Текст книги "Фиалки на снегу"
Автор книги: Патриция Грассо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Патриция Грассо
Фиалки на снегу
ПРОЛОГ
Англия, Уорвикшир, 1804 год
Десятилетняя Изабель Монтгомери выскочила из спальни и стремглав понеслась вниз, не обращая внимания на крики сводных сестер. Лобелия и Рут хотели отнять у нее флейту и плащ и теперь, когда им это не удалось, грозились пожаловаться маме.
– Жадина, жадина! – кричала ей вдогонку Лобелия. – Все про тебя маме расскажем!
– А вы – крысы! – бросила в ответ Изабель, не останавливаясь.
Сбежав по лестнице на кухню, она распахнула дверь черного хода и выбежала в сад. На дорожке около домашней часовни она остановилась и закуталась в плащ: стоял апрель, и, несмотря на яркое солнце, погода была еще холодной.
Холодно было и на сердце у девочки. Ни безоблачное небо, ни яркие цветы, которые в изобилии росли в саду, не радовали ее: ведь сегодня утром похоронили ее отца. Бедный, милый папочка! Еще так недавно он был совершенно здоров и радовался жизни вместе со всеми – но неожиданно заболел и вот теперь лежит здесь, рядом с матерью Изабель.
Майлз, ее старший брат, уехал сразу после похорон – он должен был вернуться в университет. Теперь Изабель осталась совсем одна…
Она поднесла к красным от слез глазам золотой медальон, с которым не расставалась. В нем был миниатюрный портрет матери; Изабель видела ее лишь во сне: бедняжка умерла при родах. Все детство Изабель прошло рядом с Дельфинией и ее отвратительными дочками, Лобелией и Рут.
Изабель бережно опустила медальон за вырез платья. Как ей хотелось уйти от мачехи и сестер, чтобы где-нибудь в одиночестве оплакать смерть отца! Солнце уже склонялось к закату, но Изабель не собиралась возвращаться домой. Сразу за парком Арден-Холла начинался густой лес. Девочка подумала, что лучше уж заблудиться в ночном лесу, чем идти сейчас ужинать с мачехой и сестрами! Выйдя за ограду, Изабель направилась по лесной тропинке к реке.
По обеим сторонам тропинки пышно цвела сирень, и воздух был наполнен ее тонким ароматом; из травы выглядывали ландыши, маргаритки и гвоздики, и Изабель вспомнила, как дома кухарка говорила ей: «Весной, когда цветут все цветы, в лесу можно встретить добрых фей!» Девочка покачала головой: она давно не верила в сказки.
Внезапно до нее донесся чарующий, едва слышный звук – как будто где-то далеко кто-то играл на флейте. Мелодия долетала от реки, и Изабель пошла быстрее. С каждым ее шагом звуки флейты становились все яснее и громче; девочке казалось, что музыка, которую играл невидимый музыкант, звучит в ее сердце: так точно отражала она чувства Изабель.
Она добежала до берега, и ее глазам предстала странная картина: на пеньке около самой воды сидела немолодая, бедно одетая женщина и играла на флейте. Увидев Изабель, женщина перестала играть и пристально посмотрела на нее.
Девочке стало не по себе, и она невольно отступила на шаг назад.
– Как тебя зовут? – улыбнувшись, спросила у Изабель эта странная женщина.
– Изабель Монтгомери.
Над рекой сгущался туман. Девочка подумала, что ей пора возвращаться домой, ведь если она придет слишком поздно, Дельфиния рассердится…
– Ну, что же ты, Изабель? Садись, – пригласила незнакомка. В ее мягком голосе было столько доброты, что у Изабель пропали все сомнения и страхи. Она подошла ближе и села прямо на землю, у ног своей собеседницы.
– Я живу в Арден-Холле, – сказала она, не дожидаясь вопросов.
– Разве Монтгомери живут в Арден-Холле? – удивилась женщина.
– Это имение моей покойной матушки, – ответила Изабель и добавила: – Она вышла замуж за Адама Монтгомери, моего отца… Сегодня его похоронили.
– Так ты осталась совсем одна, бедное дитя? – Незнакомка взяла Изабель за руку, и на несколько мгновений воцарилось молчание. Потом женщина представилась: – Меня зовут Гизела.
– А мою бедную мать звали Элизабет, – сказала Изабель.
