Текст книги "Разбойник Хотценплотц и муравейник с начинкой"

Автор книги: Отфрид Пройслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Отфрид Пройслер
Разбойник Хотценплотц и муравейник с начинкой

Эту историю я посвящаю ОЛЬГЕ, ВИКТОРУ И ВСЕМ ДЕВЧОНКАМ И МАЛЬЧИШКАМ, которые с нетерпением спрашивали меня, что же дальше будет с Касперлем, Сеппелем, Васьти и Хотценплотцем

Человек в садовых кустах

Однажды бабушка с корзиной белья вышла в сад, чтобы на веревке позади дома развесить несколько рубашек да носовых платков.

Стоял чудесный день золотой осени. Цвели астры, подсолнухи приветливо заглядывали через ограду, а на компостной куче в углу сада зрели тыквы: пять больших, девять средних и шесть маленьких. Бабушка специально выращивала их по заветному рецепту своей двоюродной тетушки. Маленькие должны были иметь вкус абрикосов, большие – вкус шоколада, а средние – сбитых сливок снаружи и малинового мороженого внутри.

Касперль и Сеппель проявляли к тыквам полное равнодушие. Тем больший, как надеялась бабушка, их ждал сюрприз. «Только бы погода еще несколько дней продержалась достаточно теплая, – размышляла она. – В настоящий момент это главное».

Она опустила корзину с рубашками и носовыми платками на траву и только хотела было начать подтягивать туже бельевой шнур, как в кустах раздалось «тсс!» – и когда бабушка взглянула в ту сторону, то между золотарником и кустом ореха неожиданно увидела лицо человека, которого она, к сожалению, слишком хорошо знала: уже дважды она была ограблена этим бродягой в черной шляпе с длинным пером и один раз даже похищена.

«На сей раз, – решила она, – этот номер у него не пройдет!» Затем собралась с духом и спросила твердым голосом, который лишь капельку дрогнул, однако заметила это, вероятно, лишь она сама:

– Вы опять забрались в мой сад, господин Хотценплотц?

– Как видите, сударыня.

Разбойник кивнул и хотел было выйти из своего укрытия. Бабушка невольно схватилась за мешок с прищепками.

– Ни с места! – воскликнула она. – Иначе я так дам вам в ухо этим мешком, что ни одна шляпа на вас больше не удержится, – руки вверх!

Хотценплотцу и в голову не могло прийти, что с недавних пор бабушка читала перед сном истории про разбойников. В целях предосторожности он поднял руки и заверил, что у него и в мыслях не было ничего дурного.

Бабушка оборвала его на полуслове.

– Оставьте при себе ваше глупое красноречие! – набросилась она на него. – Я только желаю знать, как вам на сей раз это удалось, поскольку совершить побег из окружной тюрьмы, как известно, абсолютно невозможно.

– Так оно и есть, – сказал Хотценплотц.

– Тогда как же вы сюда попали?

– Я был освобожден сегодня утром за хорошее поведение – досрочно.

Бабушка просто ушам своим не поверила.

– Не рассказывайте сказки, господин Хотценплотц!

Хотценплотц клятвенно приложил к сердцу три пальца.

– Да чтоб мне провалиться на этом месте и заболеть корью, если я лгу вам! Кроме того, это указано в свидетельстве о моем освобождении. – Он извлек из жилетного кармана листок бумаги. – Вот – если вы мне не верите!

Бабушка отступила на шаг назад, ее вдруг осенило. Надо надеяться, что разбойник ничего не заподозрит.

– Я не могу это прочесть, – сказала она. – Мне для этого необходимо мое пенсне.

– Как так! – в изумлении воскликнул Хотценплотц. – Пенсне же сидит у вас на носу, ха-ха-ха!

– Вот это? – моментально нашлась бабушка, – она поразилась, как гладко идет дело. – Это пенсне для дали, – сказала она. – В нем я читать не могу. Для чтения мне нужно мое пенсне для близи.

