Текст книги "Крестовый поход против Грааля"

Автор книги: Отто Ран

Доменико де Гусман остановился в Фанжо, откуда он мог наблюдать за развитием событий в Монсегюре. Здесь, изобретя четки, он заручился поддержкой Девы Марии в деле искоренения ереси. Именно в Фанжо, должно быть, появилась на свет инквизиция, которая на протяжении последующих веков преследовала мир как настоящий кошмар.

Между тем Петр из Кастельно, недолго думая, отлучает графа Тулузского от Церкви, а на его земли налагает интердикт. 29 мая 1207 г. папа утверждает приговор своего легата, предрекая графу Божье отмщение как в земной жизни, так и за гробом. От себя лично он обещает обратиться к князьям с просьбой изгнать отступника из Тулузы и с предложением разделить его земли между ними, чтобы они впредь были свободны от ереси. В папском письме значилось:

«Благородных кровей графу Тулузскому. Что за гордыня обуяла твое сердце, о прокаженный. Ты непрестанно враждуешь с соседями, попираешь Божественные законы и держишь сторону врагов истинной веры. Трепещи, безбожник, ведь ты будешь наказан. Как ты смеешь, ужасный и свирепый тиран, защищать еретиков! Как ты смеешь утверждать, что вера еретиков выше католической! Но и другие преступления совершил ты против Бога: ты отвергаешь мир, не прекращая вражды даже ради воскресения, ты обворовываешь монастыри, ты в поношение всему христианству отдаешь общественные должности в руки иудеев. Наши посланцы отлучили тебя от Церкви. Мы утверждаем их приговор. Однако поскольку мы обязаны наставлять грешников, повелеваем тебе покаяться, чтобы заслужить отпущение грехов. Так как мы не можем оставить безнаказанными твои оскорбления в адрес Бога и Церкви, знай, что мы приказываем лишить тебя твоих владений и благословляем князей, которые отправятся против тебя как против врага Иисуса Христа. Однако гнев Божий на этом не утолится: Господь изничтожит тебя».

Развитие событий стремительно приближалось к катастрофе. Напрасно Раймон пытался смягчить легатов тем, что выражал готовность принять все условия Церкви. Папские посланцы не обращали внимания на его просьбы, открыто именуя его трусом и клятвопреступником.

Именно в этот момент Петр из Кастельно, посланник наместника Божия, погибает от рук неузнанного убийцы, однако Рим сумеет отомстить за его смерть ^{110} …

Папа Иннокентий III отлучает Раймона, убийц и их соучастников. Обряд отлучения «колоколом, книгой и свечой» повторяется во всех церквах Запада каждое воскресенье; на все местности, оскверненные присутствием отлученных, налагается интердикт; вассалы Раймона освобождаются от принесенной ими присяги. Что касается Раймона, то он может помышлять о прощении не прежде, чем подтвердит свое раскаяние изгнанием еретиков из своих земель.

После этого папа призывает к оружию всех христиан. Он отдает распоряжение, чтобы все епископы проповедовали крест против этого непримиримого врага Церкви и его подданных – еретиков, которые «хуже сарацин». Он направляет послания к королю и баронам Франции, заклиная их более не колебаться, но как можно скорее напасть на графство Тулузское, изгнать Раймона, а его подданных истребить, заселив земли католиками. Затем он пытается добиться примирения Филиппа II с королем Англии и побуждает их заключить союз против Тулузы.

Аббат Арнольд спешно созывает генеральный капитул цистерцианского ордена, который принимает единодушное решение со всем усердием проповедовать новый крестовый поход. Епископы и священники принимают сторону фанатичных цистерцианских монахов. Вновь церкви оглашаются проповедями, призывающими католиков, взявшись за оружие, идти на дело Божие:

«Каждый, каким бы великим грешником он ни был, может избежать адских мучений, если отправится воевать с еретиками!»

Чтобы облегчить набор рекрутов на священную войну, папа обещает им освобождение от грехов, равное отпущению за участие в палестинских походах, и ручается за их спасение в вечности.

