Текст книги "Любовь и война"
Автор книги: Патриция Хэган
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 33 страниц)
Глава 38
Китти по каплям вливала бульон в рот маленькому индейцу. Было холодно, очень холодно, и дырявое одеяло, которым пленница кутала плечи, ничуть не грело. Так же как и полупогасший костер у входа в жалкую хижину. Бушевавшая кругом война загнала чероки в ловушку, не дав толком подготовиться к суровой зиме. Со слов тех, кто хоть немного изъяснялся по-английски, Китти знала, что, как только уляжется пурга, вождь поведет племя на запад, подальше от войны.
Она уже потеряла счет дням, проведенным в племени чероки. Правда, Китти не на что было пожаловаться – обращались с ней хорошо и даже почитали за большую целительницу. Китти удалось вылечить сына вождя. Мальчик страдал от сильной пневмонии и был так плох, что дикари вообразили, будто его уже забрал к себе «великий Дух». Несмотря на скудость запаса лекарств, находившихся в докторском саквояже, Китти удалось выходить малыша, и теперь она пользовалась огромным почетом.
Зато шансов вернуться домой у Китти почти не было. Она попыталась было выучить индейцев той самой целительной силе, но они лишь возмутились, сочтя, что она посмела бунтовать против решения «Духа», ниспославшего ее на благо всего племени. И теперь пленнице только и оставалось, что считать бесконечные зимние месяцы да гадать, выиграл Юг войну или проиграл, жив ли отец и какова судьба матери. И что в конце концов стало с Натаном и Тревисом?
Дрожа под ветхим одеялом в холодной убогой хижине, Китти призналась самой себе, что оба этих человека оставили в ее жизни глубокий след и она одинаково интересуется судьбой обоих. Война ли изменила Тревиса или он и прежде был таким жестоким? И только ли война виновата в переменах, произошедших в Натане и разрушивших их любовь?
Множество вопросов родилось у Китти в голове, но вряд ли она узнает на них ответы, пока находится в неволе. А чероки ни за что не отпустят ее. Они постоянно с ней превосходно обращаются, но тем не менее она их пленница.
Больной мальчик заснул. Поплотнее закутавшись в одеяло, Китти вышла из хижины, в холод зимней ночи. Небосвод очистился и сиял звездами. Это хорошо. Может быть, прекратятся метели и немного потеплеет. А сейчас можно отправиться в свою хижину, укрыться старыми медвежьими шкурами, согреться и постараться ненадолго заснуть. Утром, с первыми лучами солнца, к ней приведут новых больных. Чероки полагают, что она способна работать без передышки, с восхода до заката. Подумать только, скольким болезням подвержены несчастные дикари! Кому-то Китти смогла помочь, но большинство так и умерло от недуга. Из-за практически полного отсутствия лекарств и инструментов Китти приходилось полагаться на помощь Всевышнего, который не позволит умереть слишком большому числу ее пациентов. Ведь в противном случае вера в целительную силу Китти быстро иссякнет и ее будет ждать участь обычной скво.
Дрожа от холода, Китти свернулась клубком и накрылась шкурами. От скудной и грубой пищи она чувствовала постоянное недомогание. Интересно, сколько она потеряла в весе? Китти попыталась прикинуть. По меньшей мере, фунтов тридцать. И хотя под рукой не было зеркала, чтобы взглянуть на себя, можно было представить, какая она тощая. При каждой возможности она грела воду и устраивала некое подобие мытья. А также пыталась ухаживать за волосами, что было отнюдь не просто. Гораздо проще было смириться с судьбой, перестать следить за собой и превратиться в грязную уродину. Однако пленница с упорством утопающего продолжала следить за своей внешностью.
Чувствуя, как все тело ломит от усталости, она закрыла глаза. И как всегда, тут же явились образы Натана и Тревиса. Натан – тот, прежний, прекрасный юноша. И Тревис – холодный, жестокий и в то же время ласковый и нежный. Китти попыталась представить, что вышла, к примеру, замуж за Тревиса. Уступил бы он ее тяге к самостоятельности, к стремлению добиваться в жизни собственных целей? Или захотел бы, чтобы она сидела дома и рожала ему детей, как того требовал от нее Натан? У Тревиса железная воля. И если бы они сцепились, неизвестно, чья бы взяла.
