Текст книги "Любовь и война"

Автор книги: Патриция Хэган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 33 страниц)

– А я считала его давно погибшим, – глотая слезы проговорила Китти. – И не надеялась, что когда-нибудь увижу кого-то из родных.

Беглецы углубились в лес, Дэвид отыскал подходящее место для отдыха, и оба рухнули на землю без сил. Прошло немало времени, прежде чем Китти спросила:

– Как по-твоему, сколько человек сумело сбежать?

– Примерно двадцать. Трудно сказать. Было слишком темно. А они вдруг запаниковали. Я все время боялся чего-то такого. Ведь все только и думали, что о побеге, и, когда ворота наконец-то распахнулись, началось полное безумие. Я даже не могу их винить. Ужасно, что все так кончилось! Спастись могли все.

– Ты успел побывать дома? – вдруг спросила Китти, вспомнив про мать.

– Да, брал отпуск, когда потерял руку. Я теперь женат.

– Женат? – Она удивленно взглянула в темноту. – Дэвид, мне казалось, что тебя всерьез не интересует никто…

– Кроме тебя, – и он тихонько рассмеялся.

Китти почувствовала, что краснеет. Дэвид легонько погладил ее по щеке.

– Это верно, Китти. Я никогда особенно не скрывал своих чувств по отношению к тебе. Но в то же время знал, что по-настоящему ты любила только Натана. По-моему, я догадался об этом раньше тебя.

Наступила неловка тишина, и Китти поинтересовалась:

– Я знаю твою жену?

– Да кто же ее не знает? – усмехнулся Дэвид и снова замолк.

На сей раз она не стала торопить его, а просто ждала.

– Я уже сказал, что взял отпуск и приехал домой после того, как потерял руку. Вскоре после боя под Шайло. И все стали со мной носиться, и славить как героя, и все такое. Ну конечно, и Натан не остался без внимания. Ведь он теперь бравый офицер, ветеран. Ну а мы с ним только и делали, что спрашивали всех про тебя, однако никто ничего не знал – нашли тело дока, а про тебя ни слуху ни духу. И нам ничего не оставалось, как предположить, что ты тоже погибла, только найти твое тело не смогли.

Помолчав, Дэвид тяжело вздохнул и продолжил:

– Тем временем Нэнси Уоррен лезла из кожи вон, чтобы привлечь к себе внимание Натана, ну а ему была нужна только ты. И тогда она перекинулась на меня. Позже я понял, что сделано это было с целью заставить Коллинза ревновать. Ну а мне тогда было уж очень несладко: никак не хотел поверить, что тебя больше нет. А тут еще потеря руки, и к тому же, вернувшись домой, я узнал, что мой отец погиб в деле под Шенандоа. Мне казалось, что несчастнее нет человека на свете. А с Нэнси мне было веселее. И получилось как-то само по себе, что я предложил ей выйти замуж, и она согласилась. Натан вернулся на войну, а я попытался начать семейную жизнь и возделать хоть немного земли, чтобы не умереть с голода.

Китти изумленно покачала головой. Нэнси Уоррен и Дэвид Стоунер? Что за нелепая, несуразная пара? Дэвид – такой добрый, милый и мягкий, Нэнси – такая… ведьма, да иначе не скажешь. Высокомерная нахальная ведьма, способная отравить жизнь любому мужчине.

– Но у нас ничего не вышло, – промолвил Дэвид, подтверждая домыслы Китти. – Нэнси вскоре принялась твердить, что ей тошно видеть мою культю. Что она не желает быть женой грязного крестьянина. А потом мне стало известно, что она таскается в Ралей, чтобы развлекаться там с офицерами, приехавшими в отпуск. Ну, я просто бросил все и ушел. Вернулся опять на войну – к Натану. Вскоре меня захватили в плен, а вот теперь Господь ниспослал мне тебя, чтобы вызволить из лап янки.

– А моя мать… она здорова? – напомнила Китти. – Дэвид, я не видела ее почти два года! Как она справляется? Джекоб помогает по-прежнему?

Бедняжку била нервная дрожь. Ведь впервые за невообразимо долгий срок представилась возможность что-то узнать о родных.

