Текст книги "Я, Страд: Мемуары вампира"

Автор книги: П. Элрод

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

П. Н. Элрод
Я, Страд: Мемуары вампира

Пролог

В этой части замка не было окон, и яркие солнечные лучи и тепло занимавшегося дня не проникали сюда. Ван Ричтан, сжимая побелевшей от напряжения рукой маленький фонарь, освещал себе дорогу. Он задержался на последней, грубо высеченной ступеньке винтовой лестницы и перевел дыхание, держа фонарь так высоко, как только мог при своем хрупком телосложении. Слабое свечение отодвинуло тьму лишь на несколько ярдов, но и этого было достаточно, чтобы стало ясно, что в комнате никого нет. Однако в таком месте это ровным счетом ничего не значило.

Он оглянулся назад, на путь, который прошел. Холодные каменные стены резко уходили в кромешную тьму, и кругом царило гробовое молчание. Кончики пальцев его левой руки, которой он вел по стене, нащупывая дорогу, онемели от холода, как будто сам камень высосал из них тепло. Одна сторона его рта дернулась, и на губах появилась тонкая печальная улыбка. Он размял окоченевшую руку.

Что хозяин, что его замок, пронеслось в его голове, и улыбка исчезла.

Он вошел в комнату. Комната была если не сердцем, то, несомненно, жизненно важным органом в организме замка. На каждой стене висели полки с книгами – сотни, тысячи книг – столько Ван Ричтан не видел за все 50 лет своей учебы. Желтый свет фонаря выхватил из темноты кожаные переплеты, блеснули выведенные позолотой названия, то тут, то там замерцали драгоценные камни, выступили из тьмы мрачные обложки старых томов, настолько древних, что даже кропотливый труд реставратора не мог вернуть их к жизни. Но внешняя оболочка не имела значения, важно было то, что находилось под ней.

Ван Ричтан вдохнул книжный запах и сердце его начало биться сильнее. Если у монстра и было где-то слабое место – а они все были так или иначе уязвимы, – то, возможно, он найдет ответ здесь. О человеке можно судить по тому, что он читает, в книгах, выстроившихся стройными рядами на полках, можно найти и ключ к разгадке тайны.

Нет, теперь даже при большом желании нельзя было представить графа Страда фон Заровича обычным человеком, хотя местные жители и не подозревали о его сути. Он потерял все человеческое, данное ему при рождении… сколько столетий назад? И ценой каких душевных страданий, душевных мучений и агонии тех несчастных, которые попались ему на пути?

Но я не могу сейчас об этом думать. У меня слишком мало времени. Жизнь слишком коротка. Впереди у него был весь день, летний день, самый длинный в году, но довольно короткий для него теперь, когда он понял, сколько ему предстояло сделать. И с чего начать?

Он кружил по комнате, зажигая свечи в подсвечниках. Черные тени неохотно отступали. Несмотря на то что здесь было так же холодно, как и во всем замке, Ван Ричтан решил не разводить огня в камине. Он чувствовал себя вполне комфортно в пальто, которое прихватил с собой, и в двух свитерах. Кроме того, дымок только выдаст его и оповестит всякую нечисть, что в комнате кто-то находится, а у Ван Ричтана были более чем веские основания держать свой визит в секрете. Правда, кочевники знали о нем – никто не мог войти или выйти без их помощи. Он щедро заплатил их проводнику, чтобы пробраться сквозь завесу ядовитого тумана, который окружал Равенлофт. Противоядие, которое они дали ему, стоило немалых денег, но за вторую порцию они взяли вдвое меньше. Зловещий знак: они не ждали его обратно. На протяжении многих веков отважные воины и исследователи, вооруженные до зубов и защищенные магической силой, проникали в замок, чтобы покончить с «дьяволом Страдом», как его звали в округе. Никто из них не вернулся назад, по крайней мере, в том виде, в каком вошел вовнутрь. На что мог надеяться одинокий, уже не очень молодой торговец целебными травами?