– Ты, верно, ее очень любила…
– Я никогда ее не видела, – прошептала Изабель и, сняв с шеи медальон, передала его Гизеле.
Та раскрыла его и склонилась над миниатюрным изображением. Через несколько секунд она вернула девочке медальон со словами:
– Ты очень на нее похожа. У тебя такие же светлые волосы и такие же синие глаза…
– Спасибо. Мне очень приятно слышать, что я похожа на мать, – поблагодарила Изабель.
– Так что же привело тебя в мой лес, кроме тоски по отцу, Белли?
– Как вы узнали? Меня так сокращенно зовет брат! – спросила изумленная девочка.
– Разделенное горе становится вполовину легче… – Гизела, казалось, не услышала вопроса. – Я много раз помогала людям.
Тут женщина внезапно остановилась и продолжала уже другим, обыденным голосом:
– Я очень долго сидела здесь и замерзла. Ты не одолжишь мне свой плащ?
Без тени сомнения Изабель сняла плащ и накинула его на плечи Гизелы.
– Возьмите его себе, – предложила девочка. – Помогать нуждающимся – наш христианский долг, а я хочу заслужить место в раю… Тогда я наконец увижу свою маму и снова встречусь с отцом…
– Дитя мое, – сказала Гизела, закутываясь в плащ, – расскажи мне обо всех своих горестях.
– Лобелия и Рут, это мои сводные сестры, пытались отобрать у меня флейту. Но флейта и медальон – единственное, что осталось у меня от матери: кухарка рассказывала, что мама играла на ней, и ее музыка напоминала соловьиную песнь… А Дельфиния, моя мачеха, сразу после похорон отца выгнала миссис Джунипер – будто бы за то, что она выпила холодный чай, только я не верю: разве пить холодный чай – это преступление?! Нет, на самом деле причина в том, что Джунипер любила меня больше всех и ненавидела этих противных девчонок!
– Но кто такая Джунипер?
– Моя няня. А мой брат Майлз сразу после похорон вернулся в университет. Надеюсь, хоть с ним сейчас все хорошо…
– Я уверена в этом. Ты можешь быть спокойна за брата.
– Так мы друзья? – спросила Изабель. В ее голосе впервые за долгое время звучала радость. – У меня еще никогда не было друзей… Честно говоря, мне совсем не хочется возвращаться! А можно мне жить у вас до приезда Майлза?
– Майлз приедет не скоро – кто же будет следить за всем, если тебя не будет в доме? – Изабель пожала плечами, и Гизела продолжила: – Скажи мне, Изабель, какое твое самое заветное желание? Что бы ты хотела больше всего на свете?
– Я хотела бы, чтобы меня кто-нибудь любил, – ответила Изабель. В ее фиалково-синих глазах сквозили тоска и одиночество, столь странные для такой маленькой девочки…
– Послушай меня, дитя мое. – Гизела взяла ее за руку. – Не спрашивай сейчас, откуда я это знаю; но все, что я скажу, – правда. Однажды явится темноволосый принц. Он спасет тебя, но для этого ты должна сейчас вернуться домой.
– Спасет? От чего? – недоуменно спросила Изабель.
– Невежливо задавать взрослым столько вопросов, – наставительно произнесла Гизела. – Помни: ты станешь для него самой красивой девушкой на земле, и он скажет тебе: «Твои глаза прекраснее фиалок на снегу!»
Изабель недоверчиво взглянула на Гизелу: даже в свои десять лет она знала, что будущее предсказать невозможно.
– Ты не веришь мне? Хочешь увидеть его прямо сейчас?
Изабель кивнула и широко улыбнулась.
– Идем, – коротко сказала Гизела, вставая.
Изабель тоже поднялась, и они подошли к реке. У самой воды Гизела опустилась на колени.
– Смотри в воду, малышка, и она явит тебе будущее…
Сначала Изабель не увидела в воде ничего, кроме своего отражения и отражения деревьев, но постепенно на речной глади проступил ясный образ. Красивый юноша – лет, наверное, двадцати – словно внимательно вглядывался в лицо Изабель. И волосы его, и глаза были черны, как безлунное ночное небо.
– Кто это? – Изабель не отрывала взгляда от воды. – Он принц далекой страны?