Ватикан взывает к верующим: «Вперед, храбрые солдаты Иисуса Христа! Ратоборствуйте с антихристовыми предтечами. Прежде вы сражались за мирскую славу, стяжайте теперь славу небесную. Я созываю вас на Божье дело, за которое вы получите не земное воздаяние, но обрящете Царство Небесное. Эту плату я обещаю вам от чистой совести и с полной убежденностью».

Накликанная гроза повергла в трепет графа Тулузского. Он умоляет аббата Сито о прощении, однако Арнольд утверждает, что не в его власти освободить графа от отлучения и отсылает к папе. Юный Раймон-Рожер из дома Тренкавель, племянник Раймона Тулузского, советует дяде готовиться к сопротивлению «до конца», но его мужество уже дало трещины. Раймон спешно посылает в Ватикан послов с известием о своей готовности подчиниться власти Церкви. Иннокентий отвечает, что для начала граф должен подкрепить свою добрую волю передачей важнейших крепостей и только затем, в случае если ему удастся доказать свою невиновность, он может рассчитывать на снисходительность папы и на воссоединение с Церковью. Раймон принимает это условие, не подозревая, что папа лишь до тех пор будет обращаться с ним с наигранной мягкостью, пока не выдастся момент, благоприятствующий его уничтожению. Граф передает семь своих наиболее укрепленных крепостей легату Мило, который, в свою очередь, доверяет попечение о них аббатам и епископам. Обнаженный по пояс Раймон клянется на паперти церкви Святого Жиля служить отныне Церкви, искоренить ересь, изгнать со всех постов иудеев и принять участие в крестовом походе. Затем, подвергнув графа бичеванию, папский легат ведет его к алтарю, где именем папы освобождает от церковного отлучения. И вот Раймон принимает крест против собственных вассалов…

В июле 1209 г. Раймон получает от Иннокентия III послание, в котором папа поздравляет обращенного с покаянием и подчинением церковной иерархии, выставляя ему на вид необходимость достичь спасения как во временной, так и вечной жизни. Тот же самый курьер, вручивший графу папское послание, передает Мило требование продолжать истязание Раймона. Поскольку за шестьдесят дней графу не удалось искоренить ересь, он снова отлучен от Церкви, а на его владения наложен интердикт.

Лишь его полное уничтожение могло утолить месть Рима…

Тем временем в Лионе собирается невиданное по своим размерам крестоносное воинство. Церковь, заверяя, что все крестоносцы добьются для себя вечной жизни и смогут уже через сорок дней вернуться домой с роскошной добычей, не ошиблась в своих расчетах.

В Лилле принял крест некий грабитель, рассчитывая тем' самым избежать угрожающего ему ареста, однако в самый последний момент он был задержан. За это посягательство на неприкосновенность крестоносца и с целью вынудить власти к освобождению «альбигойского пилигрима» архиепископ Реймский отлучает от Церкви графиню Матильду Фландрскую, а на ее земли налагает интердикт.

Из всех областей Западной Европы в Лион стягиваются новобранцы: из Иль-де-Франса, Бургундии, Лотарингии, Рейнланда, Австрии, Фрисландии, Венгрии и Славонии. Вся Европа, весь христианский мир отправляются против Прованса и Лангедока, чтобы изничтожить повод для смут, над устранением которого тщетно билась Церковь на протяжении последних трех поколений. 24 июня 1209 г. крестоносцы покидают Лион, держа путь в сторону от Роны, к Провансу. Не принимая в расчет духовенство, 20 тысяч рыцарей и более чем 200 тысяч горожан и крестьян состоят в армии. Но какой хаос царит в Христовой рати!

