Текст книги "Волны любви"
Автор книги: Патриция Мэтьюз
Соавторы: М. Кузина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Патриция Мэтьюз
Волны любви
ШТОРМ
Волны вздымаются – падают вниз.
С грохотом бьются о берег скалистый.
Дюны – взгляни – желтые, чистые.
Чайки о тучи колотятся мглистые,
Ветра разносится визг.
Ветром отчаянным небо исхлестано,
Море взирает на небо – не поздно ли?
Время еще ль бушевать?
Пена и брызги сливаются в шторме,
Море бунтует, чернеет – да что ему?
Волны срываются вспять.
Краски небес покрываются серым,
Чаек уносит куда-то на север, —
Буря решилась восстать.
Долго молчала частица души,
Ныне – свободна. Бунтует и дышит.
С сердцем неистово бьется.
Душу сжигает неистовым пламенем,
Страстью, как жаром, мысли оплавлены,
Страстью, горячей, как солнце.
Буря стихает – чайки резвятся,
Сердце готово уже разорваться,
Разум спокойствия ищет.
Солнце садится. Ясное небо.
Вспышки пылавшей – словно и не было,
И в сердце – все тише и тише[1]1
Перевод Н.Эристави
[Закрыть].Патриция Мэтьюз
Часть первая
1840 год
Аутер-Бэнкс и Бостон
Глава 1
Ветер, подхватив пригоршню холодных соленых брызг, злобно взвыл и швырнул их в Марианну. Съежившись, она втянула голову в плечи. Поплотнее закутавшись в свое просторное мужское пальто, она поспешно отвернулась, подставив ветру спину.
Руки, хоть и были в карманах, совсем заледенели, а ноги, пусть даже и обутые в тяжелые сапоги, нещадно ломило от холода.
Шторм разразился ближе к вечеру. Ветер, вздымая огромные рваные волны, швырял их на остров Аутер-Бэнкс, словно хотел стереть его с лица земли. Неистово завывая, вихрем несся он по песчаному берегу.
Если уж внутри хижины было плохо – крыша протекала, а жестокий ветер проникал даже сквозь самые крохотные щели, заставляя дрожать от холода, – то снаружи, на объятом бурей побережье находиться и вовсе казалось сущей пыткой. Марианна давным-давно сбежала бы, если бы не страх перед Иезекиилем Троугом и его головорезами.
Со стороны бушующего моря послышался пронзительный звон корабельного колокола. Отчаянный и безнадежный.
Марианну на миг охватило острое чувство жалости к этим несчастным, что через несколько минут разобьются о скалы. Обычно она старалась не забивать голову такими мыслями, но иногда это было выше ее сил. Стоило ей закрыть глаза, как она видела гибнущий корабль и слышала ужасные крики тонущих людей. А если даже они и не утонут, их добьют люди Иезекииля Троуга. Они никого не оставляют в живых. Они безжалостнее и страшнее бушующей вокруг бури.
Марианна вздрогнула, представив, что сделал бы Иезекииль Троуг, если б вдруг узнал ее тайные мысли, – он бы избил ее до полусмерти, а то и хуже. И все равно то, чем они занимаются, – просто ужасно. Они погубили стольких людей!
Нередко ломала она себе голову над тем, как удается Иезекиилю Троугу почти безошибочно узнавать, когда именно мимо Аутер-Бэнкс должен пройти корабль. Словно какие-то злые духи нашептывали ему об этом. Подумав об этом, Марианна задрожала от страха. А что, если эти духи подслушают, о чем она размышляет? Нет, лучше об этом не думать.
Марианна осторожно выглянула из-за скалы, за которой она пряталась от пронизывающего ветра. Футах в двухстах к югу по побережью завесу из поднятого бурей песка и морских брызг прорезал мерцающий желтый свет. Это под яростными порывами ветра раскачивался огромный фонарь, наполненный китовым жиром.
Именно этот фонарь команда корабля обычно принимала за маяк и спешила увести свое судно подальше, чтобы не посадить его на мель. Если бы они только знали... Но они ничего не подозревали, и корабль со всей силы врезался в прибрежные скалы, в клочья раздирая свое днище, а пассажиры и груз оказывались в ледяной воде.
