Текст книги "Искатель. 1988. Выпуск №2"

Автор книги: Онджей Нефф

Соавторы: Олег Азарьев,Виктор Подрезов,Артур Макаров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

– Ты что тут в одиночестве, Петрович? Я думал, тебя иностранцы на части рвут, весь в делах, а ты прохлаждаешься… Могу поделиться своими проблемами, если скучаешь.

– Не трудись, проблем хватает… А иностранцы уже рвали: правда ли, что похищены все продажные меха и налётчики были вооружены автоматическим оружием, обоснованы ли слухи об отсрочке открытия аукциона, почему не видно Харлампиева, не сослали ли его в Сибирь за случившееся. Вон Мартенс, видишь? Полчаса мне душу мотал, теперь к кому-то ещё прицепился.

– А-а, ну конечно, Мартенс, старый лис, ловец сплетен и душ, – пригляделся Воронцов. Пригляделся он и к тому, с кем разговаривал западный журналист, и стал серьёзен. – А с кем это он беседует, Леонид Петрович?

– Судя по карточке, корреспондент из АПН, – пожал плечами Самохин. – Я его впервые вижу.

– Я тоже. Я поэтому пойду, подмогну бедняге: он Мартенса не знает, тот ему быстро мозги запудрит, выудит лишнее слово и из него в своей газетёнке сенсационный подвал развернёт…

Лица, получившие доступ в аукционное святилище, наделялись пластмассовыми карточками, которые носили на груди. И на каждой, под эмблемой аукциона, красовалась фамилия владельца карточки.

«Мальцев В. С, АПН», значилось на пластмассовой карточке у высокого мужчины, беседующего с Мартенсом. Воронцов отметил сразу, что лицо совершенно незнакомое, и встал рядом.

– Здравствуйте, извините… Гуд морнинг! Хау ду ю ду, мистер Мартенс?

– Оу, мистер Воронцоф! Я рад видеть опьять… Имею вопросы, отшень многоу, хочу получать ответы, да! Мистер Мальтсев, он молчит, он сфинкс, он не может помогать коллегам, это плохо, очень плохо, не-кон-так-тно, вот…

– По-видимому, мистер Мальцев сам неосведомлён в той области, куда стремятся ваши интересы, – рассмеялся Воронцов, – А я удовлетворю любопытство в полном объёме… Кстати, может, в чём-нибудь могу помочь мистеру Маль-тсе-ву, поскольку он у нас новичок, по моему разумению?

– Можете, – отозвался Мальцев без улыбки, из чего Воронцов заключил, что этот человек редко общался с иностранцами. – Мне надо позвонить… Откуда бы?

– Телефон в холле, внизу. Если там очередь – выше этажом, по коридору направо наши службы. В каждой комнате телефон, а сотрудники – сама любезность.

– Благодарю.

Мартенс мёртвой хваткой вцепился в Воронцова, зачастил возбуждённо, а Мальцев спустился в холл нижнего этажа. Вокруг столика с телефоном толклось множество людей, он ещё постоял, оглядывая разномастную, говорливую толпу, а затем решительно поднялся на третий этаж, в коридор, указанный Воронцовым.

И первая и вторая двери оказались запертыми, на стук в третью никто не ответил, но она приоткрылась. Мальцев вошёл и с удивлением увидел, что комната не пуста: в кресле у окна сидела женщина, а поза её выражала такую безысходность, что стал понятным неотмеченный стук.

– Прошу прощения… Вы не разрешите позвонить? Здравствуйте.

– Что? – Спрашивая, женщина глядела мимо. Глаза не сразу нашли его. – Простите, я не поняла…

– Мне нужно позвонить. Правда, я могу и в другом месте.

– Звоните, отчего же…

Она отвернулась к окну, а Мальцев, набирая, нет-нет да и взглядывал на неё. Набирать пришлось дважды.

– Сева, ты? Да, никак не мог раньше… Вхожу в режим, увидимся только завтра. Что слышно у тебя? Понятно… Понятно… Это обязательно! Ну хорошо, до завтра, привет.

Положив трубку, пошёл к двери, но у порога постоял, оглянулся, вернулся к креслу у окна.

– Ещё раз простите… Мне кажется, у вас что-то стряслось. Не сочтите за самонадеянность, но, может, я могу быть полезен?

