Текст книги "Любовь и война"
Автор книги: Патриция Хэган
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)
Глава 20
Китти, сидя на подоконнике, смотрела вниз, на улицу. В августе в Ричмонде стояла адская жара, и она обливалась потом. В тесной комнате было совсем нечем дышать. Как долго она просидела здесь взаперти? Пленница давно утратила счет дням. Или дни успели сложиться в недели? Тревис поместил ее сюда и поставил у дверей часового. Дважды в день приносили еду, в комнате убирали и сменяли воду в кувшине. Но при этом ей ни с кем не удалось обменяться ни единым словом.
Заслонившись рукой от слепящего солнца, Китти посмотрела на большие часы над входом в ювелирный магазин. У них в Голдсборо такие же точно часы висели над лавкой Гиддена, но этот магазин намного больше. Разложенные в витрине образцы товаров вполне могли потянуть на многие тысячи долларов. И в потоке прохожих можно было увидеть людей, вполне способных стать покупателями этого магазина. По дороге в город Китти не раз приходилось слышать о том, какое огромное количество денег появилось у людей благодаря энергичной торговле сахаром, лекарствами, кофе и чаем.
На улице мелькало довольно много негров: кто-то из них был свободен, а кто-то оставался рабом. Такие чаще служили кучерами или привратниками, широко распахивая дверь и складываясь пополам в угодливом поклоне при появлении белого. Если же это была белая женщина, то негр демонстративно отводил в сторону взгляд, как того требовали правила приличия.
Китти уже научилась различать жителей разных штатов по акценту речи и цвету мундиров. Выходцы из Алабамы носили голубое сукно. Из Джорджии – коричневое, предпочитая широкие шаровары и зеленое шитье. Енотовые шапки выдавали парней родом из Теннесси, так же как ковбойские шляпы – из Техаса, а иногда из Арканзаса. Вашингтонский артиллерийский полк щеголял белоснежными перчатками. А однажды Китти удалось полюбоваться темнокожими новоорлеанскими зуавами[10]10
Зуав – солдат французских колониальных войск, сформированных из жителей Северной Африки
[Закрыть] в необъятных алых шароварах, белых гетрах, длинных голубых рубахах навыпуск и причудливо расшитых жилетах. За широким синим кушаком зуавы носили огромные кинжалы. По большей части солдаты Конфедерации ходили в простых серых мундирах, они вступили в армию во Флориде, Миссисипи или Южной Каролине.
Ах, как часто Китти не терпелось высунуться из окна и закричать во все горло, что ее держат здесь в неволе проклятые шпионы-федералы! Но Тревис на прощание не забыл напомнить пленнице, что лучше ей сидеть тихо, как мышь, иначе Энди распростится с жизнью. И она сидела. Потому что до сих пор с содроганием вспоминала, как перепуганного мальчишку грубо схватили и поволокли куда-то прочь, в дальний конец коридора. Нет, Китти не для того спасала ему жизнь, чтобы он погиб так глупо. И потом, должен же быть какой-то иной способ обрести свободу?
От скрипа входной двери бедняжка едва не подскочила на месте.
В дверях показался Сэм Бачер с подносом, заставленным едой, которую он выгрузил на столик возле кровати. Китти поморщилась:
– Тухлая баранина… турнепсы… и черствый кукурузный хлеб! Послушай, Сэм, сколько, по-твоему, я смогу протянуть на этих… этих отбросах?
– Не обижайся, Китти, – вполне искренне проговорил Сэм. – Я и сам не рад торчать в такой убогой гостинице, но зато ее хозяина не интересует, чем занимаются его постояльцы, а для нас это очень важно.
– А я, напротив, была бы рада, если бы он или те солдаты, что толкутся на улице, заинтересовались вами. Может, они тогда перестреляют вас всех до единого, а мы с Энди получим свободу…
– Перестань, Китти, ведь ты вовсе так не думаешь, – примирительно улыбнулся Сэм пленнице. – После всего, что нам довелось пережить, ты не на шутку привязалась ко всем нам!