И вот тогда наступало время Марианны и остальных жителей острова браться за работу. Все, от мала до велика, высыпали на берег и выуживали из моря драгоценную добычу, ради которой и шли на это злодеяние. Так они зарабатывали себе на жизнь. Они были грабителями разбитых морских судов, или, проще говоря, мародерами.
Внезапно звон корабельного колокола раздался совсем рядом. Этот отчаянный призыв к помощи не смогло заглушить даже зловещее завывание бури. Марианне на секунду показалось, что она слышит последний предсмертный крик корабля: похожий на треск мачты и громкий, как выстрел, звук раздираемой о камни металлической обшивки.
В тот же миг по всему берегу раздались выстрелы – это Троуг приказывает браться за работу. Пора!
Отогнав все ненужные мысли в сторону, помня лишь о том, что ей предстоит сделать, Марианна вытащила руки из карманов и, шаркая, побрела к кромке воды, напряженно всматриваясь в темноту, чтобы не пропустить ни одного ящика, ни одного бочонка, ни одного сундука, которые могло выбросить на берег.
Есть! Огромная волна, увенчанная белоснежным гребнем, вынесла к берегу кругленький бочонок.
Марианна ловко зацепила его своим багром и, подтянув к себе, вытащила на сушу и откатила подальше, чтобы волны не утащили драгоценную добычу обратно в море. Выпрямившись, Марианна окинула взглядом берег: то тут, то там копошились люди, в темноте похожие на призраки. Команда Троуга была занята привычным делом.
Закончив возиться с бочонком, Марианна тихонько вздохнула. Когда ее товарищи вытащат на берег все, что можно, и разойдутся по домам, для нее начнется самое страшное.
После кораблекрушений Джуд Троуг бывал особенно ненасытен. Он непременно захочет ее, наплевав на то, что она устала и продрогла до костей. Он берет ее почти каждую ночь, но после кораблекрушений почему-то возбуждается до такой степени – Марианна никогда не могла понять почему, – что насилует ее три, а то и четыре раза за ночь, сжимая ее с такой силой, что на теле остаются синяки, и Марианне всякий раз кажется, что он ее сейчас раздавит.
Марианна часто жалела, что нельзя на всю жизнь остаться ребенком. Насколько проще ей тогда жилось! Знай себе делай то, что тебе велят, и не болтай лишнего, вот и все.
Но в прошлом году ей исполнилось четырнадцать, и тело ее начало меняться. Налилась грудь, на тех местах, что совсем недавно были голыми и гладкими, появились темные волосы, прежде плоская попка округлилась.
Когда это произошло, мужчины начали с интересом поглядывать на Марианну. Их отношение к ней в корне изменилось. Они больше не называли ее малявкой и не гнали прочь. Наоборот, при виде ее глаза у них делались сальными, а если Марианна проходила рядом, они больно щипали ее. Как же ненавидела она эти щипки!
И вот, когда ей исполнилось пятнадцать, Джуд, сын Иезекииля Троуга, второй после отца человек в поселке, выбрал ее для себя. В день рождения Марианны мать, не особо стесняясь в выражениях, сообщила дочери, что она теперь будет женщиной Джуда.
Марианна не просто испугалась – ее чуть не вырвало от отвращения. Джуд был старым – никак не меньше тридцати, – огромным, грязным, волосатым детиной, с языка которого то и дело срывалась грязная брань. Кроме того, вот уже несколько лет у него была одна и та же женщина, рыжая Дженни, о чем Марианна не преминула напомнить матери.
Та лишь ухмыльнулась.
– Дженни ему надоела, – презрительно проговорила она. – Джуд мне сам об этом сказал. Он хочет тебя, моя девочка. Ты об этом не пожалеешь, ведь он сын нашего вожака. Он сильный, и когда Иезекииль умрет, Джуд займет его место. А ты станешь женщиной вожака.
Губы матери растянулись в мерзкой улыбке, и Марианна поняла, что все уже давно решено.
Так оно и оказалось. Ее отдали Джуду Троугу, и он жестоко изнасиловал ее в хижине, где она жила вместе с матерью, в то время как остальные пили и веселились за перегородкой. Марианне было очень больно и противно. И она никак не могла понять, почему рыжая Дженни горько плакала и смотрела на Марианну так, словно хотела выцарапать ей глаза. По мнению Марианны, она, наоборот, должна была радоваться тому, что ее больше не мучают так каждую ночь.
