Текст книги "Искатель. 1988. Выпуск №2"

Автор книги: Онджей Нефф

Соавторы: Олег Азарьев,Виктор Подрезов,Артур Макаров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

– Стерео-хром «Агфа», блоком в упаковке, интересует?

– Пожалуй, – согласился Мальцев. – Только пойдём отсюда на воздух. Там и поговорим.

Они порознь прошли сквозь толпившихся у магазина; завернув за угол, Мальцев закурил, опёршись о стену спиной. Вскоре появился Сева.

– Послушай, апостол сомнительных операций, меня вот что интересует, – Мальцев подождал, пока их минует компания юнцов, спешащих к ближайшему подъезду. – Как бы ты поступил, став владельцем очень большой партии мехов?

– Я бы на них спал, но спал плохо, – ответствовал Сева, не задумываясь. – Потому что если мех грязный, то деть его некуда… Будь я глупый и больной, то мог попытаться разбазарить по мелочи, через знакомых. Но я здоровый и умный, поэтому с таким делом не свяжусь, даже под угрозой произвести меня в участковые.

– Стало быть, что мне остаётся после того, как я сдуру согласился этот мех заиметь?

– Искать солидный выход на туда, – Сева неопределённо махнул рукой. – И прилежно молиться каждый вечер, чтобы всё обошлось… Кое-какие гости из чужих краёв рискуют вывозить ценности. Особенно если прикрыты неприкосновенностью.

– До чего приятно советоваться с умным человеком, – усмехнулся Мальцев, – Теперь ещё одно: меня интересует твоя тачка. Она где?

– Недалеко, у кафе. Надо подбросить? Могу вообще одолжить на время.

– Нет, только подбрось. Откуда у московского корреспондента вдруг взялась машина с ленинградским номером? – укорил Мальцев. – Подозрительно я стану выглядеть в глазах интересующихся мной людей.

– А такие наметились? – внешне безучастно поинтересовался Сева.

– Я не теряю иллюзии, что мной интересуются всегда, – отщёлкнул окурок Мальцев. – Пойдём к твоей стоянке. Об остальном ещё поразмыслим, пока совместно прокатимся.

* * *

Б. И. Томилин, он же Харитонов, он же Любецкий, одно время Боря Нырок, а теперь Боря Архитектор, в сопровождении конвоира шёл коридором управления. И не сразу можно было узнать в пожилом, покорёженном жизнью человеке того балагурящего, с которым в их первую встречу беседовал подполковник Бутырцев.

И Бутырцев почуял перемену, едва к нему ввели конвоируемого. Отодвинул бумаги, облокотился на стол.

– Садитесь. Вы просили встречи со мной. Я слушаю.

– Разговор будет простой: мне зазря гореть неохота, – сказал Томилин. – Хоть и наше дело сидеть, где укажут, а годочки стали с весом, тяжело государственные харчи отрыгиваются.

– Насчёт годочков согласен, – отозвался Бутырцев. – Каждый, кому к пятидесяти, по-своему их вес ощущает, а нам с вами больше.

– Оно и то-то! И получается, что столько лет берёгся, а теперь чуть не под вышку пойду из-за вонючих зверушек… Я того гада давно знаю!

– Кого? – быстро спросил Бутырцев. – Старика из Пассажа, да?

– Его. Годочков с четвертак в Казлаге вместе отбывали, ваша правда. Только он по другим статьям числился, за военные грехи… У немцев будто служил. Сам, конечно, кричал, что это ошибка, да я и тогда на веру не брал.

Подполковник обошёл стол, пододвинул себе стул, сел близко к Томилину.

– Слушайте, а вы не помните, под какой фамилией он тогда значился?

– Нет, не помню начисто. А гадать да врать не хочу.

– Врать нехорошо, – согласился Бутырцев и взял со стола из-под бумаги фотографию. – Он?

– Его хохотальник, точно. Я ещё в тот раз уличил, да по привычке в отказ вломился… Так думаю, что он сам тот складик заделал, а нас, как фрайеров, прокатил. Зря он со мной нехорошо обошёлся, когда бог есть – ещё встретимся!

– Вы сказали – «нас», – сразу поймал его на слове Бутырцев. – Почему вас, если вы были один?

