Текст книги "Голубоглазая богиня"
Автор книги: Памела Робертс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Памела Робертс
Голубоглазая богиня
1
Гарри повернулся, открыл глаза, потянулся и зевнул. Взглянул на часы: половина седьмого.
Ну естественно, опять день прошел впустую. Да что там день – вся жизнь в этом жалком городишке проходит впустую. Ему уже почти двадцать девять, а он по-прежнему всего лишь репортер местной еженедельной газетенки, выходящей тиражом не более трех тысяч экземпляров в удачный подписной год. Такое издание в состоянии делать один-единственный человек, но он даже и до таких вершин не поднялся. Мистер Гэбсон – владелец не только газеты, но и самого большого так называемого супермаркета Эль-Дентро – оставил за собой обязанности главного и единственного редактора.
Да, старина Гарри, кто бы мог подумать шесть лет назад, что один из самых перспективных выпускников факультета журналистики Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе будет влачить полунищенское существование в провинциальном захолустье на самой границе с Мексикой.
Он потер руками горячее, покрытое потом лицо, тяжело вздохнул и потянулся к бутылке виски, стоящей тут же, на заваленном бумагами столе.
А впрочем… впрочем, что толку жалеть о том, что невозможно изменить? Уж такова, видно, твоя судьба, парень… Так что хватит ныть, выпей глоток-другой для поднятия духа и отправляйся на поиски развлечений.
Рабочий день окончен, и слава богу. Остается только кое-как убить вечер, и можно считать, что еще одни сутки канули в вечность, приблизив его на целых двадцать четыре часа к завершению скорбного жизненного пути – без любви, без друзей, без денег и без надежд на перемены к лучшему…
Как, Гарри Джодди, как ты дошел до такого? – спросил он себя, но не ответил, а вместо этого махнул рукой и сделал еще глоток из стакана. Какой смысл задавать в тысячу первый раз этот вопрос, когда и так прекрасно знаешь ответ? Сколько ни вспоминай, сколько ни сожалей, сколько ни терзай себя, а изменить прошлое невозможно.
Ах, Дженни, Дженни, как ты могла? Почему? Что тебя заставило? О, Дженни… За что отняла у меня все, даже меня самого?
Гарри застонал. Но не от боли, а от отчаяния. От того, что потерял… потерял что-то очень важное, жизненно важное… И не только возлюбленную… нет, конечно нет. От этого люди не страдают так подолгу. Он потерял веру – в себя, в женщин, более того, в саму возможность любви и счастья – настолько, что теперь уже и не желал повторения.
После ухода Дженни дело обстояло еще не так плохо. Гарри метался, орал, стонал, рыдал – это все было, да, и это было прекрасно. Потому что он чувствовал. Чувствовал!
Но часы медленно и неумолимо складывались в дни, дни – в недели, в месяцы…
После почти года страданий случилось самое страшное. Ему вдруг стало безразлично, где эта женщина, с кем она спит, кому говорит слова любви. Даже то, что его самого считает жалким импотентом. Боль исчезла, а на ее место заступило равнодушие – серое, невыразительное, томительно-скучное…
Поначалу Гарри вздохнул с облегчением, но вскоре понял, что, перестав страдать, перестал и жить. Яркие краски жизни сменились бесцветностью существования.
В таком состоянии он продолжал пребывать и по сию пору, лишь изредка, вот как сейчас, вспоминая, что бывает и по-другому, и испытывая приступы отчаяния.
Просидев, покачиваясь, несколько минут, Гарри все же сумел собрать достаточно сил, чтобы покинуть душное помещение и встретиться с не менее душным июльским вечером.
Оказавшись на улице, он огляделся по сторонам, решая, где проще и дешевле провести несколько часов, прежде чем вернуться в конуру, которую иронично называл «своими апартаментами», и погрузиться в черный провал сознания, именуемый сном, чтобы утром вынырнуть из него с тупой головной болью, пересохшим ртом и отвращением ко всему окружающему.
– Эй, Гарри, здорово! Как делишки? Что новенького?
Он обернулся и увидел своего лучшего и единственного на этот период времени друга Патрика Макферсона – известного по всему Эль-Дентро бездельника, сплетника и бабника, – машущего из окна машины.