Она запустила руку в левый карман фартука, затем озадаченно сунула руку в карман правый и снова удивилась. Хотя она была не слишком искушена в авантюрах, свою роль она играла великолепно.

– В самом деле, с этой парой пенсне вечная путаница! Я постоянно одно из них где-нибудь оставляю. Пенсне для близи, я думаю, лежит в прачечной – слева у входа за дверью, рядом со стиральным корытом на стенной полке… Не могли бы вы в виде исключения оказать мне любезность, господин Хотценплотц, и принести его мне?

– Ну конечно, бабушка!

Хотценплотц сложил бумажку и спрятал ее в карман. Потом он направился к прачечной – а бабушка на цыпочках последовала за ним.

Кроме пары крошечных зарешеченных окошек с матовыми стеклами, в домике была только одна-единственная дверь. Хотценплотц не знал этого, зато это хорошо знала бабушка. Едва только он вошел в прачечную, как она захлопнула дверь и заперла ее на засов. Потом дважды провернула в замке ключ, вынула и поместила его в карман фартука.

– Об остальном позаботится полиция!

До сих пор у бабушки не было времени испугаться. Только теперь, когда Хотценплотц сидел в ловушке, ее охватила ужасная дрожь: от страха ее бросало то в жар, то в холод, сад начал кружиться у нее перед глазами. Она почувствовала, что ноги отказываются служить ей. Из последних сил она закричала:

– Помогите! На по-о-мо-ощь!

Потом закрыла глаза и упала в обморок.

У госпожи Худобок день не из лучших

Последнее время Касперль и его приятель Сеппель повадились частенько навещать вдову Худобок. Они ведь пообещали ей что-нибудь придумать, чтобы содействовать возвращению прежнего облика крокодиловой собаке Васьти. С тех пор госпожа Худобок угощала их чаем и бутербродами с колбасой всякий раз, когда они приходили.

Сегодня тоже Касперль и Сеппель с аппетитом уплетали бутерброды с чаем. Госпожа Худобок, расположившаяся у окна в кресле с подлокотниками, печально покуривала толстую черную сигару. Васьти лежал вытянувшись у ее ног, он лишь довольно ворчал да помахивал хвостом.

Его мало беспокоило то обстоятельство, что в молодости он был длинношерстной таксой, пока в один прекрасный день госпожа Худобок не переколдовала его по ошибке в крокодила. Тем более страдала госпожа Худобок от этой неудачи. Касперль и Сеппель давно уже знали эту историю наизусть. Однако и на сей раз они снова терпеливо слушали рассказ госпожи Худобок с самого начала: как произошла с Васьти эта чертовщина, как она испробовала все мыслимые способы, чтобы расколдовать его обратно, – и как ей это не удалось.

– Напоследок я так отчаялась, что недолго думая бросила книжку по колдовству в печь и сожгла, – заключила она свою исповедь. – Я ведь ясновидящая с гослицензией на руках, а не ученая колдунья. В профессиональной жизни следует по возможности держаться в стороне от вещей, в которых не разбираешься.

– И все же! – возразил Касперль. – Лучше бы вы не бросали книгу в огонь, а подарили нам; с Сеппелем!

Госпожа Худобок высморкалась в подол утреннего халата, который она имела обыкновение постоянно носить в течение всего дня, и спросила своим низким прокуренным голосом:

– Вам?

– Тогда мы уж точно смогли бы помочь Васьти! Но сожжена – значит, сожжена, и теперь вам, к сожалению, остается только запастись терпением.

На чердаке бабушкиного дома были повсюду развешаны бесчисленные мешочки и торбочки: одни были наполнены травами и кореньями, другие – высушенными листьями и кусочками коры, – всё испытанные средства, применявшиеся бабушкой, чтобы лечить самые разные болезни.

