Текст книги "Иоганн Буш"

Автор книги: Ованес Азнаурян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

В ту ночь, Берг, я увидел сон. Страшный сон, страшный суд… Когда присяжные и судья вышли посовещаться, я продолжал сидеть на своей скамье подсудимого. Позади меня стояли полицейские и ничего не делали; просто стояли и глазели вперед. Присяжных и судьи не было, но они все же явились, и все встали; встал и я, Иоганн Буш. Зал суда был полон, и я многих узнавал; некоторые из тех, кого я узнавал, делали вид, будто не узнают меня. Наконец, судья встал и начал читать решение суда:

"– Слушается дело Иоганна Буша, писателя, обвиняемого в злоупотреблении писательской властью и содеянии следующих преступлений: в убийстве своей жены – Берты Буш, дочери – Марты Буш, в незаконной выдаче вышеназванным лицам ордера на бессмертие. Иоганн Буш обвиняется также в убийстве Генриха Лейдемана и Питера Гешке, которые некогда были его друзьями, и выдаче им ордера на бессмертие…"

"– Убийца!" – крикнул кто-то из зала, а я думал во сне: " Я не убивал никого! Вот они сидят здесь, в зале: Берта, Марта, Генрих, Питер… и о каком ордере они говорят?!"

А судья тем временем продолжал:

"– Иоганн Буш обвиняется в преступлениях против природы: в незаконном омолажении своей второй жены – Анны Буш на 15 лет, присвоении ей чужого имени и чужой внешности, а именно – имени и внешности Ребекки Мейсснер, которая когда-то была его студенткой… Суд на основании показаний свидетелей и вещественных доказательств, представляющих собой книги Иоганна Буша, постановил приговорить обвиняемого к высшей мере литературного наказания – смертной казни. Учитывая заслуги обвиняемого перед немецкой литературой, выбор средства казни, остается за обвиняемым; он может выбрать: распятие, расстрел, повешение, гильотину, топор, газовую камеру, электрический стул, костер…"

И тогда, Берг, я прервал судью:

"– Расстрел! Я выбираю расстрел. На кресте распяли Христа и Спартака, на виселице удавился Иуда Искариот, на гильотине погибли Андре Шенье и Дантон, на костре сожгли Джордано Бруно и Жанну д" Арк. Считаю себя недостойным ни тех, ни этих, ни третьих, ни четвертых. Электричества боюсь с детства, пуля же привыкла к сердцу или виску поэта или писателя, а поэт или писатель привыкли к пуле…"

"– Приговор привести в исполнение немедленно!" – постановил судья.

Все встали. Начался шум, слышались крики: "Смерть писателю!" Двое полицейских повели меня по ускому коридору, который кончился тупиком. Дойдя до стены, я повернулся. Я увидел в руке полицейских автоматы. Я хотел что-то сказать, но у меня ничего не вышло. Потом полицейские выстрелили…

И в это мгновение, Берг, я проснулся и сел в постели. Я тяжело дышал, пот струился по животу и вискам. Я встал и подошел к окну: там, на улице, по-прежнему шел снег. Было уже утро, и, казалось, время опять остановилось, и опять в груди было волнение и какая-то сладко-щемящая дрожь… Я знал, что я буду продолжать писать книгу!

Дорогой мой Берг! Книга "Смерть Героя" была написана за рекордно короткие сроки, никогда ни до, ни после того, я так хорошо не работал, и когда роман вышел в свет, все говорили о том, что роман этот – новый период в моей писательской жизни. И вообще говорили много его – и глупого и умного, и я сам знал, что книга удалась, но мне все равно было грустно: ведь я убил своего Героя…

Иоганн Буш помолчал. Теперь он просто лежал в кровати с открытыми глазами и смотрел на потолок. Как он светлеет, по мере того как светлеет за окном, потому что было уже утро.