– Дитя мое, в стране сердца нет иностранцев. – Гизела опустила ладонь в воду, и изображение исчезло в маленьком водовороте. – Но тебе уже давно пора домой…
– Но мы еще увидимся? Как мне вас найти?
– Я сама найду тебя, – пообещала Гизела.
Изабель огляделась вокруг: сгустились сумерки, и ей стало страшно идти одной по лесу.
– Просто иди вдоль белых берез, – сказала Гизела, словно прочтя ее мысли. Она показала девочке тропинку; там, где росли светлые деревья, еще секунду назад была лишь темнота…
– Я так хочу снова встретиться с вами! – воскликнула Изабель и, подчинившись внезапному порыву, вдруг крепко поцеловала Гизелу в морщинистую щеку.
– Я обещаю, что теперь буду часто навещать тебя, – улыбнулась та.
Идя по тропинке меж берез, Изабель чувствовала себя совершенно счастливой. Наконец у нее появился друг, которому можно доверить все свои переживания…
Изабель шла все быстрее и быстрее и, запыхавшись, вбежала в дом через черный ход. Она проскользнула в кухню, по лестнице для слуг поднялась на второй этаж и, никем не замеченная, вошла в свою комнату. Девочка в изумлении остановилась: на кровати лежал ее плащ, подбитый мехом, – тот самый, что она отдала Гизеле!
Про себя Изабель горячо поблагодарила господа; на губах ее сияла счастливая улыбка.
– Гизела – мой ангел-хранитель… – прошептала она.
1
Лондон, ноябрь, 1811 год
Тридцатилетний Джон Сен-Жермен, пятый герцог Эйвон, десятый маркиз Грефтон, двенадцатый граф Килчерн, вольготно откинулся на спинку кресла. Он сидел с братьями Россом и Джейми в Уайте-клубе на Сент-Джеймс-стрит. Рядом с Джейми сидел его друг, Майлз Монтгомери; Майлз все время внимательно смотрел в лицо Джейми.
– Какая чушь, – проговорил Джон, обводя глазами лица собеседников и останавливая взгляд на Джейми. – Не могу поверить, что это и есть то «важное дело», ради которого я так рано покинул Шотландию!
– Такая возможность предоставляется раз в жизни. Разве можно упустить ее? – горячо возразил Джейми. – Если мы вложим деньги в это предприятие, то заработаем целое состояние.
– Состояние… Я и так богат, – напомнил младшему брату Джон, проводя рукой по густым черным волосам. На лице Джейми явственно читалось разочарование, и Джон смягчился. – Как ты вообще можешь быть уверен, что эта сделка окажется прибыльной? – спросил он.
– Ваша светлость, – вступил в разговор Майлз Монтгомери, – Николас де Джуэл, племянник моей мачехи, много говорил мне об этом. Его сведения исходят от хорошо информированного человека – представителя американской компании «Бэринг бразерз» в Англии.
– И сколько же вложил сам де Джуэл? – поинтересовался Джон.
Майлз Монтгомери замялся:
– Николас в настоящее время находится в стесненных финансовых обстоятельствах… Я пообещал ему долю за информацию – из своей прибыли.
– Мы с Майлзом собираемся лично отправиться в Нью-Йорк, – прибавил Джейми, к которому явно возвращалась надежда. – Я обещаю, мы не допустим никаких неприятных неожиданностей!
– Англия и Соединенные Штаты сейчас находятся в напряженных отношениях, и надеяться на улучшение не приходится. Что вы будете делать, если начнется война?
Джейми пожал плечами:
– Задержимся в Нью-Йорке несколько дольше, наверное…
– А что ты думаешь обо всем этом? – спросил Джон, переведя взгляд на своего среднего брата, двадцатипятилетнего Росса.
– Я не знаю, насколько успешной окажется сделка, – заговорил Росс, – но в любом случае речь идет не о той сумме, которая может нас разорить. Так что я за то, чтобы дать Джейми деньги.
Джон пристально вгляделся во взволнованное, полное надежды лицо своего младшего брата. В свои двадцать три года Джейми Сен-Жермен все еще оставался младшим, любимцем семьи. Он до сих пор не проявлял особенной склонности ни к чему, кроме разве что светской жизни. Но пора и ему наконец повзрослеть. Это деловое предприятие вполне может стать для него началом новой, самостоятельной жизни.
– Добрый вечер, ваша светлость, – произнес чей-то резкий голос.
