Текст книги "Идеальное убийство"

Автор книги: Патриция Мойес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Патриция Мойес
ИДЕАЛЬНОЕ УБИЙСТВО

1

Квартира была небольшая, но зато почти всегда освещенная солнцем. Из окна открывался чарующий вид на Женевское озеро и синеющие вдали горы. В соседней комнате, представляющей из себя миниатюрный офис, на белоснежном столе зазвонил телефон.

Плотный, коренастый мужчина с загорелым лицом тотчас же взял трубку и резко произнес:

– Доктор Дюваль слушает. – Через секунду его южно-французский акцент немного смягчился. – А, это ты, Пьер! Рад тебя слышать, дружище… Да, только вчера вернулся… Что? Ответ? Ну, а как ты думаешь? Естественно – «нет»… Да, очень вежливый отказ… Ты же знаешь… институт интересуется тематикой, но у них нет денег на исследования… Нет-нет, я вовсе не подавлен. Я уже давно к этому привык. Конечно, Пьер, всегда есть множество способов добыть деньги. Можно, например, выклянчить у кого-нибудь, можно занять, или, в конце концов, украсть. Вот-вот, и самому финансировать свои научные проекты… Мечтать не вредно, правда, Пьер? Да… Очень любезно с твоей стороны, Пьер… Когда? В субботу? Это… – Мужчина покосился на большой цветной календарь, висевший на стене. – Это будет пятнадцатое, правильно? Мы с удовольствием к вам приедем… около восьми часов… Прекрасно! Я только спрошу у жены… Она сейчас в магазине. Я тебе перезвоню… Привет Симоне.

Не успел доктор Дюваль положить трубку, как раздался звук открываемой двери.

– Это ты, дорогая? – крикнул он.

– Ну, конечно, я. Что за глупый вопрос, Эдуард!

С пакетами под мышкой Примроуз Дюваль вошла в холл. Ей было лет сорок. Тоненькая, стройная блондинка. Вне всяких сомнений – истинная англичанка. Юбка «миди», жакет, нитка жемчуга на шее – весь вид скромной и застенчивой особы говорил о том, что это облачко женского обаяния не в состоянии обидеть даже воробья. Однако столь безобидная внешность была обманчива, как давно уже понял ее муж. Характер Примроуз соединял в себе твердость алмаза и гибкость стали. Как тростинка, она могла гнуться, но не ломаться.

– Пьер звонил, – сообщил Дюваль.

– Что он хотел?

– Интересовался результатами моей поездки в Париж. Пришлось его расстроить. Ах, да! Он и Симона приглашают нас на ужин. В субботу. Я сказал, что мы придем.

– О, Господи! Честное слово, Эдуард, иногда ты меня страшно раздражаешь.

– Что еще я сделал не так?

Примроуз скрупулезно изучала каждую черточку своего лица в большом зеркале. Она слегка провела длинными нежными пальчиками по белокурым волосам.

– Кажется, мне снова требуется хороший полноценный отдых. Пару недель в Лозанне. А значит, еще пару сотен из нашего бюджета… Ты ведь прекрасно знаешь, что мы не можем поехать к Пьеру! И именно в субботу!

– Почему?!

Примроуз внимательно посмотрела на мужа и произнесла медленно, будто обращаясь к глупому непослушному ребенку:

– Потому что в субботу будет пятнадцатое число. День рождения мамы. Пятнадцатого нам надо быть в Англии.

– Почему, черт возьми, мы обязаны каждый год принимать участие в этом спектакле? Я не понимаю.

– Ну, пожалуйста, Эдуард. Ведь все было нормально до сих пор. Пойми, это – семейная традиция. Мы не можем противиться и нарушать ее.

– У меня – море дел на следующей неделе. Да и сейчас работы – выше головы. Ты не хочешь съездить в Англию одна? Отвезешь этот проклятый торт, который твоя обожаемая мамочка любит больше всего на свете и, уж, конечно, больше, чем своих детей.

– Не придуривайся, Эдуард. Я позвоню Симоне и скажу, чтобы они ужинали без нас.

– Чем скорее твоя мать сдохнет, тем лучше будет для всех! – выкрикнул, не выдержав, Эдуард.

– Она – здоровая, как лошадь. Поэтому на столь простое решение вопроса лучше не рассчитывать, – с небрежной ухмылкой бросила жена. И добавила уже совершенно другим тоном: – Ведь ты же знаешь, я действительно ее очень люблю.

