355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Отто Менхен-Хельфен » История и культура гуннов » Текст книги (страница 10)
История и культура гуннов
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 23:11

Текст книги "История и культура гуннов"


Автор книги: Отто Менхен-Хельфен


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

И все же, хотя на границе иногда встречалось римское население, чего категорически не желал Аттила, уступка территории сыграла свою роль, оставив римлян беззащитными. Гуннам не нужна была земля для своих стад и отар, она не была приспособлена для столь масштабного животноводства, каким они занимались. Возможно, Аттиле нравилось там охотиться, но у него имелись и другие охотничьи угодья. У гуннов была цель: оттеснить римлян от Дуная, тем самым устранив главное препятствие, которое могло помешать их вторжению в империю. Дунайская граница не стала неприступной. Зимой речные лодки были обездвижены; большинство гарнизонов варваров в фортах оставались не вполне надежными, но, даже если они считались надежными, над ними можно было взять верх. Но гуннам пришлось пролить немало крови, чтобы прорваться через пограничные укрепления. Несмотря на слабость, оборона римских провинций на Дунае оказалась несравненно сильнее, чем та, которую собирались построить римляне к югу от новой границы. Они были отданы на милость Аттиле.

Война закончилась осенью 447 г. Она началась, если мое прочтение источников является верным, с несогласованной атаки гуннских орд. Когда она завершилась величайшей победой гуннов, Аттила стал правителем великой державы. В наших текстах ничего не сказано о разделении в ней власти после смерти Бледы. Когда началась большая война, власть Аттилы, хотя и огромная, была еще недостаточно прочна. Победа стала его победой. С 447 г. Аттиле, царю, главнокомандующему и верховному судье, повиновались безоговорочно.

Царство Аттилы

Пытаться определить экспансию гуннской власти в середине V в. – неблагодарное занятие. Трезвый подход непременно заденет чувство гордости и войдет в противоречие с давно утвердившимися мифами. Хотя в Венгрии никто больше не верит в великого Аттилу из средневековых хроник, его образ все еще владеет многими умами. Крестьяне, носители национальных традиций, всегда называют своих сыновей Иштванами и Лайошами, но в Будапеште и Дебрецене есть немало Аттил. В германских странах великий и ужасный Аттила в прежние времена являлся фигурой, обладающей сверхчеловеческим величием. Даже историки не могут освободиться от идеи, что Аттила был предшественником великих монгольских завоевателей. Груссе дал своему труду L’Empire des steppes („Империя степей“) подзаголовок „Аттила, Чингисхан, Тамерлан“. Моммзен считал, что острова в океане, которыми, как утверждала молва, правил Аттила, были Британскими островами. Томпсон отдавал предпочтение Борнхольму в Балтийском море. Вернер превращает Башкирию, расположенную в 1500 милях к востоку от резиденции Аттилы, в гуннскую провинцию.

Небольшое эвристическое значение сравнения царства Аттилы с великими монгольскими империями, боюсь, перевешивается искушением найти аналогии там, где их нет. Гунн, какими бы ни были его амбиции, не являлся regna или mundi, а лишь господином на более или менее определенной территории. Она была не немного больше, чем та, что гунн имел в середине I в. до н. э. у дакийского царя Буребисты, который за 10 лет расширил свою территорию от устья Дуная до Словакии и подчинил большую часть Балканских провинций. Стремительный взлет Буребисты и его внезапный крах вызвали не случайности, присущие кочевническим обществам. Дакийцы не были конными лучниками. Можно рассмотреть другой пример и сравнить Аттилу с готским кондотьером Теодерихом Страбоном („Косой“ может для кого-то прозвучать кощунственно). Но при всей разнице в значимости у этих двоих есть много общих черт. В течение нескольких лет во второй половине V в. Косой был кошмаром восточных римлян. Он вынудил их назначить его военным магистром, разумеется с соответствующим жалованьем. Он наносил римским армиям одно поражение за другим. В 473 г. император Лев дал обещание платить ему 2 тысяч фунтов золота ежегодно, то есть всего на 100 фунтов меньше, чем получал Аттила на вершине власти. Теодерих Страбон не был вторым Аттилой, но ведь и Аттила не был еще одним Чингисханом. После убийства Бледы Аттила стал единоличным правителем гуннов, своего собственного народа, а также повелителем готов и гепидов. Он слыл сильным воином, не раз доставлявшим беспокойство римлянам, но никогда не был для них прямой и явной угрозой.

