Текст книги "Мудрый Исправитель Недостатков"
Автор книги: Пал Бекеш
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Пал Бекеш
Мудрый Исправитель Недостатков
ПРЕДИСЛОВИЕ
Недостача еще не значит недостаток
«Волшебников каких только не бывает: великие и не очень, лесные и полевые, добрые и злые, черные и белые, он же один-единственный в целом свете, вернее, на краю света. Он исправляет недостатки, восполняет недостающее. Волшебники – именно потому, что их много, – взаимозаменяемы. Мастер, восполняющий невосполнимое, – незаменим».
Перед его домом нескончаемым потоком всегда выстраиваются в очередь разбитые и побитые, щербатые и треснутые, кривые, косые, и Мастер трудится без устали, исправляя все недостатки. Трудно представить, что сталось бы с этими несчастными, лишись они надежды на избавление от своего ущерба. Страшные события разворачиваются у дома Мастера, когда в числе нуждающихся в его помощи оказываются крутые, безжалостные Бидоны. Этим 19-ти бандитам не хватает для комплекта 20-го – тогда сила их неимоверно увеличится, и власть над миром им обеспечена. Мастер не привык к насилию, но сдаваться не намерен, готовый поплатиться даже жизнью. Как полагает читатель, удастся ли слабым, беззащитным существам одолеть чёрное зло? Прочтите сказку – и узнаете.
Кроме того, вас ждёт знакомство с Будильником, Веником и Дыркой – необычными сказочными персонажами, язык не поворачивается назвать их героями. А между тем они проявляют настоящий героизм в борьбе с железными чудищами, и даже врожденные недостатки им не помеха. Ведь, как правило, обделённость в чём-либо одном возмещается другим: в заурядном человеке вдруг пробуждаются способности и таланты, робкий и слабосильный порой совершает храбрые поступки. С кем из нас такого не случается? Даже недостатки могут обернуться достоинствами!
ГЛАВА ПЕРВАЯ,
где мы познакомимся с некоторыми героями нашего повествования. Сколько ни старайся, но точного времени нам все равно не узнать, зато, если мы склонны поддаваться страхам, можно ужасаться всласть
«Жил да был, не тужил, за горами, за долами, за дремучими лесами, за чудесными землями, под голубыми небесами, так далеко и давно, что не упомнить все равно, что не увидеть никому, разве что месяцу одному…» – напевал себе под нос некто, бредя по змеящейся среди бугорков и кочек тропинке.
Путник остановился и взглянул на небо: ему было любопытно, какую мину скорчит месяц, заслышав, что на земле его поминают. Но месяц лишь заулыбался во весь свой круглый лик – доброе слово всякому приятно, – засиял еще ярче, заливая все окрест серебристым потоком, светлее даже средь бела дня не бывает.
– Ну, у тебя и рожа – на сыр похожа! – пренебрежительно бросил путник и побрел дальше по извилистой тропке, вновь затянув свою незамысловатую песенку: – Жил-был то ли он, то ль она, то ли месяц, то ль луна… – дерзкий взгляд его был по-прежнему устремлен в небеса, как вдруг… ТР-РАХ!
Всему виной был корень, пересекавший тропинку. Путник зазевался и, споткнувшись, грохнулся наземь.
– Тик-так, тик-так, – жалобно зачастил он, поднимаясь на ноги и ощупывая, все ли у него на месте. – Зачем ты вредничаешь? – обрушился он на сияющее светило. – Не понравилось, что с головкой сыра тебя сравнил? Это надо же додуматься: отвлек мое внимание и подсунул под ноги толстенное корневище! Ни стыда у тебя, ни совести! И рожа глупая да круглая, головка сыра – один к одному!
Месяц помрачнел, засовестился.
– Обижайся – не обижайся, плевать я хотел на твои обиды! У меня вон маленькая стрелка погнулась! – И пострадавший принялся бережно выпрямлять стрелку.