Все четверо одновременно оглянулись. Около них стоял высокий блондин; он смотрел на братьев с откровенным недружелюбием.
– А, это вы, Гримсби, – Джон слегка склонил голову.
– Какая трогательная семейная картина, просто сердце радуется, – заметил Гримсби, разглядывая братьев Сен-Жермен. – А с вами, кажется, мы незнакомы? – прибавил он, обращаясь к Майлзу.
– Это Майлз Монтгомери, граф Стратфорд, – представил Джон молодого человека. – Майлз, познакомьтесь: это Уильям Гримсби, граф Рэйпен.
Майлз Монтгомери поднялся, пожал Гримсби руку и вновь опустился в кресло. Гримсби усмехнулся:
– Рад с вами познакомиться, милорд… Позвольте дать вам дружеский совет: если у вас есть сестра, держитесь вместе с ней подальше от Сен-Жерменов!
С этими словами Уильям Гримсби развернулся и ушел.
Майлз Монтгомери в явном смущении повернулся к остальным.
– Что… О чем это он?
– Я был женат на его покойной сестре, – коротко ответил Джон.
Росс пробормотал что-то вроде: «Жаль, что это не он сам отошел в лучший мир».
– Ты просто злишься на него за то, что наша компания понесла из-за него убытки, – улыбнулся брату Джон.
– Да как ты можешь оставаться спокойным?! – взорвался Росс. – Этот человек только и жаждет нас разорить!
Джон пожал плечами.
– Уильям тяжело переживает смерть сестры…
– Ленора умерла пять лет тому назад! – напомнил брату Росс.
– Давай оставим это. – Джон бросил быстрый взгляд на Монтгомери, прислушивающегося к их разговору, а потом снова обернулся к Джей-ми. – Я дам тебе необходимую сумму, – сказал он, – но с условием: ты отправишься на Бермуды на одном из моих кораблей, а оттуда поплывешь в Нью-Йорк на судне какой-нибудь нейтральной страны. Договорились?
Монтгомери едва заметно кивнул Джейми, и тот обратился к Джону:
– Брат, есть еще одно дело…
«Неужели будут какие-то трудности?» – с неудовольствием подумал Джон. Изогнув черную бровь, он взглянул на своего брата, потом перевел взгляд на Майлза.
– Объясни ему сам, – сказал другу Джейми.
– Милорд, у меня есть к вам одна просьба, – начал Майлз Монтгомери. – Я боюсь, что моя мачеха не станет должным образом заботиться о моей сестре, пока меня не будет…
Он неуверенно замолчал. Потом, словно собравшись с силами, откашлялся и закончил:
– Я прошу, чтобы вы стали опекуном Иза-бель – только на время моего…
– Нет, – прервал его Джон.
– Ваша светлость, я очень прошу вас. Иза-бель – разумная, добрая девушка. – Майлз, казалось, не смутился отказом. – Она не доставит вам никаких неприятностей. Она необыкновенно привлекательна – у нее прекрасные светлые волосы и…
– Терпеть не могу блондинок, – опять прервал его Джон. – Лет в сорок я собираюсь жениться на какой-нибудь жгучей брюнетке.
Росс расхохотался, чем заслужил неодобрительный взгляд от своего старшего брата.
– Изабель – высокообразованная молодая леди, – вставил Джейми.
– Неужели? Блондинка с голубыми глазами? – протянул Джон; каждое его слово буквально сочилось сарказмом.
– Скорее фиалковыми, милорд, – поправил его Майлз.
– Прошу прощения?..
– Глаза у Изабель скорее фиалкового оттенка…
Росс Сен-Жермен хихикнул. Его от души развлекал этот разговор.
Снова бросив на брата уничижительный взгляд, Джон поинтересовался:
– И в какой же области леди так хорошо образована? В рукоделии? В игре на фортепьяно?
– Изабель играет на флейте, – сказал Майлз.
– И великолепно играет! – горячо прибавил Джейми.
– Ну, игра на флейте – это еще не все, что нужно в наше время, – заметил Росс.
На этот раз младший брат осуждающе взглянул на него.
– Она, должно быть, особенно сведуща в вопросах нарядов и сплетен, – предположил Джон. – Все юные леди обладают талантами в этой области.
– Изабель одевается очень просто, – отрицательно покачал головой Майлз. – И она никогда не сплетничает.