Романтическим натурам, которые все еще видят в Аттиле гегелевского „мирового духа на лошади“, следует прочитать документы Халкидонского собора. Среди весьма объемных материалов есть несколько писем со случайными упоминаниями сражений между римскими войсками и гуннами где-то во Фракии. В очень подробных протоколах встреч гунны не упоминаются. Епископы со всей страстью предавались спорам о церковных догмах – вероятно, им было не до гуннов. И все же невозможно понять их наплевательское отношение к смертельной опасности, располагавшейся всего лишь в 100 милях от них. Ведь она могла угрожать самому существованию христианского мира… если бы была действительно смертельной.

На западе Проспер ни слова не сообщил о вторжении в Галлию в 451 г. На это у него могли быть личные причины. В своей враждебности к Аэцию Проспер мог не желать отдавать ему должное за победу. Но он не мог обойти молчанием само вторжение, если только он сам, и не только, не принял его за очередной набег варваров. Вероятно, для него это был эпизод, один из многих, как позднее эпизодами стали мадьярские рейды. Как в VIII и IX вв. никто и мысли не допускал, что мадьяры могут стать хозяевами в Европе, так и римляне считали абсурдом предположение, что Аттила может захватить Константинополь и удержать его.

На западе, к югу от Дуная, Норик оставался римской провинцией. В 449 г. послы восточных римлян встретили Промота, губернатора Норика, при дворе Аттилы.

К северу от Дуная лангобарды успешно защищали от гуннов свою независимость. Представление о взаимоотношении между двумя народами можно получить, ознакомившись с историей об Агельмунде, Ламиссио и вулгарах. Она сохранилась в Historia Langobardorum Павла Диакона, который взял ее из Origo Gentis Langobardorum, труда, написанного примерно в середине VII в. И вовсе не несмотря на, а благодаря ее пробелам и несообразностям Origo является историческим документом первого порядка. Она стоит несравненно ближе к живым традициям лангобардов, чем History of the Goths Иордана-Кассиодора к готским cantus maiorum. История такова:

„Говорят, лангобарды в течение нескольких лет владели областями Антхаиб (Fynhaib) и Бантхаиб (Banthaib), а также Вургундаиб (Vurgundaib). Там они сделали Агельмунда своим королем. Он повел их через реку, которую защищали амазонки. Лангобарды перешли ее и, придя в страну на той стороне [реки], пребывали там долгое время. Когда же они ничего плохого более не предполагали и из-за долгого спокойствия стали беспечными, небрежность, всегда являющаяся матерью вреда, принесла им немалый урон. Ибо, когда они, ослабев в беззаботности, все однажды предались сну, на них неожиданно ночью напали вулгары и перебили многих из них, ранили еще больше и так свирепствовали в их лагере, что умертвили даже короля Агельмунда и увели в плен его единственную дочь.

Оправившись после этого удара, сделали лангобарды Ламиссио своим королем. Усердный воин, повернул он оружие против вулгар. Но в первом же сражении бежали лангобарды обратно в лагерь. Тогда возвысил король Ламиссио свой голос и воззвал ко всему войску… увещевал он их, защитить себя… силой оружия. Обрушились они, наконец, воспламененные увещеваниями и примером их правителя, бросившегося в бой первым на врагов, мужественно бились и нанесли противникам тяжкое поражение.