Да-да, путник, что брел по извилистой тропинке средь бугров и кочек и пререкался с ясным месяцем, оказался часами – старомодным круглым будильником в медном корпусе. Стрелки – тонкие, длинные, с заостренными концами – тоже были медные. На спине винт с широкими лопастями наподобие пропеллера, чтобы заводить механизм. Наверху красовался блестящий полу шар – оттуда и шел трезвон, когда наступала пора кого-нибудь будить. Спереди, на бледно-кремовом циферблате, выделялись тщательно нанесенные – в цвет меди – цифры, от 1 до 12, все до единой, без пропусков, никаких тебе черточек взамен цифр, никаких электронных обозначений: уважающий себя солидный будильник подобных вольностей на дух не принимал. Ежели судьба сводила его с новомодными собратьями, он презрительно фыркал, а то и вовсе отбивал звоночком дразнилку: «Бедолага ты, дружок, твоя техника не в прок, батарейка – не душа, она стоит два гроша, электроники сыны, ваши дни уж сочтены. Вот так-то!» – очень нравилось Будильнику сочинять песенки и мурлыкать их себе под нос.
Но сейчас, надутый-недовольный, сидел он на корневище и выправлял часовую стрелку. Закончив дело, поднялся, чтобы продолжить путь, как вдруг…
– У-У-У-УХ-ХА-ХАА!
Хриплый вопль доносился откуда-то из-за кочек, залитых лунным серебром. Но Будильник не успел испугаться, так как вслед за грозным криком появился и сам обладатель страшного голоса. Преградил путнику дорогу и, размахивая руками-ногами, вновь издал вопль:
– У-У-У-УХ-ХА-ХАА!
Будильник ошеломленно уставился на него. Очевидно было, что этот чудак намерен горланить до посинения, лишь бы нагнать на него страху, но… страшно не становилось. Оно и понятно.
Размахивающий конечностями разбойник с большой дороги росточком был от горшка два вершка, да и комплекцией хлюпик хлюпиком. Глаза круглые, как плошки, уши лопухами, ручки-ножки – чисто спичинки, обтянутые кожицей. И вдобавок ко всему весь он с головы до пят был покрыт пожухлыми листьями, словно сперва его макнули в клейстер, а затем вываляли в палой листве. Однако упрямства ему было не занимать, и писклявый голосок без устали надрывался, выводя свое «у-у-ух-ха-хаа».
Будильник смотрел, смотрел, стрелки его вращались по кругу все быстрее, а сам он не смог удержаться от хохота. Даже по коленкам себя, наверное, похлопал бы, будь у будильников колени. «Тик-так, тик-так, тик-так!» – задыхаясь от смеха, твердил он.
Разбойник отчаянно голосил, но, похоже, стал выдыхаться: голосишко у него сел и перешел в какой-то жалобный скрип, как у несмазанного колеса, когда наконец Будильник не выдержал:
– Заткнись!
– У-У-У…
– Я непонятно выражаюсь?
– У-у-у…
– Закачу оплеуху, вытянешься как заячье ухо!
– У-у…
– Получай, сам нарвался! – и Будильник отвесил затрещину – не болезненную, зато звонкую.
Незадачливый разбойник растянулся на земле, пошарил в траве, словно ища опоры, чтобы подняться, и наконец выпрямился… держа за уши зайчишку.
– Надо же… заяц! – он с изумлением взирал на добычу.
Будильник тоже удивился, но постарался скрыть свое удивление.
– Я же тебя предупреждал, – бросил он свысока.
Странный хлюпик отпустил на свободу возмущенно верещавшего зайчишку и тоскливо выкатил свои круглые глаза.
– Может, еще раз попробовать?
– Что именно?
– В первый раз не получилось, потому как ты шлепнулся, а после стрелки свои выправлять принялся, но теперь-то я тебе покажу! – Он подхватился со всех своих тощих, как спички, ног и нырнул за кочку. Затем появился опять и, приняв вид страшнее прежнего, взвыл с новой силой:
– Бер-р-регись, прробил твой последний час! Проглочу тебя со всеми потрохами!
Будильник покатился со смеху, и стрелки его завращались с бешеной скоростью.
– У-у-ух… – повторял разбойник слабеющим голоском и под конец тихонько выдохнул: – Ух…
– Полно тебе ухать без толку! Или хочешь еще одного зайца словить?
– Нет-нет, – пошел на попятную разбойник, – благодарю покорно. – Он пригорюнился и, чуть помолчав, робко произнес: – Не упрямься, ну что тебе стоит хоть капельку испугаться? Вот так: схватись за сердце и вскрикни «ай-ай, какой ужас!»