Она задумчиво посмотрела ему в лицо. Да, этот увалень все чаще вызывал в ней симпатию.
– Ну ладно, пусть они пощадят тебя, но непременно застрелят твоего распрекрасного капитана!
– Ну, девочка, ты разошлась! – Сэм со смехом пододвинул к себе стул и уселся. – Потерпи, глядишь, через денек-другой мы выползем из этой норы.
– Как там Энди?
– Прекрасно. Только и знает, что спрашивает о тебе. У него в комнате нет окна, так что его участи не позавидуешь. Тревис сказал, что не может положиться на мальчишку, даже если под страхом смерти прикажет ему не высовываться из окна, ну а ты у нас просто умница и умеешь держать рот на замке.
– Но зачем нам тут торчать? И куда исчез Тревис? И что это за конфедераты, которые шляются здесь толпами с утра до ночи?
– Мы торчим здесь потому, что Тревис и еще кое-кто из наших работают в городе – собирают информацию у пьяных Ребов. В таком городе, как Ричмонд, который наводнен войсками, это нетрудно. Если солдат попадает в город, где есть кабак, он непременно пьет, ну а если он пьет… то непременно болтает. И нам остается лишь держать уши навостренными.
Китти подцепила кусочек турнепса, попробовала на вкус и брезгливо отодвинула тарелку. Ужасно! На мерзкого вида зеленую кашицу уселась муха, но тут же улетела прочь.
– Вот видите? Даже мухи брезгуют!
– Ну, Китти, потерпи еще немного, – рассудительно увещевал ее Сэм. – Мне тоже куда больше нравились твои обеды, приправленные походным дымком. А этот кукурузный хлеб похож на коровью лепешку, высушенную на солнце, правда?
Китти подошла к окну и задумчиво проговорила:
– Скорей бы уж вернулся капитан.
– Соскучилась, да?
– Соскучилась?! – Китти резко обернулась. – Сэм, я ненавижу его всем сердцем! Он смеет удерживать меня в неволе, когда я так нужна там, дома, где осталась моя мать… Я… да у меня просто слов нет, чтобы описать, как я ненавижу этого человека!
– Ну да, – хитро улыбнулся Сэм, теребя бороду, – видел я, как вы поглядываете друг на друга. Это война сделала вас врагами. Повстречайся вы в мирное время, давно бы уж поженились.
– Ты совсем выжил из ума!
– Зато я успел немало повидать на своем веку и отлично знаю, какими глупыми бывают молодые люди! – Бачер поднялся, прихватив поднос. – Значит, ты наотрез отказываешься от еды? Что ж, поступай как знаешь, вот только вряд ли ужин окажется вкуснее.
Китти покачала головой. Сэм подошел к двери, ударил по ней носком сапога, и стоявший в коридоре часовой тут же распахнул ее, выпуская сержанта. Затем дверь захлопнулась и в замке заскрипел ключ. Опять она оказалась взаперти!
Задыхаясь от злости, Китти высунулась в окно. Жара усилилась, и толпа на улице поредела. Смотреть стало не на кого, и Китти отошла от окна и легла на кровать. Незаметно для себя она заснула.
Когда Китти открыла глаза, уже стемнело. Девушка встала с постели и поспешила к окну. Высунувшись по пояс, она жадно вдохнула свежий вечерний воздух.
– Эй, кто там, привет! – неожиданно послышался чей-то голос.
Китти испуганно повернула голову: на подоконнике соседнего окна вырисовывался мужской силуэт. Ее сердце учащенно забилось при виде серого мундира. Солдат-южанин! Посмеет ли она рискнуть и сообщить о том, что ее держат в плену? Перед глазами маячило испуганное мальчишеское лицо Энди.
– Привет… – прерывистым шепотом откликнулась она.