Однако Дэвид как-то странно затих, и ей пришлось вцепиться в его здоровую руку, приговаривая:

– Расскажи мне все, прошу тебя! Ты знаешь что-то плохое? Она умерла?

– Нет, она жива, – вздохнул Стоунер. – Она перебралась теперь в город. И работает там. Старается добыть денег на пропитание. И всякого встречного солдата расспрашивает про твоего отца. Ты бы написала ей, Китти. Дала знать, что все еще жива. А про твоего отца никто ничего не знает, кроме того, что он самый свирепый солдат в армии янки. Если хочешь знать, когда об этом прошел слух, многие из наших, кто вернулся с войны без руки или без ноги, назначили награду за его голову. Они скинулись и собрали пять тысяч долларов в награду тому, кто доставит его домой мертвым!

– О Господи! – застонала Китти, и Дэвиду пришлось утешать ее и извиняться за столь мрачные новости. Но она покачала головой: – Ничего, Дэвид, ведь я должна знать правду. До меня дошли те же слухи, что отец самый отчаянный солдат, который воюет за Север, и что же удивляться, коль за него назначена награда.

– Ты, наверное, проголодалась, – сказал Дэвид, чтобы сменить тему разговора. – Позволь-ка я проверю седельную сумку на моей лошади.

Он вскоре вернулся с кукурузными лепешками и флягой воды в руках.

– Этого, конечно, маловато, но на первое время хватит. А там видно будет! Нам ведь предстоит неблизкий путь к Пембертону. Но мне все же кажется, что тебе стоит сразу отправиться домой. Вряд ли Натан обрадуется, увидев тебя там, где идет бой, хотя и будет счастлив узнать, что ты жива и здорова. Я бы запросто отвез тебя домой, а ты бы написала ему письмо. По-моему, так всем будет лучше.

– Нет! – резко возразила она. – Я должна найти Натана. И еще я должна найти генерала Ли и рассказать ему про янки по имени Хукер, который собрался захватить Ричмонд, и про его планы, как это сделать. Там, в городе, я подслушала совещание Розенкранца еще кое с кем.

В ее голосе вдруг послышалась такая нежность, когда она сказала «кое с кем», что Дэвид поинтересовался:

– Уж не с тем ли солдатом, что погиб из-за тебя во время побега, Китти?

На миг бедняжка лишилась дара речи. О Боже, ей чуть не стало дурно! Разве Тревис мертв? Неужели он погиб, спасая ее? Значит, не случайно ее сердце сковали тоска и боль?

– Что это за человек, Китти? О ком ты говоришь?

– Тревис Колтрейн, командир эскадрона в армии генерала Гранта, – пробормотала она наконец, достаточно овладев собой. – Он… он спас меня от Люка Тейта, но не позволил вернуться домой – я лечила в его отряде раненых.

– Люк Тейт? – опешил Дэвид. – Но при чем здесь Люк Тейт?!

И только тут Китти сообразила, что Дэвиду ничего не известно про ее злоключения. И ей пришлось поведать все с самого начала. А когда она закончила, то почувствовала, как Дэвида трясет от ярости.

– И он удрал? – уточнил Стоунер сквозь стиснутые зубы.

Она кивнула.

– Я непременно отыщу его и прикончу!

В его голосе звенело столько боли и гнева, что Китти невольно протянула руку и погладила Дэвида, чтобы успокоить:

– Дэвид, он скорее всего давно уже мертв. К тому же что было – то было. Я не хочу ворошить прошлое.

Тем временем дал о себе знать лютый холод, сковавший лесные дебри Теннесси.

– Ну что ж, лучше нам попытаться отдохнуть и с рассветом отправиться дальше. – И Дэвид поспешил к лошадям, у каждой из которых к седлу было приторочено одеяло. Не то чтобы этого было достаточно, но по крайней мере они теперь не замерзнут до смерти, если прижмутся друг к другу.

И они улеглись, сжимая друг друга в объятиях. Китти не волновало, насколько прилично это выглядит. Она постаралась поплотнее вписаться спиной в изгибы тела лежавшего рядом Дэвида. Буквально через секунду стало слышно, как глубоко он дышит – неимоверная усталость взяла свое. А впереди лежала долгая дорога, полная смертельных опасностей.