– С какой стати мне тебя пугаться?
– Что значит – с какой стати? – возмутился хлюпик. – Разуй глаза! Не видишь разве: перед тобой Веник II, чудище кудлатое!
Будильник и без того едва сдерживался, а тут загромыхал со смеху всеми своими железками.
– Чудище? Да еще кудлатое?! Опомнись, приятель, ты голый, как червяк!
– Зачем же сразу червяком обзываться? – бедняга чуть не плакал.
– Не обижайся, это я так… для красного словца.
Веник Второй, он же чудище кудлатое, горестно качал головой.
– Выходит… очень заметно?
– Что заметно?
– Что я безволосый.
– Ты, брат, лысый – лысее некуда, – хихикнул Будильник.
– Поэтому никто меня и не боится, верно? – Веник безнадежно махнул рукой. – Сам знаю, уж мне ли не знать? Ты даже не представляешь, какая это мука мученическая быть чудищем кудлатым, если появился на свет совершенно лысым и лысым останешься до скончания дней! Можешь сколько угодно надо мной смеяться, но…
Будильнику было не до смеха.
– Не понимаю, с чего ты так убиваешься по волосам, коли заведомо известно, что они у тебя не вырастут?
– А что мне еще остается? – всхлипнул Веник II. – От судьбы не уйдешь. Очень грустная история. Если тебе интересно, расскажу. Правда же, тебе интересно? – с надеждой вопросил он.
– Конечно! Хотя веселые истории мне как-то больше по душе, но ты рассказывай, не стесняйся. Глядишь, на сердце полегчает.
Новоявленные приятели расположились на обочине. Веник II с достоинством расправил прилипшие к прутьям листики и прокашлялся, надеясь, что голос у него не сорвется.
– В общем, – начал он рассказ, – отец мой не кто иной, как чудище кудлатое Веник Первый. Ты, конечно, о нем слыхал?
Будильник дал понять, что слыхом не слыхивал, но в утешение заметил:
– Видишь ли, нам, часам, главное – часы, минуты отсчитывать, а остальное как-то без разницы.
– Ага, понятно. Тогда другое дело… Но папаша мой прославился на весь свет, его знают и за тридевять земель и боятся пуще смерти. Стоит ему оскалиться на кого, и из слабака мигом дух вон.
– Ужас какой! – содрогнулся Будильник.
– По этой части он большой дока, папаша мой. Многие пытались научиться у него, выведать секреты, да где им!.. Таких, как мой папаша, днем с огнем не сыщешь. Вот ты представь себе: вздумается ему только на небо взглянуть да зубами щелкнуть, и все пташки с поднебесья враз со страха падают. Каков, а?
Будильник на всякий случай отсел от голого чудища подальше.
– Или сунет он в речку свой волосатый нос…
– Как, и нос у него волосатый?!
– А ты думал! Не только нос – пятки, ладони и те все заросшие. В общем, сунет он нос в воду и как рыкнет: бр-р-рекекеке! Угадай, что после этого делается?
– Да мне нипочем не догадаться.
– Всю рыбу холодный пот прошибает.
– Кошмар, да и только! – Будильник отодвинулся еще дальше.
– Верно говоришь, – горделиво приосанился Веник II. Листья на нем зашуршали, глаза заблестели, уши оттопырились локаторами. – Вот какой у меня замечательный отец!
– Да уж, видать, хороша семейка.
– Ты бы знал, как меня ласкали, холили, нежили в детстве, пока еще надеялись, что я волосьями обрасту! А потом… – он пытался сдержать слезы. – Но потом…
– Что случилось потом?
– Да ничего! Волосы-то не росли. Как же я мучился – врагу не пожелаешь… С утра, бывало, первым делом к зеркалу бросаешься: а ну, как за ночь щетина пробилась или хотя бы пушок какой! Но где там… Ни в понедельник, ни в воскресенье, ни в январе, ни в декабре! Шел год за годом, и отец, который прежде во мне души не чаял, начал стыдиться меня. Когда собирались у нас гости, тоже чудища кудлатые, мне было велено сидеть у себя и никому на глаза не показываться, а то, как говаривал папаша, у него со стыда все космы на роже сгорят! Забьюсь, бывало, под кровать и оплакиваю в потемках свою горькую участь. И наконец… наконец папаша… выгнал меня из дому! Глаза бы мои, говорит, на тебя не глядели! Парень ты уже большой, вот и ступай на все четыре стороны искать себе чести да шерсти!
