Текст книги "Молодость"
Автор книги: Паоло Соррентино
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Паоло Соррентино
Молодость
Paolo Sorrentino
La giovinezza
© 2015 RCS Libri S.p.A., Milano
© А. Ямпольская, перевод на русский язык, 2015
© А. Долин, послесловие, 2015
© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2015
© ООО “Издательство АСТ”, 2015
Издательство CORPUS ®
* * *
Паоло Соррентино
Молодость
Глава 1
Ясное весеннее солнце освещает определенно британскую физиономию. Бледная кожа с краснотой, короткие светлые волосы, рубашка, галстук, на вид лет пятьдесят. Лицо очень умное. И убедительное. Мужчина сидит нога на ногу в прелестном парке отеля.
За его спиной, чуть поодаль, двое помощников помоложе.
Еще дальше – красивый бассейн. Купающихся мало, сонная, отпускная атмосфера, какая бывает ранним утром. Все закутаны в одинаковые мягкие белые халаты.
Девственно чистый луг покрыт брызгами воды гидромассажных ванн.
В глубине – чудесный альпийский отель. Одновременно уютный, сонный и шикарный.
Здание отеля обрамляют царственные Альпы. Мужчина достает пачку сигарет и уже собирается закурить, как его останавливает спокойный голос без тени упрека:
– Здесь не курят.
– Даже на улице?
– Даже в помещении.
Спокойный голос принадлежит сидящему напротив мужчине. Англичанин, лет восьмидесяти, в мягком бежевом непарном костюме, внушительные очки, черная оправа, за очками спрятались светлые, водянистые глаза, печальный проницательный взгляд. Это Фред Баллинджер.
Их разделяет столик. Перед Фредом – раскрытая газета. Он спокоен, умиротворен, невозмутим, в глазах то и дело сквозит разочарование. Он разворачивает конфету и засовывает ее в рот привычным жестом, как человек, который часто ест конфеты.
– Мистер Баллинджер, можно мне называть вас “маэстро”?
Фред Баллинджер пожимает плечами. Ему все равно.
– Как отдыхается?
– Спасибо, прекрасно.
– Давно сюда приезжаете?
– Больше двадцати лет. Раньше приезжал с женой. Теперь один, у меня здесь много друзей.
– Почему Швейцария?
– Близко к Италии. А я после Лондона и Нью-Йорка четверть века руководил Венецианским оркестром.
– Точно, как же я мог забыть! Наверное, здесь можно полностью расслабиться.
– Здесь только это и можно сделать.
Мужчина расплывается в улыбке. Фред – нет.
– Маэстро, вы еще дирижируете или сочиняете музыку?
– Нет. Я на пенсии.
– Разумеется, я, как и все, ваш большой поклонник.
– Спасибо!
Англичанин улыбается:
– Маэстро, как я вам говорил, я работаю на Букингемский дворец, организую особые мероприятия.
Фред слегка оживляется:
– Вы работаете на королеву?
– Практически да!
– Прекрасно. Монархия всегда вызывает нежность. Его собеседник удивлен:
– Извините за нескромный вопрос, почему монархия вызывает нежность?
– Потому что она уязвима. Уберешь одного человека – и сразу изменится целый мир. Это как брак.
– Королева почтет за честь, если вы согласитесь принять в июне рыцарский титул.
Фред Баллинджер едва заметно усмехается:
– Знаете, что сказал Сати, когда его собрались наградить орденом Почетного легиона? Он сказал: “Отказаться от ордена – полдела, главное – не заслужить его”. Но я не Сати. Извините, у меня дурная привычка сыпать цитатами.
– Ее величество будет счастлива узнать, что вы согласились.
– Ее величество никогда не бывает счастлива. Несколько обескураженный, посланник королевы делает вид, что не расслышал, и продолжает:
– Кроме того, церемония награждения пройдет в день рождения принца Филиппа. Королева желает подарить ему концерт: Лондонский филармонический оркестр сыграет в Уимблдонском театре, к которому принц очень привязан по неизвестным мне причинам, и королева будет счаст… то есть почтет за честь, если вы согласитесь дирижировать концертом и исполнить отрывки из ваших произведений.
– Я давно не дирижирую.
Его собеседник улыбается:
– Уверен, вы не забыли, как это делается.
Фред Баллинджер задумывается с серьезным видом.
– Нет, я не забыл, как это делается.
Королевский посланник вновь расплывается в радушной улыбке.
– Принц Филипп и королева придут в восторг, когда услышат ваши знаменитые “Приятные песенки”.
Бесстрастно, почти обреченно Фред заявляет:
– Я не исполню ни одну из “Приятных песенок”.
