Текст книги "Я, Страд: Мемуары вампира"

Автор книги: П. Элрод

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Часть 2

Глава 4

Шестое полнолуние, 351

– Дели Илона, неужели и ты ослепла? Ладно Сергей: он совсем очумел от любви. Но ты-то не можешь не замечать очевидной глупости этого поступка?

– Права Татьяна или нет, время покажет. Но твоя реакция очень огорчила и ее и Сергея. И как раз накануне их свадьбы.

Мне сразу расхотелось продолжать наш разговор.

– Так поди и утешь их, если они расстроились. Однако я предпочел бы, чтобы свою энергию ты переключила на подготовку предстоящей церемонии. Думаю, тебе найдется чем заняться.

– Я не забыла о своих обязанностях, повелитель, – ответила она сухо.

Опять эти ее интонации. Я все чаще слышал их и каждый раз они все сильнее резали слух. Я ненавидел звук этого голоса и, да помогут мне боги, начинал ненавидеть его источник. Однако она выдержала мой взгляд, даже не моргнув. Черт возьми, мало кто из придворных мог позволить себе такое.

– Ты что, действительно хочешь, чтобы я оставался в стороне и сквозь пальцы смотрел на все, что творится в моем собственном доме? – спросил я в конце концов.

– Девочка просто старалась быть щедрой…

– У нее нет никакого права бросать драгоценности к ногам свиньи. Боги, и именно те, которые я ей подарил!

– Подарил – значит разрешил ей распоряжаться ими по ее усмотрению.

– Я доверил ей беречь их и хранить как часть семейного богатства. Их носила моя мать, а до нее – ее мать и так далее. Татьяна, может, и не догадывалась об их настоящей цене, но Сергей-то знал. Однако он не только не остановил ее, я наоборот, публично одобрил ее действия. Это отродье даже не подозревает, что за дверь он оставил открытой.

– Я уверена, их можно вернуть обратно…

– Конечно, можно. Не в этом дело. Она не должна была так унижаться, особенно перед этими свиньями. Ей теперь даже за порог нельзя ступить без того, чтобы какой-нибудь вонючий попрошайка не принялся ползать у ее ног. Конечно, все образуется, все уладится, но я-то уж позабочусь, чтобы с негодяя, осмелившегося протянуть к ней руки, кожу живьем содрали.

– Это было не большее, чем ребячество, детская игра… – Когда ее будут хватать за руки и бить головой о заплеванный пол в какой-нибудь грязной таверне, ей уже будет не до игр, и она поймет, что дарить подарки – не лучший способ избавиться от беспородного зверья.

– Но прежде чем она осознает это, как ты думаешь, что она почувствует, узнав о происшествии с ее старым приятелем? Ты думаешь, ей понравятся такие новости? И будет ли она тебя уважать за причиненные тобой страдания, тогда как она надеялась облегчить чужую боль?

Мои пальцы сжались в кулаки и мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы не пустить их в ход. Боги, как мне хотелось разбить что-нибудь, что угодно или чей угодно нос прямо сейчас. Вместо этого я отступил назад и заставил себя распрямить пальцы.

– Прекрасно, – сказал я немного тише. – Я пошлю кого-нибудь выкупить ее драгоценности и прикажу не трогать того… того человека.

Разжав губы, она приготовилась отпустить еще какое-то замечание, но вовремя закрыла рот. Он знала, когда ее заносило слишком далеко.

Когда она удалилась, я бросился в кресло и очень долгое время просидел, уставясь в пустоту. Злость, горячей и яростней которой я не знал прежде, пожирала меня изнутри и рвалась наружу. Я чувствовал, что если я проведу в этом кресле еще несколько минут, вцепившись в его ручки, то они воспламенятся от жара, исходившего от меня. Несмотря на то, что я любил Татьяну больше жизни, сегодня она вывела меня из терпения, отдав свои драгоценности попрошайке, валявшемуся в грязи на тропинке, по которой ей случилось идти. Мошенник начал сравнивать ее чудесную судьбу со своей горькой долей и, породив в ней чувство вины, умело его использовал. Она без раздумий подарила ему все, что имела при себе. Самый идиотский и безответственный поступок, о котором я когда-либо слыхал; но леди Илона была права. Наказав крестьянина, я ничего хорошего не добьюсь. Ущерб уже нанесен.