– А, Пат, привет, – отозвался Гарри, пожимая протянутую руку. – Это ты мне скажи, что нового.
Макферсон усмехнулся.
– Да-а… для репортера ты не очень-то перегружен новостями.
– Новостями? – в свою очередь усмехнулся и Гарри. – Последней новостью в этой дыре была «трагическая» кончина пса мисс Терган, которого переехали посреди главной улицы три года назад.
– Ну-ну, к чему такой пессимизм? Поехали-ка со мной, я тебе кое-что покажу.
– Куда это, Пат? Если далеко…
– Эй, какая разница? Залезай ко мне, у меня временно даже кондиционер работает. Давай же, Гарри, не раздумывай. Все равно тебе больше делать нечего, – уговаривал Макферсон.
– Эх, Пат, – устраиваясь на широком удобном сиденье, с тоской произнес его собеседник, – и что это за жизнь, если единственному в городе репортеру нечего делать? И все к тому же об этом знают. Я до сих пор удивляюсь, кто раскупает эти экземпляры? Все равно там ни черта интересного нет…
– Да ладно тебе, не ной и не стони. Я тебе сейчас такое покажу!
– Это какое же? – с полным отсутствием интереса спросил Гарри. – Куда поедем?
– В одно заведение на Гранд-авеню.
– Это к Берту, что ли?
– Ага, точно.
– Ну, так я и знал… – устало вздохнул репортер. – Черт бы тебя побрал, Пат, ты что, думаешь, я голых баб не видал? А уж особенно таких, как у Берта. Дешевка… – И он с отвращением сплюнул в окно.
– Э-э, не скажи. Там позавчера такая цыпочка появилась, пальчики оближешь… – мечтательно протянул Патрик.
– Эх, парень, тебе только позавидовать можно. Уже давно четвертый десяток, а ты до сих пор на любую юбку бросаешься, словно тебе все еще пятнадцать.
– Не будь занудой, Джодди. Тебе что, никогда за девочку подержаться не хочется? Или у тебя другие интересы? Ты можешь прямо сказать мне, я человек широких взглядов. – И он многозначительно усмехнулся.
– Не дури, Пат, – обозлился Гарри. – Конечно, я не голубой. Просто воротит от всех этих… – Он махнул рукой и не закончил фразу, не зная, как в полной мере выразить свое презрение.
– С чего бы это, а? Между прочим, я так до сих пор и не знаю, ты был женат или…
– Бог миловал. А ведь мог бы, – не дослушав, ответил репортер, обтирая мокрое от пота лицо. – Слава богу, обошлось! А ты?
– Угу. Три раза.
– Черт, и как это тебя угораздило так вляпаться? – поразился Гарри.
– Ха! Да меня бабы обожают. Липнут как мухи на мед. Наверное, кудри мои им покоя не дают.
Гарри не выдержал и расхохотался. Наверное, впервые за последние пять лет. Потому что рыжие «кудри» Патрика Макферсона сейчас с трудом можно было отыскать даже при самом внимательном осмотре.
– Смейся-смейся, Господь покарает тебя за это, Джодди, вот увидишь. И ты ведь тоже не всегда молодым будешь, – с горечью заметил старший из приятелей.
– Да брось ты, Пат, – утирая слезы, отозвался младший. – Можно подумать, мужчину волосы красят. На тебя и сейчас любая внимание обратит, не то что на меня…
– Хм, естественно, нашел чем удивить! Бабы, они ж в первую очередь внимание к себе ценят. А от тебя им какой толк? Ты ведь и на стриптизе сидишь к сцене спиной.
Крыть было нечем, Патрик сказал совершенную правду. После расставания с Дженни он, Гарри, полностью потерял интерес к женщинам, не вступал в случайные, ни к чему не обязывающие связи и даже к услугам платных «жриц любви» не прибегал. Словно в одночасье монахом стал… или все же импотентом? Может, она права была? Хотя самому ему тогда так не казалось…
– Было бы кем интересоваться, – смущенно-воинственно огрызнулся «обвиняемый». – Назови мне хоть одну заслуживающую внимания девицу хоть у Берта, хоть у старушки Лены, хоть… Да где угодно в этой дыре!
Патрик был настроен не столь пессимистично, как его приятель. Он моментально предложил три или четыре имени, но Гарри в ответ лишь поморщился.