«Ни на что», – честно признался он сам себе. Тем не менее он обладал знаниями и, кроме того, готов был рискнуть своей жизнью. В действительности даже больше чем жизнью. Если он ошибался… что же, существовало нечто худшее, чем смерть, но он приготовил кое-что, что при необходимости станет для него избавлением. Не очень-то приятно, но лучше, чем предстать перед другим выбором. Итак, кочевники горели желанием получить с него деньги и оставить его наедине с Судьбой. Ван Ричтан не сомневался, Страд знал о его присутствии в замке, но он был уверен, что Страд не сделает ему ничего плохого. Вернее, Страд не мог ничего сделать.

Ван Ричтану потребовалось 10 лет, чтобы раскрыть секрет, а затем 5 лет ожидания, и вот в один из летних дней он убедился, что был прав, когда никем не остановленный, беспрепятственно проник в замок Равенлофт.

На протяжении этих пятнадцати лет замок не подавал признаков жизни. Торговцы, жившие в деревни, находящейся у подножия горы, не получали заказов на еду. Младший из них сетовал на недостаток покупателей. Его отец знавал лучшие времена, но теперь? Торговец вскидывал руки вверх, демонстрируя хорошо отрепетированным жестом отчаяние по поводу всех потерянных благ. Другие молча удивлялись или невесело подшучивали над ним. В течение пятнадцати лет лорд Страд не требовал денег, хотя собирались они регулярно, что являлось предметом особой гордости бургомистра. Старые тетушки рассказывали сказки о бургомистрах, которые не справились с задачей сбора налогов и плохо кончили. Просто-напросто сказки, но в каждой сказке есть доля истины. Как бы там ни было, никто из жителей деревни, не говоря уже о бургомистре, не отважился бы разгневать своего господина. Деньги, а их уже изрядно накопилось, хранились в отдельном каменном домике, стоящем в центре деревни. Воры? Нет. Они не боялись воров. Даже кочевники не посмели бы коснуться этих денег. В течение этого времени мало было и странных и непонятных смертей, как частенько случалось раньше. Хорошенькие молодые девушки больше не исчезали бесследно – если только добровольно не убегали со своими возлюбленными. Пятнадцать лет относительного спокойствия, пятнадцать лет, в течение которых ночи стали менее темными, чем раньше, пятнадцать лет, в течение которых Страд… оставил их в покое.

Кое– кто пустил слушок, что Смерть наконец-то прибрала его к рукам, и он покинул этот мир. Но если бы это было правдой, тогда почему отравленный туман вокруг основания замка все такой же густой? Никто не знал ответа, но никто особенно не рвался выяснить в чем дело. Можно было спросить кочевников: они знали все. Увы, и рассказывали все. Страду. Лучше не спрашивать; ответ мог быть совсем не таким, каким хотелось бы.

Но Ван Ричтан не сомневался, что нашел разгадку. Страд Старейший, Властелин земли, Страд Великий и Ужасный, правитель Баровии – гений, колдун, безжалостный убийца – был сейчас наиболее уязвим.

Страд фон Зарович, вампир, спал беспробудным сном. Ван Ричтан, ведавший о бессмертии столько, сколько и любой живущий на земле, правильно рассудил, что пройдет еще несколько лет, прежде чем хозяин замка сможет очнуться ото сна, который не был сном.

Нечто странное для замка – а именно то, что он не встретился с не умирающими любимцами Страда и его помощниками чародеями – служило тому достаточным подтверждением. Возможно, черная магия Страда ослабла за время его неподвижности.

Но Ван Ричтан не был до конца уверен и поэтому отвел для своих исследований только один день. Хотя он мог бы провести месяцы в этой комнате, закопавшись в редкие книги, он не хотел рисковать без нужды. Проникнуть на какое-то время в туманное сознание монстра, только лишь коснуться его – вот что он собирался сделать. Возможно, позже – через год, может, два, когда вампир опять завладеет его неторопливыми мыслями, – он вернется… но вернется с подкреплением. Но для будущего выступления Ван Ричтану необходимо было знать как можно больше. Ему нужны были факты, а не слухи, не сказки и не россказни хвастливых болтушек.