– Ты хочешь знать, что было дальше, Берг? – спросил он, не смотря на собаку, которая все равно ничего не могла слышать, потому что мирно спала, положив морду на передние лапы. – Ну, так слушай, и наберись еще немного терпения, потому что это – уже конец. К тому же этот конец ты уже сам очень хорошо знаешь, потому что мы были уже вместе… Что было потом, Берг? А потом в бар вошла девушка и прошла подтянутой, чуть деловой походкой от двери бара к стойке. Она села на высокий стул. У нее через плечо была перекинута большая сумка; у нее были темно-каштановые вьющиеся волосы, большие круглые глаза, красивый рот, острый подбородок и красиво отточенный нос с небольшой горбинкой. Она была в темных очках, в дкинном цветастом сарафане с открытыми плечами; на ногах у нее были белые носочки и белые матерчатые туфли на резиновой подошве без каблуков. Ей было 23 года. Она села на высокий стул у стойки, подняла очки на лоб и повернулась ко мне. Я посмотрел на нее и понял, что она – именно та, кого я ждал…

"– Здравствуйте, г-н Буш, я журналистка газеты (она назвала заглавие газеты с каким-то особым почтением. С вами договаривался редактор г-н Неффе."

"– Да, я помню, – улыбнулся я. – Он попросил меня дать интервью, обещал послать не слишком глупого журналиста".

"– Вы таким образом делаете мне комплимент?" – спросила девушка.

"– Пока нет. – Я снова улыбнулся. – Я ведь еще не знаю, умны вы или нет".

"– Спасибо…"

"– Во всяком случае, вы очень красивы. Вы еврейка?"

"– Да."

"– И вас зовут?"

"– Наверное, вы будете удивлены, но меня зовут Ревекка Мейсснер. Как и вашу героиню."

"– Ветхозаветное имя?"

"– Это прихоть бабушки."

"– Ну, что ж, Ревекка. Очень приятно познакомиться."

"– А мы знакомы."

Я сделал вид, что очень удивлен, а девушка сказала:

"– Помните? 1991–1992 года, университет, Лайпциг, лекции по писательскому мастерству…"

"– Лайпциг, университет, лекции помню, а вас, фройляйн, простите, нет,"– сказал я, чтоб поддразнить девушку.

"– Вы разыгрываете меня?"

"– Да, – ответил я. – Я вас помню. У вас и тогда были такие огромные глаза, как два блюдца. Вот так! И вы еще тогда очень хорошо писали."

"– Спасибо, – сказала девушка. – К тому же вашу героиню именно так и зовут, как и меня, так что нечего меня разыгрывать. Вы меня никогда и не забывали…"

"– Я готов к интервью, – сказал я. – Что я должен делат?"

"– Для начала заказать мне что-нибудь выпить и пересесть за столик."

"– Что вам заказать? Может, кока-колу?"

"– Что ж, можете мне заказать и кока-колу…"

"– Не обижайтесь, Ревекка. Я пошутил. Пересядем за столик…"

Когда мы сели за столик, Берг, Ревекка Мейсснер достала из своей большой сумки блокнот.

"– Что будете пить, Ревекка?" – спросил я.

"– Что-нибудь легкое, – ответила она. – Мне не надо напиваться."

"– А поесть не хотите?"

"– Это потом уже."

"– Это предложение?"

Девушка рассмеялась.

"– Просто я подумала, что потом можно будет и поесть."

Я подозвал официанта и попросил принести самое легкое французское вино, которое можно было найти.

"– О чем будет интервью?"

"– О вас, – ответила девушка. – И о вашей последней книге."

"– Вы ее читали?"

"– Да"

"– И что скажете?"

"– Ее критики считают бессомненным шедевром"

"– А вы как считаете?"

"– Она слабее предыдущих ваших книг, однако, любой мечтал бы уметь так писать. Но если учесть, что она появилась после столь продолжительного перерыва. Этот недостаток можно простить."

"– В чем же главный ее недостаток?" – спросил я.

И она ответила:

"– Там больше вас, чем Героя."

"– Вы правы, Ребекка. Вы оказались умнее всех критиков: книга действительно слабая, потому что она написана кровью, моей кровью; слишком многое накопилось в душе, и хотелось высказаться. А писатель должен писать тогда, когда он холоден, как лед. Вы действительно очень умная. Вы умная и красивая…"

"– Благодарю вас."