После смерти Ламиссио к власти пришел Лет, потом правил Альдихок, после него Годехок. Затем [при Годехоке] лангобарды ушли со своей территории, пришли на землю ругов и, поскольку она была плодородной, остались там на некоторое время“.

После победы над ругами зимой 487/88 г. Одоакр в 488 г. сломил их последнее сопротивление. Земля ругов – это Нижняя Австрия, к северу от Дуная, к западу от Корнейбурга. Это первое идентифицируемое географическое название в Historia Langobardorum, a 488 г. – первая идентифицируемая дата. Все, что было раньше, покрыто непроницаемым туманом, и любая интерпретация представляется допустимой.

Кемп Мэлоун датирует войну между лангобардами и вулгарами второй половиной II в. и местом действия считает Прибалтику. Он приходит к поразительным результатам, посчитав vulgares латинизированной формой лангобардского *Wulg(w)aras = wulg, „волчица“ и германским суффиксом множественного числа. Трудно найти более фантастическую этимологию, придуманную с полным пренебрежением к тексту.

Некоторые ученые, убежденные, что лангобарды жили в Силезии до того, как переместились на земли ругов, считают, что сражение имело место на Одере. Клебель более точен. Он полагает, что лангобарды победили вулгар в районе Глогау или еще восточнее. Он считает, что вулгары – это булгары Южной России, и даже производит наименование племени от названия реки Волга.

Вопрос вовсе не в этимологии вулгар, а в том, что этническое имя означало в трудах Павла. В Historia Langobardorum вулгары: 1) враги лангобардов; 2) народ, живший среди лангобардов в Паннонии, позднее в Италии; 3) сторонники dux Alzeco, который покинул свою страну и присоединился к лангобардам при Гримоальде (662–671), поселенцы бывшего Самния; 4) вулгарианы на нижнем Дунае. Булгары 3) и 4) – явно не вулгары из нашей истории. Паннонийские булгары 2), возможно племя или племена, оставшиеся в Венгрии после краха царства Аттилы, появляются под этим названием только в 480 г., слишком поздно для нашей истории.

Origo и Павел, конечно, источники ненадежные, особенно при перечислении названий пунктов, через которые проходила миграция лангобардов[76] и имен царей, 76 Их идентификация со средневековыми или современными названиями во всех без исключения случаях является спорной. Bardengau в Lünebyrg Heath – наименование, считающееся этническим, – на самом деле названо в честь графа Бардо, который в IX в. имел там имения.

они следуют традициям, в которых, как у готов и бургундов, имена правителей и их наследников хорошо сохранились. Ламиссио правил 40 лет. Сколько правил его преемник Лет – неизвестно[77]. Если предположить, что правил всего полтора года – это кратчайший период правления лангобардского короля, известный из надежных источников, а также что Годехок повел свой народ на земли ругов на первом году своего правления, война с вулгарами имела место в 446 г. Средний срок правления лангобардских королей составлял девять лет. Выделив Годехоку эти девять лет, получим, что победа выпадает на 439 г. Разумеется, эти расчеты не точны, но они указывают на первую половину V в. Могучими врагами лангобардов, вероятнее всего, были гунны. Такую гипотезу выдвинули уже довольно давно, и до сих пор не она подвергалась сомнению. Но тогда почему Павел назвал гуннов вулгарами? Потому что, если бы он начал вести речь о гуннах, его читатели подумали бы, что он имеет в виду аваров. В Historia Langobardorum Hunni – это всегда авары, „которых сначала называли гуннами, а потом по имени их короля – аварами“ (qui primum Hunni, postea de regis proprii nomine Avares appellati sunt). Григорий Турский тоже называл аваров гуннами, как и лангобард, веком позже написавший Origo. В византийской историографии VI–VIII вв. это не редкость.