Веки налились тяжестью. Ее уносило на волнах грез. Чьи-то горячие губы прижимаются к ее шее, скользят вверх, к губам. Нежные поцелуи Натана. Нет. Натан никогда так ее не целовал. Это Тревис заставлял ее раздвинуть губы, чтобы язык мог проникнуть в рот. Это всегда ее так возбуждало – и внезапно ей стало жарко под слоем медвежьих шкур.
Но в тот же миг поцелуй прервался. И рот мягко закрыла сильная ладонь. Так это не было сном! Испуганно распахнув глаза, она забилась в чьих-то руках.
– Ни звука, – прошептал знакомый голос. – Ты что, хочешь всполошить всех чертовых дикарей?
Постепенно ладонь разжалась, и Китти ошеломленно прошептала:
– Тревис…
– Верно. А теперь, черт побери, ползи за мной и веди себя тихо. Мне удалось пробраться сюда незамеченным, и я смогу выбраться обратно, только если ты не устроишь скандала и не перебудишь все племя.
Китти покорно дала взять себя за руку и увлечь прочь из тесной хижины, за пределы стоянки, в густой лес. В тишине ей казалось, что сердце в груди стучит громче, чем боевые барабаны чероки. Тревис здесь, с ней! Это правда, это не сон. Он пришел ее спасти. О Боже, только бы это не оказалось сном! И если это все-таки сон, Боже, не дай ей очнуться. Пусть чудесные грезы превратятся в вечное забытье, если им не суждено стать явью.
Добравшись до леса, Тревис остановился, чтобы перевести дыхание.
– Я целых два дня ползал на карачках вокруг вашего проклятого лагеря, – говорил он, – чтобы точно знать, где эти черти прячут тебя на ночь. Боялся, что тебя успели сделать чьей-то женой и придется перерезать глотку твоему сожителю.
Они продолжили путь. Китти не в силах была произнести ни слова, обуреваемая вихрем радостных чувств. Тревис здесь. Он пришел за ней! Значит, он неравнодушен к ней! И первым делом он ее поцеловал – в этом-то она уверена. И теперь в душе у нее бушевала настоящая буря. Что будет дальше? Почему он явился сюда? Ведь он никогда не любил ее, даже не хотел по-настоящему, зачем же теперь рискует собственной жизнью?
Наконец после примерно получасового изнурительного марша по заснеженному лесу они добрались до того места, где Тревис оставил лошадь Торопливо усадив Китти позади себя, он поскакал дальше в глубь леса, все больше удаляясь от стоянки чероки. Небо оставалось совершенно чистым, снег прекратился. Их след будет ясно виден. На это и рассчитывал Тревис. Они доедут до небольшого лагеря дезертиров-южан, который Тревис высмотрел пару часов назад. Они постараются запутать следы, так чтобы подозрение пало на южан. И пока индейцы будут пытаться отбить свою пленницу, Тревис будет уже далеко.
Китти, придя в себя, наконец решилась задать вопрос:
– Тревис, как тебе удалось меня отыскать?
Колтрейн тут же напрягся, и Китти почувствовала это, прижимаясь к нему в седле.
– Мы с Сэмом и твоим отцом объехали весь штат, прежде чем напали на твой след.
– С отцом? – Сердце ее болезненно сжалось, а на глазах появились слезы. – Ты хочешь сказать, что папа тоже здесь? Что он жив? Здоров?
– На днях его ранил какой-то партизан-южанин. И Сэм повез его в наш лагерь, чтобы подлечить. А с меня взял слово, что я отыщу тебя, – он говорил резко, неохотно.
– Но он поправится? – всполошилась Китти. – Рана опасная?
– Как только пуля будет извлечена, он пойдет на поправку.