И все же я злился.

Я мог бы поговорить с ней, но интуиция посоветовала мне не делать этого. Утром она так и искрилась от счастья, что помогла «старому приятелю», и почти не слышала моих слов. Да и сейчас она вряд ли захочет отвечать на мои упреки. Она слишком неопытна и совсем не знакома с жестокой реальностью, а поэтому ей пока не понять, почему я пришел в ярость, узнав о ее поступке.

Татьяне нужен кто-то… сильнее и мудрее ее. Сергей же не подходил на роль ее наставника. Из моих разговоров с ним я заключил, что он не осознавал той опасной ответственности, которую должен был принять на себя за свою ненужную щедрость. Ему на роду было написано стать священником, и откажись он от мирской суеты во имя дела богов, и тогда любимую им благотворительность сдерживала бы проверенная временем система контроля и надзора. Теперь же доходы от его собственных земель постоянно уменьшались, и я уже отчетливо представлял себе то время, когда он сам будет жить на подачках.

Моих подачках.

Конечно, я его не брошу. Мои враги, безусловно, обрадовались бы, увидев одного из фон Заровичей в обносках, и попытались бы обратить его лохмотья в оружие против меня. Пока что Сергей верен мне и достаточно умен, чтобы пойти на откровенное предательство, но существовало множество других остроумных способов превратить человека в предателя. Он был набожен и чужд искусству обмана. Как гласила народная мудрость, он был овцой, готовой отправиться в пасть первому же волку, нацепившему маску друга.

А Татьяна… о боги, если Сергей попадется в ловушку замедленного действия, то что случится с ней?

После свадьбы они собирались поехать в наше родовое имение, чтобы познакомить Татьяну с семьей. Я не мог положиться на своего брата Стурма. Его письма подтвердили мои опасения: он считал Сергея абсолютно безобидным. Но самой невыносимой была мысль о том, что Татьяна уедет и, возможно, уже никогда не вернется обратно.

О, я мог бы легко убедить их остаться. При их любви ко мне требовалось только вовремя обронить пару нужных слов. Но будет ли мне лучше? До сих пор я еле сдерживался, видя их вместе, иногда мне удавалось на мгновение забыть о Сергее и вообразить, что она любила меня одного. Но после свадьбы… зная, что завтрашнюю ночь она проведет в его постели, получая удовольствие от прикосновения его неумелых пальцев… от этой мысли меня тошнило и бросало в дрожь. Как долго мог я скрывать от нее правду?

Недолго.

Но мне придется хранить мою тайну, может быть, всю жизнь.

Как поражение, так и черное отчаяние стали моими вечными спутниками. Теперь я был знаком и с тем и с другим так же хорошо, как со своим собственным лицом, глядевшим на меня каждый день из зеркала.

* * *

Солнце давным-давно скрылось за горизонтом и в моей спальне было темно и душно. Открыв окна, я мерил комнату шагами, ища и не находя глотка свежего воздуха. С этой стороны гор Гакис почти никогда не переставал дуть ветер, и такое затишье предвещало приближающуюся грозу. Я вышел на балкон и уставился на небо, но туч не заметил.

В замке и его окрестностях все было тихо. В темноте я различил тени стражников у западной стены. Им практически нечего было делать в эти дни. Замок Равенлофт был очень удачно расположен и славился своей неприступностью. Алек не уставал повторять, что взять его можно только изнутри, а пока он командовал стражей, это было не так-то просто, чем он очень гордился и имел на это полное право.

Он вернулся из своего последнего путешествия в дальние земли и занялся своим привычным делом, наблюдая за приготовлениями к свадьбе. Его раздражала толпа гостей, прибывших и прибывающих в замок за последнюю неделю. Ему так и не удалось разведать и разнюхать ничего подозрительного ни об одной из знатных семей, и он считал это своей личной неудачей. Со своей стороны, я был доволен, что Алек здесь, ибо заговорщики, замышляющие недоброе, вряд ли решатся что-нибудь предпринять, зная, что Алек начеку и готов к нападению.