Китти также попыталась заснуть. Закрыв глаза, она вслушивалась в ночные звуки: заунывный посвист ветра, соперничавшего с далеким уханьем совы, резкие вскрики какого-то зверька, полные мольбы и боли. Ее веки налились тяжестью. Беглянка изнемогала от усталости. И даже вихрь смятенных мыслей не был способен побороть сон.

Вскоре она увидела милого светловолосого мальчика, прижавшего ее к себе под сенью плакучей ивы на берегу ручья… теплый, ласковый ветерок, летящий по равнинам Северной Каролины. «Я люблю тебя, Китти, – говорит он. – Окажи мне честь… Стань моей женой». И ласковые руки, трепетно ласкавшие ее тело и убиравшиеся прочь, как только разбуженная страсть угрожала перейти опасную черту. «Я так хочу, чтобы у нас все было прекрасно», – повторял он. А она, такая юная и несмышленая, посмела поверить в то, что в жизни исполняются все сокровенные желания.

На смену одному сну пришел другой, и вот уже на нее глядят из-под пушистых ресниц мрачные глаза, глаза цвета булатной стали: твердый, немигающий взгляд сквозь дымку желания… заросшее густой бородой лицо… тугие мускулы, перекатывавшиеся под кожей при каждом движении, когда он тянулся к ней, когда прижимался всей тяжестью сильного тела и возносил на самые вершины блаженства, о которых она не смела помыслить прежде. Губы, что дразнят, губы, что ласкают, лукавые глаза, проворные пальцы, два сердца, бьющиеся в унисон, сотрясаемые экстазом соития два тела: мужчина и женщина, пламя и страсть, любовь и желание, ненависть и отвращение… Он был добрым и нежным, и он же был грубым и жестоким. А эта боль при виде рассекшей бедро ужасной раны, и нелепая перепалка с хирургом, и гнев в ответ на его «благодарность»… Воспоминания, смытые временем, унесенные ветром…

А под конец страшная сцена: два человека дерутся из-за ружья, выстрел, упавшее тело и лужа крови, которую Китти не видела, но угадала каким-то внутренним чутьем. Конец пришел так же, как и начало: в грязи, в земле, в бездне отчаяния и жестокости.

Китти забилась в горестных рыданиях, но тут же ее окликнули по имени, тряся за плечи:

– Китти, очнись! Тебе приснился кошмар. Очнись, пожалуйста!

Она с трудом разлепила веки и увидела холодный серый рассвет. Над вершинами сосен небо расцветили малиновые сполохи. Над ней склонился встревоженный Дэвид:

– Тебе плохо? Я проснулся от твоих криков.

– Прости. – Она неловко вскочила на ноги, горя желанием поскорее отправиться в путь. – Дэвид, давай постараемся как можно скорее найти Натана. Не будем терять ни минуты, – в ее голосе ясно слышались слезы, а в груди бушевала целая буря самых противоречивых чувств. Разобраться в них Китти была бессильна.

Торопливо скатывая одеяла и седлая лошадь, она постоянно чувствовала на себе взгляд Дэвида. В конце концов, Китти не выдержала и едва ли не враждебно спросила:

– Что с тобой, Дэвид? Почему ты так на меня смотришь?

Его губы скривила грустная усмешка.

– Помнишь, я говорил, что догадался о твоей любви к Натану намного раньше самой тебя?

Она кивнула.

– По-моему, мне всегда удавалось понимать тебя лучше, чем ты понимаешь себя сама, Китти.

– К чему ты ведешь, Дэвид?

– Ну, видишь ли, все это время я не могу понять: бежишь ли ты к Натану или удираешь от Тревиса Колтрейна?

Она уже было взялась за луку седла, чтобы вскочить на лошадь, но изумленно обернулась:

– Ты в своем уме? Я люблю Натана. А Тревис Колтрейн, насколько мне известно, теперь мертв, да в любом случае мне он глубоко безразличен. Я же говорила тебе, что он-то и держал меня в плену и не пускал домой.

– Все это мне известно, – кивнул Дэвид. – А еще мне известно, что ты очень упряма, Китти! Ты ни за что не желаешь признаться самой себе в том, что Тревис Колтрейн значит в твоей жизни намного больше, чем ты пытаешься показать. И ты знаешь, что нельзя с уверенностью утверждать, что он мертв. Ты все еще могла бы вернуться туда, Китти.