– Врунья! – живо отреагировал Дюваль, к которому явно вернулось шутливое расположение духа. – Ты же ее ненавидишь. Мамочка основательно попортила тебе кровь! Заставь тебя видеть ее чаще, чем раз в год, – и ты сама прыгнешь в могилу. Неужели все забыла? Вспомни, что случилось, когда твоя мать приезжала к нам в гости.

Примроуз, глядя в зеркало, улыбнулась мужу.

– Лучше я позвоню Боне и попрошу его испечь любимый мамин тортик.

Доктор Дюваль встретился с ней взглядом в зеркале и тоже улыбнулся. Они всегда прекрасно понимали друг друга.

Маленький, словно кукольный, домик почти полностью занимал площадь крошечного островка, на котором он и стоял. Раскинувшаяся вокруг сеть каналов придавала этой живописной местности в Южной Голландии вид сказочного архипелага. За домом имелся клочок земли, разбитый на аккуратные грядки. Оттуда был перекинут подъемный мост на соседний островок, целиком превращенный в одну громадную теплицу и сверкавший большими ромбами стекол, как фантастический кристалл.

Городок Альсмеер славился тем, что все его обитатели дружно, как один, выращивали цветы. Вот и здесь, на газоне, виднелась табличка, «скромно» указывающая, что в доме проживает: «Питер ван дер Ховен, знаменитый поставщик лучших в мире цветов». То, что Питер ван дер Ховен выращивает исключительно розы, было и так очевидно.

Сам хозяин стоял в теплице, инспектируя ровные шеренги алеющих кустов. Розы были идеальными по высоте и по форме и салютовали своему «полководцу» торжественно, как на параде. И наоборот, к Питеру совсем не подходили эпитеты «ровный» и «аккуратный». Грузный, неуклюжий, с копной огненно-рыжих волос, непослушная прядь непрестанно падала на широкий лоб и норовила закрыть честные голубые глаза.

Его жена как раз шла по мостику, соединяющему оба островка. Глядя на своего мужа, Вайолет думала, что он похож скорее всего на лохматого лабрадорского пса. Трогательное сравнение, конечно, но даже самый любимый пес частенько раздражает одним своим присутствием. Не говоря уже о том, что «пес» просто несносен, когда начинает бросаться на вас всеми лапами и норовит лизнуть прямо в губы. Вайолет ван дер Ховен была элегантной брюнеткой с точеными ручками и ножками. Возраст? Глупое слово! В тридцать восемь еще легко ощущать себя юной и неопытной девчонкой, готовой в любую минуту «пошалить». Но те же тридцать восемь – это проблема, если муж на шесть лет моложе. Когда Вайолет выходила замуж за Пита, ее сестра ломала руки в отчаянии: такая разница казалась ей чудовищной и грозящей катастрофой. Примроуз, однако, ошиблась. Несмотря на мрачные предсказания, они были женаты вот уже восемь лет, и, по всей видимости, Пит обожал свою жену больше, чем когда-либо.

Вот и сейчас, услышав ее легкие шаги, он повернул голову и счастливо улыбнулся.

– Любимая, что ты здесь делаешь? Пора обедать? Я опять опоздал!

– Все в порядке, милый. Еще нет двенадцати.

– Ты чудесно выглядишь, – сказал Пит, отбрасывая со лба рыжую прядь. – Новое платье?

– Это? – Вайолет рассмеялась горьким смехом. – Ну, и память у тебя! Я купила его два года назад в дешевом магазине, за двадцать пять гульденов.

– Оно тебе очень идет…

– Я получила письмо от Даффи, – прервала она его, поглаживая лепестки розы своими изящными пальчиками.

– Да? – безучастно проговорил Пит, возвращаясь к работе. – И что же она пишет?

– Только то, что Париж – замечательный город. Даффи обновляет там свой гардероб перед тем, как они с Чарли вернутся в Штаты. Она без ума от коллекции Кардена.

Пит лукаво выглянул из-за куста и понимающе подмигнул.

– Тонкий намек, дорогая? К сожалению, даже с лучшими цветами в мире трудновато сколотить состояние. Чтобы покупать платья «от Кардена», тебе следовало, по примеру твоей сестры, выйти замуж за американского миллионера.