– Почему?
– По личным причинам.
– Мы можем пригласить спеть партию сопрано великую Чо Суми.
– Чо Суми не годится.
– Скажите сами, кто из сопрано годится, и мы ее пригласим.
– Никто не годится.
Похоже, решение окончательное. Фред Баллинджер вновь погружается в чтение газеты. Все комплименты оказались бесполезны. Королевский посланник печально опускает голову.
Тишина. Слышен лишь слабый шум. Фред ритмично потирает пальцами конфетную обертку. Короткие, меняющиеся интервалы складываются в музыкальный ритм.
Королевский посланник берет сигарету, подносит зажигалку, но вспоминает о запрете на курение.
– Позвольте, маэстро, но королева может обидеться, она не привыкла к отказам, – бормочет он, предпринимая последнюю, слабую попытку.
Фред Баллинджер, не отрываясь от газеты, внезапно перестает шуршать конфетной оберткой.
– Ей придется смириться. Есть вещи поважнее моих “Приятных песенок”.
Королевский посланник встает с безутешным видом:
– Я передам содержание нашего разговора. До свидания, маэстро!
Он собирается уходить. Помощники следуют за ним. Когда они поднимаются, мы видим столик у них за спиной: за ним сидит мужчина, очевидно, слышавший всю беседу.
Это Джимми Три, ему тридцать четыре года. Калифорниец, невероятный красавец, звезда Голливуда. Ранним утром он ест бифштекс с жареным картофелем. У него утомленный вид, на голове бейсболка, которая ему не идет, отросшая за несколько дней щетина, солнечные очки, обыкновенная, помятая одежда.
Трое англичан огибают бассейн, направляясь к выходу, как вдруг нечто удивительное привлекает внимание королевского посланника.
Это нечто – мужчина, покачивающийся в воде. Видно только его лицо. Одутловатая, типично южноамериканская физиономия, волосы покрашены в невероятный желтый цвет, мясистый рот, лет пятьдесят, страдальческое выражение, умные темные глаза, глубокие морщины, какие редко увидишь у человека среднего возраста. Он смотрит в пустоту.
Королевский посланник пристально разглядывает его, потом тихо спрашивает у помощника:
– Ты видел? Это он?
Помощники обращают взгляд к бассейну и сразу же узнают мужчину. Они заметно взволнованы.
– Конечно, он.
– Господи, точно он!
Троица шагает дальше, тайком поглядывая на латиноамериканца в бассейне, который теперь при помощи женщины лет сорока и трех спасателей, на которых он повис, словно мешок, поднимается из воды по удобной лестнице – в одиночку ему ее не преодолеть.
Мужчина медленно выбирается из бассейна, теперь видно, что он невероятно толстый и ему бесконечно трудно двигаться. Задыхаясь, тучный и харизматичный персонаж усаживается у бортика бассейна. Его руки покрыты татуировкой с портретами знаменитых героев знаменитых революций.
Спасатели удаляются. Женщина лет сорока с добрым и терпеливым лицом – вероятно, спутница толстяка. Она присаживается рядом с ним. Вытирает ему полотенцем волосы. Нежно заботится об этом гигантском ките.
Глава 2
Венеция, ночь
Неожиданные и неровные, приглушенные и тихие, словно доносящиеся из самой глубины моря и сознания, раздаются прерывистые звуки гитары.
То, что предстает сейчас перед нашими глазами, похоже на видение.
Чудесное видение: пустынная площадь Святого Марка залита водой. Бескрайняя площадь, с неповторимыми портиками и дворцами и с омывающим колонны прямоугольным озером.
Через площадь проложены высокие и узкие пешеходные мостки. На площади никого.
Некоторое время спустя в этом самом загадочном на свете городе, вдали, на узеньких мостках, из ночной темноты появляется Фред Баллинджер.
Он идет короткими шажками, с трудом, неуверенной стариковской походкой.
Фред поднимает взгляд и замечает на противоположном конце мостков величественную женскую фигуру. Они движутся друг другу навстречу – единственные люди в сказочной, затопленной Венеции. Они уже совсем близко, скоро они встретятся, Фред с плохо скрываемым удивлением пристально смотрит на женщину: ростом она метр восемьдесят пять. Писаная красавица, черноволосая, зеленоглазая – кажется, женщина ненастоящая. На ней цельный купальник, через плечо лента с надписью “Мисс Вселенная”.
