Дункан не узнал имя, которое ему назвали.

– Мэри? – спросил он, поскольку это имя неожиданно пришло ему в голову.

Горничная была озадачена.

– Мою госпожу зовут Линнет. Она дочь графа Клендена.

Кленден. Кусочки головоломки начали собираться в одну картинку. Не полностью, а по чуть-чуть.

Дункан вспомнил сказанные ранее горничной слова.

– Она уезжает? – «Кто?»

– Да. Ее отец отсылает ее в Хоули Кросс, потому что мою госпожу застали наедине с вами.

– Мэри?

– Леди Линнет, – настойчиво повторила девушка. – Она бы не позволила им лишить вас жизни. Она просила меня передать вам, как ей жаль, что вас ранили.

Внезапно все встало на свои места. Одежда, которая была на нем, не принадлежала ему. Его имя было Дункан, маркиз Уортингтон. А девушка, которую он встретил в лесу…

Проклятье! Почему он раньше не догадался? Дункан же знал, что ее речь была слишком правильной. А сколько служанок могли держаться в седле так, как она? Его лесная леди была на самом деле леди, и в поведении тоже.

– Ее отсылают?

– Отец леди Линнет сказал, что она опозорила свою семью. Теперь ни один мужчина не захочет жениться на ней.

– И она не защищалась?

Горничная покачала головой.

– В замок пригласили нескольких возможных женихов для моей госпожи. Один из них нашел вас двоих. Мне сказали, что миледи загородила вас от клинка. – Девушка вздрогнула от этой мысли, и на глазах у нее выступили слезы. – Они пытались во всем обвинить вас, но леди Линнет не позволила бы им этого. А теперь ее отсылают в монастырь.

Не было другого мужчины. На мгновение Дункана переполнила радость, и в то же мгновение он понял, что все это время они друг друга не понимали.

Это было глупо, и невероятно, и даже смешно. А теперь Линнет отошлют в монастырь, а сам он заперт в чьей-то чертовой тюрьме. Никто ему не поверит. И у Дункана нет времени, чтобы послать за Рисом. Ну что ж, он заварил эту кашу, теперь ему предстояло ее расхлебывать. С некоторой помощью со стороны.

Теперь маркиз Уортингтон знал, что действительно нашел женщину, которая хотела его ради него самого. Женщину, которой хватило смелости, чтобы пожертвовать собой и своим будущим ради простого менестреля.

Вопрос заключался в том, простит ли леди Линнет Дункана за его маскарад. В ее притворстве хотя бы был смысл. Столкнувшись лицом к лицу с незнакомцем, она защищала себя. Мотивы Дункана были не настолько честны.

– Как тебя зовут? – спросил маркиз. – И как долго ты служишь своей госпоже?

– Уилла. А служу я у нее, сколько себя помню.

Дункан на мгновение задумался, а затем задал еще один вопрос:

– Есть ли способ повидать твою госпожу, прежде чем она уедет?

– Миледи заперта в своей комнате.

– Это важно.

Их взгляды встретились.

– Я сделаю все, что смогу.

– Может быть, немного вина для стражников?

– Миледи уже об этом подумала, – ответила Уилла, – но милорд пригрозил, что лишит их жизни, если она исчезнет.

– Он такой грозный?

– Нет, – запротестовала горничная. – Обычно он самый добрый хозяин, какой только может быть, но милорд сильно разгневался. Две недели назад он пригласил нескольких завидных женихов для миледи, и она обещала сделать выбор. Тот, который… обнаружил вас двоих, уже уехал. Милорд полагает, что его дочь погубила всю семью.

– А кто были эти завидные женихи? – спросил Дункан.

– Граф Келлум, лорд Мэнфилд и виконт Уикхэм, – перечислила Уилла.

– Она проявила благосклонность к кому-нибудь из них?

Девушка покачала головой, затем ее лицо снова покрылось румянцем.

– Только к вам, господин.

– Это она тебе сказала об этом?

– Ей и не нужно было этого делать.

В неясном свете их взгляды снова встретились.

– Ты поможешь нам, Уилла?

Дункан увидел, как на ее лице промелькнуло выражение страха, а затем горничная выпрямилась. Уилла медленно улыбнулась, улыбка осветила ее лицо.

– Да.

– Даже рискуя своей жизнью?

– Миледи умрет в монастыре. В ней столько… жизни.

– Ты права, – согласился Дункан. – И ты поедешь с нами.

