Текст книги "Искупление Христофора Колумба"

Автор книги: Орсон Скотт Кард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

Ответ, конечно, заключался в том, что ни один из их мужей не был хотя бы отдаленно похож на Кристовао. Ни у одного из них не пылал в груди такой огонь. Ни у кого из них в сердце не таилась такая всепоглощающая страсть, притягивающая женщину, тонущую в этой бездонной пучине, так и не утолив своей жажды, так и не получив ничего в ответ.

А сам Колумб видел, как годы их совместной жизни старят Фелипу, как опустились уголки ее рта, и на лице застыла маска холодной неудовлетворенности. Видел, как она проводит все больше времени в постели, жалуясь на непонятные болезни и понимая, что он каким-то образом является причиной этого. Это он заставляет ее страдать, но он не в силах что-либо изменить, если хочет выполнить главное дело своей жизни.

Почти сразу же после возвращения в Лиссабон Колумб нашел книгу, которую искал. Труд по географии некоего арабского автора по имени Альфрагано был переведен на латинский язык, и Колумб обнаружил, что с ее помощью он сможет сократить те последние 60 градусов до вполне приемлемого для его путешествия расстояния. Если предположить, что расчеты Альфрагано были выполнены в римских милях, то тогда расстояние в 60 градусов между Канарами и Чипангу составит всего две тысячи морских миль в тех широтах, где он будет плыть. При благоприятных ветрах, которые наверняка обеспечит ему Господь, путешествие можно будет проделать всего за восемь дней, самое большее – за две недели.

Теперь в его распоряжении были доказательства в тех выражениях и значениях, которые ученые должны понять. Он предстанет перед ними не с пустыми руками, и не с одной только верой в то видение, о котором ему запретили рассказывать. Теперь на его стороне древние ученые, и неважно, что один из них был мусульманином; он сможет выстроить цепочку доказательств необходимости своей экспедиции.

Наконец-то его женитьба на Фелипе принесла свои плоды. Он использовал многочисленные знакомства и получил возможность представить свои идеи при дворе. Кристофоро смело стоял перед королем Жуаном, зная, что Бог позаботится о том, чтобы тот был к нему благосклонен, и внушит ему, что по Его воле он должен снарядить экспедицию во главе с Колумбом. Он разложил перед присутствующими карты со всеми расчетами, доказывающими, что Чипангу находится в пределах досягаемости, а Катей – на небольшом расстоянии от него. Король и ученые слушали. Они задавали вопросы. Они вспоминали древних мудрецов, взгляды которых противоречили мнению Колумба относительно размеров Земли и соотношения суши и воды, а Колумб терпеливо и уверенно отвечал им.

– Это истина, – заявил он. Все шло своим чередом, пока один из присутствующих не спросил:

– Откуда вы знаете, что Маринус прав, а Птолемей ошибается?

Колумб ответил:

– Потому что, если Птолемей прав, то это путешествие было бы невозможно. Но оно возможно, и оно закончится успешно. И поэтому я знаю, что Птолемей ошибается.

Еще не успев закончить свою речь, он уже знал, что такой довод не убедит их. Видя, как они, слушая его, вежливо кивают и почти открыто поглядывают на короля, он понял, что они дружно выступят против него. Ну что ж, подумал Кристофоро, я сделал все, что мог. Теперь все в руках Господа. Он поблагодарил короля за его милость, вновь выразил уверенность, что такая экспедиция покрыла бы славой Португалию, сделала ее величайшим королевством Европы и обратила бы в христианскую веру великое множество язычников. И после этого ушел.

Он счел обнадеживающим признаком, что, пока он ждал ответа короля, ему разрешили присоединиться к торговой экспедиции, направлявшейся к африканскому побережью. Это не было разведывательным путешествием, поэтому никаких тайн португальской короны перед ним не раскрыли. Тем не менее тот факт, что ему позволили доплыть до самой крепости Сан Жоржи в Ла Мине, был знаком доверия. Дав мне возможность ознакомиться с великими достижениями португальских мореплавателей, король, видимо, хочет подготовить меня к тому, чтобы я возглавил мою экспедицию, подумал Колумб.