При свече горящих свечей он огляделся вокруг, чтобы прикинуть, с чего начать. В глаза бросалась роскошь, с которой был обставлен кабинет. Отполированная до блеска мебель, толстенный зеленый ковер и уютные диванчики и кресла – все указывало на то, что монстр ценил комфорт.

Тут Ван Ричтан заметил один особенный портрет – подлинное произведение искусства, – и брови его приподнялись. Что ж, фон Зарович, безусловно, обладал потрясающе хорошим вкусом. Над затейливо украшенной каминной полкой висел огромный портрет молодой женщины, такой красивой, что захватывало дух. Художник, несомненно, обладал даром не только схватывать внешнее сходство, но и показать ту животворную светлую силу, которая освещала изнутри прелестное лицо.

Под портретом не было ни подписи, ни даты, но старомодное платье необычного покроя говорило о том, что, с тех пор как на холсте высохла краска, прошло несколько веков.

Она была очаровательна, таинственна… и давным-давно мертва. Возможно, одна из самых первых жертв графа. Но у Ван Ричтана не было ни желания, ни времени размышлять о ее горькой судьбе. Его задачей сейчас было сделать так, чтобы другие молодые красавицы избежали такой же участи.

В центре комнаты стоял низкий массивный стол, так хорошо отполированный, что язычки пламени от свечей отражались в нем, как в зеркале. Все гладко и блестит, нигде и намека на пыль…

Ван Ричтан замер на месте, обратив вдруг внимание на отсутствие пыли. Через минуту он сглотнул, желая только, чтобы сердце не выпрыгнуло у него из груди. Хотя он не имел возможности проверить, но вполне логично было бы предположить, что Страд наложил магическое заклинание на свою библиотеку, чтобы сохранить все, что в ней находилось, пока он спал. Кто знает, какой вред могут нанести ветхим томам легкий слой пыли, черви и острые крысиные зубы? Совершенно, очевидно, без колдовства здесь не обошлось, но Страд волен был распоряжаться своей магической силой по своему усмотрению.

На столе лежали огромная книга и несколько листов бумаги. На расстоянии вытянутой руки стояли чернильница и перья, все искусно заточенные и готовые к работе. Кресло было отодвинуто от стола, как если бы хозяин комнаты только что вышел и не потрудился задвинуть его обратно.

Как если бы он мог в любую минуту вернуться.

Ван Ричтан решительно отогнал от себя эту мысль. Если бы Страд был способен двигаться, он бы сейчас уже что-нибудь предпринял. Но господин спал, и его замок, как в одной полузабытой детской сказке, спал вместе с ним. Вот поэтому маленькому торговцу лечебными травами из Мордершира и удалось проникнуть через великие ворота, зная о подстерегавших его опасностях, минуя застывших стражников, не мертвых, но и не живых. Ему было страшно, когда он пробирался мимо драконов, которые глазели на него со своих каменных вышек, и мимо горгулий и прочих тварей, которых он чувствовал или представлял себе прячущимися в тенях вокруг него, но все же он прошел в замок. Повсюду были расставлены ловушки, но, умеючи, их можно было обойти. Он оказался внутри, но, что самое главное, он рассчитывал выйти наружу.

Он подошел к столу и поставил фонарь на кучу пожелтевшей бумаги, чтобы не поцарапать металлом нетронутую поверхность стола.

«Ты просто старый чудак, Рудольф», – упрекнул он сам себя. Он питал уважение к искусству, а этот стол, хотя и принадлежал отвратительному человеку, явно вышел из рук настоящего мастера.

Осторожно и очень спокойно он ощупал добротную кожаную обложку книги. Он ощутил нечто непонятное, странное и отталкивающее, как если бы она была сделана…

Он отдернул руки, поняв происхождение необычной кожи.