«Возможно, я еще так и сделаю», – подумала про себя Вайолет, а вслух весело произнесла:

– Надеюсь, ты не забыл выбрать самые роскошные розы на мамин день рождения?

– Моя прелесть, разве я когда-нибудь тебя подводил? Смотри – на этой грядке – две дюжины лучших роз, специально выращенных для твоей матери. Я срежу их в пятницу вечером, перед отъездом.

– Ах! Я бы вообще никуда не ездила. Эти ежегодные собрания, по-моему, несусветная чушь и глупость.

– Тебе так кажется, потому что ты – англичанка. Здесь, в Голландии, мы уважаем дни рождения.

– Ради Бога, перестань! Сидеть с приклеенными улыбками целый день за столом, поддерживать светскую беседу, а, иными словами, нести жуткий вздор, пока сотни знакомых – и незнакомых! – пожирают все, что ни есть в доме, и затем испаряются, оставляя дешевые безделушки… О, нет!

– По крайней мере, – парировал Пит с неизменным чувством юмора, – у твоей мамы все совершенно по-другому.

– Надеюсь, что хоть в этом году у нее хватит ума не приглашать своих подруг. Смотреть на их допотопные сережки, подвески и платья с рюшечками – просто невыносимо!

– Странно, – съязвил Пит. – А мне ее подруги всегда казались очаровательными.

– Хочешь быть добрым? – усмехнулась Вайолет. – Душить таких добрячков надо. Заканчивай здесь, а я пойду приготовлю ланч.

Даффи Швахеймер крутилась перед зеркалом в номере безумно дорогого отеля и откровенно любовалась своим отражением. Рядом, на кресле, лежала гора еще не распечатанных, соблазнительно блестящих пакетов с этикетками самых известных фирм и магазинов.

Примерив новое платье, Даффи довольно улыбнулась. Она не обнаружила изъянов ни в платье, ни в своей фигуре. Даффи – всего тридцать три года, у нее – роскошная грудь и осиная талия, в меру полные стройные бедра, длинные, как у манекенщицы, ноги. Пять лет назад она и работала манекенщицей. Один из показов моды проходил в Соединенных Штатах. Там, в Нью-Йорке, Даффи встретила, как говорят, свою судьбу. Чарльз Швахеймер присутствовал на вечеринке, устроенной после шоу, и они познакомились, почти случайно.

– Обласкай его, – посоветовали подруги. – Миллионер. Король кухонных раковин, ну, и прочей сантехники…

Даффи критически осмотрела миллионера с ног до головы и дала ему лет шестьдесят. С «хвостиком». У Чарльза была представительная внешность. Сухая, спортивная фигура, красивые, хоть и седые, волосы, мужественное лицо. Трудно, конечно, разглядеть человека сквозь колдовской туман его богатства. В глаза бросался прежде всего безукоризненный костюм и, конечно, окружавшее его золото: золотые запонки, золотой зажим для галстука, золотая зажигалка, золотые часы, золотые зубы.

Даффи прямо спросила:

– Вы, кажется, делаете унитазы?

Чак удивился. Как правило, на светских приемах никто не говорил с ним о происхождении его миллионов.

– Э-э, да, так оно и есть, – ответил он. – Это – мой бизнес.

– Значит, у нас с вами много общего, – радостно сообщила Даффи. – Мой прадедушка изобрел первый в мире унитаз.

– Не может быть! – воскликнул умиленно Чак. – А мой дед первым запатентовал V-образный стояк для раковин. Скажите, мисс…

– Гудверт. Даффи Гудверт.

– Милая Даффи, если вы не заняты сегодня вечером, может, поужинаем где-нибудь вместе, в каком-нибудь уютном ресторанчике?

Полгода спустя Чарльз развелся со своей третьей женой, и Даффи стала четвертой. Наконец-то, с пафосом говорил Чак многочисленным друзьям, наконец-то, он нашел женщину, которая знает толк в его работе. Сидя с Даффи на диване, он мог теперь часами рассказывать о специальных клапанах, муфтах и фильтрах для очистки от грязи и жира. Частенько он сокрушался, что отец Даффи не дожил до этих светлых дней, и они не могут вместе разработать новый бачок или сливную систему. Даффи поддакивала и соглашалась, грустно опуская ресницы.