– Быть может, – размышляли Касперль и Сеппель, – среди них окажутся такие, которые случайно помогут от заколдованности, как иные помогают от желудочных болей и лихорадки…

На их взгляд, Васьти нисколько не вредило их лечение травами и корнями. Уже несколько недель они испытывали на нем бабушкины запасы: наудачу, правда, однако строго в алфавитном порядке.

Они начали с анисового порошка. Потом дали 1Васьти сушеный корень арники, потом алтейные листья, потом базилик, потом валерьяновой настойки, потом подслащенную медом горюху, потом горечавку, потом перемолотую хинную кору – и так далее вплоть до сегодняшнего дня, когда они влили ему в пасть отвар из мать-и-мачехи.

К сожалению, пока лечение успеха не принесли Единственное, чего они этим добились, было то, что с предпоследнего четверга Васьти бесповоротно отказался есть мясо. Вместо этого он выказал поразительное пристрастие к салату; от кормовой капусты, помидоров, редиса и лука он ни при каких обстоятельствах не отказывался – а на соленые огурцы стал особенно падок: их он поглощал, словно копченые колбаски.

– Бедняжка Васьти! – вздыхала госпожа Худобок. – Теперь в довершение всех бед ты еще стал и вегетарианским крокодилом! Я уже сомневаюсь в правильности лечения. А вдруг в один прекрасный день он закукарекает? Или заблеет? Или заревет по-ослиному? Даже представить себе нельзя, что с ним может приключиться, если вы и дальше будете продолжать в том же духе!

– С таким же успехом, – сказал Касперль, – он мог бы в один прекрасный день снова превратиться в таксу.

А Сеппель со своей стороны добавил:

– Не забывайте об этом, пожалуйста, госпожа Худобок!

Но у госпожи Худобок, похоже, был сегодня день не из лучших. Вместо того чтобы ответить друзьям, она начала плакать. Громко причитая, она ломала руки; в то время как ее крупные слезы капали на сигару, она рыдала:

– Я сама виновата во всех бедах Васьти – конечно, я сама виновата в этом!

Касперль и Сеппель пытались утешить ее, но безуспешно. Разразившись ревом, госпожа Худобок так и продолжала реветь: и как можно было судить по ее виду, она не собиралась скоро заканчивать.

Тогда оба приятеля поспешили доесть свои бутерброды. Перед уходом они ласково потрепали Васьти; по спине, потом попрощались и, предоставив госпожу Худобок ее скорби, отправились восвояси.

Не было ли тут еще чего-нибудь?

Касперль и Сеппель как раз подходили к калитке бабушкиного сада, когда услышали велосипедный звонок – и, едва обернувшись, увидели, что из-за ближайшего угла на полном ходу вывернул господин главный вахмистр Алоиз Димпфельмозер. Левой рукой он одновременно правил велосипедом и звонил, а правой приглаживал себе усы. Серебряные пуговицы его мундира сверкали на солнце, сапоги и портупея были начищены до зеркального блеска, весь господин Димпфельмозер производил такое впечатление, будто недавно его кто-то смазал и отполировал.

Касперль и Сеппель тотчас же сообразили что к чему. Еще за завтраком бабушка прочитала им вслух из газеты, что на основании приказа, действительного от первого числа текущего месяца, господину Димпфельмозеру присвоено внеочередное звание главного вахмистра – и во всем городке, несомненно, не сыскалось бы ни одного человека, кто искренне не пожелал ему этого.

Друзья приветливо помахали ему: один шапочкой с кисточкой, другой тирольской шляпой.

– Примите наши наилучшие пожелания, господин Димпфельмозер! Мы поздравляем вас!

– Большое спасибо, премного благодарен! – Господин Димпфельмозер затормозил так, что завизжали покрышки, и лихо соскочил с велосипеда. – Стало быть, вы уже в курсе?

– Конечно, – сказал Касперль.

– И как вам она нравится?

