Текст книги "Мужчина, который вернулся"

Автор книги: Памела Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Скорее она ощущала себя исследователем, совершившим некое важное и тревожное открытие, и, направляясь по коридору в свою комнату, приняла твердое решение выкинуть таинственный портрет из головы.

Все-таки этот дом слишком просторен и слишком одинок для двух девушек и маленького штата прислуги… Отмывая руки, Харриет постаралась думать о чем-нибудь другом.

В этот вечер сестры решили не переодеваться к обеду. Еще не совсем стемнело, когда Харриет спустилась по главной лестнице в гостиную. В холле горел слабый свет, но гостиная оставалась в темноте, стеклянные двери на террасу и в сад были открыты, легкий ветер шевелил шелковые гардины. Харриет направилась через комнату, чтобы закрыть двери; но не прошла и полпути, как в проеме возникла какая-то фигура.

Если бы все было как обычно и Харриет не вернулась только что с чердака, она отреагировала бы иначе – скорее всего, просто чуть вздрогнула, потому что слишком неожиданным было появление высокого мужчины, который абсолютно бесшумным шагом прошел по террасе и, встав в открытых стеклянных дверях, заслонил собой весь дверной проем. Обычно посетители сначала звонили: у них с сестрой не было здесь близких знакомых, которые имели привилегию войти в дом минуя парадный вход.

Поэтому, как впоследствии успокаивала себя Харриет, ее поведение было простительно. Однако открытие того факта, что в определенных обстоятельствах она не управляет своими реакциями, неприятно поразило девушку.

Материализовавшийся перед ней мужчина был высок и черноволос… и всего несколько минут назад на темном чердаке она разглядывала черты его лица так пристально, находилась под таким впечатлением от магического портрета, что, хотя Харриет и хорошо знала доктора Дрю, в это мгновение в ее мыслях он был неотделим от изображения на портрете. Собственно, мужчина на холсте казался намного реальнее Филипа Дрю. А Филип Дрю был в белом галстуке и полном вечернем костюме, и в полутьме гостиной белый галстук превратился в аккуратно завязанный шейный платок.

Бакенбарды, правда, отсутствовали, но все же впоследствии Харриет могла поклясться, что видела их… и надменный блеск в глазах, и упрямо выставленный подбородок. Холодную насмешку на губах…

Застыв на середине ковра, Харриет издала душераздирающий вопль, а когда крик замер в горле, завопила снова… и кричала, кричала, пока доктор Дрю не поймал ее за локти и не встряхнул.

– Мисс Стайлс!

Лицо мужчины опасно приблизилось, но, хотя ощущения от прикосновения его пальцев были вполне реальны, Харриет все еще не верила в его материальность. Впервые в жизни она упала в обморок.

Придя в сознание, Харриет обнаружила, что лежит на кушетке – кушетке Гэй, – а гостиная ярко освещена. В нескольких футах от нее стояла экономка, доктор Дрю опустился на колени рядом с кушеткой. Из холла слышались торопливые шаги, остальные обитатели особняка спешили узнать, что же стряслось.

Доктор Дрю мерил пульс Харриет и, когда она открыла глаза, нахмурился. В изменчивом вечернем свете они были зелеными как стекло, казались водой в аквариуме, а ресницы, длинные, блестящие на кончиках, нервно трепетали. Доктор Дрю видел их отражение в зрачках этих зеленых глаз. Что бы ни напугало молодую женщину – на его взгляд, весьма хладнокровную и с немного преувеличенным чувством женского достоинства, чтобы потерять его совсем, – остаточные явления обморока все еще туманили сознание девушки, а нездоровая бледность была слишком очевидной, чтобы предполагать в ее испуге какой-то обман.

На Харриет были те же светло-зеленые брюки и еще более светлого оттенка тонкая блузка, что и днем, и в замешательстве доктор внезапно поймал себя на мысли о дриадах… и удивился, почему до сих пор не замечал, какое перед ним прелестное создание. И если ее сестра – красотка с фиалковыми глазами, то эта девушка не подходит под стандартный тип красоты. Она не совсем от мира сего.