Примроуз, конечно, возмущалась и была против их брака, называя поступок сестры «отвратительным». Вайолет тихо завидовала. Единственное удовлетворение ей доставляли теперь откровенно-томные взгляды, которые Даффи бросала на Пита во время своих редких визитов в их «цветочный рай». Сам же Пит, как это бывает с мужчинами, не замечал, что является объектом неуемного вожделения. Он искренне восхищался успехами Чарльза, а к Даффи относился снисходительно. Пит видел в ней лишь красивую избалованную куклу, не способную вести домашнее хозяйство – серьезнейший недостаток в глазах такого практичного человека…

Даффи разгладила невидимую складку на платье и вышла в гостиную. Чак сидел в глубоком кожаном кресле и читал «Нью-Йорк Таймс».

– Нравится? – спросила Даффи.

– Что? – оторвался он от газеты. – Ах, платье! Да, конечно. По-моему, оно очень м-мм… э-э… очень модное!

– Ты разве не замечаешь, что чего-то не хватает?

– О! Право…

– Такое платье обычно носят с большой изумрудной брошью. Вот здесь, на груди.

– А где же брошь? Было бы очень красиво.

– К сожалению, сладкий мой, я оставила свои драгоценности дома.

– Неужели нельзя купить брошь в Европе? Что-то я тебя не пойму! Магазин «Картье», кажется, на соседней улице. Позвони им, и пусть они доставят то, что тебе нужно, прямо сюда.

– Какой же ты догадливый, милый! – Даффи наклонилась, чтобы прижать на секунду к своей пышной груди седую голову мужа. Потом продолжила, лукаво улыбаясь: – Я так и сделаю. Хочу выглядеть сегодня вечером на миллион долларов.

– А что будет сегодня вечером?

– Ты забыл, что заказал столик в ресторане? Мы ужинаем с Уорреном.

– Извини, дорогая! – Чак опустил газету. – Уоррен позвонил и сообщил, что срочно улетает в Милан. Неувязки с поставками. Разумеется, он сожалеет о неудавшемся вечере и шлет наилучшие пожелания своей прекрасной мачехе.

– То есть мне! – Она оскорбленно пожала голыми плечами. – Ну, что ж…

– Между нами, Даффи, – кашлянул Чак, – я вовсе не уверен, что он полетел в Милан. Развлекается сейчас, наверное, с какой-нибудь блондинкой в латинском квартале. Или брюнеткой. Впрочем… – Он пожевал губами, будто что-то подсчитывал в уме, и снова уткнулся в газету.

– В любом случае, совершенно беспардонно с его стороны, – заметила Даффи. – Так испортить мне настроение! Что будем делать?

– Делать? Э-э… я полагал, что мы просто слегка перекусим в отеле. У меня много работы, милая.

– Ну, и скука! Я поужинаю с Кэти Прествезер, если ты не возражаешь.

– Кэти Пре… Пру… Кто?

– Прествезер. Ты знаешь. Мне представили ее здесь, в Париже.

Даффи подошла к телефону, подняла трубку и властным голосом проговорила:

– Дайте мне «Картье», пожалуйста. Хорошо… Пусть позвонят в номер. – Она повернулась к мужу. – Между прочим, Чак, ты не забыл заказать шампанское на мамин день рождения?

– Спасибо, что напомнила. Завтра я займусь этим лично. Ящик отборного шампанского будет ждать нас в Дувре.

Три часа спустя Даффи – в новом платье «от Кардена» и с громадной изумрудной брошью «от Картье» – вышла из такси у дверей ресторана «Максим». В зале метрдотель бросился к ней навстречу.

– У нас заказан столик на сегодняшний вечер, – сказала она и уточнила: – На имя мистера Уоррена.

– Да, конечно, мадам. Мистер Уоррен ждет вас, мадам. Прошу вас, мадам.

Тридцатилетний Уоррен, сын Чарльза от первого брака, заведовал парижским отделением фирмы отца. Выражение «красавец-мужчина», пожалуй, тут слабовато. «Ошеломительная красота» подходит больше, если учесть долю мексиканской крови, доставшейся Уоррену от его матери – танцовщицы и кинозвезды. Он вежливо встал, когда Даффи приблизилась, и произнес, учтиво склонив голову:

– Очень рад вас видеть, миссис. Жаль, что мой отец не смог придти.

– У Чарльза много работы, – ответила Даффи серьезно. – Ему так и не удалось отдохнуть в Европе. Дела.

– Дела! Я понимаю.