Позже Марианна попыталась поговорить с Дженни, но та и слушать ее не стала, влепила ей пощечину и ушла прочь. Старуха Мэри объяснила ей потом, что Дженни просто ревнует и бесится из-за того, что Джуд вышвырнул ее, взяв себе другую женщину.
Марианна тогда ничего не поняла, да и сейчас не понимает. Если бы Джуд бросил ее, она была бы просто счастлива. Конечно, она и до этого знала, чем занимаются мужчина и женщина, оставаясь наедине, – она не раз заставала за этим мать, да и других жителей поселка, – но как-то не представляла, что и ей когда-то придется это делать. Однако пришлось и очень скоро. И это оказалось просто ужасно! Марианна была маленькой и хрупкой, и Джуд по сравнению с ней казался просто великаном. Особенно огромной была та часть его тела, о которой Марианна со временем стала думать не иначе, как о его оружии, поскольку пользовался он им как тараном, когда со всей силы втыкал его в ее нежное тело...
Марианна подцепила багром маленький сундук, который только что услужливо выбросили на берег волны, и, тяжело вздыхая, оттащила его подальше, с горечью думая о том, что сегодня ее ждет очередная жестокая пытка.
Ветер стихал. Правда, время от времени он еще делал попытки сокрушить стены дома, однако с каждым разом они становились все слабее и слабее. Дождь прекратился.
В главном зале дома Троугов полыхал камин. Тепло от него разливалось по всей комнате, согревая сидевших вокруг промерзших до костей людей. Запах в зале был отвратительным, но Марианна уже давно притерпелась к нему. Как и остальные, она проглотила причитавшуюся ей порцию рома и принялась тихонько молиться про себя, чтобы Джуд сегодня напился до полусмерти и не смог бы надругаться над ней.
Остальные громко хохотали, кто-то затянул непристойную моряцкую песню, где-то уже назревала ссора. Все орали, стараясь перекричать друг друга.
Марианна сидела тихонько, как мышка, надеясь, что ее не заметят и оставят в покое. Она смертельно устала и никак не могла согреться, несмотря на то что в комнате уже становилось душно.
Стиснутая с двух сторон – с одной старухой Мэри, а с другой матерью, от которых мерзко воняло, – Марианна сжалась к комочек. Может, Господь внемлет ее молитвам, и Джуд ее не заметит.
Ром уже ударил Джуду в голову. Он более громко, чем обычно, разговаривал со своим отцом.
Как же они похожи, Иезекииль и Джуд Троуги, подумала Марианна. Никогда не скажешь, что это отец и сын, кажется, что они братья. Иезекииль, как и его сын, был очень высоким и сильным, с мощной грудью и огромными жилистыми руками. Иссиня-черные волосы еще не тронула седина, хотя ему уже было далеко за пятьдесят, а глаза в отличие от его сына светились яростным огнем. Чувствовалось, что от человека этого лучше держаться подальше.
Марианна боялась и ненавидела Иезекииля Троуга. Свою банду мародеров он держал в ежовых рукавицах, забирая все самое ценное из награбленного для себя и сына и запугивая остальных. Зная его силу и страшные вспышки ярости, никто не осмеливался ему перечить.
Но вместе с тем Иезекииль Троуг сумел отлично поставить дело и не забывал напоминать всем об этом. Он был умен, этот Иезекииль Троуг, и всегда изыскивал новые способы, как посадить корабль на мель и как потом легче разграбить его.
И поэтому, хотя мужчины и ворчали на него про себя, все равно делали то, что он приказывал. По сравнению с жителями других островов они просто процветали и обязаны этим были только ему, своему вожаку, а что он обворовывает их – так с этим ничего не поделаешь.
От рома по телу разлилось блаженное тепло, да и жар от камина начал наконец оказывать на нее свое благотворное действие, и мало-помалу Марианна задремала. Внезапно она почувствовала, как кто-то схватил ее за руку. Еще не успев до конца проснуться, она очутилась в тисках сильных, мускулистых рук.