"– Не стоит. Я сказал правду. Теперь можете задавать ваши вопросы."

Берг, она кивнула и открыла свой блокнот.

«– Сколько вам лет, Иоганн Буш?»

Я ответил тогда:

"– Вы же знаете это: 45."

"– Сколько лет вы уже пишете?"

"– Около 22–23 лет."

"– Вам понадобилось 23 года, чтоб прийти л мысли убить своего Героя?"

"– Вероятно."

"– А вам никогда не приходило в голову, что герой – это сам писатель, автор, и что убить надо именно его?"

Я удивился, Берг ее этой мысли, посмотрел на нее, но девушка рассмеялась:

"– Это не для интервью, я спросила для самого себя."

"– А почему вам кажется, что авторов нужно убивать?" – спросил я.

"– Тогда, может, быть, на свете было бы больше героев?"

"Писатель ничего не имеет против героев,"– сказал я.

Девушка улыбнулась:

"– И тем не менее он их убивает?"

"– Это правда. Не хотите поесть что-нибудь?"

"– Пока нет. Продолжим?"

"– Давайте."

"– Скажите, пожалуйста, какие черты характеризуют героя? Я имею ввиду героя вообще, а не вашего конкретно."

И я ответил, Берг. Этот разговор я помню слово в слово, хоть и прошло уже 7 лет…

"– 1.Герой всегда появляется ниоткуда и исчезает в никуда; 2.Герой – это всегда фрагмент, эпизод, отрывок; 3.Герой всегда есть и будет; 4.Герой никогда до конца не умирает и никогда не рождается вновь; 5. Герой всегда умирает и рождается вновь; 6.Герой всегда молод, он никогда не стареет, даже если это Дон Кихот."

"– Очень хорошо, – сказала девушка и быстро и мелко писала в своем блокноте мои слова. И потом вдруг:– Скажите, г-н Буш, это правда, что до того, как убить Героя, вы не могли долгое время писать?"

"– О да. Я ничего не мог писать. Это очень мучительно, когда знаешь, что ДОЛЖЕН писать, но не можешь, когда ум знает, а сердце не дает, или наоборот: сердце хочет, а ум не способен. Так можно сойти с ума…"

"– И вы написали "Смерть Героя"?"

"– Я не мог не написать эту вещь,"– сказал я.

Девушка внимательно старательно записала мои слова, а потом посмотрела на меня.

"– Все-таки, эта книга – удивительная вещь, – сказала она. – И я готова даже взять свои слова обратно и объявить ее величайшей книгой, но вы тогда посчитаете меня круглой дурой."

"– Будем задавать вопросы дальше, или будем кушать?" – спросил с улыбкой я.

Девушка ответила:

"– Давайте еще немного поработаем, если вы непротив. Скажите, пожалуйста, при жизни Героя вы ладили с ним?"

Я посмотрел на нее и ответил:

"– И да и нет. Я часто бывал груб с ним, он иногда меня раздражал, а иногда и бесил. Он был слишком правильный и хороший, и в этом был виноват, конечно, я: ведь я его создал. Я боюсь себе признаться в том, что таким его создал я для читателя; я хотел, чтобы он понравился читателю. И после первой книги, где был Герой, читатель выступил в газетах и в письмах, по радио и ТВ и сказал, что Хельд ему понравился. Он сказал мне это и убил меня… Он видел, что я умер, и очень надеялся, что я не воскресну. И я уже сам потерял надежду на это."

"– Но вы воскресли,"– сказала Ревекка.

"– Да. Для этого надо было убить Героя…"

Девушка перестала писать и подняла свои огромные глаза на меня.

"– Вы очень-очень одинокий писатель, – сказала она. – Вы остались абсолютно один. Вы убили даже своего Героя. Ницше убил всех богов, но у него остался хотя бы созданный им герой. А вы убили и героя… Вы верите в бога?"

"– С этим господином у меня довольно-таки сложные отношения, так что давайте не будем об этом."

"– Я спросила это не для газеты, вы же знаете."

– "Знаю, Ревекка. Но все равно не будем об этом."