– Поеду с вами?

– Я не увезу ее без такого верного друга, – пообещал он.

– Но вы…

– У меня есть друзья. Я могу позаботиться о леди Линнет. О вас обеих, – маркиз знал, что, если скажет еще что-нибудь, Уилла примет его за сумасшедшего и вообще откажется помогать.

– Я постараюсь, – заверила его девушка.

Дверь с лязгом распахнулась, и Уилла отскочила от Дункана. Вошел крупный, дородный мужчина.

– Ты должна уйти до того, как вернется капитан, – заявил он.

– Позже я принесу ему еды, – сказала Уилла стражнику. – Вы даже не потрудились дать ему воды.

– Он был без сознания, – защищаясь, ответил стражник. – И граф не давал нам такого приказа.

– А ты сам не мог догадаться, Джон? – спросила Уилла, и мужчина смутился. Дункан понял, что Джон был от горничной без ума.

– Можешь принести еду, – подумав, согласился стражник.

Девушка улыбнулась.

– Ты хороший человек, Джон, – заявила она, подмигнув Дункану, и вышла из камеры.

Снова эта улыбка. Уилла была такой же храброй, как и ее госпожа. Девушка отлично придется ко двору в Уортингтоне. А может быть, и Рису она…

Дверь с лязгом закрылась, и Дункан снова остался один, в голове у него все еще звенело. Сегодня вечером. Если все пойдет, как задумано, он уедет с женщиной, которую искренне любит.

Если же их план сорвется, маркиз Уортингтон может не увидеть рассвет, а леди Линнет навсегда позабудет о свободе.

Теперь же ему оставалось только ждать. Дункан знал, что это будет самое долгое ожидание в его жизни.

Глава 8

За дверью стояла стража, поэтому Линнет и Уилла были вынуждены тихонько перешептываться. Дверь была массивная, дубовая, но им все равно приходилось понижать голос – наступающий вечер не предвещал ничего хорошего.

Они крепко взялись за руки, чтобы скоротать томительное ожидание, преодолеть страх, да и просто поддержать друг друга. Возможно, сегодня вечером девушки видели друг друга в последний раз. Скорее всего, Линнет без промедления отправят в монастырь.

– Спасибо, – сказала она Уилле. – Благодарю тебя – ты была мне подругой.

Уилла покраснела. Ее глаза затуманились слезами.

– Госпожа, я буду скучать по вам.

– Я тоже. – Линнет подошла к стоящему на комоде ларцу и извлекла оттуда несколько драгоценных украшений, в том числе жемчужное и аметистовое ожерелья. Она протянула их Уилле.

– Вот, возьми. Зашей их себе в платье. Если когда-нибудь будешь испытывать нужду, продашь их. Я также дам тебе письмо, подтверждающее, что действительно подарила их тебе. Никто не сможет обвинить тебя в воровстве.

Уилла трясущимися руками взяла драгоценности.

– Вы слишком добры.

– Невозможно достойно вознаградить за подобную преданность, – ответила Линнет. Ее голос охрип от избытка чувств. Уилла рисковала собственной жизнью. – Я не позволю тебе выйти отсюда без них. К тому же, – печально добавила она, – мне они больше не понадобятся.

– Вы можете взять их с собой, – предложила Уилла. – Вы могли бы сбежать и использовать вырученные за них деньги. А позже можете встретиться с вашим Робином.

– Я не могу и дальше бесчестить отца, – возразила Линнет. – И сестрам лишний позор ни к чему.

Девушка старалась говорить решительно. Она должна быть решительной. Она уже причинила столько вреда своей семье и Робину. Всем, кого любила. И ради чего? Ради прихоти? Ради сиюминутной мечты? И все же в ее жизни были эти несколько часов, сказала себе Линнет. Несколько волшебных мгновений, которые останутся с ней навсегда, но так и не станут реальностью.

– Тебе пора, – сказала Линнет, понимая, что еще чуть-чуть – и от ее решимости ничего не останется. Ах! Как же ей хотелось вновь ощутить то волшебство. Его нежные руки, его жгучие поцелуи. Грудь Линнет заныла от невыносимой боли: она не знала, сможет ли хоть когда-нибудь погасить в себе эту дикую, выжигающую душу тоску.

Уилла спрятала драгоценности за корсаж платья.

– Я сохраню их для вас, госпожа, – пообещала она, открывая дверь. Теперь каждое их слово могли подслушать. – Позже я принесу вам ужин.

