Текст книги "Мысли и воспоминания. Том III"

Автор книги: Отто фон Бисмарк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

По окончании чтения его величество заявил, что для заседания Коронного совета он избрал день рождения великого короля [68]68
  24 января было днем рождения прусского короля Фридриха II.


[Закрыть], так как это заседание послужит исходным пунктом для событий большой исторической важности. Он желает, чтобы составление упомянутого в одном из докладов указа было настолько ускорено, чтобы его можно было опубликовать ко дню его собственного рождения (27-го). Все взявшие слово министры заявляли, что нежелательно немедленно прекратить обсуждение и перейти к составлению указа по столь сложному вопросу. Я предостерег от последствий: рост надежд у социалистически настроенных классов, никогда не знающих удовлетворения своим вожделениям, толкнет монархию и правительство на скользкий путь. Его величество и рейхстаг говорят об охранерабочих, в действительности же речь идет о принуждениирабочих – о принуждении меньше работать. Сомнительно, можно ли насильно заставить предпринимателей возместить сокращение доходов главы семьи: те отрасли промышленности, которые вследствие воскресного отдыха потеряют 14% производительности, быть может, окажутся неспособными к существованию, и рабочие в конце концов лишатся своего заработка. Императорский указ, составленный в соответствии с желанием императора, повредил бы предстоящим выборам, так как испугал бы имущих и поощрил социалистов. Увеличение издержек производства и перекладывание их на потребителей было бы возможно только, если бы другие крупные промышленные государства поступили таким же образом.

Его величество не хотел принять во внимание мое мнение, но в конце концов согласился, чтобы его законопроекты сначала были обсуждены в государственном министерстве.

В связи с приближавшимся окончанием сессии рейхстага выдвигался вопрос о возобновлении закона о социалистах, срок которого истекал осенью [69]69
  Срок действия исключительного закона против социалистов истекал 1 октября 1890 г.


[Закрыть]. В комиссии, в которой решающая роль принадлежала национал-либералам, из законопроекта Союзного совета был исключен пункт о высылке [70]70
  В октябре 1889 г. правительство внесло в рейхстаг новый проект закона о социалистах, ввиду того что 1 октября 1890 г. истекал срок действовавшего закона. § 24 правительственного законопроекта уполномочивал правительства государств, входивших в состав Германии, с согласия Союзного совета предоставлять полицейским властям право административной высылки лиц, «опасных» для общественного порядка. В комиссии, избранной рейхстагом для обсуждения законопроекта, § 24 был вычеркнут из законопроекта всеми голосами против 8 консерваторов.


[Закрыть]. Таким образом спрашивалось, захотят союзные правительства уступить в этом пункте или же будут настаивать на его сохранении, с риском поставить под вопрос весь закон. Неожиданно для меня, и в противоположность моим обязательным для него инструкциям, господин фон Беттихер на следующий день предложил огласить на последнем заседании рейхстага декларацию императора, смягчающую законопроект в духе национал-либералов, и тем самым добровольноотказаться от права на высылку. По конституции это не могло быть сделано без предварительного одобрения Союзного совета. Император тотчас же присоединился к этому предложению.

Окончательного постановления рейхстага еще не было; имелись лишь решение, принятое во втором чтении, и отчет о работе в комиссии, на основании которых нельзя было ожидать принятия закона без изменения [71]71
  При втором чтении законопроекта о социалистах консервативная партия внесла предложение восстановить вычеркнутый комиссией пункт о принудительной высылке. Это предложение было, однако, отклонено рейхстагом. В третьем чтении 25 января 1890 г. законопроект был отвергнут рейхстагом 167 голосами против 98, так как против голосовали не только левые, но и консерваторы, не желавшие мириться с исключением параграфа об административной высылке. Отсутствие Бисмарка при чтении законопроекта вызвало толки о разногласиях между императором и канцлером. Перед роспуском рейхстага (выборы нового рейхстага были назначены на 20 февраля 1890 г.) Вильгельм II выступил на заключительном заседании с речью, в которой произнес несколько громких фраз о рабочем законодательстве и совсем не упомянул о законе против социалистов.