До недавнего времени было бы невозможно определить, где лангобарды схватились с гуннами. Но благодаря глубокому и всестороннему изучению Вернером (1962. 144–147) археологических свидетельств мы знаем, что до 77 Точные даты, приписываемые Агельмунду и Ламиссио в издании Проспера 1483 г., не являются правильными. Интерполированные фрагменты, относящиеся к лангобардам, взяты у Павла и вставлены в хронологические рамки Проспера.

того, как лангобарды переместились на земли ругов, они жили в Южной Моравии. 24 места археологических раскопок указали на их продолжительное пребывание в этом районе.

Гунны в Италии

Общеизвестные источники, касающиеся гуннского вторжения в Галлию в 451 г., настолько хорошо изучены, что их пересмотр вряд ли может дать значимые результаты. Но все же еще остались некоторые труды, доселе проигнорированные исследователями. К примеру, из писем папы Льва (440–461), и только из них мы узнаем, что в начале лета 451 г. западные римляне ожидали вторжения Аттилы в Италию.

В письме от 23 апреля, адресованном императору Марциану, Лев выражает уверенность в том, что согласие двух правителей империи преодолеет „ошибки еретиков и враждебность варваров“. Это могло быть сказано в любое время – обычная, часто встречающаяся цитата. Но когда в мае император решил созвать Вселенский собор на востоке – в Никее, папа попросил его отложить это мероприятие из-за угрозы войны. Епископы многих важных провинций не смогли бы покинуть свои церкви. Поскольку Марциан продолжал настаивать на созыве собора, Лев послал Пасхалия, епископа Лилибаума, в качестве своего представителя; Сицилия была самым безопасным местом.

Почему Аттила не вторгся в Италию, а направился в Галлию, неизвестно. Он определенно не совершал кампанию против вестготов, поскольку был подкуплен Гайзерихом, как утверждает Иордан. Идея, что агенты короля вандалов, несущие сумки с золотом, пробирались по империи из Северной Африки в Венгрию, представляется нелепой. Недостоверный рассказ хрониста VI в. Малала все же содержит крупицы информации. Он путает все: называет Аттилу гепидом, путем Теодериха и Алариха, и перемещает решающее сражение из Галлии на Дунай, утверждает, что Аттила направил послов в Рим и Константинополь, потребовавших, чтобы оба императора приготовили свои дворцы для него. Гиббон, а за ним и Томпсон указали, что в таком приказе можно распознать „подлинный ненаигранный стиль Аттилы“. Это скорее стиль самых недалеких византийских хронистов. Я не придаю значения часто рассказываемой мелодраматической истории о порочной принцессе Гонории, ее тайной связи с Аттилой и последствиях этого. Все это – пересказ византийских придворных слухов и сплетен.

После сражения у locus Mauriacus (Мавриакские поля), имевшего место на первой неделе июня 451 г., Аттила отступил в Венгрию. Некоторая информация о ситуации в Галлии снова может быть взята из писем папы Льва. Он хотел установить связь с трансальпийскими епископами, но только в январе 452 г. их представитель, Инджен Эбредуренс (Ingenus Ebredurensis), прибыл в Рим. Очевидно, яростная вражда между вестготскими принцами после смерти Теодериха сделала все путешествия невозможными.

Документы Халкидонского собора проливают свет на гуннские рейды в Балканские провинции 451 г. Император Марциан издал требование прибыть в Никею 1 сентября 451 г. В это время он надеялся тоже быть там, „если какие-нибудь срочные государственные дела не задержат его в поле“. Очевидно, император ожидал проблем на дунайской границе. Они действительно начались летом. В августе Марциан попросил епископов, собравшихся в Никее, помолиться за победу над (неназванным) врагом. Он был во Фракии, во многих частях Иллирика еще шли бои. Поскольку ни один епископ из Мёзии Примы и пограничной части Дакии не прибыли на собор, который наконец был собран в Халкидоне, можно предположить, что гунны снова занимались разорением несчастных провинций. Скифия тоже находилась под угрозой: Александр, епископ Томиса, оставался со своей паствой.