На улице нечем было дышать и я вернулся в спальню и зажег несколько свечей. Книги, которые Алек привез шесть лун назад, оказались на редкость необычными и невероятно сложными. Многого я не понимал, а значение того, что я мог прочитать, было… темным. Я подозревал, что автор книг участвовал в каких-то нехороших делах, на которые многие одаренные магической силой смотрели с неодобрением. Некоторые рисунки, ингредиенты и даже звук волшебных слов приводили меня в трепет и мне становилось не по себе. Но сами заклинания завораживали.

И приносили мне только разочарование. В течение этого времени я экспериментировал с самыми легкими из них и каждый раз все кончалось полным моим провалом. К наиболее запутанным заклинаниям я не притрагивался, так как не мог перевести даже названия: мне просто не хватало моего запаса слов. Автор, очевидно, стремился отбить у чересчур рьяных чудаков всякую охоту заниматься магией и тем самым не дать им навлечь на себя беду раньше, чем ей суждено случиться. Недаром пользовалась такой популярностью история об одном ученике волшебника, помешанном на разных магических фокусах, который попытался вызвать невидимого слугу. Слуга получился невидимым… и очень голодным. Достаточно сказать, что ученик волшебника прожил ровно столько, чтобы успеть горько пожалеть о своем легкомыслии.

Свечи почти догорели и оплыли. Язычки пламени боролись с наплывающих на них воском и на стенах прыгали тени. Еще одна ночь уходила в никуда. Моя последняя ночь. Моя последняя надежда завоевать ее любовь. Темнота нахлынула на меня волной и затмила на несколько мгновений мое сознание. Это происходило со мной все чаще и чаще и напоминало болезнь, но потом я понял, что это было частью моего растущего отчаяния. Темень сгущалась где-то в укромном уголке моей души, готовясь в любой момент вылиться наружу, и грызла меня изнутри, как проголодавшееся чудовище. Эта была с трудом подавляемая ненависть к Сергею, к моей жизни, поймавшей меня в свою западню, к жизни вообще.

Содрогнувшись, я отбросил эти мысли. Слишком мало у меня времени. Нельзя тратить и секунды на бесполезное самобичевание.

Я нагнулся над книгой, еще раз пытаясь понять значение заколдованных знаков.

Две свечи захлебнулись жидким воском и погасли именно тогда, когда в голове у меня начало что-то проясняться. Я нетерпеливо схватил книгу и поднес ее поближе к свету. Страницы слиплись: наверное на них попала случайная капля воска. Я разлепил их. Очень осторожно. Слова, неожиданно приняв отчетливую форму, сразу же бросились мне в глаза:

Заклинание: «Исполнение Заветного Желания».

О боги, почему я не мог прочесть это минуту назад? Я пролистывал эти книги сотни раз подряд. Возможно, для понимания требовалось непрерывное повторение одного и того же механического действия. Возможно, только теперь мой мозг был готов впитывать в себя знания магии. И это заклинание… я потратил уйму времени, чтобы найти его. От открывшихся мне возможностей мое сердце забилось так сильно, что заболела грудь.

Я пробежал глазами список ингредиентов, так как без них нет смысла начинать. Шерсть летучей мыши, растертый в порошок рог единорога… да, да, это у меня есть.

Язычки пламени вздрогнули и дымок от одной из свечей попал мне в глаза. Я проморгался и принялся читать дальше.

Шерсть летучей мыши, растертый в порошок коготь морского чудовища…

Черт возьми. Я начал сначала.

Шкурка крысы, растертый в порошок коготь морского чудовища…

На четвертый раз я понял тщетность всех моих попыток. Магическая защита заклинания была слишком сильной, чтобы я мог преодолеть ее. Последние язычки пламени, исполнив танец смерти, мигнули и пропали. Я очутился в полнейшей темноте, но не потрудился снова зажечь свечи. Зачем?

Заветное Желание. Разбитое сердце. Безнадежно. Решение моих проблем, прекращение моих мучений лежало у меня перед носом, но я не мог ничего сделать. Мне нужно было еще учиться и учиться, а потом…

Безнадежно. Безнадежно. Безнадежно. Я потерял контроль над собой, кинулся к столу и изо всех сил стукнул по бесполезной книге. Мне хотелось разбить, сломать, разорвать что-нибудь, разрушить сам замок и прежде всего мою дурацкую коллекцию колдовских книг.

