Текст книги "Искатель. 1988. Выпуск №2"

Автор книги: Онджей Нефф

Соавторы: Олег Азарьев,Виктор Подрезов,Артур Макаров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Ночь Масуд провёл в ашхане, в каморке бабая. За повара и юркого бачу тот ручался, а сам не сомкнул глаз, сидя в тёмном помещении и наблюдая в щёлочку из-под опущенного тента за улицей. Утром с первым намазом он разбудил Масуда и, заставив съесть целое блюдо плова и выпить добрую дюжину пиал чая, распорядился быть готовым уйти, но ни в коем случае не высовывать носа из каморки. После вчерашнего его наверняка уже ищут. Об автобусе пусть не беспокоится, это он берёт на себя. Многие заезжают в их улочку, чтобы пассажиры могли поесть перед дальней дорогой. Поэтому Анвар Хак не сомневался, что подходящий обязательно подвернётся.

Однако прошло больше двух часов томительного ожидания, прежде чем в каморку вбежал запыхавшийся ашханщик.

– Пора, сынок, – он прижал Масуда к груди и тут же, резко отстранив, вышел.

У выезда на Джанхангирское шоссе прижался к обочине большой, пёстро раскрашенный автобус. Масуд едва успел протиснуться внутрь, как из дверей харчевни появился шофёр, дожёвывая на ходу смазанную курдючным салом лепёшку.

За прошедшие годы Масуд почти нигде не бывал, кроме военных лагерей повстанцев да вилл их главарей в окрестностях Пешавара, и теперь с любопытством смотрел по сторонам. Зной ещё не завладел равниной. Чистый, освежающий ветерок веял с его родных гор, заставляя чуть шелестеть старые тамаринды, чинары, тополя, росшие вдоль шоссе. По дороге не спеша тащились допотопные арбы с деревянными колёсами; торопливо перебирая тонкими ногами, шагали навьюченные ослы, спешили в город горделивые всадники. Кучками шли дехкане, о чём-то споря и размахивая руками. Бродячие торговцы на ходу обменивались последними новостями.

Солнце уже садилось, когда автобус остановился перед длинным двухэтажным домом с галереей, на которую выходили двери комнат. К дому примыкал окружённый дувалом двор, где караванщики оставляли верблюдов и ослов. Судя по пустому загону, гостиница не страдала от наплыва постояльцев. Дальше, ближе к границе, начинались, по словам шофёра, «неспокойные места», где ночью лучше не ездить.

Что ж, торопиться теперь некуда, можно и заночевать. Вместе с немногими оставшимися пассажирами Масуд уселся на длинные брёвна возле маленькой кухоньки под навесом, заменявшие лавки. Над широким котлом поднимался пар, предвещая скорый ужин. Тут же суетился худой человек в тюрбане и чёрной жилетке, назвавшийся хозяином гостиницы. Кроме приехавших с автобусом, на брёвнах расположились несколько бродячих торговцев. Сложив в кучу тюки с немудрёным товаром, они дремали, изредка приоткрывая глаза и морщась от белого света всходившей луны. Он был настолько ярким, что деревня на склоне невысокой горы и развалины старинной крепости на высившемся за ней утёсе казались залитыми солнечными лучами.

Съев полную миску горячей наваристой лапши, разморённый. Масуд собрался было идти спать, когда к нему подсел один из торговцев.

– Куда едет эта машина? – спросил он на урду, ткнув палкой в сторону автобуса.

– Эта машина едет в Парачинар, – вежливо ответил Масуд, сочтя вопрос просто проявлением праздного любопытства.

В медресе, пока другие мучились над ста четырнадцатью сурами Корана, он выучил, кроме дари и английского, ещё и ypду, а за последние годы стал говорить на нём, как коренной лахорец. Кстати, Моджаддади взял его к себе именно поэтому: хорошие воинские навыки, знание Корана плюс весьма удобное в этой стране многоязычие.

– А куда держит путь мой ночной друг, да процветают его дела и приумножится его богатство? Тоже в Парачинар?

– Да, почтеннейший, – Масуда начало раздражать это назойливое любопытство, но он сдержался.