– Что такое? – удивился незнакомец. – Разве вы не можете поболтать с простым солдатом, чтобы скрасить его одиночество? Вас караулит ревнивый муж или есть иная причина? – Он рассмеялся с нарочитой небрежностью, словно бы всерьез надеялся на ее общительность.
– Я… я обручена, – пробормотала она едва слышно, опасаясь встревожить торчащего в коридоре стража.
– С военным?
– Да, с конфедератом…
– Ну… – рассмеялся он снова, – а как же иначе? Не могу себе представить, чтобы такая милая девушка, как вы, водила шашни с грязными янки! В какой части он служит?
– В «Уэйнском добровольческом». Он майор в войсках Северной Каролины. А в каком полку, не знаю. – У Китти бешено забилось сердце: может, этот конфедерат знаком с Натаном и даже знает о нем что-нибудь? – Мне только известно, что он участвовал в бою под Шайло…
– Черт, там мы понесли большие потери… тысячи людей… – шумно вздохнул солдат. Лампа в его комнате едва светила, и Китти с трудом различала черты лица своего собеседника. – И вы больше ничего о нем не слышали? И уверены, что он еще жив? Ведь с тех пор было немало новых сражений.
Она замялась в полном смятении. Разве он поверит, что Китти понятия не имеет о дальнейшем ходе боевых действий? Она знала только то, что сейчас на дворе август и она находится в гостинице в городе Ричмонде, штат Виргиния.
– Я сильно болела, – выпалила пленница первое, что пришло ей в голову. – Сыпной тиф. И теперь… я поправляюсь – здесь, в тихом месте. И я… я временно утратила связь с тем, что происходит.
– Еще бы не утратить, – сочувственно крякнул солдат. – От тифа сейчас столько людей помирает. Вам еще повезло. Правда, местечко для поправки здоровья вы выбрали не совсем подходящее…
Солдат явно проникся к Китти симпатией и стал рассказывать о последних событиях военной жизни. Девушка навострила уши, впитывая информацию, как губка. Итак, в апреле конфедератам пришлось довольно туго. Они потеряли Новый Орлеан, и Макклеллан уже стоял у ворот Ричмонда, а Хэллек штурмовал Коринф. Войска Севера заняли Миссури, та же участь ожидала долину Миссисипи.
– Зато теперь все переменилось, – с воодушевлением промолвил он, – и победа Юга не за горами. Макклеллана разбили прямо здесь же, у Ричмонда. А всего пару недель назад армия Джексона заняла гору Седар и обратила в бегство части генерала Попа. Потом, конечно, им пришлось остановить наступление, потому что к Попу подоспело подкрепление, но уже ходят слухи о том, что туда же двинулась армия генерала Ли.
– Ох, скорее бы все это кончилось, – с чувством подхватила Китти, всей душой радуясь хорошим новостям. – Я так хочу поскорее вернуться домой.
– Ну, судя по вашему оживленному голосу, вы уже успели вполне оправиться после болезни, – лукаво заметил солдат. – Может быть, вы пригласите меня к себе в гости? Я чертовски долго торчал в окопах и теперь не прочь провести время в обществе такой милой барышни, как вы. И даже ваш важный майор вряд ли обидится, если узнает, что вы помогли скоротать вечерок несчастному Джонни Ребу…
– Ну, хорошо, – с волнением согласилась Китти, решив ни за что не упускать свой шанс. Она должна объяснить незнакомому солдату, что с ней произошло, и тот запросто сможет помочь ей и Энди. Если в гостиницу ворвется решительно настроенный взвод солдат, то Сэма с дружками схватят прежде, чем они успеют прикончить пленников.
– Но вам надо быть осторожным, – прошептала Китти. – Мою дверь охраняет часовой!
– Часовой?.. – Он рассмеялся. – То есть это ваш майор не поленился поставить у ваших дверей охрану? Он что, боится, что вас кто-то может похитить?