"– Хорошо. А что будем делать?"

"– Вы не собираетесь кончать интервью?"

"– Нет. Расхотелось."

"– Тогда давайте поедим."

"– Согласна. Но вы совсем не обязаны угощать меня. И вообще, можете располагать своим временем, как вам заблагорассудится. Мы можем встретиться потом и продолжить."

"– Мне некуда спешить, Ревекка, честное слово. Книга написана, так что у меня теперь каникулы и уйма свободного времени. Пойдем куда-нибудь, пообедаем. Прошу вас, составьте мне компанию, обрадуйте старика…"

"– Вы совсем не старик, – рассмеялась Ревекка, – и не в таком возрасте, чтоб девушка могла ни о чем не думать в вашем обществе."

Я тоже рассмеялся.

"– Не бойтесь. Я не собираюсь соблазнять вас. Вы слишком юны."

"– Жаль, не так ли?" – сказала Ревекка, встала и пошла к выходу. Я с удивлением посмотрел вслед за ней, расплатился с официантом и тоже вышел из бара.

6

Берг, дорогой, мы пообедали в ресторане «Ахорнблат» и потом долго гуляли по Рыбачьему острову, а потом я предложил Ревекке пойти еще и на остров Музеев, но она сказала, что устала. Тогда мы поехали в отель «Беролина», где я жил тогда, поскольку уже месяц, как ушел из дому, разойдясь со своей женой Анной.

Когда мы сделали заказ, Ревекка сказала:

"– С вами очень интересно гулять. Когда-нибудь я напишу о вас книгу, и это будет честная книга."

Я рассмеялся:

"– Мне еще не понравилась ни одна книга, написанная обо мне. Так что лучше не рисковать. Напишете потом, когда я умру. Тогда никто не будет вашу книгу критиковать."

"– Не прибедняйтесь, пожалуйста, – сказала Ревекка, – вы еще очень долго будете жить…"

"– Да услышат боги ваши слова!"

"– Услышат, я думаю, – сказала Ревекка. Она достала из сумки блокнот и ручку. – Давайте продолжать интервью, пока принесут заказ. Прогулка с вами уже стоит целой книги, но я заготовила несколько вопросов, и газета ждет на них ответы."

"– Давайте. Сегодня я чувствую себя в ударе и готов ответить на любые вопросы."

"– Прекрасно. Итак, у вас были довольно-таки сложные отношения со своим Героем…"

"– О да! Иногда я его даже ненавидел. Ведь он в сущности был уродом. Несмотря на свою такую правильность и, может, совершенство, он был уродом, потому что не нес ответственности за свои деяния; за него всегда отвечал я. И надо же было мне было создать его таким похожим на меня внешне. Ведь Герой был вылитый я в 25 лет!"

"– По-моему, у вас нет никаких оснований называть его уродом,"– сказала Ревекка.

Я ответил:

"– Просто вы не понимаете, что я хочу сказать. Герой сам по себе – нечто неестественное, искусственное и, как и всякое неестественное, так и Герой был уродом. Всякая мутация уродлива, хотя и говорят, что человек – это тоже следствие мутации."

"– Расскажите еще что-нибудь о Герое и овас,"– попросила Ревекка.

"– Между мной и Героем была какя-то Стена, великая и непробиваемая Стена, которая мучила и меня и его, хотя и может быть Герой не догадывался о существовании этой стены. Он – Герой, я – писатель; я его создал и между нами, к сожалению, был этот барьер… Я часто думаю, может, и я сам такой же герой, и меня создал какой-нибудь Великий Писатель… Ведь между мной и Этим Писателем тоже существует барьер, Стена. Только бы Он не кончил писать Свою Книгу раньше времени… А, может, когда наступит срок, рухнет и Стена? Не знаю…

"– Знаете, Иоганн Буш, – сказала Ревекка, – вы сами сочинили себе проблему, а потом у решили ее. Причем неизвестно, хорошо ли это, что вы решили ее, или нет. Решением проблемы стало убийство Героя. Вы считаете, что он был вашей ошибкой?"