Она открыла глаза: перед ней маячило пьяное, похотливо ухмыляющееся лицо Джуда. Марианна снова закрыла глаза и вздохнула. Джуд расхохотался и подхватил ее на руки.
– Ну, спокойной ночи, братва. Хотел было с вами еще остаться, ан нет, ничего не выйдет. Сами знаете, как бывает, когда у мужика новая баба! Чем больше она дает, тем больше хочется!
Раздался оглушительный взрыв хохота. Ухмыляясь, Джуд пошел со своей ношей к двери.
Марианна чуть приоткрыла глаза и наткнулась на ненавидящий взгляд Дженни. Поспешно отвернувшись, встретилась глазами с Иезекиилем Троугом. Его странные серо-зеленые глаза, казалось, светились, как у кота.
Марианну передернуло. Он смотрел на нее точно так же, как Джуд, и это потрясло Марианну до глубины души. В их банде сильнейший всегда брал себе то, что хотел, а Иезекииль Троуг был среди мародеров самым сильным мужчиной. Однако Джуд был его сыном, а если Иезекииль Троуг и испытывал к кому-то слабость, то только к нему. Не станет же он отнимать женщину у собственного сына!
Однако ухмылка Иезекииля не шла у Марианны из головы, пока Джуд нес ее в маленькую комнату, где стояла их убогая кровать с соломенным тюфяком.
Небрежно швырнув на нее Марианну, он рухнул рядом и, схватив ее за руку, рывком притянул к себе.
Марианна вздрогнула от отвращения, когда его грубые, жадные пальцы принялись нетерпеливо расстегивать на ней платье, обнажая грудь.
В комнате было холодно и сыро, и Марианну пробрала дрожь. Она была готова замерзнуть насмерть, только бы Джуд ее не трогал.
Она лежала неподвижно, не в силах сопротивляться грубому натиску, а Джуд между тем задрал ей юбку, расстегнул свои штаны и вытащил огромный член.
Марианна сглотнула и закрыла глаза. У нее не было никакого желания смотреть на эту мерзкую часть тела, способную причинять лишь боль. Она отлично понимала, что мужчины получают удовольствие от совершаемых ими действий – если, конечно, нечленораздельные выкрики и стоны можно назвать удовольствием. А вот чего никак не могла понять, так это того, что некоторым женщинам это тоже нравилось.
Вот, например, Дженни. Марианне казалось, что та просто счастлива будет отдохнуть от грубых издевательств Джуда Троуга. Ан нет! Как только Троуг ее бросил, Дженни тут же перешла в руки Бена Томаса: широкоплечего, раздражительного детины. Для Марианны это было непостижимо.
Джуд, сладострастно мыча и постанывая, принялся толкать свой набухший член в Марианну, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Она изо всех сил закусила губу и вцепилась в матрац, чтобы не закричать от боли, пока Джуд, пыхтя и сопя, как огромный, выброшенный на берег кит, разрывал ее маленькое хрупкое тело.
К счастью, все это продолжалось недолго: вскоре он, вскрикнув, содрогнулся всем телом и без сил повалился на Марианну, больно придавив ее.
Через секунду он уже храпел, и Марианна облегченно вздохнула – значит, сегодня повтора не будет. Марианна по опыту знала, что теперь Джуд проснется поздно утром.
Она с трудом выбралась из-под его обмякшего тела – ей показалось, что весит он никак не меньше тонны, – и, отодвинувшись на самый краешек кровати, последовала примеру Джуда и погрузилась в сон: единственное место, где она могла скрыться ото всех.
Когда Марианна открыла глаза, уже рассвело. Сквозь маленькое оконце, расположенное почти под самым потолком, проникал бледный, слабый свет. Значит, шторм сменился туманом, догадалась Марианна.
Джуд лежал рядом и, разинув рот, оглушительно храпел. От него отвратительно воняло спермой, ромом и потом.
Марианна брезгливо поморщилась и, сбросив одеяло, соскочила с кровати на старенький ковер. В комнате было ужасно холодно, и Марианна, задрожав всем телом, поспешно натянула на себя одежду и сняла с крючка на стене свое тяжелое пальто. За ночь оно впитало в себя влажный воздух и сначала показалось ей мокрым, хоть выжимай, но мало-помалу Марианне удалось согреться. Марианна не потрудилась снять на ночь толстые шерстяные чулки, так что теперь оставалось лишь сунуть ноги в стоявшие у кровати тяжеленные сапоги.