На ощупь я подобрался к обидевшему меня тому. Я начну с него.

– Это очень старая книга. Ты должен более осторожно обращаться с ней, – раздалось вдруг отовсюду и ниоткуда, и я похолодел. Волосы встали дыбом на моей голове, но мои инстинкты солдата, отточенные за время долгих тренировок, сработали моментально и помогли мне справиться с первоначальным шоком. Раньше, чем прозвучали последние слова, я припал к земле, зажав в руке кинжал и приготовившись к атаке.

– Кто здесь? – Я подумал, это мог бы быть голос Алека: только у него хватило бы мужества выкинуть такое, но я не был уверен.

– Ты должен знать. – Голос Татьяны, ее и не ее. Он послышался сзади меня, нет, где-то впереди. – Ты звал меня, – продолжала она то из одного угла комнаты, то из другого. – Я чувствую твою ненависть. Я здесь, чтобы исполнилось твое Заветное Желание.

– Стой спокойно! – грубо заорал я, слишком грубо. Я ни за что не стал бы говорить с ней таким тоном, даже когда внутри у меня все бурлило от гнева. А вот ее слова…

– Татьяна? Покажись!

Засмеялся Сергей. Раньше я не слышал, чтобы он так смеялся.

– Тебе не понравится то, что ты увидишь.

Только теперь од меня дошло, что это было всего лишь галлюцинацией, порожденной магией. Кто бы или что бы со мной не разговаривало, оно использовало их голоса, чтобы испугать меня их сходством. Но я-то не маленький ребенок, трясущийся от страха. Я…

Смех звучал все громче, разрастаясь и заполняя собой комнату, мою голову. Я зажал уши руками. Кинжал я уронил на пол. Кто бы или что бы там ни находилось вместе со мной в спальне, его не уничтожить таким несерьезным оружием.

Я столкнулся с чем-то выше моего разумения, однако моего опыта было достаточно, чтобы понять, чем это мне грозило. Тем не менее оно бы не явилось сюда против моей воли, а значит, я имел над ним определенную власть. Выгнать его не составит труда: я хорошо представлял себе, как это сделать, если потребуется.

– Страд, – на сей раз говорила Илона шепотом. – Ты звал меня. Разве ты не хочешь, чтобы исполнилось твое Заветное Желание?

– Разве ты не хочешь, чтобы исполнилось твое Заветное Желание? – ласково вторила ей Татьяна.

– Или ты отдашь ее своему брату? – спросил Сергей.

– Ты отдашь меня своему брату? – скорбно вопрошала Татьяна.

О боги, оно в точности знало, что сказать мне.

– Ты позволишь ей уйти? – задал вопрос Алек.

– Нет… она будет моей, – мысленно прошептал я. Не подумал, а именно прошептал. Они услышали меня. И засмеялись. – Что ты сделаешь, чтобы получить ее? – Алек опять.

Я старался не отвечать, но где-то в подсознании вопрос всплыл сам собой: а что от меня требуется?

– Ничего сверх твоих возможностей и способностей, Страд.

Я мог поклясться, что это был голос Алека, но раньше я никогда не замечал в его манере обращаться со мной ничего, даже отдаленно напоминающего то презрение, которое я слышал теперь в его словах. – Начнем?

Чтобы выиграть время и подумать немного, я неопределенным жестом указал на стол.

– Но ритуал… Я не…

– Ничего сверх твоих возможностей или способностей, – сказала Татьяна тем тоном, который только из уст очень опытной куртизанки не прозвучал бы как оскорбление. Я почувствовал, как ее рука или что-то вроде ее руки, нежное и мягкое словно перышко, погладило меня по щеке. Я даже учуял запах ее духов.

– Ничего сверх твоих возможностей или способностей, – усмехнулся Сергей, его рука протянулась ко мне и схватила меня за горло. Она была больше и от нее пахло солдатским потом, кровью и просмоленной кожей.