Метрдотель ушел, а Уоррен раскрыл меню и, ловко прикрываясь им, взял Даффи за руку.

– Трудно было ускользнуть, дорогая? – нежно спросил он.

– Пустяки! – улыбнулась она.

– Он не подозревает?

– У него мозги работают в другом направлении.

– Когда я увижу тебя снова?

Даффи рассмеялась.

– Милый, мы же только встретились!

– Я знаю, любимая, но время бежит так быстро. Сколько еще пробудешь в Париже?

– В пятницу вечером мы уезжаем.

– Я надеялся хоть на две недели.

– Исключено. В субботу – мамин день рождения. Нам надо быть в Англии.

Уоррен сразу помрачнел.

– Ах, да! «Мамин день рождения»! Его нельзя пропустить.

Они обменялись понимающими взглядами. Большие синие глаза Даффи смотрели, почти не мигая.

– Конечно, милый, – ответила она. – И я не пропущу.

– Послушай, – протянул задумчиво Уоррен. – У меня есть одна идея…

Заказаны два билета на самолет из Женевы, «ролллс-ройс» из Парижа и две каюты «люкс» на ночном теплоходе из Голландии. Упакованы шесть чемоданов, две дюжины роз «баккара» и ящик коллекционного шампанского. Все имеет пунктом назначения известный, знаменитый даже когда-то адрес – виллу «След лисы», расположенную в местечке Пламли-Грин в графстве Суррей.

2

– Вы хотели меня видеть, сэр? – спросил детектив Генри Тиббет, входя в кабинет шефа.

Он закрыл за собой дверь и встал в почтительном ожидании. Тиббет старался поддерживать хорошие отношения с высшим начальством в Скотланд-Ярде. Он мог только догадываться о причинах неожиданного вызова «на ковер», ведь в последнее время за ним не числились серьезные просчеты. В лучшем случае, намечались какие-нибудь перестановки в штатном расписании. В худшем – это могло быть что угодно.

«Ничего, сейчас все узнаю», – подумал Генри. Тем и славился его шеф, что отличался прямотой характера и никогда не путался в трех соснах.

– А-а, это вы, Тиббет… Присаживайтесь, старина.

Генри сел. Начальник достал платок и тщательно протер стекла очков.

– Как освоились на новом месте? Хорошее помещение?

– Отличное, сэр. Все в полном восторге.

– Ну, ладно-ладно… Сигарету? Не возражаете, если я закурю трубку?

С растущим удивлением Генри взял предложенную сигарету. Вся эта увертюра была крайне необычна.

Шеф намеренно медленно раскурил трубку, попыхтел, пуская кольца дыма, и спросил:

– Как здоровье вашей жены? Надеюсь, все в порядке?

– Эмми чувствует себя прекрасно, спасибо, сэр.

– Э-э… Тут такое дело, Тиббет… – И шеф скрылся в облаке дыма. – Я вот думаю… Вы свободны в этот уик-энд?

– Сэр, если требуется поработать – я всегда готов.

– А жена?

– Сэр? – удивился Тиббет.

– Вы оба приглашены.

– Приглашены?

– Да. Кристал, – тут шеф закашлялся, – я хотел сказать, леди Балаклава, будет счастлива видеть вас среди своих гостей на приеме, который состоится в субботу в Пламли-Грин.

Генри промолчал, потому что ему нечего было сказать. Имя Кристал Балаклавы напомнило ему о чем-то очень далеком, вызвав почему-то четко направленные ассоциации: яркие дорогие журналы, фотографии светских красавиц… Только… Только все это было необычайно давно! Леди Балаклава… Такое экзотическое имя даже при желании трудно забыть. И Генри вспомнил. Когда-то она была звездой, блистала на приемах… Сколько же ей теперь? По меньшей мере, семьдесят! Что за черт…

– Наверное, мое предложение кажется вам очень странным, – не выдержал затянувшегося молчания шеф, слегка краснея под вопросительным взглядом Генри. – Вряд ли вы когда-нибудь встречали леди Балаклаву.

– Нет, сэр.

– Она лично позвонила в Скотланд-Ярд и… попросила защиты.

Наконец, Генри позволил себе немного расслабиться. Картина прояснялась.

– Но в таком случае, сэр, можно запросто поручить это дело местной полиции. Они либо дадут ей охрану, либо нет. Вот и все. А чего она, собственно, боится?