Итак, с одеванием покончено, и теперь Марианна готова была встретить новый день.
На стене висело треснувшее зеркало, и, взявшись за дверную ручку, Марианна мельком взглянула на свое отражение: темная грива вьющихся непокорных волос, смуглая кожа, потемневшее от загара лицо. Мать не раз говорила Марианне, что она хорошенькая, однако самой ей нравились у себя только глаза. «Цыганские глаза», как бросил когда-то Иезекииль Троуг, и слова эти прозвучали в его устах оскорблением.
Однако сама Марианна считала, что глаза у нее красивые. Огромные, черные, с длинными, загнутыми вверх ресницами и четко очерченными бровями. Но вот хорошенькая она или нет, Марианна не знала. Впрочем, какое это имеет значение? Женщины здесь отцветали очень быстро. Жгучее летнее солнце, яростные морские ветры, сырые туманы и холодные ночи смывали женскую красоту, подобно морским волнам, набегавшим на прибрежный песок. На островах нужно было быть сильной. Сильной, чтобы выжить. Все остальное было не важно.
Отвернувшись от зеркала, Марианна открыла дверь и тихонько прошла в соседнюю комнату. Ее встретил дружный храп десятков голосов. Большинство из участников вчерашней пирушки лежали там, где их застал сон. Отведя взгляд, Марианна выскользнула из хижины и осторожно закрыла за собой дверь. Она с наслаждением вдохнула в себя свежий воздух, влажный и холодный, остро пахнувший морем.
В животе заурчало, и Марианна вспомнила о маленьком бочонке, который припрятала прошлой ночью. Как знать, а вдруг там какая-то еда?
Иезекииль Троуг приходил в ярость, когда члены его банды присваивали себе что-то из награбленного добра, и жестоко избивал за это, однако, если выпадал случай что-то утаить, его никогда не упускали невзирая на наказание.
Мужчинам, особенно тем, кто выходил в море на лодках, всегда доставался самый ценный груз, и они прятали все, что могли спрятать. Да и женщины и дети при любой возможности старались припрятать в укромном уголке бочонок или ящик, когда им казалось, что никто за ними не следит.
В маленьком бочонке, который Марианна закопала в песке, оказались не просто сухари, а сладкое печенье, очевидно, предназначавшееся для капитанского стола. Оглядевшись, Марианна принялась горстями запихивать в рот непривычное лакомство. Вскоре живот у нее раздулся, и она ужасно захотела пить.
Тогда Марианна перепрятала бочонок и вернулась в дом, чтобы утолить жажду. К счастью, все еще крепко спали. Отлично! Значит, можно побродить по берегу и посмотреть, что еще услужливо выбросило на берег море, после того как люди разошлись по своим хижинам.
Чувствуя, как охотничий азарт переполняет ее, Марианна кинулась к мирно плещущемуся морю – совершенно непохожему на бурное вчерашнее, – все еще сокрытому пеленой густого тумана. У воды туман немного рассеялся, однако Марианна с раздражением поняла, что нечего и думать о том, чтобы найти на берегу хоть что-то, если только она обо что-нибудь не споткнется.
Она пошла вдоль берега и вскоре набрела на точно такой же маленький бочонок, какой обнаружила прошлой ночью, потом на большой ящик, который сама она, как ни старалась, не смогла сдвинуть с места, и красивый розовый флакон, плотно заткнутый пробкой и, к счастью, абсолютно целый.
Марианна повертела прелестную вещицу в руках. Даже в тумане можно было различить, как играют и переливаются его грани. Марианне никогда еще не доводилось не то что иметь, но даже видеть подобное чудо.
Пугливо озираясь по сторонам – хотя вряд ли кто-нибудь заметил ее в таком тумане, – она сунула флакон во внутренний карман пальто. Теперь нужно спешить, скоро проснутся остальные. А ей еще хочется немного походить по берегу, вдруг удастся найти еще что-нибудь хорошенькое. Или лучше сходить домой, взять лом и попробовать открыть тот ящик? Так хочется посмотреть, что там внутри! Как-то море выбросило на берег сундук с женской одеждой и красивыми украшениями, так женщины за них чуть не передрались. Потом все-таки помирились и разделили все поровну.