По возвращении он с нетерпением ждал королевского ответа, надеясь в любой день услышать, что ему дают необходимые суда, людей и припасы.

Но король ответил отказом.

Колумб был раздавлен. Долгие дни он почти ничего не ел и не спал. Он не знал, что и думать. Разве это не было Божьим планом? Разве Бог не указывает королям и принцам, как поступать? Тогда как же король Жуан мог отказать ему?

Вероятно, я что-то сделал не так. Я не должен был тратить так много времени, пытаясь доказать, что путешествие возможно. Следовало потратить больше времени на то, чтобы убедить короля, что оно желательно и необходимо, и почему Богу угодно, чтобы оно было совершено. Я вел себя как глупец. Я недостаточно подготовился. Я никуда не гожусь. Перебирая в уме все возможные объяснения, он все глубже погружался в отчаяние.

Фелипа видела, как страдает ее муж, и поняла, что потерпела неудачу с тем единственным, в чем он нуждался и что она подарила ему, выйдя замуж. Он нуждался в связях при дворе, а влиятельность ее семейства оказалась недостаточной. Почему же тогда он не уйдет от нее? Сейчас она была для него невыносимым бременем. Она не обладала ничем, что он мог бы пожелать, полюбить, в чем мог бы нуждаться. Когда она, в попытке отвлечь его от мрачных мыслей, привела к нему пятилетнего Диего, он так грубо отослал ребенка прочь, что тот целый час плакал, а потом отказался опять пойти к отцу. Этот эпизод явился последней каплей, переполнившей чашу ее терпения. Теперь Фелипа знала, что Колумб ненавидит ее, и что она заслужила его ненависть, не дав ему ничего, в чем он нуждался.

Она бросилась в постель, повернулась лицом к стене и вскоре почувствовала, что действительно больна.

В последние дни ее жизни Колумб был с ней таким заботливым и внимательным, что раньше она и помыслить бы об этом не смела. Но в глубине души она знала, что он все равно не любит ее. Он скорее выполнял свой долг, когда говорил ей, как он переживает то, что долго был невнимателен к ней, она понимала: это вовсе не значит, что он желает ей поскорее выздороветь, чтобы получить возможность искупить свою вину; нет, он просто ждет от нее прощения, чтобы совесть его была чиста, когда ее смерть освободит его от всех обязательств брака.

– Ты обязательно прославишься, Кристовао, так или иначе, – сказала она.

– И ты будешь рядом со мной и увидишь это, Фелипа, – отозвался он.

Ей хотелось верить в это или хотя бы в то, что он действительно хочет этого, но она знала, что это, увы, не так.

– Я прошу тебя обещать мне только одно: ты завещаешь все Диего.

– Да, Диего, – ответил Колумб.

– Никаким другим сыновьям, – добавила она, – никаким другим наследникам.

– Я обещаю, – последовал ответ.

Вскоре она умерла. Колумб держал Диего за руку, когда они шли за ее гробом, направляясь к фамильному склепу. Внезапно он поднял сына на руки и промолвил:

– Ты единственное, что мне осталось от нее. Я нехорошо поступал с твоей матерью, да и с тобой тоже, и не могу обещать, что в будущем изменюсь к лучшему. Но я обещал ей кое-что и сейчас скажу тебе то же самое: все, чем я когда-либо буду владеть, все, чего я когда-либо добьюсь, каждый титул, все свое имущество, все мои почести, всю мою славу я оставлю тебе.

Диего запомнил эти слова. Оказывается, отец все-таки любит его, и он также любил его мать, и когда-нибудь, если отец станет великим, и сам Диего будет великим после его смерти. Он подумал, не означает ли это, что в один прекрасный день он будет владельцем острова, как бабушка. Он подумал, не значит ли это, что когда-нибудь он сам поведет корабль в плавание. Он подумал, не означает ли это, что в один прекрасный день он предстанет перед королем. И еще он подумал, а не значит ли это, что отец сейчас покинет его и он никогда его больше не увидит.