На лице шефа появилась кислая гримаса.

– Запутанная история нам досталась, Тиббет. В двух словах – леди Балаклава опасается за свою жизнь. Она считает, что кто-то хочет ее убить.

– Ну и ну! Что навело ее на такие мрачные мысли?

– В том-то и дело. Она не хочет говорить. Видимых причин, похоже, действительно не существует. Хотя можно объяснить и так – она – вдова, живет в громадном доме почти одна, не считая компаньонки, но…

– Если вы позволите, сэр, я замечу…

– Подождите, Тиббет, – шеф остановил его движением руки, – давайте я закончу. Ситуация – экстраординарная. Вам ясно?

– Да, сэр.

– Есть один момент. Вы совсем не знаете, кто такая леди Балаклава.

– Я пытался вспомнить, сэр. Кажется, я встречал ее имя в журналах много лет назад.

– Правильно. Леди Балаклава, или Кристал Малтреверс, дочь сэра Джайлза Малтреверса, засверкала в двадцатых годах как звезда первой величины. Вы ее не помните, потому что вас тогда еще не было на свете. Да и меня тоже. Вот мой отец… Впрочем, это неважно. Затем Кристал вышла замуж за Чарли Гудверта, сказочно богатого человека, торговца всякой кухонной утварью. По сравнению с Кристал он был уже старик. А вскоре Гудверт раздобыл себе титул и стал именоваться бароном Балаклава. Все это было в тридцатых годах. Кристал уговорила его тогда купить громадный дом в Лондоне, почти такой же большой, как их загородное поместье в графстве Суррей. Они… хм, точнее сказать, она закатывала такие вечеринки! Мой отец иногда брал меня с собой, когда его приглашали. Барона, конечно, я так ни разу и не видел. А во время войны он погиб. При одной из бомбежек Лондона бомба угодила прямо в его дом.

Кристал переехала за город – в Пламли-Грин. После войны она хотела вернуться к веселой жизни и пирушкам, но времена изменились. Разудалые компании больше не собирались. Кто умер, кто уехал за границу, а кто сменил имидж и стал более э-э…

– Респектабельным? – улыбнулся Генри.

– Я хотел сказать, ответственным, – хмыкнул в ответ начальник. – Впрочем, это – почти одно и то же. Как видите, мы с вами мыслим одинаково. Золотая бесшабашная молодежь превратилась в солидную публику, покоряющую вершины истеблишмента. Кристал стала чем-то вроде анахронизма. И вот теперь она обратилась к нам с такой странной просьбой.

– Полагаю, у нее до сих пор остались связи с влиятельными людьми.

– Великолепно, Тиббет! В этом все и дело. Рад, что мы понимаем друг друга. Кто только ни влюблялся в Кристал в те далекие годы! Даже сам кардинал обручился с ней, разумеется, до вступления в сан. А скандал с сэром Бэзилом! Теперь никто не помнит, как молодой капитан посадил очаровательную танцовщицу на свой боевой корабль и рванул с ней через океан на курорт в Средиземном море. Сегодня тот капитан ходит в адмиралах. Улавливаете, Тиббет?

– Думаю, да, сэр.

– Отлично, отлично… Ну, тогда вопрос решен. – Шеф вздохнул, расположился поудобней в кресле и громко высморкался в платок.

– Мне все понятно, сэр, кроме одного. Почему местная полиция не может заняться этим делом?

– Не упрямьтесь, Тиббет.

– Вы сказали, что леди Балаклава обратилась за помощью в Скотланд-Ярд…

– Да, и назвала ваше имя.

– Но я ее не знаю!

– Она вас знает. Я всегда был против того, чтобы в прессе упоминались фамилии наших детективов. Она прочитала об одном из ваших дел и была так потрясена, что не хочет никого другого. Именно поэтому она пригласила вас и вашу жену на уик-энд в Пламли-Грин. Об отказе не может быть и речи. В пятницу вечером вы должны, не опаздывая, явиться к ней на ужин. Адрес и прочие инструкции получите у моего секретаря. Вопросы есть?

– Есть, – сказал Генри.

Брови начальника удивленно поползли вверх.

– Какие?

– Если эта леди просит защиты…

– Я ведь уже говорил!

– И если она хочет, чтобы я лично ее охранял, то я не совсем понимаю цель моего визита к ней именно в этот уик-энд. Значит, она считает, что уже в понедельник она будет в полной безопасности? Или мы с женой поселимся у нее навсегда?