– Вы? С какой стати? – искренне удивилась она. – Впрочем, если у вас есть сигареты…

– Прошу, – он достал, протянул и встряхнул пачку. Когда тонкие, вздрагивающие пальцы вытянули-таки сигарету, щёлкнул зажигалкой и закурил сам.

– Спасибо, – женщина взглянула на разжёгшийся табак и вдруг рассмеялась. – Фу, глупость какая! Теперь неловко вас выставлять отсюда, а говорить… Стряслось у нас всех: вы ведь тоже наверняка знаете о пропаже?

Наслышан, если вы так мягко называете ограбление… А сами работаете здесь? Я спрашиваю оттого, что не замечаю карточки.

– Карточка бирку напоминает, а я каждый день их вижу на шкурках. – Она затянулась дважды подряд. – Понимаете, сегодня утром меня вызывали… Я впервые имею дело с милицией и очень боялась. И сейчас боюсь!

– Ну, во-первых, говорят, что невинность не знает страха, – усмехнулся Мальцев несколько иронически. – А во-вторых, и в милиции иногда попадаются разумные люди, если судить по кино– и телепродукции.

– Да, наверное, попадаются… Со мной тоже беседовали вежливо. А всё-таки гадко ощущать себя подозреваемой! Хотя…

Она осеклась, и, не дождавшись продолжения, Мальцев подвинул стул и уселся напротив.

– Послушайте: мне кажется, что выговориться вам и необходимо и… некому. Гоните в шею, если я назойлив, но верьте, что ни минуты не сомневаюсь в вашей порядочности. Не берусь объяснить – почему, но это так! Хотя вы явно не договариваете…

– Елена Андреевна, – прервала женщина вопросительную паузу. – Вы правы: я не договариваю, и правы, что надо выговориться. Что некому – опять верно! И ещё, я почему-то не люблю этот термин «порядочность». Часто слышишь: «он порядочный человек». А он, оказывается, порядочная дрянь… Понимаете, получается, что я последняя видела Лохова, а в милиции об этом не сказала. Плохо, да?

– А кто это – Лохов?

– Да сторож, который исчез! – Елена Андреевна досадливо съёжила брови. – Он без того был странный такой, а тут совсем не в себе казался… И главное, – она растерянно посмотрела на Мальцева, – я не последняя его видела, хотя получается так.

– Попробуем разобраться, хотя у вас не вдруг поймёшь, – он крепко прижал нос кулаком. – Вы хотите сказать, что кто-то ещё видел его после вас? Где это было?

– Ну на складе же… Конечно, видел! Я услышала шаги, и Лохов туда пошёл, где человек был, которого услышала… Но всех спрашивали, никто в это время не приходил, и получается, словно я там оставалась одна! А я даже разговор их слышала, не слова, а как они говорили. Если бы в милиции сказала, стали бы спрашивать, кто и что, но я ведь не знаю! У них, говорят, так путают людей, мне не хочется запутаться и повредить кому-то, понимаете?

– Понимаю, – серьёзно кивнул Мальцев. – И не надо ничего говорить. И терзаться не надо.

– Вы считаете, не надо? – посветлела Елена Андреевна, радуясь, как радуется нерешительный человек, чьё намерение подкрепили со стороны.

– Разумеется. Путать они и впрямь мастера, им за то деньги платят. Давайте лучше пойдём на пресс-конференцию, я, в общем, за этим пришёл. Вам не нужно быть?

– Нужно… Только теперь я позвоню, а вы идите. Мы всё равно там увидимся. – И сразу спохватилась, удивившись себе, – Правда, это совершенно не обязательно! До чего глупо сказала…

– Зато искренне, – рассмеялся Мальцев, пошёл к двери, от неё обернулся. – Меня зовут Виктор Сергеевич. Сообщаю на всякий случай.

Оставшись одна, Елена Андреевна пересела к телефону, набрала номер.

– Димитрий это я, – сказала обрадованно. – Значит, ваша вылазка не состоялась? Ну, я рада… Нет, я ещё не знаю – когда но ты и сам помнишь, что где лежит. Вот и распорядись… Конечно, приду, что за вопрос? А об этом – когда увидимся. Хорошо, хорошо, у меня дела. Чао!

* * *

Даже те, кто прибыли специально, чтобы освещать то или иное событие, зачастую не ходят на пресс-конференции, зная, что после всё равно получат все материалы. Разумеется, если у них нет заготовленных вопросов. И если, конечно, не пахнет сенсацией.