– В Парачинар и дальше? – усмехнулся торговец.

– Может быть, – уклончиво согласился Масуд и внимательно посмотрел на торговца.

Ничего особенного: небольшая рыжая бородка, тюрбан, широкий халат, запахнутый на правую сторону, как принято у мусульман, грязные шаровары и толстая палка с острым стальным наконечником, которая в случае необходимости могла превратиться в грозное оружие. Настораживали лишь глаза, маленькие, цепкие, словно у коршуна, высматривающего добычу.

Почувствовав холодок в словах собеседника, торговец виновато попрощался и куда-то исчез. Масуд тоже не стал мешкать и, получив у хозяина ключ от комнаты, отправился спать. Он ещё подумал, что, может быть, не стоит дожидаться утра, а прямо сейчас продолжить путь, но усталость после долгих часов тряской езды взяла своё.

Проснулся Масуд неожиданно. Уже потом он догадался, что его разбудил скрип половиц. Ещё он понял, что выход через галерею наверняка перекрыт. Что ж, действовать нужно без промедления.

Спал он не раздеваясь, снял только высокие, на шнуровке, подкованные ботинки, где-то раздобытые Анвар Хаком на случай, если придётся идти по горам. Поэтому сборы заняли считанные минуты: глотнуть тепловатой воды из кувшина да переложить из брюк в карман куртки рейнджерский нож с выбрасывающимся лезвием.

Масуд на цыпочках подошёл к окну, приоткрыл створки и осторожно выглянул наружу. К счастью, задняя стена дома отбрасывала длинную день. Из неё выныривала белая в лунном свете дорога к кишлаку. И хотя она тянулась по совершенно голому пологому склону, иного пути для отступления не было. Масуд вылез из окна, ухватился руками за подоконник и, слегка согнув ноги в коленях, как учили на занятиях, разжал пальцы.

Толчок оказался настолько слабым, что он даже не упал. Пригнувшись, подкрался к краю спасительной тени. Огляделся. Никого. Нужно рисковать, и да поможет ему аллах!

Масуд побежал вверх по склону. Он находился на полпути к кишлаку, когда сзади раздался негромкий свист. Оглянувшись, увидел, как по дороге от гостиницы, поднимая пыль, мчатся три человека. Один далеко опередил остальных. Но Масуда это не слишком встревожило: до кишлака им всё равно его не догнать, а там пусть ищут.

Однако, когда он миновал первые дома, то понял, что просчитался: перед ним тянулся узкий коридор улицы с высокими глинобитными дувалами. Ни щелей, ни просветов, одни глухие стены, перелезть через которые нечего было и думать. Оставалось только бежать дальше в надежде, что улица выведет куда-нибудь.

Улица впереди раздваивалась. Направо просматривалась пустая рыночная площадь с мечетью. Левый проулок круто поднимался вверх. Масуд выбрал его. Здесь преследователи, даже если сразу угадают, куда он направился, быстрее выдохнутся. Извилистая улочка делалась всё уже, потом внезапно кончилась, будто обрубленная саблей. Дальше карабкалась по склону чуть заметная тропинка, жавшаяся наверху к остаткам крепостных стен, а затем исчезавшая за выступом башни.

Масуд остановился, переводя дыхание и решая, что делать: спускаться по склону, рискуя покатиться и разбиться о каменные глыбы, громоздившиеся внизу, или поискать убежище в развалинах крепости. Он выбрал последнее.

Наверху, у выщербленных стен, оказавшихся вблизи слишком высокими, чтобы он мог пытаться взобраться на них, тропинка выровнялась. Теперь всё зависело от того, что скрывалось за башней. Затаив дыхание, он повернул за угол и… застыл: перед ним была пустота. Точнее – крохотная площадка с осыпавшимися краями над многометровым обрывом. Масуд осторожно ступил на неё и прижался к гладкой скале, служившей с этой стороны основанием башни.

Неужели конец? Нет, с этим он не мог примириться. Лихорадочно ощупал холодный камень. Напрасно: ни трещины, ни выступа. Единственный выход – прорываться назад.