Я не успел оторвать ее от себя. Она исчезла, как будто ее и не было.

– Что ты?

Голоса слились воедино и рассыпались на мелкие кусочки надо мной, вокруг, внутри меня. Не имея реального воплощения, они вдруг как будто потяжелели и навалились на меня. Громко… и с трудом стучало мое сердце. Кровь замерзала и затвердевала в моих жилах, и я закричал от ужаса, протестуя, защищаясь. Голоса засмеялись над моей болью, и от этого звука они приняли единую, гигантскую форму.

Я находился в полнейшей темноте. Призрак был еще темнее.

Он кривлялся, и извивался, и неритмично пульсировал, – наслаждаясь моими страданиями, страдая от чрезмерного наслаждения, – и шептал о вещах еще более страшных, чем он сам; о том, что я знал и чего не знал; о том, о чем нельзя говорить, но о чем уже было сказано. И с каждым словом он рос, становясь все больше и больше, заполняя собой всю комнату. Его присутствие давило на меня своей черной массой, давило так, что колени мои подогнулись и я рухнул как подкошенный, распластался на полу, чувствуя на себе тяжесть тьмы и не находя в себе сил кричать, даже мысленно.

Потом все кончилось.

Я перевернулся на спину, царапая ногтями грудь, которую, как мне казалось, стягивали железные цепи, но ничего не ощутил. Ни сломанных ребер, ни выжженного сердца…

Пока что нет. В следующий раз. Оно вернется и согнет меня в…

Я знал это. Я знал, что это было. Мы были старые, старые приятели.

Сама Смерть пришла ко мне в гости.

Мое сердце билось все тише, слабея от собственной инертности. Оно выбивалось из сил, колотя о кости. Пустая трата времени перед лицом неизбежного. Смерть разлилась вокруг меня, как океанский прилив.

Я открывал и закрывал рот, будучи не в состоянии ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Смерть зашевелилась… и отступила. На мгновение.

– Ты явилась за мной? Если так, то забирай меня и будь ты проклята.

Молчание. Я ждал, слушая наводящие на меня ужас, медленные удары моего сердца. Затем:

– Я пришла… чтобы помочь, – ответила она сразу всеми голосами.

Последний ее фокус. Последняя подковырка перед тем, как утащить меня в ад.

– Ты хорошо кормил меня, – продолжала она.

Боги, а она права: все эти нескончаемые годы войны. Скольких я убил? И какое это имеет значение теперь?

– Ты заслуживаешь награды.

«Да, – подумал я печально. – Еще одна смерть ради Смерти. Когда не с кем воевать, у погрязшего в крови воина нет другого выбора».

– Особой награды, Страд фон Зарович, – настаивала она.

Какая награда?

Тогда в ее голосах появились таинственные нотки:

– Ты мечтаешь о невесте брата, о своей потерянной молодости. Я уберу соперника с твоей дороги и ты перестанешь стареть…

Избавиться от Сергея, приостановить течение времени, признаться в любви Татьяне – не это ли я видел в своих снах тысячи раз? Мое Заветное Желание. Ложь. Наверное. Могла ли Смерть лгать? Почему бы и нет? Ей-то какое дело? Для нее я не более чем смертный, обреченный сгинуть в ее ненасытной утробе.

– …если ты выполнишь все, о чем я тебе скажу.

Вот оно. Переговоры, торговля, заключение сделки. Чего она хочет? Чего она вообще может хотеть от меня?

– Ничего сверх твоих возможностей или способностей, – отчетливо произнесла Татьяна.

Железные оковы перестали сдавливать мне грудь. Я сглотнул и закашлялся. Тьма отступила, но не ушла. Она ждала моего ответа. И я не знал, как долго она здесь пробудет.

Недолго.

Она ждала. Молча. Я слышал только свое затрудненное дыхание и тихий скрип суставов, когда я выпрямился и сел на полу.

Она ждала. Минуту. Две. Я вытер пот со лба, кожа моя была холоднее льда.

Она ждала… потом начала удаляться. Я чувствовал, как она уходит. Уходит, отнимая у меня последнюю надежду. Мою последнюю надежду.

Татьяна.

Уходит.

– Что я должен сделать? – прошептал я. Она остановилась.