– Кто? – спросил Сеппель. Димпфельмозер с гордостью ткнул указательным пальцем в свой воротник.

– Третья звездочка здесь. Госпожа Доротея Бэнш, моя квартирная хозяйка, только что мне ее прикрепила.

– Очень мило с ее стороны, – сказал Касперль, а Сеппель торжественно заверил, что господину Димпфельмозеру, несомненно, невозможно было пришить более красивую звездочку.

– Бабушка очень обрадуется, когда увидит ее, – заявил Касперль.

Господин Димпфельмозер прислонил велосипед к ограде сада, огладил свой синий китель и поправил каску. Затем за Касперлем и Сеппелем последовал к домику бабушки. Дверь оказалась незапертой, окно кухни было отворено – бабушки нигде не было видно.

– Вероятно, она в саду, – предположил Касперль. – Или, может быть, в прачечной.

Друзья не очень испугались, когда обнаружили бабушку. Пожилая дама, прямая как палка, лежала в траве: с закрытыми глазами и заострившимся носом, вытянув в стороны руки.

– Бабушка! Бабушка! – Касперль и Сеппель склонились над ней. – Скажи же хоть что-нибудь, бабушка! Ты не можешь ответить?

– Нет, – чуть слышно выдохнула бабушка. – Я в обмороке.

Сеппель стремглав кинулся за лейкой, Касперль притащил поливочный шланг. Бабушка на йоту опередила их попытку привести ее в чувство: едва только Касперль собрался было пустить воду, она открыла глаза.

– Касперль! – воскликнула она. – И Сеппель! Как хорошо, что вы тут!

Лишь только после этого она обратила внимание на господина Димпфельмозера.

– Вы должны извинить меня за то, что я вас сразу не заметила, – попросила она слабым голосом. – Не каждый день все-таки падаешь в обморок, не правда ли?

Она потеребила фартук и наморщила лоб, словно бы напряженно вспоминая о чем-то.

– Тут произошло кое-что такое, – проговорила она, – о чем я хотела поговорить с вами, господин Димпфельмозер, – нечто весьма важное… Однако что ж это было?

Касперль и Сеппель тайком подавали ей знаки. Один хватал себя за воротник, другой выбрасывал три пальца и указывал ими на господина Димпфельмозера.

– Что с вами? – спросила бабушка. – Вечно вы гримасничаете!

Поскольку бабушка не понимала, Касперль вынужден был высказаться без обиняков.

– Не хочешь ли ты поздравить господина Димпфельмозера с повышением в звании? – откровенно спросил он.

– Это тоже, это, естественно, тоже. Бабушка поспешила с сердечными поздравлениями, потом снова погрузилась в глубокое раздумье.

– Тут было еще что-то другое, – бормотала она. – Тут было ещечто-то…

Продолжить она не успела, потому что вдруг кто-то громко заколотил изнутри в дверь прачечной.

– Откройте! – услышали они зычный и настойчиво грубый мужской голос. – Меня заперли здесь самым незаконным образом! Отворите же наконец дверь, черт побери!

С печатью и подписью

Касперль и Сеппель, господин Димпфельмозер и бабушка были столь ошарашены, словно получили кочергой по макушке. Миновало довольно много времени, прежде чем они оказались в состоянии предпринять что-либо.

Господин Димпфельмозер первым начал с того, что сделал глубокий выдох и обнажил саблю.

– Хотценплотц! – крикнул он громовым голосом. – Вы окружены! Немедленно выходите – и не оказывайте сопротивления! Вы меня поняли?

– Так точно, – произнес из-за двери Хотценплотц. – Только вот выйти-то отсюда я не могу: бабушка Касперля заперла меня здесь.

– Бабушка Касперля? Бабушка схватилась за голову.

– Правильно, господин Димпфельмозер, я все теперь вспомнила! – Она с нескрываемой гордостью огляделась по сторонам. – Такого вы от меня, по всей вероятности, не ожидали, каково?