– Брось, Пат, не дури. Тебе любая кажется ничего, стоит ей только приподнять край юбки и подмигнуть. У меня более требовательный вкус.
– Требовательный вкус? – насмешливо передразнил Макферсон. – У тебя? Да у тебя вообще нет никакого вкуса. Впрочем… – Он запнулся и замолчал, словно его внезапно осенило. – Мы сейчас это проверим. Если уж и эта красуля, на которую мы едем взглянуть, тебя не расшевелит, стало быть, дело твое плохо, старина.
– Что значит «дело мое плохо»?
– Только то, что ты превратился в импотента, вот что это значит. Это случается. Неработающие органы, знаешь ли, отмирают.
Гарри возмутился:
– Брось, Пат, не пори чушь! Если мужчина не бросается на первую встречную, это еще не признак того, что у него не все в порядке с потенцией. Просто я ищу в женщине не секундного удовлетворения плотской страсти…
– Что?! – перебил его изумленный друг. – Господи, Гарри, да тебе жара, что ли, в голову ударила? Ты чего это заговорил как на сцене?
Джодди смутился и, наверное, даже покраснел бы, если бы давно не разучился это делать.
– Хм… не обращай внимания, Пат. Может, действительно перегрелся. Черт, уснул я не вовремя в этом проклятом офисе, башка так и гудит. Надо было пройтись…
– Да ладно, чего таскаться-то по самому пеклу? Сейчас сядем, пивка холодного выпьем, на девочек поглазеем, ты и придешь в себя. И… извини, если что не так. Пошутил неудачно. Ну, я имею в виду насчет твоих… как бы это сказать… мужских достоинств.
– Эй, Пат, все в порядке. Ты же не думаешь, что я всерьез способен на такую глупость? Обидеться на приятельскую шутку! – Гарри легонько стукнул Макферсона кулаком по плечу, подмигнул. – Не пропусти поворот, а то твои девчонки небось ждут не дождутся.
Возникшая на несколько мгновений напряженность разрядилась, и приятели закончили путь, перекидываясь шуточками…
– Пат, здорово, дружище! Как делишки? Гарри, Гарри, приятно повидать тебя! Вот уж редкий гость! Собираешь материал? Думаешь написать о нас? Отлично, отлично! Да где и искать материл для статьи, как не тут? Получишь Пулитцера – с тебя десять процентов. Проходите, парни, проходите. Вон за тот столик, прямо перед сценой. Сейчас вам пива принесут. За счет заведения, – приветливо встретил их Берт, сорокатрехлетний толстяк, известный по всему Эль-Дентро своим веселым, легким нравом и удивительным деловым чутьем, позволяющим ему не только держаться на плаву, но и процветать.
Они проследовали в указанном Бертом направлении и с заметным удовольствием уселись – Пат, потому что прямо перед ним расхаживала, вызывающе крутя задом, знойная красотка с роскошной голой грудью, Гарри, потому что от него не потребовалось никакого отклика.
Общение с шумным и суматошным Бертом всегда немного смущало его, ибо тот обычно не только не стеснялся задавать самые личные вопросы, но даже ожидал откровенных ответов на них. Гарри же категорически не желал делиться никакими подробностями своей жизни и никогда раньше этого не делал. Еще его приятели по факультету посмеивались над этой особенностью, так не соответствующей облику настоящего журналиста, но таков уж он есть и меняться не собирается. Ни сейчас, ни потом. Никого не касается, как и чем он…
– Эй, Гарри! Да Гарри же! – наконец-то достиг его сознания голос Пата. – Да что с тобой, парень? Совсем, что ли, чурбаном стал бесчувственным? Да ты посмотри только, какая девчонка!
Гарри лениво поднял глаза и окинул быстрым взглядом шикарную девицу лет двадцати пяти с силиконовым бюстом пятого размера, приличной талией и бесконечно длинными ногами, правда не идеальной формы, дерзко раскачивающую бедрами под лучами прожектора.
– Да, классная, – согласился он, во-первых, потому что девица и впрямь была ничего, а во-вторых, чтобы не обидеть друга, изо всех сил пытавшегося развлечь его.