Китти с благодарностью посмотрела на Тревиса и, не удержавшись, выплеснула то, что лежало на сердце:
– Тревис, спасибо тебе, что спас меня от чероки! Они… они были по-своему добры ко мне, но вряд ли мне удалось бы бежать. Я уже начала смиряться с тем, что никогда не вернусь к своим. Я… я даже не знала, жив ли ты еще…
Наконец-то эти слова были произнесены. Тревис мгновенно напрягся и грубо выпалил:
– А что, принцесса, тебе и в голову не пришло остановиться и узнать это сразу? Ты очень спешила тогда, не так ли? – И он с такой силой вонзил шпоры в бока лошади, что та испуганно шарахнулась в сторону и увязла по колено в рыхлом снегу. – И я сильно сомневаюсь, что ты не смогла бы сбежать от чероки. Это при твоем-то хитроумии и изворотливости! В конце концов, ты могла бы заставить вождя поверить, что влюблена в него, и обвести вокруг пальца!
– Ты сам виноват во всем! – запальчиво возразила Китти, чувствуя, как пылают огнем ее щеки. – Ты держал меня в плену против моей воли. Естественно, мне пришлось пойти на обман. Я даже бросила Энди!
– Энди погиб.
– Нет… – Китти испуганно заморгала, чувствуя, как к горлу подступают слезы.
– Его убили в конце ноября, в бою с конфедератами.
Не соображая, что делает, Китти опустила голову Тревису на плечо и разрыдалась.
У Тревиса возникло ощущение, будто кто-то молотит его прямо под ложечку. Девчонка всем телом прижалась к его спине, и он был весьма недоволен тем, как прореагировал на это. Черт, она по-прежнему была красива, и он, дьявол его побери, по-прежнему хотел обладать ею. Хотя при этом полностью отдавал себе отчет в том, что она все так же вероломна и опасна, как и прежде.
– Куда ты меня везешь? – безжизненным голосом спросила Китти.
– Не беспокойся. Мы едем в тот самый лагерь, где тебя ждет твой драгоценный отец. И я не собираюсь останавливаться, чтобы заняться с тобой любовью.
– А я тебя об этом и не прошу! – Китти сердито задрала нос. – А вот ты явно только о том и думаешь, и даже сам признался!
– Может, это оттого, что ты больше ни на что не годишься – впрочем, как и все остальные женщины на свете!
– Как жаль, что ты все еще жив, Колтрейн! – зашипела Китти, пылая праведным гневом.
Внезапно самообладание покинуло его. Тревис рывком остановил лошадь, скатился с седла и стащил за собой Китти. Сжав ее в своих объятиях, он заглянул ей в лицо. Знакомая усмешка заиграла на губах. Глаза блеснули холодной сталью.
– Так ты хочешь, чтобы я умер? – протянул Колтрейн и поцеловал ее так, что зубы стукнулись о зубы. – Ты хочешь, чтобы я умер, принцесса?! И тогда тебе больше не почувствовать вот этого, верно? – И он грубо сжал ее грудь, так что Китти невольно вскрикнула от боли.
Тревис легко подхватил ее на руки и понес под укрытие небольшого утеса, возвышавшегося над сугробами. Уложив ее на землю, он растянулся рядом. Несколькими торопливыми движениями сорвав с нее одежду, Тревис принялся ласкать ее так, что уже через несколько минут тело Китти полыхало как в огне. Сначала она сопротивлялась, не желая делать то, на что ее провоцировал Тревис, однако оказалось, что у него давно подобран ключ к ее тайнику. И вот она снова хотела его. Пусть ее ждет проклятие, пусть ее душе суждено гореть в аду – она не в силах устоять перед этим человеком!
А он уже опустил лицо между ее бедрами и ласкал влажные складки кожи горячим, сильным языком. Китти погрузила пальцы в длинные темные волосы Колтрейна, прижимая его голову еще сильнее. Это просто сон. Ей снится, что она находится в объятиях единственного в мире мужчины, от одного только прикосновения которого она сходит с ума.
– Поскорее, пока я не проснулась, – жалобно простонала она. – Пожалуйста, Тревис, поторопись!