– Потому что про Шмеля этому порчаку я брякнул. Он в серьёзных числился, Шмель, мы с ним на пути в Питер встренулись, полялякали и разбежались. Оставил он мне наводку на себя, про всякий случай, – Томилин смотрел на подполковника, говорил медленно, как бы доразмышляя в процессе разговора. – Когда с этим гадом в кабаке сидели, я сперва не соглашался и сдуру совет дал, чтобы он лучше Шмеля на это дело агитнул. Ну, после уломал он меня, под «Сибирскую», так ведь где Шмеля найти – я обмолвился!

Заметив, что Томилин несколько раз облизывал губы, Бутырцев встал, подойдя к столику, что стоял в углу, открыл бутылку «Нарзана», принёс со стаканом.

– Благодарю, – залпом выпил, утёр рот ладонью Архитектор. – Я нынче на койке всё прикидывал, кости ворочая… Он ведь как мог сделать, этот сторож подлючий? Меня навёл и Шмеля, скажем, навёл. Оставил шкурок с пустяк, остальное сам взял и ушёл с концами. Кто-то из нас по его расчёту обязательно на дело выходил! Значит, в случае чего, с нас и спрос, раз мы подучётники. Вспо-омнил я, как он всё напирал, чтоб я ровно в три на дело выходил… А когда Шмеля он на позже подначил? Мы и сшиблись, как псы на кости! Вот истинный крест, – Боря Архитектор расстегнул рубаху, под которой синело выколотое распятие, перекрестился. – Не хотел я чужой жизни вредить… Сами посудите: ну зачем мне своего грабить? Да ещё со Шмелём лоб в лоб стукаться! Не-ет, старик всё это обтяпал, верное слово. Его, гниду, ищите.

– А вы не предполагаете, Томилин, где он может укрыться?

– Вот не скажу… Знал бы – не утаил, верное слово, гражданин начальник! Даже признаю: по нашим захоронкам его бесполезняк нюхать, успел я на волю крикнуть, какой он мне подарок угадал.

– Успели, это я знаю. Та-ак… – поразмыслив, Бутырцев вернулся в кресло за столом. – Учтётся вам, Томилин, ваше заявление. Сейчас в соседнем кабинете другой товарищ всё запишет с ваших слов, а вы поточнее, поподробней всё изложите.

– Теперь темнить нечего, – поднимаясь, сказал Томилин. – В открытую я пошёл, такое моё решение.

Когда его выводили, в кабинет вошёл Таганцев и положил перед начальником лист протокола.

– Прямо сто пятьдесят шкурок? – прочитав, посмотрел на старшего лейтенанта Бутырцев. – Щедрее становятся наши партнёры, забеспокоились… Как он выглядит, волнуется, да?

– Очень, Николай Афанасьевич! Я на всякий случай даже врача пригласил: вдруг давление или с сердцем что.

– Правильно сделали. Попросите его сюда. Именно попросите, вежливо.

Таганцев вышел и очень скоро вернулся вместе с Самохиным.

– Здравствуйте; гражданин подполковник, – тихо сказал Самохин.

– Здравствуйте, товарищ Самохин, – улыбнулся Бутырцев. – Ждал я вас, Леонид Петрович, и рад видеть. Усаживайтесь,

– Ждали? Почему?.. Не понимаю.

– Сейчас, сейчас… Вот, – протянул изъятый у Томилина листок бумажки Бутырцев. – Тут записан ваш номер телефона?

– Да… мой. Но как он к вам попал? – изумился Самохин. – Почему?

– Сложным путём. Шкурки-то к вам тоже непросто попали, кто-то очень надеется, что вы виноватым выявитесь! Поможем им, Леонид Петрович?

– Если необходимо, то как сочтёте нужным… В интересах дела я готов, но прошу, чтобы моё руководство знало истину.

– Узнает обязательно, – заверил Бутырцев, – Но пока мы вас якобы арестуем.

– Я уже сказал: поступайте как нужно для дела, – стоически отреагировал Леонид Петрович. – Но как аукцион без меня? Столько вопросов, много сложностей, вы не думайте, что у нас, как в магазине: выбросили и раскупили…

– К началу аукциона и партия соболей, и вы будете на месте. – Будете, или мне головы не сносить!

* * *

В небольшом номере царил беспорядок, который позволяет себе человек, живущий один.

Завершив дневной душ, Мальцев вышел из ванны, причесал перед зеркалом шкафа мокрые волосы, надел чистую рубашку. И, на ходу накидывая пиджак, вышел из номера.

Забирая ключ, моложавая дежурная по этажу кокетливо улыбнулась:

– А что говорить, если вас станут спрашивать?

– Принимаю по субботам и воскресеньям, с шести до одиннадцати. Но не станут, к сожалению.

Войдя в кабину лифта, оказался между тремя очень высокими неграми в спортивных костюмах. Негры оживлённо болтали, посмеивались.

Вестибюль пересекал спешно и не сразу остановился, услышав:

– Мальцев! Виктор Сергеевич… Минутку! – Воронцов, подходя, загодя протягивал руку. Заговорил раскаянно: – Слушай, прости меня, обалдуя. Ну попал в аховое положение между родными и девицей, взвинтился сгоряча! Разве приятно, когда тебя в этаком компоте застают? Пойми.

– Я пойму, положим, а вот человечество не переживёт потери закоренелого холостяка, если женишься-таки… Имею в виду слабую половину человечества, – рассмеявшись, Мальцев хлопнул по протянутой руке. – Ладно, мир!

– Мир – дружба, хинди – руси пхай, пхай… Хорошо, что ты меня не отпихнул, – Воронцов благодарно посмотрел на Мальцеза. – Беда у меня, Виктор, Лёню Самохина арестовали, а он честнейший человек, хотя и сухарь! Дурью там мучаются, раз хватают таких, как Самохин… Или для престижа, лишь бы лишь бы стараются.

– Престиж тогда появится, когда меха вернут, верно? Но и дыма без огня не бывает! Я его мало видел, и не очень он мне показался, ваш Самохин.

– Да что ты о нём знаешь? – возмутился Воронцов. – А я с ним нюх в нюх какой год…

– Шуми тихо, на нас внимание обращают, а я этого не люблю, – потянул его к выходу Мальцев. – У тебя здесь дела, не подбросишь меня к своей конторе?

– Дела прикончил, хотя вообще-то надо в одно место заехать, – прикинул Воронцов. – Но я по дороге заскочу. Едем!

Закуривая в машине, Мальцев протянул пачку спутнику, но тот замотал головой.

– Бр-р, не буду. Вчера и перебрал, и перекурил: во рту словно полк солдат ночёвку произвёл. Травись сам.

– Догуливаешь перед семейной жизнью? Думаешь, она переменится после свадьбы, вето наложит на пирушки?

– Какая там свадьба! Папахен на что кроткий человек – и тот встал, как крепость, и грозит отлучением. Вика, как баба, хороша, не скрою, но дура непроходимая. Мало что я ей без дозволения одно колечко от своих позаимствовал, так она матери такое наговорила – богородица взбесится! Видно, пора наши амуры кончать.

– Дабы получить возможность начать новые, – подсказал Мальцев.

– Именно так, – Воронцов резко взяв вправо, прижался к тротуару, затормозил. – Посиди минутку, я скоро.

Вылез из машины, завернув в ближний переулок, скрылся за углом здания. И Мальцев вышел. Постоял, прогуливаясь, подошёл к угловому дому, потоптался на углу. Чуть поодаль, на другой стороне переулка, увидел вывеску: «Стоматологическая поликлиника». Когда Воронцов плюхнулся на сиденье рядом, вид у него был озабоченный.

– Ты сам-то женат? – спросил он, выруливая от тротуара.

– Нет. Разъездная работа не для семейной жизни. А что? Хотел перенять опыт?

– Хотел по-дружески спросить, как у тебя с Еленой.

– С кем, с кем?

– Ну, с Русановой… Если проводились и разошлись, так я бы сам опять подкатился. Уж больно мои старики пленились её обаянием! Ты снова не взовьёшься?

– Зачем, раз мужской разговор… Подкатиться, Сергей Александрович, никому не заказано, для этого разрешения у приятелей не спрашивают, я так эти дела понимаю, – открыв косое боковое окошечко, Мальцев дал ветру сдуть пепел с сигареты. – Свои личные дела строй по желанию, а я свои не обнародовал бы даже родне, пусть и нет её у меня.

– Усвоено и предано забвению, – покосился на него Воронцов. – Ты сейчас зачем к нам жалуешь?

– Пропуск на открытие получить. Что у вас так строго, ведь я аккредитован!

– Дипломатов набежит… Я с тобой схожу, мигну кое-кому, а то проволынишься. И повод будет вечером за это коньяк потревожить.

– За мной не пропадёт. В чём, в чём, а в этом можешь быть уверен, – усмехнулся Мальцев.

«Жигулёнок» подкатил к знакомому зданию, оба вышли и направились к подъезду.

* * *

Будучи вызван к начальнику управления к шестнадцати тридцати, подполковник Бутырцев появился неподалёку от служебных аппартаментов генерал-майора Вавилова в шестнадцать двадцать пять и, верный укоренившейся привычке, три минуты прогуливался в отдалении от полированных дверей. Доразмышлял.

То, что предстоящий разговор обещал совсем не радостные минуты, ему было понятно. Поэтому размышлял совсем не о том, как оправдываться и вести себя, а лишний раз сводил воедино всё, что накопила к настоящему моменту группа сотрудников, работавшая под его руководством. К ним у Бутырцева не было ни малейших претензий: каждый делал всё, что мог, что было нужно делать, и все целиком отдались нелёгкой задаче. А себя, свою сметку, собственные расчёты и ходы перепроверить казалось не лишним.

Ровно в шестнадцать тридцать он вошёл в знакомый кабинет. Генерал-майор сидел один и, выслушав положенные слова прибывшего по вызову, досадливо поморщился:

– Хорошо-хорошо, вижу, что прибыли, садитесь… А больше всего хочу услышать, как у вас с этим делом, ведь открытие на носу, я отговариваться устал, что мы работаем, стараемся и всё возможное делаем. Ну и как мы работаем, какие новости?

– Разрешите сесть? – Генерал махнул рукой, и подполковник сел. – Главная новость: мы вышли на человека, который навёл Архитектора и Шмеля на склад. Архитектор, то есть Томилин, опознал его по фотографии – когда-то отбывал с ним наказание в Казлаге.

– Кто он?

– Сосновский Мечислав Давыдович. Удалось установить следующее: во время войны сотрудничал с оккупантами, по отбытии наказания сменил документы. Шесть лет назад приехал в наш город под фамилией Лохов. Выдал себя за родственника девочки – сироты Галины Лоховой, а два года тому назад устроился сторожем на склад.

– Лихо! – оценил Вавилов ворчливо. – И мы молодцы, хорошо службу ведём… Девочка знает обо всём?

– О том, что он ей никакой не родственник, не знает. Сейчас ей девятнадцать, Пётр Кузьмич. Виктория Лохова, работает манекенщицей. Имя Виктория у неё как псевдоним.

– Ну-ну, бывает… Лохов этот до сих пор не обнаружен, я так понимаю?

– Нет, не обнаружен. Хотя есть основания полагать, что из города ему выбраться не удалось, – Бутырцев помедлил, ожидая реакции. Не дождался и продолжил. – В целях его скорейшего обнаружения подключили новых сотрудников. Принимаем все меры.

– Ещё варианты были в проверке?

– У Томилина при задержании обнаружена бумажка со служебным телефоном старшего товароведа Самохина. Это принялось нами во внимание, но сегодня Самохин по собственной инициативе сдал сто пятьдесят соболиных шкурок, обнаруженных им утром в багажнике лично ему принадлежащей автомашины. Самохина мы намеренно задержали.

– Ага, предполагаете, что на него тень наводили? – оживился Вавилов.

– Уверены. Я уверен, – поправился Бутырцев. – Но так же считает Пионер.

– Кстати, я всё хотел спросить, почему вы его именно этаким образом зашифровали? – впервые за весь разговор разрешил себе улыбнуться начальник управления. – Мужчина серьёзный.

– Ну, наш передовой разведчик, поэтому… Мы его сразу включили в работу, но работает он обособленно, поддерживая связь с нашей группой.

– Передайте, чтобы чересчур не зарывался, я его по делу с валютой помню! Лихость, она иногда боком выходит. Аукцион открывается через два дня, Николай Афанасьевич, а положение сложное и неясное. Может быть, нуждаетесь в помощи, так скажите, тут стесняться не к месту. Подошлём ещё людей.

– Людей достаточно. Толкотня тоже делу не подмога, – рассудил подполковник. – Сделаем всё возможное, товарищ генерал. И часть невозможного, если необходимость заставит, Очень важно найти Лохова-Сосновского. Очень!

– Так это вы не мне объясняйте, – снова нахмурился Вавилов. – Я не рассуждений жду, а результатов!

– Тогда разрешите идти добывать результаты? – приподнялся Бутырцев. – Здесь я их не найду.

– Идите. И почаще меня информируйте, чтобы в полном курсе я был! Такие секреты развели, будто отдельную службу организовали.

– Слушаюсь, почаще, товарищ генерал!

* * *

Из подворотни на проезжую часть слишком резко выехал фургон, водитель троллейбуса отвернул, и слетевшая штанга с лязгом ударила по проводам. Посыпался сноп искр.

Елена Андреевна невольно отскочила подальше, а потом на другой стороне улицы увидела Мальцева.

– Виктор Сергеевич! – Она взмахнула рукой. – Виктор!

Не слыша её, Мальцев разговаривал с лохматым парнем в джинсовом костюме, затем тот сел в «Волгу» и уехал.

А Мальцев пошёл по другой стороне улицы и, подойдя к углу дома, уже собирался свернуть за него, и Русанова поднесла согнутые пальцы ко рту. Свистнула.

– Нет, это ни на что не похоже! – отшатнулся, вздрогнув, стоявший рядом прохожий.

И на той, и на этой стороне обернулись несколько человек, Мальцев тоже, и она опять помахала ему.

– Между прочим, подача звуковых сигналов в городе-герое Ленинграде запрещена, – перейдя улицу, сказал Мальцев. Теперь они стояли рядом. – Здравствуйте.

– Извините за такой способ окликать, но я крикнула, а кругом шум стоит. Уже два дня вас не вижу, только один раз и то издали. Вы… решили совсем меня не замечать? – тихо закончила Русанова.

– Я решил на вас жениться, когда минует эта катавасия с аукционом, – сказал Мальцев и, взяв её за плечи, отодвинул, давая дорогу стайке ребят, ломившихся против течения толпы. – Но если я сейчас не поем, то рухну у ваших ног, и вам станет неудобно.

– Не надо рушиться, – попросила Елена Андреевна. – И опрометчиво говорить ничего не надо. Я тоже шла пообедать, но я в столовую шла. Как она вам покажется, не знаю.

– Мне сейчас всё покажется. Далеко столовая?

– Не близко, две остановки. Правда, рядом ресторан, но там всегда очередь в это время.

– Пойдёмте в ресторан, если рядом. Осилим, я думаю.

У ресторана томились ожидающие. Мальцев отвёл Русанову в сторонку, решительно протиснулся к двери и постучал.

– Куда? Мест нет, – приоткрыл створку привратник пище-рая.

– Да ты что, не узнал меня, хозяин? Я к метру.

– А-а… Проходите. Вон он стоит.

Метрдотель был среднего роста, ему пришлось смотреть на вошедшего снизу вверх, и это сразу обеспечило Мальцеву некоторое преимущество.

– День добрый, я от Иванова, – небрежно оглядел зал Мальцев. – Мне с переводчицей необходимо быстро поесть: через час у нас пресс-конференция с Анри Бейлем.

– Всё понял. Катенька! Посади товарищей, обслужи экспрессно, – распорядился метрдотель. И когда Мальцев возвращался к дверям, придержал официантку. – Всё внимание! Поняла?

Проведя Русанову в зал, Мальцев придвинул ей стул, сел напротив. Сразу подошедшая официантка положила меню, поставила тарелочку с хлебом.

– До чего она прытко… Как вам удалось? – спросила Елена Андреевна, когда та отошла.

– Мы от Иванова. И торопимся на пресс-конференцию с Анри Бейлем.

– С кем, с кем? – прыснула Русанова. – А кто такой Иванов?

– Понятия не имею… Метрдотель тоже. Но приём срабатывает безотказно, плюс иностранная фамилия. Что будем есть?

– Всё равно, – если бы она видела со стороны, как глядит на него, то застыдилась бы наверняка. – Что хотите.

– Тогда лангеты, это в любом случае мясо… Мы готовы, Катенька! Нам минеральную воду, овощные салаты, холодную рыбу, лангеты и после всего кофе-гляссе. Крепкого ничего не будем, поскольку алкоголь – яд… Чему вы смеётесь, Лена? И у вас шрамик над бровью, а я и не замечал.

– Это память о Ялте. Море слегка штормило, на стоянке катеров садились до Симеиза, подвернула ногу на трапе и о поручень… А смеюсь сама не знаю чему. Просто хорошее настроение.

– И прекрасно, что хорошее! И Ялта – прекрасно, и стоянка катеров. Стоянка… Стоянка – обманка… – Он ещё посидел с отсутствующим видом, глядя в одну точку, отпил из бокала. А вернувшись из откуда-то, попросил: – Извините меня, бога ради… Забыл, что надо обязательно позвонить в гостиницу, я сейчас.

В маленьком закутке-кабинетике метрдотель попивал чай, увидев Мальцева, отставил стакан.

– Что-нибудь не так? Я распорядился…

– Всё прекрасно, мерси. Но мне срочно надо выдать важный звонок.

– Прошу, о чём разговор!

Отхлёбывая чай, поглядывал уважительно, а клиент, набрав номер, говорил повелительно, не ожидая ответов, и это тоже действовало.

– Сева? Немедленно нужен транспорт к ресторану «Центральный». Оставь машину у входа, ключи в ящичке щитка… Есть интересный материал, как только возьму интервью, поставлю в известность. Всё! – Трубка брякнула о рычаг. – Благодарю вас, вы очень любезны.

– Ну что вы, – приподнялся со стаканом метрдотель. – Такая малость, знаете…

Русанова ждала, оборотившись к окну. Сев на место, Мальцев долго смотрел на женщину против себя.

– Что-нибудь произошло? – не выдержала она… – Или… Мы не будем есть? У меня аппетит не пропал.

– У меня тоже. Просто, как бы ни кончился этот аукцион, я рад, что попал на него и встретился с вами.

– И я рада, что вы на него попали.

Они продолжали сидеть, не притрагиваясь к приборам, затем Елена Андреевна проговорила задумчиво:

– Открытие у нас послезавтра, начнётся самая суетня, а долго ждать не хочется… Приходите к нам завтра, Виктор. В шесть я освобожусь, а часов в восемь мы будем ждать.

– Спасибо большое, Лена. Я приду обязательно.

* * *

Кабинет Сергея Александровича Воронцова был не роскошный, но уютный, на столе жужжал, поводя тупым рыльцем, вентилятор.

– Нет, нет и нет! – запальчиво кричал в телефонную трубку хозяин кабинета. – Я не могу этого отменить… Что – как? Вот так и раздавайте программы! Да-да, с упоминанием о соболях, ничего от руки не вычёркивать. Слушайте, любезный мой: раз руководство объявило, что они будут, значит, они будут! Что же – согласовывайте с ним, коли есть желание, а моё мнение известно, и я ни к кому объясняться не пойду…

Бросив трубку, он закурил, полистал семидневник, громко позвал:

– Люся! Ты здесь?

– Иду, Сергей Александрович.

– Я просил Самохиным позвонить. Просил узнать, что нужно, чем могу помочь… Звонила?

– Уж лучше бы нет! У жены голос замогильный, только «да», «не знаю» и всё. А в финотделе говорят, что у него на чужое имя две дачи были: одна на Кавказе, а другая где-то под Ригой.

– Делать им нечего, в своём финотделе! Одни побрякушки собрались… У нас «Нескафе» остался?

– Только индийский, сейчас заварю.

– Сделай милость. И ещё одно: на работу надо ходить в юбках… – Воронцов поискал определение, – менее ошеломляющих, что ли! А у тебя фиговый листок.

– Вы бы поглядели, какую одна датчанка тут носит, – обиженно скривилась Люся и показала, приподняв свою. – Вот!

– Будешь датчанкой, тогда приходи хоть наряженная Евой, я первый ахну от восхищения. Неси кофе.

– Сейчас. А когда приходить? – прищурилась Люся.

– Куда?

– К вам, наряженной Евой…

– Знаешь что… – внимательно осмотрев её, Воронцов сдержался и повторил: – В общем, неси кофе. Остальное обсудим позже.

Люся вышла в соседнюю комнату, где уже находилась переводчица с поджарым мужчиной.

– Сергей Александрович у себя?

– У себя. К вам гости, Сергей Александрович, – вернувшись к порогу кабинета, пропела секретарша. – Пожалуйста, проходите.

Воронцов встал навстречу, после рукопожатий иностранец произнёс длинную фразу и выжидательно уставился на переводчицу.

– Господин Эдстрем в восторге от ваших проспектов промысловой пушнины. Он хотел бы получить необходимое количество экземпляров для распространения в Швеции.

– Я рад высокой оценке нашей деятельности, – улыбнулся Воронцов. – Но сегодня не могу выполнить пожелания господина Эдстрема. И завтра… Лучше всего это сделать через два дня, Переводчица перевела, и швед сразу ответил тирадой.

– Но послезавтра открытие, день очень хлопотливый… Господин Воронцов не упустил это из вида? После открытия тоже будет много хлопот.

– Господин Воронцов обычно всё помнит, – ещё шире улыбнулся Воронцов. – Открытие ещё не торги, у нас будет время пообщаться.

Респектабельный посетитель осклабился, выговорил нечто.

– Господин Эдстрем заранее благодарит. Он просит извинения, если отнял драгоценное время.

– Ну зачем он так… Скажите, что я рад быть полезным нашему общему делу. Всего доброго.

Воронцов прошёл с ними не дальше двери кабинета, вернувшись, уселся в кресло.

– Люся, ушли они?

– Ушли! – Девушка отсыпала в чашки из баночки. – Я забыла сказать. С обеда пришла, а у вас приятель сидит. Симпатичный такой, строгий и вежливый. Из Москвы.

– Мальцев? – Сергей Александрович быстро вывел фломастером на бумаге знак вопроса. – Он ничего не просил передать?

– Ничегошеньки, – Люся разлила кипяток, подхватила подносик, появилась в дверях. И больше несла себя, нежели кофе, – Я с вами выпью, можно?

* * *

Тем, кто впервые попадает на стоянку катеров и яхт, предоставляется возможность получить массу новых и разнородных впечатлений.

Во-первых, они понимают, что в огромном городе рядом с ними живёт романтическое племя людей, для которых водная стихия составляет главную притягательную силу. Во-вторых, поражает разнообразие типов судов малого флота, соседство изящных и тяжеловесных деревянных парусников с быстроходными, мощномоторными катерами из металла. И в-третьих, не может не оставить угнетающего впечатления и местоположение, и качество этих стоянок, оттеснённых в самые заброшенные уголки берега, выходящего к загрязнённой и мелководной акватории.

На одной из стоянок, сидя на продырявленном днище не один год назад вытащенного из воды ялика, седоусый сторож дымил самокруткой, поджидая возвращающегося по берегу Мальцева.

Под вечер из тёплой воды вздымался туман, близко поставленные катера и яхты, покачиваясь на мелкой воде, звучно тёрлись бортами.

– Ну, нашёл? Э-э, говорил я тебе… Мало чево в бумагах записано, ты всегда гляди, что есть! У нас ведь с этим полное безобразие, со стоянки на стоянку посудины гоняют.

– А зачем тогда пункты приписки, регистрация? – достав сигарету, прикурил от пахнущей махрой самокрутки Мальцев.

– Как это – зачем? Для отчёту, для виду, штоб всё казалось заведено с порядком, – показал редкие жёлтые зубы сторож. – Хотя людям и лучше, свободней, коли порядка меньше. Вот ты, к примеру, с залива идёшь, неохота к своему месту гнаться, завернул сюда. Сунул мне троячок, а я к вину слаб. Приму с душой и тебе швартовку разрешу. Понял?

– Понял. Только теперь совсем не знаю, где мне своего дружка искать… Он, понимаешь, с женой не поладил и на катере ночует. Я, наверное, все такие порты объездил – и нигде. А нужен позарез!

– Знаешь, сгоняй на Голодай, – решительно посоветовал седоусый охранник. – Там такой Петя по надзору заведует, скажешься от меня, от Палыча, стало быть. Прошлый раз я его навещал, так мы шибко гуляли! Малость самую недобрали, он и сбегай на одну лайбочку, которая у ево в укромном закутке стоит, принёс полбутылки. Не иначе твой дружок в той лайбе ховается.

– Ну, спасибо, Павлович… Подал надежду. Заторопившись, Мальцев хотел уйти, но Палыч придержал его за полу пиджака, сокрушённо поцокав, потёр пальцем о палец.

– Ку-уда? А самую благодарность и забыл… За спасибо, милый, ныне и воробей не чихает.

– Держи, – сунул ему в руку Мальцев. – Чихай на здоровье.

Горючего оставалось полбака, торопиться он торопился, но, давно проверив, что гонки в городе выигрыш во времени не дают, вёл машину расчётливо, следя лишь за тем, чтобы не делать лишних остановок, по возможности постоянно находиться в движении. И всё же однажды специально остановился, позвонил из автоматной будки.

Приблизившись к району предполагаемой стоянки, едва не запутался в лабиринте различных проездов, не все из расспрашиваемых могли подсказать, куда надо свернуть, а между тем постепенно темнело. Наконец подросток лет пятнадцати наиболее толково разъяснил, как подъехать к искомому месту. А до него оставалось немного.

Грунтовый участок дороги был сильно разбит тяжеловозами с близкого строительства, и Мальцев медленно вёл «Волгу» между забором и проволочной оградой. Проехав мимо продуктовой палатки, оставил машину за ней и, приблизившись к забору и немного пройдя вдоль него, вышел к деревянному строеньицу за воротами. В оконце будки горел свет, от дверей встала и грозно взлаяла лохматая шавка. Мальцев двинулся прямо на неё, и собака, жалобно рыча, заметалась на крылечке, а затем нырнула под него, негодующе взвыв из укрытия.

– Цы-ыть! – прикрикнул загорелый мужчина неопределённого возраста, поднимаясь с топчана. – Кто там, Боцман?

– Свои, – Мальцев, нагнувшись, пролез под низкую притолку, – Привет от Палыча, если вы – Петя.

– Кому Петя, а кому Пётр Фадеич… Чего надо? Я спать решил.

– Такое дело, – не замечая его ворчливой неприязни, гость сел на табурет у стола. – Сказал мне Палыч, что у вас в тихом углу катер стоит. Это моего дружка катер… А я завтра в командировку лечу и должен ему деньги передать. Знаете, наверное, что он от хозяйки скрывается, не поладили они.

– От кого и почему – дело не моё, – уверил Петя. – А Палычу язык бы подрезать за трёп, да мы с им на одном красавце служили… Иди, навещай дружка. А ежли вдруг што не допьёте – сюда неси, понял?

– Понял. А позвонить от вас можно?

– Не работает, – кивнул сторож на телефон. – Напротив стройка, там в диспетчерском вагоне телефон есть, да шагать далеко.

– Ну что же, обойдусь. Катер как найти?

– Пройдёшь причалы, за ними баки при воде. Там и стоит, к борту доска с песка положена заместо трапа.

Когда Мальцев под ворчание Боцмана отошёл от будки, стемнело изрядно. Вдоль берега тянулись мостки, к ним рядком приткнулись разнообразные суда малого флота.

Увидев массивные туши металлических баков, он замедлил шаги, обойдя последний, остановился.

Неподалёку стоял катер, на котором светились круглые оконца каюты.

Сдвинув рукав, Мальцев посмотрел на мерцающий циферблат. И не успел разглядеть стрелки, потому что на палубе катера застучали шаги и едва обозначилась тёмная фигура.

– Толик! – позвали с катера, – Толик, ты чего? Где застрял?

– Здесь, – сказали совсем рядом с Мальцевым. – Будто гость к нам, да сомневается, стоит… Долго мы тебя ждали!

Оказавшись в пространстве между водой и одним концом уходящим в неё баком, Мальцев ещё не решил, как ему поступать, а с катера сошёл и приблизился окликавший Толика.

– Чего ты стоишь, пора это дельце приканчивать… Выложил нам старичок про ваши фокусы, так что давай по-хорошему поделимся, – подошедший придвинулся ещё. – Идём-ка на твой корабль, там потолкуем. Ну… а-ап!

Пинок ногой в живот сломал его пополам, не увидев ни движения, ни замаха Толика, лишь предвосхитив обязательную угрозу, Мальцев отпрыгнул, и нападавший провалился с ударом. Развернувшись, бросился снова, но теперь он был на фоне отдалённых огней стройки и стал виден лучше. Резкий встречный в подбородок остановил бросок, удар ребром ладони по шее – и противник оказался у бака, что-то звякнуло о камень…

…И в тишине стало слышно, как залаял Боцман, заглушая близящийся стрекот мотоцикла.

Мотоцикл гнали вовсю, вспыхнула фара, и, увидев в световом луче, как тяжело поднимается с песка упавший первым. Мальцев пригнулся и побежал к забору.

– Стоять! – послышалось сзади. – Руки вверх! Тягусов, осмотрите второго.

Двое подъехавших милиционеров занялись делом, но тот, кто приказывал, услышал шум у дощатой ограды стоянки.

– Сто-ой! – крикнул он, пытаясь развернуть мотоцикл, чтобы высветить фарой. – Буду стрелять, остановитесь!