Масуд прикинул, как поступил бы сам на месте преследователя. Если он не знает, что дальше пути нет, то из опасения упустить жертву скорее всего, не дожидаясь остальных, решит посмотреть, что там, за поворотом. Конечно, не сразу. Остановится, прислушается. Потом потянется вперёд, чтобы краем глаза заглянуть за выступ. В этот момент и нужно действовать.

Он присел на корточки. Достал нож и несколько раз взмахнул рукой, примериваясь, как будет наносить удар. До пояса или ног достать трудно. Значит, нужно изо всей силы бить в грудь снизу вверх. Тогда противник потеряет равновесие, качнётся вперёд, и собственный вес падающего тела насадит его на нож.

Всё произошло почти так, как и рассчитывал Масуд.

На него внезапно нахлынула волна предательской слабости: вот так, своей рукой, он только что убил человека!

Однако времени для переживаний не было. Масуд выполз на тропинку и посмотрел вниз. По серпантину спешили две тёмные фигуры, казавшиеся сверху странно укороченными. В ярком лунном свете в руках у них зловеще поблёскивали изогнутые клинки. Три поворота – и они будут у крепости. С двумя ему не справиться.

Масуд внимательно огляделся. От стен крепости склон уходил вниз градусов под шестьдесят. Взобраться, хотя и с трудом, ещё можно. Спуститься же и не полететь кувырком… А что если двигаться по нему наискось? Пожалуй, шанс есть…

Он выпрямился и огромными прыжками ринулся вниз. Масуд слышал, как что-то кричали находившиеся сбоку метрах в пятидесяти преследователи. Броситься с серпантина наперерез никто из них не решился. Секунда-другая – и они остались позади. В ушах засвистел ветер. Ноги уже не поспевали за стремительно мчавшимся телом. Казалось, ещё немного, и он, словно птица, взовьётся в небо.

Шестое чувство безошибочно подсказало Масуду: «Пора!» Перед очередным прыжком неимоверным усилием он выбросил вперёд ноги, одновременно разведя руки и опрокидываясь навзничь. Тело глухо шмякнулось о землю и заскользило вниз. Склон постепенно делался более пологим. Значит, камни недалеко. Теперь нужно погасить скорость. Масуд подтянул ноги и стал упираться в землю каблуками и локтями. Не сразу, но «тормоза» всё же подействовали. Он смог перевернуться на живот, а затем, цепляясь пальцами за жёсткую, как проволока, траву и вырывая её с корнем, наконец остановился. Поднявшись на ноги, он, прихрамывая, бросился к камням, до которых было метров тридцать.

Скорее всего Масуд не обратил бы внимания на раздавшиеся сзади негромкие хлопки, если бы не фонтанчики земли, брызнувшие по сторонам. Видя, что жертва ускользает, преследователи не выдержали. Впрочем, они ничем не рисковали: ночью в деревне выстрелов из бесшумных пистолетов всё равно никто не услышит. Правда, попасть из них, находясь так высоко над целью, дело почти безнадёжное. Но на всякий случай Масуд пригнулся и побежал, забирая то вправо, то влево, пока не укрылся в камнях.

Глыбы оказались такими большими, что можно было двигаться в полный рост. Вопрос только, куда? Ясно, что возвращаться к гостинице не имело смысла: с автобусом придётся распрощаться. Местность он не знал. Поэтому, чтобы добраться до границы, следует идти вдоль шоссе. Но как раз на дороге его и будут поджидать. Впрочем, луна уже убывает, так что в предутренних сумерках нужно успеть покрыть возможно большее расстояние. А там что-нибудь подвернётся.

Когда Масуд добрался до шоссе, оно уже оживало. Те, кто заночевал на обочинах, вставали, поёживаясь от утренней прохлады, совершали нехитрый туалет, готовили завтрак или просто грелись у маленьких костров из сухих веток и палых листьев. У одного из них Масуда угостили горячим чаем с половиной чёрствой лепёшки, не взяв ни пайсы. Щедрость бедняков бескорыстна.