Повернулась ко мне.

И захохотала.

* * *

Мои пальцы потеряли чувствительность и тряслись, но все же я умудрился, ударив кремнем о железную болванку, высечь первую слабую искру и зажечь свечу, а от нее все остальное. В спальне ничего не изменилось. В воздухе не ощущалось ничего необычного. Нигде и намека, что кто-то здесь был вместе со мной. Призрак испарился; но я чувствовал – или воображал, – что он притаился где-то поблизости, как кто-то, подслушивающий из соседней комнаты.

Дрожь унялась после того, как я влил в себя порядочную порцию «Туики». Так как она крепче, чем обычное вино, она быстро согрела мои внутренности и успокоила нервы. Несмотря на то, что я недолюбливал жителей Баровии, я не мог не отдать им должное и не признать, что они готовили отличное бренди.

При зажженных свечах и вернувшейся способности видеть события, в которых я оказался замешанным, должны были бы стереться в памяти, как сон после пробуждения, но только не на этот раз. Это случилось, и я выслушал мою гостью, дрожа от нетерпения.

Иногда ее слова не имели никакого смысла, но в колдовских делах очень часто приходилось выполнять обряды, не задумываясь над их объяснениями. И только глупец игнорировал их или недооценивал их значение.

Это была черная магия. Мне оставалось сделать всего шаг, чтобы встретиться лицом к лицу с настоящей некромантией. Но относился я к этому на удивление спокойно, как если бы кто-то другой должен был совершить за меня этот переход, как если бы мне предстояло собирать урожай, а кому-то другому платить по счетам.

Цена уже назначена. Ни одна сделка не обходилась без определенной цены. Но я знал, что смогу заплатить. И покрыть расходы. Недомолвки, двусмысленности, обман, неприкрытая ложь – все это мало отличалось от моего любимого стиля управлять государством и общаться с другими коронованными особами.

Ну, а награда… Перестать стареть – одно, но называть Татьяну своей… Она для меня дороже всего на свете. Если бы Смерть захотела мою душу, я бы ее отдал. Зато моя возлюбленная обернется ко мне и улыбнется улыбкой, предназначенной только для меня. В ней жила весна и плакало лето, полыхала огнем осень и спала не тронутая никем зима. И завтра ночью она будет моей.

Резкий скрежет металла о камень вырвал меня из моих любовных грез. Где-то рядом. Из другой спальни. Нет, с улицы. Я заметил тень мужчины, крадущегося мимо открытых окон.

Один из моих мечей висел над кроватью. Я снял его со стены и выпрыгнул в окно. Как раз вовремя. Оно отошел в сторону не более, чем на пять ярдов и, услышав, как я выскочил наружу, остановился и повернулся ко мне лицом.

Алек Гуилем.

Поднялся ветер, гонец надвигающегося шторма. Он дул со склонов гор Гакис и Алек боролся с ним изо всех сил. В руках он сжимал меч, наклонив его под углом, как будто опасаясь атаки. Кончиком меча он, наверное, задел о стену, когда бродил мимо моих окон, и испугал меня. Тучи начали набегать на звезды, но все же было еще достаточно светло, чтобы я увидел на его лице странное выражение сдержанного ожидания.

– Повелитель? – В его голосе послышалась новая нотка осторожного сомнения. – Прости, но я здесь, чтобы доложить…

Я приблизился к нему, держа меч наготове.

– Что?

Он вздрогнул. Я никогда раньше, за все восемнадцать лет, в течение которых мы вместе воевали, не видел его таким. Испуганным. Он знал. Он все слышал.

И он собирается говорить.

Как если бы кто-то другой управлял моей рукой, пока я стоял в нерешительности, я сделал быстрый выпад вперед и ранил его в голову.

Он также быстро отпарировал мой удар и отскочил назад.

– Нет, Страд! Не надо…

Еще один выпад. Еще одна увертка.

– Страд… – Губы его шевелились, но слова до меня не долетали. Ветер усилился и его рев перекрывал лязг металла о металл. Никто из часовых не услышал бы и не увидел бы нас в темноте. Мы с таким же успехом могли бы драться в пустыне, в том смысле, что ни ему, ни мне не приходилось рассчитывать на помощь со стороны.