Марианна тогда была еще слишком мала, и ей, конечно, ничего не досталось, но она до сих пор не может забыть платье из ярко-синего бархата, прекраснее летнего неба и мягче птичьего пуха.
Поглаживая свою драгоценную добычу, Марианна двинулась дальше вдоль берега, продираясь сквозь густой туман. Внезапно она обо что-то споткнулась и чуть не свалилась на мокрый песок.
Чертыхнувшись про себя, она взглянула вниз. Под ногами у нее лежал какой-то длинный и темный предмет, весь опутанный водорослями.
Нагнувшись, Марианна чуть не закричала. То, что она приняла за тюк, оказалось человеком. Мужчиной. Сквозь зеленые водоросли проглядывало его бледное лицо.
В этот миг туман немного рассеялся, и лицо мужчины стало видно более отчетливо. Да и не мужчина это вовсе, решила Марианна, а юноша, примерно одного с ней возраста и красивый, как девушка.
Потрясенная, Марианна никак не могла отвести от него взгляда. Какой же он юный и прекрасный! Какая жалость, что он погиб! Утонул он во время кораблекрушения или его добил Иезекииль Троуг, или кто-нибудь еще из его банды? Конечно, сейчас это уже не важно, но Марианне почему-то приятнее было бы, если бы юноша просто утонул. Такая смерть казалась ей более достойной.
И все-таки как жаль, что он умер! Интересно было бы взглянуть, какого цвета у него глаза...
Юноша пошевелился, чуть приподнял голову, веки у него дрогнули.
Сердце Марианны на секунду замерло, а потом бешено заколотилось в груди от страха и волнения. Самые разнообразные чувства обуревали ее: и восторг, что этот красивый юноша не умер, и страх, что он остался жив. Троугу вряд ли понравится, что кто-то уцелел после кораблекрушения, и он быстро исправит это упущение.
Марианна совсем растерялась. Что ей делать? Может, оставить его здесь? Сделать вид, что ничего не произошло? Внезапно юноша застонал, и она забыла обо всем на свете.
Опустившись на колени, она смахнула с лица юноши водоросли и, обхватив молодого человека за плечи, чуть приподняла его. Веки незнакомца задрожали и открылись, явив взору Марианны самые синие глаза, какие она когда-либо видела, синее того бархатного платья, что она видела когда-то. Юноша с недоумением посмотрел на Марианну, а потом открыл рот, словно хотел что-то сказать.
Марианна не могла отвести от него глаз. Какие же у него красивые губы! В жизни таких не видела.
Взгляд юноши становился все более удивленным, и Марианна заговорила первой, горя желанием утешить его, как малого ребенка, подбирая самые ласковые слова, какие только могла.
– Ну, ну, успокойся, будь умницей. Все будет хорошо. Ты жив, а это самое главное. Скоро поправишься, вот увидишь.
Юноша с трудом сглотнул и тут же сморщился от боли.
– Где... – еле выдавил он.
Марианна быстро оглянулась, не видит ли их кто-нибудь. Слава Богу, все спокойно, на побережье, кроме них, пока никого нет. Снова повернувшись к юноше, она прошептала:
– Твой корабль потерпел кораблекрушение. Тебя выбросило на берег Аутер-Бэнкс.
Юноша встревоженно смотрел на нее. Взгляд его выражал полнейшее смятение.
– Аутер-Бэнкс?!
– Ш-ш-ш... Да. Неподалеку от Каролины.
Юноша закрыл глаза. Гримаса боли исказила его лицо, и Марианна обеспокоенно смахнула со лба влажные волосы. Лоб был гладким и необыкновенно холодным. Марианна сразу встревожилась. Он же совсем замерз! Если его быстро не согреть, он может умереть. Об этом Марианна знала не понаслышке. Здесь многие так умирали.