– Покажите мне женщину, которая не любит сплетничать, – и, я вас уверяю, она окажется глухонемой! – захохотал Джон. – Скажите же мне, друг мой, какими еще талантами обладает ваша сестра?
– Помимо игры на флейте, – сказал Майлз, – Изабель превосходно разбирается в денежных делах.
– Денежных? – Брови Джона поползли вверх. – Что вы имеете в виду?
– Изабель ведет все дела дома. Разумеется, я ежеквартально проверяю ее бухгалтерские книги и нахожу ее работу превосходной.
– Вы позволяете женщине вести финансовые дела имения?!
Майлз кивнул.
– Ваша сестра, бесспорно, интереснейшая леди, – медленно сказал Джон. – Но я не могу исполнить вашу просьбу.
Майлз повернулся к Джейми:
– Я просто не могу оставить Изабель с Дельфинией…
Джейми умоляюще взглянул на Росса, словно призывая его на помощь.
Росс пожал плечами.
– Хорошо, – неожиданно сдался Джон, которому, несмотря ни на что, было неприятно огорчать брата. – Я стану опекуном вашей сестры и возьму на себя ведение дел в вашей семье.
– Благодарю вас, милорд! – Майлз взглянул на Джейми и продолжил: – Я осмелюсь просить вас еще об одном одолжении…
– Монтгомери, не испытывайте судьбу! – предостерег Джон.
– Первого мая Изабель исполнится восемнадцать лет. – Майлз обезоруживающе улыбнулся. – Если я не вернусь к этому дню, прошу вас, ваша светлость, не соглашайтесь на ее брак с Николасом де Джуэлом! Изабель презирает его. Женитесь на ней сами, милорд, если пожелаете, а если нет – обеспечьте ей дебют в свете.
– Хорошо, я откажу де Джуэлу, если он будет просить ее руки. Но должен сказать, что я нажил не лучшую репутацию… Как бы из-за моего вмешательства в дела вашей семьи не пострадала и репутация Изабель Монтгомери!
– А по-моему, позаботиться о юной девушке – это самое благородное дело! – сказал Росс.
Джон с осуждением взглянул на брата. Ну почему Росс никогда не может воздержаться от насмешки?..
– Матушка всегда говорила, что хотела бы иметь дочь, – не унимался Росс. – Они с тетей Эстер будут простр счастливы взять на себя заботу о первом выходе в свет твоей подопечной!
– Остается только составить необходимые документы, – сказал Джон, обращаясь к Майлзу. – Жду вас в своем доме завтра вечером. А теперь прошу меня извинить: у меня назначена встреча.
Джон встал с кресла и направился к выходу.
– Пошел к любовнице, – донесся до него громкий шепот Майлза.
– К какой именно? – уточнил Росс.
– Я однажды видел его с какой-то брюнеткой, – сказал Майлз. – Актриса, кажется.
– Джон оставил Лизетту Дюпре несколько месяцев назад…
Продолжения беседы Джон не услышал: дверь за ним захлопнулась. В холле в кресле у окна сидел завсегдатай клуба, Бо Бруммел, известный в Лондоне светский щеголь и повеса. Бруммел пожелал Джону приятного вечера; они раскланялись, и Джон вышел на улицу.
Стояла уже глубокая ночь. Луны не было; город, казалось, потонул в густом промозглом тумане. Уличные фонари светили тускло, и вокруг почти ничего не было видно…
Экипаж Джона ждал его на другой стороне улицы. Проклиная себя за то, что согласился стать опекуном какой-то юной девицы, Джон направился через дорогу.
Вдруг какая-то карета выскочила из-за угла и на огромной скорости понеслась прямо на него. «Берегитесь!» – услышал Джон крик своего кучера.
Не раздумывая, Джон рванулся в сторону и упал наземь. Карета прогрохотала почти над ним и умчалась – так же быстро, как и появилась. Джону даже не удалось ее рассмотреть.
Он поднялся. К нему подбежал кучер.
– С вами все в порядке, ваша светлость? – обеспокоенно спросил вн.
– Да, Галлахер, спасибо. Но мне придется вернуться домой и переодеться, – ответил Джон. Он положил руку на плечо кучеру. – Спасибо, что предупредил меня.
– Не за что, ваша светлость, – ответил тот и добавил, усмехнувшись: – К тому же, если с вашей светлостью что-то случится, я потеряю работу!