Она идет по мосткам неестественной походкой, как ходят топ-модели во время важных показов. Совсем скоро они встретятся. Мостки узкие, не шире метра, поэтому, чтобы пройти и не оказаться в воде, обоим приходится повернуться боком. При этом они неизбежно дотрагиваются друг до друга. Пышный бюст Мисс Вселенной слегка касается тощей груди Фреда Баллинджера.
Он смотрит на нее снизу вверх, как смотрят на нечто прекрасное и недостижимое.
Она (холодная, как и все мисс) смотрит в пустоту и не обращает внимания на двусмысленное, мимолетное соприкосновение своего совершенного тела с телом Фреда.
Опасность свалиться в воду остается позади, Фред и Мисс Вселенная идут дальше, каждый в свою сторону. Мисс, которую мы видим со спины, удаляется, покачивая бедрами, в лунном свете, окруженная массой воды, как сомнительная мечта Дольче и Габбаны.
Фред тоже шагает вперед по мосткам, его охватывает вполне понятный страх: вода продолжает неумолимо подниматься. Она покрывает мостки, ступни Фреда, его икры, колени.
Фред пытается ускорить шаг, но он стар, а вода сопротивляется. Он оборачивается и еле слышно выкрикивает имя, словно прося Мисс Вселенную о помощи:
– Мелани! Мелани!
Но Мисс Вселенной больше нет, она словно испарилась.
Фред проходит еще немного вперед, вода поднимается ему до груди, до шеи, до подбородка, он в панике, он еле слышно кричит, как вдруг, к счастью…
Глава 3
Он просыпается. Сразу приходит в себя.
С трудом встает из кресла. Вокруг никого. Уже поздно. Чуть поодаль компания полуночников – постояльцев отеля. Теперь тихие аккорды гитары звучат отчетливо и реально. И беспрерывно.
Фред идет короткими шажками, подводные фонари бассейна освещают его неясным светом.
Он идет по пустынной лужайке, на звуки гитары накладывается пение, доносящееся со стороны компании.
Звучит Onward. Великолепный, сдержанный, настоящий американский фолк. Фред инстинктивно идет на музыку. Приближается к полуночникам, среди которых Марк Козелек. Он играет на гитаре и поет. Рядом с ним три женщины, паренек лет двадцати и Джимми Три. Устроившись удобно, расслабившись, они наслаждаются балладой великого американского фолк-исполнителя.
Фред Баллинджер останавливается неподалеку, чтобы послушать прекрасную песню. Марк Козелек замечает его и не может скрыть волнения из-за присутствия столь выдающегося слушателя. Он почтительно кивает Фреду и во время гитарного проигрыша здоровается:
– Маэстро!
Фред улыбается.
Джимми Три, растянувшийся на траве с закрытыми глазами, открывает их и замечает Фреда. Они обмениваются приветствиями, Джимми по-дружески приглашает Фреда подойти поближе – все это молча, жестами.
Фред подходит, присаживается на край лежака, стоящего рядом с Джимми. Тот протягивает ему чашку:
– Я тайком подлил джина в чай. Не хотите, мистер Баллинджер?
– Нет, спасибо. Мне бы джину, в который подлили травяного чая.
Оба улыбаются.
Фред достает носовой платок, быстро высмаркивается, ловко складывает платок и привычным жестом, который он повторял миллионы раз, четырежды вытирает нос и убирает платок в карман пиджака.
Джимми Три с величайшим вниманием, замаскированным неотразимой улыбкой, наблюдает за манипуляциями Фреда с платком.
– Сегодня я размышлял о том, что у нас с вами похожие трудности, – говорит он.
– Ну-ка, ну-ка.
– Из-за того, что мы однажды поддались искушению легкости, нас всю жизнь принимают за кого-то другого.
– Может быть. Но сопротивляться искушению легкости невозможно.
– Я работал с самыми великими европейскими и американскими режиссерами, а зрители будут помнить меня как мистера Кью – тупого железного робота. Между прочим, во время съемок я таскал на себе девяносто килограммов железа, моего лица даже не было видно. Каждые полчаса кто-нибудь обязательно напоминает мне о том, что я сыграл мистера Кью, как вам напоминают о “Приятных песенках”. При этом они забывают, что вы сочинили “Черную призму”, “Жизнь Адриана” и все остальное.
Фред Баллинджер улыбается. Джимми тоже улыбается. Как заговорщики.
– Дело в том, что легкость – своего рода извращение, – говорит Фред. – Какими судьбами вы оказались в Европе?
– Через месяц у меня начинаются съемки в Германии. Готовлюсь к роли.
– К легкой?
– Как посмотреть.
– Получается?
– Поживем – увидим.
Марк Козелек допевает Onward. Приятели вяло хлопают. Фред к ним не присоединяется. С трудом поднявшись, он прощается с Джимми:
– Для меня уже поздно.