Археологические свидетельства вряд ли могут помочь реконструировать кампанию в Галлии. Согласно Gesta Тrеviorum, Аттила взял Трир. Это вроде бы подтвердили раскопки: церковь Евхерия была уничтожена в начале 450-х гг. Через несколько лет в Северной Франции был найден фрагмент гуннского котла, предположительно в районе Труа. Это дало новый импульс поискам поля боя в районе Мавриакских полей и стало любимым времяпрепровождением местных историков и отставных военных[78].

Все эти детали не меняют общей картины событий 451 г. Однако кампания Аттилы в Италии требует пересмотра. Почти все современные историки от Моммзена до Томпсона пользовались этой возможностью, чтобы доказать, каким некомпетентным государственным и военным деятелем был Аттила. Некоторые благочестивые личности до сих пор считают войну в Италии дуэлью между неумелым римским военачальником и кровожадным дикарем, которая закончилась счастливо только бла78 В Campo Beluider, в венгерской хронике Симона Кеза (после 1282 г.), возможно, сохранена местная традиция. Белуидер – это Бовуар в долине Оба, в 25 километрах к востоку от Труа. А. Экхарт полагает, что Кеза мог услышать название во Франции или от француза, или от тевтонского рыцаря, приехавшего в Венгрию. В XIII в. Бовуар был важным местом, основной резиденцией тевтонских рыцарей во Франции.

годаря вмешательству папы Льва, как pontifex ex machina. Аэций, которого современники считали „последним римлянином“, является bete noire (злой гений. – Пер.) у авторов сегодняшнего дня. В мои намерения не входит его реабилитация, но я хочу показать, помимо прочего, что Аэций вовсе не совершал дилетантских ошибок, в которых его обвиняют.

Первая стадия войны

Потери гуннов в 451 г., должно быть, были очень велики. Один только факт, что Аттила начал двигать свою армию в начале лета, показывает, как много времени ему потребовалось, чтобы оправиться от катастрофы, случившейся годом раньше. Он наверняка знал об опасностях кампании во время жаркого сезона. Так почему он вообще напал? Аттила, несомненно, был в ярости относительно неожиданного поражения в Галлии – так сказано в „Хронике“ 452 г., единственном источнике, устанавливающем некую связь между двумя войнами. Он определенно ненавидел Аэция. Но почему он не подождал еще год, прежде чем взять реванш? Его отношения с восточными римлянами не могли быть хуже. Когда он вторгся в Галлию в 451 г., по всей видимости, чтобы сразиться с вестготами, император Марциан не предпринял никаких действий. Но Аттила не мог рассчитывать на нейтралитет восточной части империи при нападении на Италию. Возможно, он хотел сокрушить армии Аэция раньше, чем Восток успеет прийти на помощь Западу. Он мог думать, что, как только его всадники поскачут по долине По, Аэций запросит мира. Не исключено, он ожидал, что Валентиниан пожертвует Аэцием, чтобы спасти свой трон. Мы ничего не знаем о политической ситуации в Италии; она могла быть такой, что у Аттилы имелись все основания ожидать быстрого краха врага. Но это могло быть и давление со стороны его собственных людей, жаждущих новой добычи. В Северной Италии гунны часто передвигались очень медленно, потому что их повозки были перегружены награбленным.