– Вот так дела, потрясающе!

Господин Димпфельмозер вложил саблю в ножны, выхватил карандаш и открыл записную книжку.

– Позвольте, пожалуйста, занести инцидент в протокол!

Бабушка собралась было поведать, как хладнокровно она перехитрила разбойника и заперла его под замок, однако ее перебил Хотценплотц.

– Откройте! – закричал он. – Я по горло сыт сидением здесь, дьявол вас возьми! Меня освободили из окружной тюрьмы, я могу даже доказать это!

Господин Димпфельмозер подмигнул Касперлю и Сеппелю, словно хотел сказать: он, кажется, совсем за дураков нас принимает.

– Не смешите меня, Хотценплотц! Вас – и освободили? Более идиотской выдумки вы не могли придумать!

– Но это правда, господин старший вахмистр! Поверьте мне, наконец!

Господин Димпфельмозер скрестил на груди руки.

– Две вещи вы должны зарубить у себя на носу, Хотценплотц: во-первых, на основании приказа, действительного от первого числа текущего месяца, мне было присвоено звание главного вахмистра, и во-вторых, у меня нет ни малейшего желания разводить тут с вами тары-бары. Рассказывайте свои байки кому хотите, но не мне!

– Я вовсе не байкирассказываю! – заверил Хотценплотц. – Хотите взглянуть на мои бумаги? Вам достаточно только отворить дверь, чтобы я мог предъявить их вам!

Но господина Димпфельмозера так просто было не обмануть. К облегчению бабушки, Касперля и Сеппеля, он заявил коротко и ясно:

– Дверь, естественно, останется запертой.

– А справка? – спросил Хотценплотц. – Моя справка об освобождении?

– В случае крайней необходимости воспользуйтесь щелью под дверью – вы можете просунуть ее туда.

– Ну конечно же! – воскликнул Хотценплотц, и по его голосу было слышно, какое облегчение он почувствовал. – Вот это идея!

Потом что-то зашуршало – и смотрите-ка: сквозь щель между дверью и порогом просунулся сложенный вдвое листок бумаги. Касперль и Сеппель собрались было нагнуться за ним, но господин Димпфельмозер удержал их.

– Это дело полиции!

Он самолично нагнулся за бумагой, поднял и развернул ее. Затем начал читать: негромко, только усы его шевелились во время чтения, и постепенно лицо принимало все более смущенное выражение.

– Что там написано? – полюбопытствовал Касперль.

Господин Димпфельмозер расстегнул верхние пуговицы воротника, ему, казалось, не хватало воздуха.

– Документ подлинный, мы должны, к сожалению, выпустить его, – произнес он.

– Хотценплотца? – растерянно спросила бабушка.

– Он освобожден по всем правилам: с печатью и подписью, как полагается. Следовательно, отворите, пожалуйста, дверь, дражайшая.

Бабушка извлекла из кармана ключ и вставила его, несмотря на колебания, в замочную скважину.

– На вашу ответственность!

Дважды щелкнул замок, затем она отодвинула засов – и готово.

Касперль и Сеппель затаили дыхание.

Хотценплотц нажал на ручку и толкнул дверь. Он вышел на свободу, сдвинув разбойничью шляпу на затылок, и прищурил глаза от солнца.

– Как вы попали в этот сад? – прикрикнул на него господин Димпфельмозер.

– Через садовые ворота, – сказал Хотценплотц.

– И что вы здесь потеряли?

– Я имел намерение сказать бабушке «добрый день» и извиниться перед ней. За тогдашнее – ну, вы сами, впрочем, хорошо это знаете…

– Еще бы мне не знать этого! – воскликнул господин Димпфельмозер. – А вы знаете, что я еще знаю? Как только я уличу вас в малейшем нарушении закона и права, вы снова окажетесь там, где вам место – а именно, в кутузке: это ясно как божий день!

Хотценплотц склонил голову набок.