На этот раз сенсация наличествовала, заготовленные вопросы были, и в небольшом зале, несмотря на многолюдность, царила та тишина, какая образуется при выступлении оратора, от которого ждут малейшей промашки. Но Харлампиев говорил, как обычно, спокойно.

– …Надо сказать, что в этом году мы уже участвовали в трёх международных аукционах, где выставляли и, за малым исключением, почти полностью продали все виды пушно-меховых товаров. Но, как известно, около восьмидесяти процентов мехов мы реализуем здесь, на ленинградском аукционе, и нынешний не станет исключением из правила…

Сидящий за столом неподалёку от выступавшего Воронцов увидел в зале Мальцева. Разглядывая его, вдруг подумал, что этот человек из тех, с кем хочется познакомиться поближе.

– …В заключение, – продолжал Харлампиев, – хочу объявить, что завтра в демонстрационном зале начнутся просмотры моделей готовой одежды из мехов различных наименований. А теперь прошу задавать вопросы!

По залу разом прокатился гул, и первым поднялся красавец в седоватых кудрях.

– Вопрос фирмы «Джакомо Ваннуци». В каком объёме будут предложены шкуры рыси?

– В объёме, как минимум, вдвое больше против прошлогоднего.

– Фирма «Мацуда и Мацуда». Объявленная программа торгов не претерпела изменений? Я хочу сказать…

– Простите, я вас понял. Нет, программа торгов изменений не претерпела, – в наступившей опять тишине произнёс Харлампиев.

Тишина затянулась и была нарушена вопросом, поставленным без обиняков.

– Гэвин Саксон, «Дельта Трейдинг Корпорейшн». Скажите, по-прежнему ли вы хотите представить на продажу соболей баргузинского кряжа?

– Да, по-прежнему.

– Вы хотите сказать, что они обязательно поступят в продажу и поступят именно в указанном объёме? – напористо переспросил Саксон.

– Я хотел сказать именно это, вы меня поняли правильно, – кивнул Харлампиев. Воронцов взглянул на него с лёгким недоумением. – Объявленная партия соболей полностью пойдёт на торгах!

* * *

Как ни истерзала город жара, но бытующее мнение, что летом легче и выгоднее купить зимнюю одежду, заставляло комиссионный магазин меховых изделий и в эту пору работать с неизменной нагрузкой.

Пожилая женщина протолкалась к прилавку, несмотря на протесты приглядывающихся и приценивающихся возле него, выждала, когда продавщица оказалась рядом, и обратилась просительно:

– Девушка, милая, вы не окажете любезность…

– Окажу, как только освобожусь, – без особой любезности в тоне отреагировала продавщица. – Вы же видите, что я товар показываю!

– Так тут вас двое, а она уйти может. Я вам буду очень признательна! – со значением пыталась настаивать женщина.

– Кто – уйти? – недоумённо свела брови продавщица. – Я не понимаю… Вы что хотите?

– Видите ли, мне одна гражданочка шкурки предложила, говорит, это соболь, а я сомневаюсь, – взволнованным шёпотом зачастила просительница. – Она здесь рядом, в подъезде стоит, у неё ещё одна желающая смотрит… Вы бы поглядели: соболь это или нет, раз специалистка, а я отблагодарю! Мне дочке подарочек хочется.

– Ну знаете! Я с рабочего места по подъездам ходить не могу… – Запнувшись, продавщица ещё посмотрела на уговаривающую и неожиданно радушно улыбнулась. – Хорошо, ради вашей дочки схожу. Подождите у выхода.

– Спасибо вам, милая… Только вы не задержитесь, пожалуйста, а то вдруг уйдёт.

Быстро пройдя за прилавком в служебное помещение, продавщица оказалась у двери с надписью «Заведующий», распахнув её, крикнула с порога:

– Серафима Евгеньевна, звоните в милицию! Тут рядом в подъезде шкурки продают… Я туда побегу!

* * *

Группа Бутырцева получила сигнал о продаже шкурок в 18.15, Уже в 18.36 старший лейтенант Таганцев был на месте, и очень испугавшаяся появления милиции блондинка, сбывавшая шкурки, сразу сказала, что товар дал продать знакомый, который ждёт у неё дома, но домой она ни с кем не поедет, потому что убьёт он её, если милицию приведёт!