Харриет села на кушетке и медленно убрала со лба волосы.

– Извините… – Она еще не совсем осознала случившееся, но уже поняла, что попала впросак.

В комнату впорхнула Гэй в черном шифоне и жемчуге. Она предполагала провести вечер в неофициальной обстановке, но не любила затрапезно выглядеть за обедом, как и в любое другое время, когда ее могли видеть посторонние.

– Что случилось? – осведомилась она и с тревогой поглядела на сестру. – В чем дело?

Филип Дрю поднялся с колен, отряхивая свои безупречные брюки.

– Ничего из ряда вон выходящего, – как ни в чем не бывало сказал он. – Ваша сестра упала в обморок.

– В обморок? – Было заметно, что Гэй не очень верит словам доктора. Она просто не могла вспомнить случай, когда сестра лишалась чувств или болела Чем-нибудь тяжелее насморка. Молочно-белая бледность ее кожи была обманчива. Харриет обладала железным здоровьем.

– Испугалась моего вида. – Уголки губ Филипа Дрю дрогнули в холодной усмешке, он говорил слегка растягивая слова.

За объяснениями Гэй повернулась к Харриет.

– Не могу припомнить, что случилось, – со всей возможной убедительностью солгала Харриет. – Но наверное, я испугалась потому, что доктор Дрю вошел без предупреждения. – Она вновь провела дрожащими пальцами по волосам. – Он… он неожиданно появился в дверях, молча. И я…

Экономке показалось, что она нашла объяснение.

– А! – воскликнула она. – Мисс Стайлс подумала, что доктор – взломщик. – Женщина удовлетворенно кивнула, абсолютно уверенная в своей правоте. – Но в наших краях не бывает взломщиков, мисс, так что не бойтесь. – И пустилась в рассуждения, почему в этой части света жители совершенно свободны от взломщиков, – по причине явно неубедительной для всех, кто живет в постоянном страхе перед ворами, поскольку непоколебимая убежденность экономки явно основывалась единственно на том, что Фалез – по крайней мере, на памяти современников – счастливо избегала внимания преступного элемента. И пока экономка таким образом успокаивала Харриет, доктор подошел к фортепиано, поставил на сверкающую поверхность инструмента белую коробочку, затем повернулся к хозяйке дома и отрывисто проговорил:

– Я хотел передать вам вот это лекарство. Оно лучше ваших снотворных таблеток. Я боялся, что ваш препарат закончился, и не хотел никого беспокоить. Однако по несчастной случайности из-за меня у вашей сестры едва не случился сердечный приступ!

Харриет, пошатываясь, встала с кушетки, чувствуя ужасный стыд за свое временное помрачение и понимая, что подобное признание дается врачу с невероятным трудом.

– Какая же я дура, – объявила она. – Слов нет! Просто перед этим я бродила по чердаку и, видимо, слегка перенервничала.

– Почему? Чердаки всегда влияют на вас таким образом?

Холодный тон Филипа Дрю показался Харриет горстью мелкого льда, брошенного в лицо, их глаза встретились, и девушку покоробили гнев и неприязнь во взгляде доктора. И почему-то ей почудилось, что его глаза стали еще темнее.

– Конечно нет. – Смущение Харриет возросло, она запнулась в поисках подходящих слов – простого объяснения, удовлетворившего бы всех. – Но было так темно…

– А вы боитесь темноты?

– Нет. – Румянец быстро вернулся на лицо Харриет, теперь щеки ее уже пылали огнем. – Обычно не боюсь! Но здесь довольно темные ночи…

– Тогда почему, дорогая, ты отправилась на чердак под самый конец дня? – Замечание Гэй выглядело резонным.

Харриет все еще лихорадочно подыскивала удобное объяснение для доктора Дрю:

– Я… я кое-что искала.