"– Нет, – ответил я тогда, – Герой появился, потому что должен был появиться; он – не ошибка, а закономерность. Он типичный герой ХХ века…"

"– А ваши друзья, Генрих и Питер, что с ними сталось на самом деле?"

"– Я их потерял. Генрих уехал в США, а Питер – в Австралию. Мы переписывались сначала, а потом все прекратилось. Я их сделал героями одного из моих романов (о Второк Мировой войне), и таким образом убил их обоих."

"– Я несовсем вас понимаю."– сказала Ревекка.

"– В таком случае, может, поговорим о чем-нибудь другом?"

"– Согласна. – Ревекка записала мои слова о Генрихе и Питере. – К тому же официант уже несет нам обед. Так что ни слова больше об интервью."

"– Очень правильное решение,"– сказал я, смотря, как официант разливает по бокалам вино.

Мы стали есть. Я ел, пил, много рассказывал и смотрел и смотрел на нее, и мне казалось, что я теряюсь в ее таких больших глазах. Я говорил, говорил…

Потом, Берг, Ревекка вдруг спросила:

"– А это правда, что вы расходитесь с женой?"

Я удивился:

"– Да. А что?"

"– Ничего. Спросила просто так."

И беседа продолжалась в прежнем веселом, полушутливом тоне, и мы много смеялись…

7

Встав на следующее утро оень рано, Берг, я первым делом позвонил своему знакомому редактору крупной газеты г-ну Неффе.

"– Привет, Йозеф, как дела, старый хрыч?"

"– А-а, Иоганн! – Г-н Неффе ехидно рассмеялся. – Как поживаешь?"

"– Да ничего, хитрец ты этакий. Откуда ты нашел эту Ревекку Мейсснер?"

Иозаф Неффе ответил:

"– Честное слово, Иоганн, я не знал, что вы знакомы. Я не знал, что ты преподавал ей писательское мастерство в Лайпциге. Я подумал, что тебе будет интересно встретится с особой, которую зовут так же, как и твою героиню."

"– Так она тебе уже сказала, что мы знакомы?"

"– Да. Она позвонила мне вчера вечером, когда вы расстались. А что, она тебе не понравилась?"

"– Она не могла мне не понравится, поскольку она – прототип моей героини из "Смерть Героя". А вообще, Йозеф, ты подумал, каково мне – встретится со своей героиней?"

"– Извини, дорогой мой, я не подумал."

"– Что сделано, то сделано. Теперь же доканчивай свое дело, г-н редактор. Скажи ее номер телефона и адрес."

"– Эй, осторожней, Иоганн Буш! Для героя ты староват."

"– Не хами, Йозеф. К тому ей надо заканчивать интервью."

"– Хорошо, Иоганн. Только ради всего святого не вздумай жениться опять!"

"– Не беспокойся, Йозеф. Хотя и твое положение вечного холостяка несовсем вызывает доверие."

Потом, Берг, я позавтракал ж ресторане отела «Беролина», потом уже когда пил кофе, попросил принести телефон. Я был удивлен, Берг, тому волнению, которое охватило меня, когда я услышал в трубке знакомый со вчерашнего дня голос. Знакомый и почему-то такой близкий, и я помню, что подумал тогда, что события в жизни разворачивались быстрее, чем в книге…

"– Здравствуйте, Ревекка. С вами говорит Иоганн Буш. Вы еще спали?"

"– Доброе утро, г-н Буш. Признаться я еще спала: всю ночь отпечатывала ваше интервью. Получится большая статья о вас."

"– Прекрасно. Я вот о чем подумал, Ревекка: может, вам захочется сегодня продолжить интервью?"

Ревекка рассмеялась:

"– Я согласна, г-н Буш."

"– Вы не могли бы называть меня просто "Иоганн"?"

"– Вы думаете, уже время?"

"– По-моему, да. Чем раньше я забуду, что вы ровесница моей дочери, тем лучше."

"– Вы забыли одну вещ, г-н Буш: хочу ли я этого?"

"– Что именно?"

"– Стать вашей любовницей."

"– Вы думаете, что я ухаживаю за вами?"

"– Это устаревшее понятие. Теперь принято говорить "клеить"."