Машина проехала по мосту через Фонтанку и ходко помчалась по набережной.

– Успокойтесь и поймите, что с нами вам ничего не грозит, – с сиденья рядом с шофёром увещевал Таганцев плачущую блондинку. Та сидела сзади, между Калинниковым и Сагарадзе, опухшее лицо зачернили потёки туши. – Перестаньте плакать.

– Не грози-ит, скажете-е! А он Нинке такой мордоворот устроил, когда она с военным танцевать пошла-а… Пять дней на работу показаться не могла.

– А вот и Нинка, – удовлетворённо кивнул Таганцев. – Это кто такая и где они танцами занимались?

– Так в ресторане, где же? В «Баку-у»… Только это давно было, Нинка три года как за лётчика замуж вышла, в Орске живёт… А он на прошлой неделе объявился и ко мне напросился, – рассказывая, блондинка всхлипывала реже. – Всё денег ждал, откуда с работы приехал, каждый день уходил… А тут говорит: знаешь, я зверюшек привёз, для себя берёг, да раз деньги нужны, ты сходи толкни кому-нибудь, только не в скупку, а так, раз тебя в скупке обманут. Я и пошла, идиотка непутёвая-а-а…

– Откуда он приехал, говорите? Да успокойтесь вы!

– С этими… с нефтяниками на Севере работал. Там, рассказывал, этих соболей дополна, они их с собаками ловили. Да куда вы? Здесь перерыто всё, ремонтируют… Направо надо.

– Сдай назад, Костя… Или нет – объезжай тротуаром, живенько! – Таганцев озабоченно взглянул на часы и снова обернулся к женщине. – Этаж у вас какой?

– Второй… Только я ни в жизнь с вами не пойду, режьте, мучайте, а не пойду! Убивайте!

– Перестаньте кричать, тогда не будем резать… Этот двор? Окна куда выходят?

– Это-от… И окна сюда.

– Стоп! Калинников, останешься с ней. Сагарадзе, пошли! Сзади остановилась ещё одна машина, из неё выскочили трое, тоже спешили к подъезду. Но вошли в подъезд именно они и Таганцев, а Сагарадзе остался на улице.

Женщина в машине опять всхлипнула, тихонько заскулила в платок.

– Тише, не терзайтесь, гражданочка, – сказал шофёр, напряжённо вглядываясь через стекло в синеву сумерек, сгустившихся в колодце двора. – Слёзы жизни не в помощь.

Стоявший под стеной Сагарадзе услышал, как наверху стукнули рамы, и почти в тот же миг на земле оказалась человеческая фигура. Человек трудно разгибался после прыжка…

А от въездной арки вспыхнули фары двух машин, чётко высветив его.

– Стоп! – сказал успевший оказаться за спиной этого человека Сагарадзе. – Руки вверх и в дальнейшем без цирковых номеров!

– А я и не стану, – подняв руки, ответил задерживаемый и неожиданно опустился на землю. – С ногой у меня чего-то, начальники…

* * *

Подполковник Николай Афанасьевич Бутырцев, если бы его пришлось характеризовать кратко, был, что называется, «службист», то есть вменил себе в обиход и требовал от других неукоснительного выполнения уставных положений, соблюдения субординации и так далее. Однако при всём при том взял себе также за непреложное правило, занимаясь делом, работать так, словно не было пристального начальственного надзора, непрестанных подстёгиваний, напоминаний о срочности задания, а иногда и довольно суровых упрёков в медлительности. «Торопиться надо медленно!» – такое присловье стало его девизом. Но два-три раза на дню устраивал короткие оперативные совещания, и это тоже было правилом.

Заканчивая одну такую оперативку, он разглядывал лежащие перед ним на столе фотографии, на которых одно и то же лицо было снято живым в разных ракурсах и мёртвым, тоже в разных. Ещё были фотографии тела убитого и увеличенные снимки отпечатков пальцев.

– Значит, Шмелёв Олег Борисович, – отложил Бутырцев одну из фотографий, – двадцать восьмого года рождения, не единожды судимый, последний раз освобождённый из колонии строгого режима месяц назад. Кличка – Шмель… Ну-ка, ещё раз справку экспертизы?