– И впрямь папаша твой как есть чудовище.
– Вот и я тебе о том толкую.
Будильник придвинулся к незадачливому чудищу.
– Но если он обошелся с тобой так жестоко, почему ты хочешь во что бы то ни стало быть похожим на него?
– А что мне еще остается? – вновь затянул свою тоскливую песню лысый Веник.
– Ну, например… – Будильник растерянно запнулся и вдруг просиял всем циферблатом. – Вот что: отрекись от своего папаши и возьми себе другое имя!
– Ты что? – вскинулся Веник. – Это надо же до такого додуматься! Кто Веником родился, тому по гроб жизни в вениках ходить! Имя, оно, знаешь ли, обязывает.
– Тебе виднее, – уступил Будильник. – Я ведь только помочь хотел.
– Да-да, конечно… спасибо тебе за сочувствие. Знал бы ты, сколько я натерпелся с той поры, как выставили меня за порог да пожелали ни пуха ни пера… – голос его сорвался. – Перья мне без надобности, но ведь даже пуха нету, ни пушинки! – несчастный расплакался и только через какое-то время продолжил свою печальную историю: – Уж я и к знахарям обращался, пользовали меня разными мазями-притираниями, но не выросло от них ничегошеньки, только прыщами весь покрылся. Потом ванны сидячие принимал: соленые, сладкие, лимонные, такие, сякие… В пещеры залезал – ну как подземный воздух поможет, в горы высокие взбирался – к солнцу поближе. Огуречным соком, морковной тюрей натирался, листья сельдерея, паутину прикладывал, талой водой умывался – все без толку! Под конец попытался прикрыть, замаскировать наготу свою убогую. Клочьями мха обклеился – высмеяли: гномик болотный, говорят, с ума спятил. Перьями обвязался, опять нехорош – не иначе, говорят, кукушонок бракованный, на своих двоих расхаживает. Выпросил у овцы шерсти клок, все на смех подняли: смотрите, мол, блоха косматая да здоровущая, переросток какой-то… Теперь брожу как неприкаянный и иной раз чувствую: дело мое – труба, ежели чуда какого не свершится, этак недолго и с катушек долой.
Будильник придвинулся вплотную к убитому горем разбойнику, как до начала грустного повествования.
– Бедный Веник! – прочувственно вздохнул он и вознамерился было погладить лысую макушку, торчащую между оттопыренных ушей, но чудище, мечтавшее стать косматым, сделало предостерегающий жест.
– Веник Второй, – мягким, однако же неуступчивым тоном поправил он приятеля. – Не сочти за труд добавлять порядковый номер, чтобы не путать меня с папашей.
– По-моему, такая опасность тебе не грозит, – заверил его Будильник и вздохнул: – У каждого своих бед хватает, что у тебя, что у меня.
– У тебя? – ахнул лысый хлюпик. – Да у тебя же все есть! – И перечислил, словно опись инвентаря: – Стрелки, звонок, циферблат, цифры…
– Это всего лишь видимость.
– Чего же тебе недостает?
– Потом расскажу, успеется. Путь неблизкий, пора отправляться.
– Куда это?
– Твоей беде может помочь единственный человек на всем белом свете. Впрочем, как и моей тоже.
Веник Второй аж подскочил от волнения.
– Кто он такой? – голос его звучал возбужденно.
– Мудрый Исправитель Недостатков.
– Ты с ним знаком?
– Вовсе нет.
– А где он живет?
– Почем мне знать!
– Тогда что же ты о нем знаешь?
– Да, в сущности, ничего, – уклончиво ответил Будильник. – По слухам, живет он за горами, за долами, за дремучими лесами, на самом краю света, откуда ни привета, ни ответа, а может, и того дальше. Перед домом, сказывают, всегда чередой стоят разбитые и побитые, щербатые и треснутые, кривые, косые, словом, всякие ущербные, и Мастер трудится без устали, всем недостатки исправляет. Никто не уходит несолоно хлебавши. Очередь никогда не кончается и короче не становится.