Весной следующего года Колумб отправился в Испанию. Он отвез Диего во францисканский монастырь Ла Рабида неподалеку от Палоса.

– Меня учили отцы-францисканцы в Генуе, – сказал он сыну. – Учись хорошо, сын мой, стань настоящим ученым, христианином и благородным человеком. А я буду служить Господу и постараюсь, чтобы мы с тобой стали богатыми людьми.

Колумб оставил сына в монастыре, но время от времени навещал его, а в своих письмах настоятелю, отцу Хуану Пересу, он никогда не забывал справиться об успехах и здоровье сына. Диего понимал, что немногие отцы так заботятся о своих сыновьях, как его отец. И даже малая толика внимания со стороны его дорогого отца значила куда больше, чем вся любовь и внимание отцов не столь выдающихся, как его отец. Примерно так говорил он себе, стараясь заглушить слезы обиды и одиночества в эти первые месяцы жизни в монастыре.

Сам же Колумб отправился дальше, ко двору испанского короля, где он намеревался представить на этот раз куда более тщательно продуманный вариант тех самых расчетов, которые подвели его в Португалии. На этот раз он будет еще более настойчивым. Все, что пришлось пережить Фелипе, все, что сейчас переживает Диего, лишенный семьи и оставленный в чужом месте, среди чужих людей, все это будет оправдано. Ибо в конце концов Колумб добьется успеха, и его победа окупит все сторицей. Он уверен, что не потерпит поражения. Потому что, даже не располагая никакими доказательствами, он знал, что прав.

* * *

– У меня нет доказательств, но я знаю, что я прав, – сказал Хунакпу.

Голос женщины на другом конце линии показался ему молодым. Слишком молодым, пожалуй, чтобы его владелица занимала влиятельное положение, но она единственная ответила на его обращение и поэтому придется говорить с ней так, как будто она – важная персона. А что еще ему остается делать?

– Откуда вы знаете, что правы, не имея доказательств? – спросила она мягко.

– Я не говорил, что вообще нет доказательств, я лишь хотел сказать, что не может быть доказательств того, что могло бы произойти.

– Ну что же, по крайней мере честно, – заметила она.

– Все, о чем я прошу, это возможность представить мои доказательства Кемалю.

– Я не могу гарантировать этого, – сказала она, – но вы можете приехать в Джубу и представить их мне.

Приехать в Джубу! Как будто у него куча денег, чтобы разъезжать по свету, у него, которого вот-вот выкинут из Службы.

– Боюсь, что такое путешествие было бы мне не по средствам, – ответил он.

– Но мы, конечно, оплатим вашу поездку, – возразила она, – и вы можете жить как наш гость.

Он был поражен услышанным. Как может какая-то молодая девица обладать достаточной властью, чтобы обещать ему такое?

– Как вы сказали, вас зовут?

– Дико, – ответила она.

Теперь он вспомнил это имя; почему же он сразу не обратился к ней? Хотя Кемаль и был руководителем проекта, осуществлению которого он хотел помочь, не Кемаль обнаружил Вмешательство.

– Так вы та самая Дико, которая…

– Да, – ответила она.

– Вы прочитали мои работы? Те, которые я отправил почтой, и…

– И на которые никто не обратил ни малейшего внимания? Да.

– А вы верите мне?

– У меня есть к вам вопросы, – сказала она.

– А если вы будете удовлетворены моими ответами?

– Я тогда буду весьма удивлена, – сказала она. – Общеизвестно, что империя ацтеков была на краю гибели, когда Кортес прибыл туда в двадцатые годы шестнадцатого века. Все также знают, что мезоамериканская техника никоим образом не могла составить конкуренции европейской. Ваши рассуждения относительно завоевания Европы мезоамериканцами безответственны и абсурдны.

– И тем не менее вы позвонили мне.

– Я люблю выяснять все до конца так, чтобы не оставалось никаких сомнений.

– А вами до сих пор никто не заинтересовался, и поэтому…

– Вы заинтересовались мной.

– Вы приедете?

– Да, – ответил он. Пусть у него будет лучше слабая надежда, чем вообще никакого отклика.