Через час он заметил поднимавшиеся над шоссе клубы пыли и вскоре нагнал большой караван, направлявшийся к границе. Исстари повелось, что стоит подуть весеннему ветру, и огромная многоязычная лавина людей приходит в движение. Неважно, мир или война, но кочевые племена – кучи и гильзаи, вардаки и какари, барцы, африди, оркази и множество других, – уходившие на зимние месяцы в Пакистан, снимаются с места, возвращаясь на высокогорные плато в центре Афганистана.

Встреченный Масудом караван принадлежал к клану хель. «Раз они тронулись раньше обычного, лето в этом году будет жарким», – подумал он, обгоняя далеко растянувшийся пёстрый поток. Бредут шумные отары овец с впалыми боками. Семенят нагруженные узлами и тюками безучастные ко всему ослики. Важно вышагивают верблюды с позванивающими на разноцветных лентах колокольчиками. На их горбатых спинах разместилось всё нехитрое хозяйство кочевников: шерстяные пологи и каркасы для шатров, котлы, чайники, мешки с рисом и мукой. Поверх скарба восседают благочестивые бабаи в белых чалмах. За их спинами – женщины в пёстрых балахонах с шумливой малышнёй. Впереди неторопливо едут на низкорослых конях смуглолицые воины с чёрными вьющимися бородами. Оружия немного, лишь изредка блеснёт воронёноя сталь ствола, но кочевать без него в такое смутное время нельзя.

Отстав от верховых, Масуд пристроился к погонщикам отар и скоро, покрывшись пылью, ничем не отличался от них. Пусть ищейки Хекматиара попробуют разглядеть в чумазом оборванце сбежавшего телохранителя Моджаддади!

На привале он подошёл к караванбаши, поджарому, жилистому мужчине с седой бородой. Почтительно поздоровавшись и пожелав всяческого благополучия его клану, Масуд спросил, нельзя ли ему нанять какого-нибудь захудалого ишака и присоединиться к каравану. Машина, на которой он ехал, попала в аварию, а с ушибленной ногой до места не дойти.

Караванбаши оценивающе посмотрел на попавшего в беду путника. Правильные, хотя и грубоватые черты слегка удлинённого лица, прямые чёрные брови, лихо закрученные смоляные усы, наконец, спокойное достоинство, с которым он держался, производили хорошее впечатление. А широкие плечи и сильные руки говорили о том, что этот человек может постоять за себя. Конечно, Ширин Ака, как звали караванбаши, не поверил ни слову из его рассказа, но пуштунвали  П у ш т у н в а л и – кодекс чести у пуштунов.


[Закрыть] требует в подобных случаях без лишних расспросов протягивать руку помощи.

– Хорошо. Можешь остаться. Коня тебе дадут, – махнул рукой в сторону каравана Ширин Ака, давая понять, что такому молодцу не пристало трястись на ишаке.

О деньгах не было сказано ни слова, ибо не подобает уважаемому караванбаши вести себя, как презренному ростовщику, норовящему содрать три шкуры с того, на кого свалилось несчастье.

День прошёл без происшествий. Масуд был не слишком-то искусным наездником, и неспешный ритм движения каравана вполне устраивал его. Трижды мимо проезжал потрёпанный «джип», среди пассажиров которого он без труда признал вчерашнего рыжебородого торговца. Но тот лишь безразлично скользнул взглядом по кучке всадников, видимо, не допуская мысли, что там может прятаться беглец.

Вечером караван расположился лагерем на берегу Куррама. Переход границы по договорённости с пограничными постами – пакистанским и афганским – был назначен на следующее утро. Осмотрев местность, Масуд вернулся к биваку в мрачном настроении. Дорога в ущелье была зажата между стеной гор и бурным мутным потоком. Проскользнуть мимо пограничной стражи, которой наверняка придадут людей Хекматиара – в том, что пакистанские власти всячески помогают душманам, он имел возможность убедиться не раз, – будет, пожалуй, не легче, чем верблюду пройти через игольное ушко.

Масуд заметил, что караванбаши, словно невзначай, несколько раз проходил мимо костра, испытующе поглядывая на него. Неужели он что-то заподозрил и собирается выдать чужака? Мелькнула тревожная мысль, но он прогнал её. И всё же, когда Ширин Ака поманил Масуда, он пошёл, внутренне подобравшись, как перед опасной схваткой.

