Текст книги "Крестовый поход против Грааля"
Автор книги: Отто Ран
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)
«Вопреки четко выраженному религиозному характеру легенда о Церкви и духовенстве не была признана. Ни один из сочинителей духовного сана не сообщает нам о Граале. В многочисленных трудах, передаваемых из поколения в поколение служителями Церкви, мы также не находим названия Грааля, за исключением его упоминания хронистом Хелинандом. Но чудесное предание о символе веры не могло быть им неизвестным. Поэтому можно считать, что все они обходили эту легенду полным молчанием. Но еще больше, чем неприятие легенды духовенством, нас должно удивлять то, что идея о столь ценной реликвии была воспринята и реализована отнюдь не сразу». (WechBler Е. Graal, S. 24)
Следует снова обратить внимание у Векслера по вопросу о Die Ursachen des Verlustes von Guiots Gedicht // WechBler E. Die Sage vom heiligen Graal…, S. 177.
Традиционные даты крестовых походов против катаров именно такие, хотя началось все гораздо раньше: в 1179–1181 гг. состоялся III Латеранский собор, на котором папа призвал рыцарей Европы к мечу против катаров, официально объявив крестовый поход и полное прощение грехов всем участникам. Однако на этом этапе крестоносцы лишь разорили ряд областей Лангедока.
Для сравнения с Вальтером Мэпом см. WechBler, Birch-Hirschfeld (Die Sage vom Graal und ihre Entwicklung…), Lea H. Ch. Geschichte der Inquisition im Mittelalter. 1905, Bd. 1, S. 140, и др. Также см.: Цезарий Гейстербахский; Lea Н. Ch. Op. cit. Bd.l, S. 140–141; Dollinger J. Beitrage zur Sektengeschichte des Mitelalters. 1890.
Вальденсы появились гораздо позднее катаров (в начале 1170-х гг.) и ориентировались в первую очередь на городские низы и крестьянство, тогда как «катаризмом» был заражен практически весь юг страны. Катарами были – явно или тайно – большинство дворян Лангедока, не столь редки были даже случаи «обращения» в катаризм католических священников вплоть до аббатов и епископов. Наконец – и это основное, – слово «альбигойцы» происходит от названия города Альби, который был одним из центров движения именно катаров.
Утверждать, что альбигойцы объединяли в себе две секты, было бы явной ошибкой. Роднило и тех, и других то, что с точки зрения Рима они являлись еретиками, плюс к тому – территориальная близость и некоторые схожие моменты учения. И именно в Риме возникло понятие «альбигойцы» для обобщенного наименования французских еретиков.
Kampers F. Das Lichtland der Seelen und der heilige Graal. 1916, S. 78.
Для сравнения с этой частью особенно интересны: Нострадамус; Peyrat, «Civilisation Romane» (Т. 1); Vic-Vaissette, T.6; Kampers; WechBler; Mahn, «Биографии»; KannegieBer и др.
Название «трубадур» происходит от «trobador», родительный падеж от провансальского слова «trobere», или «trobaire», что означает «изобретатель, выдумщик». Вероятно, этим словом принято называть только лирического поэта. Большинство трубадуров могли сами спеть сочиненную ими песню в собственном сопровождении музыкального инструмента. Кому из них это было не по силам, брал себе в услужение так называемого жонглера («joglar» – по-провансальски). Удивительно, однако, что очень многие певцы сами также и сочиняли музыку к своим песням. Это должно вызывать еще большее изумление в связи с тем, что почти все они были неграмотными и вынуждены были диктовать другим свои произведения. Именно по этой причине словосочетание «создание стихотворений» (Dichten) имело такое же значение, как слово «диктовать» (Diktieren). В хорошее время года трубадур был в пути и переезжал от одного замка к другому, – в одиночестве или, если денег хватало, в компании «жонглеров». Он навещал своих старых покровителей и находил себе новых. Когда же наступало плохое время года, он возвращался к себе на родину, чтобы пережить там непогоду, используя собранные средства. Если этих денег было недостаточно, он искал другие способы заработать себе на жизнь. На протяжении всей зимы он сочинял новые стихи и готовился начать будущей весной новое путешествие. Такая жизнь нравилась миннезингеру, – насколько мы можем судить об этом по свидетельству поэтов – продолжателей гомеровских традиций (ср. KannegieBer, S. XVII sqq.).
В первом томе своей «Истории альбигойцев» Наполеон Пейрат сообщает следующее: подобно Греции, Аквитания начинала с поэзии; но Франция, как и Рим, сначала знала только прозу. В Аквитании, как и в Элладе, источник поэтического вдохновения находился на укрытых облаками вершинах гор, названных «Puis», «Pogs» или «Pechs» (от латинского «podium»)… (с. 47 и 51).
Такой свой «Pog» был и в Монсегюре: «Еl Pog de Mont Segur fo per aital bastitz…» (Вильгельм Тудельский, стих 3260).
С творчеством трубадура Вильгельма де Монтаньаголя ср. произведение Куле (с. 48 sqq.) «Е d’amour mou castitatz…» (дословно: «И из любви происходит чистота»).
Романтическое представление о любви с ее стремлением к самоотверженности, кажущимся нам почти неестественным, не могло быть принятым и немецкими миннезингерами. Несмотря на это, сопоставление творений немецкого миннезингера Вольфрама фон Эшенбаха и романского трубадура Пейре Кардиналя помогает выяснить, насколько сильно разнились в то время флирт (т е. плотская) и романтическая любовь:
…Пою я добрую и правую любовь,
Надежды, благородства основанье…
Не ту, фальшивую и лживую любовь,
Что к гибели ведет сердца младые;
Любовь, которая и вовсе не любовь,
А так, лишь увлечение пустое;
Не ту любовь, что мимо промелькнет,
Надежцы ваши обманув и скрывшись…
Пейре Кардиналь
Давно уже сказать пора,
Что песнопений мастера
В стихах сверх всякой меры
Славят власть Венеры!
Нет, это, право, чересчур!
Венера, Купидон, Амур,
Их факелы, их стрелы —
Как это устарело!
Вот посмотрите: Купидон.
Своей стрелой мне в сердце он
Целится напрасно —
Все это неопасно!
Усвоить надобно сперва:
Любовь без Верности мертва!
Что там огонь Венерин?
Кто любит? Тот, кто верен!
Вольфрам фон Эшенбах (пер. Л Гинзбурга)
Автор несколько преувеличивает. Во-первых, меч по-прежнему был достаточно дорогим (хотя его стоимость и стала значительно меньшей по сравнению с предыдущим столетием) оружием, доступным далеко не всем. Во-вторых, даже если крестьянин или горожанин каким-то образом и добывал меч, то, что с ним делать, он скорее всего не знал, поскольку никаких общедоступных школ фехтования в XI–XII вв. не существовало. В-третьих, что особенно важно, в описываемый период крестьяне вовсе не могли держать дома боевое оружие, горожанам же позволялось иметь только кинжалы.
Провансальский язык – первая разновидность (диалект) латинского «lingua rustica», сформировавшаяся с целью использования для искусства. Свое название он получил от названия провинции Прованс, однако на нем говорила вся Южная Франция (Дофинэ, Лангедок, Овернь, Пуату, Гиень, Гасконь), а кроме того, многие испанские области (Арагон, Каталония и Валенсия). Его называют еще «langue d’oc» (по слову «ос», означающему «да», от латинского «hoc»), в противоположность французскому языку – «langue d’oil» («oil», означающему «да», от латинского «hoc illud», современное oui). Все народности, говорившие на провансальском языке, т. е. населявшие все провинции Южной Франции, относились к Лангедоку или близким к нему областям. Ср.: Vic-Vaissette, Т. 9, KannegieBer, S. 14 и т. д.
После крестового похода против альбигойцев «langue d’oc» был обойден «langue d’oil» и сохранился в качестве местного диалекта («patois»). Патуа, на котором говорят в департаменте Арьеж, несколько напоминает язык басков, например, «fenno» (женщина) по-баскски звучит как «hеnnо». До сих пор сохранились также не общепризнанные свидетельства завоеваний готов и сарацин. В названиях трех деревень Сабарте, Гурбит, Банат и Рабат, угадываются названия известных североафриканских городов мавров. Ср.: Garrigou. «IЬeriе» и его же: «Foix».
Данте, «Пещеры», песнь 28-я: Бертран де Борн; «Чистилище», песнь 26-я: Арнаут Даниель.
Достойны упоминания размышления Пейрата об отношении Арнаута Даниеля к катаризму. К сожалению, Пейрат слишком редко обращается к первоисточникам. Его большие заслуги в исследовании катаризма отмечены в майском номере «Nouvelles Litteraires» (1932, Napoleon le Ругеnёеп).
Трубадуры пользовались для предупреждения друг друга так называемой «песней дня» – чтобы после ночи любви не быть застигнутыми врасплох наступившим утром или (не дай Бог!) супругом.
Все названные в биографии Раймона де Мираваля покровители были еретиками и играли важную роль в крестовом походе против альбигойцев. Оборона замков Сайссака, Каб-Арета и Пенотье от крестоносцев подробно описана Пейратом (Т. 2: Croisade). Ср. также: Vic-Vaissette и Tudela.
Бертран де Сайссак был опекуном Рамона-Рожера из Каркассона.
Это стихотворение Раймона де Мираваля было обращено к Аделаиде де Буасессон-и-Ломбер, известной еретичке, которая, однако, оказала предпочтение королю Петру Арагонскому; Эрменгарда де Сайссак, сестра патриарха еретиков Гильаберта из Кастра, одна из дочерей Белиссены, воспетая как «прекрасная альбигойка», и Стефания Волчица (ср.: с. 58 sqq.) не могли поступить лучше. Неверности Эрменгарды трубадур придал смысл символического предостережения. Во время крестового похода замок Раймона был взят французами. Его брак с «Guadairenca» стал основой сюжета новеллы «Поэтесса из Каркассона» фон Хейзе. Ср.: Andraud P. La vie et l’oeuvre du troubadour Raimon de Miraval. Paris, 1902. Пейре из Оверна также вошел в поэтическое произведение как «Монах из Монтодона» (Vic-Vaissette. Т. VI, р. 948). Доходы от своего творчества он отдавал своему монастырю в аббатстве Орильяк.
Пуавер был летней резиденцией виконтессы Аделаиды из Каркассона и располагался не очень далеко от Монсегюра.
Н’Серемонда была родом из городка Тараскон в Сабарте (см. Peyrat, Т. I, р. 115 sqq.). Боккаччо использовал биографию Гийома де Кабестаня в своем «Декамероне» (4.9), а затем Уланд сочинил свою знаменитую балладу. Петрарка упоминает трубадура в своем «Триумфе любви».
Стоит также обратить внимание на труды фон Патцига (Zur Geschichte der Herzmare, 1891) и Xyccepa (Der Troubadour Guillem von Cabestaing, 1869).
Пейре Видаль сопровождал Ричарда Львиное Сердце в его походе в Святую Землю. Его сын погиб при обороне Монсегюра.
Мелиссина приходилась виконтессе Аделаиде Каркассонской внучатой племянницей.
Пейрат приводит (к сожалению, без указания первоисточника) следующую версию жизнеописания Раймона Жордана. Супруг Аладайи де Пена – господин де Пена, как называл его трубадур Мишель де Лa Тур, – погиб на поле брани под Муретом. Раймон Жордан пропал без вести. Эту двойную потерю Аладайя не могла пережить. Отказавшись от всего мирского, она с той поры вела жизнь катарской отшельницы в одной из Пиренейских пещер. Между тем Раймон был жив. Когда он исцелился от ран, он решил снова увидеть Аладайю в замке Пена. К тому времени замок уже был взят крестоносцами, а его хозяйка исчезла. Сохраняя верность, Раймон Жордан оплакивал в лесах Кап де Нак свою возлюбленную и свою родину. Но однажды он принял приглашение Бернарда де Гурдона (брата которого Ричард Львиное Сердце убил под стенами замка Шалю) и его супруги Хелис (госпожа Бертран де Борн) и поселился в их замке. После падения Тулузы он вместе со своим гостеприимным хозяином был вынужден бежать в Пиренеи. Там, в Монсегюре, он наконец встретил Н’Аладайю, ставшую катаркой (I, р. 153).
Многие трубадуры не сами исполняли сочиненные ими песни, прославляющие возлюбленную, а держали для этой цели у себя на службе так называемых жонглеров, которые, в отличие от трубадуров, не занимались высоким искусством стихосложения, а использовали поэзию и музыку как ремесло. «Хороший жонглер должен был полностью владеть искусством канатоходца и фокусника. Он танцевал, кувыркался, прыгал через обруч, ловил маленькие яблоки с воткнутыми в них двумя ножами, подражал пению птиц, выступал с дрессированными собаками и обезьянами, бегал и прыгал на высоко натянутом канате и вообще исполнял роль шута и паяца» (KannegieBer, Diez, Witthoeft и др.)
«Sirventese» (реже «Sirventes») означало первоначально «песня слуги» («servir» – служить), посвященную покровителю, в услужении которому состоял певец. Часто сочинители таких песен были судьями, следили за соблюдением обычаев и исполняли функции духовенства в рыцарском стане. Поэтому со временем «песню слуги» стали называть «песней порицания». См. для сравнения: KannegieBer, Diez, Brinkmaier и др.
Стихотворение Бертрана заимствовано из знаменитой «Guerra me plai».
Судя по всему, автор ошибается. Ни один из современных Ричарду и Бертрану хронистов не упоминает о таком прозвище, зато все отмечают, что Бертран часто именовал Ричарда «Ос е по», то есть «Да-и-Нет», тем самым намекая на то, что принц слишком непостоянен в своих словах и Делах. Прозвище Папиоль носил один из трубадуров Бертрана де Борна.
О Папиоле см. также: Пейрат, I, с. 56. Согласно Ману (Mahn, «Биографии», с. 6), Папиоль был жонглером Бертрана.
«Еn Bertran»: латинское «senior» постепенно преобразовалось в «senhor», «sen» и «Еn» и до одной буквы «n». Например: «Еn bertran, n’Artus». Из «Domina» получилась «Dona» и «Nа» и сокращенно – буква «N». Например: «Na Philipa, N’Esclarmunda».
Ошибка автора. В указанном году в результате несчастного случая во время турнира скончался второй брат Ричарда – Джеффри Бретанский, о котором говорится ниже. Генрих II же умер 6 июля 1189 г., и лишь после этого Ричард стал полноправным королем Англии.
Что касается влияния крестовых походов на поэзию, посвященную Граалю, то мне хотелось бы привести рассуждения Камперса, который (опираясь иногда на другие предпосылки) пришел к выводам, сходным с моими:
«Многочисленные неудачи движения крестоносцев имели следствием сознательное охлаждение религиозного пыла. Стоящее над разумом не было вытеснено из сознания рыцарского общества, но оно перестало быть единственной путеводной звездой. Окружающий мир Востока, полный чудес и сказочного великолепия, давал о себе знать воинам западных стран все более настойчиво. Экзотическая природа и другие люди пробуждали любопытство и удивление. В рассказах о путешествиях и в отступлениях от главной темы чувствуется волнение очевидцев. Старые предрассудки все сильнее тяготили последователей Пророка. На Востоке они обнаружили Во многом превосходящую их цивилизацию, там не почитали многих богов, а исповедовали веру в одного-единого бога, тамошние жители имели правильные представления об общечеловеческих ценностях, и воины часто скрещивали свои клинки в честной борьбе за свои рыцарские убеждения. Место слепых предрассудков часто занимал близорукий фанатизм, особенно в дни тяжелейших сражений. Это странное настроение открыло духовной волне с Востока врата западных стран, которые до тех пор охранялись в страхе. Романтика крестовых походов распространилась на Запад. Но она, как всякая романтика, имела в своей основе неудовлетворенность, стремление к великому Неизвестному – к Граалю…
Добрая часть этой романтики крестовых походов вошла в поэзию того времени. Сказочное великолепие Востока с его иными, чем на Западе, взглядами и настроениями предоставляет творческому началу богатейший материал, овладевает им и вдохновляет его; однако пока еще не удается сплавить в гармоничное единство эту экзотику с приземленными воспоминаниями, и все это – с христианскими преданиями.
«Парцифаль» Вольфрама – свидетельство этой романтики крестовых походов. Ее схематичный, наполовину чувственный, наполовину духовный двоякий мир предстает перед нами в его поэзии, и благодаря этому миру звучит лейтмотив глубокого видения. На фоне всех приключений и сказочных чудес возвышается символ этого стремления: святость нехристианской природы, и все же имеющая религиозные корни. Такой же терпимостью наполнен и сам Вольфрам. Мы лишь однажды читаем о том, как отец Парцифаля Гамурет отправляется на службу к «главному врагу» христианства…
«Барук благословенный» – так называет Вольфрам халифа; автор не находит ничего неестественного в том, что его герой-христианин сражается за него, так же как в заключительной части произведения король Артур без всяких раздумий приглашает к своему круглому столу сводного брата-язычника Парцифаля. Сколь далеко идущая, прямо-таки нецерковная терпимость в немецком стихотворении, созданном в период борьбы с исламом! Принимая в расчет тогдашнюю романтику крестовых походов, она может объясняться только тем, что Вольфрам и здесь остается верен своему источнику. Гийо мог принять и точно выразить такие мысли потому, что был родом из еретического Прованса и испытал на себе духовное влияние, происходившее из центра смешения испанской и арабской культур…
Грааль был христианской реликвией и для Кретьена, и для Вольфрама, и все же он выступает как противоположность набожной боязливости…» // Kampers, S. 21, sqq.
Сам Иоахим не претендовал на роль пророка, но требовал, чтобы библейские пророчества были правильно истолкованы. Его труды были собраны вместе под названием «Вечное Евангелие» и были использованы спиритуалистическими францисканцами как оружие против папства. В 1254 г. минорит Джерардино де Борго Сан-Доннино написал введение к «Вечному Евангелию», в котором объявил папство недуховной властью. По папскому приказу его рукопись была конфискована. За свою провинность автор должен был отсидеть в тюрьме 18 лет. См. для сравнения: Dellinger J. Der Weissagungslaube und das Prophetentum in der christlichen Zeit. 1880.
Ни один из очевидцев тех событий, в том числе первый биограф Ричарда Амбруаз, не упоминает об этом турнире, тогда как событие подобного рода непременно нашло бы отражение в хрониках.
«Исторический персонаж по имени Артур был «dux bellorum», военачальником северных кимров (валлийцев), возглавлявшим их борьбу против англосаксов на рубеже V и VI столетий. В течение последующих столетий он все более и более становился центральной фигурой валлийско-британского героического эпоса, а со времени рыцарской эпохи преобразован кельтскими и французскими поэтами в идеал короля-рыцаря» (WechBler. S. 135, ср. также с Hertz).
Как бы ни велика была симпатия между двумя владыками, ни о какой дружбе между ними речи идти не могло. Уважая друг в друге рыцарственность, стратегический талант и прочие достоинства, Саладин и Ричард по-прежнему оставались врагами.
Случай, описанный автором, неоднократно упоминается у хронистов. Но при всех трениях Ричарда и Рима формально английский король отлучен не был (в отличие от своего брата, будущего короля Иоанна Безземельного). Более того, во время пленения Ричарда папа лично обратился к прелатам с воззванием предать анафеме Генриха VI и Филиппа Августа, если король не будет полностью восстановлен в правах.
Здесь и далее: женой Генриха Льва, герцога Саксонского, действительно стала сестра Ричарда, но имя ее было Матильда. Дочери по имени Лаина у Генриха II и Алиеноры Аквитанской не было вовсе.
На этот счет существует и другая точка зрения. Так, современный французский историк Режин Перну считает, что никакой осады замка Шалю не было. Когда один из крестьян виконта (кстати, Перну приводит другое звучание его имени – Эймар, что кажется нам более близким к истине), работая в поле, нашел «золотую скрижаль», то немедля сообщил о находке сюзерену. G небольшим отрядом ладскнехтов Ричард прибывает в замок Шалю и получает рану, сведшую его в могилу, при обходе крепостных стен.
Здесь автор допускает явную ошибку. Во всех источниках упоминается арбалетный болт,попавший королю в плечо и поначалу не причинявший ему особенных хлопот. Однако именно эта рана становится причиной смерти Ричарда (по одной версии болт был отравлен, по другой – при практически полном отсутствии дезинфекции осколок наконечника застрял в кости плеча и не был извлечен, что повлекло за собой заражение крови). Кроме того, Бертрана де Борна не было в Шалю, и Ричард испустил, дух на руках своей матери, королевы Алиеноры.
Не совсем ясно, откуда автор взял эти сведения. Хронисты утверждают, что останки короля были торжественно погребены в Вербное воскресенье, причем отпевал его Гуго, святой архиепископ Линкольнский, которому сослужили епископы Пуатевинский и Анжерский. Сердце же Ричарда, сообразно с его волей, перенесли в Руанский собор, где оно и было вновь обретено в 1961 г. Кроме того, будучи королем Англии и поэтом (как отмечают современники – вполне недурным), Ричард никогда не носил титула «короля поэтов».
«Последуем за Бертраном де Борном в монастырь…
Были ли знакомы Бертран де Борн и Иоахим Флорский?
В монастыре Граммон через полтора века нашли «Книгу Вечного Утешения», в которой почитается мир «Второго пришествия Христа». Это был поздний вариант «Церкви утешения», евангелие мистика из Нарбонны Иоахима Юнгера. Кто мог написать эту бессмертную книгу? Об этом нашем разговоре с внуком виконтессы Аделаиды Каркассонской уже упоминалось в другом месте…» (ср.: Peyrat. Les Albigeois et l’lnquisition. Т. Ill, liv. XIV, cap. VI).
У Бертрана была склонность к мистицизму. Свидетельство тому – его уход в монастырь Граммон.
Еще одну ценную рукопись обнаружили в Авиньоне. Это ли не доказательство его романского и, вероятно, септиманского происхождения?» (Peyrat. Civilisation Romane. L. IV, cap. VII, p. 248).
Хвалебное стихотворение трубадуров приписывают Раймону VI (Lea, Vol. 1, p. 146).
И перед залом потрясенным
Возник на бархате зеленом
Светлейших радостей исток…
Райский дар, преизбыток земного блаженства…
Вожделеннейший камень Грааль…
(235, пер. Л. Гинзбурга)
Несколько ранее автор утверждает, что «виконт, его юный сын, бароны и епископы были умерщвлены». Судя по всему, Рожер-Тайлефер и был тем самым «юным сыном», поскольку о других наследниках Рамона в тексте не упоминается, зато говорится, что инфанту после смерти отца не исполнилось и двадцати лет.
Фуа: Peyrat. Т. I, р. 29 sqq., 265. Garrigou (Foix, Т. 1). Palauqui. Esclarmonde.
Мнения о битве при «vicus Sotiatum» сильно расходятся. По моему мнению, точку зрения о том, что город Sotiatum находился поблизости от современного Викдессоса, поддерживает сейчас только Гарригу, а раньше – еще и Наполеон III, который в часы своего досуга занимался историей. Однако другие мнения из соображений престижа старались обходить молчанием. Мне удалось найти остатки укрепленного кельтиберийского поселения на высоком плато над пещерами Ломбриве и Нио (т. е. между Викдессос и Орнольяком).
«Munsalvasche», или Мунсальвеш («Munsalvatsche»), как называет Вольфрам крепость Грааля, по-немецки звучит как «Wildenburg» («mont salvaige»; в современном местном диалекте «moun salvatge» или еще «moun salbatg6>). Это название Вольфрам дал вместо «Burg Wildenstein» – подаренного ему графом фон Вертхаймом в качестве ленного поместья. Известная нам и, вероятно, первоначальная форма – «Montsalbat» (на современном местном диалекте «moun salvat» или «moun salbat»), что означает «спасенная гора». Salvatge и «salvat» происходят от одного и того же латинского слова «salvatus». Близкое значение к «gerettet» (спасенная) имеет слово «sicher» (надежный, безопасный) (на латинском «securus», на местном диалекте «segur»). Гора «Salyatge» иначе называется «Salvat», и она же – гора («Mont») «Segur». Сходная этимология применима к встречающимся у Вольфрама Терре де-сальвеш (Terre de Salbasche) и Fontane la Salvasche.
Согласно предисловию Паньера к его переводу «Парцифаля», Вольфрам «имел в виду гору Munsalvasche, находящуюся в Пиренеях» (S. 25).
В XII–XIII вв. во Франции рядом анонимных авторов был составлен «Роман о Лисе» – блистательный образец средневековой городской литературы. Одним из его героев был волк Изегрим, в образе которого горожане высмеивали рыцарство.
Кретьен де Труа между 1180 и 1190 гг. сочинял старейший из дошедших до нас эпосов о Граале «Li contes del graal», посвященный графу Филиппу Фландрскому. Смерть помешала ему завершить свой труд. Кретьен использовал рукопись на латинском языке, переданную ему его покровителем Филиппом Эльзасским, графом Фландрским. Но в сравнении с «Парцифалем» Вольфрама сочинение Кретьена кажется примитивным и поверхностным, хотя некоторые его части не лишены привлекательности. Я хотел бы привести следующие комментарии специалистов:
«Как мало симпатий вызывает Персеваль Кретьена. Юнец без хороших манер, себе на уме, не слышащий, о чем его спрашивают, думающий только о себе и не способный сочувствовать чужому горю. Холодность французского поэта тесно связана с его низкой оценкой женщин, соответствующей общепризнанной ролью женщины в обществе». (Hertz. Parzival, S. 451).
«Кретьен и Гийо-Вольфрам изображают своего героя совсем по-разному, что объясняется их различным отношением к женщинам. Первый из авторов заставляет своего героя пережить массу приключений со служанками и потом жениться на Бланшефлор – все это еще до его первого похода к Граалю. В отличие от него, герой Вольфрама говорит о том, что до сих пор не знал женской любви. И нет никаких сомнений, что второй образ не только ближе к первоисточнику, но и совершеннее: Парцифаль мог достигнуть замка Грааля, только будучи очень молодым». WechBler, S. 158.
Утверждение автора несколько прямолинейно и скорее всего ошибочно. Большинство исследователей творчества Вольфрама отмечают, что в стихотворении, цитируемом О. Раном, великий поэт слукавил.
Его дорога привела
В престольный град Конвалуа,
Где Герцелойда молодая,
Без повелителя страдая,
Велела рыцарей созвать,
Чтоб мужа верного избрать.
Она, считаясь королевой,
Была не женщиной, а девой,
И с целью выбора владыки
Турнир затеяла великий.
(494, пер. Л. Гинзбурга)
Что же касается имени Парцифаля, то Вольфрам считает, что в его основе латинские «регсе» (повелительное наклонение от «регсег» – резать, буравить) и «bellement». «Парцифаль» переводят еще как «разрезаемый материал». Первоначальное значение этого имени было «Spring-ins-Tal» («Peritia – Vallem»), дословно соответствующее немецкому «Springinsfeld» («источник в долине»). Для сравнения см.: WechBler, S. 34, 135; Hertz, S. 490–492; Kampers, S. 56 и т. д.
«Что касается имен и построения генеалогического древа королей Грааля, нужно по меньшей мере отметить, что Вольфрам находится во власти собственной фантазии. Кретьен называет имена не сразу или вообще не называет, Вольфрам, наоборот, дает имена всем, даже второстепенным персонажам. Не придуманы ли эти имена впервые самим Вольфрамом, или его новые персонажи названы старыми именами, ранее встречавшимися в каких-либо произведениях о Граале (например, у Киота), – можно выяснить только при исследовании некоторых других старых французских трудов о Граале. Ни один автор не обошел вниманием произведения своих предшественников. Но где именно находится то, что осталось от Гамурета, Титуреля, Фримутеля, Анфортаса? Должны ли все сочинители, охотно использующие персонажи из чужих произведений и изменяющие их согласно своему сюжету, заключить между собой договор о том, чтобы обходить гробовым молчанием Киота и его труд? Отсутствие всяких упоминаний имен из старой французской поэзии я считаю доказательством того, что Вольфрам самостоятельно ввел все имена своих персонажей. Придумал ли он их сам или использовал известные имена для своих героев – остается только проводить специальное исследование…» Birch-Hirschfeld, S. 280–281.
Что же касается сказания о Парцифале и особенно легенды о Граале (к которой мы обратимся позднее и которая должна стать главным предметом нашего исследования), то я должен еще раз отметить упомянутое в текстовой части книги обстоятельство: с помощью уже известного, но переработанного эпического материала трубадуры прославляли своего покровителя: либо по собственному почину, либо следуя его заказу. Я должен уступить литературоведам и историкам право точного и окончательного установления того, воспевал ли Гийо действительно дом Тренкавелей из Каркассона. В своей книге я не ставлю целью идентифицировать тех из персонажей Вольфрама, которые могут доказывать, что Грааль Вольфрама-Гийо и катарский Мани – одно и то же. Тем не менее я пользуюсь возможностью указать на наиболее заметные отношения между персонажами придворной жизни романской поэзии и образами из «Парцифаля» Вольфрама в качестве направляющих линий для возможного литературно-исторического исследования.
У Вольфрама Артур – король Англии и представитель (символ) мира рыцарства. Нант – столица его королевства. Сводная сестра Артура, Сангива, была матерью Гавана, Беакура, Кундри и Сурдамур, чей супруг Александр был греческим царем.
В образе Артура и Гийо, и Вольфрам фон Эшенбах, вне всяких сомнений, воспевали английского короля Ричарда Львиное Сердце, о котором также скорбел трубадур Гаусельм Файдит. Наверняка Гийо познакомился с Гаусельмом Фай-дитом в Священной Земле, если до этого они не встречались при каком-либо романском дворе. Резиденцией Ричарда Львиное Сердце также был Нант. Сестра Ричарда вышла замуж за Раймона Шестого Бокерского («Beau rocher» или «belle roche» означает «прекрасная скала»; сходство с замком Вольфрама Беарош здесь очевидно). Довольно часто Вольфрам использует вместо географических названий собственные имена и наоборот. Первоначально имя Беакур означало название замка Бокер, в котором должны были праздноваться торжества, поражавшие весь западный мир. Сангива вышла замуж за «короля Лота» в Бокере. Не был ли Гаван воплощением дома Тулузы? Если да, то вся вторая часть «Парцифаля» – не что иное, как поэтическое прославление борьбы Англии с романской коалицией.
Мне кажется, что в таких персонажах, как Парцифаль, Гавейн, а также Анфортас, Гийо воспел не только представителей домов своего времени, но в их лице – и всю их династию. С этой точки зрения нам станут яснее родственные отношения, например, между домами Фуа и Комменж, приведенные в текстовой части книги. Не говоря уже о том, что все романские дворянские фамилии не только претендовали на одних и тех же животных-прародителей (волк, Ас-нар), они на протяжении веков состояли в более или менее тесном родстве. Генеалогическое древо, которое я привожу перед моими примечаниями, может пролить свет на родственные отношения между домами Тулузы, Анжу-Плантагене-тов, Каркассона, Арагона, Фуа и Комменж двенадцатого века. Подробная генеалогия может занимать не один том, как, например, 15-томная «Histoire generate de Languedoc» (Vic-Vaissette).
При проверке указания Вольфрама, что вместе с Парцифалем дом Анжу стал достойным войти в число рыцарей, отправляющихся за Граалем, следует также принимать во внимание родство между Анжу, Тулузой, Каркассоном и Фуа.
Мы установили, что Гавейн соответствует Раймону Шестому или дому Тулузы. Тогда вполне вероятно, что греческий царь Александр – воплощение Раймона Сен-Жилля, властителя Ливана, или даже Нуреддина, Саладина, а может быть – и Малек-Аделя, брата Саладина. Гийо был в Священной Земле, и как раз во время третьего крестового похода. Поэтому ему было хорошо известно, что дом Тулузы господствовал в Тире и Триполи. Вольфрам фон Эшенбах упоминает Александра вместе с Геркулесом. А в Тире с незапамятных времен находился храм Геракла-Мелькарта.
«Sacro catino» – знаменитый изумруд генуэзцев, исследованный в 1806 г. по распоряжению Наполеона и названный «оливково-зеленым глазом». Из достоверного источника у нас есть сообщение XII века от Вильгельма Тирского, согласно которому этот трофей достался генуэзцам при завоевании Кесарии. О более ранней его истории ничего неизвестно. В сказании лишь сообщается о том, что ранее он хранился в храме Геракла в Тире…» (Kampers, S. 85). Вероятно, стоит верить этим сообщениям.
По различным причинам, перечислять которые здесь необязательно, мы отождествляем Репанс де Шой с Эсклармондой де Фуа. Братья Репанс – Анфортас и Треврицент. Исходя из допущения, что отождествляемые Репанс де Шой и Эсклармонда – одно лицо, Анфортас отождествляется с Раймоном-Рожером де Фуа, Раймоном Другом трубадуров. Вероятно, «запретная любовь» Раймона Друта заключалась в его небезупречных любовных отношениях или в его неофициальных отношениях с Эрменгардой дю Тей, матерью Вольфа де Фуа, и с Эсклармондой фон Алион (см.: Пейрат, v. II, р. 262; Vic-Vaissette, v. VI, p. 564). Или, вероятно, они должны были определять его несколько двойственное отношение к катаризму, приверженцем которого он себя все же ощущал? Здесь следует еще раз указать, что графы Фуа были ленными владельцами Монсегюра и что романский табор и пещеры Орнольяка находились в их графстве. В образе Треврицента трубадур Гийо мог изобразить Гильаберта из Кастра (или, что представляется мне намного менее вероятным, патриарха еретиков Гауселин). В других стихотворениях о Граале часто упоминается отшельник, от которого Парцифаль узнал тайную весть о Граале. Только у Вольфрама ему дано имя и только у Вольфрама его образ жизни и вера становятся еретическими. Я уже неоднократно указывал на этимологические отношения между Фонтан ла Сальваш и пещерой Фонтанет. Я также упоминал о том, что в этой пещере находится алтарь-сталактит. Гильаберт из Кастра отправлял катарские церемонии в расположенной неподалеку от этой пещеры Орнольякской пещере Спульга и в Фанжо, в которой позднее поселился святой Доминик. Гильаберт из Кастра был одним из сыновей Белиссены, близко родственных домам Каркассона и Фуа. Таким образом, согласно Вольфраму Эшенбаху, Треврицент был братом Герцелойды, Репанс де Шой и короля Грааля Анфортаса. В связи с этим я должен также отметить, что катары и катарки называли друг друга «братьями» и «сестрами». В этом, возможно, ключ к решению вопроса о родственных отношениях персонажей у Гийо и Вольфрама.
Вольфрам резко отделяет от храмовников отшельника Треврицента, который тоже однажды был «у Грааля». Здесь мы наблюдаем деление романского мира миннезингеров: «верующие» рыцари и «совершенные». Тамплиерам соответствуют рыцари, Треврицент же – катар. Объяснение этому обстоятельству будет приведено далее.
Сыновья Белиссены – воплощение обращенных в катаризм романских рыцарей. Они владели замком Монсегюр как ленным поместьем, полученным от дома Фуа, они разделились на домены и они назначали патриархов, дияконов и министров еретического «клира». В «Песне Эсклармонды» и в других интерполяциях цикла Гуон речь идет о «tresor-Croissant». Отношение к «Croissant» угадывается по гербу «сыновей луны». К их владениям относится город Тараскон, также упомянутый в интерполяции «Гуон и калиф»: «segneurs, celle chit6 Terrascone а а поп». См. также: Schafer, S. 7 и 41 (CLXXXII, 11).
Одна из дев Грааля, названная в «Парцифале», – Флори де Люнель. Люнель – известный город Южной Франции, также населенный в те времена еретиками. По звучанию название «Terra de labur» напоминает «Terre de Lavaur». Родиной Орилуса Лаландского могла быть область к югу от Гаронны. И подобных созвучий (и не только чисто звуковых) – еще очень много…
Явное авторское преувеличение.
Об Амуре и Купидоне, о значении черного и белого цветов, о верности и вероломстве и прежде всего о камнях сапфире, изумруде, яшме, халцедоне и обо всех их названиях хорошо знали и Пейре Видаль, и Вольфрам фон Эшенбах.
С названием «Путь катаров» меня познакомил уже помянутый мною господин Гадаль.
Авторское преувеличение.
Пещеры Глейза расположены недалеко от Спульга де Орнольяк и соединены с ним через пещеру Отшельника и пещеру Рыб. Название «пещера Рыб» было выбрано мною и господином Гадалем потому, что в ней находятся катарские изображения рыб. Все эти пещеры находятся в горе Ке де Усса (слово «Kers» – кельтского происхождения и означает «гора») и защищены со стороны долины крепкой стеной. Селения Орнольяк и Буан в Сабарте также называют «Глейза». Название другой пещеры «Церковь» еще удивительнее, поскольку пиренейские крестьяне панически боятся пещер.
Пещера Ломбриве исследована мною и господином Гадалем на протяжении первых 12 км.
Самая опасная и таинственная из всех пещер Арьежа – «Пещера источника». На каждом шагу в полу зияют широкие трещины, из глубины которых с шумом вырывается вода. Во время грозы бывало и так, что проходящая через пористые камни вода преграждала нам обратный путь. По-видимому, в горе есть теплые источники, поскольку в этой и многих других пещерах температура такая, как в настоящей теплице. После окончания наших совместных исследований я намерен опубликовать специальную работу о найденных в «Пещере источника» фокейских, финикийских и, вероятно, эгейских захоронениях. Почти у всех склепов находили высеченных из камня «черепах», на которых была изображена рана от стрелы. Была ли эта черепаха тотемным животным названных культур, либо она символизировала дракона («tarask») тарасконцев (Тараскон – столица области) – мы еще точно не установили.
Все предметы, найденные в пещерах Сабарте, хранятся, за редким исключением, в частном музее господина Гадаля. Это относится и к находкам времени альбигойцев, из которых самый прекрасный экспонат – меч, найденный в селении Буан.
Катары были знакомы с учением об эманации, поэтому считали, что небесные духи выводятся из Божественной субстанции. (Dollinger, Bd. I, S. 134).
Решающим для постоянных странствий душ из одного тела в другое было свидетельство Петра, который говорил заключенным в тело душам, что им будет проповедовать Христос (1 Петр. 3:19), См. также: Dollinger, Bd. I, S. 143.
И. Кант «Естественная история неба (О небожителях)».
Roscher («Lexikon», статья: Золотое руно) называет золотое руно «классическим Граалем».
Силий Италик, стих 417 sqq.
Юстиниан XLIV, 1.
Плиний: Iberi populi ab Iberis Asiae orti (В книге: Garrigou «IЬerе et les Iberes»).
Дион Кассий, см. также: Vic-Vaissette, v. II p. 30, note 4.
Стефан Византийский: там же, прим. 1.
Зонара: там же, прим. 2.
Dausqueius: там же, с. 31, прим. 6.
Страбон, XI, 3.
Ср.: Movers: «Финикийцы»; Гумбольдт: «Испытание».
Ср.: Reinach. Orpheus. P. 58–59.
По поводу данных о находке в храме Геракла «sacro catino» генуэзцев я уже высказывался. См. также I Книга царств, XVI, 31 sqq.
Илхомбер ср. с Пейратом, напр., I с. 127; Абеллион – там же, с. XV. О поселениях финикийцев около Нарбонны см.: Movers, II, 2, с. 644 и 654.
Согласно Тациту (Германия, XLIII), в Германии одетый в женское платье священник приносил жертву двум божествам, соответствующим Кастору и Поллуксу, чьи имена были «Alcis».
Об Орфее см.: Reinach («Orpheus», p. 122); Loisy, cap. II.
Вольфрам сообщает нам со всей ясностью, что Грааль представляет собой камень. Он называет его «lapsit exillis» (правильно – «lapis ex coelis»). Считается, что этот камень находился раньше в короне Люцифера. Вольфрам также связывает этот камень с падшим ангелом и упоминает о его короне.
О сказании об аргонавтах у Нонна см. у Камперса, который видит в этой чаше небесный свод (S. 72). Нонн, греческий поэт пятого века из Панаполиса в Египте, создал как язычник эпос, бесценный для изучения цикла сказаний Дионисия: «Dionysiaca», а как христианин – стихотворный перевод Евангелия от Иоанна. Отсюда мы можем сделать вывод об однозначных отношениях между греческим язычеством и христианством на основе Евангелия от Иоанна, а также в связи с легендой об аргонавтах и «чашей».
Речь идет о волхвах, Мф.2:9-11.
В раннем, неканоническом Евангелии от Иакова сообщается о рождении Спасителя подобно рождению бога солнца из мировой пещеры.
Об отношении между преданием о лодке Аполлона, влекомой лебедями, и легендой о Лоэнгрине добавить, вероятно, нечего.
Вавилоняне называли своего бога солнца «Господином сферы». Поскольку теогония катаризма уходит своими корнями в вавилонский дуализм, то можно установить соотношение между легендой о Граале и вавилонскими сказаниями. «Легенда о камне из короны Люцифера» происходит из восточных сказаний. Несколько измененный ее вариант – сказание о камне из короны вавилонского дракона. Ей родственна арабская легенда о Каабе («КааЬа») – ангеле, который был послан Адаму, чтобы предотвратить его грехопадение. Когда первый человек все же впал в грех, ангел обратился в камень» (Kampers, S. 87).
Под словом «друиды» автор подразумевает только друидов Галлии.
«Персы с давних времен рассматривали всемирную историю как последовательность разворачивающихся во времени событий, каждое из которых открывается своим пророком. Каждый пророк имеет свой Hazar, т. е. власть в течении 1000 лет. Из этих следующих друг за другом отрезков времени, каждый из которых соответствует миллиону веков, приходящемуся на одного индийского Будду, складывается цепь событий, подготавливающих наступление царства Ормузд. В конце времен, когда заканчивается цикл смены тысячелетий, настает наконец рай. Тогда все люди становятся счастливыми, земля выглядит как ровная поверхность, и для всех ее жителей есть только один язык, один закон и одна власть. Однако этому должны предшествовать ужасные страдания. Дахак, сатана персов, разорвет тогда сковывающие его цепи и обрушится на землю. Затем придут два пророка для того, чтобы утешить людей и подготовить великое событие» (Renan, р. 82). Учение манихейства считает этими пророками, утешающими людей, Христа и Мани.
Найденная в одном из иберских захоронений голова Будды находится теперь в музее Ренна.
При Александре де Бернэй находились два изменника (Jobispater и Antipater), виновные в его смерти. (Birch-Hirschfeld («Epische Stoffe»), S. 21.) Пейре Видаль также упоминает Антипатера в связи с Александром.
Духовенство друидов пополнялось из специально готовящейся молодежи. «Время искуса» послушника длилось 20 лет, Большие требования предъявлялись к памяти неофита, поскольку священная литература друидов передавалась от учителя к ученику устно. Согласно Цезарю, друиды и всадники образовывали классы со свободным образом жизни, плебс же был полностью бесправным. Reinach. Orpheus, p. 177 sqq.
Согласно гипотезам последних десятилетий, смысл слова «друид» в его галльской («druis») и ирландской («drui») форме восходит к единому прототипу «dru-wid-es», «весьма ученые».
В виду, скорее всего, имелась омела, растущая на дубе.
В «Великом-Святом-Граале» рассказывается о том, что три стойки кровати для отдыха Соломона были изготовлены из древесины Древа жизни. Эта кровать стояла на судне, «представлявшем собой пример нового дома бога (т. е. церкви), и Соломон наблюдал оттуда за морем и так осуществлял волю небес».
О легенде о Талиезине см. также: Bose, Belisama, p. 93, а также р. 107 sqq.: финикийский Геркулес изображался в виде карлика… похожим на таких известных персонажей, как Гви-он, а также Огми или Альбион, которые были внешне сходны с этим финикийским богом. Поэтому он играл важную роль в мистериях бардов как хранитель «священной чаши».
Заметные параллели между эллинистическими мистериями и метаморфозами Гвиона можно найти у Луази (р. 79 sqq.),
«Остров Сена, – говорит Помпоний Мела (III, 6), – известен как резиденция галльского оракула, девять служительниц которого обладают властью над ветрами и штормами… Эти жрицы-друиды во имя святости сохраняют свою непорочность».
В связи с этим следует обратить внимание на распространенность числа «девять»: существует девять муз, девять жриц острова Сена и семь раз по девять дев Грааля.
К моему утверждению о том, что эллины считали страну кельтов местонахождением земли гиперборейцев и находившегося поблизости сада Гесперид, я хотел бы привести еще несколько аргументов:
Геспер, или Гесперус, был братом Атланта. Он превратился в звезду – Гесперус, которую также называют Венерой (Утренней звездой) и Люцифером (Вечерней звездой);
по теогонии Гесиода, гигант Атлант находился на Западе. Неподалеку от него и расположены сады Гесперид;
согласно Chompre (Dictionnaire de la Fable. 1800), название «Пиренеи» было галльским синонимом имени Венеры;
Павзаний сообщает, что гиперборейцы основали резиденцию дельфийского оракула;
Атеной (Athenaos), греческий грамматист и наукократ из Египта, цитирует по кн. VI гл. 4 («Признак учености») утверждение Полидониуса (Polidonius), что Дофинэ должна быть страной гиперборейцев (Bose, р. 193);
по Bose (р. 193), часть Бретани ниже Chilperich называлась также Dodonea.
Астирот – Астарта; Белькимон – Баал-Шемен, или Самин (сирийское божество); Белет – халдейский Вааль; Радамант – Радамантис, судья нижнего мира.
Деян. 2:46.
«Праздник света 25 декабря был в нехристианском мире Ближнего Востока, а также в дохристианскую эпоху празднованием рождения бога солнца – Гелиоса, Кроноса или Dusares, или Вааля в Сирии. Наступающее после длительного периода укорочения светового дня постепенное и медленное его удлинение представлялось в сознании людей как новое появление на свет маленького бога солнца. Так было и в Александрии, и в Сирии, и в Аравии…
С тех пор как в Ассирии – Вавилоне появилась великая богиня жизни и мать богов Иштар, тесно связанная со звездным образом юной девы, таинство зарождения и прибавления света и дарующий свет бог стали олицетворяться таинством рождения ребенка из материнского чрева молодой женщины». Rittel. Hellenistische Mysterienreligion und das Alte Testament, S. 33.
«Уже Юстин (Justin) подметил странные отношения между рождением Спасителя и рождением бога солнца Митры». Kampers, S. 70.
Луази приводит на с. 166 и 167 своего «Mysteres pai'ens» описание возникновения Митры: «Митра и солнце лежали вытянувшись перед столом. Бог держал рог для напитков, а солнце – чашу».
В Гаскони, стране басков, и вообще в Пиренеях встречались приверженцы культа Митры. Почитали ли Митру в пещерах Сабарте – я пока не могу выяснить доподлинно.
Присциллианство представляло собой родственный манихейству гностический энкратизм. Жестокое уничтожение его последователей – первый пример наказания смертью, которое применили для борьбы с ересью, – обусловило начало раскола между аббатами, которые одобряли процесс против Присциллиана и его сторонников и теми, кто проклинал это преследование. К последним относились Мартин Турский и Амвросий Медиоланский. См.: Lea Н. Bd. I, S. 239–240; Reinach. Orpheus, S. 351 и 383; Peyrat, Т. I, p. X sqq., 121, 286, Т. II, p. 8. Для специалистов особенно интересна книга Babut. Priscillien et le Priscillianisme. 1909.
В рамках этой книги я должен ограничиться упоминанием только самых необходимых источников по доктрине кадров. К уже названным в первую очередь надо добавить работы Шмидта, Деллингера, Пейрата и Гиро как общепризнанные по исследованию катаризма. Не говоря уж о том, что, за исключением редких газетных статей и упомянутой мною в предисловии брошюры фон Пеладана, катаризм никогда не связывали с поэзией, посвященной Граалю, как я уже отмечал, его считали кельтским, автохтонным по происхождению и лишенным дуализма течением. По этой причине я предпочитаю укрепившийся в Южной Франции с незапамятных времен языческий дуализм общей, вероятно, несколько односторонней картине привилегированного положения. Й все же эти отношения должны быть затронуты, чтобы мы, по крайней мере, не стали ни в чем противоречить Вольфраму фон Эшенбаху. В «Парцифале» так много языческих персонажей и названий земель, что все они неотделимы от предыстории Грааля, несмотря на то что «тайна языческого понимание Грааля не может считаться вполне обоснованной». Само название страны «Hiberbortikon», т. е. страна гиперборейцев, само имя Заратустры – великого творца законов маздаизма известно немецкому миннезингеру из замка Вильденштайн во Франции!..
Что до катаризма, то следует отметить следующее: между нероманскими катарскими сектами и движением альбигойцев, несомненно, были установлены и поддерживались тесные связи. Однако неверно до сих пор существующее мнение о том, что романский катаризм был вызван к жизни пришедшими с Востока миссионерами-еретиками только около 1000 года. Дуалистический момент был существенной составной частью иберской теогонии, поскольку иберы были родственны персам и иранцам, чей маздаизм считается классическим историческим примером дуализма. Мы не будем повторять уже сказанное о Диспатере, кельтском Люцифере, о взаимном влиянии друидизма, орфизма и учения Пифагора. Действительно ли Южной Франции нужны были «одна пришедшая из Италии женщина и один крестьянин из Перигора» или же один катарский «Папа» Никита, чтобы впредь все стали мыслить дуалистически? Нужен ли был альбигойцам один «неизвестный мастер», обладающий тибетской мудростью, чтобы внезапно постичь истину: земной мир – долина несчастий и только нирвана – истинная и конечная цель?
Мы знаем, что кельтиберские друиды – по меньшей мере, в Пиренеях – были обращены в христианство манихейцами. Сущность манихейства и состоит в том, что он упрочил свое положение наряду с маздеизмом-митраизмом и христианством, а также в буддизме. Этого одного было достаточно, поэтому пришествие одного такого мистического мастера, провозгласившего южным галлам в качестве нового учения странствия душ и счастье небытия, было бы уже лишним.
На Синоде в Сен-Феликс де Караман (1167 г.), созванном по призыву славянского еретического папы Никиты, альбигойцы познакомились с западным катаризмом и организовались по его примеру. Это стало первопричиной, побудившей, ввиду подготовки Рима к всеобщему преследованию еретиков, к объединению этих родственных, сформированных по сходным принципам, но в основе своего учения не единых «церквей Иоанна» – как они сами себя называли.
Тем более точным является сравнение, сделанное двумя ортодоксальными историками Гиро и Молла между ранним христианством и учением альбигойцев. Молла говорит в предисловии к «Наставлению инквизитору» Бернарда Ги: «Бернард Ги неправильно назвал ритуальные действия катаров «обезьяньим подражанием». Вместе с Гиро (Cartulaire de Prouille, Т. I, p. CXXXV sqq.) следует признать, что они исполняют сохраненную в первоначальном виде литургию раннего христианства. Замечание Ги можно трактовать лишь как незнание им (и его временем) раннецерковных обрядов. Сравнение Гиро между катарскими и раннехристианскими ритуалами в высшей степени показательно…» («Manuel de Tlnquisiteur» Bernard Gui, ed. Mollat, p. 12–13, note 1).
В первые века после Рождества Христова иудеи и язычники могли с одинаковым правом обратиться в истинную веру, однако Рим первым начал стремиться к главенству над церковью Афин и объявлять свое понимание веры единственно христианским и догматичным. Таким было и манихейство, как любое гностическое исповедание веры, одна из раннехристианских «церквей». То, что христианизированный друидизм – такой как языческо-христианская церковь Галлии – основывался на истинно просвещенных, могло свидетельствовать лишь в пользу его христианской сущности. В остальном мы должны отдавать себе отчет, что и в более поздние времена ортодоксальный аскетизм сознательно приближался к манихейству, когда объявлял отказ от плоти, называя ее врагом, неприемлемым душе. Так, святой Франциск говорил: «многие порицают своих врагов или соседей, когда они грешат или заболевают. Но они не должны этого делать, поскольку у каждого есть свой враг в самом себе – собственное тело, благодаря которому он и грешит. Поэтому благословен слуга Господа, не упускающий своего врага и защищающийся от него; ибо поступающему так не может причинить вреда ни один из видимых врагов». В другом высказывании он называет свое тело «ужаснейшим врагом и злейшим противником, охотно уступающим дьяволу». Согласно доминиканцу Таулеру, главе немецких мистиков XIV века, человек представляет собой лишь нечистую массу, сущность, наполненную злом и тленной материей, не вызывающую ничего, кроме отвращения. Это мнение полностью разделяли его последователи, хотя они тут же обращались к теме любви и милосердия (см. также: Lea Н. Bd. I, S. 100, anm).
На с. 66 1-го тома своей «Истории инквизиции» Г. Ли также отмечает: «Рассматривая движение этих еретиков (катаров) с их изменчивой судьбой, мы не должны забывать, что все наши сведения о них почерпнуты почти исключительно из трудов их противников и преследователей. Кроме нескольких вальденских трактатов и описания единственного ритуала катаров, литература этих еретиков полностью утрачена. Об их учении можно узнать только из таких трудов, в которых их ниспровергают или направляют на них ненависть народов; и об их борьбе и их судьбе мы узнаем только из сочинений их безжалостных врагов. Я не могу найти ни слова похвалы в их честь, которая была бы основана не на уступках или обвинениях их недругов; и когда я встречаю направленную против них клевету, то вижу причину лишь в вольном или невольном преувеличении – настолько очевидном, что данное свидетельство не имеет никакой исторической ценности. В целом же наши симпатии должны обратиться к тем, кто был готов терпеть преследования и смотреть в лицо смерти ради того, что они считали истиной. Ибо учитывая тот упадок, который они могли видеть в состоянии официальной Церкви, нельзя вслед за их ортодоксальными противниками считать, что они выходили из церковного союза затем, чтобы свободнее предаваться своим беспорядочным порокам».
См. также: Иак. 2:11: «Сладок иль горек бьющий из расщелины источник?»
Гал. 3:28; Колос. 1:20; Быт. 3:15; 6:2; 1 Иоанн. 3:9; Иоанн. 10:8; Schmidt Т. II, р. 21 sqq.; Dollinger. Bd. I, S. 144, 147, 165; Peyrat. Т. I, p. 361 sqq.