Но что же ей с ним делать? Может, все-таки рассказать о нем Джуду или его отцу? При мысли об этом Марианна вздрогнула от ужаса. Она знала, что за этим последует: юношу исколотят дубинкой, и это красивое лицо превратится в кровавую маску, а потом сбросят со скал. Нет, этого допустить нельзя, и она сделает все, что в ее силах, чтобы спасти прекрасного незнакомца. Значит, нужно его спрятать. Но куда? На этом пустынном берегу, где вовсю гуляет промозглый ветер, таких мест нет, во всяком случае, она о них не знает. В поселок его тащить нельзя, там все друг друга знают. Его сразу же выдадут Иезекиилю. Что же делать? Неужели она ничем не сможет помочь бедному юноше?
И тут Марианна вспомнила о хижине старого Джека. Располагалась она в маленькой бухточке в стороне от поселка. Поскольку старый Джек был нрава сварливого и ни с кем не мог ужиться, жил он отшельником. На прошлой неделе старик умер. Конечно, он был уже старым, хотя мог бы еще пожить, если бы не чересчур увлекался ромом. А хижина так и осталась незанятой, поскольку никто не хотел жить на отшибе. Она отведет незнакомца туда, а потом видно будет. Марианна понимала, что страшно рискует. Но что-то – она сама не знала что – толкало ее на этот риск. Она вдруг почувствовала, что этот юноша дороже ей всех на свете.
– Идти сможешь? – спросила Марианна.
Юноша снова открыл глаза. Какие же у него густые ресницы, почти как у нее самой. Он с трудом сглотнул.
– Не знаю. – Голос у него был хриплым и дрожал. – Попытаюсь.
Однако не сделал никакой попытки, а продолжал с любопытством смотреть на Марианну. Лицо его при этом приняло какое-то странное выражение, и смотрел он так долго, что Марианна даже смутилась.
– Пошли, – резко бросила она. – Нечего рассиживаться!
Легкая улыбка тронула лицо юноши, осветив его каким-то новым светом, отчего он стал так красив, что у Марианны перехватило дыхание.
– Какая ты красивая! – восхищенно прошептал юноша. – Такая красивая! Как морская царевна.
He ожидавшая подобного признания, Марианна вспыхнула от смущения.
– Пошли, – повторила она. – Сейчас не время для этой чепухи. Нужно убираться отсюда, если хочешь остаться в живых.
Юноша нахмурился.
– Что ты имеешь в виду? Ничего не понимаю.
– Потом объясню, а сейчас нужно идти. А пока верь мне на слово и делай, что я тебе говорю.
Юноша кивнул и, сделав над собой усилие, сел.
– Вот молодец, – обрадовалась Марианна и подхватила его под мышки. – А теперь вставай на ноги.
На это потребовалось чуть больше времени, однако вскоре юноша уже стоял, опираясь на Марианну, чтобы не упасть, и хотя он очень нетвердо держался на ногах, она решила, что сможет довести его до хижины старого Джека.
Медленно двинулись они в путь. Юноша, по-видимому, так ослабел, что его шатало из стороны в сторону, и Марианне казалось, что она ведет пьяницу.
Туман по-прежнему закрывал все вокруг густой пеленой, на два шага вперед ничего не было видно. Внезапно с той стороны, где располагались хижины, раздались громкие голоса. Значит, люди уже встали и скоро выйдут на берег в поисках добычи.
Марианне казалось, что они идут целую вечность. Он совсем повис на ней, и чем ближе они подходили к хижине, тем тяжелее Марианне было вести его. Однако, несмотря на внешнюю хрупкость, она была крепкой и сильной. Напрягая последние силы, она смогла дотащить юношу, хотя он был намного выше и тяжелее ее, до хижины – ветхой постройки, внутри которой гулял холодный ветер, – и уложила на кровать, где еще совсем недавно спал старый Джек.
Ни подушки, ни одеяла здесь не было и в помине – немногочисленные пожитки старого Джека сразу же растащили. Марианна сняла свое тяжелое мужское пальто и укрыла им незнакомца, подоткнув его со всех сторон.
Лицо его было белым как мел, а веки казались прозрачными и какого-то голубоватого оттенка.
– Как ты себя чувствуешь?
– Н...не знаю, – стуча зубами, выговорил юноша. – Ужасно холодно. – Он вздрогнул. – Одежда вся насквозь промокла...
Ну конечно! Ее нужно немедленно снять. Как же она забыла?