– Да нет же, нет, вы не понимаете! – с досадой воскликнула Китти. Что, если незнакомец не сможет вникнуть в необычную ситуацию? – Меня держат здесь в плену. А этот часовой у дверей – он янки…
В этот момент она услышала звук открывающейся двери и отпрянула от окна. В сумраке комнаты Китти увидела гневный блеск серых глаз Тревиса Колтрейна.
– Ты с кем-то говорила? – резко спросил он.
– О Боже, ну конечно, нет! – постаралась улыбнуться Китти. – Я просто прислушивалась к разговорам за окном. Я целый день одна, и не с кем даже переброситься словом. И мое единственное развлечение – сидеть у окна и слушать разговоры прохожих. Вот хоть Сэма спроси. Он знает – как ни зайдет сюда, всякий раз застает меня у окна…
Ее голос звучал неуверенно, и Китти это понимала. Не находя себе места под пронзительным взглядом Тревиса, пленница в конце концов села на кровать и чинно сложила руки на коленях:
– Итак, ты вернулся. Это хорошо. Я соскучилась по тебе, Тревис. Я понимаю, что нас не назовешь настоящими друзьями, но вместе нам пришлось пройти через многое, и вот теперь я ловлю себя на том, что рада возможности поговорить с тобой.
Он с трудом отвел от нее взгляд и шагнул к двери, приказав часовому передать Сэму Бачеру, чтобы тот явился сюда да прихватил бутылку виски. А потом, не обращая внимания на Китти, принялся нервно мерить шагами тесную комнату. Капитана явно что-то сильно тревожило, и Китти оставалось уповать лишь на то, что он не успел подслушать разговор с солдатом, а солдату хватило ума понять, о чем она толкует. А вдруг в эту самую минуту он уже собирает отряд конфедератов, чтобы напасть на гостиницу?..
Вошел Сэм, коротко кивнул Китти и устроился вместе с капитаном в противоположном углу комнаты с принесенной бутылкой виски.
– Все обернулось плохо, Сэм, чертовски плохо, – начал Тревис довольно мрачно. – Макклеллан стоит лагерем на берегу Джеймс-Ривер. Лагерь хорошо укреплен и выдержит не одну атаку, но ему все равно позарез нужны те пятьдесят тысяч штыков, которые пришлось послать против Джексона на Шенандоа. Правда, Джон Поп идет на помощь по руслу Оранжевой реки и Александрийской железной дороге, и Ли ни за что не отбиться от объединенных сил Попа и Макклеллана. Однако Ли умен, как черт, и, боюсь, уже успел пронюхать, что Макклеллан собирается какое-то время просидеть тихо. У меня были кое-какие догадки насчет планов этой лисы, и нынче они подтвердились… – Капитан умолк, переводя дух, и Сэм нетерпеливо спросил:
– Ну же, валяй дальше. Что еще придумал Ли?
Китти ловила каждое слово. Интуиция подсказывала ей, что этот разговор – самый значительный из всех, которые ей приходилось слышать за последнее время. А что, если эти двое сидят и составляют план, который подвергнет угрозе жизнь ее Натана? От одной такой мысли по спине бежали мурашки. Ведь несчастная не имела ни малейшего представления, где именно сражается сейчас его полк.
А Тревис словно в нерешительности набрал в грудь побольше воздуха и с шумом выдохнул его:
– Ли послал на север Каменного Джексона[11]11
Генерал армии конфедератов Томас Дж. Джексон
[Закрыть] с двадцатью пятью тысячами солдат, чтобы атаковать Попа.
Сэм изумленно присвистнул и спросил:
– Черт побери, а нам-то что теперь делать?
– Объявить общий сбор и готовиться в рейд. Прикажи солдатам воспользоваться формой конфедератов, чтобы пробраться через их линии, а потом мы переоденемся и благополучно доставим донесение Попу. Мы не дадим Джексону свалиться как снег на голову.