Черт бы побрал эту вещицу. Черт бы побрал того, кто способен на такую мерзость. Он помолился за чью-то загубленную душу и, набрав в легкие побольше воздуху, схватил книгу и быстро открыл ее. Перед ним лежала не книга в прямом смысле этого слова, а стопка листков, сшитых так, чтобы свободно их вынимать и добавлять новые. Одни пергаментные страницы были молочного цвета, плотные и прочные, как если бы им предстояло служить еще многие, многие века. Другие были тонкие и высохшие, пожелтевшие от времени, и когда он переворачивал их, они тревожно хрустели. В рукописи не было ни рисунков, ни вычурных узоров по краю страниц, только выведенные твердой рукой черными чернилами строчки текста. Ровный почерк автора сначала трудно было разобрать, так как его стиль написания букв не использовался в течение трех столетий. Не было в книге и оглавления, но проставленные даты говорили о том, что рукопись была своего рода летописью. Он перевернул первую страницу и прочел: «Я, Страд, правитель Баровии, хорошо зная, что некоторые события моего царствования были неправильно истолкованы теми, кто умеет лишь искажать, а не увековечивать факты, сам решил описать эти события, чтобы истина наконец-то стала известна всем…»

Он задержал дыхание. Боже ты мой милостивый, личный дневник?!

Часть 1

Глава 1

Двенадцатое полнолуние, 347

– В лагере предатель, – сказал Алек Гуилем, глядя не на меня, а на бутылку, стоящую между нами на столе. Он изучал плавные линии темно-зеленого стеклянного сосуда, как художник, любующийся необыкновенно красивой моделью. После долгой паузы, удовлетворив свое чувство прекрасного, он ласково взял бутылку в руки, собираясь насладиться другими ощущениями. Сначала сработало осязание, потом его пальцы сомкнулись на покрытом пылью горлышке, и наконец – обоняние, когда он вынул пробку и мог вдыхать винный аромат. Вкусовые ощущения придут позже. Я мало понимал в таком ритуале, но то явное удовольствие, которое получал от него Алек, научило и меня относиться к нему с уважением.

Наши взгляды встретились.

– Думаю, он попытается убить тебя, – все тем же ленивым тоном добавил он.

– В каждом лагере всегда найдутся предатели. И они кого-нибудь убивают.

– На сей раз ты не должен относиться к этому так легкомысленно, Страд. Не должен.

Провоевав бок о бок со мною около пятнадцати лет, он имел полное право с глазу на глаз называть меня по имени. Тем не менее сейчас это вызвало у меня раздражение, возможно, потому, что говорил он слегка пренебрежительным, покровительственным тоном. Мне следовало бы спросить, почему на сей раз я должен волноваться больше, чем раньше, но я промолчал. Рано или поздно он скажет мне сам. Казалось, Алек всегда был в курсе всех событий, и несмотря на отстраненно-насмешливую манеру вести себя, он просто физически не мог держать при себе что-либо действительно интересное.

Он бережно взял бутылку в руки и налил себе немного вина. Тяжелые винные пары вырвались наружу и раздразнили мое собственное обоняние. Вино было крепким и чересчур приторным, и если я его чем-нибудь не заедал, то моя голова начинала болеть прежде, чем я успевал допить второй кубок. Закрыв глаза, Алек отхлебнул маленький глоточек и задержал капли на языке, чтобы почувствовать всю тонкость и разнообразие винного букета. Когда он наконец сглотнул, он открыл глаза и разочарованно улыбнулся.

– Любой бы на твоем месте с мечом в руке требовал бы от меня объяснений, а ты сидишь, как кот перед мышиной норой, и ждешь неизбежного.

Я не удостоил его ответом. Желание поделиться новостями в конце концов победило. Он отставил стакан в сторону и наклонился вперед, хотя вокруг не было никого, кто мог бы нас услышать.

– Предатель – один из наемных убийц Баал'Верзи, Страд, – прошептал он.

Время игр кончилось, как только он произнес это имя. Я выпрямился на стуле, стараясь подавить охвативший меня гнев. – Кто? Кто посмел?