– Что за чушь! – Она быстро вскочила в седло, едва сдерживая недовольство словами Дэвида. – Поехали лучше, Дэвид! Надо постараться до ночи найти пищу и кров над головой. И как следует обсудить дальнейшее. Хватит тратить время на пустые домыслы!

– Может, тебе все же лучше вернуться? – настаивал Дэвид, все еще медля вскочить в седло и с грустью глядя ей в лицо. – Прошло так много времени, Китти!

– Дэвид, о чем ты говоришь? Что с тобой сегодня? Я же ясно сказала, что хочу отыскать Натана.

– Может, хочешь, а может, и нет. – Он уселся в седло, снова обернулся и заглянул ей в глаза: – Китти, тебе не удастся вернуть прошлое. Натан успел измениться. Ты тоже изменилась. Эта ужасная война перевернула вверх дном целую страну.

– А мне кажется, – колко возразила она, – что это ты изменился до неузнаваемости, Дэвид. Я еще раз повторяю, что больше всего на свете желаю разыскать Натана, и чем скорее, тем лучше.

И так оно, конечно, и есть на самом деле. Тревис для нее ничего не значит. Только откуда взялись эти непрошеные слезы? Откуда это отвратительное чувство, будто от нее оторвали кусочек сердца и рана не перестает кровоточить?

Дэвид, посылая лошадь вперед, крикнул через плечо:

– Запомни, что я сказал, Кити. Нравится тебе или нет, но для меня твои мысли никогда не были загадкой. А сейчас ты притворяешься и скорее всего потом будешь раскаиваться.

– Я ни за что с тобой не соглашусь, да и Натан тоже! – Ее все больше раздражало недоверие Дэвида. – Ты знаешь: я люблю Натана. Сам же говорил, что догадался об этом прежде меня. А теперь ведешь себя так, словно намерен мне помешать найти его!

Упрямо вскинув подбородок, Китти пришпорила своего коня. Дэвид сам не знает, что несет. Она спешит к той цели, о которой мечтала всю жизнь, прочь от человека, мешавшего эту цель достичь. Ее существование стало сущим адом с того злополучного дня душным летом 1861 года. Но вот теперь, слава Богу, худшее миновало.

Жизнь оказалась холодной и безжалостной – и изменила Китти по своему подобию. Погоняя лошадь, с трудом пробиравшуюся через снежные заносы в горах Теннесси, направляясь в Виргинию – и к Натану, если повезет, – Китти думала о том, что никакая стужа не сравнится с вселенским холодом, сковавшим ее душу.

Глава 26

Дэвид был прав, утверждая, что ни у кого не вызовет подозрений однорукий мужчина, путешествовавший вдвоем с женщиной. Они казались мужем и женой, которых сняла с места война, и вот теперь они едут в поисках новой жизни и сами не знают толком, где ее начнут. Главное – оказаться как можно дальше от ужасов и жестокости войны.

Однако само по себе путешествие выдалось не из легких, и к тому же с самого начала погода было отвратительной. Иной раз удавалось преодолеть всего несколько миль, прежде чем лютый холод заставлял искать крышу над головой. И отнюдь не всегда местные жители были гостеприимны настолько, чтобы приютить на ночь незнакомую пару. Чаще приходилось ночевать у костра под открытым небом. Припасы были на исходе, и оба путника казались слабыми и изможденными.

Наступил конец марта, когда у Китти приключилась лихорадка Она упрямо не желала поддаваться хвори, однако однажды просто свалилась без чувств с лошади. Придя в себя, она увидела круглое добродушное лицо поселянки, которая не уставала дивиться, как бедной леди удалось выкарабкаться после такой тяжелой болезни. Что же до самой Китти, то ее удивил лишь тот факт, что на дворе стоит середина апреля.

Судя по всему, Дэвид отнюдь не спешил трогаться с места, советуя ей сначала «восстановить силы».