– Причиной летального исхода явился удар головой о стену складского помещения. Смерть наступила практически мгновенно, чему способствовала старая черепная травма… Произошло это по времени в пределах трёх-четырёх часов ночи, – заглянув в свой блокнот, зачитал Сенчаков.

– Спасибо. Что мы имеем по сторожу?

– Пока ничего, – мрачно констатировал Таганцев. – По показаниям соседей, Лохов в конце того дня, как обычно, ушёл на работу. С тех пор его больше не видели… Фотографии размножены и разосланы, поиски ведутся, дана заявка на полную проверку.

– Как только будет готово, полученные данные немедленно ко мне… Сейчас все свободны, в том смысле, что продолжайте работать, – оглядел сотрудников подполковник. – Распорядитесь, чтобы доставили задержанного и всё, что на него имеется. Как его фамилия?

– Томилин, – назвал, вставая, Таганцев. – Мужчина ловкий, при задержании пытался бежать.

Через полчаса напротив Бутырцева сидел человек с почти неуловимым взглядом и светлыми пятнами не то от солнечных ожогов, не то от обморожений на коже лица.

– Значит, Томилин Борис Игнатьевич, так? – утвердительно спросил подполковник.

– Так, – согласился Томилин. – Я считаю, что фамилия тоже значение имеет, гражданин начальник. Ведь сколько томиться в жизни пришлось, кошмар вспомнить! И вот опять, чистое недоразумение, а чувствую, будут большие неприятности мне – и вам лишние хлопоты.

– Нам – лишние хлопоты, вам – казённый дом, дальняя дорога и пиковый интерес, – легко поддержал разговор Бутырцев. – А что это у вас за псевдоним, Архитектор?

– За точный расчёт и капитальные соображения люди наградили, – не без самодовольства сообщил Томилин. – Планы строю, так сказать, на прочной основе… Не то как щас дома ставят: его приняли досрочно с оценкой «отлично», а он через месяц на бок хилится! Сплошной обман Госплана.

– За качество болеете душой? Это хорошо. А судимостей у вас многовато. Не находите?

– Действительно, есть грех. Как пишут в газетах – верность избранной профессии, – Томилин сокрушённо развёл руками. – Но хотел, чтобы всё было в прошлом, уверяю. Прибыл с намерением переквалифицироваться, да попутала нечистая сила!

– Ну, предварительное знакомство состоялось, так вы теперь попонятней излагайте. Где взяли шкурки, часть из которых была передана вами для продажи Зинаиде Гоголевой?

– Украл, гражданин начальник. Бродил по городу с целью трудоустройства, за-ради любопытства зашёл в Пассаж, и у солидного человека аккуратно отвернул свёрточек… Я же говорю – нечистая попутала.

– Солидный был свёрточек, с тридцатью двумя шкурками, – уточнил Бутырцев. – Может быть, сразу начнём деловой разговор, Томилин?

– А может, сразу и кончим? – впервые прямо посмотрел тот на подполковника. – Ну пораскиньте сами: инцидентик плёвый, невольная, можно сказать, кража, вызванная ротозейством неизвестного лица… Моё чистосердечное признание подписываю с ходу, и дело в суде проскакивает, как намыленное. Получается роскошный довесок к вашему авторитету!

– Получается, что кличка у вас не очень правильная, Томилин: версию вы строите ловко, да фундамент хиловат… А как провели ночь с одиннадцатого на двенадцатое августа, не вспомните?

– Очень даже помню: кошмарно! Первую половину страдал от перегрузки, а к утру маялся дрожанием всего организма с похмелья… Зинка с ночной пришла и как раз застала меня в разобранных чувствах. Она подтвердит.

– Уже подтвердила. Так, – Бутырцев выключил магнитофон, нажал кнопку, и у дверей возник конвоир. – Вы сейчас чересчур перебираете с юмором, Томилин, расстанемся до следующей и скорой встречи. И мой вам совет: постарайтесь быть к ней готовы!

Оставшись один, Бутырцев некоторое время сидел, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. Затем поднял трубку, когда ответили – попросил:

– Сагарадзе? Мне нужны показания сотрудников отделения Союз пушнины, имеющих доступ в складские помещения. Да-да, Завьялова, Самохина, Русановой… Именно сейчас. Жду.

* * *

Служащие гостиницы «Советская» никогда не могли пожаловаться на отсутствие постояльцев, а в дни, предшествующие аукциону, тем более.