Он покачал головой:

– Если бы я знал, он был бы уже мертв.

– Как ты узнал?

– От одного из наших раненых. Этой информацией он хотел купить себе право на особое лечение. К несчастью, он слишком долго ждал и умер.

– Леди Илона все равно может найти способ поговорить с ним.

– Я уже позаботился, чтобы она это сделала. Она выведала не больше, чем я тебе сообщил.

– Оживите его.

– Пробовали. Как только ей стало известно о подстерегающей тебя опасности, она приготовила все необходимое и колдовала над ним. – Он поднял одну руку ладонью вверх. – Не получилось.

– Почему?

– Я тоже спросил почему. Она сказала, что он был слишком слаб, чтобы выдержать колдовство.

У меня были свои версии происшедшего, но все они никуда не годились. Вдвоем Алек и Илона постарались бы узнать как можно больше.

– Кто еще знает?

– Никто. Воинов расспрашивают. Пока что ничего путного никто не сказал.

– Если только ты сам не убийца.

– Браво, – спокойно заявил он. – Этого и следовало ожидать. Но все же я решил рискнуть и предупредить тебя.

Мудро, если учесть, что Илона тоже бы мне сказала.

– Если ты сочтешь нужным убрать меня с дороги, будь все время начеку, так как я обещаю, что один из Баал'Верзи будет где-то поблизости, ожидая своего часа.

Что верно, то верно, ибо хитрость была главным оружием этого клана убийц. Когда-то они действовали в открытую, ничего не боясь, но потом ужесточение законов и многочисленные казни вынудили их уйти в тень. Твой лучший друг, твой преданейший слуга, Господи, да даже твоя мать, давшая тебе жизнь, могли оказаться одним из Баал'Верзи. Они тщательно скрывались, и если нанимали кого-то, чтобы прикончить тебя, то… ну, тогда ты был обречен.

Если ты сам его не приканчивал. Баал'Верзи имели свой кодекс чести и строго придерживались правила: если одного из них ловили, то смертный приговор отменялся и тебя оставляли в покое. Жертва получала право жить, а незадачливый убийца исключался из их рядов. – Почему? – повторил я. – Войне конец. Кому какая польза от моей смерти?

– Тот человек точно сказал «Берегись Баал'Верзи, великого предателя, который возьмет все себе». Выгоду из твоей смерти надеется извлечь не враг, а скорее один из твоих друзей… тех друзей, которые у тебя имеются.

Верно. Человеку моего ранга нельзя заводить друзей. Искусство дружить, однако, никогда не было чем-то, что мне хотелось в себе воспитывать и совершенствовать. Из всех людей, с которыми я работал или которыми командовал, Алек Гуилем был наиболее близок к тому, чтобы называться моим другом. Благодаря умению хорошо драться и цепкому уму, он завоевал право быть среди высших военачальников, став моим первым помощником, и тут ему пригодилась вся его ловкость и изворотливость, ведь к нашему войску он присоединился как наемник, к тому же он был чужестранцем. Он говорил, что родина осталась для него далеко позади и имя не имеет значения, а поэтому так и не потрудился назвать его. Положа руку на сердце, я не могу сказать, что наши отношения отличались особой теплотой, но мы прекрасно сработались и испытывали уважение друг к другу. – Пока он или она не будут обнаружены, тебе нельзя никому доверять. Думаю, здравый смысл подскажет тебе, что даже меня следует занести в список подозреваемых. Я не обижусь. – Его тонкие губы растянулись в улыбку и он откинулся на спинку стула.

– Рад слышать, – сказал я ему.

– Надеюсь, нет нужды напоминать тебе, что должны быть приняты все меры предосторожности.