– Ах, да! Хорошо, что вы напомнили, Тиббет. Видите ли, у леди Балаклавы в эту субботу – день рождения, и к ней приедут ее родственники.

– Она полагает…

– Нет-нет, – махнул рукой шеф. – Ничего она не полагает. Но именно на этот уик-энд просит защиты.

– Ничего не объясняя?

– Абсолютно ничего. Старушкины причуды. Если бы это был кто-нибудь другой, я бы отказал. Но леди Балаклава… Пожалуйста, Тиббет, не забывайте, что вы будете действовать как бы неофициально. Надеюсь, вы с женой хорошо развлечетесь.

– Надеюсь, сэр, – сказал Генри.

– «След лисы»? – изумилась Эмми. – Невероятное название!

– Он так сказал, – ответил Тиббет. – «След лисы», графство Суррей. Думаю, это не может быть настоящим названием.

– Наверное, какая-нибудь современная ужасная вилла. Кошмар!

– Мы скоро увидим.

Генри свернул с шоссе на проселочную дорогу, незаметную среди густых высоких деревьев. Под колесами машины зашуршала трава. Несколько минут они ехали в этом зеленом тоннеле, пока не обнаружили табличку, висевшую на ветке дуба. «След лисы» – было написано на поржавевшей металлической пластинке.

Дорога, посыпанная когда-то гравием, превратилась в узкую колею, заросшую вереском и кустарником. Затем деревья немного расступились, а после очередного поворота машина выехала на поляну, являющуюся одновременно и двором.

– Господи! – воскликнул Генри.

– Я же тебе говорила, – сказала Эмми.

Дом, стоявший перед ними, был своеобразным и в первые месяцы после постройки, наверное, выглядел весьма впечатляюще – немыслимое нагромождение кубических форм из когда-то ослепительно-белого бетона. Теперь же, полвека спустя, стены потемнели, покрылись плесенью, металлические рамы поржавели – и вся модернистская конструкция казалась кучей картонных ящиков, заброшенных сюда ветром во время грозы.

С явной запущенностью дома и дороги к нему резко контрастировал аккуратный газон, украшением которого был фонтан в форме саксофона. В прозрачной чистой воде плавали розовые и белые лилии. А цветочные клумбы вокруг можно было назвать произведением искусства. «Кто-то вкладывает немало труда в этот миниатюрный садик», – подумал Генри.

Рядом с домом стоял открытый «бентли» тридцатых годов, но в отличном состоянии. Они с Эмми подошли к дому, Генри нажал кнопку звонка, и за дверью раздалась сложная мелодия.

– Все это начинает быть забавным, – хмыкнул Генри.

– По крайней мере, в этом точно что-то есть, – мрачным тоном заметила Эмми.

Они подождали. Но, кроме музыки, ничего не услышали. Генри снова нажал на кнопку.

– Долли! – раздался высокий чистый голос. – Долли, дорогая! Открой дверь! – И через минуту: – А, чтоб тебя!

Послышался стук высоких каблуков на паркете, и дверь распахнула сама леди Балаклава.

– Мои дорогие! – воскликнула она. – Как хорошо, что вы приехали!

Генри отметил, что она по-прежнему – очень красивая женщина.

– Вы ведь Генри Тиббет? – продолжала она. – Не так ли? А это – миссис Тиббет? Чудесно! Проходите в дом, и я предложу вам великолепный коктейль.

Она посмотрела чуть выше его плеча, Генри повернулся и обнаружил массивную фигуру, идущую к ним по лужайке. На таком расстоянии было трудно различить, женщина это или мужчина.

– Ты звала меня, Крис? – спросила фигура грубоватым голосом. – Что случилось?

Леди Балаклава выглядела раздраженной.

– Ну, наконец-то, Долли, ты появилась. Прибыли мистер и миссис Тиббет.

– Вижу, – буркнула Долли.

Генри смог разглядеть лицо, почти скрытое под преувеличенно-густой маской косметики. Долли почесала голову секатором и добавила:

– Так проводи их в дом и дай им чего-нибудь выпить.

– Я думала, что ты откроешь двери, дорогая, – слегка обиделась Кристал.