[Закрыть]. В течение десятилетий я боролся против склонности парламентских деятелей и министров изменять и смягчать правительственные законопроекты при обсуждении в комиссиях и под закулисными влияниями лидеров фракций. В данном случае я также заявил, что союзные правительства создадут себе трудности в будущем, если они уже теперь спустят флаг и исказят свой собственный законопроект. Если они сделают это, то рекомендуемое Беттихером в настоящий момент заявление правительств о том, что они могут обойтись и без параграфа о высылке, всего лишь через несколько недель оказалось бы в противоречии с более суровым законопроектом, который придется внести в новый рейхстаг. Поэтому я потребовал выждать решения пленума рейхстага: если будет принят неполноценный закон, то целесообразно принять и такой. Если же в результате отклонения законопроекта возникнет вакуум [пустота], то при условии, что рейхстаг не будет распущен, придется выждать, пока представится случай для более решительного вмешательства. В ближайший рейхстаг мы так или иначе должны внести более суровый закон. Император протестовал против эксперимента с вакуумом: он ни в коем случае не может допустить создания в начале его правления такого положения, при котором может пролиться кровь; ему бы этого никогда не простили. Я возразил, что произойдет ли бунт и кровопролитие, зависит не от его величества и не от наших законодательных планов, а от революционеров; без крови мы вряд ли обойдемся, если не будем уступать больше, чем это безопасно, если мы в каком-либо пункте захотим дать отпор. Чем позже правительство окажет сопротивление, тем более насильственный характер оно должно будет носить.

Остальные министры, кроме Беттихера и Геррфурта, высказывались в моем духе, причем некоторые с подробной мотивировкой. Так как император, явно недовольный отрицательным вотумом министров, снова вернулся к мысли о капитуляции перед рейхстагом, то я сказал, что считаю своим долгом отсоветовать это на основании имеющихся у меня опыта и знания дела. При моем вступлении в должность в 1862 г. положение королевской власти было непрочным; король намерен был отречься от престола, мотивируя это невозможностью осуществить свои взгляды. С тех пор, в течение 28 лет, сила и авторитет королевской власти непрерывно возрастали. Предложенное Беттихером добровольное отступление в борьбе против социал-демократии будет в нашем непрерывном до сих пор подъеме первым шагом вниз в направлении к временно удобному, но опасному господству парламента. «Если ваше величество не придает значения моему совету, то не знаю, нахожусь ли я в таком случае на своем месте».

Отвернувшись от меня и обращаясь к Беттихеру, император сказал на это заявление: «Это ставит меня в вынужденное положение». Сам я не расслышал этих слов; мне сообщил их позже коллега, сидевший слева от императора.

Уже в связи с позицией, которую занял император в мае 1889 г. по отношению к забастовкам горнорабочих, я опасался, что не смогу согласиться с ним в этой области. За два дня до приема депутации бастовавших горнорабочих, состоявшегося 14 января 1889 г., он без предупреждения явился на заседание государственного министерства и заявил, что не разделяет моих взглядов на отношение к забастовке: «Предприниматели и акционеры должны уступить; рабочие – его подданные, о которых он обязан заботиться; если миллионеры-промышленники не пожелают исполнить его волю, он отзовет свои войска. Если после этого запылают виллы богатых собственников и директоров и сады их будут растоптаны, то они присмиреют». Мое возражение, что ведь собственники также являются подданными, имеющими право на защиту со стороны государя, император пропустил мимо ушей и в раздражении сказал, что, когда уголь не добывается, наш флот беззащитен; мы не можем мобилизовать армию, если недостаток угля воспрепятствует ее переброске по железной дороге. Мы находимся в таком затруднительном положении, что на месте России он немедленно объявил бы войну.

В то время идеалом его величества, по-видимому, был абсолютизм, опирающийся на популярность. Его предки эмансипировали крестьян и бюргеров. Может ли аналогичная эмансипация рабочих за счет работодателей протекать в наше время в форме, аналогичной той законодательной работе, которая продолжалась в течение полувека и итогом которой было законодательство о крестьянах и городах?