– А тут выскочило привидение и напугало вас! – Филип Дрю недружелюбно улыбнулся, он принадлежал к людям, которые ни при каких обстоятельствах не верят в подобную чушь. – Должен заметить, вы сами выглядели не очень реально, когда шли по комнате мне навстречу… словно только что говорили с чем-то или кем-то не вполне от мира сего. Привидения обычно не разгуливают в брюках, не то я мог бы легко принять вас за одно из них и обратился бы в бегство, избавив от столь неприятного столкновения лицом к лицу.

– Пожалуйста. – Харриет била легкая дрожь, ясные зеленые глаза умоляюще смотрели на него. – Я уже сказала, что вела себя глупо и прошу прощения…

– Но, дорогая, ты не обязана извиняться, а доктору Дрю следовало позвонить. – Свой упрек Гэй подсластила полуулыбкой фиалковых глаз. – Какая польза от снотворного, если среди бела дня меня напугала до смерти сестра? – Затем она покровительственно обняла Харриет за плечо. – Но я прощаю тебя, дорогая, – заверила Гэй.

Доктор Дрю прислушался к бою часов в холле и вспомнил, что приглашен на обед.

– Прошу прощения, – бросил он резче, чем раньше, – но мне пора. Мисс Стайлс, рекомендую принять на ночь пару таблеток вашей сестры, а завтра я загляну и проверю, все ли с вами в порядке. Последствий не предполагаю, но кто знает. – Его неприятная, бесстрастная улыбка словно дразнила Харриет. – Не припомню, чтобы когда-либо производил на людей такое неудачное впечатление, но всегда бывает первый раз. И приношу свои извинения за то, что не позвонил в дверь. Завтра исправлюсь.

Когда доктор Дрю исчез в дверях, ведущих в сад, и они услышали шум отъезжающей машины, Гэй легко передернула плечами, словно стряхивая смутивший ее инцидент. Экономка объявила, что обед готов. Они вошли в столовую, Гэй настояла, чтобы Харриет выпила стакан кларета, потом дождалась, пока уберут суп, и только тогда завела разговор о настоящей причине обморока. Харриет призналась, что просто не понимает, в чем дело.

– Не замечала за тобой прежде ничего подобного. – Несмотря на свое положение тяжело больной вдовы с пониженным аппетитом, Гэй окинула критическим взглядом рыбное суфле и с тревогой осведомилась, что последует за ним. Ответ, что будет дикая утка, а после утки клубничный пирог, она встретила с облегчением и успокоилась. – Ты вовсе не слабонервная истеричка. Помню, мы были совсем детьми, когда ты спугнула одного взломщика.

– Видимо, тогда я была храбрее, – пробормотала Харриет с набитым суфле ртом.

– Да, наверно. Но, честно говоря, доктор Дрю, входящий через дверь в сад, – не такое уж необычное зрелище. Мне он показался чертовски привлекательным в вечернем костюме. Интересно, куда он отправился, – с заблестевшими глазами заметила она. – Вокруг не много людей, ради кого стоит так одеться на званый обед.

– Возможно, он обедал не у наших соседей, – ответила Харриет.

Гэй явно заинтриговало предположение сестры. Она подлила себе вина.

– Возможно, он пригласил кого-то на обед… на вечер. Такой необычный мужчина, очень видный и светский, в таком захолустье явно не в своей стихии. Давай как-нибудь пригласим его на обед.

– Считается, что ты приходишь в себя после жестокого удара, – напомнила ей Харриет. – А вдовы на ранних стадиях вдовства обычно не развлекают своих врачей. Вероятно, будет лучше, если ты немного подождешь.

Но Гэй только улыбнулась и с нетерпением ждала, пока горничная подаст блюдо с дикой уткой.

– Возвращаясь к твоему обмороку… – начала она.

– Нет, нет! – взмолилась Харриет. – Я сама его не понимаю и не горжусь, что поставила себя в дурацкое положение. – Она не знала, почему все еще скрывает от сводной сестры находку на чердаке. Во-первых, сейчас, в столовой, Харриет уже не очень верила, что на самом деле наткнулась на живописное полотно, похожее на портрет Филипа Дрю в костюме эпохи Регентства. Лучше она предпримет еще одну вылазку на чердак и убедится наверняка, прежде чем что-нибудь расскажет.