Ну и что из того, если их представления об отдыхе и развлечениях не совсем совпадают? Патом двигало похвальное желание вывести его, Гарри, из состояния затянувшегося душевного отупения и оцепенения, так стоит ли упрекать его за это и тем более показывать, что методы, применяемые им, не самые эффективные?
– А вообще-то ты здорово придумал притащить меня сюда, – с деланным воодушевлением продолжил журналист, быстро схватил кружку, истекающую конденсатом, и сделал большой глоток.
Прохладная влага потекла в горло и быстро смыла противный осадок неискренности.
– Ага! Понял, что терял в жизни? – с торжеством отозвался Макферсон, не сводя, однако, восхищенно-жадного взора со сцены. – И это еще только цветочки. Вот погоди, когда появится новенькая, как-то ты тогда запоешь?
На какое-то время после этого Пат успокоился, и за их столиком воцарилось безмятежное дружелюбное молчание, лишь изредка прерываемое его призывами к Гарри обратить особое внимание на ту или иную особенно выдающуюся часть анатомии какой-нибудь из девиц.
Вечер тек относительно спокойно и незаметно, если не считать периодических громких призывов нетерпеливых клиентов подать пива или улюлюканья при появлении новой «танцовщицы». Каждый из друзей по-своему получал удовольствие и не очень-то обращал внимание на другого и всех остальных.
Ближе к десяти часам, однако, произошло событие, которое послужило переломным в судьбе Гарри Джодди, хотя ни он, ни Пат пока еще о том не догадывались.
В заведение с шумом и криками ввалилась большая компания – банда байкеров, держащих в страхе немалую территорию, во главе со своим бессменным вожаком Грязным Тедди. Кличка удивительно подходила ему как в прямом, так и в переносном смысле. Маленький, не больше пяти футов пяти дюймов роста, с неряшливой бороденкой и вечно грязными волосами, повязанными засаленной красной банданой, в майке, посеревшей от пыли и пота, и в потертых кожаных штанах, он самому себе казался сильным и неотразимым. А уважение банды и отвращение благопристойных граждан придавали ему еще больше уверенности в собственных могуществе и безнаказанности. Его манера говорить напоминала скорее фонтан зловонных испражнений, а не связную человеческую речь, принятую между цивилизованными существами.
Гарри Джодди презирал Грязного Тедди до глубины души и всегда старался держаться от него подальше. Но не от страха, как многие, а от отвращения. Чтобы не запачкаться…
Вот и сейчас он толкнул друга и сказал:
– Пойдем отсюда, Пат. Похоже, эти подонки собираются расположиться тут надолго.
– Да брось, Гарри, не дрейфь. Они же нас не трогают. А мы еще не видели самого главного…
– Ага, это точно, – ядовито заметил Джодди. – Мы пока не присутствовали при том, как они будут вливать в себя галлоны пива, орать и лапать девчонок, а потом обгадят все заведение и отвалят, предоставив Берту приводить все в порядок и заплатив за ущерб в лучшем случае двадцатку. И к твоему сведению, я не дрейфлю, как ты изысканно выразился. Просто мне противно быть в одном месте с подобными типами.
– Ох, Гарри, Гарри, что-то ты чересчур уж большой чистоплюй, – вздохнул Пат и язвительно продолжил: – Даже и не знаю, как это ты, с такой нежной и чувствительной душой, в журналистику подался. Как раз туда, где самое средоточие грязи и непристойности.
– Ну все, хватит! Мы с тобой уже неоднократно обсуждали твои взгляды на мою профессию. Ты лучше бы на себя обратил внимание, а то… – Тут он осекся, поняв, что еще немного, и наговорит лишнего, о чем завтра же непременно пожалеет. – Ладно, Пат, давай не будем ссориться.
– Ха! Еще чего! Мы и не ссоримся. Просто я хочу, чтобы ты увидел то, ради чего я тебя привел. Что касается Грязного Тедди, то, думаю, Берт если еще и не звонит шерифу, то скоро соберется. А в случае чего, тебе, глядишь, будет о чем написать.
Они остались за столиком. Шайка Грязного Тедди устроилась неподалеку и вела себя предсказанным образом. Но пока излишки спиртного еще не затуманили последние остатки их разума, они ограничивались лишь непристойными выкриками и жестами, не переходя к насильственным действиям.