– Пожалуй, – согласился я и позвал стражников, стоявших на часах у моей палатки. Оба бесшумно проскользнули внутрь, готовые выполнить приказ. Если он и сбил их с толку, они этого не показали, будучи знакомы с дисциплиной и моими причудами. В то время, как один остался со мной, другой ушел, чтобы привести еще двух часовых. Отныне и до тех пор, пока я не найду предателя, я не должен быть один, вставая утром с постели или ложась ночью спать. Было известно, что Баал'Верзи нападали только когда рядом никого не было, и пользовались тонким, очень острым кинжалом. По крайней мере, я мог не опасаться, что меня отравят, или задушат, или выстрелят в спину из лука или арбалета. «Слабое утешение», – подумал я мрачно.

С непроницаемым лицом часовой наблюдал, как нам принесли ужин и мы приступили к еде. Он был гарантией безопасности для всех нас. Если кто-либо из тех двоих был наемным убийцей, то он не посмел бы ничего предпринять в его присутствии. Он был нейтрализующей силой, но я не собирался вечно держать его рядом.

Я не был настроен считать Алека убийцей. Но я и не склонен был рисковать, точка. На поле битвы все было по-другому: ты отчетливо видел врага и кровь бурлила от ненависти к нему. Но когда кончалась война и начинались политические игры, осторожность становилась лучшим залогом безопасности. Полдюжины имен крутились в моем мозгу, пока мы ели и обсуждали завтрашние действия, как будто ничего не произошло. Я признавал, что если Баал'Верзи руководили корыстные мотивы, то их наемник должен был быть из круга приближенных ко мне офицеров, так как любой рангом ниже мало на что мог рассчитывать. Семья Дилисния, Вочтеры, Бучвольды, даже Гунтер Коско. Существовало множество причин, почему они могли желать моей смерти, и столько же, зачем я требовался им живым. Помимо них найдутся и другие, еще кто-нибудь. За свою долгую солдатскую жизнь я нажил себе много-много врагов – горькая награда за мою службу.

Слуги с подносами входили и выходили; подрагивали язычки пламени в подсвечниках. Алек проводил взглядом одну молодую женщину, и легкое робкое подрагивание ресниц подтвердило, что он не остался незамеченным. Несмотря на холодные серые глаза, острый нос и вытянутое лицо, женщины, похоже, находили Алека довольно привлекательным. Он смаковал женщин, как вино. За пятнадцать лет, в течение которых я его знал, он никогда не страдал от ночного одиночества, если только не был пьян или слишком измотан сражением. Эта ночь, скорее всего, не будет исключением.

Когда он встал из-за стола и последовал за своей новой пассией, еще двое стражников заняли его место. Никому из них я не сообщил, в каком положении оказался. Незачем было всему лагерю знать, что Баал'Верзи охотились за мной. Алек удовлетворил свою потребность поделиться с кем-нибудь новостями, и дальше него слухи не пойдут. Леди Илоне тоже можно было доверять. Может, она и есть наемный убийца? Вряд ли… но не исключено. Еще одна проблема, о которой стоило подумать. Держа вокруг себя стражников, я давал Баал'Верзи тем самым понять, что о нем известно. А что, если это Алек или Илона? Надо быть осторожным. Я устало потер переносицу. Размышляя над этим, я мог довести себя до исступления и в конце концов потерять бдительность. Несомненно, в этом и заключалась стратегия Баал'Верзи: прежде чем атаковать, дать жертве измучить себя подозрениями и сомнениями.

Я кисло улыбнулся. Единственный выход – напасть первым. Вряд ли он нарушит традиции и станет действовать сегодня ночью, надо поспать немного для бодрости. Я устал, а впереди у меня еще более утомительный день. Войне конец, и битва, длившаяся веками, наконец-то завершена, но это не значит, что нас нечего делать. Утром меня ждали всевозможные важные дела: необходимо было похоронить убитых и сжечь трупы врагов, разделить трофеи и раздать награды. Утро не принесло облегчения. Я с трудом приподнялся с топчана и начал свой день с сыра, свежего хлеба и приготовленного из бычьей крови напитка, оставшегося после вчерашнего ужина. Он сотворил обычное чудо утреннего пробуждения. Боль в суставах постепенно унялась. Я был в лучшей физической форме, чем многие мои ровесники, но вот мне стукнуло сорок два, и бесполезно было отрицать, что я продолжал стареть. Каждый день я все дольше отходил ото сна, особенно, если день был холодный и сырой, как сегодня. Печки в моей палатке ничего не могли поделать с предрассветным морозцем и приближающейся старостью.