Он вовсе не собирался доводить дело до конца. Нет, он хотел встать и полюбоваться на Китти, распластанную перед ним, изнемогающую от желания, и посмеяться над ее недвусмысленной позой, а потом вот так, в чем мать родила, швырнуть на спину лошади и поднести папаше. А после всего развернуться и уехать ко всем чертям, вычеркнув ее из жизни навсегда. Но вот она перед ним, нагая, зовущая к слиянию, и одному Господу известно, как жаждет этого сам Тревис – ни одну женщину он не желал с такой страстью. А Китти могла сделать счастливым любого мужчину. Чресла его давно пылали как в огне: он должен был овладеть ею, должен, несмотря на все обещания и клятвы, которые он успел надавать сам себе! Пусть он будет проклят на веки, но возьмет ее сейчас, иначе погибнет!
И он ворвался в бархатное теплое лоно и почувствовал, как забилась под ним в экстазе Китти, в следующий миг огонь наслаждения вспыхнул и в нем. Все кончилось удивительно быстро, но оба успели получить все, что хотели. Они поспешно оделись, Китти проклинала себя. Животные! Вот все, чем они являлись на самом деле. Два обезумевших от похоти животных, удовлетворяющих физическую страсть.
– Поехали, – в его голосе слышалось отчаяние, – а то твой отец места себе не находит от беспокойства. А нам еще надо покрутиться вокруг тех Ребов, чтобы отвлечь на них внимание индейцев.
И он подвел ее к лошади.
– Расскажи мне о ходе войны, – нерешительно попросила она, когда лошадь тронулась с места, утопая в глубоких сугробах. – Я ничего не знаю вот уже несколько месяцев. Надеюсь, мы успели как следует надрать хвост янки! – язвительно добавила она.
– И как это у вас, милая леди, поворачивается язык сказать такое! Ведь ваш отец один из лучших солдат в армии янки! – фыркнул Тревис. – Не говоря уже про юного Энди Шоу, отдавшего за Союз свою жизнь.
– У папы были свои причины поступать так, а не иначе. Ну а что до Энди, он просто был слишком молод и не успел разобраться, что к чему.
– Черт бы тебя побрал, Китти, ты в самой себе разобраться не можешь!
– Я знаю, что мое сердце принадлежит Югу, и так пребудет всегда. И как бы ни радовала меня встреча с отцом, я все равно намерена вернуться в Северную Каролину. Надеюсь, что ты не станешь чинить мне препятствий!
– Нет, больше я с тобой не желаю иметь никаких дел! Не хватает еще посадить себе на шею вздорную капризную женщину. И ты, кстати, зря надеешься, что дома будет так уж хорошо. Война развивается с утроенной скоростью.
Настороженная, взвинченная, Китти внимательно слушала рассказ Колтрейна о положении на фронте.
В течение последней недели ноября 1863 года генерал Грант и его правая рука генерал Шерман разгромили отлично укрепленную линию обороны генерала Брэкстона Брэгга под Чикамога и вышвырнули его конфедератов со Сторожевой горы и от Миссионерского моста в штате Теннесси. И теперь перед Союзом открылась прямая дорога в южную часть Конфедерации, и генерал Грант пойдет по ней, имея целью полный и окончательный разгром врага.
Ресурсы Конфедерации истощались на глазах, особенно после того, как Англия приняла окончательное решение сохранить строгий нейтралитет. В результате английские кредиты моментально иссякли и Югу стало все труднее получать провизию из Мексики.
– Мы слышали, что Грант получил верховное командование над всеми вооруженными силами Союза, – продолжал Тревис – И теперь ничто не помешает ему покончить с Югом раз и навсегда. Если у тебя осталась хоть капля разума, то лучше всего отсидись где-нибудь в тихом углу.
– В каком таком тихом углу? – встрепенулась Китти. – И вообще, как ты представляешь меня, сидящую сложа руки и спокойно ждущую, пока Югу придет конец?! Да у меня руки чешутся взять винтовку и биться с янки! Но мне такое недоступно, верно? И все оттого, что я женщина! Не важно то, что я умею ездить верхом и стреляю не хуже любого мужчины! Раз родилась женщиной, то должна сидеть в тихом углу и кромсать на бинты нижние юбки! Ну уж нет, благодарю покорно! Попробуй только снова взять меня в плен – и я все равно сбегу, и примкну к первой же бригаде конфедератов, и стану у них медсестрой, и… – Слезы, заливавшие исхудалое лицо, под жестоким ветром превращались в ледышки. И Китти волей-неволей пришлось снова прижаться лицом к спине Тревиса.