Когда же гунны перешли Юлианские Альпы из сегодняшней Югославии в Италию? Хронисты не указывают точную дату. И уже через несколько лет даже последовательность событий была позабыта. Хидатий, обычно хорошо информированный, полагал, что Аттила отправился из Галлии прямо в Италию. Согласно „Хронике“ 511 г., гунны взяли Аквилею (в северо-восточной части адриатического побережья), отступая из Галлии в Паннонию. Только Приск дает хотя бы намек на дату: „Сперва он приступил к осаде Аквилеи, расположенной в самом начале Италии. Осаждая ее целых три года, он не мог взять город никакими средствами из-за деятельного сопротивления горожан и уже слышал ропот своего войска, не имевшего сил терпеть муки голода. И вот однажды, обходя город, чтобы выяснить, с какой стороны легче будет его атаковать, он внезапно заметил, как птицы, которых зовут аистами и которые имеют обыкновение вить гнезда на вершинах домов, в едином порыве улетели из города и, подхватив в клювах своих птенцов, разнесли их по расположенным за пределами города деревням. Тогда он сказал своим людям: „Смотрите! Птицы, предвидя будущее, покидают город, который должен погибнуть!“ Тут же, установив осадные машины, он ободряет своих людей, еще ожесточеннее атакует город и без промедления захватывает его“.

Если рассказ Ириска по сути правдивый, тогда падение Аквилеи должно датироваться концом августа или началом сентября. Согласно Плинию, аисты покидают Италию после Вулканалии, 23 августа. Осада продлилась три месяца. Таким образом, гунны перешли Юлианские Альпы в мае или июне. Но более чем сомнительно, что история об Аттиле и аистах допускает такую интерпретацию. Скорее она говорит о суеверном страхе, с которым его подданные, особенно германцы, взирали на своего повелителя.

Движение птиц всегда считалось греками, римлянами и германцами зловещим. Как и многие герои германских преданий, Герменегискл (Hermenegisclus), король варнов, понимал язык птиц. Западные германцы считали ворона и аиста вещими птицами. Значит, можно сделать вывод, что германцы рассказали эту историю Приску. Они могли говорить об Аттиле, как в более поздние времена шведы и норвежцы говорили о страшных финских и лапландских колдунах. Да и сам Приск, должно быть, не был чужд суеверий греков, для которых „скифы“ являлись великими колдунами. Гиперборейский маг в Philopseudes Лукиана (главы 13–14) использует сверхъестественных существ, возвращает к жизни умерших, заставляет появиться Гекату и убирает с неба луну. В произведении императрицы Евдоксии Discourse with the Martyr Cyprian Киприан рассказывает, что скифы научили его языку птиц и он узнал, как понимать звуки дерева и камней, скрип дверей и петель, разговоры мертвых в своих могилах. Гайзерих, еще один „скиф“ и, как и Аттила, очень проницательный человек, правильно интерпретировал полет орла над спящим Марцианом. Так что вполне возможно, что история была рассказана людьми, расположенными верить в подобные вещи, но при этом она имеет корни, уходящие в глубь веков.

Легенда об Аттиле и аистах Аквилеи, по сути своей, является вариантом рассказа, который приводится в главе 122 Chin shu. Это биография Лю Куанга (Lü Kuang), который завоевал Туркестан для Фу Чина (Fu Cnien). В феврале 384 г. он осадил город Куча (Цю цзы): „Он снова пошел вперед, чтобы атаковать город. Ночью ему приснилось: золотая фигура перелетела через городскую стену. Куанг сказал: „Это значит, что Будда и боги покидают их. Город определенно погибнет“.

Фольклористы, предположительно, смогут привести и другие варианты рассказа, возможно связав их теснее с общеизвестными крысами, которые покидают тонущий корабль. Но истории вроде тех, что рассказывают об Аттиле и Лю Куанге, в Европе неизвестны. Во всяком случае, так утверждает профессор Арчер Тейлор. Возможно, именно гунны принесли их с Востока.