Используя взаимную борьбу сословий, французские короли создали абсолютизм, который от Людовика XIV до Людовика XVI был основным законом государства, но не являлся его прочной основой. Неограниченность воли короля существовала при Фридрихе-Вильгельме I, но опиралась не на добровольную и изменчивую популярность монарха в массах населения, а на не поколебленный еще в то время монархический образ мыслей всех сословий и на мощь армии и полиции, способных преодолеть всякое сопротивление без парламента, прессы и права союзов. Фридрих-Вильгельм I отправлял всякого, кто ему противоречил, на каторжные работы или на виселицу (Шлубут) [72]72
  Прусский король Фридрих-Вильгельм I 25 августа 1731 г. приказал повесить видного правительственного чиновника в Гумбинене Альбрехта Шлубута за злоупотребления по службе.


[Закрыть], а Фридрих II заключил судебную палату в Шпандау [73]73
  В 1770 г. начался судебный спор между мельником Арнольдом и графом Шметтау, на земле которого находилась мельница. В 1778 г. мельника обязали продать мельницу графу. Мельник обратился с жалобой к кассационной палате Пруссии, а затем, после отказа суда, в 1779 г. – к королю Фридриху II. Несмотря на противодействие своих министров, Фридрих решил дело в пользу мельника и приговорил нескольких членов кассационной палаты к смещению с должности, к году тюрьмы и к возмещению мельнику причиненных ему убытков. Судьи оставались в тюрьме в крепости Шпандау вплоть до того времени, пока не уплатили мельнику причитавшейся ему суммы.


[Закрыть]. Современная монархия лишена ultimo ratio [последнего средства 3, а на признании масс абсолютная королевская власть не может быть основана даже в том случае, если бы их запросы оставались еще такими же скромными, как во времена Фридриха-Вильгельма I. В Дании в 1665 г. удалось установить королевский закон [74]74
  Датский король Фридрих III издал в 1665 г. так называемый «королевский закон», устанавливавший неограниченную власть короля.


[Закрыть], который долгое время оставался в силе, но тогда речь шла лишь о подавлении сопротивления ничтожного меньшинства – дворянства, а не об экономическом существовании промышленных классов.

Бастующие рабочие стали бы, конечно, более настойчиво предъявлять свои требования при мысли, что высшая государственная власть занимает по отношению к ним благожелательную позицию. К этому присоединилось единодушное пресмыкательство фракций рейхстага перед избирателями-рабочими в вопросе о так называемой охране труда. Я считал, что это законодательство вредно и является источником будущего недовольства. Однако я не придавал вопросу настолько серьезного значения, чтобы в 1889 г. поставить из-за него перед императором вопрос о доверии кабинету.

Причины, по которым моя политическая совесть не позволяла мне уйти в отставку, лежали в другой плоскости, а именно – во внешней политике, с точки зрения как империи, так и германской политики Пруссии. Доверие и авторитет, которые я в течение долгой службы приобрел при иностранных и германских дворах, я не в состоянии был передать другим. С моим уходом этот капитал должен был погибнуть для страны и для династии. В бессонные ночи у меня было достаточно времени взвесить этот вопрос на весах своей совести. Я пришел к убеждению, что для меня является долгом чести – терпеть и что инициативу своей отставки и ответственность за нее я не должен брать на себя, а предоставить ее императору. Однако я не хотел затруднить ее и, после заседания Коронного совета 24 января, решил добровольно удалиться сначала из того ведомства, где уже обнаружилась несовместимость официально высказываемых мною в течение ряда лет взглядов с убеждениями императора, другими словами, уйти из министерства торговли, к компетенции которого относился рабочий вопрос.

Я считал возможным в дальнейшем проходить мимо развивающихся в этой области событий, заняв по отношению, к ним позицию, определяемую словами tolerari posse [можно терпеть], – позицию пассивного наблюдателя – и продолжать вести чисто политические дела, а именно – внешнюю политику. Можно было предвидеть, что для честного и вдумчивого слуги страны и монархии будет трудной задачей иметь дело с рабочим вопросом при убеждении императора, что его доброй воли достаточно для того, чтобы успокоить вожделения рабочих и заслужить их благодарность и послушание. Я считал вполне правильным и справедливым, чтобы господин фон Берлепш, в 1889 г. действовавший на посту регирунгс-президента в духе высочайших предначертаний, без ведома ответственного министра торговли, вразрез с моими взглядами, принял на себя в качестве министра также ответственность за политику, в которой он укрепил императора своим сотрудничеством. Одновременно император оказывался тем самым в состоянии, без помехи с моей стороны, на опыте проверить осуществимость своих благих намерений.

Я созвал заседание министров, высказал свой взгляд и встретил единодушное одобрение. В ответ на немедленно сделанный мною личный доклад императору 31 января 1890 г. последовало назначение г. фон Берлепша на пост министра торговли. Должен добавить, что, приняв во внимание самостоятельность, которую обер-президент фон Берлепш проявил в качестве непрошенного советника государя, я, совершая этот эксперимент, оценил его энергию, интерес к делу и его способности выше, чем они проявились при его деятельности в качестве министра. Император предпочитает иметь в качестве министров людей второстепенных, и потому создается ненормальное положение, поскольку не министры дают советы монарху и берут на себя инициативу, а ожидают того и другого от его величества.

Глава шестая
ИМПЕРАТОРСКИЕ УКАЗЫ ОТ 4 ФЕВРАЛЯ 1890 г.

На заседании министерства 26 января я еще раз обрисовал опасность проектируемых императорских указов, но встретил со стороны Беттихера и Верди возражение, что отрицательное решение вызовет недовольство императора. Мои коллеги принесли императору saerificium intellectus [рассудок в жертву], а мой заместитель и помощник поступил по отношению ко мне бесчестно. Тщетно в своем выступлении я заходил так далеко, что называл поведение ответственных министров граничащим с государственной изменой: видя, что суверен вступает на опасный для государства путь, они не говорят об этом открыто, а превращают конституционные отношения в консультируемое императором государственное министерство. На эти мои соображения господин фон Беттихер, с одобрения военного министра, возражал простым повторением одной и той же фразы, что мы все-таки должны сделать хоть что-нибудь, соответствующее пожеланию императора. Так как остальные коллеги воздерживались от участия в дискуссии между мной и Беттихером, то я должен был отказаться от надежды противопоставить единодушный вотум предложениям его величества, являвшимся, по моему убеждению, опасными для государства. Я рассчитывал, что государственное министерство будет вести себя так же, как это было раньше, когда дед императора вступал на опасный путь под влиянием женских, масонских и прочих влияний. В таких случаях требовалось установить единодушие министров, даже если ранее между ними существовали значительные разногласия; старик сдавался, если не мог получить ни одного голоса в свою пользу. Я помню только об одном исключении. После того как Франкфуртский мирный договор был 18 мая 1871 г. утвержден французским Национальным собранием [75]75
  Мирный договор, подписанный во Франкфурте 10 мая 1871 г. и ратифицированный французским Национальным собранием 18 мая 1871 г., завершил франко-прусскую войну 1870–1871 гг.


[Закрыть], мы могли отозвать нашу армию, за исключением части, предназначавшейся для оккупации департаментов, занятых нами в качестве гарантии. Министры единодушно были за то, чтобы сделать это немедленно – отпустить домой всех солдат, которые не должны были оставаться под знаменами, и назначить на ближайший срок, во всяком случае еще в мае, вступление в Берлин полков, составлявших его гарнизон. Но тут мы натолкнулись на упорное сопротивление его величества. Как я узнал, императрица Августа хотела присутствовать при вступлении войск, но не ранее, чем закончит свое лечение в Баден-Бадене. Император хотел исполнить желание своей супруги, но в то же время желал, чтобы полки вступили в Берлин в полном боевом составе. На продолжавшихся в течение целых дней совещаниях, которые происходили в нижнем этаже дворца, мы напрасно ссылались на расходы, на необходимость считаться с тем, что люди в течение столь долгого времени были оторваны от семьи и дел, на срочную необходимость вернуть сельскому хозяйству такое большое количество рабочих рук. Императору, который не хотел сознаться Совету министров в подлинной причине своей настойчивости, трудно было возражать против наших аргументов; тем не менее он упорно настаивал на том, чтобы вступление войск, и притом в полном боевом составе, состоялось в середине июня. Случалось, что во время совещаний в помещениях, расположенных над залом заседаний, кто-то шагал взад и вперед такой тяжелой поступью, что люстра раскачивалась и звенела. По окончании последнего безрезультатного совещания меня посетил лейб-медик императора Лауэр и сообщил, что он опасается самых тяжелых последствий для здоровья его величества, возможно даже удара, если не будет восстановлен домашний мир. После этого сообщения государственное министерство уступило. Вступление войск состоялось лишь 16 июня в присутствии ее величества.

На тот случай, если – как это и произошло – государственное министерство окажется бессильным, я обдумывал, нельзя ли какими-нибудь другими средствами воздействовать на императора. Мне казалось, что такую помощь мне могут оказать Государственный совет [76]76
  Государственный советсостоял из достигших совершеннолетия принцев королевской крови, из высших правительственных чиновников и из лиц, назначавшихся императором.


[Закрыть]и Совет народного хозяйства [77]77
  Совет народного хозяйствав Пруссии был образован указом Вильгельма I от 17 ноября 1880 г. Задачей этого Совета являлось обсуждение законопроектов, касающихся торговли, промышленности и сельского хозяйства. Однако назначение членов Совета было произведено почти через 10 лет после его создания, только 14 января 1890 г., т. е. как раз во время конфликта Бисмарка с Вильгельмом II по поводу рабочего законодательства.


[Закрыть], от которых я мог ожидать понимания того, какое влияние окажут императорские указы на предстоящие в ближайшее время выборы в рейхстаг. Воздействия в том же направлении я ожидал со стороны иностранных правительств, которые от пристрастного вмешательства императора в рабочий вопрос могли ожидать для себя такого же вреда, какого я опасался для нашей страны. Было принято мое предложение, сделанное на том же заседании 26 января, – созвать Государственный совет и международную конференцию [78]78
  В марте 1890 г.в Берлине была созвана международная конференциядля обсуждения вопроса о создании единого рабочего законодательства для западноевропейских стран. Кроме Германии на конференции участвовали представители правительств Англии, Франции, Австрии, Италии, Бельгии, Голландии, Швеции, Норвегии, Дании, Люксембурга, Швейцарии, Испании и Португалии. Конференция обсудила вопрос о едином законодательном регулировании труда в промышленных предприятиях и на рудниках представленных на конференции стран. Были приняты решения о запрещении труда детей моложе 12 лет, ночного труда женщин в шахтах, о воскресном дне отдыха, 0 введении для женщин 11-часового и для подростков 10-часового рабочего дня и т. д. Однако эти решения фактически не имели значения, так как постановления конференции не были обязательными для ее участников.


[Закрыть], для того чтобы заручиться мнением сведущих людей, в противовес безответственным и невежественным дилетантам.

Составление соответствующих указов я взял на себя. Упомянутая мною камарилья держалась того мнения, что декларация в том виде, как ее желал император, окажет благоприятное влияние на выборы в рейхстаг. Я был убежден в противном, не предвидя, правда, до какой степени исход выборов 20 февраля подтвердит мою правоту [79]79
  На выборах в рейхстаг 20 февраля 1890 г. социал-демократы получили 1 427 тыс. голосов вместо 763 тыс. голосов на предыдущих выборах 1887 г. и по числу голосов заняли первое место. Оппозиционная партия свободомыслящих получила 1 159 тыс. голосов вместо 973 тыс. на выборах 1887 г. Правые партии потерпели поражение. Национал– либералы и обе консервативные партии потеряли в общей сложности свыше миллиона голосов.


[Закрыть]. На основе опыта у меня были сомнения тактического характера, что при ситуации, аналогичной той, которая создалась во время прошлогодних забастовок [80]80
  Речь идет о забастовках горнорабочих в 1889 г.


[Закрыть], опасно в форме обещаний возвещать мероприятия неопределенного и непродуманного характера. Я был убежден, что лживые и полные искажений избирательные речи никогда не выдвинут на первый план действительное намерение правительства, а всегда послужат лишь предлогом для возбуждающей критики существующего. Решающие декларации перед выборами могут благоприятно на них воздействовать, если исходят из неоспоримых фактов, не дающих повода для извращений; такими фактами являются, например, нападение извне или его угроза, либо покушения, вроде покушения Нобилинга [81]81
  Покушение Нобилингав 1878 г. на Вильгельма I было использовано Бисмарком как предлог для издания исключительного закона против социалистов и для жестокого преследования рабочего движения.


[Закрыть]. Что касается намеченной декларации, то я не боялся непосредственной и прямой критики, если бы содержание этой декларации было понято правильно, а опасался лишь ловкого использования ее агитаторами, враждебными государству. Поэтому у меня были опасения относительно того, какое действие произведут желаемые императором указы, но большее значение я придавал личному воздействию на императора. В течение 40 лет мною руководило в прусской и германской политике убеждение, что моя задача заключается не столько в завоевании временных успехов в избирательной борьбе, сколько в том, чтобы предохранить императора от влияний и мероприятий, которые должны повернуть вспять усиление королевской власти и укрепление империи, с успехом осуществлявшиеся мною начиная с 1862 г.

За 40 лет на моих глазах сменилось немало парламентов, и я считал их менее вредными для нашего общего развития, чем ошибки монархов, которые не имели места после того, как в 1858 г. принц-регент вступил на путь, открывший новую эру [82]82
  В октябре 1857 г. прусский король Фридрих-Вильгельм IV был признан душевнобольным. Его заместителем на троне, а с 1858 г. регентом стал его брат Вильгельм (впоследствии император Вильгельм I). Регентство ознаменовалось отставкой правительства реакционера Ман– тейфеля и приходом к власти умеренно-либерального правительства «новой эры», правившего с ноября 1858 г. до марта 1862 г., т. е. до прихода к власти Бисмарка.


[Закрыть]. Тогда правитель также честно стремился оказать своим подданным благодеяния, которые, по его мнению, не оказывались им лишь из ложно понятого усердия и несправедливого властолюбия. Тогда положение также было таково, что клика честолюбивых карьеристов-фракция Бетман-Гольвега [83]83
  Фракцией карьеристов Бетман-Гольвега Бисмарк называет близкую к императрице Августе группу, возглавлявшуюся Морицем Бетман– Гольвегом, политическим деятелем, склонным к соглашению с либералами. Термины «фракция» и «партия» Бисмарк употребляет не только в общепринятом значении, но и в смысле придворных и иных группировок.


[Закрыть], ничего не добившись во времена Мантейфеля, втерлась в доверие к наследнику престола и использовала несоответствие между его благородными намерениями и недостаточным знанием практической жизни, чтобы восстановить его против правительства его брата и изобразить оппозицию против последнего как борьбу за права человека.

Для того чтобы до некоторой степени успокоить нетерпение императора, я придал обоим проектам указа на имя канцлера и министра торговли форму, соответствующую характеру императора и его стремлению к высокопарности. Представляя эти проекты, я заявил, что составлял их только из повиновения его приказанию и что настоятельно прошу воздержаться от публикаций такого рода, выждать момент, когда можно будет внести в рейхстаг точно сформулированные и разработанные законопроекты, и, во всяком случае, до окончания выборов не касаться рабочего вопроса. Неопределенность и слишком общий характер инициативы императора возбудят ожидания, удовлетворение которых лежит вне пределов возможного, а невыполнение усугубит трудность положения. Когда его величество через несколько месяцев ИЛИ недель сам убедится в ожидаемых мною вреде и опасности, то мне хотелось бы иметь возможность напомнить, что я самым решительным образом отговаривал его от этого шага и составил указы, только выполняя долг повиновения чиновника, еще находящегося на службе. Я закончил просьбой разрешить мне бросить зачитанные проекты в горевший камин. Император ответил: «Нет, нет, дайте их сюда», и с некоторой поспешностью подписал оба указа. 4 февраля они были опубликованы в «Reichs– und Staats-Anzeiger» [84]84
  «Reichs– und Staats-Anzeiger»(«Имперский и государственный вестник») – орган, публиковавший официальные распоряжения правительства.


[Закрыть]без контрассигнирования [85]85
  Без контрассигнирования, т. е. не подписанные канцлером. По конституции 1871 г. указы императора должны были скрепляться подписью рейхсканцлера, который тем самым принимал на себя ответственность за распоряжения императора. Газета оппозиционной партии свободомыслящих «Nationalzeitung» немедленно после опубликования февральских указов Вильгельма II отметила отсутствие подписи рейхсканцлера и сделала вывод о наличии разногласий между ним и императором.


[Закрыть].

«Имперскому канцлеру.

Я намерен принять меры к улучшению положения немецких рабочих, поскольку это допускается в границах, установленных моему попечительству необходимостью сохранить конкурентоспособность германской промышленности на мировом рынке и таким образом обеспечить существование промышленности и рабочих. Упадок отечественных предприятий вследствие сокращения сбыта за границей оставил бы без средств к существованию не только предпринимателей, но и рабочих. Вызываемые международной конкуренцией трудности в области улучшения благосостояния наших рабочих могут быть если не преодолены, то все же ослаблены только путем международного соглашения стран, участвующих в господстве на мировом рынке. В убеждении, что и другие правительства воодушевлены желанием подвергнуть совместному рассмотрению те устремления рабочих, которые уже являются предметом международных переговоров между рабочими этих стран, я желаю, чтобы мои представители официально запросили в первую очередь Францию, Англию, Бельгию и Швейцарию, согласны ли их правительства вступить в переговоры с нами в целях международного соглашения относительно возможности пойти навстречу тем потребностям и желаниям рабочих, которые выявились во время забастовок последних лет или каким-либо другим образом. Немедленно по получении принципиального согласия на мое предложение поручаю вам пригласить все правительства, заинтересованные, как и мы, в разрешении рабочего вопроса, принять участие в конференции для обсуждения соответствующих проблем.

Вильгельм I.R.»

«Министрам общественных работ, торговли и промышленности.

Вступая в управление страной, я объявил о своем решении содействовать дальнейшему развитию нашего законодательства в том же направлении, какому следовал в бозе почивший дед мой, проявляя заботу в духе христианской морали об экономически более слабой части народа. Как ни ценны и успешны мероприятия, принятые до сих пор в законодательном и административном порядке для улучшения положения рабочего сословия, они все же не выполняют всей поставленной передо мной задачи. Наряду с дальнейшим развитием законодательства о страховании рабочих надлежит пересмотреть ныне действующий промышленный устав в части условий труда фабричных рабочих, чтобы принять во внимание те нарекания и пожелания, которые являются обоснованными. Пересмотр должен исходить из того, что одной из задач государственной власти является такое регулирование времени, продолжительности и характера труда, которое обеспечит сохранение здоровья рабочих, требования нравственности, экономические потребности рабочих и их право на равенство перед законом. Для соблюдения мира между работодателями и рабочими надлежит подготовить законодательные определения о том, в какой форме рабочие, через посредство пользующихся их доверием представителей, смогут участвовать в регулировании общих вопросов и защищать свои интересы при переговорах с работодателями и органами моего правительства. Таким путем следует предо – ставить рабочим возможность свободного и мирного выражения своих пожеланий и жалоб, а государственным учреждениям– всегда знать положение рабочих и поддерживать с ними контакт. Я желаю, чтобы государственные горнозаводские предприятия стали образцовыми в отношении попечения о нуждах рабочих, а для частной горной промышленности я стремлюсь установить органическую связь моих горнозаводских чиновников с предприятиями в целях надзора, соответствующего фабричной инспекции, в том виде, как она существовала до 1865 г. [86]86
  Фабричная инспекция была создана в Пруссии законом от 16 мая 1853 г. Однако постепенно деятельность фабричной инспекции прекращалась, и к 1865 г. института фабричных инспекторов фактически уже не существовало.


[Закрыть]Для подготовки этих вопросов я повелеваю созвать Государственный совет под моим председательством с привлечением тех сведущих лиц, которых я с этой целью назначу. Выбор этих лиц я оставляю за собой. Среди затруднений, препятствующих урегулированию условий труда в намеченном мною смысле, серьезное значение имеют те, которые вытекают из необходимости оградить отечественную промышленность при ее конкуренции с заграницей. Поэтому я предписал имперскому канцлеру предложить правительствам тех государств, промышленность коих совместно с нашей господствует на мировом рынке, созвать конференцию, чтобы добиться равного международного регулирования тех требований, которые можно предъявлять к деятельности рабочих. Имперский канцлер препроводит вам копию моего направленного ему указа.

 Вильгельм R.»

 Если, как для меня стало очевидно, я не мог окончательно пресечь личные намерения государя, то был доволен уже тем, что до некоторой степени subrepticie [в обходном порядке] добился его согласия на привлечение к участию в этом деле Государственного совета и правительств соседних государств. Но я ошибся, рассчитывая на эти факторы.