Этим вечером Гэй раскладывала пасьянс, а Харриет села за фортепиано и праздно пробежала пальцами по клавишам. На крышке фортепиано все еще стояла коробка со снотворным. Но Харриет не собиралась пользоваться пилюлями.

Ей не нужно успокаивать нервы лекарствами.

Глава 3

Следующий день был одним из тех погожих деньков, что обещают возвращение лета, хотя оно уже улетело на золотых крыльях, а толстый ковер листьев на дороге ясно говорил, что осень уже вступила в свои права.

Харриет взяла мольберт в сад и решила написать садовую стену. Над стеной виднелись конюшенные часы, и ей удалось ввести часы в картину… и флюгер на их верхушке, и буйство виргиний, густо увивших одну из пристроек.

Картина получалась вполне реалистическая, так как Харриет не была настоящей модернисткой. К своей живописи она подходила по-модернистски, но с исключительной осторожностью, и главным ее коньком было смешение цветов. Цвет завораживал ее… и она щедро пользовалась красками – но с определенной долей самоограничения. До сих пор Харриет удалось продать мало картин, и она очень жалела, что, скорее всего, не сможет попасть в Лондон к началу своей выставки – ради нее она как проклятая работала несколько месяцев – и вынуждена положиться на помощь друга, который сообщит ей позже, как прошел показ.

Хотя Гэй сказала, что обойдется и без нее, Харриет слишком хорошо знала, что, когда придет время ехать в Лондон, на Гэй навалится очередной приступ скорби и она не посмеет покинуть бедную сестру.

Вечером Харриет, в светло-коричневых брюках, бледно-желтом свитере, с распущенными волосами, любовно склонилась над мольбертом и, с головой уйдя в любимое дело, испытывала огромное удовольствие, как вдруг в ее уголке сада появился доктор Дрю, приблизился и, прежде чем заговорить, немного понаблюдал за ее работой.

– Неплохо. – Похвала прозвучала холодно и словно сквозь зубы, Харриет откинула волосы и посмотрела на доктора со сдержанной неприязнью.

– Не стоит хвалить из вежливости, – сказала она. – Кому-то мои картины нравятся, кому-то нет.

– Я не сказал, что мне нравятся ваши картины. Но с другой стороны, не могу сказать и обратного. Не любить их глупо. Ваши произведения похожи на ванну из духов.

– В каком смысле?

– Тонешь в цвете. Не сомневаюсь, придет время, когда люди будут наслаждаться созерцанием подобных картин.

– Спасибо. – Харриет говорила неловко и отчужденно, а доктор Дрю уселся на траве и скрестил ноги, как сапожник.

– Я заметил, что утром при моем появлении вы даже не побледнели. Когда я комментировал вашу работу, вам даже не понадобилась нюхательная соль. Это потому, что при дневном свете я вас меньше пугаю, или моя ужасная сущность проявляется только в сумерках?

– Глупости говорите. – Харриет начала складывать кисти, а доктор наблюдал за ней… за движениями маленьких красивых рук, грациозными поворотами запястий. Блестящие в солнечном свете ее волосы были прекрасного светло-янтарного цвета, а кожа чиста, как заря. – Если думаете, что вчера я притворялась, – пожала она плечами, – меня это не волнует.

– О, я совершенно уверен, что не притворялись. – Доктор предложил девушке сигарету, но она отрицательно покачала головой. – Вы были без сознания целых пять минут, прежде чем открыли глаза. И этот крик… У вас, видимо, превосходные легкие.

Глядя на него, Харриет слегка покраснела.

– Похоже, мне следует опять извиниться, – сказала она. – И я извинюсь, если хотите.

Он тоже покачал головой:

– Не за что.

– Но ведь вас разозлила такая бурная реакция на ваше непрошеное появление вчера вечером?