Какое-то время они ехали молча, а потом Тревис заметил:
– Для дочери, которая только и твердит, как горячо она любит своего отца, такая оголтелая привязанность к Югу необъяснима. По крайней мере, я этого не понимаю. Может быть, дело вовсе не в патриотических порывах, Китти? Может, тобой руководит привязанность к твоему жениху из южан, к Натану Коллинзу?
– Может быть, может быть, – пробормотала она скорее для себя, чем для него. – Может быть, я только сейчас начала разбираться в своих чувствах. – И она важно добавила: – Будь так добр, отвези меня поскорее к отцу, чтобы я могла удостовериться в его благополучии, а потом позволь мне поступать по своему усмотрению. Я бы не хотела иметь с тобой впредь какие-либо дела!
Он рассмеялся каким-то низким, гортанным смехом:
– Ты рвешься удрать от меня, милая крошка, из-за той власти, которой я обладаю над тобой. Меня не обманешь: тебе нравилось то, чем мы недавно занимались! Скажи-ка, тебе было так же хорошо с индейскими жеребцами? Насколько мне известно, у дикарей не принято тратить время на всякие там заигрывания: поцелуи, ласки и прочее. А ведь ты бываешь от них без ума. Ты…
Она замолотила изо всех сил кулаками по его спине, крича:
– Черт побери, Тревис Колтрейн, я тебя ненавижу! Ты владеешь грязным искусством соблазнять женщин и пользуешься им в своих интересах.
Он снова рывком остановил лошадь, соскочил с седла и стащил Китти. Та попыталась залепить пощечину, но он перехватил ее руки и с силой сжал их.
– Заруби себе на носу, маленькая злючка! – Серо-стальные глаза остро сверкнули в холодном лунном свете, отражавшемся от поверхности снега. – Ты для меня ничто, нуль – понятно?! Ты всего лишь очередная шлюха! Шлюха-южанка. Хуже и не выдумаешь! И все, чего я хочу, – сбыть тебя с рук твоему папочке, и пусть отправляет тебя хоть к черту, хоть к дьяволу – только подальше от меня, ясно? Я сыт тобой по горло! И никогда не полез бы тебя спасать, если бы не пообещал твоему отцу! Так уж вышло, что я уважаю его! Слава Богу, он совсем не такой, как ты!
– Но и не такой, как ты, – и тебе никогда до него не дорасти! – Ее лицо исказила гримаса гнева. – Мне надо было давно выйти замуж за Натана. Тот хотя бы джентльмен! И ты ему в подметки не годишься!
– Джентльмен? – На его лице появилась та, давняя, ненавистная полуухмылка. – Постой-постой, джентльмен – это тот, кто занимается любовью, только погасив свечу, так? Ох, милая крошка, боюсь, что тебе это не понравится. Я-то отлично видел, как жадно ты разглядывала мое тело из-под полуприкрытых пушистых ресничек!
– О-о-ох! – Она рванулась было прочь, но не смогла разомкнуть сильные руки.
– А теперь марш на лошадь и не смей открывать рот, не то побежишь следом, как индейская скво, в которую ты превратилась!
Она позволила подсадить себя, и если бы Тревис не подхватил при этом уздечку, наверняка послала бы животное в галоп и умчалась прочь одна, бросив его увязать в снегу. Однако Тревис слишком хорошо знал, на что она способна Расхохотавшись в лицо Китти, он ловко вскочил в седло, и они поехали дальше.
Глава 39
Человек с повязкой через глаз сидел рядом с молодой леди Ее длинные золотистые волосы слегка шевелились под дыханием легкого ветерка. Ниже по склону холма раскинулся зимний военный лагерь. Он казался отсюда нагромождением палаток, навесов и землянок. Кое-кто ухитрился сложить из камней и глины неказистые печки. Отовсюду раздавались резкие, грубые звуки: ржание лошадей, звон колокола в ближней часовне, лай собак, стук копыт, ругань и гомон солдат. С шумом прибыл обоз новобранцев, и они поспешили влиться в шумное скопище людей.