Отойдя от лагеря, караванбаши остановился и, вглядываясь в лицо Масуда, спросил:

– Я вижу, тебя гложет тревога. Скажи, кого ты опасаешься, на той или на этой стороне?

– На этой, – честно признался Масуд.

Ширин Ака задумчиво погладил седую бороду, прежде чем последовал новый вопрос:

– Ты умеешь ходить по горам?

– Я вырос в них.

– Это хорошо. Тогда я дам тебе провожатого. Он покажет тропу, по ней ходят те, кто не хочет встречаться с пограничниками. Подожди здесь.

Минут через двадцать появился невысокий крепыш с хитрыми глазами, который в дороге всё время держался возле караван-баши.

– Это тебе, – протянул он небольшой заплечный мешок и тёплый стёганый халат. – Ночью в горах холодно.

Да, старый Ширин Ака умел быть великодушным!

Вслед за проводником Масуд петлял между отрогов, поднимаясь всё выше в горы. Из ущелья, где глухо рычала река, наползала чернота, одну за другой слизывая серые скалы. Наконец они выбрались на маленькую полку – нишу под нависшим утёсом, от которой вдоль отвесной стены уходил узенький, в две ступени, карниз.

– Пережди здесь до утра, а потом иди вон на ту гору со срезанной вершиной. За ней уже Афганистан… Да поможет тебе аллах! – чуть помедлив, добавил проводник и, прежде чем Масуд успел произнести хоть слово, растворился среди камней.

Человеку, знающему, как внушением и попеременным напряжением мышц согревать себя, весной замёрзнуть ночью в горах трудно. Но Масуд окоченел к утру изрядно. Поэтому, когда солнце зажгло яркие фонарики на самых высоких пиках, он прежде всего занялся зарядкой: лёжа на спине, до тех пор сгибал и разгибал ноги и руки, пока не почувствовал, что они вновь налились упругой силой и послушны ему. Потом позавтракал обнаруженным в мешке вяленым мясом с лепёшками, запивая холодным чаем.

Сизая дымка ещё скрывала ущелье, но здесь, на высоте, солнце и утренний ветерок согнали с камней ночную изморозь. Можно было выходить.

Масуд долго примерялся, прежде чем ступить на карниз. Широко раскинув руки и прижимаясь всем телом к гладкому камню, он боком, шаг за шагом, продвигался вперёд. Занятия по скалолазанию, которые входили в программу обучения в лагерях душманов, пригодились. Карниз стал шире, а затем перешёл в удобную тропу, нахоженную за века в горном лабиринте.

Неожиданно Масуд обнаружил, что Машкоб, сначала маячивший впереди, а потом сбоку, оказался за спиной. Значит, граница позади, он дома! От радости захотелось петь, кричать, целовать родную землю. Правда, это была ещё не земля, а камни да скалы, но всё равно они согревали душу.

Вскоре начался спуск. Появились альпийские травы, пестревшие пучеглазыми ромашками. Затем потянулись заросли алычи и кизила, стали попадаться чудом пробившиеся в расщелинах скал тутовые деревья. В долины пришла весна. Он представил, как пахнет цветущий миндаль, стоят в белом наряде яблони, парит по утрам земля, в которой омачи уже провели первые борозды. Страшно подумать, что сюда, в эту возрождающуюся жизнь, может вторгнуться смерть, если вовремя не обезвредить тех, кто придёт из-за перевала!

Эта мысль словно подстегнула Масуда. Он почти бежал, огибая красноватый утёс, и едва не споткнулся от неожиданности, когда впереди открылась зелёная долина с круглым холмом посредине. К подошве жалось небольшое селение, окружённое толстыми стенами с крепостными башенками. На верхушке грозно застыло мрачное здание из тёсаных глыб с прорезями маленьких окон-бойниц. Его полукольцом охватывали зелёные бронетранспортёры. «Там наши!» – обрадовался Масуд, даже не заметив, что мысленно назвал «нашими» подразделения афганской армии, кафиров, сражаться с которыми, не ведая жалости и сомнений, клялся когда-то святым именем пророка.