Сэм с готовностью вскочил на ноги и поспешил выполнять приказ. Китти отчаянно молилась, чтобы тот солдат конфедератов не медлил. Теперь, располагая чрезвычайно важной информацией, она тем более должна добиться свободы и обличить Тревиса как опасного шпиона-янки. Ни за что на свете нельзя было выпускать его из Ричмонда с такими сведениями. Она осторожно взглянула на капитана, который все еще сидел на своем месте и потягивал виски прямо из бутылки. А что, если незнакомый солдат так и не придет? Что тогда она сможет предпринять? Надо непременно расстроить их коварные замыслы! Но как? Как ей войти в контакт с конфедератами?
Может быть, сейчас настал подходящий момент для того, чтобы развеять недоверчивость Колтрейна? Еще до того, как Тревиса свалила болезнь, она делала робкие попытки пойти на сближение, но капитан оставил их без ответа. Или он сделал это нарочно, разгадав ловушку? Но теперь, после того как она самоотверженно лечила его, их отношения могли бы измениться.
Китти решилась сделать новую попытку. В конце концов, что она теряет?
Девушка поднялась с места и направилась в сторону Колтрейна. Капитан сидел, тяжело навалившись на стол и прихлебывая виски. С замирающим сердцем Китти остановилась за его спиной, стараясь набраться храбрости для следующего шага.
И когда он заговорил первый, вздрогнула от неожиданности.
– Принцесса, неужто вам удалось раздобыть нож? И теперь вы примеряетесь, как бы воткнуть его мне в спину? – В насмешливом тоне не было слышно и намека на то, что он всерьез чего-то опасается.
Из страха, что голос может ее выдать, Китти молча принялась гладить его плечи. Он не двинулся с места. Наклонившись к самому его уху, пленница шепнула, надеясь, что ее слова звучат достаточно искренне:
– Я так долго была совсем одна… здесь… в этой комнате… одна, без тебя, Тревис… Я так ждала этого дня, этой минуты… – Ее губы коснулись его уха, и Колтрейн вздрогнул, откликаясь на ласку. – Обними меня… люби меня… пожалуйста. – Ее хриплый шепот был полон мольбы.
Чувствуя, что решимость может покинуть ее в любой момент, она неловко скользнула к Тревису на колени, нервными, дрожащими пальцами расстегнула ворот мундира. Гладя широкую, мускулистую грудь, Китти прижалась губами к его губам, со страхом подумав, что он всего лишь пассивно подчиняется ей.
Но вдруг сильная рука ухватила ее волосы на затылке, откинула ее голову назад, и стало видно, что в глубине его глаз зажегся изжелта-алый огонь страсти.
– Итак, леди нуждается в удовольствиях, – со своей обычной насмешкой проговорил он. – И мы выкинем флаг перемирия на то время, которое понадобится, чтобы получить необходимое тебе и мне?
– Да, – шепнула она, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди, а уши лопнут от стучавшей в них крови. Это всего лишь уловка, твердила про себя пленница. Она вовсе не хочет отдаться этому чудовищу, однако должна изобразить как можно правдоподобнее, что изнемогает от желания. Если другие в это время умирают за Юг, разве ее собственное тело окажется такой уж невероятной жертвой ради дела? Нет, нет, она поступает правильно! Пожалуй, даже Натан не посмеет осудить ее за то, на что она идет ради Юга!
– Возьми меня… – Ее руки скользили по его груди, животу и ниже, туда, где горячо пульсировавшая плоть выдавала ответное желание.
Одним решительным движением Тревис опустил вырез платья, высвобождая чудесные груди, и коснулся рукой их нежных сосков. Китти медленно закрыла глаза и, едва дыша, прижалась к нему еще теснее. Тревис сильнее сжал ее соски, и она застонала.
– А тебе нравится это, не так ли, принцесса? – Почему-то в его голосе слышался гнев. – Ты любишь грубые игры?