– А для меня нет.
Фред улыбается. Джимми шутливо отдает ему честь по-военному, приложив пальцы к виску.
Фред уходит неуверенной стариковской походкой. Джимми попивает чай, глядя на медленно удаляющегося Фреда.
Глава 4
В вестибюле отеля, напротив стойки администрации, Фред Баллинджер стоит неподвижно и ждет лифта.
Молоденький ночной портье зачарованно глядит в экран маленького телевизора с выключенным звуком.
В двери отеля звонит миниатюрная, полная достоинства женщина. Ей шестьдесят, выглядит она немолодо. Не отрывая взгляда от экрана, портье привычным жестом нажимает на кнопку, дверь открывается. Женщина заходит и усаживается на банкетку. С грустным и безнадежным видом смотрит в пустоту.
Фред Баллинджер невозмутимо наблюдает за происходящим. Наконец приезжает лифт. Старинный, с решетчатыми стенами. Фред заходит. Поднимается.
Он приезжает на этаж. Сталкивается с девушкой лет двадцати – пухленькой, далеко не красавицей. Она ждет лифта, чтобы спуститься вниз. Лицо девушки усыпано прыщиками, которые никак не вяжутся с ее вызывающим и агрессивным внешним видом. Можно предположить, что это эскорт-модель, но не вполне обычная.
Фред забывает взглянуть на нее, она тоже не обращает на него никакого внимания.
Баллинджер медленно, короткими шажками, одиноко идет вперед. Рядом с дверьми красуются трекинговые ботинки, которые постояльцы выставили проветриться.
В ночной тишине Фреда обгоняет пожилой мужчина на электрической инвалидной коляске. Мужчина исчезает за поворотом коридора.
Фреда останавливают звуки, доносящиеся из какого-то номера: кто-то упражняется в игре на скрипке. Фред поворачивается, пытаясь понять, откуда доносится звук. Скрипач все время начинает сначала, звучат только две ноты, которые никак не выходят, – так и есть, это упражнение, причем весьма утомительное.
Фред делает шаг по направлению к источнику звука, но скрипач уже закончил.
Фред собирается двинуться дальше, как вдруг видит свое отражение в зеркале. Без эмоций, просто констатируя факт, он проводит пальцем по новому темному пятну у виска.
Глава 5
Далекие звуки скрипки складываются в тихую, немного печальную мелодию.
Мы в номере, где царит беспорядок: повсюду бумаги, заметки, ноутбуки, которые забыли выключить.
Пятеро ребят (четверо парней и одна девушка), все не старше тридцати, спят в креслах и на кровати, свернувшись калачиком. Спят сном праведников.
Посредине комнаты стоят Фред Баллинджер и другой пожилой мужчина, тоже лет восьмидесяти, еще красивый: чуть длинноватые волосы, светлые, сияющие глаза – всеядные, полные жизни. Его зовут Мик Бойл.
Старики молча глядят на спящих ребят. Через некоторое время скрипка замолкает.
– Ты сегодня мочился? – спрашивает Фред.
– Два раза. Полторы капли. А ты?
– То же самое. Более или менее.
– Более или менее?
– Менее.
– Смотри, какие они красивые! – говорит Мик.
– Да, красивые.
– Знал бы ты, до чего они трогательные, когда пишут сценарий. Так увлечены своим делом.
– Это ты их заразил.
– А ты больше не увлечен?
Фред пожимает плечами.
Мик привычным жестом приглаживает правой рукой волосы на лбу, потом переводит разговор на другое:
– Видишь этих двоих?
Он показывает Фреду на девушку и одного из парней, спящих в противоположных углах комнаты.
– Конечно, вижу.
– Они начинают влюбляться друг в друга, хотя сами об этом не догадываются.
Приятели не видят, как девушка, не открывая глаз, улыбается. Она не спит.
– Откуда ты знаешь?
Мик Бойл задумывается:
– Я о любви знаю все.
– Тогда рано или поздно тебе придется прочесть мне лекцию.
– Тебе уже поздно. Слышал новость? Сюда едет Джойс Оуэнс, то бишь Мисс Вселенная. Среди положенных ей наград – неделя в этом отеле.
– Да, мне говорили. По-моему, это не награда, а наказание.
– Так ей и надо. Иногда красоту надо наказывать, чтобы нам, простым людям, было легче жить.
– Как идет работа над сценарием?
– Это будет мой шедевр. И мое завещание. Бренда сыграет незабываемую роль. Сегодня мы придумали название: “Последний день жизни”. Ну как?