– Он-то мне и нужен! – просиял Веник Второй. – Возьмешь меня за компанию?
Будильник смерил взглядом двухвершкового шибздика, будто прикидывал, не слишком ли непосильное бремя взваливает на себя, после чего со вздохом кивнул:
– Ладно уж, так и быть, беру тебя в компанию. Значит, отныне нам с тобой по пути. Тогда обращайся ко мне по имени.
– А как тебя зовут?
– Не видишь? На циферблате написано. Вот тут, где стрелки крепятся.
– Точное Время, – прочел вслух хлюпик. – Чудное какое-то имя…
– Видишь ли, когда-то меня так рекламировали. А теперь… то есть давным-давно, уж и не упомнить, с каких пор… за глаза только высмеивают: «Время точное? Ха-ха, сверхсрочное!..» И ведь грех обижаться, с точностью я и впрямь не в ладах, – с этими словами Будильник двинулся в путь.
– Ты уверен, что нам в ту сторону? – поинтересовался его спутник. – Ведь сам говорил, не знаю, мол, где Мастер живет.
– Я действительно не знаю. Тогда не все ли равно, в какую сторону шагать?
На это нечего было возразить, и путники по извилистой залитой лунным сиянием тропке направились наобум.
Лысый уродец время от времени спотыкался и с досадой бормотал себе под нос:
– Уу-ух-ха-ха-а…
Будильник же издавал чуть слышный смешок и отвечал приятелю:
– Тик-так, тик-так…
Путники знали, кто им нужен, а вот как найти Мастера, и ведать не ведали. Оставался один-единственный способ, к которому они и прибегли. Шли себе, брели куда глаза глядят.
ГЛАВА ВТОРАЯ,
от начала до конца заполненная нехватками да недостатками
Будильник Точное Время безошибочно описал место, где обитал Мудрый Исправитель Недостатков. Вздумай кто-нибудь отправиться на поиски с помощью самой подробной и надежной карты на свете, ему бы не добраться туда скорее, чем испытанным путем, когда попросту идешь-бредешь куда глаза глядят.
А жил Мудрый Мастер за горами, за долами, за дремучими лесами, за чудесными землями, под голубыми небесами, почти на самом краю света. На вершине холма. Жилищем ему служил не какой-нибудь кичливый замок, дворец или крепость, способная лишь отпугивать людей, а уютный дом, радушно открытый для всех нуждающихся в помощи. Дом не подавлял своими размерами, хотя и был достаточно просторным, внушая почтение. Стоило только на него взглянуть, и сердца враз полнились доверием и надеждой.
Вдоль склона холма к двустворчатой входной двери с медными ручками тянулись длиннющие очереди. Меж двух очередей сновал туда-сюда очень пестро одетый молодой человек: штаны синие, рубаха желтая, а волосы красно-рыжие, как перезрелый помидор. И голос у него был крикливый, под стать кричащей одежке.
– Внимание, внимание, для непонятливых повторяю в сто первый раз! Две очереди необходимы для того, чтобы не перепутались ваши нехватки-недостатки! Зарубите себе на носу: ваши пожелания должны быть строго разграничены: тем легче нам будет подобрать соответствующий способ их устранения. Просьба облегчить нам работу, ведь и у нас обычные нервы, а не канаты! Шевелитесь, уважаемые, шевелитесь!
– А ты кто такой? – раздраженно осведомилась пожилая ящерица, потерявшая хвост. – Расквохтался тут, раскудахтался, аж уши закладывает! – Почтенной матроне было отчего нервничать: загорала на припеке и позабыла хвост ненароком. А когда спохватилась, уж поздно было – хвоста и след простыл. К тому же громкая речь всегда была ей не по нутру.
– Ах, кто я такой? – надменно приосанился пестро одетый молодой человек. – Ассистент Мудрого Исправителя Недостатков! Без моей помощи Мастеру впору надорваться от всех ваших просьб-приставаний!