Наиболее благоразумные из клиентов вскоре покинули заведение, но Пат с Гарри продолжали сидеть.
– Эй, парень, смотри, да смотри же, вот она, – сдавленно прошипел Макферсон, толкая приятеля под руку.
Гарри пролил пиво, выругался, поднял глаза и…
По освещенной мягким золотистым светом сцене шла, нет, выступала, нет, плыла… богиня, настоящая богиня.
Высокая, стройная, с длинной шеей и гордо вскинутой головой, она могла соперничать с любой из верховных богинь Олимпа. Копна белокурых волос, собранных высоко на затылке, рассыпалась вдруг золотым водопадом, окутав ее почти до бедер и вызвав у зрителей такой стон, что стены содрогнулись.
Гарри смотрел, позабыв закрыть рот, не понимая, спит он или бодрствует, не привиделось ли ему это потрясающее создание, не плод ли это воображения, разогретого выпитым за день и вечер и предыдущими выступлениями.
Но нет, она снова повернулась и одарила его взглядом пронзительных ярко-голубых глаз – холодным, полупрезрительным, полунасмешливым, приведшим его в чувство и вернувшим к действительности. И он услышал вопли, мяуканье, хрюканье и ржание, перемежающиеся всеми известными и неизвестными ему похабностями, лившимися со стороны шайки Грязного Тедди.
– Ах ты, шлюшка… Какие у тебя титьки… Дай-ка я тебя… Ишь ты… Иди-иди сюда, мы тебя тут по очереди вы…
И поверх всех голос самого Тедди:
– Иди, спляши у меня на коленках… даю сто баксов! Не хочешь? Ах ты… Двести баксов! Ах так… Ну я тебя… Иди, кому говорят, ты б…
Он встал со стула, харкнул на пол, вскарабкался на сцену и направился к белокурой богине. Этого уже Гарри снести не мог. Он вскочил, едва не опрокинув столик, и в мгновение ока оказался в центре событий – между красавицей и отвратительным чудовищем, тянущим к ней лапы и истекающим похотливой слюной.
– Вали отсюда, козел д… – прошипел Тедди, пытаясь оттолкнуть неизвестно откуда взявшуюся помеху.
На сцену уже лезли его дружки, размахивая цепями и ножами, но Гарри, как отважный рыцарь, грудью встал на защиту чести прекрасной дамы, ни на секунду не задумавшись о том, имеется ли она у стриптизерши, и если да, то нуждается ли в защите.
Последнее, что он запомнил, – это отвратительный звук, раздавшийся в тот момент, когда его кулак встретился с переносицей Грязного Тедди, и последовавший за этим душераздирающий вопль пострадавшего противника. Потом голова словно взорвалась и рассыпалась на тысячи разноцветных осколков…
2
– Гарри… Гарри… Ну, приди же в себя… Постарайся, друг, давай…
Он с огромным трудом разлепил веки и попробовал сесть, но тух же упал обратно. Голова перестала походить на разбитый витраж и превратилась в один большой гудящий свинцовый котел.
Несчастный застонал и попытался поднять руку, но и она отказывалась подчиниться. Еще никогда в жизни Гарри не ощущал себя таким разбитым, да нет, что там разбитым, разобранным на мелкие составные части, каждая из которых болела невыносимо, нестерпимо, отчаянно.
– Гарри, ну как ты?
Прямо над ним маячило лицо Пата с непривычным, взволнованно-перепуганным выражением, а за ним еще чье-то, только, пока он не мог понять, чье именно.
– Жутко… – не сказал, прохрипел Гарри. – Что это было?
– Тебя избили дружки Грязного Тедди. После того как ты сломал ему нос, а Бэбс тяжко ранила его мужское достоинство. Говорят, он вряд ли будет трахаться в ближайшем будущем, если вообще когда-нибудь сможет. Верзила Поттер и Бобби-Робби постарались, чтобы тебе этот вечер запомнился тоже. А Счастливчик Стоннерт поклялся, что, как только его выпустят, он до тебя доберется…
– Счастливчик Стоннерт?! О Господи, только этого еще не хватало… А ему-то какое дело?