Во главе движется мрачная фигура непримиримого аббата Сито, поставленного предводителем христианского войска. Подобно апокалиптическому всаднику, в развевающейся рясе, врывается он в страну, которая не желает поклоняться его Богу. Полчище архиепископов, епископов, аббатов и священников наступает вслед за ним с пением Dies irae. Подле князей Церкви, сияя сталью, серебром и золотом своего оружия, выступают светские властители. За ними следуют Роберт Онехабе, Ги Тринкейнвассер и многие другие рыцари-разбойники, окруженные свитой из разнузданных всадников. В арьергарде следуют горожане и крестьяне и, наконец, многотысячный европейский сброд: мародеры, развратники и продажные женщины.

Не буду входить в другие подробности…

1 сентября 1883 г. папа Лев XIII заявил в своем выступлении, что альбигойцы хотели поколебать Церковь вооруженной рукой, Церковь же была спасена не оружием, но заступничеством Божией Матери – заступничеством, добытым благодаря изобретению доминиканцами четок ^{111} . Однако дело обстояло не так.

Давайте проследим вслед за хронистами Вильгельмом Тудельским и Пьером де Во-Сернэ путь экзальтированных участников Альбигойского похода вплоть до. горных долин, затерянных в Пиренеях, до ущелий, где царит только смерть.

Но для начала мы должны оговорить вот какой момент. Альбигойский поход, несмотря на свои религиозные мотивы и на то, что он был затеян Ватиканом, носит, в первую очередь, характер войны между Севером и Югом Франции. Северяне горели желанием завершить начатое шестью столетиями прежде, еще при Хлодвиге, завоевание; южане же (как католики, так и еретики), несмотря на многочисленные гарантии, которые принесли врагу дворянство и города, единодушно решили дать отпор натиску. Никакой религиозной ненависти между католиками и еретиками в Южной Франции не было. Они (я не беру, конечно, в расчет духовенство) вплоть до этого времени мирно уживались друг подле друга. Источники крайне редко сообщают о помощи, оказывавшейся крестоносцам со стороны ортодоксального населения Романии. И все же трудно отделаться от мысли, что католики должны были бы воспринимать рыцарей креста как освободителей от враждебного и ненавистного верования. Но в том-то и дело, что веротерпимость за свое многовековое существование на территории Романии вошла в обыкновение, а любовь к родине оказалась прочнее религиозных противоречий.

Юный Раймон-Рожер из дома Тренкавель, виконт Каркассона и Безьер ^{112} , скачет навстречу крестоносцам в надежде отвратить несчастье от своих городов. Однако он вынужден вернуться ни с чем. В Безьер Раймона окружают его подданные.

«Жива еще надежда?» – вопрошают они.

«Сражайтесь не на жизнь, а на смерть. Бог да будет с вами!» – слышат они в ответ от виконта, который устремляется к Каркассону.

Безьер поджидает крестоносцев. Дракон, изрыгающий огонь и погибель, приближается…

Седовласый пастырь, Регинальд де Монпейру, городской епископ, принявший сторону крестового похода, просит впустить его в город. Он увещевает:

«Рыцари уже на подходе, передайте в наши руки еретиков, а не то вы все погибнете».

«Предать наших братьев? Пусть лучше мы в море утонем», – несется вслед епископу, покидающему на своем осле город. Взбешенный неожиданным ответом аббат Сито клянется уничтожить огнем и мечом всех: и католиков, и еретиков, а от города не оставить камня на камне.

Вечером 21 июля крестоносцы оказываются у города. Мародеры, опасаясь, что останутся не у дел при дележе добычи, на свой страх и риск нападают на город. Другим пилигримам остается только последовать их примеру. Ворота не выдерживают натиска. Застигнутые врасплох жители – католики и еретики вперемежку – в ужасе бегут, стремясь укрыться в двух городских храмах. Какой-то барон спрашивает у аббата Сито: «Как же мы отличим еретиков?» В ответ, если только истинно сообщение Цезария Гейстербахского, он слышит: «Убивайте их всех, Господь сам разыщет своих!»