Послали за моим парикмахером. Он молча скреб мои щеки и подбородок, пока часовые следили за каждым его движением. Хотя они и не получили особых указаний, они чувствовали что-то недоброе. В конце концов, ты наиболее уязвим, когда тебя бреют: голова откинута назад, горло открыто острой бритве. Но бритва есть бритва, а нож – это нож. Я не сомневался, что Баал'Верзи не нарушит традиций, и поэтому расслабился, подчинившись необходимости этой ежедневной процедуры.

Щетина, которую парикмахер стряхнул со своего полотенца на пол, была кое-где с проседью. Но, к счастью, седина не коснулась головы, и волосы по-прежнему были густыми и черными. Когда придет и им пора седеть, стану ли я их красить или просто буду избегать своего отражения в зеркале?

С некоторым отвращением я отбросил эти мысли, чтобы не поддаться приступу жалости к самому себе. Все люди стареют, я не исключение, и не стоит тратить время на бесплодные рассуждения на эту тему.

В сопровождении телохранителей я вышел из палатки, и как раз в этот момент солнце появилось над горизонтом. Его лучи захлестнули долину и осветили неприступные нагромождения гор на севере и западе и высокий утес, у подножия которого мы разбили лагерь. В тысяче футов над нами на выступе горы возвышался замок. Солнечные блики заиграли на его высоких, молочного цвета стенах, и он засиял, как маяк. На всю окрестность он был единственным выдающимся ориентиром и чем-то вроде точки отсчета для всех проходящих по стране войск. Его хозяин принял не ту сторону во время конфликта, и теперь его голова торчала на колу там, где хоронили и сжигали мертвых. Я убил его своими собственными руками, и хотя это и было делом не из легких, но все же он не отличался особым талантом вести сражение. Он умел хвастаться и задираться, но ничего не мог поделать с острым широким мечом.

И теперь его земли и полуразрушенный замок принадлежали мне по праву воевавшего и победившего в войне. Сегодня я войду в замок в первый раз и вступлю в законное владение им.

Лагерь уже проснулся, и повара со своими многочисленными помощниками приступили к приготовлению завтрака. Денщики сновали по хозяйству, выполняя различные поручения. Я видел их и не обращал внимания на эту невидимую армию, всегда остававшуюся на заднем плане и обслуживающую мое войско. Они были его естественной составной частью, как биение сердца.

«И любой из них может оказаться замаскированным Баал'Верзи», – подумал я снова, и опять очень неприятная тревога овладела мною. Я взял себя в руки. Я принял все меры предосторожности. Под рубашкой я носил прекрасную кольчугу. Я так долго носил ее, что замечал ее тяжесть только когда снимал. Ранить тело через нее можно было только очень тонким кинжалом, а Баал'Верзи по традиции носили с собой более серьезное оружие. Мало кто из видевших его остался в живых, но многие знали, что рукоятки их небольших ножей были расписаны красным, черным и золотым. Красный цвет означал кровь, черный – ужас смерти, а золото – деньги, которые они получали за свою черную работу.

Ах да, каждый был привязан к своего рода символам. Говорили еще, что ножи были заколдованы, и даже слабая рука могла нанести смертельный удар в жизненно важный орган тела. Я очень серьезно относился к такого рода сплетням, так как довольно долго изучал магию. В мою сторону неторопливо шла Верховная жрица, леди Илона Даровная. Этой высокой, отважной женщине было около пятидесяти, и они каким-то образом умудрялась в условиях войны ходить в о всегда чистых, легких, голубых платьях, как если бы она была у себя дома, в каком-нибудь уединенном храме. Ее длинные светлые волосы, тронутые кое-где сединой, были, как обычно, заплетены в толстую косу, перекинутую через плечо. Только по синим кругам под глазами я догадался, что она провела бессонную ночь со святыми братьями и сестрами, ухаживая за ранеными и умирающими. Она остановилась в десяти шагах от меня, и мы обменялись поклонами и любезностями, обязательными для двух людей нашего высокого ранга. Затем она приблизилась ко мне настолько, чтобы говорить вполголоса.