В ответ Китти вновь застонала, по ее телу прокатились легкие волны конвульсий. Тревис быстро снял с нее одежду. Его ласки стали более страстными и даже грубыми. Подняв Китти на руки, он перенес ее на постель, а потом разделся сам и вытянулся рядом ней, так что она почувствовала, как в бедро упирается твердое, полное крови мужское копье.
– Скорее… – стонала она. – О, Тревис, я люблю тебя… прости меня за все злые слова, что я наговорила прежде. Я уже давно полюбила тебя… и в те ужасные ночи, когда ты мог умереть, я молила Господа о том, чтобы он оставил тебе жизнь, и чтобы настал тот час, когда мне хватит смелости признаться тебе в любви…
Он по-прежнему ласкал ее, и она распалялась все сильнее, так что неудержимо бушевавшее пламя страсти поглотило все ее существо. А Тревис хрипло шептал:
– Проси меня! Проси хорошенько, лисичка, пока я не снизойду до тебя…
В другое время Китти сочла бы унизительными его слова, но сейчас, охваченная огнем желания, она попросту не вникала в их смысл.
А Тревис грубо, коленом, раздвинул ее бедра. Китти почувствовала, как самой чувствительной точки в средоточии ее женственности касается шелковистая пульсирующая, готовая к любви мужская плоть. Ее тело содрогнулось, сгорая от желания слиться с Тревисом, вобрать в себя всего его целиком, а бедра как бы сами по себе начали любовную игру, побуждая его выполнить ее желание.
Врага больше не существовало. Тревис больше не был надменным, самовлюбленным офицером-янки, которого Китти ненавидела всей душой. Он был просто мужчиной, а она – женщиной, и им самой природой было суждено стать единым целым…
– Ах, как я люблю тебя Тревис, – прошептала Китти, когда буря страсти миновала и она лежала тихая, умиротворенная, прижавшись к его горячей груди.
– А как же насчет человека, за которого ты собиралась выйти замуж? Разве ты вот так легко взяла да и забыла его, Китти? – Он что, издевается над ней? Откуда этот странный насмешливый тон. – И как насчет вашего Дела? Что ты теперь думаешь о нем, Китти? Ты поверила в правоту Севера? И будешь поддерживать меня как верная мне женщина?
– Ох, ну конечно, буду, Тревис, – поспешно проговорила Китти и, чувствуя, что излишняя горячность может выдать ее, уже более спокойно добавила: – Тревис, я на самом деле тебя полюбила. Не могу не признать, что старалась побороть это чувство, но оно все же взяло верх, и если уж такое случилось, для меня самое главное быть вместе с тобой. Да, я готова выступить на стороне Севера. Господь свидетель, кроме тебя, мне никто не нужен!
Она притянула к себе его лицо и поцеловала слегка искривленные в ухмылке губы, стараясь избежать проницательного взгляда. Однако он резким движением скинул с себя ее руки, и снова в его глазах зажглось холодное, стальное пламя гнева.
– Эх, Китти, ну почему ты считаешь меня таким болваном? – Хотя в его голосе звучала насмешка, глаза оставались мрачными, неумолимыми. – Правда, ты отличная актриса, но и я, к счастью, достаточно повидал женщин, ложью и притворством добивающихся своего, и потому не так легко меня одурачить.
– Одурачить?.. Ничего не понимаю… Я же сказала…
– Да, я знаю, что ты сказала. – Тревис грубо оттолкнул Китти. – А еще я знаю все, что ты наговорила тому солдату из соседнего номера.
– Но я ничего ему не говорила… – в смятении едва выговорила Китти. Нет, он не имел возможности подслушать. Дверь была открыта, и он стоял на пороге, и оттуда не мог ничего услышать, потому что Китти говорила почти шепотом.