– Мы взяли непосильный темп. Оттого ты и свалилась больная. И слава Богу, что это случилось неподалеку от фермы таких гостеприимных и бескорыстных людей, как Джентри Я довольно близко сошелся и с Люсиль, и с Марком – чудесная, истинно христианская пара. Ты не представляешь, с какой заботой они выхаживали тебя, просиживая часами у твоей постели и по каплям вливая в рот бульон, – а ведь ты была настолько слаба, что тебя приходилось кормить!

– И я им очень благодарна, – уверяла Китти, – но Дэвид, ты забыл, что мы должны скорее найти Натана. Я же говорила про те сведения, которые непременно нужно передать конфедератам!

– Ты слишком слаба и не выдержишь трудностей пути, – сердито возразил он.

– Верно, пока еще я слаба, – уступила она. – Но запомни, Дэвид, как только я смогу держаться в седле, я уеду отсюда и, если ты не захочешь последовать за мной, отправлюсь одна.

Он лишь молча кивнул, не скрывая своего неудовольствия Китти недоумевала: что это, вспышка ревности к патану? Она никогда не скрывала, что любит только Коллинза, а сам Дэвид женат на Нэнси Уоррен, нравится ему это или нет. Что-то в этой ситуации было для Китти непонятно и раздражало.

Хижина Джентри ютилась на склоне пологого холма. В роще уже цвели лавролистный дуб и жимолость, и Китти с наслаждением вдыхала нежный аромат, сидя на ступеньках крыльца. Ей нравилось в эти поздние часы, когда остальные давно уже спали, в одиночестве слушать голоса ночи: цикады, совы и лягушки в пруду неподалеку. И всякий раз этот нескладный хор будил воспоминания о Тревисе, одном Тревисе, который мог заставить пылать как от ярости и гнева, так и от нежности и страсти. И она снова чувствовала его сильные руки, прижимающие ее к себе, и горячее, неистовое тело, навалившееся на нее сверху. Вот он приподнимается на локтях, смотрит на нее глазами, подернутыми дымкой любви, и шепчет, что хочет ее снова и снова…

И тут Китти не могла удержаться от слез. Тревис мертв, а если и выжил, то возненавидел ее навсегда. И в прошлом не осталось ничего, кроме той любви, что когда-то чувствовала она к Натану. И следовало как можно бережнее хранить воспоминания об этой любви – ведь это залог ее будущего!

Иногда к ней присоединялся Марк Джентри. Это был человек весьма преклонных лет, у которого война отняла двух его сыновей. Об этом он готов был рассказывать часами, в подробностях вспоминая, как 17 сентября 1862 года, в среду, случилось ужасное, кровопролитное сражение. Оно продолжалось на следующий день тоже, и федералы снова и снова атаковали укрепления генерала Ли. Говорят, Макклеллан потерял тогда двенадцать тысяч человек, а мятежники – девять тысяч. И одним из этих девяти тысяч оказался сын Марка Джентри.

Его призвали как раз перед боем у Антайтам-Крика, где был положен конец наступлению генерала Ли, загнанного назад в Виргинию.

– А теперь я слышал краем уха, что они взялись за кавалерийские набеги, – продолжал старик. – Какой-то янки по фамилии Гриерсон жжет и рушит все на своем пути, взрывает дороги и мосты и разоряет склады.

У Китти заныло сердце при имени «Гриерсон» – ведь именно в его отряд должен был попасть Тревис.

– Но мы все равно вышвырнем их прочь, – сердито заверял Марк Джентри. – Нашей армией теперь командует генерал Форрест – да, именно Форрест, так его зовут, и он еще кое-что покажет этим янки. Проклятые ублюдки…

– Не стоит тебе так ругаться, – высунулась из распахнутого окна Люсиль Джентри. – Пусть Всевышний наказывает янки и посылает им возмездие. Не твое это дело проклинать их.

– Оно верно, – с тяжким вздохом согласился старик. И передохнув несколько минут, снова завел речь о войне, только ругался уже шепотом.

Наступило первое мая, когда Китти сказал Дэвиду, что вполне готова ехать. Он как раз собирался с Марком в ближайший городишко за покупками и лишь молча нахмурился, когда Китти попросила его приобрести кое-что в дорогу.