– Вы мне не поверите – но я твердо решил для себя стать честным человеком. Даю слово разбойника!

– Вы закончили? – резко оборвал его господин Димпфельмозер. – А теперь убирайтесь с моих глаз долой!

Хотценплотц протянул руку.

– Верните прежде справку об освобождении!

– Вот! – воскликнул господин Димпфельмозер. – Отправляйтесь с ней подальше отсюда. Но всегда помните о том, что мы располагаем средствами и способами держать вас на каждом шагу под полицейским контролем: к примеру сказать, с помощью известной дамы и ее хрустального шара.

– Вы разве не расслышали, что я покончил с разбоем? – спросил Хотценплотц. – Сколько раз еще я должен повторить это, прежде чем вы поймете, что для меня это серьезно? Будьте все здоровы!

Он сунул справку об освобождении в карман жилетки, потом слегка коснулся пальцами шляпы и покинул сад.

Касперль и Сеппель, господин Димпфельмозер и бабушка посмотрели ему вслед, они чувствовали себя до некоторой степени не в своей тарелке, все четверо, – когда их внезапно вывел из этого состояния пронзительный звонок.

Господин Димпфельмозер побледнел до кончиков усов.

– Мой велосипед! – закричал он. – Хотценплотц похитил у меня велосипед – и теперь уже во второй раз!

Мордобол

Переполох, как оказалось, был совершенно напрасным. Касперль и Сеппель уже собрались было сорваться с места, чтобы начать преследование разбойника, когда Хотценплотц добровольно вернулся в сад. Он, толкая, ввел велосипед и прислонил его к скамейке возле дома.

– Вы позабыли замкнуть его, господин главный вахмистр. И я подумал, что будет лучше, если я поставлю велосипед здесь за оградой.

С этими словами он слегка приподнял разбойничью шляпу и растворился окончательно.

Господина Димпфельмозера как обухом по голове огрело. Прошло полминуты и тридцать семь секунд, прежде чем к нему опять вернулся дар речи; и хотя он находился на службе и являлся сознающим свой долг должностным лицом, он сказал:

– После такой диспозиции, бабушка, я попрошу у вас рюмочку шнапса.

Бабушка нашла, что она тоже не прочь сделать глоточек, «потому что это так хорошо успокаивает нервы». Пока она, не теряя ни секунды, поспешила в дом, господин Димпфельмозер обратился к Касперлю и Сеппелю.

– Бегите к госпоже Худобок, – поручил он обоим, – и передайте ей, что я-де иду за вами по пятам. Она тем временем должна все подготовить, чтобы я тотчас же мог приступить к наблюдению за разбойником.

Он хотел было запереть велосипед на замок, однако никак не мог отыскать ключ в своих многочисленных карманах. Тогда, недолго думая, он крепко привязал его куском веревки к скамейке у дома.

– Четыре пары тройных узлов должно быть достаточно, я полагаю.

Завязав узлы, он тоже пошел в дом.

– Приятного аппетита! – крикнули ему вслед Касперль и Сеппель.

Потом опрометью кинулись к госпоже Худобок, причем самой кратчайшей дорогой: через заднюю калитку сада, прямо мимо компоста.

– Послушай, может, Васьти придется по вкусу что-нибудь из этого? – спросил Касперль, взглядывая на тыквы.

– Почему бы нет? – решил Сеппель. – Пусть попробует, а там видно будет.

Они прихватили с собой парочку маленьких тыкв. То, что каждая из них у бабушки на счету, они даже предположить не могли, а то, что речь к тому же идет еще и о тыквах необыкновенных, им и в голову не пришло: так хорошо бабушка хранила от них свою тайну.

Госпожа Худобок, как всегда, не спешила. Шесть или семь раз пришлось Касперлю и Сеппелю постучать в ворота сада, прежде чем она наконец соблаговолила, шаркая туфлями, подойти к ним. Лицо ее было еще слегка зареванным, однако в общем и целом она, казалось, снова взяла себя в руки.