– Готов признать, оно было непрошеным.

– Впрочем, в гостиной было не так уж темно!

– Чуть темнее, и вы могли бы не перенести подобный шок.

Харриет бросила на доктора внимательный взгляд:

– Вы знаете о своем портрете на чердаке?

– Разве есть такой? – проговорил тот невыносимо спокойным голосом.

– Ну, конечно, портрет не ваш. Мужчина, который позировал для него, умер более ста лет назад. Но сходство с вами поразительное! Я… сначала я не могла поверить, что это не вы.

– И этим объясняется испытанный вами шок, когда я вошел из сада?

– Да.

Утреннее солнце пригревало, в этот час сад был царством мира и спокойствия. Плодовые деревья гнулись под еще не собранным урожаем, и розовые яблоки вперемешку со шпалерными сливами и грушами щедро дарили Харриет необходимое для ее полотна богатство цветов и оттенков. Под деревьями ярко зеленела недавно подстриженная трава. Небо над головой было почти по-итальянски голубым, несколько белых облаков плыли по нему, как белые лодочки по безмятежному морю.

Доктор Дрю задумчиво опустил сигарету в пепельницу Харриет. Он рассматривал сад, потом его взгляд скользнул в сторону дома с кривыми тюдоровскими натрубниками.

– Здесь очень красиво, – заметил он. – Очень! – В темных глазах читалось неподдельное восхищение – они даже чуть потеплели. – До вашего возвращения из Италии я часто проезжал мимо и любовался домом. Не часто встречается старое здание в такой хорошей сохранности.

– Насколько мне известно, зять потратил на дом очень большие средства, – вспомнила Харриет. – И в конце концов, главное в сохранении домов – деньги, не так ли?

– Если разумно потрачены.

– У Эрншо деньги водились. Если бы дом бросили на произвол судьбы, пострадала бы семья.

Все еще с замкнутым, отчужденным выражением во взгляде доктор следил, как она смешивает краски.

– Вы сказали «семья», – заметил он. – Но, как я понял, она практически исчезла. Короче говоря, ни одного Эрншо не осталось?

– Только моя сестра… и она не Эрншо.

– Жаль, что ваш зять не оставил ребенка.

– Да, печально, правда?

Харриет подняла глаза, и, если бы ее попросили описать выражение лица доктора, она бы ответила, что доктор Дрю откровенно ушел в свои мысли.

– Кстати, – машинально потянулся он за новой сигаретой, – как чувствовала себя утром ваша сестра?

– Не думаю, что с Гэй что-то не в порядке. – Она ответила в тон и с явным оттенком холодности.

– Вы не забываете, что она перенесла довольно серьезный удар? – В глазах доктора Дрю мгновенно появилось критическое… очень неодобрительное выражение. – Привязана она к вашему зятю или нет, шок от его смерти в Италии меньше не стал. Едва ли существует более неприятная вещь, чем такое происшествие в чужой стране. Не говоря уже о трудностях с языком – сомневаюсь, что миссис Эрншо хорошо говорит по-итальянски, – неизбежно возникают многочисленные сложности.

– По-моему, все вели себя с исключительной деликатностью, – ответила Харриет, гадая, почему так возмущена ситуацией, весьма тягостной для Гэй, ведь все-таки она потеряла мужа, пусть и нелюбимого. Харриет пришла к выводу, что знание эгоистической сущности Гэй подсказывает ей, как удобно та чувствует себя посреди всеобщего внимания и такого количества сочувствия, что может лакать его, словно кошка – сметану. Даже тщательный подбор траура доказывал, что молодую вдову вовсе не терзают печальные воспоминания. И решимость доктора Дрю во что бы то ни стало переубедить Харриет, возможно, служит еще одной причиной, почему она принимала в штыки каждое упоминание доктором вдовства сестры. – К тому же не забывайте, Гэй жила у тетки Брюса – то есть он только называл ее так, – а она довольно влиятельная персона и прекрасно разбирается в том, за какие ниточки дергать в Италии. Тетка была замужем за итальянским маркизом и стала практически итальянкой.