Фред задумывается, потом говорит:
– Здорово. Пойду спать.
Он уходит, а Мик в дальнем углу комнаты тормошит одного из сценаристов.
– Ребята, просыпайтесь! Вам пора возвращаться к себе в пансион.
Глава 6
Красивая сорокалетняя женщина безмятежно спит в постели Фреда.
Ее зовут Лена.
На комоде – фотография в рамке, снятая десять лет назад. На ней Фред обнимает свою ровесницу. На снимке оба счастливо улыбаются. Вероятно, это его жена.
Фред садится в кресло. Смотрит на спящую женщину, его глаза блестят.
Лена открывает глаза. Замечает Фреда. Удивляется. – Папа, ты не спишь?
Пытаясь скрыть слезы, Фред грустно улыбается: – Нет, смотрю на тебя.
Лена замечает, что отец плачет.
– Папа, ты что…
Он не дает ей договорить:
– Не волнуйся. Старики все время плачут. Безо всякой причины.
Раннее утро, иней. Окружающий отель просторный парк, красивые вековые деревья.
Появляются пухленькая эскорт-модель и миниатюрная шестидесятилетняя женщина, которую мы видели у стойки администрации. Вероятно, это ее мать.
Они идут, держась за руки, печальные, всеми забытые.
Смешным и неловким жестом девушка поправляет короткие шорты, которые режут ей ягодицы.
Мик Бойл сидит на скамейке и просматривает рабочие заметки. Он замечает появление женщин, поднимает глаза, его взгляд становится грустным, когда он видит, что мать и дочь держатся за руки.
Вдали, за высокими Альпами, постепенно светлеет, иней исчезает с листьев величественных деревьев.
Глава 7
Девушка лет восемнадцати, худощавая, с тонкими чертами лица, сама застенчивость, делает массаж Фреду, который лежит на животе на массажной кушетке. Лена стоит у окна и смотрит на сидящего вдали на лужайке азиата.
– Там, внизу, человек левитирует.
– Я езжу сюда много лет. Он никогда не левитировал. Ну что, куда вы отправляетесь? – спрашивает Фред.
– Джулиан, как обычно, все устроил с размахом. Две недели в Полинезии.
– Отлично.
– Теперь номер будет целиком твой. Наконец-то вздохнешь с облегчением, а то я вечно путаюсь под ногами, – говорит она с улыбкой.
– Да что ты! С тобой веселее. Мик работает, а я скучаю.
– Теперь тебе скучно не будет. Я заказала все по полной программе. С утра до вечера массажи, сауны, обследования, врачи. Быстро придешь в форму.
– В моем возрасте пытаться прийти в форму – пустая трата времени. Я только стану еще сильнее скучать.
– Ты никак не избавишься от апатии. Может, съездишь на денек в Венецию? Принесешь маме цветы.
Фред не отвечает.
Массажистка ведет себя так, будто ничего не слышит.
Лена продолжает:
– Кстати, мне каждый день пишут французы. Настаивают, чтобы ты написал мемуары. Что им ответить?
– Пусть себе настаивают.
Лена пристально смотрит на голого отца, которому делают массаж. Тело, на котором время оставило отпечаток. На ее лице читается нежность.
Лена грустно прощается.
– Пока, пап! Прилечу – позвоню.
– Отдохни как следует.
Лена берет чемодан на колесиках и выходит из комнаты.
– Повернитесь, пожалуйста, на спину! – просит массажистка. Голос у нее совсем как у девчонки, что делает ее еще более трогательной. Фред не без труда переворачивается на спину. Девушка начинает массировать ему руки.
Баллинджер лежит с закрытыми глазами, но внезапно приоткрывает один глаз, чтобы тайком поглядеть на лицо массажистки.
Начинается обычный день в огромном комплексе – одновременно отеле, спа, медицинском центре, месте для занятий спортом и физической реабилитации. Четкие ритмы, установленные расписания.
В коридорах на этажах звонят старинные колокольчики, предупреждая, что пора идти на процедуру, опаздывать нельзя.
Медсестры и массажистки в соответствующей униформе выходят из раздевалок и расходятся по рабочим местам. Врачи надевают халаты.
Постояльцы, в основном пожилые люди, в одинаковых гостиничных халатах выстраиваются стройными рядами и направляются на обследование, в бассейны, сауны, массажные кабинеты.
Тихая, безмолвная, смешная суета пришедшего в движение мира.
В ресторане на фоне окон мы видим официантов, которые убирают со столиков. Тощий, как смерть, повар выходит из кухни на задний двор. Он с наслаждением затягивается, любуясь на изумительное голубое небо над горами Швейцарии.