Уже Маркион около 150 г. н. э. попытался полностью отделить христианство от иудаизма. От его общины манихеи переняли отказ от иудейских традиций.
В связи с этим следует также напомнить, что в песне Гуона сатана назван Luciabel, или Lusiabel.
Дёллингер приводит пример и других противоречий между Ветхим и Новым Заветом, которые катары использовали для доказательства злобности Иеговы: «И в этом обнаружилась их противоположность: один указывал на слияние полов и на продолжение рода (Быт. 1:23), другой, однако, почитал за блаженство все бесплодное и запрещал одно только созерцание обнаженной плоти – так что один обещал царствие земное, а другой – небесное. Злой Бог приказал иудеям обмануть и ограбить египтян. Более того, он дал завет ненависти, поскольку именно ему адресованы слова Христа: «Вы слышали, что сказано: «Люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего»» (Мф. 5:43). Один завещал обязательное обрезание (за невыполнение – смерть), другой, через своего апостола, запретил его под страхом потери покровительства Христа (Галат. 5:2). Один, через своего законодателя, обещает евреям господство над многими народами (Числ. 15:6), другой, напротив, запрещает своим ученикам любое стремление к власти (Мф. 20:25). Один разрешает иудеям ростовщичество (Числ. 15:6), другой запрещает его (Лк. 6:35). Один заявляет, что, принося в жертву животных, можно искупить грехи, другой уверяет, что невозможно смыть свои грехи кровью быков и баранов. Тот обещает прийти «в густом облаке» (Исх. 19:9), этот, напротив, «живет в непреходящем свете» (1 Тим. 6:16). Тот не желает, чтобы люди приближались к нему и наказывает смертью всего лишь протягивание руки к ковчегу Божию (Исх. 3:5; 2 Сам. 6:6), этот же заявляет: приблизьтесь к Богу, и он приблизится к вам (Иак. 4:8). Заявляя, что «проклят пред Богом всякий, повешенный на дереве» (Числ. 21:23), Бог Ветхого Завета заранее проклял Христа» // Dollinger. Bd. I, S. 145–147.
Уже упоминавшийся ритуал катаров (известный по публикации Кунитца) проводили Исайя и Соломон – доказательство того, что альбигойцы не отказались полностью от Ветхого Завета (см. также Lea Н. Bd. I, S. 102). Согласно Деллингеру (Bd. I, S. 148–149), катары признавали книги пророков, Книгу Иова, Псалтирь и Книгу Притчей Соломоновых – другими словами, почти все книги пророчеств и книги поучений – если предположить, что они считали их лучшей, написанной под влиянием Отца закона частью Ветхого Завета. Особенно высоко они чтили апокрифическое «Видение Исайи»: habent quendam libellum Isaiae, in quo continetur, quod spiritus Isaiae a corpore raptus usque ad septem cjelos deductus est. Ср.: Dollinger, Bd. I, S. 150.
Мифы катаров о падении Люцифера, создании Земли, возникновении людей и истории Иисуса, напоминающие великие космогонические сказания Востока, я составил по трудам Шмидта и Деллингера, используя также приведенные ими первоисточники. Поэтому см. также: Schmidt. Т. II, р. 63 sqq.; Dollinger, Bd. I, S. 138 sqq. Согласно представлениям авторов апокрифов и западных катаров, первые люди были великанами (дополнение к Быт. 6:4). Эти «громилы» cognoverunt per daemones patres suos diabolus omnia creasse. Unde diabolus dolens eos ista scire, dixit: Poenitet me fecisse hominem (Быт. 6:6). См. также: Schmidt. Т. I, p. 70, note. 2.
Катары хорошо знали историю битвы Михаила с Люцифером, описанную в Апокалипсисе. Сатана был повержен, и вместе с ним с небес были низвергнуты жертвы его коварства, или, как сказано в Апокалипсисе, дракон, древний змей, захватил с собой третью часть всех звезд, т. е. ангелов. Откр. 12:7–9; 14:20. См. также: Dollinger, Bd. I, S. 137.
В прим. 4 к с. 138 Деллингер приводит народную версию о падении ангела, общепринятую на Юге Франции. Однако «существовали и общефилософские идеи, стоящие выше этих частных рассуждений и замечательным образом предвосхитившие учения современного рационализма. Согласно этим идеям, природа выступала на стороне Сатаны; после того как Бог создал Вселенную, он передал бразды правления природе, могуществом которой были созданы и упорядочены все предметы. Само порождение отдельных вещей происходит не по Божественному предвидению, а является результатом природных процессов, говоря современным языком – процесса эволюции или развития (самоорганизации). Эти натуралисты (как они сами себя называют) отрицают существование чудес и объясняют таковые из Евангелий путем своего толкования текстов. Впрочем, тем же самым вынуждены заниматься и ортодоксы. Натуралисты верят, например, что любимого Бога не стоит просить о хорошей погоде, поскольку только природа управляет элементами (стихиями). Они много писали об этом, и один их противни к-католик (Lucas Tudensis) согласен, что их сочинения привлекательны, особенно «Perpendiculum Scientiarum», о котором он пишет, что, благодаря своему философскому обрамлению и удачно выбранным отправным моментам, оно вполне способно произвести на читателя сильное впечатление». Lea Н. Bd. I, S. 109–110.
«Во французских и итальянских пророчествах о Мерлине говорится о короне вавилонского дракона с четырьмя драгоценными камнями и о такой же короне короля мифического Орбанта, Аурианса-Адриано. Последнего в названии главы, посвященной итальянскому пророчеству, отождествляют с вавилонским драконом. Корона этого властелина Орбанта случайно попала в море, и один рыбак принес королю Фридриху драгоценные камни, которыми она была украшена. Из такой формулировки следует, что камни из этой короны были в ней главным». (Kampers, S.103; см. также: S. 86). Не говоря уж о том, что немецкие легенды о королях очень созвучны поэзии о Граале, мне хотелось обратить внимание на то, как страх перед дьяволом породил целую мифологию о пении Люцифера, в котором видится всего лишь бывший ангел, лишенный духовности, но не подвластный Богу, т. е. олицетворение нашего мира. Возможно, в этом одна из причин того, что Церковь воспринимала катаров в союзе со Злом.
См.: Schmidt, Bd. II, S. 72 sqq.; Dollinger, Bd. I, S. 150 sqq.
Dicunt Christum phantasma fuisse non hominem // Schmidt, Bd. II, S. 38 note 1.
О «Aeon Jesus» Риттель писал (с. 38): «В эллинизме идея о приносящем исцеление и Спасителе была связана с богом света, а потому соединялась со световым днем и его изменениями. Для этого, в свою очередь, было необходимо соединение новых идей. Подобно естественной и практически самоочевидной связи между возрождением света и сменой времен года, представлялась связь между появлением нового света (рождением бога света) и появлением нового времени мира, Aion. Поскольку рождение бога солнца было соотнесено с календарными сроками, то же самое могло касаться и нового Aion. Поэтому Aion прежде всего абстракция (хотя бы наполовину), по меньшей мере– нечто безликое, время мира. Но когда новое время в своем проявлении становится темой торжества, оно также начинает «рождаться» точно так же, как ежегодно рождающийся заново бог солнца. Вместе с тем оно стало конкретной личностью и воспринимается прямо как божество».
Уже Керинф, современник Иоанна и первый христианский гностик, которому противники хилиазма (учения о тысячелетнем повторяющемся царстве) приписывали авторство откровения Иоанна Богослова, проповедовал, что вечная сущность Христа с помощью крещения стала единым целым с человеком Иисусом, но покинула его тело перед распятием. Ср.: Renan, р. 31. Согласно манихейству, распятие было лишь видимостью. См.: Reinach. Orpheus, p. 105. В представлении катаров, Христос послал на крест вместо себя демона, придав ему свой облик. Moneta, р. 256. Dellinger, Bd. I, S. 153.
Иоан. 2:4; Фил. 2:6; Иоан. VIII, 23: «Вы от нижних, Я от вышних; вы от мира сего, Я не от сего мира», – Schmidt. Bd. II, S. 36 sqq. Dollinger. Bd. I, S. 152 sqq., 189 sqq.; Peyrat. Т. I, p. 383 sqq.
Cum cogitaret Pater meus mittere me in mundum, misit angelum suum ante me, nomine maria, ut acciperet me. Ego autem descendens intravi per auditum, et exivi per auditum. Ср.: Schmidt. Bd. II, S. 41 note 2. Как и Афина, Христос происходит не из тела, а из головы. Также согласно трактату, приписываемому св. Августину, deus per Angelum loquebatur, et Virgo auribus impraegnabatur. Ср.: Peyrat. Т. I, p. 384; Schmidt. Т. II, p. 41.
Schmidt. Т. II, p. 78, 167, 169; Dellinger. Bd. I, S. 178. Абзац 3 ср.: Лк. 9:56: «Ибо Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать».
Только падшие души ангелов однажды вознесутся на небо, поскольку «никто не восходил на небо, но только сошедший с небес» (Иоан. 3:13). Сходные представления мы находим в «Парцифале» (468):
Никто не сможет захватить Грааль,
Ведь людям неизвестны Небеса.
Согласно учению катаров, после падения ангела не было создано никаких новых душ (Dollinger, Bd. I, S. 143). Во времена до Христа вообще никто не мог обрести душу. Кто хотел получить спасение, должен был после пришествия Христа еще раз войти в человеческое тело.
Здесь Вольфрам выдвигает вполне ортодоксальную мысль, что Христос стал человеком и позволил распять себя. Но затем, когда он говорит с непокорными, которых Господь оставил в аду, он не вполне согласен с догмой:
Предсказывал еще Платон,
Что вступит Истина на трон.
В пророчествах Сивиллы
Явленье высшей силы,
Которой мир спасти дано,
Предсказано давным-давно…
Так с тихим умиленьем
Внемли его веленьям!..
Вот перечень его примет:
Господь – есть негасимый свет,
Кого он озаряет,
Того он одаряет
Любовью, лаской, теплотой!..
(Пер. Л. Гинзбурга)
Надо также обратить внимание на то, что Вольфрам никогда не упоминает о ветхозаветных пророках, а кроме того, считает языческих философов и прорицателей предшественниками и предвестниками Христа.
Исарн (Isam), инквизитор и трубадур, изрекал только общепризнанные истины, утверждая, что ни один из верующих не может быть обращен в ересь катаров или вальденсов, если рядом с ним будет хороший духовный наставник (Lea Н. Bd. I, S. 67).
«Примечателен рассказ епископа Фулька Тулузского по поводу ответа, который дал ему рыцарь Понтий де Роделль. Когда епископ прямо спросил его в диспуте, почему тот не изгоняет столь явную ересь из своих владений, известный своей мудростью и верой в справедливость рыцарь ответил: «Как мы можем это сделать? Мы выросли вместе с этими людьми, у нас есть родственники среди них, и мы видим, что они ведут праведную жизнь». Против такой терпимости приверженность вере оказалась бессильной. Поэтому мы вполне доверяем рассказу монаха из Во-Сернэ о том, что почти все бароны страны были защитниками еретиков, давали им приют, искренне любили их и защищали от официального Бога и Церкви» // Lea Н. Bd. I, S. 155. Ср.: Puylaurens, cap. VII.
Число «совершенных» (perfecti) еретиков, вероятно, было небольшим. Ко времени первого крестового похода (в период расцвета катаризма) их насчитывалось не более семи-восьми сотен! Это не должно вызывать удивление, поскольку их доктрина требовала отказа от всего земного и длительных аскетических занятий, приводящих к подрыву телесного здоровья даже самых физически крепких людей.
Намного больше было число «верующих» (credentes). Вместе с вальденсами их было больше, чем правоверных католиков, принадлежавших почти исключительно Римско-католической церкви. – Конечно же, все сказанное относится только к Южной Франции.
В связи с разделением катаров на совершенных и верующих, см. также: 1 Кор. 2:6; Евр. 5:12–13; Loisy, р. 248; Reinach S. Orpheus, p. 104–105.
Верующих катаров называли также просто «христиане».
В замках и городах у катаров тоже были помещения для собраний. Ср.: Schmidt. Т. II, р. 111. В Монсегюре находился дом quae erat deputata ad faciendum sermonem (цит. no: Doat «Реестр Каркассона 1243 года», XXIII, f. 202a).
О благословении писали Шмидт (р. 116 sqq.); Деллингер (S. 230 sqq.). Слова благословения звучали так: «Pater et Filius et Spiritus sanctus parcat vobis et dimittat vobis omnia peccata vestra». Романская молитва звучала так: «Senhor, prega Deu per aquest pecaire, que Deus m’aport a bona fi». В ответ звучало: «Deus vos benedicat, eus fassa bon chrestia, eus port a bona fi». Schmidt. Т. II, p. 126 (цит. no: Doat, XXII, f. 110a)
О катарском обряде преломления хлеба, который также называли благословением хлеба, см.: Schmidt. Т. II, р. 129 sqq. О догме перемещения субстанции см.: Reinach S. Orpheus, p. 422; Hauck. «Transsubstantiation». О раннехристианском обряде преломления хлеба см., напр.: Loisy, р. 215.
Loco vero consecrati panis eucharistie corporis Christi, configunt quemdam panem quern appelant panem benedictum seu panem sancte orationis, quem in principio mense sue, tenendo in manibus secundum ritum suum, benedicunt et frangunt et distribuunt assistentibus et credentibus suis // Gui, Manuel… p. 12.
Апостол Павел также говорил, что община верующих должна быть «телом Христовым»: Римл. 12:5; 1 Кор. 12:13.
Об основах Церкви Любви см.: Schmidt. Т. II, р. 139 sqq.; Dollinger, Bd. I, S. 200; Peyrat, Т. I, liv. 6, cap. 1, p. 395 sqq.
He все катары считали Святой Дух Параклетом (parakletos). Чаще они называли его Spiritus principalis (согласно Пс. 1:14), который заслуживает поклонения наряду с Богом-Отцом и солнцем и является таким же творением Отца, как и его Сын, но величественнее всех других духов и столь невыразимо прекрасен, что в него «желают приникнуть ангелы» (1 Петр. 1:12). Но и тех духов, которые, согласно учению катаров, Бог должен дать душам в качестве их властителей – каждому телу соответствует одна душа (anima), а каждой душе один дух (spiritus) – некоторые еретики называли «святыми духами». Одна причина этого заключается в том, что все они происходят путем эманации от Бога и так же, как он, вечны, другая – что они не поддались попыткам Люцифера увлечь их с неба: из-за их более сильной и совершенной природы он не мог иметь над ними никакой власти. Эти духи, наряду с телами и душами людей, представляли собой третью составную часть человеческой сущности, но находились вне человеческих тел, в качестве властителей и правителей душ. И об этих духах, по мнению катаров, слова апостола Павла: «Так и вы, ревнуя о дарах духовных…»(1 Кор. 14:12). Пока человек не встретит определенного ему духа, он будет мертвым в духовном отношении. Этому соединению, согласно «крещению духом» (consolamentum…), должны способствовать свойства самого духа.
От Spiritus principalis и от этих духов – правителей душ отличаются еще и «семь духов», которые, согласно Откровению Иоанна Богослова (1:4), находятся перед Божественным престолом. Один из них – их заступник. Ср.: Dollinger, Bd. I, S. 137–138, 155 sqq.
Обычно преобладает соответствующее Евангелию от Иоанна убеждение, что заступник Святого Духа – он сам. Ср.: Иоан. 14:16 и 26; 16:7 и 13.
О мистическом Манисола (или Манилоса) катаров см. также отрывочные сведения у Пейрата (Vol. I, р. 399) и у Шмидта (Т. II, р. 138), который называет ее Малилоса или Малисола, согласно Экберту Кельнскому, брату святой Элизабет и Дюканжу (Glossarium mediae et infimae latinitatis, 1840, статья «Веша»). Возможно, Экберт выводит это имя не от Мани, а от «malus», что означает «зло». Согласно некоторым хронистам, Грааль был «не священным раем, а греховным местом» или даже «еуп ghelogen dynck, dat eyn koning sy, dar de lude leven in vrolycheyt wente an de jungesten dach». Ср.: Kampers. S. 117. Abel. Sammlung etlicher noch nicht gedruckten alten Chroniken. 1732; Diesenbach. Glossarium Latino-Germanicum mediae et infimae aetatis. 1857, S. 268. Dudemans: Bijdrage tot een Mittel – een Oudnederlandsch Wordenboek, 1871. Bd. II, S. 727.
С индийским Мани ср. Larousse, статья «Mani». Слово «Мани» найдено также в знаменитых надписях на индийских храмах и отвесных скалах: «От, Mani padme, Hum!» Словом Мани будто бы называли смарагд (по-другому – «камень мудрости», или «камень непорочности»).
Катары не верили в Марию как земную мать Христа. Эту личность они воспринимали исключительно как символ. Мария была для них Мани, богиня духа и любви, т. е. заступник. Катаризм еще было принято называть «Церковью заступника». Насколько справедливо такое название, можно оценить по тому факту, что альбигойцы называли Марию своей «церковью»: Item, beatam Mariam Virginem negant fuisse veram matrem Domini Jhesu Christi, nec fuisse muliererh camalem, sed sectam suam et ordinem suum dicunt esse Mariam Virginem, id est veram penitenciam castam et virginem que generat filios Dei, quando recipiuntur ad eamdem sectam et ordinem. Инквизитор Ги, с. 14. См. также: Vidal. Doctrine et morale, p. 387.
Истории средневековья хорошо известно, что общепринятую в данное время веру сравнивали с драгоценным камнем. В связи с этим мне вспоминается, прежде всего, необычно популярный в средние века духовный роман о Вар-лааме и Иосафате – не что иное, как христианская модификация жизнеописания Будды в индийских традициях. Этот преобразованный вариант, первоначально созданный, вероятно, в Иране, позднее распространился по всему западному миру посредством своей греческой версии. Герой этого романа – христианский монах, переодетый купцом и совершающий путешествие по Индии с целью обратить в христианство принца Иосафата, точнее: Иоасафа (Будду). Варлаам находит возможность побеседовать с принцем под тем предлогом, что хочет показать ему дорогой камень, обладающий силой излечивать слепых и глухих. Однако на этот камень без опаски может смотреть только человек с непорочным и чистым сердцем. Принц охвачен желанием увидеть этот чудодейственный камень. Варлаам отвечает ему, что сможет показать камень лишь после того, как испытает мудрость его ума. С помощью целого ряда сравнений и аллегорий Варлаам разъясняет Иосафату достоинства христианской веры.