– Предварительно отправьте копии всех относящихся к делу файлов, чтобы я могла просмотреть их на своем компьютере.

– Большая часть из них уже находится в системе Службы, – ответил он.

– Тогда пошлите мне перечень всех своих работ. Когда вы сможете приехать? Я попрошу от нашего имени предоставить вам отпуск для консультации с нами.

– А вы можете это сделать?

– Я могу попросить, – отвечала она.

– Тогда завтра, – сказал он.

– Я не смогу прочитать все к завтрашнему дню. Давайте на следующей неделе, во вторник. Но не откладывая, отправьте мне все файлы и списки.

– И вы попросите предоставить мне отпуск… когда я отошлю файлы?

– Нет, я попрошу об этом в ближайшие пятнадцать минут. Приятно было поговорить с вами. Надеюсь, вы не псих.

– Нет, – ответил он. – Мне тоже было приятно пообщаться с вами.

Она положила трубку. Спустя час к нему пришла его начальница.

– Чем вы занимались? – резко спросила она.

– Чем всегда, – последовал ответ.

– Я как раз писала рекомендацию о вашем переводе на другое направление работы, – сказала она. – И тут приходит это. Запрос от проекта “Колумб” относительно вашего присутствия там на следующей неделе. И не могу ли я предоставить вам оплаченный отпуск.

– Для вас было бы дешевле просто уволить меня, – сказал он, – но мне будет труднее помочь тем людям в Джубе, если меня лишат доступа к компьютерной системе Службы.

Она посмотрела на него с почти откровенным испугом.

– Вы что, пытаетесь убедить меня, что вы, оказывается, отнюдь не сумасшедший, а своенравный, безмозглый осел и бездельник?

– Ничего не могу гарантировать, – ответил он. – Может случиться так, что все согласятся с вами.

– Не сомневаюсь, – заметила она. – Но вы получите отпуск, и можете оставаться с нами, пока он не закончится.

– Надеюсь, что оправдаю расходы, – промолвил он.

– Надеюсь, – сказала она. – Ваше жалованье во время отпуска будет поступать из их бюджета. – Она улыбнулась. – Знаете, на самом-то деле вы мне нравитесь. Мне просто кажется, что вы не поняли, чем в действительности занимается Служба.

– Да, не понял, – сказал Хунакпу. – Вот я и хочу разобраться во всем сам.

– Желаю удачи. Если вы в конце концов окажетесь гением, не забывайте о том, что я никогда, ни на секунду не верила в вас.

– Не беспокойтесь, – сказал он с улыбкой. – Я никогда этого не забуду.

Глава 7
Что было бы

Дико встречала Хунакпу на вокзале в Джубе. Он был небольшого роста, со светло-коричневой кожей и характерными для майя чертами лица, поэтому она легко узнала его. Он спокойно стоял, безмятежно разглядывая пассажиров, суетившихся на платформе. Дико была поражена тем, как молодо он выглядит, хотя она уже знала, что индейцы с их гладкой кожей лица всегда кажутся моложе тем, кто привык встречаться с представителями других рас. Удивительно было и то, с каким спокойствием держался этот такой молодой на вид человек. Можно было подумать, что он уже в тысячный раз приезжает сюда и сейчас просто рассматривает хорошо знакомый пейзаж, стараясь заметить, изменилось ли в нем что-либо за те годы, что он отсутствовал. Глядя на него, трудно было догадаться, что карьера его висит на волоске, что за всю свою жизнь он никогда не выезжал за пределы Мехико, что сейчас он собирается сделать доклад, который может изменить весь ход истории. Дико позавидовала тому миру, который царит в его душе и позволяет ему принимать все в жизни с таким… таким спокойствием.

Она подошла к Хунакпу. Он взглянул на нее, причем ничто в его лице не выдало радости или облегчения, хотя он, наверняка, узнал ее, поскольку, прежде чем уехать, несомненно, нашел ее фотографию в картотеке сотрудников Службы.

– Я Дико, – сказала она, протянув ему обе руки. Он слегка пожал их.