– Мне надо было опрыскать азалии, – сказала Долли и резко повернулась к гостям: – Я – Дороти Трип, но обычно меня зовут Долли. – Она оскалила зубы в хищной улыбке. – Очень приятно познакомиться, но я должна вернуться к моим азалиям. Увидимся еще. – И тяжело зашагала по газону.

Леди Балаклава вздохнула:

– Долли обворожительна, вы не находите? Мы с ней – очень старые друзья.

Она проводила Тиббетов в большой холл, отделанный белым и черным мрамором. Витая лестница спускалась прямо в центр холла. Здесь был только белый мраморный столик, на котором стоял телефон.

– Чемоданы оставьте тут, – сказала леди Балаклава. – Долли потом отнесет их наверх.

Гостиная была тоже в старинном стиле, но очень удобная. Кристал сама приготовила коктейль в серебряном шейкере, затем налила белую ледяную жидкость в два бокала и критически посмотрела на Эмми.

– Тебе очень пойдет черный цвет, моя дорогая. Полнота будет меньше заметна.

Эмми вовсе не обиделась. Она улыбнулась и сказала, что действительно предпочитает черное, но не в такой теплый вечер.

– В конце концов, – добавила Эмми, – я же не на похороны сюда приехала.

– Конечно, нет, дорогая, – сухо произнесла леди Балаклава и наполнила свой бокал. – Садитесь, и я все объясню. Прежде всего, хочу заметить, что Долли не знает, кто вы такие. Она бесподобна, конечно, но, честно сказать, малость туповата. Она думает, что вы – друзья сэра Бэзила. Полагаю, вы знаете, о ком речь?

– Разумеется, я знаю сэра Бэзила, но не имел чести быть лично с ним знаком, – заметил Генри.

– А я думала, что он самый главный в Скотланд-Ярде!

– Конечно, главное управление осуществляет общее руководство…

– О, ради Бога! Не мучьте меня этими деталями!

– Мой шеф сказал, что вы просили прислать именно меня. А вдруг мисс Трип тоже знакомо мое имя?

– Ни в коем случае! Долли не читает газет. В принципе. А как зовут вашу жену?

– Эмми.

– Очень красивое имя. Ну, что ж… Вас уже ввели в курс дела?

– Вы думаете, что вас хотят убить?

– Я знаю это, – спокойно ответила Кристал.

– Но почему?..

– С вашего позволения, я выпью еще бокальчик, а затем все объясню. – Кристал снова наполнила бокал, села на кожаный диван и закурила сигарету. – Вы знаете, конечно, кто я такая?

– Миссис Гудверт, урожденная Малтреверс, более известная как баронесса Балаклава. Вдова, – ответил Генри.

– Вы хорошо выучили урок, – усмехнулась Кристал. – Бедный Чарли! Вы не были с ним знакомы, полагаю?

– Боюсь, что нет.

– Все говорили, что я вышла за него из-за денег. И конечно, это совершенная правда. Не смотри на меня так, Эмми. Вас, молодых, очень легко удивить. Но мне надоела нищая аристократия, а Чарли дал мне все.

– Он был крупный промышленник, кажется, – заметил Генри.

– Его дед изобрел унитаз, – сказала леди Балаклава, – и этим покорил мир. Не будем вдаваться в подробности. Чарли был богатый человек. Очень богатый. А затем он купил себе титул и стал лордом Балаклавой. Просто потому, что его особняк назывался «Балаклава-терраса». Ах, милый Чарли! У него было чувство юмора. Моих дочерей от этого брака, – продолжала она, – зовут Примроуз, Вайолет и Даффи. Чарли очень любил свою мать, которую звали Дейзи. Слава Богу, она умерла раньше, чем я с ним познакомилась. Но у него осталась мания давать девочкам имена цветов. Я хотела протестовать, но он пригрозил, что вычеркнет меня из завещания. Конечно, я уступила. А тут и он сам отправился на небеса. Погиб при бомбежке. Его тело так и не нашли. Что касается этого дома, мы приглядели это местечко давно. А затем я пригласила Дэви Джонса, архитектора, и его друга дизайнера. Затраты оказались огромными, и Чарли чуть с ума не сошел. Но домик вышел ничего, а? Когда Чарли отправился на облака, я и Долли переехали сюда жить, потому что от его дома осталась только огромная дыра в земле. Я присутствовала на чтении завещания, конечно, таким было требование Чарли. Он всегда был такой, когда речь заходила о бизнесе… Так на чем я остановилась?