– Понятно.

Доктор Дрю явно хотел задержаться на этой теме подольше, но Харриет разозлилась, потому что он отказался обсуждать находку на чердаке. А из того малого, что удалось прочесть по его лицу, напрашивался вывод: доктор не слишком удивлен ее открытием… или же удивлен, но не желает в этом признаваться. Но вероятнее всего, просто не поверил и думает, что ее подвело развитое воображение.

– Насчет вчерашнего вечера… – начала Харриет.

– Забудьте, – посоветовал доктор и улыбнулся. – Вероятно, с вами случился нервный приступ.

– Ничего подобного, – упрямо продолжала Харриет. – Я искала полотно с изображением цветка в пару тому, что нашла позавчера, и наткнулась на груду прислоненных к стене картин… большей частью портретов. Там был один…

Доктор Дрю отмахнулся от надоевшей осы:

– Эти насекомые обмануты хорошей погодой. Вместо того чтобы спрятаться до будущего года, они возомнили, что опять наступает лето…

– Доктор Дрю! – сердито воскликнула Харриет.

– Да?

Их взгляды встретились, и в его глазах мерцал холодный огонек.

– Я рассказываю вам о портрете… И поймите, наконец, что я не кричу во все горло без особой на то причины!

– Рад слышать.

Огонек не исчезал.

– И не в моих привычках падать в обморок где попало.

– Не где попало! Вы упали даже с достоинством – прямо мне в руки! – Филип бросил на землю вторую сигарету. В его глазах плясали веселые чертенята. – Знаете, вы слишком легкая. Вам надо лучше питаться. И мне лестно, что вы носите мой образ в душе и думаете, что узнаете меня на чужих портретах. Даже не верится, что произвел на вас такое неизгладимое впечатление… при наших встречах вы относились ко мне враждебно. – Он поднялся и насмешливо добавил: – Это только показывает, как легко вы впадаете в заблуждение.

Харриет сердито ответила:

– Ничего подобного, я даже не думала о вас, когда увидела портрет…

Врач покачал аккуратно причесанной темноволосой головой, впрочем вполне дружелюбно.

– Жаль, а я-то уже решил, что все-таки произвел на вас какое-то впечатление. А теперь скажите, где найти вашу сестру? Я хочу увидеть ее до отъезда. Хочу выяснить, действуют ли новые таблетки…

– Если вы имеете в виду те, что советовали мне выпить вчера вечером, не знаю, потому что не принимала их!

– Ай-ай-ай! – воскликнул он. – Значит, не подчиняетесь указаниям врача?

– Вы не мой врач, – начала Харриет, как вдруг из-за яблони показалась Гэй, ступавшая по траве так тихо и изящно, словно нимфа, гулявшая здесь веками, а не только что овдовевшая молодая женщина с очень земными вкусами. Не обращая особого внимания на окружающее, она задумчиво подошла к собеседникам. Гэй временно отказалась от траура и надела белое шерстяное платье, модно короткое и, помимо прочего, придававшее ей сходство с маленькой девочкой, а на плечи накинула дымчато-голубой кардиган.

Золотые волосы стягивала сзади ленточка – тоже дымчато-голубого цвета. Глаза, широко распахнутые, были ясны, невинны и глубоки, словно колокольчики в чаще весеннего леса.

– О, привет! – воскликнула Гэй, очевидно только что заметив их присутствие. – Какая неожиданная встреча, доктор. Впрочем, я думала найти Харриет, потому что здесь один из ее любимых укромных уголков.

Доктор Дрю мгновенно заволновался, потому что Гэй шла по траве в исключительно тонких туфлях. Ей следует больше заботиться о своем здоровье.

– По-моему, вы не понимаете, что ведете себя с недопустимой беспечностью, – серьезно предупредил он, усаживая ее на садовый стул. – Подхватите простуду, а вам она не понравится, потому что почти обязательно затронет грудь, а это одно из ваших слабейших мест. Честно говоря, вам лучше провести зиму на Багамах или в другом подобном месте.