– Ты, видно, еще в себя не пришел, Гарри. А если пришел, то надо признать, совершенно не годишься на роль репортера даже в нашей дыре. Неужели ты не знаешь, как Счастливчик хотел, чтобы его сестренка Джил вышла за Тедди? А теперь, если он так пострадал, как говорят, Джил ни за что не согласится. А для Счастливчика благосклонность Тедди крайне важна, потому что…
– О-о-о… – снова застонал раненый. – Хватит, Пат, пощади. Не нагружай меня подробностями. Дай-ка виски глотнуть.
– Ты уверен? – с сомнением спросил Пат. – Думаю, тебе все же лучше доктору показаться…
– Брось, Пат, и так тошно.
– Но я уже позвонил…
Дай виски, черт бы тебя побрал! – рявкнул Гарри, окончательно выходя из себя, но не выдержал нового приступа боли, вызванного перенапряжением связок, и потерял сознание.
– Не знаю, что делать, – неуверенно произнес Пат, оглядываясь на Бэбс.
– Чего тут знать? Я в вашей дыре всего три дня, и то понимаю, что дело пахнет керосином. Их хоть до утра-то продержат?
– Надеюсь. Шериф – мужик суровый, он эту банду ненавидит лютой ненавистью. Только вот у Грязного Тедди лучший адвокат в нашем городе…
– Черт! У такого мешка с дерьмом еще и адвокат есть?
– Но-но, детка, что за выражения из таких миленьких губок?
– Слушай, Пат, ты неплохой парень, хоть и пускал слюни в том хреновом кабаке, но не доводи меня до крайностей. Не забывай, что стало с этим вашим пугалом.
Тут уж Макферсон окончательно протрезвел и разозлился вовсю.
– А теперь ты, Бэбс, послушай меня. Я, может, и пускал слюни, как и положено нормальному мужику, когда он видит такие сиськи, вываленные напоказ, но сейчас я твой единственный друг. Это ясно? Берт тебе в этой ситуации ни черта не поможет. Он трус. А впрочем, кто бы повел себя по-другому, когда такая миленькая компашка в любой момент может разорить его заведение? Так что на помощь Берта даже не рассчитывай. И что-то подсказывает мне, что твои «коллеги» по шоу тоже едва ли пожелают вступиться за тебя. Слишком уж ты аппетитный кусочек для нас, мужиков, чтобы бабы к тебе хорошо относились. Я прав, а?
Девушка вздохнула. Сверкавшее в глазах голубое пламя погасло словно по мановению волшебной палочки.
– Конечно, Пат. Извини, что вспылила. Ты, безусловно, прав.
– Так-то оно лучше, крошка… Не говори с дядей Патом как с каким-то недоумком и не забывай, что ты и только ты навлекла на нас все эти неприятности.
– Я?!
– Да-да, ты. Потому что именно ты привлекаешь всех подряд, включая и подонков типа Грязного Тедди, и потому что выглядишь на этой сцене более чем доступной. Я так считаю: если девчонка не хочет, чтобы ее лапали, она в такое дело и не лезет. А мой дружок, наивный простофиля, решил заступиться за тебя, словно ты неопытная и невинная девица, попавшая в беду, а не искушенная танцовщица в стриптиз-клубе.
Она не ответила, лишь стиснула зубы и посмотрела в сторону. Потому что Пат был, безусловно, прав. На сто процентов. На сто пятьдесят. Можно говорить сколько угодно, что не ее вина в том, что она родилась красивой. О да, тут спорить не о чем. Но никто не вынуждал ее войти три дня назад в этот огромный сарай под неоновой вывеской с изображением полуобнаженной девицы, подмигивающей проезжающим, и встретиться с хозяином. Так же, как и две недели назад, сделать то же самое в другом городке в ста милях к востоку отсюда.
– Ладно, Бэбс, не дуйся. Сейчас не время для споров и разногласий. Надо решать, что делать.
Покашливание за их спинами возвестило о прибытии доктора Ринглета.
– Так-так-так… Кто это тут у нас? Ах, молодой Джодди. Так я и думал, что рано или поздно ему понадобятся мои услуги.
– Это почему? – вслух удивилась Бэбс.
– А вы кто такая, юная леди? – полюбопытствовал доктор, окинув ее быстрым, но очень внимательным взглядом.