"– Вы думаете, что я клею вас, Ревекка? Когда мы знакомы всего сутки?"

"– Герою вы дали еще меньше времени."

"– К черту Героя… И… Прощайте! Сегодня интервью не состоится. Вы просто дура! Прощайте…"

Я был взбешен, Берг. Я подумал, что если б мне было 25 лет, как Герою, я бы напился. И я пожалел тогда, что мне не 25 лет, и продолжал сидет в ресторане отеля «Беролина», и только закурил и стал смотрееть на людей. Я подумал, что всегда, когда влюбляешься, то чувствуешь себя полным кретином. И зачем мне она нужна? – подумал я тогда и сам же и ответил: да просто потому, что ты боишься остаться один! Вспомни, что с тобой было, когда ты развелся с Бертой и женился на Анне. Вспомнил? Хорошо. А теперь пропусти рюмочку и успокойся, хотя и это будет нарушением правила #1: не пить до вечера. И я вздохнул тогда. В конце концов, сказал я себе, трубку просил я, а не она, и этим можешь утешиться. Я вздохнул во второй раз: слабое это было утешение…

А потом я увидел, как ко мне с телефоном в руке подходит официант.

"– Г-н Буш. Вас к телефону. Какая-то незнакомка…"– И официант ушел.

Я подождал секунду две, прежде чем ответить: так колотилось сердце (глупое сердце!).

"– Странно, что вы решили позвонить, – сказал я. – Все-таки вы из наших…"

Ревекка рассмеялась:

"– Из каких это ваших?"

"– Героических девушек,"– ответил я.

"– Спасибо. А теперь послушайте, что я вам скажу, г-н Буш: я люблю вас, я с ума схожу по вас, я влюбилась в вас еще с Лайпцига, и мне плевать, что вам 45 лет, а мне на 22 года меньше, и я по-прежнему хочу брать у вас интервью…"

"– Вы знаете, где находится отель "Беролина"?"

"– Конечно. Мы же вчера там обедали. Забыли?"

"– Нет. Не забыл. Заезжайте за мной. Таксисту я заплачу."

"– У меня есть машина. Вчера она просто была в ремонте."

"– Я жду тебя…"

И она приехала, Берг… И я сидел за столиком в ресторане и видел, как она входит подтянутой, чуть деловой походкой, и, конечно, ком подкатил к горлу, такой она была юной, и жмуриться захотелось от ощущения полнейшего счастья. И я подумал, что любовь – как раз и есть эти мгновения счастья, а все остальное уже – воспоминания об этох минутах, или ожидание их.

Она подошла ко мне, тихо сказала: "Доброе утро, Иоганн…", постояла чуть-чуть, и на секунду я потерял чувство реальности, и мне показалось, что мне не 45, а 25… Ревекка рассмеялась и села напротив.

"– Ох, как я боялась и ждала этой минуты! – сказала она. – Я все время представляла, как это будет, когда я скажу: "Привет, Иоганн…" и поцелую тебя. Я думала об этом с тей пор, как в первый раз ты вошел в аудиторию в Лайпцигском университете и сказал: " Привет, ребята, я – писатель Иоганн Буш". С тех пор я потеряла голову…

"– Да-а! – протянул я. – Должно быть это ужасно влюбиться в своего преподавателя."

"– Настолько, насколько ужасно влюбиться в свою ученицу,"– сказала Ревекка.

"– Вот так мы и влипли, дорогая моя ученица. Подумай, о том, что ты скажешь своим родителям."

"– Они в Лайпциге и ничего не узнают."

"– Они не узнают, но газетчики все разнюхают."

"– А тебе не все равно?"

"– А тебе?"

"– Не беспокойся за мой счет. А теперь скажи, что ты меня любишь, и давай что-нибудь закажем."

"– Меня в дрожь берет от того, как все быстро произошло. Все так неожиданно…"

"– Ты закончил?"

"– Да."

"– Тогда скажи три простых слова: "Я тебя люблю."

"– Я тебя люблю, Ревекка."

"– Спасибо,"– сказала Ревекка и почему-то разревелась.