У окопов боевого охранения его остановил часовой. Масуд попросил отвести к командиру. Тут же появился молоденький солдат и, ни о чём не расспрашивая, кивнул в сторону замка на холме.

В большом пустом зале, куда провели Масуда, на раскладном походном стуле сидел офицер с воспалёнными от бессонницы глазами и тяжёлыми крестьянскими руками. В тени у стены пристроился огромный бритоголовый мужчина.

– Я – командир батальона. Что вы хотите нам сообщить? – сразу же спросил офицер, насторожённо буравя Масуда глазами.

– Я пришёл из-за перевала, из Пакистана… – начал Масуд и запнулся, хотя выучил наизусть то, что намеревался сказать. Заранее приготовленные слова разом вылетели из головы. – У меня очень важное сообщение. Отправьте меня поскорее в ХАД… – только и смог выдавить он из себя. Хотя инструктора в лагерях повстанцев рассказывали всяческие ужасы об этом учреждении, он решил обратиться именно в службу безопасности. – Я очень прошу поверить мне, – умоляюще добавил Масуд, с горечью подумав, что его жалкий лепет едва ли убедит этих суровых людей.

– Мы вам верим и сделаем, как вы просите. Но вы всё-таки можете сказать нам, о чём идёт речь? Я – начальник уездного царандоя, так что не бойтесь, никакого зла вам здесь не причинят, – вмешался бритоголовый.

Что ж, они правы. Нужно решаться. Не вдаваясь в детали, Масуд сообщил о готовящейся душманами операции.

– Да, дело действительно чрезвычайно важное, – озабоченно заходил по залу начальник царандоя, что-то, видимо, рассчитывая и прикидывая. Потом досадливо махнул рукой. – Нет, так ничего не получится. Можешь дать мне БТР? – навис он над столом командира батальона. – Сопровождать буду сам.

– Бери.

После этого время и расстояния будто по мановению палочки волшебника сжались до предела. Поднимая рыжий хвост пыли, бронетранспортёр домчал их до полевого аэродрома, где уже ждал вертолёт. При взлёте Масуд успел увидеть зелёный ковёр полей и похожие на клочки сиреневого тумана отроги гор. Потом всё закрыли облака. Занятый своими мыслями, он очнулся лишь тогда, когда винтокрылая машина замерла на бетонных плитах кабульского аэродрома. В воздухе стоял гул моторов. То и дело садились и взлетали грузные транспортники. Стремительно, как трассирующие пули, уносились в небо реактивные истребители. Катили во всех направлениях автомашины. Возле вертолёта остановился старенький «форд», водитель которого приветственно замахал царандоевцу.

Как только Масуд с сопровождающим уселись на заднее сиденье, машина рванулась с места. Шторки на окнах были опущены, так что он даже не представлял, в какой район города направляются. Они подъехали к обычному особняку за глухим забором. Ворота открыл паренёк в чалме и халате. Странное дело: именно эта обыденность успокоила Масуда, когда его ввели в просторный кабинет, где за большим письменным столом сидел худощавый мужчина лет сорока в пиджаке и при галстуке.

– Масуд Шавладар. Прошёл обучение в лагерях повстанцев в Пакистане. Последнее время служил в охране Сабкатуллы Моджаддади. Когда мне стало известно о готовящемся главарями душманов страшном преступлении, я перешёл границу и добровольно сдался вашим солдатам, чтобы предупредить о нём. – чётко, по-военному отрапортовал он, вытянувшись по стойке смирно.

– Не так быстро и не так официально, – улыбнулся мужчина – рафик Сарвар, как узнал он позже. – Да вы не бойтесь, садитесь и расскажите всё не торопясь, – указал он на стоявший у приставного столика стул. – Сейчас вам с дороги принесут чая.

От чая Масуд отказался, лишь попросил стакан воды. Ему показалось непростительной роскошью тратить время на пустяки, когда надвигается такая беда. Однако в самом начале рафик Сарвар жестом остановил его и, подняв трубку одного из телефонов, коротко пригласил: «Зайдите ко мне». После чего стал с любопытством разглядывать Масуда. В этом безмолвном допросе не было ничего угрожающего, скорее благожелательный интерес, как случается, когда встречают давно не виденного знакомого.