– Ммм… да просто… никто, – смутившись, ответила она и отступила в темноту.
– Угу, ясно, никто. Так вот, к вашему сведению, мисс Никто, когда молодой человек ведет такой образ жизни, как наш уважаемый представитель прессы, он рано или поздно бывает вынужден обратиться за помощью, – назидательно произнес Ринглет, осматривая Гарри. – На мой взгляд, ничего особенно страшного у него нет. Но на всякий случай надо отвезти его в больницу и сделать рентген. Проверить, нет ли переломов или трещин.
– Но, доктор… – начал было возражать Пат, однако понял, что врач прав. Решать их проблемы, не зная точно, сможет ли Гарри самостоятельно передвигаться, значит, возможно, нажить еще большие неприятности.
С помощью девушки он погрузил друга в машину и двинулся следом за пикапом Ринглета.
Не прошло и часа, как диагноз был поставлен: трещины в двух ребрах. Доктор с помощью ночной сестры обработал другие раны Гарри, плотно перебинтовал грудную клетку и разрешил Пату забрать пациента с условием, что тот обеспечит ему полный покой как минимум на ближайшие сутки.
– Ну и положеньице… – почесывая в затылке, пробурчал Макферсон. – Твои предложения, подружка?
– Я остановилась в мотеле «При дороге». Можем отвезти его ко мне, я присмотрю…
– Какого дьявола? – возмущенно вмешался Гарри. Он пришел в себя, когда ему начали промывать и смазывать многочисленные поверхностные порезы, и с тех пор практически непрерывно проклинал себя за временное помрачение рассудка, которое побудило его так неосмотрительно вступить в конфронтацию с лидером байкерской банды. – Чего это вы тут обсуждаете меня словно я покойник? С какой стати я к ней потащусь? У меня есть свой дом, туда я и отправлюсь.
– Эй, Гарри, если бы доктор не просветил тебе башку и не сказал, что она в полном порядке, я бы подумал, что у тебя сотрясение. Ты что, не понимаешь, это первое место, где Грязный с дружками будут искать тебя?
– Черт! Черт, черт, черт!!! И как это меня угораздило связаться с ними?
Он уже полностью забыл златокудрое видение, вызвавшее приступ рыцарского поведения. Нынешняя Бэбс, по-прежнему высокая и, вполне вероятно, стройная, хотя широкая и длинная футболка скрывала подробности фигуры, избавилась от парика, где-то успела стереть макияж и изменилась так разительно, что Гарри поначалу даже не узнал ее. Сейчас рядом с Патом стояла девушка, почти девочка, с коротко стриженной темной головой в самых обычных джинсах и кроссовках. И только ярко-голубые глаза напоминали о богине, гордо выступавшей по сцене в бикини и туфельках на невообразимых шпильках.
– Поздно теперь размышлять. Что сделано – то сделано. И тебе, Бэбс, между прочим, стоило бы самой догадаться, что ты точно вторая в их списке. Хотя, может, я и ошибаюсь. Нанесенный тобой урон мужскому достоинству Грязного, пожалуй, вывел тебя на прочное первое место. Не-а, ребята, боюсь, вам надо бежать отсюда. Обоим. И чем скорее, тем лучше.
– Бежать?! – одновременно воскликнули оба виновника событий этого вечера.
– Но я же только-только устроилась на работу! – воскликнула Бэбс. – У меня и денег-то нет почти…
– Пат, ты в своем уме? – рявкнул Гарри.
– Я-то в своем, а вот ты в чьем? – поинтересовался его друг. – Сначала нажил себе таких врагов, а потом думаешь, что уйдешь безнаказанным. Ну, Бэбс, она чужая тут, но ты-то знаешь, на что способны эти подонки.
– Пат, у меня же тут вся жизнь! Работа, дом…
– Вся жизнь? Работа, дом? Да хватит обманывать себя, парень. Открой глаза да оглянись вокруг! Разве это работа, то, чем ты тут занимаешься? И разве тот чулан, в котором ты спишь, может считаться домом? Ты же сам говорил, Гарри, что окончил с отличием университет. Очнись в конце концов! Тебе еще и тридцати нет, а ты… Хватит! Все! Это твой шанс! Уезжай. Немедленно! Сейчас же!