– Я восхищен твоей практичностью, – сказал Джон и улыбнулся. Галлахер распахнул перед ним двери, и он сел в карету. – Не могу понять, как тому вознице удалось не заметить меня?
– Но он вас прекрасно видел, ваша светлость! – ответил Галлахер, трогаясь с места. – Мне показалось, что он ехал прямо на вас…
Джон откинулся на спинку сиденья и погрузился в размышления. Да нет, чепуха: кому он мог настолько помешать, чтобы от него хотели избавиться? Лишь один человек мог желать его смерти: Уильям Гримсби. Но он никогда не пойдет на убийство! «Просто досадная случайность», – пробормотал Джон, когда они подъехали к его роскошному особняку на Парк-лейн.
Арден-Холл, декабрь, 1811 год
– О господи… – пробормотала Изабель Монтгомери. Она откинула назад длинные белокурые волосы, отложила перо и, сжав в пальцах золотой медальон, уставилась на длинную колонку цифр в домашнем гроссбухе. – Не хотят они сходиться, – пожаловалась она. – Может, ты разбираешься в математике?
Изабель бросила взгляд на пожилую женщину, сидевшую в кресле у очага в противоположном углу кабинета. На Гизеле был тот же самый поношенный плащ, что и семь лет назад. В отличие от Изабель, которая из маленькой девочки превратилась в красивую семнадцатилетнюю девушку, Гизела нисколько не изменилась.
– Нет, со счетом у меня плоховато, – ответила она.
Изабель чувствовала, как в ней нарастает раздражение. Присутствие Гизелы иногда казалось ей наказанием, а не благословением; впрочем, она крепко любила женщину – ведь других друзей у нее не было…
– Я-то думала, что посланцы небес знают абсолютно все, – заметила Изабель.
– Выходит, ты ошибалась, – ответила Гизела.
Судя по взгляду, брошенному ею на подопечную, она знала все мысли девушки.
– Тебе будет намного приятнее, если ты сама разберешься с этим.
– У меня слишком мало времени, – возразила девушка.
– И какие же у тебя срочные дела?
Изабель с тоской посмотрела в окно; лучи послеполуденного солнца проникали в комнату, словно звали ее на волю, подальше от навевающих тоску пыльных бухгалтерских книг.
– Я хотела посидеть в саду и поиграть на флейте, – ответила она. – Неужели ты не можешь мне помочь с этими цифрами? Ну хотя бы сегодня, один разок?
– Ты уже говорила это раньше, – покачала головой Гизела. – И мой ответ не изменился. Сделай это сама. Ты же знаешь, страдания – благо для души.
– Но я заслужила хотя бы немного удовольствия, – раздраженно возразила Изабель.
– Дитя мое, терпение – великая добродетель, – отвечала ей Гизела, не обратив внимания на гневную вспышку подопечной.
– Вера, надежда, милосердие, умеренность, справедливость, благоразумие и стойкость – вот семь добродетелей, – перечислила Изабель и, приподняв бровь, взглянула на свою покровительницу. – Терпение среди них не числится. Как так может быть, что ангелу-хранителю неизвестны семь добродетелей?
– Ну, купи мне индульгенцию, – пожав плечами, ответствовала Гизела. – Я могу перечислить семь смертных грехов. Хочешь?
– Нет уж, благодарю…
– Вот ты где!
При звуке этого голоса Изабель резко обернулась. К столу прошествовала ее мачеха с какой-то бумагой в руке. Изабель годами училась сдерживать свои чувства, и только это удержало ее от гримасы недовольства при виде непрошеной гостьи. Девушка бессознательно коснулась золотого медальона, хранившего миниатюрный портрет матери: это всегда успокаивало ее.
– Я получила прекрасные известия! – воскликнула Дельфиния Монтгомери, размахивая письмом.
– Должно быть, кто-то умер в мучениях…
Изабель хихикнула и бросила короткий взгляд на Гизелу, подумав о том, что та, должно быть, права.
– Над чем ты смеешься? – несколько смутившись, спросила Дельфиния. – И почему, когда я говорю с тобой, ты смотришь в сторону? Надеюсь, ты не собираешься снова начать разговаривать сама с собой?
Изабель мысленно выругала себя: она едва не попалась снова. Гизела была настолько реальна, что девушка часто забывала, что другие ее не видят и не слышат, – а это создавало ей массу проблем.