– Вы опять явились с новыми травами для Васьти?

Она говорила в нос, как будто у нее был насморк.

– Нет, – сказал Касперль. – Мы пришли по поручению полиции. Господину Димпфельмозеру нужна ваша поддержка – вы только выслушайте, о чем он вас просит…

Госпожа Худобок всплеснула руками, когда друзья сообщили ей, что произошло. И хотя она была как-никак ясновидящей с гослицензией, она вынуждена была признать, что ничего подобного не предугадала.

– Времена, когда люди трепетали перед моим ремеслом, миновали!

Она заявила о своей готовности безотлагательно помочь господину Димпфельмозеру: с помощью хрустального шара это детские игры. Затем, шаркая туфлями, она через сад проплыла в дом, а друзья последовали за ней. В прихожей им навстречу выскочил Васьти. Радостно лая, он набросился на Касперля и Сеппеля, пастью хватая их за руки.

– Не балуй! – пожурила его госпожа Худобок. – Приличной собаке негоже так себя вести!

В то время как она поспешила в гостиную, чтобы достать из шкафа хрустальный шар, друзья приотстали в сенях возле Васьти.

– Мы тебе кое-что принесли. – Касперль протянул ему одну из тыкв. – На-ка – попробуй!

Васьти, собственно говоря, был сыт до отвала. Лишь незадолго перед их приходом он уплел полторы дюжины картофельных клецек с тушеной зеленой фасолью и огуречным салатом в качестве гарнира. Ради приличия он обнюхал тыкву со всех сторон – и только потому, что не хотел обижать Касперля и Сеппеля, в конце концов надкусил ее.

– Ну, как нам это понравилось?

Раздалось удивленное «гав-гав», которое можно примерно перевести как: «Ого, да это же просто лакомство!» Затем он принялся пожирать тыкву так, что только за ушами трещало.

– А теперь, – заявил Сеппель, – еще и вторая в придачу!

Васьти обнюхал и вторую тыкву. Однако есть ее не стал, потому что желудок его был уже переполнен. Он просто подтолкнул ее мордой – и затем ловко покатил перед собой: через прихожую, в дверь на улицу и еще дальше по саду, прямиком к своей конуре.

– Гляди-ка! – воскликнул Сеппель. – Он играет тыквой в мордобол, сейчас он забьет гол в собственные ворота!

Перед собачьей конурой Васьти замедлил бег. Он опустил морду, он прицелился и – хоп! – сильным ударом отправил тыкву внутрь.

– Отлично сыграно!

Касперль и Сеппель захлопали в ладоши, однако Васьти не доставил им удовольствия повторить фокус. Больше не обращая на них внимания, он забрался в конуру.

– Да оставьте меня в покое! – проворчал он на собачьем языке. – Теперь я хотел бы отдохнуть, гаф-гаф, и капельку поспать.

Друзья вполне уразумели, что он имел в виду.

– Пойдем, – сказал Касперль Сеппелю. – Теперь к госпоже Худобок.

Шторы в гостиной, как всегда, были опущены. Пламя одной-единственной свечи освещало комнату. Свеча стояла в середине круглого, покрытого всевозможными диковинными знаками стола. Там же покоился знаменитый шар из горного хрусталя. С его помощью можно было наблюдать все, что происходило вокруг в радиусе тринадцати миль: при условии, что это совершалось под открытым небом.

До сих пор Касперль и Сеппель собственными глазами не видели шар госпожи Худобок.

«Говоря откровенно, – подумал Касперль, посмотрев на него, – он выглядит как одна из маленьких бабушкиных тыкв – с той разницей, что он не зеленый, а голубоватый…»

И в самом деле: за исключением этого незначительного отличия, бабушкины тыквы и магический шар вдовы Порциункулы Худобок были похожи как две капли воды.