Вернувшись в тот же день вечером, Дэвид буквально ворвался в хижину и закричал:

– Китти, забудь о своем желании ехать! Все катится к чертям в тартарары…

– Дэвид, – возмущенно перебила его Люсиль, щипавшая за столом цыпленка, – я бы попросила следить за своим языком! В моем доме я не потерплю грубых слов.

– Неправда, сейчас настало самое время для грубых слов! – загремел Марк: его душила ярость, а доброе морщинистое лицо побурело от прилившей крови. – Ты только послушай, о чем мы узнали в магазине!

– Янки ворвались в Виргинию и направляются к Ричмонду, – возбужденно блестя глазами, обращенными на Китти, затараторил Дэвид. – Нам ничего не остается, как отсиживаться здесь и уповать на то, что отсюда нас никто не выкурит. Попытайся только сунуться теперь в Ричмонд, как ты собиралась, тебя тут же захватят в плен, если не пристрелят на месте! Коль нам дорога жизнь, придется переждать здесь.

– Дэвид, ты что же, ничего не понял? – воскликнула Китти, в отчаянии заломив руки. – Ведь именно поэтому я так спешила к Натану, к нашей армии! Я знала, что генерал Джозеф Хукер пойдет маршем на Ричмонд! Я подслушала, как об этом Тревису рассказал Розенкранц. Я стояла тогда под дверью. Но ты не желал меня слушать – и вот, пожалуйста, мы опоздали!

Она опрометью выскочила вон и рухнула ничком в цветущие барвинки. Бедняжка обливалась горючими слезами, проклиная все на свете: себя – за слабость и немощь, Дэвида – за равнодушие.

Услышав чьи-то шаги, Китти обернулась и увидела Дэвида.

– Тебя волнует только твоя собственная жизнь, Дэвид!

– Возможно, – отвечал он тихо, чуть ли не виновато. – Однако я забочусь еще об одном человеке – о тебе, Китти! Мне казалось, что ты успела это заметить раньше и могла бы понять, что и сейчас я стараюсь оградить тебя от смертельной опасности.

Он уселся рядом, и Китти изумленно посмотрела ему в лицо:

– Так, значит, ты с самого начала не собирался везти меня к Натану, верно? Ты просто… просто искал место, чтобы осесть и зарыться поглубже. И вот ты наткнулся на Джентри, которые потеряли двоих сыновей и с радостью приняли нас, вообразив, что ты их сын, получивший увечье и вернувшийся с войны… О, ты прекрасно все рассчитал и воспользовался этим, Дэвид! – Действительно, как она раньше не раскусила его замыслы?! Поток обвинений лился рекой, и смущенный Дэвид не смел взглянуть ей в глаза. – Ты не мог вернуться со мной домой, потому что там ждет жена! И решил отсидеться здесь и сделать вид, что на свете нет и не было ни войны, ни твоей жены, ни Натана – никого и ничего!

Китти била дрожь от горького сознания того, какую новую ловушку уготовила ей судьба. Наконец Стоунер отважился поднять полные слез глаза и виновато промолвил:

– Китти, я всю жизнь любил тебя одну. Натан не достоин твоей любви. И никогда не был достоин. К тому же ты не представляешь, каким он стал, а я знаю его слишком хорошо. Он оказался откровенным трусом, прикрывающимся офицерским мундиром и способным ради собственной славы послать на смерть других людей. Я не хотел, чтобы ты увидела это своими глазами, как не хотел и потерять тебя. Поверь, мы все могли бы жить здесь вполне счастливо. Я рассказал Джентри все, что с нами было, и они хотели бы, чтобы мы остались.

– Ты сошел с ума! – выкрикнула Китти, в ужасе отшатнувшись от Дэвида. Война явно помутила его рассудок.

Она поспешила вернуться в хижину, за ней следом бежал Дэвид и кричал, словно рассерженный ребенок:

– Ты хоть понимаешь, куда тебя несет?! Кругом война! И единственный шанс уцелеть – это сидеть здесь, ни во что не вмешиваясь! Говорят, у Хукера не меньше ста тысяч солдат, и все это полчище движется к Ричмонду! Янки вот-вот победят, а Натан с остальными дураками погибнут ни за что!