Остаток дня тянулся бесконечно. Линнет провела большую часть этого времени у окна, разглядывая внутренний двор, завидуя людям, свободно въезжавшим и выезжавшим из замка. Суждено ли ей еще хоть когда-нибудь свободно скакать верхом, гулять по лесу, петь?

Линнет сражалась с поглощавшим ее тихим отчаянием. Единственное, что ее утешало и ободряло – это надежда на возможное освобождение Робина. По крайней мере, он может быть по-прежнему жив.

Она не заплачет. Теперь у нее есть воспоминания. Воспоминания, которых раньше не было.

Линнет неподвижно смотрела, как солнце скрылось за горизонтом, и на зеленые холмы легли темные тени. В небе загорелось несколько звездочек, но большая их часть осталась скрыта за быстро плывущими по небу облаками. Она молилась о дожде. В такую погоду никто не обратит внимания на закутанного в плащ с ног до головы человека. К тому же непогода скроет следы исчезнувшего всадника.

Сколько же прошло времени? Уилла собиралась дождаться поздней ночи, когда у стражников начнут слипаться глаза.

Девушки уже обсуждали возможность подсыпать в вино какое-нибудь снадобье, но у них не было возможности достать безопасное зелье. Может, самого по себе вина хватит, чтобы достичь задуманного. Только вот, возьмет ли его Джон?

Скорее всего, возьмет. Ее отец никогда не отличался строгостью. Он нечасто наказывал своих слуг, хотя ее мать нередко ставила ему это в укор. Ссориться лорд Кленден ненавидел. Обычно он просто закрывал глаза на чужие проступки и делал вид, что ничего не произошло. То, что на сей раз отец поступил по-другому, лишний раз доказывало, как сильно он разозлился и разочаровался в ней.

Линнет сцепила пальцы рук. Еще час. «Матерь божья»… Как же ей это вынести – ведь каждая минута кажется днем?

***

Пол в темнице был сырым и холодным. Конечно, Дункану случалось бывать в местах и похуже, так что уснуть он мог где угодно. Но не сейчас.

Уилла обещала вернуться. Выполнит ли она свое обещание? Позволят ли ей это сделать? А Линнет? Дункан еще раз произнес это имя, и ему понравилось, как оно звучит. «Мэри» тоже неплохо, но оно ей совсем не подходило. Вот «Линнет» – то, что надо. В этом имени было некое изящество, которое невозможно скрыть.

И что теперь? Он угодил в собственную ловушку. У него при себе нет даже личного кольца с печатью Уортингтонов. Дункан-то опасался, что оно может его выдать. Ох, лучше бы он не осторожничал! Не так уж он и умен.

Чего же больше в его авантюре: стремления исполнить клятву, данную матери, или же желания избежать всякой ответственности? Он отдавал приказы солдатам с девятнадцати лет и не смог бы припомнить ни единого дня, проведенного в праздности… до прошлой недели.

А теперь кто-то другой – кто-то любимый им, это Дункан точно знал – расплачивается за эти мгновения. Остальных тоже могут наказать, включая и юную служанку.

Но если бы не эта затея, не эта его причуда, он мог бы никогда не встретиться с Мэри. То есть с Линнет. Даже если бы он с ней познакомился, он мог бы так и не разглядеть лесного эльфа под маской леди, не заметить нежности и страсти под манерами и воспитанием знатной дамы. Ему хотелось думать иначе, но разве она увидела бы «Робина» под одеждой воина, прославившегося своей жестокостью? Или это лишь оттолкнуло бы ее?

Однако теперь он, возможно, испортил все окончательно. Если бы ему только удалось забрать ее в Уортингтон, то они смогли бы разобраться в этой чертовой неразберихе. Ее семья была бы довольна. Как же им не согласиться с таким предложением?

Дункан был куда выше по положению и намного богаче тех мужчин, о которых упоминала Уилла.

Но сперва он должен отсюда выбраться.