– А я Хунакпу, – ответил он. – Как мило с вашей стороны, что вы встретили меня.

– У нас в городе нет уличных указателей, – пояснила она, – а я вожу машину лучше, чем таксисты. Может, я и преувеличиваю, но зато беру с пассажиров меньше.

Он не улыбнулся в ответ. Зануда, подумала она.

– А багаж у вас есть? Он покачал головой.

– Вот только это, – он приподнял плечо, на котором висела небольшая сумка на ремне.

Неуж-то там поместилась хотя бы одна смена белья? Но, с другой стороны, он приехал из одной тропической страны в другую, а в бритвенных принадлежностях он не нуждается. Индейцы выглядят моложе своих лет, отчасти благодаря отсутствию бороды. А что касается бумаг, то их уже давно передали по электронной почте. Однако большинство людей, отправляясь в путешествие, берут с собой гораздо больше вещей. Возможно, потому, что чувствуют неуверенность, и им требуется окружить себя знакомыми, привычными вещами; они везут с собой много одежды, чтобы иметь свободу выбора хотя бы в этом, и смягчить таким образом чувство неуверенности и беспомощности. Судя по всему, к Хунакпу это не относится. Он, по-видимому, вообще ничего не боится. Или, возможно, нигде не чувствует себя иностранцем. Как здорово было бы, подумала Дико, чувствовать себя как дома в любом месте. Хотела бы я обладать таким даром! К своему изумлению она обнаружила, что восхищается им, несмотря на то что он оттолкнул ее своей холодностью.

До гостиницы они доехали в полном молчании. Он ни словом не обмолвился о том, понравился ли ему его номер.

– Ну что ж, – сказала Дико, – я думаю, вы захотите отдохнуть, тем более эта разница во времени… Лучше всего поспать часика три, а потом встать и сразу поесть.

– Я не почувствую разницу во времени, – возразил он. – Я поспал в самолете. И в поезде.

Он спал? В ожидании самой важной в его жизни беседы?

– Но тогда, вероятно, вы голодны?

– Я поел в поезде, – ответил он.

– Ну что же, – сказала Дико, – сколько времени вам понадобится, прежде чем мы начнем?

– Я могу начать прямо сейчас, – ответил Хунакпу. Он снял с плеча сумку и положил ее на кровать. Ее поразило, как экономны были его движения: он не бросил сумку небрежно, но и не уложил ее с подчеркнутой осторожностью. Он двигался так естественно, что казалось, будто сумка сама соскользнула с его плеча на кровать.

У Дико даже мурашки побежали по коже. Сначала она не могла понять почему, но затем поняла: вот он стоит, руки пустые, сумка соскользнула с плеча, он не перебирает пальцами и ничего не прижимает к груди, чтобы скрыть смущение. Он избавился от единственной вещи, которую привез с собой, но он совершенно спокоен и невозмутим. Ей показалось, будто у нее на глазах человек стоит на краю пропасти, и ее охватил какой-то ужас, смешанный с состраданием. Сама она никогда не была бы способна на такое. Оказавшись в непривычном месте, одна, она непременно вцепилась бы во что-то знакомое, свое. Записную книжку. Сумочку. Хотя бы браслет или кольцо, или часы, чтобы вертеть это в руках. А этот человек – он оставался абсолютно спокоен, без единой знакомой вещи в руках. Он, несомненно, может скинуть с себя все и пройти по жизни обнаженным, не испытывая ни малейшего неудобства. Его потрясающее самообладание выводило ее из себя.

– Как вам это удается? – спросила она, не в силах удержаться.

– Что именно? – спросил Хунакпу.

– Оставаться таким… таким спокойным. Он на мгновение задумался.

– Потому что я не знаю, что еще делать.

– Я бы тряслась от страха, – сказала она. – Приехать в совершенно незнакомое место. Отдать труд всей своей жизни в руки незнакомых людей.

– Да, – сказал он. – Я тоже. Она взглянула на него, сомневаясь, правильно ли его поняла.

– Вы боитесь?