Все горожане в церквах, где в это время священники в облачениях служили мессы по убиенным, были убиты. Мужчины, женщины, дети – всего, как пишет аббат Сито папе, двадцать тысяч. Не пощадили никого, даже священники пали пред алтарями; их не спасли ни распятия, ни дароносицы, протянутые к вторгшимся.

Город отдан на разграбление. Пока крестоносцы выступают в церквах в роли палачей, мародеры отправляются на поиски добычи. И лишь вооруженная рука сможет отнять награбленное у разбушевавшихся бродяг, ведь никто так просто не откажется от обещанной добычи…

Город занимается пламенем. В дыму пожарищ меркнет солнце этого ужасного июльского дня, спешащее поскорее укрыться за горой Табор…

«С нами Бог! Посмотрите, что за чудо, – восклицают крестоносцы, – ни коршуны, ни вороны не слетаются к этой Гоморре!»

А между тем колокола плавятся на колокольнях, и собор полыхает подобно вулкану. Вокруг потоки крови, горящие трупы, обрушивающиеся стены, поющие монахи, убивающие крестоносцы, грабящие разбойники…

Так погибал Безьер… Так начался поход против Грааля.

При отсутствии коршунов и воронов город отдан на растерзание собакам да волкам. Ужасающая гибель Безьер повергла в панику города Лангедока. Такого никто не ожидал. В том, что «крестовый поход» окажется войной, уже давно никто не сомневался. Но то, что Лувр и Ватикан будут соперничать в своем стремлении уничтожить Романию, вот это оказалось неожиданным. Прозрение пришло слишком поздно: крестоносное воинство, насчитывавшее триста тысяч ратников, было уже посреди страны и… граф Тулузский, теперь сам участник похода, упустил свой шанс. Вот что было хуже всего!

В стенах города Каркассона, выстроенных королями готов и владетельным домом Тренкавель, полным-полно беженцев. И виноградари из Лорагэ, и пастухи из Черных гор и предгорий Пиренеев со своими стадами и нехитрым скарбом хотели укрыться в надежном месте от приближающегося аркана ^{113} .

Вечером 1 августа, во вторник, дозорный с самой высокой башни дворца оповестил о приближающемся воинстве. Лишь ранним утром в четверг в лагере крестоносцев на противоположном берегу реки Од началось оживление.

«Явись, источник мужества… (Veni creator spiritus…)», – зазвучал гимн крестоносцев в тишине утра. Это было знаком к нападению. Пилигримы переправились через реку и начали осаждать пригород Гравейед. После двухчасовой битвы войска виконта вынуждены были уступить силе врага. Гравейёд был стерт с лица земли.

На следующий день, в пятницу, крестоносцы надеялись сходным образом овладеть и другим городским предместьем – Сен-Венсен. Они пробирались сквозь дымящиеся развалины Гравейеда и устремлялись на стены Сен-Венсена. Но последние оказались лучше защищенными. Натиск не удался.

Арагонский король, родственник Раймона-Рожера, узнав о «кровавой бане», устроенной в Безьер, тотчас перешел через Пиренеи. Он надеялся, что своим заступничеством сможет спасти от подобной участи Каркассон. Окруженный свитой из сотни арагонских и каталонских рыцарей, он въезжает в лагерь крестоносцев. После непродолжительного отдыха в палатке графа Тулузского он поднимается к осажденному городу, по которому тотчас распространяется радостное известие:

– На помощь к нам идет король, ведь мы его вассалы и друзья!

– Виконт, – обращается король к своему родственнику, – ради Господа нашего Христа, скажите, разве я не советовал Вам неоднократно изгнать из города еретиков с их безумным учением? А теперь я полон беспокойства, найдя Вас и Ваш город в такой опасности. Я не вижу иного выхода, как только примириться с баронами Франции. Крестоносное войско столь могущественно, что я сомневаюсь в счастливом для Вас исходе противостояния. Ваш город защищен, уж я-то это знаю, но все же в нем слишком много женщин и детей. Вы позволите мне начать переговоры?

– Сир, – отвечает ему виконт, посоветовавшись с баронами, – делайте то, что Вы считаете благим. Мы доверяем Вам.

Монарх возвращается в лагерь. Князья и бароны Франции благосклонны к его предложениям, но не хотят ничего предпринять без одобрения папских легатов. Арагонский король отправляется на поиски аббата Сито, чтобы описать ему сложившееся положение. Молча внимает ему аббат, затем удостаивает таким ответом:

– Принимая во внимание великое наше почтение к королю Арагона, мы позволяем его деверю, виконту Каркассона, с двенадцатью спутниками на его выбор беспрепятственно покинуть город. Сам же город и все жители в нем принадлежат крестоносцам.

Опечаленный король снова отправляется к осажденным…

Вот что он слышит от Раймона-Рожера:

– Сир, неужели Вы думаете, что я способен предать хотя бы малейшего из моих подданных? Лучше уж я убью себя самого. Умоляю Вас, скачите обратно домой. Я сумею защитить город своими силами.

Король целует родича и с горем на душе отправляется через графство Фуа домой. Он скачет мимо Монсегюра и ущелий Сабарте, где как раз производятся оборонительные работы…

Крестоносцы возобновляют свой натиск. На сей раз их встречает туча стрел и камней, кипящая вода и «греческий огонь». Рыцари вынуждены отступить…

– Господь за нас, Христовы солдаты! Смотрите, вот новое чудо: Бог, повелитель стихий, приказал им нам помогать. У нас есть вода, поскольку Од в наших руках, но там, высоко, в гнезде еретиков, иссякают последние источники, так как Господь запретил тучам поить грешников, – воодушевляет своих ратников аббат Сито.

В осажденном городе разыгрываются тем временем отвратительные сцены. Теснота от скопления людей, смрад, исходящий от околевающих животных, тучи мух и крайняя нехватка воды приводят к возникновению эпидемии. Голося и стеная, носятся по улицам женщины и дети…

Один из крестоносцев направляется в качестве парламентера к восточным воротам города. Он ищет встречи с виконтом. По его словам, он прибыл по поручению короля Франции и приглашает Раймона-Рожера для переговоров в свой лагерь.

Виконт требует от него клятвы.

– Клянусь Всемогущим Богом… – возвещает посланец.

Раймон-Рожер, посовещавшись со своими баронами и советниками, решает отправиться к крестоносцам. И вот он прибывает в сопровождении сотни всадников к палатке аббата Сито. Французские бароны с жадным любопытством рассматривают этого самого известного и храброго рыцаря Романии. Виконт подступает к цистерцианскому аббату:

– Что угодно Вашему Преосвященству?

– Схватить его и всех его рыцарей.

Так благодаря предательству был обезврежен и виконт Каркассона, и сто его спутников. При этом крестоносцы намеренно позволили бежать нескольким рыцарям, чтобы они принесли в город весть о пленении виконта. Когда Каркассон узнал о потере своего предводителя, стало ясным, что его судьба окончательно решена, что он претерпит ужасную Участь Безьер. Советники и консулы держали совет. Приближалась ночь…

Крестоносцы ожидали передачи Каркассона. Однако разводные мосты остаются поднятыми, ворота запертыми. Не видно ни стражи, ни часовых… В городе тишина, как на некрополе. Крестоносцы подозревают военную хитрость. Они недоверчиво приближаются к стенам, прислушиваются: ни шороха. Взломав ворота, воины вступают в город, – он пуст.

Нет ни души даже в цитадели…

На известие о падении Каркассона сюда спешат легат, бароны, священники и монахи. Их первая забота – заточить виконта в самое глубокое подземелье его собственного бурга, далее им необходимо обустроиться во дворце и, наконец, вырвать город из рук мародерствующих солдат.

Все озабочены загадкой: в городе нет ни единой человеческой души. Шаги вторгшихся, гулко отдающиеся в пустых переулках, наводят на мысли о призраках…

Предводитель христианского войска увещевает крестоносцев с балкона графского дворца:

– Бароны, солдаты, выслушайте меня! Вы видите: нам ничто не противостоит. Бог-громовержец творит чудеса. Его именем я запрещаю вам грабить, иначе я отлучу и прокляну вас. Мы должны передать всю добычу достойному барону, который получит милостью Божией завоеванную землю.

Армия выражает свое одобрение.

Полководцы в смущении недоумевают: как тысячи людей могли исчезнуть, будто их поглотило землетрясение?

А в сущности, они были недалеки от истины. В предыдущую ночь осажденные ушли по подземному ходу в Черные горы, на поросшие лесом склоны Корбьер и в ущелья горы Табор. Крестоносцы обнаруживают в подвалах лишь пятьсот старцев, женщин и детей, для которых побег был бы слишком труден. Человек сто отрекаются от ереси. Их раздевают донага и пускают бегать по городу «одетыми только в свои грехи». Но четыреста человек остаются при своих убеждениях, их вешают или сжигают живьем.

Крестоносцы в соборе Святого Назария благодарят Небо за милостивую помощь. Их молитвам вторят вопли жертв, благоухание возжиганий смешивается с чадом костров. Арнольд из Сито служит мессу Святому Духу и проповедует о Рождестве Христовом.

 
В храме мессу Святому Духу поют,
О рожденьи Исуса Христа проповедуют…

Вильгельм Тудельский
 

Это происходило месяца августа пятнадцатого дня в год нашего спасения 1209, в день Успения Девы Марии, покровительницы крестового похода…

Каркассон пал. А в иные времена Карл Великий в течение семи лет безуспешно осаждал город, после чего Каркассон добровольно сдался гениальному императору, принеся рыцарскую дань этому первому «рыцарю без страха и упрека». Теперь же он пал ценой предательства. Изменой захвачен самый красивый и рыцарственный пятнадцатибашенный город Романии, в котором прежде были дворы готских королей и султанов, где Аделаида гостеприимно принимала королей и трубадуров и из стен которого род Тренкавель бдительно охранял «землю Сальваша».

Стяжавшие победу пилигримы воздвигают на самой высокой башне Каркассона символ своего триумфа – крест.

Грааль в опасности!

После благодарственной службы в церкви Святого Наза-рия аббат Сито созывает всех прелатов и баронов на собрание. Ему представляется, что уже пришло время дать завоеванной стране новых повелителей, однако герцог Бургундский и графы Невера и Сен-Поля, которым Арнольд в первую очередь предложил виконтство Безьер и Каркассон, недовольствуя, отвергли его предложение: они ведь вышли в поле покарать еретиков, а вовсе не для того, чтобы разграбить территории, на которые у них не было никаких прав.

Была образована коллегия, в чью обязанность входило назначить нового властителя. Арнольд из Сито, два аббата и четыре рыцаря избрали «при очевидном содействии Святого Духа», как пишет хронист, Симона де Монфора, графа Лей-честерского.

В 1201 г. Симон де Монфор присоединился к крестовому походу Балдуина Фландрского. Однако когда из-за отсутствия денег, необходимых для похода в Палестину, французские крестоносцы решились продать свои военные услуги Венецианской республике и получили задание отвоевать отошедший в 1118 г. к Венгрии город Задар, Симон запротестовал. Заявив, что он отправился сражаться с неверными, а не для того, чтобы вести войну с Венгрией в интересах Венеции, он покинул лагерь.

Когда началась проповедь священной войны против альбигойцев, цистерцианскому аббату удалось разыскать Симона де Монфора в замке Рошфор. Поначалу он отверг предложение принять участие в крестовом походе. Однако затем взял в руки Псалтирь, открыл ее наугад и попросил аббата перевести попавшийся псалом.

«Ибо ангелам Своим заповедает о тебе – охранять тебя на всех путях твоих. На руках понесут тебя, да не преткнешься о камень ногою твоею. На аспида и василиска наступишь; попирать будешь льва и дракона. За то, что он возлюбил Меня, избавлю его; защищу его, потому что он познал имя Мое… избавлю его и прославлю его» (Пс. 90:11–15). Так звучал псалом, на который указал палец Симона.

Итак, Симон де Монфор принял «во славу Божию, к чести Церкви и на погибель ереси» крест против альбигойцев. Этот суровый воин, который не умел ни читать, ни писать, стал безжалостным разрушителем Романии. Католическая церковь вплоть до нынешнего дня почитает этого фанатика, который на протяжении десяти лет беспощадно свирепствовал на просторах одной из самых мирных и красивых областей Европы – Романии, был «солдатом Иисуса Христа», «спасителем Рима».

10 ноября 1209 г. смерть внезапно настигла Раймона-Рожера, благородного отпрыска дома Тренкавель ^{114} .

– Он отравлен! – сетуют жители Романии.

– Да будут прокляты те, кто утверждает такое! – возражают крестоносцы. И все же папа Иннокентий III имел мужество написать в одном из своих писем, что виконт Безьер и Каркассона был «злосчастным образом заражен» (miserabiliter infectus).

Тренкавель «Парцифаля» умирал в глубочайшей темнице своей крепости, должно быть, как раз в тот самый момент, когда туда прибыл Симон де Монфор. Честнейший рыцарь Романии вынужден был подобно Сократу, благороднейшему мыслителю Греции, принять чашу с ядом.

 
Увы, о рыцарство! В могиле ты теперь,
И никому нет дела до тебя.
Подобно мертвецу, бессильно ты теперь,
Ухмылка дурака – награда для тебя!
И на коленях ты, тобою правит поп,
Наследство – королю. И это – твой конец.
Теперь ты можешь лгать, как лжет презренный поп.
Не воин ты, торгаш… И это – твой конец!

Пейре Кардиналь
 

Первым покинул стан крестового похода граф Невера со своими вассалами. Герцог Бургундский и далее французские бароны один за другим последовали его примеру. Они считали, что уже отслужили установленный для спасения души срок – сорок дней, и никакие увещевания Церкви не могли убедить их, что дело Божие нуждалось еще в их присутствии. Даже мародеры, захватив достаточное количество добычи, предпочитали отправиться домой.

Архиепископы, епископы, аббаты, священники и монахи оставались вокруг Монфора в неизменном числе, тогда как его войско насчитывало всего лишь 30 рыцарей да 4500 пилигримов, большей частью бургундцев и немцев, которым он должен был платить за службу двойное жалованье. Когда Симон находился в зените своего успеха, папским легатам также сопутствовала удача: они организовали собор в Авиньоне, на котором принудили всех рыцарей, дворянство и городских чиновников завоеванных земель принести клятву в том, что те приложат все усилия к искоренению ереси. Однако эта клятва оказалась пустой формальностью, а присяга, насильственно вырванная у новых вассалов Симона, была какой угодно, но только не искренней.

Романия медленно приходила в себя от пережитых ужасов. Разгоралась партизанская война, которая ставила де Монфора во все более ненадежное положение. Иногда могущество Симона распространялось не далее наконечника его копья ^{115} . Однажды ему лишь с трудом удалось удержать от бегства свой гарнизон в Каркассоне. Когда же он собрался отправиться на осаду Термэ, было нелегко найти рыцаря, который бы согласился принять в свои руки командование в городе.

Несмотря на все эти трудности, Симону де Монфору удалось завоевать несколько крепостей и даже вступить на время в графство Фуа. Весной 1212 г. его положение начало улучшаться, ведь к нему направлялись новые толпы пилигримов.

В конце 1209 г. Раймон VI посещает папу и жалуется на «нехристианский» образ действий Симона де Монфора. Граф надеется, что с тех пор, как французский король и его могущественнейшие вассалы перестали скрывать свое возмущение жестокостями Симона и постыдными, пренебрегающими всякой законностью, деяниями легатов, он может надеяться на большее снисхождение у папы. Раймон предпринимает попытку показать Иннокентию III, сколь несправедливые преследования претерпел он со своими подданными от рук папских посланцев. Граф уверяет, что выполнил все условия, возложенные на него легатом Мило в Сен-Жиле, и просит папу освободить его от все еще над ним довлеющего обвинения в убийстве Петра из Кастельно. Святейший отец чрезвычайно сердечно принимает графа, открывает ему знаменитые мощи и позволяет к ним прикоснуться. Он именует его «любимым сыном» и предписывает своим легатам созвать не позднее чем через три месяца собор, чтобы дать графу Тулузскому возможность оправдаться.

Неужели папа не мог сам выслушать алиби Раймона? Но это и не входило в намерения папы, он ни в коем случае не хотел отойти от той линии, которой он держался прежде и которая имела своей целью полное уничтожение графа. Исполненный подозрений, граф поспешает покинуть Вечный город «из опасения там заболеть».

Легаты, вместо того чтобы готовить предписанный папой собор, обращаются к населению Тулузы с многочисленными речами, надеясь, что смогут настроить людей против своего господина. На улицах Тулузы духовное братство, назначенное «для обращения еретиков», вступает в фактическое противоборство с сохраняющими верность графу горожанами.

Затем, как пишет монах Пьер де Во-Сернэ, биограф Симона де Монфора, «Господь указывает им путь и открывает средство, с помощью которого они смогут обесценить оправдания графа». Этот внушенный свыше легатам способ заключается в том, что они снова требуют от Раймона окончательного изгнания всех еретиков со своей территории. Можно только восхищаться радостью простодушного монаха благочестивым обманом, столь хитро примененном и ловко осуществленном («О, благочестивый обман легатов! О, обманчивое благочестие!»). Это высказывание позволяет нам заглянуть в тайны римской дипломатии и узнать кое-что из методов ее борьбы против альбигойцев.

Симон де Монфор также способствовал со своей стороны унижению Раймона VI. Огнем и мечом прокладывал он себе путь через графство Тулузское. Во время начавшейся осады города Минерва к нему примкнул приведший подкрепление аббат Сито. Возглавивший оборону Вильгельм был не прочь передать город в руки крестоносцев, но при условии, что его подданным будет дарована жизнь. Арнольд, страстно желая смерти всех еретиков, считает все же несовместимым со священническим достоинством отдать приказ об умерщвлении всех осажденных ^{116} . Итак, по его предписанию, жизнь должна быть сохранена всем католикам и тем из еретиков, которые согласятся отречься от своих верований. Рыцари де Монфора протестуют: «Мы прибыли сюда истреблять еретиков, а не раздавать им милости. Под страхом неотвратимой смерти они разыграют свое обращение!» «Я достаточно хорошо их знаю, никто из них не обратится», – утешает воинов аббат Сито.

Он действительно хорошо изучил натуру еретиков. Все они, за исключением трех женщин, отказались купить себе жизнь, отрекшись от своей веры, и, торжествуя, без принуждения пошли на костер.

Затем наступила очередь Термэ. Его сравняли с землей…

Прежде Термэ представлял собой неприступную крепость, вокруг которой лежал превосходно укрепленный город, а далее располагалось окруженное могучими стенами предместье. Все это было окружено рекой.

Хозяин замка, седовласый Раймон, был готов к защите. «Божие воинство» не заставило себя ждать. Однако к серьезным действиям крестоносцы смогли приступить не прежде, чем к ним пришло пополнение из бретонцев, французов и немцев.

Ведение осады было поручено искушенному знатоку осадных орудий Гильому, аббату Парижскому. Он проповедует, бранится, дает указания плотникам и кузнецам, подбадривает солдат – короче, он разумеет свое дело. Он приказывает окружить город самыми современными таранами и катапультами.

Проходят месяцы. Осажденные издеваются над усилиями идущих на приступ: «Наш город крепок, вы только разобьете себе лоб. И провианта у нас больше, чем у вас!»