Оставив в покое аистов Аквилеи, мы обратимся к письмам папы Льва. Они дают более надежное основание для датировки начала гуннского вторжения. 22 мая 452 г. Лев написал длинные письма Марциану, Пульхерии, Анатолию и Юлиану, епископу Киоса. В них он объяснил, почему не может одобрить дисциплинарные каноны, принятые Халкидонским собором. В этих письмах нет ни одного намека на то, что Италия стала театром военных действий. То же самое справедливо для письма, которое папа отправил 11 июня Теодору, епископу Форума Джулии. Декреталия, в которой он определил условия дарования отпущения грехов, могла быть написана в любом году его понтификата. Трудно представить, чтобы человек, диктовавший все это, ни словом не обмолвился о судьбе городов Северной Италии, которые атакованы гуннами. Аквилея еще не пала. Возможно, ее даже еще не осадили.

И наконец, есть Novella Valentiniana 36 от 29 июня 452 г. об обязанностях сборщиков свиней, скота, овец и коз – это предмет, очевидно, неинтересный для исследователей гуннов, и потому документ был ими проигнорирован. Но Novella – единственный документ 452 г., который содержит упоминание о войне. Во введении император восхваляет Аэция, которые даже „при всех своих военных проблемах под звук труб“ находит время подумать о снабжении мясом священного города. Предмет заботы Аэция – bellicae curae в конце июня – есть не что иное, как вторжение гуннов. Орды Аттилы спустились в долину в начале лета 452 г.[79]

Если верить Просперу, вторжение оказалось для Аэция полной неожиданностью. Он писал: „Аттила, восполнив людские потери, которые он понес в Галлии, решает через Паннонии вторгнуться в Италию. Наш полководец Аэций, полагаясь на опыт прежней войны, никак не приготовился и в результате не воспользовался заслонами в Альпах, которыми можно было бы остановить врагов. Он полагал единственной возможностью спасения, только если вместе с императором покинуть Италию. Однако стыд подавил страх, поскольку считалось, что подобное бегство полно бесчестья и опасности“.

Удивительно, но все современные историки поверили Просперу. „Новости о появлении Аттилы в Италии, – утверждает Томпсон, – должно быть, были подобны удару грома“. Ничто не могло быть дальше от истины.

Для начала, проходы и перевалы через Юлианские Альпы не могут сравниться с Готардом и даже Бренне79 Зеек думал, что Аттила, следуя примеру Алариха, возможно, вторгся в Италию в середине зимы, когда перевалы не были защищены. Большинство остальных историков датируют вторжение весной, хотя ни один из них не потрудился указать причины.

ром. В Historia Langobardorum Павел Диакон описывал подходы к полуострову:

„Вся Италия омывается водами Тирренского и Адриатического морей, на западе же и севере она так замыкается Альпами, что в нее можно пройти только по узким перевалам или хребтам гор. Со стороны же востока, где она упирается в Паннонию, открыт широкий и совершенно ровный проход.“

Во-вторых, укрепления на Карсте состояли из легких фортификационных сооружений, точнее, блокпостов и сторожевых башен. В них были размещены войска, которые не могли выдержать уверенной атаки. В самом лучшем случае они могли задержать врага, но не остановить его.

В-третьих, и это самое важное, Аэций действовал в точности так же, как другие полководцы до и после него поступали в подобных ситуациях. В ходе V в. в Италию было шесть вторжений, не считая пиратских экспедиций вандалов. С возможным, хотя и маловероятным исключением армий Радагаста, всякий раз противник спускался на равнину с востока, пройдя по перевалам Юлианских Альп и не встретив никакого сопротивления. Это справедливо для Алариха в 401 г. и потом снова в 408 г., армии восточных римлян под командованием Аспара в 425 г., Аттилы в 452 г. и остготов Теодериха в 489 г. Ни Стилихон, ни узурпатор Иоанн, ни Одоакр не защищали Италию на перевалах. Можно возразить, что у них не хватало войск и для перевалов, и для равнины. Но в 386 г. мятежник Максим имел очень сильную армию, но все же не сделал попытки остановить императора Феодосия в горах. Император „перешел пустые Альпы“ (vacuas transmisit Alpes). В 394 г. Альпы снова были открытыми для армии Феодосия. Борьба за Италию начиналась или в долине Изонцо, или у стен Аквилеи.