Он кивнул. Но лицо его оставалось безмятежным, как и прежде, а поза такой же свободной. Более того, когда он признался, что боится, его поза и выражение лица говорили об обратном, что он чувствует себя непринужденно, может быть, слегка уставшим от разговора, но пока еще не испытывает нетерпения. Он вел себя как сторонний наблюдатель.

И тут вдруг замечания, которые начальница Хунакпу обронила в разговоре с Дико, внезапно начали обретать смысл. Она, между прочим, упомянула о том, что он, судя по его поведению, безразличен ко всему, даже и к тому, что интересует его больше всего. Работать с ним совершенно невозможно, сказала она, но тем не менее желаю вам удачи. Однако не похоже, что Хунакпу целиком погружен в свой внутренний мир и неспособен реагировать на окружающее. Он явно воспринимал все, что происходит вокруг него. Он слушал ее вежливо и внимательно.

Ну ладно. Ясно, что он ведет себя необычно. Но он приехал, чтобы сделать доклад, и сейчас для этого вполне подходящее время.

– Что вам нужно? – спросила она. – Чтобы сделать доклад? Трусайт?

– И терминал сети электронной связи, – ответил он.

– Тогда пошли ко мне на станцию. – сказала Дико.

* * *

Мне удалось убедить дона Энрике де Гусмана, – сказал Колумб. – Почему же только королей не убеждают мои доводы?

Отец Антонио лишь улыбнулся и покачал головой.

– Кристобаль, – сказал он, – образованных людей ваши доводы не убеждают, потому что они недостаточно веские и к тому же надуманные. Они противоречат математике и трудам всех древних ученых, имеющих отношение к этому вопросу. Короли же отвергают ваши доводы, потому что они общаются с учеными, которые разбивают ваши аргументы в пух и прах.

Колумб был потрясен.

– Если вы так считаете, отец Антонио, то почему же поддерживаете меня? Почему вы принимаете меня в своем доме? Почему вы помогли мне убедить дона Энрике?

– Ваши аргументы меня не убедили, – ответил отец Антонио. – Меня убедил тот Божий свет, что горит в вас. У вас внутри горит огонь. Я верю, что только Господь может вложить такой огонь в человека. И поэтому, хотя я и считаю ваши аргументы чепухой, я все же верю, что Господь хочет, чтобы вы отправились на запад. И ради этого я помогу вам всем, чем смогу, ибо я тоже люблю Господа и во мне тоже тлеет искорка этого огня.

При этих словах глаза Колумба наполнились слезами. За все те годы, когда он корпел над древними рукописями и картами, когда он доказывал свою правоту в Португалии, а с недавних пор и в доме дона Энрике, никто не поддержал его план, не увидел в нем Божий Промысел. Он начал опасаться, что Бог отвернулся от него, и больше ничем не помогает ему. Но сейчас слова отца Антония – высокообразованного человека, пользовавшегося большим уважением среди ученых во всей Европе, убедили его, что Божья Вола проникает в сердца хороших людей, побуждая их поверить в миссию Колумба.

– Отец Антонио, если бы я не знал того, что знаю, я сам бы не поверил своим доводам, – сказал Колумб.

– Достаточно, – сказал отец Перес. – Никогда не повторяйте этого.

Колумб испуганно посмотрел на него.

– О чем это вы?

– Здесь, в стенах Ла Рабида, при закрытых дверях, вы можете говорить подобные вещи, и мы поймем это. Но впредь никогда, даже малейшим намеком вы не должны никому давать понять, что ваши доводы можно поставить под сомнение.

– Но их можно поставить под сомнение, – вмешался отец Антонио.

– Колумб тем не менее ничем и никогда не должен показывать, что знает об этом. Неужели вы не понимаете? Если Господь действительно благословил это путешествие, то вы должны заставить и других поверить в это. Только так вы добьетесь победы, Колумб. Не рассуждениями, не доводами, а верой, отвагой, упорством, уверенностью. Те, в ком есть искра Божия, поверят вам независимо ни от чего. Но сколько таких людей вы встретите? Сколько их уже было?

– Считая вас и отца Антонио – двое, – ответил Колумб.