– Но получка же только послезавтра, – уже сдаваясь, возразил незадачливый «рыцарь».
– Я дам тебе денег, а ты позвонишь Гэбсону и скажешь, чтобы он выплатил то, что тебе причитается, мне. Идет?
– А как же я? Как же мои семьдесят пять баксов за сегодняшний вечер?
– Сколько?! – Оба друга уставились на нее широко открытыми глазами.
– Ну да, это нормальная цена за выступление.
– Бог мой, и она получает такие бабки за то, что покрутит десять минут задом! – Пат толкнул Гарри локтем в бок, позабыв о его поврежденных ребрах. Тот в ответ застонал то ли от боли, то ли от сознания собственной неполноценности. Ибо он аналогичную сумму получал за два дня.
– Ладно, завидовать будем потом, – продолжил Пат, более здравомыслящий из них двоих, хотя и выпил за вечер намного больше друга. – План такой: первым делом заглянем к Берту, потом к тебе, Гарри. Соберем твое барахло, погрузим в машину… Кстати, твой драндулет-то на ходу? – Гарри молча кивнул. – Отлично. Оттуда и отправитесь. Денег, как и обещал, дам. У меня… – Он открыл бумажник, заглянул внутрь, пересчитал. – У меня четыреста сорок пять. У тебя, дружище?
Гарри скривился словно от зубной боли.
– Получка только послезавтра, – повторил он.
– То есть у тебя ни черта, правильно я понимаю?
– Почти. Десятка-другая найдется.
– Ясно. А у тебя что, Бэбс?
– О, с сегодняшними почти двести. Но…
– Но что?
– Мой костюм пострадал во время стычки. Придется скорее всего покупать новый. Если не удастся как-то починить.
– Все не слава богу. Ладно, о костюмах сейчас не время думать. Значит, всего, будем считать пока, шестьсот пятьдесят с мелочью. Что ж, на какое-то время вам хватит. Если будете экономными. Ну, в общем и целом программа ясна. Сейчас я вас отвезу, куда договорились, а потом сразу же отправляетесь. Время… около двух. Все, да? Едем?
– Да. Раз решили, то да.
– Эй-эй, погодите-ка, что значит решили? Это вы с ней решили, а я нет.
– Гарри, хватит ныть! Сколько можно? Ты посмотри, Бэбс совсем девчушка, и то смелее тебя. А ты взрослый мужик…
– Именно! Поэтому у меня и мозги есть в отличие от нее. У нее только фигурка да личико, вот она ни пса и не боится. В конце концов мы люди цивилизованные, у нас закон есть.
– Ах, закон? То-то ты с помощью закона сейчас имеешь ребра переломанные. А что завтра будет? Подумал?
– Слушайте, хватит болтать, вы оба, – вмешалась уставшая от волнений и пустой болтовни Бэбс. – Тебе, Гарри, может, и не жаль ребер и других костей, а я пока еще жить хочу. Давайте-ка отправляться. Если через полчаса из города выедем, то к утру миль двести, а то и триста сделаем. Если твоя тачка, конечно, выдержит. Отлежишься дня три-четыре, а там решишь, на закон будешь полагаться или на совет Пата. Идет? Тогда поехали, быстро.
Им повезло. Они застали Берта в клубе, одного, забрали деньги и через несколько минут подкатили к жилищу Джодди. Он, постанывая и держась то за ребра, то за голову, поднялся на второй этаж и начал открывать шкафы. Пат прошел под навес, открыл капот старого «доджа», при слабом свете фонарика продул свечи, залез в кабину и запустил двигатель. Несмотря на все свои недостатки, он был более чем приличным механиком и отлично разбирался в машинах и моторах. Послушав пару минут, снова вылез, что-то подрегулировал. Опять послушал, скривился и вошел в дом.
Перед ним предстала забавная картина. Гарри сидел в кресле, уронив голову на сцепленные перед собой руки, а Бэбс деловито расхаживала из гостиной в спальню и обратно, потом в ванную и сбрасывала то, что, видимо, находила нужным, в большую спортивную сумку. Наконец она, очевидно, сочла, что сборы окончены, присела и решительно застегнула молнию. Изящным, почти кошачьим движением встала, без усилия подняла сумку и кивнула Макферсону.