– Хватит вранья! Тот солдат в соседнем номере – он был янки, маленькая ты дурочка, он был федералом, одним из моих людей. Я решил проверить тебя, Китти, потому что, черт побери, я начал надеяться, что в тебе что-то изменилось. Да, ты красивая и соблазнительная женщина, и с самого первого дня я хотел бы обнимать и любить тебя. Но я слишком хорошо знал – будь проклята твоя черная душа, – что на тебя нельзя положиться, и желал доказать это и себе, и Сэму. Бедный Сэм! Он всерьез поверил, что ты изменилась!
Тревис встал и начал одеваться.
– И что же ты теперь намерен со мной сделать? – дрожащим от гнева голосом воскликнула Китти. – Насколько я могу судить, Энди ты уже успел пристрелить. Скорее всего, перерезал ему глотку в первый же день, как мы приехали в эту гостиницу.
– Замолчи!.. – взорвался Тревис. – Ты только что валялась здесь голая и умоляла заняться с тобой любовью, а через минуту смотришь на меня как на последнее дерьмо! Хватит, Китти, я не желаю больше тебя слушать! Закрой свой поганый рот и делай, что будет сказано, не то, Господь свидетель, я не выдержу и продам тебя первой попавшейся банде мародеров. И черта с два меня будет волновать то, что они станут над тобой вытворять. Единственное, в чем ты была искренна, так это в ненависти ко мне и преданности Югу. Я способен понять это и даже уважать, потому что это твое право – верить в то, что ты сама выбрала. Но поступать так, как поступила ты сейчас, лечь под меня только для того, чтобы дождаться, когда я повернусь спиной, и всадить в меня нож… этого я принять не могу. Ты мне противна, Китти!
– А мне противен ты! – воскликнула Китти, рванулась к окну и выкрикнула во всю силу легких: – На помощь! Янки! На помощь!
Тревис рванулся к ней, оттащил от окна и с силой ударил ее, так что Китти отлетела в сторону, задев головой об угол камина, и без чувств рухнула на пол.
Тревис наклонился над ней и осторожно пощупал пульс. Китти была жива – просто оглушена ударом. Тем временем на улице нарастала тревога:
– Эй, какого черта там шумели?
– Кто-то кричал про янки…
– Надо послать туда патруль…
Торопливо подбежав к окну, Колтрейн высунулся по пояс и увидел внизу возбужденные физиономии дюжины зевак. Нарочито небрежно рассмеявшись, он крикнул:
– Представьте себе, джентльмены: настали такие дни, когда леди скорее обзовет тебя янки, нежели сукиным сыном, если не удается доставить ей то удовольствие, на которое она рассчитывала!
С облегчением он услышал в ответ взрыв добродушного хохота. Небольшая толпа моментально рассосалась. Позади распахнулась дверь и появился встревоженный Сэм.
– Ох, парень, мы же чуть не влипли! Я думал, нам без драки не уйти!
Тут он увидел распростертую на полу Китти и с тревогой посмотрел на Тревиса. Капитан небрежно махнул рукой.
– Ничего, сейчас придет в себя.
Он подхватил пленницу на руки, перенес на постель и, взяв кувшин с водой, бесцеремонно выплеснул ей в лицо. Китти мигом очнулась и села на кровати, с удивлением глядя на Тревиса и Сэма. Последний, кашлянув, отошел в сторону.
– А ну-ка одевайся, да поживее, милая, – отчеканил Тревис. – Нам пора ехать. Еще один твой вопль – и, клянусь Богом, следом за тобой завопит мальчишка Энди Шоу!
Страдая от унижения, Китти поднялась с постели и стала одеваться. Колтрейн молча наблюдал за ней. В голове у него рождались самые невероятные планы, но он не мог выбрать ни один из них. Одно лишь он знал наверняка: останавливаться нельзя!
Итак, все это время Китти притворялась. Она не любила его и, пожалуй, даже не хотела. Тревис никак не мог понять, радуется он или печалится, и это приводило его в бешенство.