Гэй с легким оживлением улыбнулась врачу и приняла одну из его сигарет.

– Багамы? – повторила она. Похоже, идея пришлась ей по вкусу. – Ну, может, и съезжу туда, но потом. В настоящий момент я чувствую себя в гораздо большей безопасности на родине. – И она поежилась, словно крайне болезненное воспоминание подействовало на нее тем же образом, что и человек, гуляющий по ее могиле.

Филип Дрю явно с радостью дал бы себе пинка за эту бестактность.

– Да, конечно, – согласился он, критически оглядывая пациентку. Затем наклонился и взял ее за запястье. Харриет отметила, что, даже установив частоту пульса как удовлетворительную, руку он не отпустил. – Это остается пока одной из ваших проблем, – понимающе нахмурился доктор. – Вы еще долго будете чувствовать угрозу? Хотеть находиться в окружении привычных вещей, а это может изолировать вас от мира. Вам следует бороться с этим чувством… бороться с ощущением безопасности там, где все знакомо, и, следовательно, постоянно…

– В «Фалезе» для Гэй почти все незнакомо, – не удержалась от замечания Харриет, которая склонилась над мольбертом, поджав губы. – Брюс унаследовал его всего за несколько недель до смерти.

Доктор нахмурился. Но на этот раз отнюдь не понимающе.

– Не поймите меня буквально, мисс Стайлс, – с упреком ответил он Харриет. – Когда я говорю «знакомый», я имею в виду знакомство в определенном смысле. Миссис Эрншо жила здесь со своим мужем, и, очевидно, они вместе строили планы по поводу поместья. Они были счастливы, знакомясь с домом, гуляя по нему – открывая его для себя.

– Брюс сказал, что здесь сыро, а Гэй подумала, что дом слишком далеко от населенных мест, – упрямо пробормотала Харриет, выдавливая на палитру белый хром, хотя на самом деле ей нужен был желтый.

Гэй добродушно улыбнулась.

– Дорогая, у тебя магнитофонная память, – заметила она. – Но доктор Дрю просто пытается мне помочь. Он знает, что я слегка растеряна, но без тебя мне пришлось бы совсем худо. – Гэй просительно обратилась к врачу. – Не обращайте внимания на Харриет, – сделала она попытку защитить сводную сестру. – На самом деле она замечательно за мной ухаживает, и, хотя иногда кажется букой, на самом деле это просто защитная маска. Харриет всегда наступает на мозоли людям, ни в малейшей степени того не желая. Поверьте мне на слово!

– Спасибо на добром слове! – воскликнула Харриет, широко открывая глаза. – Очень интересно услышать о себе с такими живописными подробностями.

– Я просто пытаюсь сломать лед между тобой и доктором Дрю, – объяснила Гэй. Затем она снова обернулась к доктору: – Я знаю, у многих складывается неправильное впечатление о Харриет…

– Не думаю, что у меня возникло неправильное впечатление, – отозвался доктор Дрю, таинственно сжав губы и устремив на Харриет непроницаемый взгляд темных глаз. – Впрочем, сегодня утром моей задачей было узнать самочувствие вас обеих. Я уже убедился, что мисс Харриет отлично себя чувствует… – Доктор Дрю сделал паузу, словно ожидал от Харриет такого же бесстрастного взгляда. – А вы просто ведите себя осторожнее и не ходите по сырой траве в неподходящей обуви. – Доктор нахмурился, словно они обе вывели его из равновесия. – Идите в дом и смените туфли, – посоветовал он.

– Непременно, – примирительно пообещала Гэй.

– Почему бы вам не отнести ее на руках? – предложила Харриет, потом встала и сложила мольберт. – Я иду на прогулку, – объявила она.

– Но, дорогая, – возразила Гэй, – уже почти ленч. – Томный, затуманенный взгляд остановился на докторе. – Может, останетесь на ленч?