– Так вы не добьетесь победы с помощью своих аргументов, потому что они и в самом деле неубедительны. А Святой Дух не одолеет всех, кто встретится на вашем пути, поскольку Бог не вмешивается в такие дела. На что же вы можете рассчитывать, Кристобаль?

– На вашу дружбу, – тотчас ответил он.

– И на свою безграничную и безусловную веру, – сказал отец Перес. – Разве не так, отец Антонио?

Отец Антонио кивнул.

– Я понимаю, что вы имеете в виду. Те, кто слаб в вере, примут веру тех, кто силен в ней. Ваша уверенность должна быть абсолютной, тогда и другие смогут вдохновиться ею, и она поможет им.

– Итак, – подытожил отец Перес, – вы никогда не будете выказывать сомнений. Вы никогда не дадите ни малейшего повода усомниться в реальности своего плана.

– Хорошо, – сказал Колумб. – Я смогу это сделать.

– И вы всегда должны создавать впечатление, что знаете больше, чем говорите, – добавил отец Перес.

Колумб ничего не ответил, потому что не мог сказать отцу Пересу, что так оно и есть.

– Это означает, что вы никогда, повторяю, никогда не скажете никому: “Вот и все мои доводы. Я рассказал вам все, что знаю”. Если вам будут задавать прямые вопросы, отвечайте так, будто сказали лишь малую долю того, что вам ведомо. Делайте вид, будто им уже должно быть известно все, что знаете вы, и вы разочарованы, обнаружив, что это не так. Действуйте так, как если бы каждый должен знать известные вам вещи, и вы в отчаянии от того, что вынуждены просвещать их.

– Если я буду поступать так, как вы советуете, это будет похоже на самонадеянность, – возразил Колумб.

– Это больше, чем самонадеянность, – смеясь, сказал отец Антонио, – это самонадеянность ученых. Поверьте мне, Кристобаль, они будут разговаривать с вами точно так же.

– Пожалуй, вы правы, – сказал Колумб, припоминая поведение советников короля Жуана в Лиссабоне.

– И еще одно, Кристобаль, – сказал отец Перес. – Вы нравитесь женщинам.

Колумб приподнял бровь. Он не ожидал услышать подобное высказывание от настоятеля францисканского монастыря.

– Я говорю не об искусстве соблазнять женщин, хотя и уверен, что вы могли бы овладеть им, если уже не овладели. Я говорю о том, как женщины смотрят на вас. как они обращают на вас внимание. Это тоже своего рода оружие, поскольку случилось так, что мы живем в такое время, когда Кастилией правит женщина. Царствующая королева, а не просто супруга царствующего короля. Уж не думаете ли вы, что это воля случая, а не Божий промысел? Она будет смотреть на вас, как женщина смотрит на мужчин, и будет оценивать, как женщины оценивают мужчин – не по убедительности их доводов, не по их уму, не по отваге в бою, а скорее по силе страсти и характера, умению проявить сочувствие и прежде всего, как бы это сказать… умению вести светскую беседу.

– Я не совсем понимаю, как мне использовать этот предполагаемый дар, – промолвил Колумб. Он вспомнил о своей жене, о том, как плохо обращался с ней, и как, несмотря на все это, она сильно его любила. – Вы вряд ли предлагаете мне добиваться своего рода частной аудиенции у королевы Изабеллы?

– Вовсе нет! – вскричал в ужасе отец Перес. – Неужели вы думаете, что я предложил бы вам пойти на преступление? Нет, разумеется, вы встретитесь с ней на людях, поэтому она и посылает за вами. Моя должность духовника королевы дала мне возможность посылать письма, где говорилось о вас, и, быть может, поэтому она и заинтересовалась вами. Дон Луис написал ей, предлагая пожертвовать 4 000 дукатов на ваше предприятие. А дон Энрике хотел самолично финансировать его, причем полностью. В результате, ваша персона заинтересовала ее.

– Но сейчас, – сказал отец Антонио, – вы можете рассчитывать только на аудиенцию королевы Кастильской и ее мужа, короля Арагонского.