В кабинет стремительно вошёл подтянутый военный с золотыми перекрещивающимися мечами и звездой майора на красных погонах и присел за стол рядом со штатским.

– Повторите всё сначала, – попросил тот.

Судя по далеко переместившимся по стене солнечным зайчикам, рассказ Масуда занял не менее трёх часов. За это время лишь военный один раз прервал его вопросом, знает ли он, когда и где будет осуществляться переброска. Выслушав ответ – Масуд специально подчеркнул, что это только его предположения, – майор досадливо постучал кулаком по столу, но ничего не сказал.

Зато потом вопросы посыпались градом, так что он едва успевал отвечать. Однако, когда он замолкал, собираясь с мыслями, или вообще не зная, что сказать, никто не сердился и не кричал на него. Если бы это происходило там, за перевалом, его бы уже не раз били в подвале, а затем отливали водой, подумал Масуд. Здесь, судя по всему, «силовая обработка» была не принята. К концу он так устал, что с трудом ворочал языком. Правда, ободряло одно обстоятельство: оба – и начальник в штатском, и майор – скорее не допрашивали, а расспрашивали, не скрывая своих чувств, будь то сожаление, удивление или осуждение.

– Пока вам придётся пожить у нас, – поднялся из-за стола рафик Сарвар. – Сейчас вас проводят в отдельную комнату, накормят. Отдохните после дороги, а потом садитесь и опишите всё, что с вами произошло. Постарайтесь вспомнить даже мельчайшие детали. Это очень важно…

Масуд долго раздумывал, с чего начать свои… показания? А может быть, исповедь? С того, как впервые испытал сомнения, когда благочестивый Моджаддади жадно рассматривал доставленные из Афганистана фотографии? На фоне заснеженных гор полукругом выстроился отряд «воинов пророка». Перед ними лежит связанный человек: шея на обрубке дерева. На неё уже опускает топор один из душманов. На другой – трое крестьян, брошенных на бороны. Торчат, пронзив их тела, концы острых зубьев. Остальные фотографии в том же духе. Благочестивый кричал тогда, что страшная кара ждёт всех, кто предал веру. И Масуд успокаивал себя этим. Разве не записано в Коране: «С нами сбывается только то, что предначертал для нас аллах?»

Или написать, что уже давно пришёл к выводу: главари «Национального фронта освобождения Афганистана» на самом деле являются злейшими врагами его народа, и поэтому, как мог, боролся с ними? Что всё решила его поездка за перевал в район Кокари-Шаршари, в провинции Герат, вместе с Моджаддади. Там он сам увидел, как «сражаются за веру» «воины пророка». И содрогнулся. Развалины селений, в которых не щадили ни женщин, ни детей. Семьи крестьян, осмелившихся пахать землю заминдаров, вырезали до последнего человека. Трупы бросали в реку. Но ведь Коран предупреждает: «И если кто убьёт верующего умышленно, то воздаянием ему геенна огненная для вечного пребывания в ней». А благочестивый потирал руки и говорил, что когда они освободят Кабул, то по-настоящему рассчитаются со всеми предателями, «Кровь моет, как вода, цветы в саду пророка…»

Вдруг в голову пришла простая мысль, от которой тоскливо сжалось сердце. А если всё происходящее лишь умелый маскарад, чтобы до конца расколоть его? Начальник сам сказал, что Нурулла не дошёл, о предстоящем штурме крепости они догадались из радиоперехвата! В таком случае его ждёт тюрьма, а то и верёвка. Кому тогда нужны его излияния? Нужно просто описать, как ему удалось подслушать, о чём говорили Хекматиар и Моджаддади на совещании с американцем. Пусть в ХАД убедятся, что в его сообщении нет противоречий.