Врач с сожалением покачал головой:

– Увы, но сегодня у меня много пациентов. Возможно, в другой раз.

– Тогда пообедайте с нами сегодня? Нет, в самом деле? – И, демонстрируя нетерпеливое желание: – Не забывайте, мы – две одинокие женщины, запертые в четырех стенах!

– Одна одинокая женщина, – перебила ее Харриет, с треском защелкивая коробку с красками. – Лично мне нравится одиночество. Всегда пишу лучше без посторонних свидетелей. – Взгляд зеленых глаз, направленный на Филипа Дрю, вызвал у врача довольно странную улыбку.

– Если будете так любезны и перенесете приглашение на вечер завтрашнего дня, – сказал он своей главной пациентке, – я с большим удовольствием его приму. Собственно говоря, завтра у меня свободный вечер.

– Тогда до завтра.

Пока Харриет брела в противоположную сторону, Гэй направилась с доктором по предательской осенней траве сада к его машине и напоследок лукаво заметила:

– Не знаю, куда вы вчера собирались, доктор, но своим костюмом вы оказали честь тому, кто вас пригласил… или вы исполняли роль хозяина?

Врач глянул на нее сверху вниз с тем же странным выражением на лице.

– Туше! – воскликнул он. – Вчера вечером я работал, но был важный повод, и мне удалось уговорить другого врача принять моих больных.

Гэй тихо пробормотала:

– Даме посчастливилось!

– Ей-то? – Доктор вопросительно улыбнулся. – Ну, не мне об этом судить. Но вполне вероятно, что счастливцем был я. – Гэй пользовалась очень нежными, тонкими духами, и сейчас легкий ветерок принес аромат за ней как шлейф. Доктор восхищенно вдохнул воздух. – Кстати, форма одежды на завтра – белый галстук и фрак? Я всегда предпочитаю уточнить заранее.

– О, мы не устраиваем официальных приемов. – Гэй выглядела одинокой и печальной. – Приходите в чем есть, если хотите. Будем рады вашему присутствию.

После его отъезда Гэй задумчиво пошла по дорожке в направлении дома. За ленчем она кое-что открыла сестре:

– Кухарка рассказала мне довольно любопытную историю о доме. Очевидно, во время Регентства тот Эрншо, что унаследовал поместье, вступил в неудачный брак, жена бросила его и убежала. Разразился ужасный скандал, так как он устроил за ней погоню и, по слухам, избил ее любовника хлыстом, а потом запретил жене появляться в его владениях. Она не вернулась, но вышла ли за другого – не знаю… В те дни это было не так-то легко. Впрочем, род – или эта конкретная ветвь – с его смертью прекратилась, так как он не имел наследников. Поместье перешло к дальнему кузену, а Брюс – потомок этого дальнего кузена. Подумать только, но из-за неверности некоей леди Брюс мог не стать наследником, и нас сейчас бы здесь не было.

Харриет задумчиво поглядела на нее через стол.

– Это просто легенда или правда? – спросила она.

– Думаю, правда. Но если хочешь услышать, больше, спроси кухарку.

– Обязательно, – ответила Харриет и уставилась в тарелку. Она осторожно помешала суп, отложив ложку, и спросила: – Как звали джентльмена?

– Кажется, Ричард Эрншо.

– И он жил во время Регентства?

– Да. Но во все подробности тебя посвятит кухарка. – Гэй положила хлеб на тарелку и улыбнулась. – Похоже, после исчезновения жены ходило много разговоров, что женщину забили до смерти, и разные люди в разные времена клялись, что видели ее призрак. Кухарка рассказала мне эту историю, потому что после твоего крика и обморока совершенно уверилась, что ты видела привидение! Я сказала, что ты не из тех, кто кричит или теряет сознание при виде призраков, но вряд ли она мне поверила.

Харриет взглянула на сестру.

– Можешь сказать кухарке, что призрак несчастной леди я не встречала, – сказала она, очень медленно выговаривая слова. – Но привидение, очень может статься, все-таки видела!