Аттила не мог обойти сильную крепость, гарнизон которой, судя по всему, был усилен в ожидании осады. Только после того, как Аттила использовал осадные машины, вероятно построенные римскими дезертирами или пленными, стены Аквилеи были проломлены и начался штурм. Город основательно разграбили, жителей, не успевших бежать, убили или увели в рабство. Разрушения, безусловно, оказались велики, но утверждение Иордана, что не осталось и следа от некогда великого города, является явным преувеличением. К середине VI в. Аквилея была уже снова отстроена. Правда, укрепления не восстановили. Остгот Теодерих в 489 г. и византийский генерал Нарс в 552 г. обошли город. Но через несколько лет после его разграбления гуннами Аквилея снова стала резиденцией епископа. Христианская община с возвращением беженцев постепенно укрепилась. В VI в. была построена базилика с великолепными мозаичными полами. Архиепископ Аквилеи по рангу стал равен архиепископам Милана и Равенны.

В долине По

Иордан, возможно подражая Приску, назвал три города, которые пали перед гуннами, – Аквилея, Медиолан (современный Милан) и Тицинум (современная Павия) – и вскользь упомянул об „оставшихся городах венетов“ и „почти всей Италии“. Павел Диакон скопировал Иордана, однако, являясь жителем Чивидали, он, естественно, был более заинтересован в городах Верхней Италии, чем Иордан.

Он первым делом назвал три города возле Аквилеи – Конкордия, Алтинум и Патавия, а затем „все города Венеции“, а именно: Вичетия, Верона, Бриксия и Пергам. Вполне возможно, что гунны действительно захватили все эти пункты, но hoc est (то есть) Павел делает список несколько подозрительным.

Гунны пересекли По и разорили провинцию Эмилия, расположенную к югу от реки. Имея опыт осады Аквилеи, Аттила не мог рассчитывать захватить несравненно более сильную крепость Равенна. Как и Аларих полувеком раньше, он мог идти на Рим, где находился император. Однако гунны не переправились через Апеннины. Как обстояли дела в действительности – они попытались, но были отброшены, или на равнине шли настолько жестокие бои с Аэцием, что у Аттилы попросту не хватило людей для нападения – неизвестно. Возможно, болезнь уже начала косить гуннов. Не исключено, что многим всадникам было приказано возвращаться в Венгрию. Наш единственный источник информации об этом – фрагмент из Хидатия: „Вспомогательные части были высланы императором Марцианом, и под командованием Аэция они (то есть гунны) были убиты. Также они были вынуждены оставаться на месте, частично из-за мора, посланного с небес, частично из-за армии Марциана“ („Missis per Marcianum principem Aetio duce caeduntur auxiliis pariterque in sedibus suis et caelestibus plaagis et per Marciani subioguntur exercitum“).

Этот фрагмент часто понимается неправильно. Считалось, что dux Аэций был восточно-римским полководцем, командиром войск, напавших на гуннов in sedibus suis, по случайному совпадению носившим то же имя, что и военачальник Западной римской империи. Но Хидатий четко различает auxilia, посланных Марцианом к Аэцию, и ехеrcitus Марциана. Нет никаких причин допускать существование двух генералов, носивших одно и то же имя, причем оба сражались с гуннами. Отрывок проливает свет на подготовку, вероятно проведенную Аэцием, когда до него дошли слухи о планах гуннов. Поскольку auxilia восточных римлян не могли идти через Паннонию, они, должно быть, плыли на кораблях в Италию из какого-то восточного порта. Перевести войска в порт погрузки, собрать корабли, обеспечить продовольствие для солдат и корм для лошадей в порту выгрузки – все это требовало времени. Чтобы принести реальную помощь Западу, экспедиция не могла быть импровизированной. Аэций и правительство в Константинополе должны были выработать план совместных действий против гуннов, если Аттила двинется на Италию.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю