Текст книги "Вампир. Английская готика. XIX век"

Автор книги: Оскар Уайльд

Соавторы: Роберт Льюис Стивенсон,Вальтер Скотт,Джозеф Шеридан Ле Фаню,Мэри Шелли,Джордж Гордон Байрон,Эдвард Джордж Бульвер-Литтон,Джон Уильям Полидори,Уильям Гаррисон Эйнсворт,Чарльз Лэм
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 41 страниц)

Китаец, шагавший впереди, повел рукой, и толпа расступилась, освобождая дорогу странному паланкину с опущенными занавесками. Таинственное шествие тотчас же заинтересовало меня.

К моей радости, носильщики опустили паланкин в нескольких ярдах от двери, возле которой стоял я. Глашатаи с золочеными жезлами хлопнули в ладоши и в полной тишине закружились вокруг паланкина в диковинном танце, рисунок которого был явно исполнен некоего глубокого смысла. Носильщики принялись аккомпанировать танцорам хлопками в ладоши и ритмичными выкриками. Я увлеченно созерцал танец, но тут моего локтя коснулась чья-то рука. Я обернулся – передо мной стоял человек в черном домино с белым крестом.

– Я так рад, что наконец нашел вас, – проговорил маркиз. – И как раз вовремя. Здесь происходит самое интересное событие бала. Вам непременно нужно поговорить с этим колдуном. Час назад я встретил их в другом салоне и беседовал с прорицателем. В жизни не встречал ничего более удивительного. Ответы его немного загадочны, но тем не менее ясно, что ему известны такие подробности моего дела, о которых не знает никто, кроме меня да еще двоих-троих друзей, самых надежных людей во Франции. Можете представить себе мое потрясение. Я видел и других – все, кто общался с оракулом, были изумлены и напуганы не меньше меня. Попробуйте и вы. Кстати, со мной пришли граф и графиня де Сен-Алир. – Он кивком указал на худощавого человека в домино. Это был граф. – Пойдемте, – сказал маркиз. – Я вас представлю.

Я не заставил себя ждать.

Маркиз представил меня, как бы мимоходом сославшись на происшествие в «Прекрасной Звезде», где я так удачно выступил в защиту графа. Последний рассыпался в выражениях признательности и, к моей вящей радости, добавил:

– Графиня находится неподалеку от нас, в соседнем салоне, беседует с подругой, герцогиней д'Аржансак. Я приведу ее и познакомлю с вами. Еще раз благодарю за помощь, столь мужественную и своевременную.

– Вы непременно должны поговорить с прорицателем, – сказал маркиз графу де Сен-Алиру. – Вам понравится. Я уже общался с ним; смею вас уверить, я и представить себе не мог, что получу такие достоверные ответы! Не знаю, что и думать.

– В самом деле? Ну что ж, давайте попытаем счастья, – откликнулся граф.

Мы втроем приблизились к чернобородому магу, стоявшему возле паланкина. Мимо нас прошел юноша в испанском платье, только что побеседовавший с оракулом. Он удивленно говорил другу:

– Чрезвычайно остроумная мистификация! Интересно, кто сидит в паланкине? Похоже, он знает все обо всех!

Граф в домино и маске с видимой неохотой подошел к паланкину вместе с нами. Служители-китайцы окружили паланкин широким кольцом, и любопытствующая толпа наблюдала за происходящим с почтительного расстояния. Один из помощников, тот самый, что с золоченым жезлом в руке вышагивал впереди процессии, приблизился и протянул ладонь.

– Деньги? – спросил граф.

– Золото, – был ответ.

Граф опустил в ладонь несколько золотых монет, мы с маркизом последовали его примеру и были допущены в круг.

Заклинатель духов стоял возле паланкина, придерживая рукой шелковую занавеску и опираясь на черный посох. Он по-прежнему хмуро смотрел в землю, угольно-черная борода свисала почти до пояса. В лице не было ни кровинки. Никогда я не видел столь неподвижного лица, разве что у покойников.

Граф задал первый вопрос:

– Женат я или нет?

Чародей быстро откинул занавеску и склонился к китайцу в пышном платье, сидевшему в паланкине, затем выпрямился и снова задернул занавеску.

– Да.

Та же самая процедура повторялась после каждого вопроса, так что колдун с черным посохом оказался скорее медиумом, нежели прорицателем. Отвечал он словами некоего высшего существа.

Граф задал еще два или три вопроса. Ответы на них привели маркиза в восторг, которого я не разделял, так как почти ничего не знал о жизни и привычках графа.

– Любит ли меня жена? – игриво спросил граф.

– Насколько вы заслуживаете.

– А кого я люблю больше всех на свете?

– Себя.

– Ба! То же самое можно сказать о любом из живущих. Но, если не считать меня самого, есть ли на свете человек, которого я любил бы больше жены?

– Ее бриллианты.

– Ох! – только и смог вымолвить граф.

Маркиз тихо рассмеялся.

– Верно ли, – поинтересовался граф, поспешно меняя тему разговора, – что возле Неаполя была тяжелая битва?

– Нет, во Франции.

– Разумеется, – саркастически заметил граф, оглянувшись по сторонам. – А могу ли я узнать, кем были враждующие стороны и по какому поводу разгорелся бой?

– Между графом и графиней де Сен-Алир, по поводу документа, подписанного 25 июля 1811 года.

Впоследствии маркиз сообщил мне, что в этот день было подписано брачное соглашение графа и графини. Граф оторопело застыл; казалось, краска залила не только его лицо, но даже и маску. Ни один человек, кроме нас двоих, не знал, что вопросы задавал не кто иной, как граф де Сен-Алир.

Граф изо всех сил пытался придумать тему для следующего вопроса; похоже, он раскаивался, что дал втянуть себя в такое сомнительное предприятие. К его облегчению, маркиз тронул его за рукав и прошептал:

– Взгляните направо, посмотрите, кто идет.

Я обернулся – к нам приближалась высокая изможденная фигура. Этот человек не носил маскарадного костюма. Широкое, бледное, как смерть, лицо пересекалось багровым шрамом. Короче, это был полковник Гайяр собственной персоной, в мундире капрала императорской гвардии. Левую руку он согнул так, чтобы она напоминала обрубок, и приколол пустой рукав к груди. В том месте, куда пришелся удар моей трости, бровь и висок пересекали вполне настоящие полоски пластыря. Стало быть, к почетным военным шрамам полковника добавились и отметины, оставленные моей рукой.

На миг я даже забыл, что домино и маска надежно защищают меня от тяжелого взгляда старого вояки, и приготовился к ссоре. Граф де Сен-Алир благоразумно отступил на шаг. Наш друг в синем капральском мундире, белом жилете и белых гамашах, войдя в роль, держался не менее буйно и заносчиво, чем в реальной жизни. Его уже дважды собирались выставить за дверь за чересчур громкое восхваление подвигов великого Наполеона, сопровождавшееся грозными ужимками, после чего он едва не вступил в рукопашную схватку с прусским гусаром. Полковник с удовольствием затеял бы пару-другую драк с кровопролитием, не останавливай его мысль об истинной цели его прихода сюда: назначить свидание некой богатой вдовушке, которая, как он считал, поглядывала на него весьма благосклонно. Поэтому наш герой не мог допустить, чтобы какие-то глупые жандармы вывели его под руки с праздничной сцены, украшением коей он, несомненно, являлся.

– Деньги! Золото! Тьфу! – бушевал полковник. – Какие могут быть деньги у израненного солдата? Сами видите, у вашего покорного слуга осталась лишь правая рука, чтобы держать саблю, так что в пылу боя мне нечем было грабить имущество поверженного врага!

– Не брать с него денег, – приказал волшебник. – Он заплатил пролитой кровью.

– Браво, господин прорицатель! Брависсимо! Моту ли я, уважаемый оракул, не теряя времени даром, приступить к вопросам?

Не дожидаясь ответа, полковник зычным голосом начал допрос. Получив с полдюжины верных ответов, он спросил:

– Кого я сейчас преследую?

– Двух человек.

– Ха! Верно, двоих! И кто же они?

– Англичанин; если вы его нагоните, он вас убьет. И вдова-француженка; если вы ее найдете, она плюнет вам в лицо.

– Господин волшебник знает, кто находится под защитой маскарадного костюма, и не боится называть вещи своими именами. Ну да неважно. Почему я их преследую?

– Вдова нанесла рану вам в сердце, а англичанин – в голову. Они и порознь слишком сильны для вас; берегитесь, как бы ваша погоня не помогла им объединиться.

– Вот еще! Каким это образом?

– Англичанин защищает дам. Именно это он и пытался вбить вам в голову. Если вдова увидит его, она выйдет за него замуж. По ее расчетам, на то, чтобы выйти в полковники, требуется время, а англичанин еще очень молод, у него все впереди.

– Ну ничего, я ему подрежу крылышки, – злобно чертыхнувшись, пригрозил Гайяр, затем продолжил более спокойным тоном: – Где она?

– Достаточно близко, чтобы обидеться на вашу неудачу.

– Так ей и надо, черт бы ее побрал. Господин прорицатель, вы правы. Тысяча благодарностей! Прощайте!

Полковник вытянул тощую шею, огляделся по сторонам и гордо удалился, покачивая медвежьим кивером.

Я попытался разглядеть таинственного оракула, сидящего в паланкине. Лишь один раз мне предоставилась возможность на мгновение заглянуть за занавески. Зрелище поразило меня. Как я уже говорил, оракул был одет очень богато, в китайское платье.

Он был явно выше переводчика, стоявшего снаружи. Оракул низко склонил голову. Глаза его были закрыты, подбородок упирался в грудь, украшенную вышитой манишкой. Лицо с крупными тяжелыми чертами застыло в оцепенелом безразличии. Вся фигура оракула казалась преувеличенным повторением неподвижного медиума, поддерживавшего связь с бурным внешним миром. Лицо казалось красным, как кровь, однако я решил, что причиной этому был свет, пробивавшийся через алые шелковые занавески. Все эти подробности я ухватил одним-единственным взглядом: чародей быстро задернул занавеску, скрыв таинственного оракула от моих глаз. Круг возле паланкина освободился, и маркиз подтолкнул меня:

– Смелее, мой друг.

Я шагнул вперед. Поравнявшись с чародеем, как мы прозвали человека с черным посохом, я обернулся, чтобы проверить, слышит ли меня граф.

Нет, он стоял в десятке шагов позади, погрузившись в увлеченную беседу с маркизом. Последний, утолив, видимо, свое любопытство, завел разговор о чем-то не имеющем отношения к прорицателю.

Я облегченно вздохнул. Мудрец, похоже, без стеснения выдавал самые сокровенные тайны, а некоторые из моих секретов вряд ли пришлись бы по вкусу графу.

Я задумался. Мне хотелось проверить оракула. Человек англиканского вероисповедания был в Париже гага аvis.

– Какова моя религия? – спросил я.

– Прекрасная ересь, – тотчас же ответил оракул.

– Ересь? И как же она называется?

– Любовь.

– О! Тогда, полагаю, я политеист и влюблен во многих богинь?

– В одну.

– Но, если говорить серьезно, – я попытался направить беседу в менее рискованное русло, – доводилось ли мне слышать сердечные признания?

– Да.

– Можете их повторить?

– Подойдите ближе.

Я склонился к паланкину. Чернобородый мудрец задернул занавески и внятно прошептал слова, которые, как вы понимаете, я тотчас же узнал: « Может быть, я больше не увижу вас, но никогда, никогда не забуду. Прощайте. Бога ради, прощайте!»

Я подскочил на месте. Если вы помните, это были те самые слова, что прошептала мне при расставании графиня.

Боже милосердный! Ну и чудо! Я готов был поклясться, что этих слов не слышал никто, кроме меня и дамы моего сердца!

Я вгляделся в бесстрастное лицо медиума. Казалось, он не осознавал, что слова, произнесенные им, могут заинтересовать меня; он даже как будто не понимал их смысла.

– Чего я хочу сильнее всего? – спросил я, едва шевеля губами.

– Увидеть рай.

– Что мне мешает?

– Черная вуаль.

Чем дальше, тем больше! Таинственный оракул был знаком с мельчайшими подробностями моего романа, о котором не догадывался даже маркиз. Да и сам я в маскарадном костюме и маске изменился так, что меня родной брат не узнал бы!

– Вы сказали, что я влюблен в единственную богиню. Отвечают ли мне взаимностью?

– Попытайте счастья.

Я заговорил тише и склонился к чернобородому мудрецу, чтобы тот не отвечал слишком громко.

– Любим ли я? – спросил я еще раз.

– Втайне, – был ответ.

– Сильно или не очень?

– Слишком сильно.

– Долго ли продлится эта любовь?

– Пока роза не сбросит листья. Роза – еще один намек!

– Дальше – темнота! – вздохнул я. – Но до тех пор я буду жить со светом в душе.

– Светом фиалковых глаз.

Да, любовь – удивительная штука. Если это и не религия, как утверждает оракул, то уж, по крайней мере, что-то сверхъестественное в ней есть. Она распаляет воображение, будоражит рассудок и делает нас такими легковерными!

Случись это не со мной, я бы только посмеялся; но любовь овладела мною до глубины души. Она разожгла во мне кровь, затуманила разум, я был сам не свой!

Организатор ловкого трюка – если это и вправду был трюк – сделал мне жезлом знак удалиться. Я отошел, не спуская глаз со странного паланкина, окруженного в моем воображении завесой тайны. Вдруг чародей повелительно поднял руку, давая команду глашатаю с золоченым посохом.

Глашатай ударил посохом оземь и пронзительно возгласил:

– Великий Конфуций будет молчать один час!

В тот же миг носильщики потянули за легкие бамбуковые жалюзи; те закрылись с тихим треском.

Чернобородый дервиш в высокой феске принялся топтаться на месте в причудливом танце. К нему присоединились сначала глашатаи с золочеными посохами, затем стоявшие кольцом носильщики. Танцоры кружились вокруг паланкина, постепенно ускоряя шаг, движения их делались все быстрее, лихорадочнее.

Подстегиваемые аплодисментами зрителей и всеобщим восторгом, они помчались по кругу, завертелись, словно подхваченные вихрем, и вдруг растворились в толпе. Необычайное представление окончилось, если не насовсем, то, по крайней мере, на время.

Маркиз д'Армонвилль стоял неподалеку, задумчиво опустив глаза. Я приблизился.

– Граф отошел поискать жену, – сказал маркиз. – Жаль, что ее не оказалось поблизости и она не поговорила с оракулом. Интересно было бы посмотреть, как отнесется к этому граф. Давайте пройдем к нему. Я просил его представить вас графине.

С бешено колотящимся сердцем я последовал за маркизом.

Мы с маркизом переходили из салона в салон. Нелегко было найти друзей в столь пестрой толпе.

– Останьтесь здесь, – сказал наконец маркиз. – Я подумаю, как лучше разыскать их. Кроме того, этот ревнивец мог подумать, что было бы не слишком благоразумно знакомить жену с вами. Да вы и сами чересчур горите желанием быть представленным. Пойду вперед и постараюсь разубедить его.

Разговор этот происходил в зале, называемой «Салон Аполлона». Картины на стенах до сих пор свежи в моей памяти; эта комната самой судьбой была предназначена для романтического приключения.

Я присел на широкий диван с позолотой и осмотрелся. Кроме меня, на просторном сиденье умещалось еще трое или четверо гостей. Все они были увлечены веселым разговором, за исключением моей соседки. Нас разделяло не более двух футов. Дама, казалось, не замечала меня, погрузившись в мечтательную задумчивость. Трудно представить себе более изящное создание. Костюм ее был в точности скопирован с портрета мадемуазель де Ла Вальер кисти Коллиньяна. Если вы помните, наряд фаворитки на этой картине отличается не только роскошью, но и редкой изысканностью. Волосы ее белели от пудры, однако природный их цвет, как я догадался, был темно-каштановым. Из-под платья выглянула крохотная ножка, изящные руки сверкали лилейной белизной.

Гостьи на маскараде имели обыкновение держать маску в руке, поднося время от времени к лицу. Незнакомка же, в отличие от них, носила на лице непроницаемую для глаз маску. Мне до безумия захотелось увидеть ее лицо.

Я готов был дать голову на отсечение, что она хороша собой. Маскарад – это микрокосм, в котором отличить друга от врага можно лишь по голосу да по тонким намекам. Пользуясь неузнаваемостью, я заговорил с незнакомкой:

– Меня не так легко провести, мадемуазель.

– Тем лучше для вас, сударь, – тихо ответила маска.

Я решил идти напрямик.

– Я имею в виду, мадемуазель, что красоту не так легко скрыть, как вы полагаете.

– Однако вам, сударь, это очень хорошо удается, – откликнулась она прежним беззаботным тоном.

– Костюм красавицы давних лет, мадемуазель де Ла Вальер, украшает собой особу более прелестную, чем прототип; глаза мои наткнулись на маску, однако я все же догадался, что под ней скрывается прекрасная леди. Красота – как драгоценный камень из сказок «Тысячи и одной ночи»: как его ни прячь, свет, испускаемый им, виден издалека.

– Мне знакома эта сказка, – ответила юная леди. – Свет действительно выдает его, но не на солнце, а в темноте. В этой комнате, сударь, так темно, что даже жалкий светлячок сияет, как яркий факел. Полагаю, если бы здесь появилась некая графиня, вы бы подумали, что взошло солнце?

Незнакомка поставила меня в трудное положение. Что мне ответить ей? Может быть, она, подобно многим дамам, любительница сомнительных розыгрышей, а возможно, близкая подруга графини де Сен-Алир. Я осторожно спросил:

– Какая графиня?

– Если вы узнали меня, то должны знать и мою лучшую подругу. Правда, она красавица?

– Откуда мне знать, на свете так много графинь.

– Но те, кто знаком со мной, знают и мою дорогую подругу. Разве вы меня не знаете?

– Жестокая. Трудно поверить, что я обознался.

– С кем вы только что прогуливались? – спросила она.

– С другом, – ответил я.

– Разумеется, с другом; мне кажется, я его знаю. Хотелось бы убедиться, что я не ошиблась. Это некий маркиз? Еще один неловкий вопрос!

– Здесь так много гостей; можно прогуливаться сначала с одним, затем с другим, так что…

– Так что человек не слишком щепетильный может легко уклониться от ответа на самый простой вопрос. Запомните же раз и навсегда, что ничто не вызывает в одухотворенном человеке такого отвращения, как подозрительность. Вы, сударь, человек рассудительный. Решайте сами, стоит ли мне уважать вас.

– Мадемуазель, вы сочтете меня достойным презрения, если я не оправдаю оказанного мне доверия.

– Не нужно меня обманывать. Вы подражаете дипломатическим уверткам вашего друга. Ненавижу дипломатию. Под ней скрываются обман и трусость. Думаете, я не узнала вашего друга? Человека с белым крестом на груди? Я хорошо знакома с маркизом д'Армонвиллем. Как видите, ваша изобретательность пропала впустую.

– Не могу ответить ни да, ни нет.

– Вам и не нужно отвечать. Но почему вы так долго мучили несчастную даму?

– У меня и в мыслях такого не было.

– Сначала вы притворились, что узнали меня, на самом же деле вы меня не знаете; то ли из любопытства, то ли по некоему странному капризу вам вздумалось беседовать не с дамой, а с костюмом. Вы говорили мне комплименты, потом сделали вид, что спутали меня с кем-то. Но кто эта особа, что вызывает у вас такое восхищение? Или на свете больше не доискаться правды?

– Мадемуазель, у вас сложилось превратное представление обо мне.

– А у вас – обо мне; вы с удивлением обнаруживаете, что я не так глупа, как вам казалось. Я хорошо знаю, кого вы искали и чье сердце намеревались растрогать нежными признаниями и печальными вздохами.

– Откройте же, о ком вы говорите, – взмолился я.

– При одном условии.

– Каком?

– Если я назову имя этой дамы, вы во всем признаетесь.

– Вы неверно толкуете мои намерения, – воспротивился я. – Я никогда не осмелился бы разговаривать с дамой в таком тоне, какой вы мне приписываете.

– Ну что ж, не буду настаивать. Условие изменяется: если я назову имя этой особы, вы признаете, что я права.

– Я должен пообещать вам это?

– Ни в коем случае, никакого принуждения. Но без вашего обещания я больше не буду с вами разговаривать.

Я заколебался; но откуда ей знать имя моей возлюбленной? Сама графиня вряд ли придала значение пылким взглядам случайного встречного; а дама в костюме Ла Вальер наверняка не знала моего имени – для нее я был всего лишь незнакомцем в домино и маске.

– Согласен, – произнеся. – Обещаю.

– Поклянитесь честью джентльмена.

– Что ж, клянусь честью джентльмена.

– Эта дама – графиня де Сен-Алир.

От удивления я лишился дара речи. Я смутился, но, памятуя свое обещание, подтвердил:

– Да, я действительно надеялся сегодня вечером быть представленным графине де Сен-Алир; но, клянусь опять же честью джентльмена, вы не должны питать ни малейших подозрений о том, что я намеревался завоевать ее сердце или даже что она знает о моем существовании. Мне посчастливилось оказать ей и графу небольшую любезность, столь незначительную; что, право, не стоит о ней вспоминать.

– Уверяю вас, мир не настолько исполнен черной неблагодарности, как вы полагаете. На свете немало людей, умеющих платить добром за добро. Надеюсь, графиня де Сен-Алир простит, если я отвечу за нее: она не из тех, что забывают об услуге. Графиня не выказывает своих чувств, однако я-то знаю, что она глубоко несчастна.

– Несчастна! Этого-то я и боялся. Однако что касается остальных ваших предположений, это всего лишь мечты, льстящие моему тщеславию.

– Как я уже говорила, я подруга графини и поэтому хорошо знаю ее характер. Отношения между нами самые доверительные, и не исключено, что мне известно о той незначительной услуге куда больше, чем вы полагаете.

Незнакомка заинтриговывала меня все сильнее и сильнее. Испорченный, как и все молодые люди, я не замечал всей гнусности таких расспросов. Во мне взыграло себялюбие и прочие страсти, сопутствующие Любви.

Образ прекрасной графини заслонил собой всю красоту моей прелестной собеседницы в костюме Ла Вальер. Я готов был жизнь отдать за то, чтобы услышать, что графиня не забыла безвестного юношу, вставшего на ее защиту с одной лишь тросточкой в руке против разъяренного драгуна с саблей и вышедшего победителем.

– Вы сказали, что графиня несчастна, – напомнил я. – Что ее тревожит?

– Многое. Муж ее – старый тиран, он груб и ревнив. Разве этого недостаточно? Даже когда он не обременяет ее своим присутствием, она одинока.

– Но ведь у нее есть подруга – это вы.

– А по-вашему, одной подруги достаточно? – ответила она. – Только мне бедняжка может открыть свое сердце.

– Могу ли я тоже стать ей другом?

– Попытайтесь.

– Каким образом?

– Она поможет вам.

– Как?

Она ответила вопросом на вопрос:

– Вам удалось снять комнату в каком-либо из версальских отелей?

– Нет. Я остановился в «Парящем Драконе», на границе владений, прилегающих к замку Шато-де-ла-Карк.

– Это еще лучше. Я не сомневаюсь, что у вас хватит мужества для опасного предприятия. Не сомневаюсь и в том, что вы человек чести. Любая дама может без опаски довериться вам. Такие люди встречаются нечасто. Я устрою вам свидание с графиней. Вы увидитесь с ней в два часа пополуночи в парке замка Шато-де-ла-Карк. Какую комнату в гостинице «Парящий Дракон» вы занимаете?

Отвага и решительность незнакомки удивили меня. Что, если она, как говорится, водит меня за нос?

– Я могу точно описать ее, – ответил я. – Моя комната находится в тыльной половине здания. Если смотреть из окон, она угловая, крайняя справа, один лестничный пролет вверх.

– Отлично; если вы дали себе труд выглянуть в парк, то наверняка заметили две-три куртины лип и каштанов, сливающихся в небольшую рощу. Вернитесь в гостиницу и переоденьтесь, затем выйдите из комнаты и незаметно перелезьте через стену парка. Соблюдайте строжайшую тайну, не говорите никому, куда и зачем вы направляетесь. Оказавшись в парке, вы сразу заметите ту самую рощицу. Там вы и встретитесь с графиней; она уделит вам несколько минут и вкратце объяснит очень серьезное дело, о котором я не могу распространяться. Помните, графиня рассчитывает на вашу скромность!

Не могу описать, какая буря чувств нахлынула на меня при этих словах.

Я был поражен, но затем меня охватило сомнение. Не шутит ли надо мной прелестная незнакомка?

– Мадемуазель, я не осмеливаюсь поверить, что графиня в самом деле удостаивает меня такого счастья. Будь это истиной, благодарность моя не знала бы границ. Но, мадемуазель, разрешите предположить, что вами движут скорее доброта и сочувствие к несчастному влюбленному, чем искренняя уверенность в том, что графиня готова оказать мне такую честь.

– Сударь, вы, видимо, полагаете, что я лишь делаю вид, будто посвящена в тайну, о которой не знает никто, кроме графини и вас, или же вам кажется, что я бессовестно вас разыгрываю. Клянусь всем, что вам дорого, что графиня полностью мне доверяет. Клянусь увядшим собратом этого цветка! – Она извлекла из букета белую розу. – Клянусь моей путеводной звездой, клянусь ее… может быть, лучше сказать – Нашей «Прекрасной Звездой»? Разве мало доказательств я вам представила?

– Мало? – переспросил я. – Более чем достаточно! Тысячу раз благодарю!

– Видите, раз графиня так доверяет мне, значит, я в самом деле ее подруга; а разве по-дружески было бы затевать от ее имени такие жестокие игры? И для чего – чтобы подшутить над вами, несчастным чужестранцем?

– Простите меня, мадемуазель. Не забывайте, сколь много для меня значит надежда увидеть графиню и поговорить с ней. Что же удивительного в том, что я не сразу поверил вам? Однако вы меня убедили и, надеюсь, простите мои сомнения.

– Значит, вы придете на указанное мною место в два часа пополуночи?

– Без сомнения, – ответил я.

– Надеюсь, сударь, страх не остановит вас. Нет, не стоит меня разуверять; вы уже доказали свое мужество.

– Я преодолею любые преграды!

– А теперь, сударь, вам, по-видимому, пора идти, пока друзья не хватились вас.

– Я обещал дождаться друзей здесь. Граф де Сен-Алир собирался представить меня графине.

– А у вас, сударь, хватило наивности поверить ему?

– Почему бы и нет?

– Потому что он хитер и ревнив. Скоро вы сами убедитесь в этом. Он никогда не познакомит вас с женой. Он вернется и скажет, что не сумел ее найти, пообещает представить вас в другой раз.

– Мне кажется, граф с моим другом направляются сюда. Вы правы – с ними нет дамы.

– Что я вам говорила? Если вы рассчитываете, что он действительно познакомит вас с графиней, то вам придется долго дожидаться такой чести. Однако поспешите; будет лучше, если он не увидит нас вместе. Старик заподозрит, что мы говорили о его жене, и тогда его злоба и ревность взыграют с удвоенной силой.

Я поблагодарил неизвестную доброжелательницу в маске, отступил на несколько шагов и, описав широкую дугу, приблизился к графу сзади, словно только что нагнал его.

Граф принялся заверять меня, что герцогиня де ла Рокем куда-то ушла и взяла графиню с собой, однако он надеется, что вскоре; сумеет сдержать свое обещание и познакомить меня с женой. Я улыбнулся под маской.

Я старался держаться подальше от маркиза д'Армонвилля, шедшего об руку с графом. Я боялся, что он предложит проводить меня домой; мне хотелось избежать ненужных объяснений.

Поэтому я поскорее затерялся в толпе и поспешил к Зеркальной галерее, лежавшей в противоположном крыле от того места, куда направлялись граф и мой друг маркиз.

Во Франции тех дней празднества заканчивались раньше, чем наши современные лондонские балы. Я взглянул на часы. Стрелка чуть перевалила за двенадцать.

Ночь выдалась тихая и знойная. В огромном роскошном дворце, переполненном гостями, царила удушающая жара. Кое-где толпа сгущалась так, что танцующие задевали друг друга локтями, и жар свечей делал духоту еще невыносимее. Под маской было просто нечем дышать; я заметил, что кое-кто из гостей, не слишком заботясь о сохранении инкогнито, снял маски, и последовал их примеру. Едва я вздохнул полной грудью, как меня окликнул по-английски дружеский голос. Это был Том Уистлвик, офицер Н-ского драгунского полка. Он тоже снял маску, лицо его пылало. Уистлвик был из тех новоиспеченных героев Ватерлоо, которых почитал весь мир, за исключением Франции; единственной дурной чертой, которую я в нем знал, была привычка изобильно утолять жажду шампанским; он неизменно следовал ей на балах, музыкальных вечерах и всех праздниках, какие ему доводилось посещать. Когда Том представил мне своего друга, господина Карманьяка, я заметил, что язык его уже слегка заплетается. Господин Карманьяк, невысокий худощавый человечек, держался неестественно прямо. Он был лыс, нюхал табак и носил очки; вскоре я узнал, что он занимает высокий государственный пост.

Том отпускал веселые шуточки, однако вследствие чрезмерно приподнятого настроения понять его было трудновато. Он шевелил бровями, выпячивал губы и рассеянно обмахивался маской. Проведя некоторое время в приятной беседе, я с облегчением убедился, что наш драгун предпочитает молчать и удовлетворяется ролью слушателя, тогда как мы с господином Карманьяком оживленно переговаривались. Вскоре Том с величайшими предосторожностями утвердил свое могучее тело, на широкой скамье неподалеку от нас; как я заметил, ему нелегко было держать глаза открытыми.

– Вы говорили, – напомнил мой собеседник, – что сняли комнату в гостинице «Парящий Дракон», примерно в полулиге отсюда. Года четыре назад я служил в полицейском отделении и помню два странных происшествия, связанных с этим домом. Одно из них произошло с богатым эмигрантом, которому имп… то есть Наполеон разрешил вернуться во Францию. Он исчез бесследно. Другое, не менее странное, случилось с богатым русским дворянином. Он исчез при столь же таинственных обстоятельствах.

– Мой слуга, – добавил я, – тоже рассказывал мне о каких-то исчезновениях. Насколько мне помнится, в его рассказе фигурировали те же люди – французский аристократ, вернувшийся на родину, и русский дворянин. Но в его устах эта история так изобиловала сверхъестественными подробностями, что, признаюсь, я не поверил ни единому слову.

– Ничего сверхъестественного тут нет, однако многое не поддается объяснению, – возразил француз. – Разумеется, было высказано множество гипотез, однако, насколько я знаю, никому еще не удалось пролить свет на эти загадочные исчезновения.

– Прошу вас, расскажите мне эту историю, – взмолился я. – Она касается моего нынешнего обиталища, поэтому, думаю, я вправе просить вас об этом. Уж не подозреваете ли вы хозяев дома?

– С тех пор гостиница сменила хозяев. Но, похоже, роковые происшествия связаны с одной-единственной комнатой.

– Какой именно?

– Сейчас опишу. Это просторная спальня, обшитая деревянными панелями, расположена в тыльной части здания, крайняя справа, если смотреть из окон.

– О! Неужели? Как ни странно, я живу в этой самой комнате! – воскликнул я. Мною овладел неподдельный интерес, к которому примешивалась едва ощутимая толика дурных предчувствий. – А что эти люди – они умерли или просто исчезли как призраки?

– Они не умерли – исчезли совершенно непонятным образом. Я расскажу вам эти события во всех подробностях. Они хорошо известны мне, так как в первом случае я в качестве официального лица посещал этот дом для сбора свидетельских показаний; и, хотя во втором случае мне не довелось побывать на месте происшествия, все следственные документы проходили через меня. Я диктовал официальные извещения родственникам исчезнувших – они обратились в правительство с просьбой о расследовании. Через два года мы получили от этих родственников письма, из которых выяснилось, что пропавшие нигде и никогда больше не объявились.