Китти ничего не отвечала и за весь вечер не проронила ни единого слова ни с Дэвидом, ни со стариками. Пошептавшись, что со временем она утихомирится, они оставили ее в покое. А когда все улеглись спать, Китти незаметно выскользнула из дома. Как ни тяжело было ей расставаться с Дэвидом и стариками Джентри, поверившими было, что Господь ниспослал им молодую чету взамен погибших сыновей, она отважно двинулась в путь.

Китти направлялась на восток, в Виргинию, где рас-ьтала найти с Божьей помощью войска конфедератов, счастью, местные жители были сердобольны и не дали девушке погибнуть от голода. К концу пятого дня ей повезло – она догнала отряд солдат в потрепанных серых мундирах. Ее появление было как нельзя кстати, так как после боя многие были ранены. Те, кто еще мог держаться на ногах, отправились искать полк, связь с которым была потеряна. Китти приставили к привычной работе в госпитальном фургоне. Единственный имевшийся у них врач умер от лихорадки.

Устав до безумия, потеряв счет времени, Китти с удивлением услышала, как утром кто-то из верховых крикнул, что обоз подъезжает к Ричмонду.

– К Ричмонду? – удивленно переспросила она. – А я-то думала, что Ричмонд давно пал!

– Хукеру здорово надрали задницу! – брызжа слюной от восторга, воскликнул один из конфедератов. – Генерал Ли вышвырнул его, как котенка!

Повсюду царило ликование. Китти умирала от желания узнать подробности и поспешила выбраться из фургона. Весь обоз задержал движение, чтобы послушать последние новости с поля боя.

Рассказывали, что Хукер разместил более семидесяти тысяч человек вокруг местечка Канселлорсвилль, расположенного на перекрестке дорог примерно в десяти милях от левого фланга армии южан. Его группировка была окружена генералом Ли и отрезана от связи с остальными войсками. Хукер растерялся.

Вот тут-то генерал Ли ударил по северянам одновременно с трех сторон, преподав отличный урок военной стратегии и тактики. Следом за ним удар по северянам нанес Каменный Джексон, обратив в бегство целую армию. Янки побежали кто куда.

Несколько дней продолжались ожесточенные кровопролитные стычки в разных местах на всем расстоянии от Канселлорсвилля до Фредериксберга, довершался разгром федеральных войск. Правда, они попытались было удерживать перекресток дорог, но вскоре поняли, что ничего не выйдет, и Хукер отвел остатки своей армии за Раппаханнок.

– Это ж надо, – радостно восклицал кто-то, – армия в два раза меньше числом разгромила наголову старого болвана! Не будет больше хвастаться, что возьмет наш Ричмонд!

Повсюду цвели улыбки. Да, несомненно, Канселлорсвилль был самой блистательной победой генерала Ли. Но уже в следующий миг ликование сменилось скорбью от полученной печальной новости.

– Погиб Каменный Джексон! – повторяли солдаты. По иронии судьбы легендарный полководец был случайно застрелен своими же солдатами в стычке двух патрулей!

Обоз продолжил движение к Ричмонду, где Китти встретил учтивый офицер, рассыпавшийся в любезностях и уверениях, что такая опытная медсестра, как мисс Райт, несомненно, будет нарасхват в госпитальных палатках.

– И мне не терпится поскорее заняться делом, – честно призналась Китти, – вот только мне необходимо немного передохнуть, сэр. Не помню, когда в последний раз спала.

И действительно, бедняжка едва держалась на ногах.

– Это верно, сэр, – вмешался возница. – Несколько дней она от наших раненых ни на шаг не отходила! Я и сам времени счет потерял. А ее мы подобрали по дороге.

– Ах, простите! – немедленно откликнулся офицер. – Я этого не знал! Последние несколько дней здесь, увы, царит полная неразбериха. – И он приказал вознице: – Отвези ее в мою палатку. Проследи, чтобы леди принесли воду и пищу. А возле входа поставь часовых, и пусть леди отдыхает сколько понадобится.

Китти пришлось опереться на плечо солдата; глаза закрывались сами собой. Боже, до чего она устала! Но по крайней мере надо радоваться уже и тому, что находишься среди своих. Правда, переполненный солдатами и гражданскими лицами город представлял собой невообразимо запутанный муравейник. И все же девушка не теряла надежды встретить здесь Натана.