Лучистое апрельское солнце вынырнуло на миг из-за туч и скрылось вновь, словно оттого, что не в силах было развеять атмосферу напряженности, царившей среди обитателей лагеря. Все они стали винтиками в военной машине Федерации, запущенной с небывалой силой. Все пришло в движение согласно приказу генерала Гранта немедленно начинать наступление на Юг. Командование над западной группировкой войск получил генерал Шерман, и на западе, и на востоке было решено применять одну тактику: атаки, непрерывные и по всем направлениям, дабы не давать передышки изнемогающим войскам южан. Однако последние новости были малоутешительны для северян. Пока генералы Грант и Шерман согласовывали последние детали совместных действий, третья группировка федеральных войск из сорока тысяч человек под командованием генерала Натаниэля Бэнкса направилась вверх по течению Красной реки при поддержке флота из пятидесяти кораблей. Их целью был захват огромных запасов хлопка и разгром армии мексиканского императора Максимилиана. Однако федералов ожидало необычно стойкое сопротивление, и рейд кончился полной неудачей.
А вдобавок не далее как 12 апреля кавалеристы генерала Натана Бедфорда Форреста напали на форт Пиллоу в штате Теннесси и вырезали весь гарнизон. Шерману пришлось поднять по тревоге конницу с приказом немедленно очистить Теннесси от солдат Форреста.
Джон Райт не выпускал руки дочери из своей. Для обоих эта встреча значила чрезвычайно много. Как только Китти увидела отца, она разразилась слезами и бросилась в его объятия. Они проговорили несколько часов подряд – связывавшие их прочные узы оставались по-прежнему неразрывны.
Джон уже почти оправился от раны и признался Китти, что намерен провоевать до самого конца.
– А что дальше? – с обезоруживающей откровенностью спросила Китти. – Что этот конец будет означать для всех нас, папа?
– Это известно одному Господу, – пожал плечами Джон. – Сомневаюсь, что Югу удастся предотвратить вторжение, Китти. Они давно голодают, воюют полуголые, они плохо вооружены. Дела там идут все хуже и хуже.
– А как же твоя земля? – напомнила она про столь дорогую ему некогда ферму. – Папа, разве ты в силах забыть о своей ферме? – В ее голосе слышалось страдание.
– Если победит Север, я вернусь домой, Китти. Хотя, конечно, это будет непросто. Я вернусь домой и постараюсь построить то, что разрушилось, поднять землю и жить на ней. А если еще и твоя мама жива и хоть немножко образумилась, что ж, мы будем строить новую жизнь вместе.
Увы, по его тону было ясно, что он практически не верит в то, что Лина жива, и еще меньше в то, что она стала иной. Китти волей-неволей пришлось рассказать ему всю правду, хотя она видела, какие страдания доставляют Джону ее слова.
– Ты, дочка, забросала меня вопросами о будущем, – пробормотал Джон, задумчиво теребя бороду. – Однако я бы тоже хотел получить ответы кое на какие вопросы. Раньше ты на них предпочитала не отвечать. Что ты сама намерена делать? Я не про далекое будущее спрашиваю. Я уже говорил, что скоро мы покинем этот лагерь, и надо решать: двинешься ли ты следом за нами, чтобы работать в полевом госпитале, или тебя надо отправить домой, или же ты присоединишься к конфедератам. Решать ты должна сама, и решать быстро. Судя по всему, здесь вот-вот начнется жуткая бойня.
– Знаю. – Китти задумчиво глядела на лагерь. С каждым днем прибывало все больше народу – армия Потомака копила силы для вторжения на Юг. Она не станет в этом участвовать. Как бы ни любила она своего отца, как бы ни ненавидела всем сердцем рабство, изменить родной земле было выше ее сил. Перед мысленным взором проплыли кусты гардении, покрытые пышными цветами… и объятия Натана под кроной густой плакучей ивы на берегу говорливого ручья. Надежды… грезы… обещания… девушка и юноша, влюбленные друг в друга, еще не задетые войной и грядущим с ней безумием. Способна ли красота затмить ужасы и страдания? Она и сама не знала. Даже если Юг победит, вернется ли все на свои места, сохранится ли в ее сердце любовь к Натану?
Неожиданно они заметили приближающуюся к ним фигуру высокого человека. Джон заметил:
– Это Тревис. Чует мое сердце, он только что от генерала Гранта и знает новости. И вряд ли они придутся мне по душе.