– Однако хочу напомнить вам, – добавил отец Перес, – что вы должны рассматривать ее как аудиенцию только одной королевы, и должны разговаривать с ней как с женщиной, и вести себя при этом не так, как большинство придворных и послов, которые обращаются прежде всего к королю. Она терпеть этого не может, Кристобаль. И говоря вам это, я отнюдь не выдаю тайну исповеди. Они обращаются с ней так, как будто ее там нет, а ведь ее королевство вдвое больше Арагона. Более того, ведь именно в ее королевстве живет нация моряков, и оно обращено на запад, к Атлантике. Поэтому, когда будете говорить, конечно, обращайтесь к ним обоим, ибо вам ни в коем случае нельзя оскорбить короля. Но всякий раз, когда начнете говорить, посмотрите сначала на королеву. Говорите ей. Объясняйте ей. Убеждайте ее. Помните, что сумма, которую вы просите, не так уж велика. Несколько судов? Это не опустошит королевскую казну. В ее власти дать вам эти суда, даже если ее муж отнесется к этой просьбе с пренебрежением. А поскольку она женщина, она сможет поверить в вас, довериться вам и удовлетворить просьбу, даже если все мудрецы Испании ополчатся против вас. Вы поняли меня?

– Мне нужно убедить только одного человека, – ответил Колумб, – и этот человек – королева.

– А что до ученых, то вам нужно стоять на своем дольше их. Единственное, что от вас требуется, это никогда-никогда не говорить им: “Это все, чем я располагаю, больше у меня доказательств нет”. Стоит вам хоть раз признаться в этом, и они разобьют ваши аргументы в пух и прах, и даже королева Изабелла не сможет сокрушить их уверенность. Однако, если вы поступите так, как я советую, их доклад прозвучит куда менее убедительно. Его можно будет толковать и так и эдак. Они, конечно, рассвирепеют и попытаются стереть вас в порошок, но они все же честные люди, и оставят открытыми несколько крохотных лазеек для сомнения, придумают такую формулировку, которая будет свидетельствовать, что, хотя они и считают ваши доказательства ошибочными, они все же не могут быть абсолютно и окончательно в этом уверены.

– И этого будет достаточно?

– Кто знает? – ответил отец Перес. – Может быть, и да.

Когда Господь возложил на меня эту задачу, подумал Колумб, я надеялся, что он откроет для меня дорогу. А вместо этого я могу рассчитывать только на эту сомнительную возможность.

– Убедите королеву, – сказал отец Перес.

– Если смогу, – ответил Колумб.

– Хорошо, что вы вдовец, – заметил отец Перес. – Я знаю, что жестоко так говорить, но если бы королева знала, что вы женаты, она не проявила бы к вам такого интереса.

– Но она-то ведь замужем, – сказал Колумб. – Что вы имеете в виду?

– Я хочу сказать, что женатый мужчина куда менее привлекателен для женщины. Даже для замужней женщины. В особенности для замужней женщины, потому что она думает, что знает, что представляют собой мужья!

Отец Антонио добавил:

– У мужчин, с другой стороны, все наоборот. По крайней мере, если судить по исповедям, которые мне довелось выслушать, я бы сказал, что мужчин больше привлекают замужние женщины, чем одинокие.

– В таком случае королева и я обречены понравиться друг другу, – сухо заметил Колумб.

– Я тоже так думаю, – сказал с улыбкой отец Перес. – Но ваша дружба будет чистой и детьми вашего союза будут каравеллы, паруса которых наполнит восточный ветер.

– Вера для женщин, доказательство для мужчин, – промолвил отец Антонио. – Означает ли это, что христианство рассчитано на женщин?

– Скажем лучше, что христианство рассчитано на преданных и верных, и поэтому истинных христиан больше среди женщин, чем среди мужчин, – заметил отец Перес.

– Но без понимания, – возразил отец Антонио, – не может быть веры, поэтому она остается уделом мужчин.

– Существует понимание причины, и тут мужчины всегда впереди, – отметил отец Перес, – но существует и понимание сострадания, в чем женщины намного превосходят мужчин. Что из этого, по вашему мнению, ведет к укреплению веры?