– Нет, я… я просто задумалась о своем. – Изабель заставила себя улыбнуться, и лицо ее мачехи прояснилось. – И что же за прекрасная новость?
– Наш дорогой Николас навестит нас по дороге в Лондон, – ответила Дельфиния.
– Проклятие! – выругалась Гизела.
– Мягко сказано, – пробормотала Изабель.
– Что – мягко сказано? – поинтересовалась Дельфиния. – Изабель, ты что, больна?
– Нет, просто немного устала…
– Послушай моего совета, – снова заговорила Дельфиния. – Думай о Николасе как о человеке, который, возможно, станет твоим мужем. Ты же знаешь, лучшей партии, чем мой племянник, нельзя и пожелать.
– Я пока что не испытываю желания выходить замуж за кого бы то ни было, – ответила Изабель, стараясь удержаться от гримасы отвращения: Николас де Джуэл всегда напоминал ей злобного хорька. – Прости, но я еще не закончила с этими счетами.
Дельфиния поняла намек и направилась было к дверям, но задержалась на пороге.
– Кстати, о счетах: как-то так вышло, что я уже потратила свое месячное содержание, – с просительной улыбкой проговорила она. – Не могла бы я…
– Нет, – отрезала Изабель, жестко взглянула на мачеху и прибавила: – Если сегодня я дам тебе денег – завтра ты потребуешь еще больше. Пора бы уж научиться экономить и разумно расходовать деньги!
– Послушайте, юная леди!..
– Я не собираюсь тебя слушать, – прервала ее Изабель. – Если твое месячное содержание кажется тебе недостаточным, попроси Майлза его увеличить.
– Именно это я и сделаю, – заявила Дельфиния и, выйдя из комнаты, захлопнула за собой дверь.
– Почему ты всегда ее оскорбляешь? – спросила Гизела.
– Это она меня оскорбляет!
– От того, что ты будешь давать ей иногда немного денег, твой брат не разорится, верно ведь?
– Дельфинии должно с лихвой хватать ее содержания, – решительно заявила девушка. – Только, похоже, у моей мачехи карманы дырявые.
– Помни, дитя мое, – проговорила Гизела, – блаженны щедрые, ибо и к ним щедры
будут…
Глаза Изабель округлились в удивлении.
– Ты что, решила переписать по-своему Новый завет?
– Что ты этим хочешь сказать?
– В Писании сказано: «Блаженны милостивые, ибо помилованы будут».
– Прошу прощения, я ошиблась.
– Что это за ангел, который не помнит слов Писания? – поинтересовалась Изабель.
Гизела не успела ответить: дверь распахнулась, и снова Изабель с трудом удержалась от недовольной гримасы. Вошли ее сводные сестры.
Ей оставалось только надеяться, что они вслед за мачехой не станут клянчить денег. Гизела хихикнула, и Изабель сурово взглянула на нее.
– Не надо так на меня смотреть, дитя мое, – упрекнула ее старуха. – Если бы ты дала Дельфинии то, что она просила, то смогла бы избежать этого визита.
«Как я не люблю, когда все время твердят: „Я же тебе говорила“!» – подумала Изабель.
– Но ты сама именно так всегда и говоришь, – парировала Гизела.
– Неправда! – вслух ответила Изабель.
– Изабель опять говорит сама с собой, – шепнула девятнадцатилетняя Рут своей сестре.
– Она просто сумасшедшая, – так же шепотом ответила двадцатилетняя Лобелия. – Боже, кто захочет взять в жены сестру ненормальной?
– По крайней мере мы с ней не кровная родня, – заметила Рут.
Изабель гневно выпрямилась и замерла. Она все прекрасно слышала, и эти слова вывели ее из себя. За прошедшие десять лет она могла бы и привыкнуть к оскорблениям – и все же сводные сестры Изабель по-прежнему находили способы уязвить ее. Впрочем, упрекать их в том, что они считали ее сумасшедшей, Изабель не могла: оказалось, что иметь ангела-хранителя вовсе не так прекрасно, как она когда-то думала.
– Что вам нужно? – обратилась она к сестрам.
– Денег, – без предисловий заявила Рут и тут же вскрикнула: сестра больно ущипнула ее.
– У меня нет для вас денег, – заявила Изабель. – Можете идти и развлекаться дальше.