Голова у Дукана все еще гудела, однако больше не кровоточила. Он был голоден, но это чувство для него не было внове. Как ни удивительно, сильнее всего пострадало его сердце. Дункан никогда бы не подумал, что оно может так сильно болеть из-за этой девушки. Когда мать попросила его дать клятву, он, было, подумал, что любовь – это что-то вроде уютного, спокойного пристанища. Дункан никогда не доверял поэтам и менестрелям. Он никогда не думал, что любовь – это всепоглощающее чувство, которое может обжечь, едва загоревшись, что оно может заставить позабыть об обычной осторожности. Это чувство способно превратить голубые небеса в лазурные, легкий ветерок – в благоухающий аромат, а обычную заводь подернуть золотом. У него раньше ни разу не возникало подобных мыслей, он никогда не смотрел на мир широко открытыми глазами, воспринимая его всегда лишь спокойно и уравновешенно.

Поступь маркиза Уортингтона прежде не была такой легкой, а в душе не звучали песни.

«Так вот почему, – с оттенком сухой иронии подумал Дункан, – из меня вышел такой никудышный музыкант». А Линнет? Неужто он и ее лишил способности петь? Эта мысль стала для него сущим мучением.

Он снова услышал чьи-то шаги. Из-за двери донеслись голоса. На сей раз Уилла добавила в свою речь обольстительных ноток. Дункан подвинулся поближе к двери.

– Ты можешь оставить все мне, – услышал Дункан голос стражника.

– Я должна его увидеть и отчитаться перед моей хозяйкой, – возразила девушка. – К тому же я принесла кое-что и для тебя. – Уилла говорила что-то уж слишком тихо, такой Дункан ее не припоминал. В голосе служанки звучало обещание.

В замке его камеры повернулся ключ, дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель втолкнули корзину. Дункан лишь на мгновение увидел лицо Уиллы и линялый синий шерстяной плащ, потом дверь снова захлопнулась. Он взял корзину и принялся есть хлеб, одновременно прислушиваясь.

Дункан услышал смех Уиллы.

– Это отличное вино, Джон. Моя хозяйка прислала его, чтобы ты разрешил менестрелю немного поесть.

– Тогда выпью, но только маленький глоточек, – заявил охранник в ответ.

– Всего лишь глоточек, – согласилась Уилла.

Дункан продолжал подслушивать. Разумеется, через какое-то время стражник выпил еще глоточек, потом еще… Голос мужчины огрубел, Дункан услышал, как тот принялся упрашивать:

– Уилла, только один поцелуй.

Дункан закрыл глаза, стараясь не вслушиваться в их речи. Он задавался вопросом, зачем Уилла это делает. Однако Дункан понимал, что ему следует потом каким-то образом вознаградить ее.

Опять невнятное бормотание… охранник выклянчивал кое-что покрепче поцелуя… Уилла отнекивалась, лишь сильнее раззадоривая Джона…

Наконец Дункан услышал, как она сказала:

– Пойду-ка я, принесу еще вина, Джон, и тогда уж…

Мужчина запротестовал. Потом послышались поспешно удаляющиеся шаги.

Дункан прикончил остатки хлеба и выглянул в маленькое зарешеченное оконце. Развалившись на стуле, стражник допивал вино, опрокинув кружку вверх дном. Его внимание было обращено на коридор, в котором исчезла Уилла. Через несколько минут кружка гулко ударилась об пол. Мужчина едва пошевелился.

Руки Дункана сжались в кулаки. Собирается ли Линнет спуститься? Если нет – он отыщет ее. Святые угодники, он непременно отыщет ее.

Дункан возбужденно ходил по камере. Потом вернулся к двери и остановился. Придется подождать.

Казалось, минула вечность, прежде чем он опять услышал шаги. Дункан снова заглянул в зарешеченное окно.

На сей раз капюшон синего плаща был наброшен на голову вошедшей, закрывая лицо. Походка вроде бы отличалась, но фигура была такая же, как у Уиллы. Пополнее, чем у Линнет.

Опять Уилла. Разочарование обрушилось на Дункана, хотя он и понимал, зачем она пришла. Освободить его. Однако Линнет предпочла не приходить. Предпочла или не смогла?

Женщина склонилась к стражнику. Тот продолжал похрапывать.

Она запустила пальцы за пояс его куртки, что-то нащупывая. Потом фигура в капюшоне подошла к двери и вставила ключ в замок. Сразу отпереть не получилось. Она попыталась еще раз. Наконец, в замке что-то со скрежетом повернулось, и дверь открылась.

Несколько секунд он стоял и молча смотрел на нее. Хотя капюшон скрывал верхнюю часть лица, из-под него выбился золотисто-рыжий локон. А в свете горящих в коридоре свечей Дункан разглядел мягкий серо-зеленый цвет ее глаз.