Я опять атаковал. Алек отступал. Он пятился к угловой башенке. Кто-нибудь обязательно там будет. Я попытался обмануть его, зашел сбоку, не давая ему уйти.

– Не делай этого…

Конец фразы я не понял, но уловил самую суть. Он не желал драться со мной. Не важно. У нас нет выбора. По крайней мере, так я себе тогда внушал.

Он отбил мою следующую атаку и нанес встречный удар. Все это уже мало напоминало поединки на мечах с тупыми концами, когда можно было остановиться в любую минуту. Мы устроили самую настоящую, смертельную битву, не хуже тех, в которых нам довелось принимать участие раньше.

Молнии сверкали над верхушками гор Гакис, грохотал гром. Этот звук эхом отдавался в моих костях, подгоняя кровь, учащая дыхание, укрепляя мускулы и заставляя их быстрее сокращаться. Мною овладела лихорадка сражения и я с радостью дикаря впитывал ее жар.

Алек распознал первые признаки моего возбуждения и оно передалось и ему тоже.

На этот раз он не стал дожидаться моей атаки. Он кинулся вперед, толкнул меня, а когда мы расцепились, в его руке блеснул кинжал.

Я сделал выпад в сторону его головы. Он блокировал удар мечом. Я попробовал ударить ниже. Он пустил в ход меч и кинжал, направив кинжал мне в живот. Я отбросил его руку с кинжалом. Ранил его в ногу. Блокировал удар кинжалом. Ударил его по руке. Блокировал удар мечом.

Небо освещали молнии. Тучи нерешительно уронили на землю первые крупные капли дождя. Не встретив сопротивления, капли стали падать все чаще и скоро хлынул ливень. Вода попала мне в глаза, но я успел вскинуть руку и отбить удар. Меч скользил в моем мокром от пота и дождя кулаке. Ноги в кожаных ботинках разъезжались на осклизлых камнях. Алек тоже еле стоял на ногах, но у него было преимущество передо мной: его рука в перчатке крепче держала меч, чем моя.

Он воспользовался этим преимуществом и сделал резкий выпад, попытавшись выбить у меня из рук оружие. Я замешкался и раскрылся, и Алек своего шанса не прозевал. Со всего размаху он вонзил в меня кинжал.

Я не почувствовал его. Вернее, не сразу. Только как что-то потянувшее меня за одежду. Не больше. Но при следующей вспышке молнии я заметил на моей белой рубашке неровную красную полосу. Я не надел кольчугу: в ней не было нужды, когда я находился в своей комнате.

«Ты пустишь мне кровь, командир?»

«Всего лишь каплю или две», – ответил он тогда.

Не капля и не две вытекли из моей раны, а намного больше. Куда больше. И тело мое, как в огне, горело от боли.

Он отступил назад, глядя на меня, как в шоке. Не то чтобы он боялся крови, но он ранил своего господина, которому клялся служить верой и правдой. Того, кто предал его, смертью платя за верность.

И теперь умирал сам.

Нет.

Но никакое «нет» не могло ни залечить, ни приостановить убегающую от меня жизнь. Колени мои тряслись, меня то знобило, то бросало в жар. Рана была нехорошей, хуже всех предыдущих, полученных мною в сражениях. И для меня она была последней. Я знал симптомы, я сотни раз видел, как умирали другие. Теперь умирал я.

Алек колебался и я нанес еще один удар. Это был нечестный ход, просто-напросто месть. На меня нашла ужасная слабость, взор затуманился, рука двигалась, как во сне, но каким-то образом мой меч наткнулся на чужую плоть. Алек закричал и, выпустив из рук кинжал, схватился за живот. Сегодня он тоже не надел кольчугу. Силы быстро покидали меня, но я собрал волю в кулак, надавил всем телом на меч и вырвал его из тела Алека. Мои скрюченные пальцы отпустили его, и он упал с глухим стуком рядом с кинжалом командира.

Он промычал что-то, задыхаясь, и осел на землю, все еще держа меч. Он мог бы прикончить меня, но даже не пошевелился. Он отбросил в сторону оружие и повалился на стену, как будто укладываясь спать в собственной постели.