Китти не спускала глаз с Колтрейна, с досадой почувствовав, как часто забилось ее сердце. Он неотразим. Как бы она его ни ненавидела, одного его появления достаточно, чтобы кровь забурлила в ее жилах. Увы, она неравнодушна к его красоте, и взгляд серо-стальных глаз из-под полуопущенных ресниц вызывает во всем ее теле горячие волны возбуждения. Прибыв в лагерь, Тревис первым делом подстриг волосы и сбрил бороду, аккуратно подровняв усы. Этот мужчина был не только красив, но и идеально сложен. Китти невольно любовалась его движениями. Он был похож на дикого кота: грациозный, хладнокровный, уверенный в себе, словно ничто в мире не способно отвлечь его от намеченной цели. И он, несомненно, был опасен. Опасен и жесток. И она ненавидела его. А еще больше ненавидела то, как действовала на нее его близость.
– Он вовсе не такой уж плохой.
Она сердито покосилась на отца, также следившего за Тревисом. Джон с усмешкой добавил:
– Я отлично знаю, что ты сейчас думаешь о том, как он тебя оскорбил и как ты ненавидишь его за хладнокровие и жестокость. Поначалу я и сам думал точно так же. И пожалуй, ненавидел его не меньше. Ведь не так уж трудно было догадаться, с какой целью он оставил тебя у себя.
– Однажды я видела, как он пристрелил своего собственного солдата, – мстительно заговорила Китти. – Он был ранен, и не было времени с ним возиться, и скорее всего он все равно бы умер, но Тревис взял и прикончил его собственными руками!
– И я делал то же, – просто признался Джон. – Иногда милосерднее пристрелить человека, чем предоставить ему мучиться до конца. Господь свидетель, как тяжко это делать! А с Тревисом мне пришлось сражаться рука об руку, и я хорошо узнал его. Из-за несчастий, свалившихся на него в прошлом, он ушел в себя и возвел незримую стену отчуждения и холода. Но за суровой внешностью скрывается доброе сердце.
Китти ошеломленно молчала. Ей с трудом верилось в то, что рассказал о себе и о Тревисе отец. Значит, ни того, ни другого она не знала до конца.
– Я видел своими глазами, как Колтрейн остановился, чтобы напоить раненого конфедерата. Мальчишка так и умер у него на руках. А другого он перевязал, чтобы тот не истек кровью. И не раз и не два он отдавал свою порцию больным или раненым. Нет, дочка, Тревис вовсе не так плох, как тебе бы хотелось думать. Он просто спрятался за этой своей стеной, чтобы больше никто не смог ранить ему душу. У всякого есть свой запас прочности, и у всякого он имеет свой предел.
– Да я и не спорю с тобой. Однако мне пришлось узнать его совсем с другой стороны. Я никогда не забуду то, что он сделал со мной, со всей моей жизнью. И оттого я ненавижу его и жду не дождусь, когда навсегда смогу вычеркнуть его из своей жизни.
– Да пойми же ты, – усмехнулся Джон, – что если двух мулов запрячь с разных концов, они не стронут фургон с места! А вот если встанут рядом, то помчатся, как ветер! Ты чертовски красивая девчонка и привыкла, что мужчины готовы умереть ради твоего удовольствия, ради твоей причуды. А Тревис не таков. Тебе никогда не обвести его вокруг своего миленького пальчика и не заставить плясать под свою дудку. Вот оттого-то вы и ссоритесь.
– Это неправда! – взорвалась Китти. – Натан тоже не хотел соглашаться со мной, упрямо стремясь превратить меня в обычную клушу и лишить права на собственную жизнь! Он тоже не хотел уступать мне ни в чем!
– Тут речь идет о другом! Натан воспитан в сознании того, что назначение женщины – быть женой и матерью, но не более. И он боролся за привычный ему образ мыслей – вот и все. Хотя, я полагаю, в иных вопросах частенько уступал. Почти все мужчины поддаются на маленькие женские уловки. Но не Колтрейн. Он никогда не выпустит ситуацию из-под контроля – и вот эта его черта больше всего тебя и бесит, дочка.