Китти не могла сказать точно, сколько ей удалось проспать: она проснулась от голодных судорог в желудке. Она почувствовала аппетитный запах – в палатку вошел солдат с котелком горячего куриного бульона и отличным крепким чаем. Она тут же набросилась на еду и почти покончила с трапезой, когда появился встречавший ее накануне офицер.

– Как вы себя чувствуете, мисс Райт?

– О, намного лучше после того, как отдохнула.

– Я успел навести некоторые справки и выяснил, что вы потрудились на славу для нашей Конфедерации, – кивнул офицер. – И считаю своим долгом выразить горячую благодарность за помощь, оказанную нашим солдатам. – Высокий, с небольшой лысиной, но густой темной бородой, этот человек внушал доверие и почтительность. – Также я слышал, что вы разыскиваете майора из Северной Каролины, некоего Натана Коллинза. Это верно?

– Да, это мой земляк, но я не уверена, жив ли он! – с горечью откликнулась она. – С вашего позволения, я бы хотела немедленно приступить к работе в госпитале.

– Не сомневаюсь, что это можно устроить. А сейчас, на мой взгляд, целесообразнее всего проводить вас в город и подыскать подходящий номер в гостинице. Вам необходим отдых и хотя бы минимум удобств, а в походных условиях нашего лагеря об этом не может идти речи. Если не возражаете, вас будет сопровождать один из моих подчиненных – это всего в нескольких милях отсюда.

Отдых? Удобства? Что это, сон? Впрочем, события последних лет и так походили на сон, хотя по большей части кошмарный.

Оказавшись в своем номере, Китти обследовала все углы, с наслаждением прикасаясь к настоящей мебели. Здесь имелся отделанный мрамором умывальник с чудесным расписным кувшином и тазом. И высокая кровать с пологом небесно-голубого цвета, покрытая таким же покрывалом. И деревянные кресла, украшенные резьбой, и мягкие стулья с красивой обивкой. Пол застилал пушистый восточный ковер. Все казалось невероятно прекрасным.

Невольно вспомнились ночи, проведенные на подстилке из лапника, с жестким седлом вместо подушки и тонким рваным одеялом, не спасавшим от холода.

Китти с трудом удержалась от слез. В последнее время у нее что-то слишком часто глаза оказывались на мокром месте, и подобная слабость несказанно раздражала ее. Впрочем, кому до этого есть дело?

Девушка подошла к письменному столу и подумала, что ей давно следовало написать матери о том, что она жива и собирается приехать домой, как только сможет, что сейчас ей необходимо пробыть еще какое-то время в Ричмонде и попытаться разыскать Натана.

На столе лежала раскрытая Библия со вложенной газетной вырезкой. Это был кусок «Ричмонд дейли диспатч» почти годичной давности. В глаза бросились четкие строки:

 
Пусть я мятежник – больше чести
Нахожу я в том,
Что не склоняю головы
Перед слепым законом,
Вершащим над нами неправедный суд!
 

В этот момент в дверь постучали и кто-то вошел в номер. Китти резко обернулась. На пороге стояла хрупкая миниатюрная дама лет тридцати, державшая в руках охапку платьев. Темные волосы незнакомка стянула в тугой узел на затылке, а одета она была в простое муслиновое платье серого цвета. В глазах светились такая доброта и сочувствие, что Китти ощутила теплые волны дружелюбия, излучаемые этой особой.

Незнакомка прошла к кровати, сложила на нее платья и представилась:

– Меня зовут Мери Калпеппер Мой муж – капитан Доусон Калпеппер, член военного совета при генерале Ли. Насколько мне известно, это он послал вас сюда.

– О да. Он был чрезвычайно добр.

– Полно вам, Китти Райт, нахваливать других, – мило улыбнулась Мери Калпеппер. – Мы все здесь наслышаны про то, откуда вы приехали и через что прошли. А главное, все мы знаем, что вы не покладая рук круглые сутки хлопотали возле наших раненых, и за это особенно вам благодарны.

– Спасибо, – смущенно пробормотала Китти, мгновенно проникшись симпатией к новой знакомой. – Там, откуда я родом, то есть в Северной Каролине, все в один голос осуждали меня за то, что я мечтала стать доктором.