…К гостинице, каждый на своей машине, Моджаддади и Хекматиар подъехали одновременно, очевидно, так было договорено заранее. Поскольку оба слабо владели английским, Масуд рассчитывал, что переводить предстоит ему. Однако оказалось, американец отлично говорит на пушту. Надежда узнать, с какой целью организована конспиративная встреча, улетучилась. И только в последнюю минуту помог случай. Хекматиар решил, что у дверей номера в качестве охраны достаточно его телохранителя, а Масуда отослал в вестибюль проследить, не появятся ли нежелательные лица или газетчики. Если кто-то что-то пронюхает, всё пойдёт насмарку.

Отель «Паломник» не относился к числу новомодных. Это было солидное здание старой постройки. Поэтому в нём сохранилась прежняя планировка, имевшая одну особенность: в отделанных мрамором ванных под установленными на возвышении, как троны, унитазами вместо канализационных труб были спрятаны особые зелёные ящики, которые меняли уборщики. Чтобы не шокировать гостей, они пользовались служебным коридором, скрытым позади номеров. Впрочем, гостей это не интересовало, а на маленькие неприметные дверцы в углу никто не обращал внимания.

Масуду стало известно об этом совершенно случайно. В лагере один из афганских беженцев признался ему, что если бы не такая постыдная работа, унижающая правоверного мусульманина – другой, сколько ни искал, не нашлось, – он ни за что бы не стал «воином пророка».

Когда, утонув в глубоком кресле, Масуд рассматривал разодетых гостей «Паломника», в памяти вдруг всплыл забытый эпизод. Чтобы не привлекать лишнего внимания, он подозвал мальчишку-посыльного и приказал провести по служебному коридору к номеру американца. Там собрались важные люди, а уборщик может оскорбить их своим появлением. Такое объяснение сгодилось бы и на тот случай, если бы кто-нибудь застал там Масуда.

Однако оно не потребовалось. Приникнув ухом к ведущей из ванной в спальню двери, он слышал почти всё, что говорили в гостиной: закрыть соединяющую их дверь хозяин, видимо, не догадался, поскольку Хекматиар заверил американца, что номер под надёжной охраной.

– …Это новейший сверхсекретный яд, созданный нашими учёными, – басовито рокотал американец, словно коммивояжёр, расхваливающий новый товар перед привередливыми покупателями. – Никому и в голову не придёт, что причиной смерти является молоко. Причём – и это главное – коровы умирают не сразу, а тот, кто попробовал их молоко или мясо, отправляется в рай. Смерть будет мучительной. Сначала отравленные почувствуют дикие боли в области живота, потом начнутся судороги, сердечные спазмы, наконец, удушье. Достаточно эффективно, не правда ли? А поскольку ни один анализ не установит причину смерти, ваши люди смогут пустить слух, что это кара, ниспосланная аллахом. Впрочем, тут, уважаемый Моджаддади, вы сами продумайте, как лучше раздуть панику…

Затем стали обсуждать места будущих диверсий. Сошлись на том, что их следует проводить там, где поселились большие группы дезертировавших «воинов пророка» и вернувшихся из Пакистана «вероотступников». Американец несколько раз подчеркнул, что никто из курьеров с «препаратом» не должен знать о его назначении, так же как и непосредственные исполнители на местах. Если кто-нибудь попадёт в руки хадовцев, план операции всё равно останется в тайне.

– Но ведь наши люди на местах тоже могут отравиться, – осмелился вставить Моджаддади.

– Не имеет принципиального значения, – отмахнулся американец.

– А как быть с отрядами «воинов пророка»? – озабоченно спросил Хекматиар.

– На время операции выведите их из опасных районов.

– Это невозможно. Со многими у нас нет постоянной надёжной связи. А если пострадают и они, психологический эффект «кары аллаха…» .– «Замечательное название для операции!» – не удержался, чтобы не польстить заокеанскому гостю Моджаддади, но никто не обратил на это внимания, – …будет поставлен под угрозу, – упорствовал Хекматиар.

– Это уж ваша забота. Пошевелите мозгами, чёрт возьми! – взорвался американец.

В конце концов сошлись на том, что в качестве «дирижёра» будет задействован какой-то «Тушак»  Т у ш а к – матрац.


[Закрыть]. Ему поручат подобрать подходящие тайники, в которые курьеры заложат «препарат». Позднее он должен переправить его агентуре в те районы, где нет «воинов пророка».