– Прошу прошения, – пролепетала пристыженная ящерица и, глядишь, поджала бы хвост, будь он у нее на месте. – Только не понимаю, зачем глотку надсаживать…
– Я не удовольствия ради глотку надсаживаю, а в общих интересах! По мне так и шепота достаточно, будь я уверен, что наши уважаемые клиенты со своими дефектами сумеют соблюдать правила, установленные в их же собственных интересах. Поэтому повторяю в сто второй раз, – сложив ладони рупором, он закричал с такой силой, что голос его разнесся по всем склонам холма, – справа становятся в очередь те, кто страдает заметными невооруженным глазом, так называемыми внешними дефектами! А в левую очередь встают те, кто испытывает так называемую внутреннюю недостачу. Пошевеливайтесь, граждане, поживее!
Возникла некоторая суматоха, в результате которой лишь одна клиентка переместилась из левой очереди в правую – бесхвостая ящерица.
Ассистент повернул было к дому, но тут взгляд его упал на мальчугана: мордашка конопатая, рот полуоткрыт, выражение лица дурашливое, однако, на первый взгляд, все у мальца вроде было на месте. Тем не менее он стоял в очереди среди разбитых и помятых, треснутых и щербатых, косых и кривобоких.
– Чего тебе не хватает? – поинтересовался рыжий помощник.
– Ничего, – помедлив, ответил паренек.
– Тогда зачем ты сюда явился?
– Да вот… – малый натужно думал. – Мать послала.
– С какой стати?
– Я… это… по семи предметам не успеваю. А может, по восьми. Мать говорит, у меня шариков не хватает.
– Внутренний недостаток, – вынес свой приговор помощник. – Тебе в другую очередь.
– Только ведь у меня этих шариков навалом, – буркнул мальчишка, переходя на другую сторону.
– Зато у матушки твоей маловато. Отнесешь ей излишки. Увидишь, как она обрадуется!
Ассистент находился уже в двух шагах от двустворчатой двери с медной ручкой, когда кто-то заступил ему дорогу. Кто-то, вернее, что-то. Одно было ясно наверняка – деревянное, из прочного ясеня. Плавно изогнутое, полированное – само в руки просится.
– Что ты за штуковина такая?
– Вот об этом речь: по мне не видно, кто я такой! – всхлипнул ясень. – Присмотрись повнимательней! Не догадываешься?
– Нет, – качнул головой ассистент.
– Топор я… Вернее, Топорище. Насадка-то моя потерялась, вот и осиротел я. Ведь мы, Топоры, очень просто устроены, из двух частей состоим. То есть состояли. Сам я, к примеру, топорище… и была при мне еще железная насадка с острием. Но хозяин мой, когда дрова рубил, с размаху всадил Топор в сучковатое полено, да с такой силой, что сверкающая головка моя напрочь отлетела и была такова. А уж как ее искали, обыскались всем семейством: и хозяин с хозяйкой, и детишки, все трое, и хозяинова теща хромая – между нами говоря, как есть ведьма сущая… но это к делу не относится. В какую очередь мне становиться? И то правда, куда ум приложить, коли голову напрочь снесло.
– Ясно, – кивнул головой ассистент.
– Без головы как без рук, – продолжало мудрствовать Топорище. – Башку снесло, так даже за полоумного не сойдешь. Куда же мне встать?
– Твой ущерб очевиден, стало быть, внешний. Очередь – справа.
– Но в голове-то и находился тот самый котелок, который варит.
– Тогда твой недостаток внутренний. Становись в левую очередь!
– Что же мне теперь, раздвоиться, что ли? От меня и так немногое осталось.
Ассистент почесал рыжую голову, одернул желтую рубаху.
– М-да… Твой случай особый. Становись-ка ты посередке, промеж двух очередей. Пускай Мастер сам решает, что с тобой делать!
Он еще раз окинул взглядом цепочки людей, вытянувшиеся вдоль холма.
– Внимание, граждане! Работа Мудрого Исправителя Недостатков требует полной сосредоточенности. Шуметь, мусорить, жевать резинку, грызть семечки воспрещается! Нарушители правил караются отказом в исправлении недостатков!
Рыжий повернул дверную ручку и нырнул в дом. Дверь, не успев захлопнуться, снова распахнулась:
– Следующий, заходите!