Рассчитывая на то, что факторы экономического порядка будут воздействовать на решения Государственного совета и международной конференции, я переоценил самостоятельность и твердость убеждений людей. В Государственном совете сервильный элемент был усилен назначением ряда неведомых до сих пор личностей, отобранных частью из рабочего сословия, частью из среды берлинских промышленников и произносивших речи, с которыми им, вероятно, приходилось часто выступать раньше [87]87
  Бисмарк здесь допускает неточность. Действительно, 9 февраля 1890 г. было назначено несколько новых членов Государственного совета. Почти все они были противниками Бисмарка. Поэтому он превращает их в «неведомые личности»,хотя все они были достаточно известны как ему, так и правящим кругам Германии. Среди них были ярые приверженцы Вильгельма II из среды его личного окружения: граф Дуглас, профессор берлинской академии Гейден, бывший воспитатель Вильгельма II Гинцпетер. Кроме того, членами Государственного совета были назначены эссенский промышленник Крупп, известный депутат рейхстага барон Хюне (Huene), промышленники Бааре, Енке и др. Состав вновь назначенных членов Государственного совета предрешал результаты его заседаний не в пользу Бисмарка.


[Закрыть]. Присутствовал и священник, выступавший в роли агитатора. Все чиновники выжидательно молчали. Только Бааре, владелец металлургического предприятия в Бохуме, и Енке, доверенное лицо Круппа в Эссене, осмелились осторожно критиковать намерения императора. Но они были запуганы напоминанием о словах императора, отчасти действительно сказанных, отчасти выдуманных, а также угрозами предпринимателям и страхом еще более отдалить от себя императора и навлечь новые опасности на имущих и на работодателей. Почтительная робость представителей благоразумия по сравнению с наглостью привычных народных ораторов, приглашенных императором, свидетельствовала о том, что от заседаний Государственного совета нельзя ожидать беспристрастного воздействия на его величество. Император повелел, чтобы заседания происходили в служебном помещении Беттихера, которому были поручены также отбор и приглашение лиц из рабочего сословия. В качестве вице-председателя Государственного совета я, по собственному желанию, присутствовал на первом четырехчасовом заседании, не взяв слова в дискуссии. Когда император хотел приступить к голосованию вопросов, видимо сформулированных Беттихером, я увидел, что среди 40 или 50 человек нахожусь в одиночестве с Енке и Бааре. Так как, являясь министром, я не хотел выступить с открытой оппозицией императору, то мотивировал свое воздержание от голосования тем, что находящиеся на посту министры вообще не должны голосовать в Государственном совете и этим предрешать свое голосование в государственном министерстве. Император приказал занести мое заявление в протокол.

От посещения последующих заседаний Государственного совета я воздержался, после того как в беседе с императором установил, что этим я выполню его желание.

Открывшаяся 15 марта международная конференция, упоминанием о которой я несколько забегаю вперед, также не оправдала моих ожиданий. Предлагая созыв конференции, я полагал, что уверенность его величества в пользе, справедливости и популярности его устремлений так сильно укреплена теми четырьмя лицами, которые являются интеллектуальными виновниками этих устремлений, что добиться от него готовности выслушать еще других экспертов можно лишь в том случае, если обсуждение будет окружено блеском созванной им европейской конференции и публичного обсуждения в Государственном совете.

Я рассчитывал при этом на более честное изучение германских предложений, по крайней мере со стороны англичан и французов; однако я неправильно взвесил при этом те тенденции, которых следовало ожидать от наших западных конкурентов. Я предполагал у них больше честности и гуманности, чем это было на самом деле. Я полагал, что они из практических соображений либо отвергнут утопическую часть предложений императора, либо согласятся на введение аналогичных учреждений в странах, участвующих на конференции. Этим достигалось бы равномерное улучшение положения рабочих и равномерное увеличение издержек производства. Первая часть альтернативы казалась мне более вероятной вследствие трудности осуществления второго предположения и контроля над его выполнением. Однако я не рассчитал, что наши представители настолько окажутся в плену фраз Жюля Симона, что в результате не нашлось даже пригодной для императора аргументации, а только возникла уверенность в том, что наши соседи всячески поддерживали и поощряли наши иллюзии и избегали чинить помехи германскому законодательству, когда оно вступало на путь создания неудобств для отечественной промышленности и для своих рабочих. В своем поведении они руководились тем же принципом, каким в настоящее время руководятся те элементы, с которыми я в течение десятков лет вел борьбу как с врагами империи: не их-де дело удерживать императорское правительство от нанесения вреда самому себе.