В «Притче о драгоценном камне» монах сравнивает христианство с драгоценностью, которая становится доступной только тому, кто чист душою. В «Притче о богатом юнце и бедной христианке» отец девушки отдает свою дочь замуж за молодого человека, выдержавшего испытание, и делает его наследником несметных сокровищ. Все это должно означать: кто избегает суетности мира и земных богатств (богатой невесты), посвящает себя христианской жизни в бедности (женится на бедной христианке), тому наградой будет сокровище, т. е. райская жизнь!
Но этим еще не исчерпываются мотивы, сходные с «Пар-цифалем» Вольфрама. Заслуживает внимания и эпизод, в котором Иосафат должен быть соблазнен привлекательной девушкой по замыслу волшебника Тевды. Поэтому у нас есть все основания предполагать, что Вольфрам намеренно (а не по недоразумению) делает камень воплощением стремления к раю.
В провансальской прозаической редакции полюбившегося и катарам романа о Варлааме и Иосафате, в отличие от его греческого и латинского первоисточника, существует много поучительных сокращений. Среди прочего подверглись сокращениям все речи Варлаама на темы духовности, особенно касающиеся глупости идолопоклонства, и об обряде крещения. Пропущены описания величия Бога и великолепия его творений, а также обоснование почитания икон.
Для сравнения особенно интересны: «Die proven§alische Prosa-Redaktion des geistlichen Romans von Barlaam und Josaphat (hsg. von Heuckenkamp), 1912, S. XLVII, XLVIII, L, LX, LXI; Kuhn. «Barlaam und Josaphat» (Abhandlungen der philos.-philol. Classe der Kgl. Bayer. Akademie der Wissenschaften. Bd.20), 1897.
Индийская мифология содержит упоминание о раздающем подаяния Будде, который все снова и снова покрывает себя едой, и о Чинтамани, камне, исполняющем желания. О нем писал Камперс в своей «Духовной стране света и священном Граале»: «некоторые особенности индийской легенды о Чинтамани и особенности нашего сказания о Граале очень сходны; в этом камне желаний, испускающем денно и нощно свет, дающем каждому еду и питье в изобилии и хранившемся в замке пятисот богинь у королевского сына Гедо-на, можно разглядеть даже прообраз нашего сказания о Пар-цифале». См: Kampers, S. 93; Nutt. The Buddha’s alms dish and the legend of the holy grail // Archaeological Review, June, 1889.
Итак, в Святом Духе (Spiritus principalis), в Мани или в Заступнике катары видели одну из ипостасей бога Paredra, женскую сущность, мать Логоса. В определенном смысле он соответствовал Майя-Марии теогонии доисторического периода. Как известно, Майя была матерью Гаутамы Будды и под именем Майа – матерью богов-посыльных Гермеса и Меркурия. Символом этой virgo caelestis издавна была луна. Скандинавское божество Манни – северный вариант этих восточной лунной богини и матери богов. Я считаю установленным, что индийская Майя была богиней видимого мира, Иллюзией (тауа). Дева-земля, согласно Вольфраму фон Эшенбаху, была также «матерью двух людей»:
Земля, что девственно цвела,
Адаму матерью была.
Она давала ему пищу
И слыла вечно молодой.
Нет краше девственности в свете —
Сам Бог был сыном Девы этой!
Двух сыновей на белый свет
Произвела Земля. В ответ
Господь позволил людям слабым
Вершить суды. Увы! награда
Была неверно принята…
(464)
О «крещении духом» у катаров см. также: Schmidt. Т. I, р. 119 sqq., 123 sqq.; Dellinger. Bd. I, S. 143, 153, 191, 204. Peyrat. Т. I, p. 378 и др.
Et configuunt, tanquam simie (!), quedam alia loco ipsorum, que quasi similia videantur, confingentes loco baptismi facti in aqua baptismum alium spiritualem, quern vocant consolamentum Spiritus Sancti, quando videlicet recipiunt aliquam personam in sanitate vel infirmitate ad sectam et ordinem suum per impositionem manuum secundum ritum suum execrabilem(!). Gui, Manuel… p. 12.
«Крещение духом» имеет аналог в виде орфической мистерии, совершающейся с целью предотвратить после прекращения жизни человека возвращение души в другое тело. Определяющими для веры катаров в переселение душ стали слова апостола Петра, говорившего о том, что пойманным в Кегкег, т. е. в тела, духам и не обретшим во времена Ноя веру, проповедовал Христос (1 Петр. 3:19; ср.: Dollinger. Bd. I, S. 143; Schmidt. Т. II, p. 46).
Ср.: Schmidt. Т. II, p. 83 sqq., 94; Peyrat. Т. I, p. 104.
«Традиции, касающиеся одежды еретиков, вероятно, восходят к kosti и saddarah маздеизма, священным одеяниям и рубашкам, которые должны носить все верующие. Их использование в учениях Авесты и брахманов показывает, что они берут свое происхождение в доисторическом периоде, еще до отделения арийских народов. Среди катаров носящие такие одежды были известны во времена инквизиции под названиями haereticus indutus или vestitus. Они были персонажами всех еретических мистерий» // Lea Н. Bd. I, S. 101.
«В одной из интерполяций писем пресвитеров, в которой (конечно же, только после «Парцифаля») вставлено сказание о главе Священников, точно переведенное с латинского Освальдом Писцом, говорится о том, что духовные чины особой чистоты состояли на службе в капелле, куда мог прийти любой…
Когда они собирались принести жертву, они снимали одежды…
Это не изобретение фантазии, на которое способен любой человек. В этих немногих строках оживает гностическая легенда о небесной поездке Pistis Sophia. Порог капеллы символизировал границу космоса. Здесь эти священники должны были оставить свою материальную, телесную оболочку; здесь они получали «платье великолепия», «платье света». В еврейском предании раввин Перахья снимает– одежды перед вратами неба. Только облаченный в воздух рая, он может видеть великолепие небес. В маздеистском предании рассказывается о том, как одежда «из плоти и крови» заменяется «сверкающим одеянием». Похожие эпизоды есть во многих других преданиях;
Согласно древнему гностическому представлению, все избранные получают на небе одежду великолепия. Отсюда берут свое начало и рассказы о небесных одеждах, о них же идет речь в сказании о рае с его ступенчатой лестницей в «Аполлонии». Это единственно возможное значение не оставляет больше сомнений о том, что упомянутая выше капелла представляет собой только лишь вариант райского дворца главы священников и воплощает идею постоянно расширяющегося Царства Небесного душ…
Стол в мифах и сказаниях Востока всего лишь дает пищу и питье; в сказании о главе священников он творит чудеса; в арабо-испанских преданиях он или равноценный ему ларь – в большой почести; увеличивающаяся в размерах часовня – символ святости. Поэтому я пришел к заключению, что поскольку ларь, который может увеличиться до размеров часовни, является отражением Божественного трона мира и горной обителью покоя, то он – не что иное, как Грааль. Таким образом, Грааль – царство райского наслаждения, к которому стремится светлый герой Парцифаль, но он же – дворец вечного сна, желанная цель Анфортаса. Такая интерпретация соответствует общепринятому толкованию термина «Грааль» как атмосферы счастья в более поздних немецких стихотворениях» // Kampers, S. 96–97.
В другом месте (S. 101) Камперс говорит также, что «Грааль – царство мирового счастливого духа и камень – символ этого царства». Поэтому, учитывая мои развиваемые в текстовой части рассуждения, дополненные моими замечаниями, мы имеем все предпосылки для следующих выводов.
Грааль был средневековой Церковью Любви и одновременно ее символом! Для катаризма внешний мир был иллюзорным, а люди жили своей «жизнью, неотличимой от смерти». В земном смысле слова, катары, «совершенные» Церкви Любви, были уже мертвыми в этом мире. Они пребывали в «царстве прощенных», в котором наслаждаются райским воздухом «приближения к Богу», как гностики называли избавление. Человек однажды попал с небес в земной рай и, только будучи изгнанным из него, пришел в этот мир. «Чистые» возвращались из мира в «рай», снова открытый благодаря Евангелию Христа, из которого, как они верили, они могут вернуться на небо, в царство духа, после окончательного отделения души от тела.
В Марии катары видели символ своей Церкви Любви, которая воплощала женский принцип божества Santa Gleisa и была Церковью Высшей Любви. Эти взгляды были вполне естественными, хотя и в высшей степени еретическими. Для них Мария была христианской «Майей» (для необразованных язычников еще не матерью Бога, но матерью богов), и даже Мани – плодотворный принцип, дающий любовь к ближнему и дарящий небесного Манна (Manna). Так во времена язычества в Эфесе поклонялись Диане, на фригийской горе Ангдистис под знаком метеорита – Кибеле и в Вавилоне – богине Иштар. Иштар, как известно, символизировала Люцифера – Венеру, вечернюю и утреннюю звезду, которую эллины называли также Геспером. Так замкнулся круг, в котором заключены сады Гесперид с их Чашей возрождения, корона Люцифера, или вавилонского дракона, и грешная гора Грааля-Венеры.
Теперь нам также понятно, почему Эберт Кельнский (сестра которого, святая Элизабета, исповедовалась у пользующегося самой дурной славой немецкого инквизитора Конрада фон Марбурга) из Манисолы (утешение высочайшей любовью) сделал Малисолу (помощь от Зла) и почему правоверное христианство прокляло Грааль и пошло против него походом.
Грааль – каким его нашел Вольфрам с помощью своего поручителя Киота – был катарским христианством и одновременно его символом – драгоценным камнем, будто бы выпавшим из короны Люцифера!
Об эндуре см.: Molinier. Endura; Schmidt. Т. II, р. ЮЗ; Dollinger. Bd. I, S. 193, 221, 225.
«Guillelma (из Тулузы) recepta per haereticos, in abstinencia quam ipsi vocant Enduram multis diebus perdurans… mortemque corporalem sibi accelerans, sanguinem minuendo, balneum frequentando, potumque lettiferum ex succo cucmerun silvestrio inmisso in eo vitro fracto quo frangentur eius viscera in fine, ut finiret celerius petitum, avide assumendo, ad mortem festinavit aeternam». Другая еретичка «posuit se in Endura ut moreretur in ea, et balneabat se, et in dicto balneo fecit sibs minui…quia timebat capi per inqusitores, et ut citius moreretur». Или они держали наготове какой-либо острый инструмент: кинжал илл шило… См. также: Schmidt. Т. II, р. 103.
В связи с «горой очищения Данте», Камперс (с. 62 sqq.) сообщает следующее: «Происходящее от индийских мифов представление о высоких, до небес, непреодолимых горах, у подножья которых (или на вершине) находится райский сад, сохранилось на протяжении всего средневековья. Уже Ефрем Сирин воспел такую райскую гору. Она строилась постепенно, достигая все большего великолепия.
Слегка лишь виднелось сокровище
Над кромкою каменной кладки.
Но было дороже оно
Любой драгоценности мира.
Ефрем также знал, что драгоценные камни лежат в раю повсюду, а мужчины и женщины облачены в развевающиеся светлые одеяния.
Перед поэтическим взором Данте восстают (нам неизвестно, при чьем участии) величественные картины, представляющие гнозис из рассуждений на мифические и библейские темы.
Гора со ступенями в его интерпретации стала горой очищения. Душе предстоит пройти семь ворот. Выше последнего огненного прохода царит пощада и празднуется брак гностической Софии с Христом. Стихотворение Данте об очищении души во время путешествия заканчивается шествием невесты Беатриче под мировым деревом на вершине горы земного рая. И «возлюбленная первой любви», «окруженная светом» (так Данте называл свою Беатриче – совсем как гностики свою Софию), нарисована красками гностических традиций. Описание невесты под деревом – всего лишь позднее преобразование мотива священного таинства плодородия, которое выражается в священной свадьбе небесного бога с земной богиней на горе богов под деревом, обнимающим своими ветвями весь мир».
«Нам нелегко указать, что именно в учении катаров наполняло людей таким одухотворенным стремлением к мученичеству. Но действительно, ни одна другая религия не могла назвать больше своих приверженцев, которые, полные решимости и радости, предпочитали смерть, выбирая ужасные ее формы, вместо того, чтобы стать отступниками своей веры. Если кровь мучеников действительно была бы для Церкви семенами веры, то манихейство стало бы сейчас господствующей религией в Европе. Отчасти это происходило потому, что, согласно вере катаров, мучительная смерть обеспечивала душе возвращение к Богу.' Однако человеческие слабости не позволяют духу всегда столь регулярно торжествовать победу над телом, как в случае катаров, чье стремление к мученичеству почти стало притчей во языцех. Во время первых преследований, сведения о которых дошли до нас (это произошло в Орлеане в 1017 году), 13 из 15 катаров остались несломленными, даже уже увидев разожженные для их казни костры. Они отказались отречься, хотя от этого зависело их прощение, и своей стойкостью повергли в изумление всех зрителей.
Те, кто был сожжен в Кельне в 1163 году, произвели сильнейшее впечатление своим радостным ликованием, с которым они вынесли страшное наказание; об их вожде Арнольде рассказывают даже, что будучи уже наполовину сожженным, он положил еще целую руку на головы своих спутников, охваченных смертельным ужасом, со словами: «Будьте твердыми в своей вере, ибо уже сегодня вы будете у святого Лаврентия». В этой группе еретиков была одна прекрасная девушка, чья невинность вызывала сочувствие даже грубых палачей-наемников. Ее вытащили из пламени и ей пообещали, что либо выдадут ее замуж, либо отправят в монастырь. Она вроде бы согласилась и оставалась спокойной, пока остальные не умерли. Потом она попросила охранников показать ей «совратителя душ». Они показали труп Арнольда. Тогда она внезапно освободилась от уз и бросилась, закрыв лицо платьем, на останки своего учителя, чтобы сгореть вместе с ним и отправиться в ад. Еретики, которые в это время были обнаружены в Оксфорде, отказывались просить пощады и повторяли слова Христа: «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царствие Небесное». И после того как им был произнесен приговор, обрекающий их на поругание и медленную смерть, они радостно пошли на казнь во главе со своим вождем Герхардом и запели: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня». Во время крестового похода против альбигойцев набожные крестоносцы после взятия замка Минервы поставили пленных перед выбором: либо те отрекутся, либо будут преданы огню. 180 человек предпочли отречению костер, по поводу чего рассказывающий об этом событии монах спокойно заметил: «Без сомнения, все эти мученики от сатаны из временного пламени попали в вечное». Опытный инквизитор, Бернард Ги, рассказывал нам, что обычно катары либо благодаря усилиям инквизиции наставляются на путь истинный, либо готовы умереть за свою веру, в то время как вальденсы поспешно делают вид, что обратились в истинную веру, лишь бы ускользнуть. Такое несгибаемое упорство, как убедились ортодоксальные писатели, не имеет ничего общего с мученичеством христиан, а вызвано сатанинской сердечной черствостью». Lea Н. Bd. I, S. 114–116.
Ср.: Schmidt. Т. И, р. 82 sqq., S. 93 sqq.; Dollinger. Bd. I, S. 180–181. В первых рукописях также отчетливо прослеживалась тенденция использовать учение о переселении душ для объяснения очевидной несправедливости Бога. Ср.: Lea Н. Bd. I, S. 109, 122.
Ср.: Peyrat. Т. II, р. 78; Lea Н. Bd. I, S. 109, 122.
Когда в 1052 году в Госларе катарам грозило повешение, они все равно отказались сами убить курицу. В XIII веке такой отказ считался верным средством изобличить еретика. В 1045 году еретики были обнаружены в Шалоне, и тамошний епископ обратился к епископу Вазону Люттихскому с вопросом, что ему делать с ними и не позвать ли на помощь «Мировую руку», чтобы помешать «яду» испортить целый народ. На это добрый Вазон возразил, что они должны положиться на Бога, «ибо тех, кто сейчас наш мир считает сорной травой, Он может собрать как пшеницу, когда придет время урожая. Тех, кого мы считаем врагом Бога, Он сам может поставить на небесах над нами». Вазон также обмолвился, что, как он слышал, еретиков обычно распознавали по их бледной коже. Тот факт, что бледность считалась верной приметой носителей ереси, был в то время совсем не новым. В IV веке эту особенность считали надежным признаком гностических и манихейских аскетов-присциллианцев (Sulpic. Severi Dial. III, гл. XI), и Иероним поведал нам, что ортодоксов, становившихся бледными от поста и самобичевания, метили каленым железом как манихейцев (Hieron. Epist. ad Eustoch., 5). До конца XII века бледность считалась признаком катаров. Ср.: Lea Н. Bd. I, S. 121–122. В другом эпизоде Вольфрам говорит о Тревриценте:
Свой меч, и удаль, и отвагу
Он отдал Господу в награду.
Служить Любви Его желал —
И славу вечную стяжал.
(823, пер. Л. Гинзбурга)
Вольфрам фон Эшенбах: 459. О «ларе» в пещерной келье Треврицента Вольфрам позднее пишет:
За сокровище драгоценное его,
Я отблагодарил превыше всего.
И рака, где оно лежало,
Ярче клевера молодого сияла.
И из камня, что дал мне Чистый,
Мне пришлось ее вытесать быстро.
(498)
О «сокровищах Соломона» ср.: Kampers, S. 26, 27, 33, 39, 54, 66, 80, 81, 85, 94.
Кельтский Авалон – остров. В отношении Авалона используют (в плане эпитетов) и остров, и долину, и гору, и страну (яблочную), и дворец. Видимо, на острове рельеф был довольно разнообразный, поэтому у различных авторов наблюдается и достаточная свобода в плане «привязки» названия к «месту/рельефу».
Также применяются формы названий: Броселиандский лес, Броселианд. Именно в этом лесу, по преданиям, находится гробница Мерлина.
О «священной рыбе» ср.: Reinach S. Orpheus, p. 29–30; (Cultes) III, p. 43. Kampers, S. 35, 71, 74, 75. WechBler, S. 130, Renan E., p. 238. В отличие от других ограничений, катары ели «альбигойскую» рыбу и пили вино.
В качестве литературы о Сабарте подходят лишь очень общие работы Гарригу («Foix») и Гадаля («Ussat-les-Bains»). О Вольфе из Фуа см. прежде всего: Peyrat (Inquisition, Т. I–III). Процитированная фраза из каркассонских инквизиционных реестров взята у Doat (цит. по 2-му тому Albigeois et rinquisition). «История альбигойцев» Пейрата – единственная работа об агонии катаризма в пещерах под Тарасконом. Гарригу и Гадаль, оба родом из Тараскона, в ходе своих археологических исследований в пещерах Сабарте нашли некоторые свидетельства трагедии этих еретиков, но упомянули об этом лишь вскользь. Пейрату было известно только о пещерах Ломбривэ, в которых, как он верил, можно увидеть spulga Ornolaco. Существование spulga Ornolaco вне Ломбривэ он не допускал. Гиро посвятил Вольфу из Фуа специальную главу в своем Cartulaire de Proiulle, но она далеко не полная. См. также: Vic-Vaissette, Т. VI и IX.
О haereticatio Эсклармонды ср.: Пейрат (Civilisation Romane), напр., р. 329. Обратите также внимание на: Palauqui. Esclarmonde de Foix; Guiraud. Saint Dominique (p. 56). N’Esclarmonde и т. д.: «Эсклармонда, Ваше имя означает, что Вы действительно освещаете мир (мир – топ) и что Вы чисты (чистый = топ), поскольку Вы поступаете только справедливо. Вы достойны носить такое прекрасное имя» – ср.: Coulet (Montanhagol) С. 28, 97, 103, 106. Стихотворение Мон-таньяголя относится, вероятно, не к Эсклармонде де Фуа, а к ее племяннице Эсклармонде д’Алион. В фольклоре до наших дней сохранилось только одно имя Эсклармонда. Об этом см. также: Magre, р. 93–94.
Монмур, замок фей Оберона.
Отношения между циклом Гуона и поэзией о Граале остались, насколько мне известно, без должного внимания. В рамках этой книги я могу лишь упомянуть о наиболее очевидных моментах.
Я уже отмечал, что катары также называли сатану Люцифером. Мы уже говорили и о Ваале, или даже об Абеллионе. Как известно, Люцифер – это перевод на латинский греческого Phosphoros (несущий свет), как названа вечерняя и утренняя звезда. Как мы неоднократно отмечали, древние также использовали для этой звезды имя Гесперус. И цитируя Библию (Исай. 14:12): «Как упал ты с неба, денница, сын зари», средневековые отцы церкви имели в виду Князя Тьмы, в то время как «утренняя звезда» Исайи – это всего лишь свергнутый царь Вавилона.
О сказании об Ортните (Ortnit) см. также: Jiriczek (Deutsche Heldensage, 1908), с. 16, 165, 168: «король гномов» Алберих (Alberich – князь эльфов) напоминает по своему положению Оберона (французское произнесение немецкого имени) во всем известной (благодаря романтическому эпосу Виланда) французской легенде о Гуоне из Бордо, который с помощью Оберона похитил дочь султана. Имя Махорель получил свирепый отец невесты от султана Малек-аль-Аделя, а бои за невесту были перенесены в Montabur, Mons Tabor, сарацинскую крепость, построенную в 1212 г., безуспешно осажденную крестоносцами в 1217 г. и снесенную сыновьями Махореля в 1218 г.».
Полезные замечания об отношениях между названиями Мунсальвеш, Монмур и Монсегюр можно найти в опубликованных Шэфером и уже обсуждавшихся «Интерполяциях». Мне также не хотелось оставить без внимания тот факт, что в пиренейском Tabor находится pays de Sault, родина и домен Эсклармонды д’Алион. «Sault» происходит от латинского корня и означает «роща» (saltus=bocage=Hain). Для более полного исследования могут оказаться полезными работы Палоки: «Если обратить свой взор на предыдущие столетия, то можно с уверенностью сказать о римском происхождении крепости Монсегюр, которая является звеном в целой цепи крепостей, сооруженных римлянами от Атлантики до Средиземного моря. Многие авторы отмечают, что около 1890 года в деревне Монсегюр, расположенной в глубине долины, среди развалин замка был найден древний камень с датой: CCXLI, означающей год строительства Castellum’a и, возможно, время первоначальной застройки. Традиция, и поныне сохранившаяся в этих краях, также говорит о том, что некие сарацинызаняли эту неприступную крепость. Один автор – г-н Госсен – выделяет названия местностей, которые говорят сами за себя: фермы Moro, Moreos,поля Ben-Ais, Massa-Barac,названия семейств Al-Da-Bram, Al-Douisи т. д.». // Palauquis. «Esclarmonde», p. 28. См. также уже упоминавшиеся работы Гарригу.
В рукописи 1451, 203 г 36, также опубликованной Шэфером, значилось: «графиня Эсклармонда, которая потом стала феей»! Царство фей Эсклармонды – срединный мир между жизнью по ту строну защищенного волшебного леса и райской жизнью. Это то же самое, что Terre de Salvasche Вольфрама. По крайней мере, Эсклармонда поет песню о земном рае. Когда Гуон сорвал три яблока с arbre de jouent, голос сказал ему:
Если ты пойдешь направо, то вскорости Ты обретешь совершенное место земного рая.
Schafer, S. 28
«Роман в прозе «Perlesvaus» проливает свет на этот удивительный замок. Уже имена, которыми он назван: Edem, Chastiax de Joie, Chastiax des Armes (Эдем, Замок радости, Замок прощенных душ), характеризует его как вместилище душ, полное тайн. Стремящемуся попасть в блаженный край следует преодолеть водную преграду. Там он найдет и прекрасную долину, луг Асфодель древних. На нем растут драгоценные яблони – образ, напоминающий античное представление о садах Гесперид. В сказаниях о Граале то там, то здесь мы встречаем другие остатки древних верований в рай, заставляющие нас признать взаимосвязь между этими мифами разных народов и замков чудес» // Kampers, S. 42–43.
А также «в «Младшем Титуреле» Грааль парит в драгоценном ларце над горой Оникс». Ср.: Kampers, S. 95.
Мунсальвеш и Монсегюр.
Этимология имен Мунсальвеш, Монсальват и Монсегюр подробно рассмотрена ранее.
Многие считали, что тамплиеры (рыцари храма) могли быть примером для «храмовников». Однако теперь чистую женскую службу и представление о женщине как о хранительнице светского и религиозного мира любви не отделяют от поэзии о Граале. Между рассмотренными «храмовыми домами» и крепостью Грааля находится непреодолимая пропасть; подозрение в содомии, вероятно, единственное из многих, предъявленных тамплиерам, дает основание вообще не говорить об этом. В остальном я ссылаюсь на Магра («Le myst£re des Templiers» в «Magiciens et Illumines»): «…Именно около 1120 года в Иерусалиме волшебная мечта воплотилась в гениальном уме основателя ордена тамплиеров Гуго де Пэйна. Он считался добрым христианином, но любил рассуждать о еретических доктринах со своим соратником по оружию, уроженцем Тулузы, Жоффруа де Сент-Адемаром (а не Сент-Омэром, как обычно пишут), который, как и все люди его народа, находился под сильным воздействием катаризма. Тамплиеры пошли по третьему пути, открытому перед людьми помимо пути познания и пути любви, – они пошли по пути действия…
Оплевание креста означало освобождение тамплиеров по отношению к Римской церкви; отныне они не служили Духу. Они подчинялись более высокой Церкви, Церкви того Христа, который, возможно, не умер на кресте…
Третьим обвинением было обвинение в поклонении идолу. Звали его Бафомет (слово греческого происхождения, означающее «крещение духом»). На самом деле Бафомет был неким символом гностического происхождения, призванным как бы подвести итог всему учению тамплиеров и привести к конечной цели. В его образе отнюдь не почитали ни Юпитера, ни Магомета (как частенько говорили и думали); в нем почитали могущество, силу, управляемую разумом, которая и была идеалом тамплиеров и которая в эпоху античности всегда представала в облике бородатого мужчины, увенчанного короной. Этого бородатого человека мы вновь обнаруживаем на печатях и медальонах, которые носили тамплиеры. Льняная веревка, которую давали каждому новому рыцарю и которую было положено носить под одеждой, должна была-связывать с Бафометом, потому что она была чем-то вроде цепи, соединявшей человека с его идеалом».
Ср.: Kampers, S. 48 и 117.
Стихотворение Пейре Кардиналя показывает нам, как романские рифмоплеты, если даже они не были известны как явные приверженцы катаризма, внимали богу Амуру – «сыну Венеры». Про это стихотворение Фосслер сказал: «Да, я даже нахожу у Кардиналя – на что никто до сих пор не обратил внимания – свидетельство мистического понимания Амура как религиозной сущности. – Прямой ссылки на первоисточник мне, к сожалению, найти не удалось» (с. 9—10).
Живет Любовь в чудесном месте,
А рядом с ней – Закон и Правда,
Им состраданье неизвестно,
Они Любви всечасно рады.
Их Милосердие встречает,
а после – Радость провожает.
Закон Любви – защитник верный,
А Мудрость – лучшая подруга;
Добро – штандарт вздымает кверху,
Туда, где, явленный Амуру,
Божку слепому Дух высокий
Открыл глаза святою Верой.
Бог Амур, каким его видит Пейре Кардиналь, – это Утешитель. Чтобы внимать ему, надо исполниться верой, надо укрепить дух (с помощью крещения духом). Как «придворная пышность» бога любви окружают любовь к ближнему, сочувствие, истина, право и милосердие. Власть рыцарей защищает Любовь, высшую добродетель Церкви Любви; мудрость – ее подруга, но не глупость и глухота! Я верю, что Пейре Видаль стоит к «чистым» Монсегюра ближе, чем это предполагали до сих пор. Ведь не мог же он открыто согласиться, что он – друг презираемого и проклятого еретика? Он также не желает взойти на костер или закончить свои дни в затхлом и мрачном подземелье! Его бог Амур – не близнец Купидона, а брат Агапэ и Эроса, которых светское общество слишком часто отождествляет с плотской любовью. (Обратите также внимание на прим. 3 у Schmidt’a, Т. II, р. 346.)
В связи с этим следует еще раз отметить, что Astartea на языке басков означает «воскресенье».
Бризильянский лес – лес в Бретани, обычное место действия романов о короле Артуре.
Не совсем ясно, на основании чего автор проводит тему родственности между сивиллами и богиней-охотницей, отнюдь не склонной к предсказательству. Разве что на почве того, что и сивиллы, и Артемида были девственницами. Судя по всему, родственность Артемиды и катаров (в их лучшей, «совершенной» части) проистекает оттуда же.
Кусок древесины додонского дуба аргонавты укрепили на носу корабля.
Плотскую любовь отвергали лишь «совершенные».
У Вольфрама Эсклармонда тоже обращается к утру:
Страною Индия была,
Где Фейрефиц достойно правил.
Господь бездетными их не оставил.
Репанс младенца родила,
Его Иоанном назвала.
Он людям из восточных стран
Известен как «монах Иоанн».
(822, пер. Л. Гинзбурга)
См. также мое замечание к с. 201: король Мануэль покидает свою страну, «пустынную Романию», чтобы отправиться к священнику Иоанну…
«Священник Иоанн выступал в роли короля, основавшего в Восточной Азии христианское государство. Возможно, речь идет об остатках несторианского христианства. У Вольфрама его связь с легендой о Граале отмечается впервые. Есть и другие стихи немецких авторов о пресвитере Иоанне. Христиан в странах Востока называли несторианами. Они проповедовали длительную разобщенность земной и духовной природы Христа, с 435 г. были отлучены от церкви Восточной римской империи и нашли свою новую родину в Месопотамии, Аравии и горах Курдистана. Индийцев-несториан (во владениях раджи Трованкора) называли также христианами Фомы, потому что они вели свое происхождение от апостола Фомы (который вместе с Варфоломеем обращал в христианство индийцев и персов).
Я ссылаюсь на работу Ж. Мишле (Les poetes gascons du Gers), из которой я также хотел заимствовать некоторые материалы, указывающие на то, как прочно, на протяжении тысячелетий, в Пиренеях сохраняются упоминания о Геракле, Пирене, Аполлоне, Марсе, Венере, грациях и нимфах, а также даже соперничество между священными горами Греции и Кельтии.
О свадьбе Эсклармонды можно узнать из поэмы Вольфрама (495).
Сыновья Эсклармонды принимали участие в обороне Монсегюра. Об этом см. также брошюру Гауссена.
Что касается жизнеописания Эсклармонды, то я отсылаю интересующихся к литературе, указанной в разделе «Библиография», и к труду Пейрата (Т. I, р. 269–270; Т. II, р. 15). Кроме того, см.: Vic-Vaissette, Т. VI и Tudela Т. II, р. 176 прим.
El Pog de Monts£gur: Вильгельм Тудельский, стих. 3260. Pog Монсегюра был выстроен с единственной целью – для обороны… В романском мире верили, что многие персонажи Нового Завета, такие как Лазарь, Марта, Мария Магдалина и Дионисий Ареопагит, побывали в Галлии. Ср.: Lavisse Т. II ч. 2 с. 3. См. также Hoepfner. Heiligenlegenden, S. 110 и 120:
«Магдалину, вместе с сестрами, с Максимином, одним из 72 юношей, крестившим ее, с Кодоном, одним из слепых, исцеленных Иисусом, и со служанкой Марселлой, ради спасения от язычников, должны были посадить на корабль без руля и парусов. Корабль причалил в Массилии (Марселе)…
Согласно преданию, Марта также достигла берега Марселя. Затем она проповедовала в местности Э (Прованс), где на всех жителей нагонял страх ужасный дракон, названный Тараском. Марта окропила его святой водой, и он стал смирным. Затем она привязала его к своему поясу, после чего пришедшие мужчины забили его до смерти. Позднее на этом месте был возведен город Тараскон…»
Одна из известных мне легенд, рассказанных устно, утверждает, что Мария Магдалина привезла Грааль с собой в Марсель и спрятала его в одной пещере (Сен-Бом около Тараскона). Здесь имеется в виду город Тараскон на Роне. Как я уже отмечал в текстовой части книги, тарасконцам долины Арьеж этот тараск известен как тотем. Я допускаю, здесь имело место смешение двух легенд о тараске. Одно из имеющих к этому отношение преданий, связывающих городок Тараскон с Граалем и Магдалиной, мне неизвестно. Я могу опираться только на другую легенду, изложенную мною в текстовой части: из нее следует, что Монсегюр и Монтсальват – синонимы. В связи с эти мне хотелось бы упомянуть еще два источника, свидетельствующих, что Монсегюр и есть замок Грааля:
«Единственный поэт, который обратился к этому великому сюжету, был Генци; его прекрасная драма «Монсальват», посвященная теме катаров, действие которой происходит в Монсепоре, воскрешает дух альбигойства» // Peladan, р. 45.
«…Юг оказывает сопротивление баронам Севера и армиям христиан, и именно в Монсегюре (Монсальвате Святого Грааля) пала за веру среди непокоренных катаров Эсклармонда» // Paul Voisenel, «Art et medecine», июль 1931. Вуазнель говорит здесь об Эсклармонде де Перелья, дочери владельца замка Монсегюр, которая была сожжена как еретичка на Камп де Крема – последняя Эсклармонда из Монсегюра…
Неточность автора. Кельтиберские друиды пользовались огамическим письмом, родственным рунам, но не равным им.
Катары считали Мани святым духом, поэтому Рожер, епископ Шалонский, в письме к епископу Вазону Люттихскому сообщает: «Per sacrilegiam manuum impositionem dari Spiritum sanctum mentientes, quern… non alias a deo missum, quam in haeresiarcha suo Mani (quasi nihil aliud sit Manes nisi Spiritus sanctus) falsissime dogmatizarent» Ср.: Schmidt, Т. II, p. 259 anm. 1.
Пейрат, называющий манихейство манеизмом, модифицированным Манесом, а также «церковью Утешителя», даже о катаризме говорит как о монотеическом манеизме. Манес, или Манихей, означает, по его мнению, «посланник Мани», того, кто «не, сет в себе Мани (ёсет=иметь). Слово «Мани» берет свое начало из языка Авесты и означает, как уже было сказано, «дух» и соответствует латинскому «mens». Ср.: Peyrat. Т. I, p. XII sqq., 121 и 412.
Этими замечаниями о Мани катаров мне и хотелось бы ограничиться. Я надеюсь, что брешь, пробитая мною в стене молчания, достаточно широка…
О чувстве отвращения к кресту у альбигойцев см. также: Schmidt. Т. II, р. 112; Moneta, с. 461. Тамплиеры также не признавали крест. Не сама ли Римская церковь приписала себе презрение к этому наполненному глубочайшим смыслом символу нашей христианской веры?
Фульк Тулузский: Peyrat. Т. I, р. 311 sqq.; Lea Н. Bd. I, S. 148; Vic-Vaissette Т. VI, p. 243; Т. VII, p. 144; Guiraud. Dominique, p. 66. Фулька, св. Доминика и Симона де Монфора связывала «набожная дружба». См. также Данте, Рай IX
88. Вильгельм Тудельский, гл. CXLV.
Lea Н. Bd. I, S. 149; Vic-Vaissette Т. VI, р. 471; Palauqui (Albigeisme) p. 10. Вильгельм Тудельский гл. CXLV. Только в городе Тулузе по инициативе Фулька по подозрению в ереси погибло 10 ООО человек. Palauqui (Albigeisme) p. 10; Schmidt. Т. I, p. 66, 68, 96; Lea H. Bd. I, S. 129 sqq.
Ср.: Schmidt. Т. I, p. 195–196. – Уже во времена святого Бернара Клервоского еретиками была почти седьмая часть всех рыцарей. – fere omnes milites. Guiraud. Dominique, p. 23.
Lea H. Bd. I, S. 40 и 142. Schmidt. Т. I, p. 192.
Обратите также внимание на слова Фосслера о Пейре Кардинале (S. 70): «Между религиозными воззрениями Пейре Кардиналя и катаров очень мало «точек соприкосновения». Скорее, они ссылались на него, чем он на них. Известно, что их проповедники, желая предостеречь общину от католического духовенства, любили цитировать знаменитую песню проклятья Кардиналя: «Li clerc se fan pastor» и использовали упоминавшуюся там притчу о волке в овечьей шкуре. В политическом и этическом отношении Кардиналь так решительно выступал в поддержку преследуемых альбигойцев, точнее – графов-еретиков Тулузы, что позднее его стали считать автором второй части большой эпической поэмы о крестовом походе против альбигойцев». В другом месте мы еще вернемся к этой теме.
Lea Н. Bd. I, S. 15, 16, 18; Schmidt. Т. I, р. 335; Doat XXV f 2. О вальденсах см. литературу, приведенную в «Библиографии», в том числе: Jas. Disputatio academica de Valdensium secta ab Albigensibus bene distiguenda; Moneta. Adversus Catharos et Waldenses; Bernard Gui. Manuel. – Пьер де Во-Сернэ говорил (гл. II), что они, в отличие от катаров, longe minus perversi.
Bernard Gui p. 39 sqq. См. также David von Augsburg. De inquisitione haereticorum p. 206 и. Mollat (Предисловие к Gui) с. XXXIX, а кроме того Lea H. Bd. I, S. 35, 93, 95: «Устремления вальденсов, направленные на возвращение евангельской простоты, привели к тому, что их специальное религиозное учение стало преимущественно этическим. Когда одного несчастного на допросе инквизиции в Тулузе спросили о том, чему его учили наставники, он ответил так: «Не творить зло, не делать другому того, что не хотелось бы делать себе самому, не лгать и не давать клятвы» – действительно, простая формула, для практических целей лучше и не пожелаешь. Уклад их жизни был более чем скромным, потому что почти все они были крестьянами, ремесленниками и т. п. – бедным презираемым народом, который существовал с точки зрения Церкви только для того, чтобы облагать налогами, если они придерживались истинной веры, либо сжигать на кострах, если они были еретики. Все, мужчины и женщины, старые и молодые, не переставая учились и учили других. После тяжелого трудового дня они посвящали вечер занятиям; и если отупевший и уже неспособный к учебе мозг приводил в отчаяние, они ободряли себя словами: «Каждый день заучивайте одно-единственное слово, тогда через год их будет уже 300, и так вы победите!»
О соборе в Туре (а не в Тулузе, как ошибочно указано в текстовой части): Peyrat. Т. I, р. 123 и 160.
На это же время приходится выступление славянского еретического лидера Никиты. Ср.: Peyrat. Т. I, гл. IV и V; Dollinger. Bd. I, S. 122; Vic-Vaissette Т. VI, p. 2 и 3; Schmidt. T. I, p. 73 sqq.
О дискуссии см.: Peyrat. Т. I, p. 127 sqq.; Schmidt. T. I, p. 70.
О Петере Моранде: Peyrat. Т. I p. 161 sqq.; Schmidt. T. I, p. 76 sqq.; Lea H. Bd. I, S. 135; Vic-Vaissette Т. VI, p. 3.
О возможном правоверии дома Тренкавель см.: Vic-Vaissette. Т. VI, р. 155 sqq. Почему в таком случае кардинал
Альбано призывал к крестовому походу против него? Почему был отравлен Тренкавель Рамон-Рожер? Не очень понятно, каким образом трагедия альбигойцев была окончательно завуалирована с точки зрения науки. Если Тренкавель и графы Фуа делали большие пожертвования Церкви и монастырям, то должно быть еще более убедительным, насколько неблагодарными были получатели подаяний к своим доброжелателям. Церковь поставил катарам в упрек – и не без оснований – их противоестественное учение. Однако запустение самой Церкви (насмешки над которым присутствуют в каждом описании) и ее огрубление как религиозной организации, причем единственное в истории религий, приводили к тому, что пара сотен аскетов пользовалась намного большим уважением, чем несметная армия прелатов и священников. Сама по себе Церковь была тем, кто все время обещал народу небесную жизнь как награду за горе и нищету этой земной жизни, вплоть до надежд на райскую жизнь и страха перед судом. Она настолько пропитала состояние духа западных государств средневековья, что это все обещанное ею могли получить именно те, кто имел, очевидно, большие, чем священники Рима, возможности по своему произволу трактовать христианское учение. Один из современников святого Бернара, бенедиктинец Пото Прюмский отмечал в 1152 г., что церковь торопится навстречу своей гибели и не хватает никого за руку, чтобы задержать свое падение; что нет ни одного священника, достойного стать посредником между Богом и человеком. Но народ в средние века нуждался в «посреднике между Богом и человеком» так же, как в ежедневном хлебе. Так заслуживали ли смерти те, кто сочувствовал бедному и запуганному народу, кто имел что сказать и чему научить даже нас, людей двадцатого века? Возможно, в катаризме принцип «страдания за веру безо всяких жалоб» можно было довести до абсурда. Однако не должны ли мы отдавать себе отчет в том, что к этому результату мог привести благой принцип «следования Христу»?
Ни один здравомыслящий человек не поставит в упрек современной Римско-католической церкви те преступления, которые были печально известны в средние века. Сам по себе огромнейший вред вызывает ожесточение только тогда, когда искажает факты и когда не оставляет добрую память о когда-либо невинно убиенных бедных людях. Как надо относиться, например, к тому, что говорит о позорном крестовом походе против альбигойцев иезуит Бенуа («он был самым правильным в мире делом»)?
О кардинале Альбано и о его крестовом походе см.: Peyrat. Т. I, р. 165, 171 sqq.; Schmidt. Т. I, р. 137. Обратите также внимание (Peyrat, р. 176): когда Альбано пошел против Гаскони, жители равнин бежали в горы вместе с Эсклармондой де Фуа и трубадурами Арнольдом Даниэлем, Пейре Видалем и со смелым Маркабрюном.
Съезд в Памьере во всех деталях описан Пейратом (кн. VI первого тома). Ср.: Schmidt. Т. I, р. 213; Vaux-Cernay, cap. VIII (672).
Рамон-Рожер, граф Фуа, давал разрешение на эту встречу. Его жена Филиппа и – как нам теперь известно – его сестра Эсклармонда принадлежали к катарам. Вторая его сестра Сесиль, супруга Рожера Комменжа, была сторонницей вальденсов – вот, по крайней мере, один известный нам случай принадлежности романской дворянки к секте вальденсов, состоящей сплошь из крестьян и ремесленников. На Латеранском соборе 1215 года Фульк Марсельский обвинил графа Фуа в ереси. Ср.: Вильгельм Тудельский, cap. CXLV.
Schmidt. Т. I, р. 217 sqq.; Peyrat. Т. II, р. 19 sqq.; Vic-Vaissette. Т. VI, р. 261 sqq.; Luchaire. Т. II, р. 119 sqq.
Убийц папского легата так никогда и не нашли. Вильгельм Тудельский утверждает, что это был один из оруженосцев графа Тулузского, желавший отомстить за оскорбление, которое легат нанес его хозяину (стих. 79–96).
См. также: Lea Н. Bd. I, S. 162 и 169; Schmidt. Т. I, р. 221 sqq.; Vic-Vaissette. Т. VI, р. 263 sqq.; Peyrat. Т. II, р. 27 sqq.
О заявлении папы Льва XIII см. также: Lea Н. Bd. I, S. 169. См. также: Lea Н. Bd. I, S. 170; Schmidt. Т. I, р. 221, 228; Palauqui. Esclarmonde, p. 22–24.
О Вильгельме Тудельском и Пьере де Во-Сернэ'в первую очередь рекомендуется посмотреть предисловие Майерса к «Chanson de la Croisade» и примечания Шмидта (Т. II, р. 296 sqq.). Я уже отмечал, что в анонимном продолжателе «Chanson» многие видят Пейре Кардиналя. Фосслер по этому поводу заявляет следующее: «Как известно, автор первой части – Гийом Тудельский, и она выдержана в духе враждебности к альбигойцам. Вторая, большая по объему и более важная часть (стихи 2769–9578), не является прямым продолжением первой части, и события в ней, начиная с 1212 г. и до начала третьей осады Тулузы 16 июля 1219 г., изложены в духе симпатии к альбигойцам. Французский ученый Ш. Фабр считает, что есть основания полагать, что никто иной, кроме Кардиналя, не мог написать эту вторую часть…» (Vossler, S. 54–55).
Guilhem de Tudelle se pretendait mage, necromancien, eleve de merlin // Peyrat. Т. II, p. 150. Ср.: Вильгельм Тудельский, стих. 3590 и 7078.
Об остальном см.: Lea Н. Bd. I, S. 170; Palauqui. Esclarmonde, p. 22 sqq.; Schmidt. Т. I, p. 221, 228.
Lo vescoms de Bezers no fina noit ni jorn
De sa terra establir, car mot avoit gran cor.
En tant cant lo mons dura n’a cavalier milhor,
Ni plus pros ni plus larg, plus cortes ni gensor.
Nebs fo del corns R. e fllhs de sa seror.
Sest fo catholicals: de so trag az auctor
Mot clerc e mot canogne qu’estan en refrechor;
Mas, car era trop joves, avia ab totz amor,
No avian de lui ni regart ni temor,
Enans jogan am lui со si fos companhor.
E tuit cavalier e l’autre valvassor
Tenian los eretges, qui en castel qui en tor,
Per que foron destruit e mort a desonor.
El meteis ne morig a mot granda dolor,
Dont fo peccatz e dans, per cela fort error.
Pero nol vigui anc mas una.vetz, laor
Quant lo corns de Tholoza pres sona Elionor…
Вильгельм Тудельский (Стих. 342 sqq.).
Подстрочный перевод этого отрывка выглядит так: «Благородный виконт Безьер денно и нощно неустанно готовил свою страну к защите от врага. Во всем мире не было рыцаря лучше, отважнее, великодушнее, обходительнее и достойного большей, чем он, любви. Он был племянником графа Раймона, сыном его сестры. Сам он был католиком – я призываю свидетельствовать в пользу этого многих клириков и каноников, живущих в монастыре! Но, благодаря своей славной юности, он был другом каждому. Люди той земли, властителем которой он был, не испытывали к нему ни недоверия, ни боязни, а напротив, шутили с ним, как будто он был их приятелем. Все его рыцари и родственники защищали еретиков, первые – в замке, вторые – в башне. Поэтому все они были обречены на позорную смерть и уничтожены. Сам он умер в страданиях – стыд и позор грешникам, совершившим это преступление. Я видел его только-один раз, когда граф Тулузский женился на госпоже Элеоноре…»
Наряду с Раймоном-Рожером, Раймоном-Рожером де Фуа и сыновьями Белиссены, к началу крестового похода против альбигойцев были и другие сильные покровители катаров: Гастон VI, граф Беарнский; Геральд VI, граф Арманьяк; Бернард VI, граф Комменж. Единственной областью, свободной от еретиков, были домены графа Монпелье Вильгельма VII. Ср.: Schmidt. Т. I, р. 196.
Об осаде Безьер см.: Вильгельм Тудельский, гл. XVI sqq.; Vaux-Cernay XVI sqq.; Peyrat. Т. II, p. 40 sqq.; Schmidt. Т. I, p. 228 sqq.; Lea H. Bd. I, S. 170 sqq.; Vic-Vaissette. Т. VI, c. 288; Caesar. Heisterbach., V, 21.
Согласно Цезарию Гейстербахскому, в Безьер погибло 100 ООО человек, по сведениям других хронистов, – 60 000.
Знаменитая фраза: «Убивайте всех их, Бог сам найдет Своих (перифраз отрывка из 2 Тим. 2:19: «Познал Господь Своих»)» – считается выдумкой. Так, Хуртер в своей «Истории папы Иннокентия III» (1841) высказывает мнение, что «во имя чести человечества лучше поверить, что такого не было, чем наоборот».
Ср.: Schmidt. Т. I, р. 229 прим. 1. – Г. Ли считает, что «катаризм, со своей стороны, сообщает об этих событиях безо всяких моральных оценок» (Bd. I, S. 171 прим. 1).
Que nols pot gandir crotz. (Вильгельм Тудельский, стих. 495): «Ничто не могло спасти их: ни крест, ни алтарь, ни распятие. И это одержимое ворье убивало и священников, и женщин, и детей. Мне представляется, что никто из них не смог спасти свою жизнь. Если бы только Богу удалось принять их всех в свой рай…» Далее Вильгельм Тудельский пишет: «Мне кажется, что со времен завоеваний сарацин никто не решался на совершение столь диких убийств. Добыча, которую французы захватили в Безьер, была огромной. Все они стали богатыми на всю оставшуюся жизнь, если не принимать в расчет того, сколько несчастий принесли завоеватели во главе со своим королем…»
Об осаде Каркассона см.: Вильгельм Тудельский, гл. XXVI sqq.; Vaux-Cernay XVI; Wilhelm von Puylaurens гл. XIV; Peyrat. Т. II, p. 48 sqq.; Schmidt. Т. I, p. 230; Lea H. Bd. I, S. 174; Vic-Vaissette Т. VI, c. 291. Цезарий Гейстербахский называл его город Pulchravallis.
«Veni creator spiritus» был официальным гимном крестового похода против альбигойцев и лейтмотивом всех ужасов этой войны против церкви Утешителя.
О смерти Раймона-Рожера см.: Vic-Vaissette. Т. VI, р. 313 вместе с прим.; Раймон-Рожер погиб в возрасте неполных 30 лет; считают, что он родился в 1185 г. Его мать Аделаида де Бурла умерла в 1199 г.
Е lo vescoms mori apres de menazon;
E li malvatz tafur e li autre garson
Que no sabon l’afaire со si va ni со non,
So dizo qu’om l’aucis de noitz a traicion:
El corns no о consentira, per Jhesu Crist del tron,
Per nulha re 'c’om sapchia ni sia en est mon
Que hom l’agues aucis.
Le vescomte tenc pres e vole lo ben gardar
E tot cant l'ега obs mot largamen donar;
Ma so qu’es a venir no pot hom trespassar:
Le mals de menazo le pres adoncs, som par,
Per quel covenc morir; mas ans vole cumenjar.
L’avesque de Carcassona lo fe gent aordenar,
E morti en apres la noit a l’avesprar.
E lo corns de Montfort fe que cortes e bar:
A la gent de la terra lo fee el pla mostrar
E que l’anesso planher trastuit e honorar.
Ladoncs viratz lo poble en auta votz cridar.
A gran processio fetz l(o) cors sosterrar.
Dieus pesse de la arma, si el s’en vol pregar,
Car mot fo grans pecatz!
Вильгельм Тудельский, стих. 862, слл. – 918, слл.
Подстрочный перевод этого стихотворения выглядит так: «Затем виконт умер от дизентерии. И плохие люди, бездельники и мерзавцы, ничего не поняв, заявили, что его предательски убили ночью. Граф (Монфор) не допустил бы этого – Иисус Христос тому свидетель! Никто в мире не мог себе представить, что его могли убить. Он (Монфор) держал виконта в неволе, но хотел сберечь его жизнь и дать ему все, в чем он нуждался. Однако никому не избежать своей судьбы: я верю, что он заразился дизентерией и умер именно от этого. Но прежде он хотел причаститься. Епископ в последний раз совершил причастие, и он умер вскоре после этого, вечером. И граф Монфор проявил себя как учтивый и честный человек: он распорядился разрешить доступ к телу, чтобы народ мог прийти к нему, оплакать и отдать последние почести. Народ громкими криками выражал свою скорбь. В присутствии многочисленной толпы тело было погребено. Упокой, Господи, его душу и будь к нему милосерден, ибо он перенес много страданий!»
Однако неизвестный продолжатель «Chanson…» замечает: «…que an mort li crozat, en Simon de Montfort cant horn li ac lhivrat» («…был убит крестоносцами и Симоном де Монтфором, после того как его выдали ему [Симону]»), стих. 3361.
О жене Раймона-Рожера, Агнессе де Монпелье, которая при приближении крестоносцев бежала с единственным сыном Раймоном-Тренкавелем (1207 г.р.) в Фуа, см. также сочинения Вик-Вессета, Пейрата, и особенно Вильгельма Тудельского, с. 181 прим. 1. – Агнесса вскоре после смерти своего мужа потеряла в Фуа своих родственников и перешла на сторону врага… из меркантильных соображений.
Lea Н. Bd. I, S. 178 sqq.; Peyrat, Т. И, liv. VIII и liv. X (cap. VI); Schmidt. Т. I, p. 233 sqq.
Симону де Монфору удалось продвинуться до Мирпуа и Памьера. Некоторые авторы допускают, что в 1210 г. Симон де Монфор, после захвата замка Пуавер (летней резиденции Аделаиды) осадил также Монсегюр и даже взял его передовые укрепления. Однако вскоре после этого Раймон Перелья и Пьер-Рожер де Мирпуа были вынуждены снова брать штурмом укрепления Табора. Ср. Vic-Vaissette Т. VI, р. 768. Согласно устному преданию, Симон де Монфор после битвы при Мюре был вынужден энергичнее осаждать крепость еретиков, но все же был разбит. Однако точно установлено, что брат Симона Ги, принц Гидонский, взял и разрушил следующие крепости – Белеста, Лa Рок де Ольм, Лавелане, Перелья и Рокафиссада. Однако неприступность Монсегюра заставила отступить захватчиков. Ср.: Palauqui. Esclarmonde, p. 30–31.
Минерва: Lea Н. Bd. I, S. 181; Schmidt. Т. I, p. 242 слл.; Peyrat, Т. II, p. 157 слл.; Вильгельм Тудельский, стих. 1071 слл.; Vaux-Cemay XXXVII слл.; Vic-Vaissette, cap. LXXXVI1.
«Когда варварское рвение паломников проявляется в наиболее уродливых формах – как, например, в том случае, когда они ослепили монахов из Бульбонна (цистерцианское аббатство и родовое кладбище графов Фуа) и отрезали им носы и уши, что уже не имело ничего общего с человеческой историей, – то при объяснении таких чудовищных случаев, с одной стороны, мы должны иметь в виду отсталость самых темных слоев народа, из которых Церковь набирает своих сторонников, а с другой стороны – безнаказанность, с которой паломники распоряжались с жизнью того или иного человека» // Lea Н. Bd. I, S. 181.
Терме: Peyrat. Т. II, р. 171 sqq.; Schmidt. Т. I, р. 243; кроме того, см. источники о Минерве: Вильгельм Тудельский (cap. LVI), Vic-Vaissette. Т. VI, cap. XCIII.