– Милая сестрица, – заискивающе заговорила Лобелия, – нам нужны новые платья для весеннего сезона в Лондоне.
– Да и тебе тоже нужно прилично одеться, – прибавила Рут. – Ты чудовищно отстала от моды!
Изабель оглядела сестер: Лобелия и Рут были одеты в муслиновые платья до щиколоток с квадратными вырезами и длинными широкими рукавами. Лифы платьев были отделаны кружевами и вышивкой. Она перевела взгляд на свою собственную одежду – полотняную, собранную у шеи блузу и фиолетовую шерстяную юбку. По сравнению со своими сестрами, разодетыми как великосветские модницы, Изабель казалась простой крестьянкой.
– Вы правы, – снова взглянув на сестер, проговорила девушка. – Я одеваюсь старомодно. А теперь прошу меня простить, у меня много дел…
– Тебе скоро восемнадцать, ты должна будешь выйти в свет, – напомнила ей Лобелия и прибавила с наигранной веселостью: – Нам троим нужен новый гардероб – тогда у нас отбоя от женихов не будет!
Изабель пристально посмотрела на Лобелию, потом на Рут; казалось, обе девицы как-то сжались, съежились под ее взглядом. Ей не нравилось плохо думать о людях, однако же ее сводные сестры обладали самой заурядной внешностью. Да, какие бы у них ни были модные наряды, найти себе мужей Лобелии и Рут будет совсем не легко…
– Нехорошие мысли. Однако ж я их вполне разделяю, – заметила Гизела со своего места у камина.
– Отправляйтесь в Лондон, если вам так хочется, – проговорила Изабель. Ей очень хотелось ответить Гизеле, но она сдержалась. – Только придется вам ограничиться прошлогодними нарядами.
– Это произвол! Просто невыносимо! – топнула ногой Лобелия. – Это нечестно! Состояние принадлежит не тебе, а твоему брату!
Рут закивала, соглашаясь со словами сестры.
– Тогда напишите Майлзу и попросите у него денег на новый гардероб, – ответила Изабель. – Мне он не давал распоряжений обеспечивать вас каждый год платьями и побрякушками.
– Так мы и сделаем, – отрезала Лобелия. – Я не собираюсь умереть старой девой, как ты… Пойдем, сестра.
– Какая жалость, что у тебя веснушки, – с притворным сочувствием бросила через плечо Руг. – Знаешь, мужчинам веснушки не нравятся…
Дверь за ними захлопнулась.
Изабель с озабоченным видом повернулась к Гизеле:
– Меня очень портят эти веснушки?
– Какие веснушки?
Изабель усмехнулась.
– Эти веснушки – как золотые пылинки, они делают тебя еще более неотразимой, – сказала Гизела.
– Ты это говоришь, просто чтобы меня успокоить?
– Разве ангелы лгут?
Изабель покачала головой:
– Ты всегда умеешь успокоить меня…
Снова раздался стук в дверь.
– Кто бы это мог быть? – проговорила Изабель. – Ни мачеха, ни драгоценные сестрицы никогда не стучат.
Стук повторился.
– Войдите, – крикнула Изабель – и улыбнулась: в комнату вошел Пебблс, дворецкий в доме Монтгомери.
– Добрый вечер, миледи. – Пебблс оперся на край стола и, заговорщически подмигнув ей, заговорил шепотом: – Три ведьмы погибли в перевернувшейся коляске. Когда они прибыли к вратам небес, святой Петр сказал им, что небеса – не место для ведьм, и приказал им вернуться на землю. Святой Петр приказал им спрыгнуть с первого же облака и выкрикнуть имя, которым их будут называть в следующей жизни. И первая ведьма прыгнула с облака, прокричав: «Лобелия!..»
Изабель почувствовала, что против воли улыбается.
– Вторая ведьма прыгнула с облака, взвизгнув: «Рут!» – продолжал дворецкий. – А третья, самая старая ведьма, споткнулась и прорычала: «Вот дерьмо!»
Изабель расхохоталась, ей вторил смех Гизелы.
– Я знал, что смогу вызвать у вас улыбку, – проговорил Пебблс, передавая ей послание. – Это привез курьер из Лондона.
– Спасибо, Пебблс.
Изабель проследила взглядом за уходящим дворецким, потом вскрыла конверт.