Острая боль не давала мне потерять сознание. Дышал я с трудом, ноги мои отнялись и я лежал, свернувшись клубком на камнях, чувствуя, как их острые клыки режут мою кожу.

– Разве ты не хочешь жить, Страд?

Это был Алек. Голос совершенно ясно прозвучал в моей голове, перекрыв шум дождя и ветра, но не Алек говорил со мной. Он, однако, тоже его услышал. Я видел, как он вздрогнул.

– Разве ты не хочешь жить? – спросила Татьяна.

– Жить? – Сергей.

– Жить? – Илона.

– Да… черт возьми…

Голоса засмеялись все сразу.

– Ты знаешь, что делать.

И да, будь я проклят, я знал.

Ноги отказывались мне повиноваться, но я полз, подтягиваясь на руках. Дождь хлестал меня по лицу и по спине через тонкую ткань моей рубашки. Я промок насквозь, окоченел от холода и был на полпути в ад… приближаясь к смерти все быстрее, но между мной и вечной тьмой лежал Алек, и в нем теплилась моя единственная надежда.

Его дыхание еле угадывалось, кожа приобрела желтовато-зеленый трупный оттенок. Его глаза были обращены на меня. Тонкая струйка крови струилась из полуоткрытого рта по подбородку.

– Не надо было, повелитель, – пробормотал он.

Я промолчал.

– Я бы все равно тебе помог… не важно. Это… не должно было… случиться.

– Боюсь, ты не прав.

Он поперхнулся, закашлялся и в конце концов произнес:

– Лучше бы ты дал мне умереть там… в горах… Избавил бы меня от этого…

– Алек…

Его рука поднялась и вцепилась в мой рукав. Он ловил ртом живительный свежий воздух. Кровь потекла сильнее, не давая ему говорить.

– Предатель… в лагере…

Упрек мне? Или его угасающая память обратилась к делам давно минувших дней?

– Баал'Верзи…

Что он хочет сказать?

– …спать, – пальцы его разжались, тело обмякло и он погрузился в небытие. Жить ему осталось недолго.

Что он… впрочем, у меня нет времени размышлять о его предсмертном бреде. С каждым ударом сердца я слабел все больше. Я нащупал его второй кинжал и вытащил его из ножен. Он все еще дышал, но был уже далеко и не почувствовал, как я твердой рукой перерезал ему горло. Кровь. Целый фонтан крови. Жизнь. Если я посмею взять ее.

Моя жизнь потухала и я не посмел не взять чужую.

Я начал пить. Большими жадными глотками.

И ожил… снова.

* * *

Ливень уничтожил все улики, которые могли бы вызвать странные вопросы и страшные догадки у окружающих. Галлоны свежей холодной воды низвергались с небес, смывая кровавые пятна с камней, очищая двор, унося с собой по трубам, в пропасть, подальше от замка воспоминания о резне.

Я стоял, подставив лицо дождю, чтобы он слизал со лба и пригладил мои волосы. Это было изумительно. Моя смертельная рана зажила. Осталась только дырка на рубашке. И все.

Алек Гуилем, храбрый солдат, прекрасный офицер, верный мой спутник – и единственный настоящий друг в течение этих восемнадцати беспокойных лет – погиб от моей руки, но я был не в состоянии ни жалеть о его смерти, ни скорбеть по этому поводу. В эту ночь мне было не до таких простых земных переживаний.

Я начал платить по счетам. На первой странице договора поставили печать. Сделка состоялась. Болеутоляющий и исцеляющий эффект крови Алека подтвердил это. Я чувствовал себя… другим. Сердце стучало изо всех сил, но я не ощущал усталости. Как раз наоборот.

Я чувствовал себя опять молодым.

Оставив Алека, я побежал в спальню, взял свечу и уставился на свое отражение в зеркале. В моем лице ничего не изменилось. Время не повернулось вспять. Я чуть было не выругался от отчаяния, но вдруг вспомнил: голоса обещали только, что я перестану стареть. Ладно, хоть старость перестала маячить впереди. Мужчина в полном расцвете сил, я теперь намеревался взять от жизни все, что она мне задолжала.