Марианна отбросила пальто в сторону и принялась стаскивать с юноши одежду, облепившую его стройное тело. Какая дорогая у него одежда! Жилет из бархата, рубашка – льняная. Марианна осторожно снимала одну вещь за другой, чувствуя непонятное смущение, хотя откуда оно взялось, не понимала: вид обнаженного мужского тела уже давно не был для нее в диковинку. Жили они коммуной, спали все вместе, вповалку. Так что задолго до того, как Джуд впервые изнасиловал ее, Марианна знала, как выглядит мужская плоть. Но этот молодой человек разительно отличался от всех знакомых ей мужчин. Может быть, именно поэтому, раздевая его, она испытывала такую неловкость.
Плечи у незнакомца оказались широкие и сильные. Стянув ему через голову рубашку, Марианна увидела, что грудь у юноши гладкая, как у девушки, без единого волоска. Она осторожно коснулась рукой его кожи. Какая же она нежная и какая холодная... Просто чудо, что в этом насквозь промерзшем теле еще теплится жизнь. Марианна снова поспешно набросила на юношу пальто, а потом принялась стаскивать с незнакомца брюки.
Они тоже, как и рубашка с жилетом, отличались изысканностью: были сшиты из великолепного сукна и сидели как влитые. Сгорая от любопытства, Марианна расстегнула пояс и осторожно потянула брюки вниз. Интересно, а интимное место у юноши тоже будет не такое, как у других мужчин? Ведь он совершенно не похож на всех, кого она знает. А вдруг оно, как у Джуда, противное и мерзкое?
К ее удивлению, под брюками у незнакомца оказались полотняные кальсоны. Внезапно что-то со стуком упало на пол. Кожаный кошелек. Марианна развязала его и заглянула внутрь. Золотые монеты! Вот это да! Видели бы их Джуд или его отец! Марианна поспешно завязала кошелек и сунула обратно в карман брюк.
И вот уже кальсоны лежат на полу вместе с остальной одеждой, и взору Марианны предстала нижняя часть туловища незнакомца, бледная и безжизненная. Она понимала, что ей следует прикрыть юношу, однако все никак не могла отвести глаз от его бедер – они оказались более мускулистыми, чем она предполагала, – и от стройных ног с хорошо развитыми икрами. Ноги, как и остальные части тела юноши, были гладкими, совсем без волос. Лишь внизу живота курчавились золотистые волоски, а под ними Марианна увидела пенис, маленький, бледный, весь съежившийся от холода. Он показался Марианне безобидным, совершенно непохожим на член Джуда, темный, воинственно торчащий.
Успокоенная, Марианна накрыла юношу своим пальто, тщательно подоткнув его со всех сторон.
Неожиданно он поднял голову.
– Как холодно, – пробормотал он. – Просто ужас... Никак не могу согреться. – Губы его посинели и шевелились с трудом. – Как ты думаешь, я умру?
Голос его прозвучал спокойно, однако Марианна почувствовала, как в горле у нее застрял комок, и поняла, что сейчас расплачется. Одного пальто мало, решила она. Оно холодное и сырое, оно его не согреет. Нужно придумать что-то другое. Но что?
И внезапно Марианну осенило: нужно самой его согреть. Она не раз видела, как это делается.
Не колеблясь ни секунды, Марианна опустилась на кровать рядом с юношей и, прильнув к нему, накрылась сама и накрыла его своим толстым пальто.
Юноша застонал, повернулся к Марианне лицом и инстинктивно прижался к ней еще теснее, пытаясь согреться. Марианна обняла его, ощутив под руками холодную гладкую спину. Незнакомец был холоден как лед. Теплым осталось лишь легкое дыхание, щекотавшее волоски на ее шее.
Марианна замерла в неудобной позе, прижимая к себе юношу как можно крепче, чувствуя, что и она сама ужасно замерзла. Она задрожала и еще крепче прижала к себе незнакомца. Наконец, медленно-медленно тепло ее тела начало передаваться юноше. Словно океанское течение, выплывало оно из ее тела и втекало в тело юноши. Мало-помалу тело юноши оживало под ее руками, становясь все теплее и теплее. Дыхание юноши сделалось более ровным, и Марианна поняла, что он спит. Долго лежала она, прижавшись к незнакомцу, испытывая чувство, которое ей никогда прежде не доводилось испытывать, – нежность.