Лавор: Peyrat. Т. I, p. 325, 337; Т. II, p. 204 sqq.; Schmidt. Т. I, p. 247–248; Vaux-Cernay. cap. XLIX sqq.; Вильгельм Тудельский, cap. LXVIII sqq.; Vic-Vaissette. Т. VI, cap. CII, CIII, CVIII; Wilhelm de Puylaurens, cap. XVI.
Вольфрам фон Эшенбах приводит описание того, как в его времена было принято осаждать и оборонять город («Парцифаль», 205–206).
Estiers dama Girauda: «…госпожу Гиральду бросили в колодец. Они (крестоносцы) закрыли ход камнями. Это было ее несчастье и их прегрешение, поскольку никого в мире – как доподлинно известно – она не оставляла без приюта и угощения» // Вильгельм Тудельский, стих. 1557 и слл.
Dominam etiam castri, quae erat soror Aimerici et haeretica pessima, in puteum projectam Comes lapidibus obrui fecit; innumerabiles etiam haereticos peregrini nostri cum ingenti gaudiocombusserunt // Пьер де Во-Сернэ, конец гл. LII.
Об Иннокентии III см. также: Schmidt. Т. I, р. 244 прим. 1 – Palauqui. Esclarmonde, p. 25: «Эта война стала результатом невероятно жестокого фанатизма, что даже сам Иннокентий III закончит ее, пораженный пролитой кровью, и проклянет Симона де Монфора в таких выражениях: «…Мы недовольны вами. Выступив против еретиков, вы повернули армию крестоносцев против католических народов, вы пролили кровь невинных и причинили ущерб, силой захватив земли графов Фуа, Комменж и Гастона Беарнского… Вы принуждали присягать на верность людей, письменно подтверждавших, что они христиане, после чего все равно нападали на них. Мы приказываем вам восстановить в правах короля Арагона и всех его вассалов и вернуть им все их владения, несправедливо захваченные у них. Все это говорит о том, что вы действовали только ради вашей собственной выгоды, а не ради Веры». Из-за жестокостей, в которых был обвинен Симон де Монфор, Иннокентий III – надо отдать ему должное – приказал остановить крестовый поход. Увы, все укоры были бесполезны!
Обратите внимание на высказывание об этом великого провансальского поэта нашего времени Фредерика Мистраля: «Жизненная сила, вызвавшая расцвет новой поэзии, элегантности, рыцарственности, отваги, свойственной жителям Юга, освободившая разум и науки; коммунальное движение, превратившее наши города в республики; наконец, общественная жизнь, заставлявшая бурлить всю нацию, все источники страсти к политике, независимости и мужества, увы, с течением времени ослабевали. Но что вы хотите? Французские историки большею частью осуждают предмет нашего исследования. Когда мы читаем в хрониках скорбное повествование об этой неправедной войне, о наших опустошенных землях, разграбленных городах, людях, убитых в церквях, о блестящем дворянстве, прекрасном графе Тулузском, ограбленных и униженных, и, с другой стороны, о мужественном сопротивлении наших отцов, с энтузиазмом восклицавших: «Toloza! Marselha! Avinhon! Provensa!», то мы не можем не думать о нашей крови и не сказать вместе с Луканом: «Victrix causa Diis placuit, sed victa Catoni!»» // Mistral, «Calendau» (цит no: Palauqui. Esclarmonde, p. 37). В другом месте Мистраль говорит: «Всегда случается большая трагедия, когда цивилизация вплотную подходит к варварству, и триумф французов задержал на два столетия продвижение прогресса», ibid., р. 23. Я привожу эти горькие слова, обличающие Францию, потому что они принадлежат французу. Парижу и Риму не стоит слишком радоваться своим победам!
Lea H. Bd. I, S. 175 sqq., 190 sqq.; Schmidt. Т. I, p. 255 sqq.; Peyrat. Т. II, liv. XI sqq.
О смерти Симона де Монфора см.: Peyrat. Т. II, р. 68 и 410; Schmidt. Т. I, р. 270; Lea Н. Bd. I, S. 208; Puylaurens, cap. XXVIII–XXX; Vaux-Cemay, cap. XXXIII sqq.
Tot dreit a Carcassona l’en portan sebelhir
El moster S. Nazari celebrar et ufrir,
E ditz el epictafi, cel quil sab ben legir:
Qu’el es sans ez martirs, e que deu resperir,
E dins el gaug mirable heretar e florir,
E portar la corona e el regne sezir;
Ez ieu ai auzit dire c’aisis deu avenir:
Si per homes aucirre ni per sane espandir,
Ni per esperitz perdre ni per mortz cosentir,
E per mals cosselhs creire, e per fosc abrandir,
E per baros destruire, e per Paratge aunir,
E per terras toldre, e per orgolh suffrir,
E per los mals escendre, e pel(s) bes escantir,
E per donas aucirre e per efans delir,
Pot hom en aquest segle Jhesu Crist comquerir,
El deu portar corona e el cel resplandir!
Этот некролог неизвестного продолжателя «Chanson de la Croisade» (стих. 8681 sqq.) переводится так: «Его принесли прямо в Каркассон, чтобы похоронить Его и отслужить мессу в кафедральном соборе Святого Назария. Кто умеет читать, прочтет на надгробии, что он был святым мучеником, что он воскреснет, чтобы разделить небесное наследство, насладиться несравненным блаженством, носить корону и восседать на троне в царстве (Божьем). И я слышал, что это так: если кто-либо – вместо того, чтобы убивать людей, проливать кровь, потерять душу, соглашаться на смертельный проступок, следовать губительному совету, разжигать огонь низменных страстей, уничтожать баронов, пятнать честь дворян, силой отбирать поместья, позволять торжествовать высокомерию, разжигать злобу и обуздывать добро, убивать женщин, душить детей – еще в этом мире будет во всем следовать учению Иисуса Христа, такой человек достоин носить корону и блистать в небесах».
О смерти Раймона VI см. также: Lea Н. Bd. I, S. 211; Puylaurens, cap. XXXIV; Vic-Vaissette, Т. VI, p. 521, 549–550, 663, 789.
См. также: Lea Н. Bd. I, S. 227 sqq.; Schmidt. Т. I, p. 283 sqq.; Vic-Vaissette Т. VI, cap. XXV sqq.
Стихотворение Бернарда Сикарда заимствовано из «Истории альбигойцев» Пейрата.
В своей «Светлой стране душ и священного Грааля» (с. 58) Камперс говорит о стихотворной переработке писем пресвитеров, содержащихся в мюнхенских рукописях конца XIV века, но имеющих более древний возраст. Это стихотворение о романском короле Мануэле, который, услышав о бессмертии пресвитера Иоанна, желает поступить к нему на службу. Посольство священника сообщает Мануэлю о содержании письма. Мануэль со всем своим народом отправляется к Иоанну, который вводит его в свой дворец, сохраняющий его бессмертие. Мануэль со своими подданными остается в удивительной стране; покинутая им земля называется пустыня Романия.
Schmidt. Т. II, р. 196; Cauzons. Т. II, р. 367 sqq.; Lea Н. Bd. I, S. 544 sqq.; Т. II, c. 36; Mollat, LIII sqq. «Не хватало камней, чтобы построить столько тюрем» // Lea Н. Bd. I, S. 544. См., кроме того, работы Видаля, в которых прежде всего обсуждается влияние инквизиции в епархии Памьера, к которой относилось графство Фуа.
Смерть на костре и инквизиция: Lea Н. Bd. I, S. 249 sqq., 597 sqq.; Cauzons. Т. II, p. 381 и 401 sqq.; Vic-Vaissette. Т. VI и IX. Вик-Вессет на с. 39 (прим. 1) сообщает, что Вильгельм Рауль, епископ Каркассона и помощник доминиканцев, обратился к катару Раймонду дю Пюи, желая получить от него совет. Вильгельм Рауль был очень болен и хотел узнать у знаменитого медика-еретика, не существует ли угрозы его жизни. Раймонд был включен в черные списки инквизиции, и его усердно преследовали. Он жил между Сайссаком и Сорезом, т. е. во владениях сыновей Белиссены. Хозяева Сайссака и Каб-Аре, аббат Кана, несколько священников, каноник Святого Стефана в Тулузе, коннетабль Каркассона были названы сообщниками еретиков.
Инквизиторы верили, что смерть на костре может быть оправдана словами Иоанна (15:6): «Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают». Г. Ли (Bd. I, S. 249) допускает, что происхождение этого наказания берет свое начало от языческого свода законов императора Диоклетиана, который ввел эту кару за манихейство. Ли, мнение которого, касающееся инквизиции, я ставлю выше других, приводит также следующие сведения:
«О вызывающем отвращение процессе казни достаточно будет нескольких слов. Когда народ был собран для того, чтобы лицезреть свидание со смертью жертвы ереси, его набожное рвение не было разочаровано, несмотря на дурное проявление «милосердия». Виновного предварительно не душили, как позднее это было принято у испанской инквизиции, а сразу поджигали вязанки хвороста; и поскольку порох еще не изобрели, осужденному, как в более поздние времена, не прикрепляли вокруг шеи мешочек со взрывчатым веществом, чтобы сократить его страдания, когда до него доберется пламя, – такое «вспомогательное средство» кажется все же бесчеловечным. Его, живого и здорового, привязывали к столбу, возвышающемуся достаточно высоко над дровами, чтобы все верующие имели возможность проследить до самого конца все подробности ужасной трагедии. До последнего мгновения вокруг него находились служители Церкви, чтобы, буде такая возможность, вырвать его душу из лап сатаны. И если осужденный не был рецидивистом, то до последнего мгновения у него была возможность спасти свою жизнь. Однако в этой последней услуге мы как раз и видим редкий пример непоследовательности Церкви, считавшей, что она может избежать ответственности за смерть человеческого создания. Ибо священники, сопровождающие осужденного, должны со всей решительностью наставлять его на то, чтобы он был стойким перед лицом смерти, мужественно взошел на костер и с открытым сердцем отдал себя в руки палачу; и если он сделает так, они смогут ускорить его смерть и тем самым взять на себя вину за его прегрешение. – «Деликатные» рассуждения, никак не вяжущиеся с ролью официальных судей, уже обрекших на смерть своим приговором! Для торжественной экзекуции обычно выбирали праздничный день, чтобы и народу собрать побольше и тем самым назидание сделать повнушительнее. Самому осужденному говорить не давали, чтобы не вызвать к нему в народе чувства сострадания и участия и спровоцировать по возможности выражение неприязни.
Что же касается подробных деталей, то до нас случайно дошли свидетельства очевидца казни Яна Гуса в 1415 г. в Констанце. Согласно этому сообщению, Гуса поставили на несколько вязанок дров и затем привязали веревками к толстому столбу. Веревки удерживали его тело в области лодыжек, ног выше и ниже колен, паха, бедер и подмышек. Когда кто-то заметил, что он обращен лицом на восток, что не подобает еретику, его повернули на запад. Он был обложен до подбородка вязанками хвороста, перемешанными с соломой. Затем к нему приблизился руководивший казнью граф Пфальца Людвиг, вместе с маршалом Констанца, и в последний раз потребовал, чтобы Гус отрекся. Когда тот отказался, они отошли назад и хлопком в ладоши подали сигнал палачу, который поджег дрова. Когда все сгорело, произошла еще одна возмутительная сцена: наполовину обуглившийся труп измельчили на кусочки, разбили кости, а остатки и внутренности бросили в новый костер, чтобы уничтожить их полностью. Когда этот костер потух, было специально прослежено, чтобы пепел еретика собрали и выбросили в реку. Как и в случаях с Арнольдом Брешианским и некоторыми францисканскими спиритуалистами, Савонарола сотоварищи боялись, что останки мученика Гуса будут храниться как реликвия.
Существует нечто вселяющее ужас в диссонансе между заключительным актом человеческой жестокости и холодным расчетом издержек на то, чтобы путем смерти на костре отправить душу обратно ее создателю. В докладах Арнауда Ассалита мы находим расчет денежных затрат, необходимых для сожжения четырех еретиков в Каркассоне, проведенного 24 апреля 1323 г.:
«За толстые дрова – 55 солей 6 динаров
–||– хворост 21 —||– 3 —||—
–||– солому 2 —||– 6 —||—
–||– 4 столба 10 —||– 9 —||—
–||– веревки для привязывания 4 —||– 7 —||—
–||– палача по 20 солей 80 —||—
Итого 8 ливров 14 солей 7 динаров».
Это в целом составляет немногим более 2 ливров на каждого еретика» // Lea Н. Bd. I, S. 617–619; Doat, XXXIV, 189.
Осуждение мертвых еретиков: Lea Н. Bd. I, S. 259, 501, 556 sqq., 619 sqq.
Гозон уверен, что здесь налицо реминисценция Ветхого Завета (3 Цар. 13:2 и 4 Цар. 23:16):
«И произнес к жертвеннику слово Господне, и сказал: жертвенник, жертвенник! Так говорит Господь: вот, родится сын дому Давидову, имя ему Иосия, и принесет на тебе в жертву священников высот, совершающих на тебе курение, и человеческие кости сожжет на тебе.
И взглянул Иосия и увидел могилы, которые были там н горе, и послал, и взял кости из могил, и сжег на жертвеннике, и осквернил его по слову Господню, которое провозгласил человек Божий, предрекший события сии» // Gauzons. Т. II, р. 360 sqq.
Lea H. Bd. I, S. 623–625.
К Откровению Иоанна Богослова, 17: Item, duas confingunt esse ecclesias, unam benignam quam dicunt esse sectam suam, eamque esse asserunt ecclesiam Jhesu Christi; aliam vero ecclesiam vocant malignam, quam dicunt esse Romanam ecclesiam, eamque impudenter appelant matrem fomicationum. Babilonem magnam, meretricem et basilicam dyaboli et Sathanae synagogam // Bernard Gui. Т. I, p. 10. Cp. Dellinger. Bd. I, S. 189.
В своей «Энеиде» Вергилий упоминает «иберских коров». Ср. с «Geryons Ohnen» Пейрата («Civilisation», p. X и 285). Имена опальных защитников Монсегюра можно найти в допросе Беренгария де Лавланета. Doat. XXIV, 42. См. также: Peyrat (все тома) и GauBen.
«Волшебной долиной» (Val de l’lncant) в народе называют ущелье Лассе, ведущее от озера Табор к Монсегюру. Ср.: Peyrat. Civilisation… p. 284.
В 1255 г. была взята и крепость Queribus недалеко от Периньяна, что в Корбьеране. Там после взятия Монсегюра нашли прибежище некоторые катары. Ср.: Schmidt. Т. I, р. 332. Vic-Vaissette. Т. VI, р. 842.
По поводу Ги де Леви см. также: Peyrat. Inquisition (все тома). Tudela, Т. II, р. 175 прим. 1; Vic-Vaissette. Т. VI, р. 466, 650, 679, 902.
В данном случае употребление слова «файдит» не совсем правомерно. Оно появилось как нарицательное существительное от позднелатинского «faida», в свою очередь образованное от древневерхненемецкого «fehan» – «ненавидеть». Файдой наряду с прочим называлась частная война, начатая пострадавшей стороной, за которой признавалось право мщения и сопротивления. Файдитами в Пиренеях назывались исключительно благородные господа, в первую очередь – воины, лишенные дома и ведущие с противником партизанскую войну. В более поздней трактовке файдитами именовались рыцари, по той или иной причине потерявшие дом и ищущие покровительства.
см.: Jakob, S. 30, 155: Potator vini maximus ab omnibus curialibus dicebatur, adeo ut versum sit in proverbium consuetum dici: Bibamus papaliter. Fuit autem vir corpulentus, procera statura, potator vini ur fertur permaximus. Vino madidus, aevo gravus, ac soporifero rore perfusus.
О преследовании еретиков в Сабарте см. также: Vidal. «Les demiers ministres cathares» и «Tribunal de Г Inquisition de pamiers» Molinier, p. 107–161.
Douais, «Documents» Т. I c. CXCVIII–CCII. Рукописи 4269 lat. в Парижской национальной библиотеке. Vic-Vaissette, Т. IX. Пейрат (Inquisition) Т. II и III. О битве за пещеры Сабарте сообщает только Пейрат, в том эпизоде, где он упоминает легенду о замурованных катарах. Magre заимствовал эту легенду у Пейрата (с. 95 sqq.).
Lea Н. Bd. II, S. 105. А также сообщения Мориса Магра и устные предания.
По поводу Жака Фурнье, Бернара Делисье и Пьера Отьера см. также: Jakob. Studien liber Papst («О Папе Бенедикте XII»). Vic-Vaissette Т. IX с. 86, 229, 258, 260, 277 sqq., 331, 333, 389–392, 445. Lea Н. Bd. I, S. 297 sqq.; Т. II c. 80 sqq., 93, 107 sqq., 475. Peyrat, Lavisse, Haureau, Vidal и т. д.
Долгое время прожил я в горах Табора. Я был очарован кристальными залами и мраморными криптами пещер еретиков. Мои руки откладывали в сторону останки «чистых» и рыцарей, павших в «борьбе за торжество духа», чтобы ничья нога не разрушила их. Когда мои шаги по пещерным коридорам отдавались гулом, то я часто останавливался и прислушивался, не послышится ли в толще горы песня трубадура о высочайшей любви, делающая человека равным Богу…
Среди бесчисленных знаков, рисунков и имен – в том числе и Генриха IV, короля Франции, внука Эсклармонды из Фуа, доверившего начертать свое имя на стене пещерного «Кафедрального собора» во время гугенотских войн, – я обнаружил также стихотворение, написанное неизвестным автором в 1850 году:
Dedie aux pretres! Qu’est-ce que Dieu?
Loin de rien decider de cet etre supreme,
Gardons en l’adorant un silence profond —
Le misterе est immense et l'esprit si confond,
Pour dire ce qu’il est, il faut etre Lui (-mеmе).
В свободном переводе оно может звучать как мартиролог защитникам Монсегюра и пещер Орнольяка:
Что есть Бог?
Мы, приходящие в этот мир,
Молчим.
Мы не знаем его имя.
Мы остаемся безмолвными.
Мы тихо молимся…
Кто захочет сказать,
Кто Он есть,
Должен быть тем,
Кто Он есть!
Аминь.