– Да я вообще не желаю о нем слышать! – воскликнула Китти. – Я же столько раз повторяла тебе, папа! Я его ненавижу! Мы оба ненавидим друг друга. Разве так трудно это понять?!
– Ох, Китти, у тебя талант усложнять простые вещи! Толковали мы про это с Сэмом и решили…
– Похоже, все вы решили сунуть нос в мои дела! – Она вскочила на ноги, чувствуя, как на глаза набегают злые слезы. Не хватало того, чтобы Тревис стал причиной ее размолвки с отцом! Какое у него право вклиниваться между Китти и Джоном и разрушать их дружбу, которой она так дорожила?!
А Джон все так же ехидно хихикал, пока Колтрейн не подошел к ним вплотную. На продолжение спора не оставалось времени. Капитан, даже не посмотрев в сторону Китти, сел рядом с Джоном и сказал довольно мрачно:
– Я только что получил новый приказ от генерала Гранта.
– Так я и знал, – кивнул Джон. – Ну что ж, послушаем.
– Сведения секретные, – напомнил Тревис, сердито посмотрев на Китти. – И хоть она твоя дочь, Джон, но по-прежнему предана нашим врагам. В ее присутствии я не имею права обсуждать нашу стратегию.
– Да провались ты к дьяволу, Тревис Колтрейн, со своей чертовой стратегией в придачу! – выкрикнула Китти.
– Китти! – одернул ее Джон.
– Хватит, мне уже тошно от всего этого! Я хочу отправиться в Ричмонд, чтобы снова быть полезной своему народу! Вы вольны оставаться здесь и выполнять свой хваленый долг, зато мне здесь делать нечего! Ах, папа, ну разве ты не видишь, что он делает с нами?! Он же старается поссорить нас, возвести между нами стену! И лучше я поскорее уеду отсюда, пока он не добился своего! – И она поспешила прочь, обливаясь слезами, и крикнула через плечо, в последний раз с гневом взглянув на Тревиса: – Папа, я попрощаюсь с тобой позже, наедине!
– Прости, – неловко вымолвил Тревис. – Я знаю, тебе нелегко.
– Она поступает правильно, – задумчиво откликнулся Джон. – Ее сердце принадлежит Югу, и так будет всегда. Не дело для Китти крутиться среди нас. А судя по всему, нашим спокойным денькам пришел конец.
– Верно. Мы вместе с Шерманом направляемся на юг, на Атланту. У него армия примерно в сотню тысяч человек, и он собирается использовать кавалерийскую разведку. И даже персонально пригласил к себе нас троих. Сэм сказал, что готов отправиться хоть сейчас. Генерал Грант полагает, что и мы поедем с ним.
Джон взял мелкий камешек и кинул вслед Китти. Она резко обернулась. Джон помахал ей рукой. Тревис отсалютовал с мрачной издевкой. Китти сердито помчалась вниз, споткнулась, кое-как сохранила равновесие и припустила еще быстрее.
– Тревис, – обратился к другу Джон, не скрывая тревоги, – как по-твоему, что будет дальше? Сработает ли план Гранта? Падет ли Юг под нашим нажимом?
– Да, да и да. Нам предстоит столкнуться с армией генерала Джозефа Джонстона. Шпионы доложили, что он перестроил армию Теннесси. Точно неизвестно, сколько в ней солдат, но скорее всего примерно столько же, сколько у нас. А нам с тобой и Сэмом как раз и поручено разведать, какими силами он располагает. И мне кажется, что так или иначе ждать осталось недолго и война кончится скоро.
– Ну а что ты станешь делать после войны? Разве об этом ты не задумывался?
Тревис, пожав плечами, продолжал следить за удаляющейся Китти.
– Насколько мне известно, Сэм собрался вернуться на болота. Ну а я скорее всего отправлюсь в Калифорнию.
– Это не ближний свет. Почему именно туда?
– Потому что это не ближний свет, как ты выразился, – ухмыльнулся он. – Но довольно обо мне, старик. Как насчет самого тебя и твоей фермы там, в Северной Каролине? Полагаешь, если мы победим, то ты сможешь вернуться туда, не опасаясь линчевания?