– Алек сказал тебе? – спросила она своим ровным низким голосом, который редко повышала, разве что, когда пела свои религиозные гимны.

– Да. Хочешь еще что-нибудь добавить?

– Я сожалею, что не смогла разузнать для тебя ничего полезного.

– Кто это был?

– Один из наших воинов. Назвался Владом, самое обычное имя. Совсем еще дитя, не старше двадцати лет, может, младше. Ничего особенного. Похоже, сын крестьянина, оторванный от земли, как тысячи других новобранцев.

– Ты уверена, что он тот, за кого себя выдавал?

– Да, мой господин. Когда я пыталась вернуть его обратно… ну, тогда возникает это чувство. Ты как будто проникаешь в чужую душу. И у меня сложилось впечатление, что он ничего особенного из себя не представлял.

– Тогда мне было бы любопытно узнать, как это юное ничтожество пронюхало… о заговоре? – Помня о страже, я решил не вдаваться в подробности. – Может, он лгал?

– Нет. Он сказал правду. Вероятно, он подслушал кое-что, предназначенное не для его ушей, и тут же выболтал то немногое, что узнал, надеясь на защиту. – Кто его командир?

Она запнулась, лицо ее выглядело печальным и одновременно смущенным. – Ну?

– Ты, мой господин.

Если бы на карту была поставлена не моя жизнь, я бы расхохотался. Вместо этого я махнул рукой, выразив свое безразличие. – Если бы у него хватило ума назвать хотя бы имя.

– С другой стороны, его могли обмануть, а он и не подозревал, что его надули.

– Не могу этому поверить.

– Придется.

Не изменившись в лице, она выдержала мой яростный взгляд. Я покрепче сжал зубы, чтобы не дать воли грубым словам. Она восприняла это как знак продолжать.

– Ты можешь прожить остаток своей жизни, ожидая покушения, или устремиться навстречу опасности и достойно встретить ее, предоставив мне право вернуть тебя после обратно.

– Думаешь, твое божество сотворит это чудо для такого, как я?

Она сощурила глаза и улыбнулась. У нее была приятная улыбка, но она редко снисходила до того, чтобы одарить ею собеседника.

– Вера делает чудеса, и чудеса помогают вере, – ответила она.

Члены ее ордена питали отвращение к кровопролитной войне, но, помогая другим в эти тяжелые времена, они многих обратили в свою веру.

– Пытаешься навязать мне свою религию, леди?

– Это случится, когда придет время, – сказала она. – Я просто предлагаю другой выход из тупика.

– Это может оказаться совсем не тем, чем кажется, если тут замешана ты.

– Я ожидала услышать это, – сказала она, ничуть не обидевшись. – Помимо меня, найдутся и другие, которые помогут, если понадобится их помощь. – Его Величество жрец Кир? Он слишком далеко, чтобы от него был какой-то прок.

– Есть и другие, у тебя под боком, в лагере.

– И все повинуются тебе, леди, – ответил я.

Она опять улыбнулась и качнула слегка головой, показывая, что сдается.

– Очень хорошо.

Она вздохнула и двинулась в ту сторону, откуда пришла, к палаткам с ранеными.

– Если я кого-то и ненавижу, так это Баал'Верзи. Они уничтожили веру, а как можно жить без веры?

Я собрался было поспорить с ней, но тут вспомнил парикмахера. Верно. Я верил, что он не поцарапает меня и уж тем более не перережет мне глотку. Каждый раз я так или иначе кому-то доверял. И любой из них мог оказаться Баал'Верзи. И пока я не найду его, я буду проводить время в ожидании, в ожидании удара. Какое удовольствие от такого существования, когда надо постоянно прятаться? Никакого.