– Постойте-ка, минуточку, куда вы? – Швейцар на входе догнал быстро прошедшего человека, загородил дорогу. – Попрошу карточку. Вы у нас проживаете?

– Обязательно. Вот – убедитесь.

У лифта была толпа. Мальцев подошёл к киоску «Союзпечать». Сзади кто-то сказал:

– Ну как, не скучаем после столицы? Добрый вечер, – Воронцов приветливо улыбался. – Днём я не представился и мог показаться бестактным, зато хотел спасти вас от пройдохи Мартенса. Воронцов, Сергей Александрович.

– Мальцев, Виктор Сергеевич. Я всё понял и не в претензии. Вы и здесь не оставляете гостей без внимания?

– Только некоторых, – рассмеялся Воронцов. – Как раз собрались компанией, а мужского контингента недобор. Не присоединитесь?

– У меня рабочий режим, – покачал головой Мальцев. Но через плечо Воронцова увидел двух мужчин и Елену Андреевну рядом с тремя рослыми девицами. И добавил раздумчиво: – Хотя чем чёрт не шутит, когда бог спит… Надо же день прибытия отметить!

– И чудесно. Давайте я вас представлю.

Воронцов подвёл его к стоявшим поодаль и, хотя Мальцев резковато освободил панибратски прихваченное плечо, объявил радушно:

– Наш московский гость любезно согласился провести вечер вместе с нами! Прошу любить и жаловать: Мальцев, Виктор Сергеевич, золотое перо всемирно известного агентства печати «Новости».

– Зоя.

– Вика…

– Тамара…

– А это коллеги из Польши: Збигнев Данецкий, Лешек Охыра, мои давние друзья, – пояснил Воронцов. – Лена, вы и словечка не пророните?.. Елена Андреевна Русанова, наш скромный сотрудник с решительным характером.

В тоне Воронцова или в молчании Русановой Мальцев ощутил нечто такое, что не позволило ему упомянуть о дневной встрече. Он лишь слегка поклонился:

– Мальцев. Очень рад знакомству.

Вскоре поднялись на десятый этаж, где Данецкий занимал люкс. Хозяин принимал широко, хорошо владел русским и вообще оказался весёлым и приятным мужчиной. Охыра улыбался, всем подливал и был не очень речист, в силу того что не обладал столь объёмным словарным запасом. А Воронцов сыпал прибаутками и анекдотами, являя собой ту самую душу общества, какая способна объединить самое разнородное собрание.

Два очень вежливых официанта успели не раз навестить номер, ни в закусках, ни в напитках недостатка не ощущалось, а кассетная магнитола выдавала всё, на что была способна.

– …Стоит посмотреть обязательно! Такие невозмутимые, респектабельные господа, всё на свете они видели, а совершенно меняются на торгах, – танцуя с Мальцевым, пышноволосая Зоя говорила с мстительным удовольствием. – В раж войдут и друг на друга злобными волками смотрят!

– Коммерция – дело нешуточное. Кто как, а я серьёзного коммерсанта уважаю… Вы завтра участвуете в показе? Обязательно приду на вас посмотреть.

– Буду ждать, – обласкала взглядом девушка. – Только, знаете, везде одинаково… Конечно, у Гальки лучшие ансамбли и музыка для выходов подобрана специально!.. Её подают особо, раз Воронцов старается.

– Кто-кто подаётся так роскошно?

– Да Вика же… Вон с поляком танцует. Она вообще Галина от рождения, но теперь – Виктория, для звучности. Виктория Лохова, Советский Союз, первая беговая дорожка! Умора.

– Где-то я слышал эту фамилию, – постарался припомнить Мальцев. – А может быть, в журналах или в аукционном проспекте читал.

– В журнале мод её часто снимают. Только сейчас она бы и фамилию свою сменить рада в связи с этим случаем… Вы же знаете, конечно?

– Знаю, разумеется. А что я знаю?

– Ну-у, какой, – охотно рассмеялась Зоя. – Сторож, который исчез, ведь он тоже Лохов был… Такое несчастье, собольки просто роскошные пришли, все ахали!

И оба поляка танцевали, а Воронцов, налив в фужер минеральной воды, выжимал туда лимон. Когда Мальцев посадил свою даму и подошёл к столу взять пепельницу, Воронцов спросил негромко:

– Разведка произведена? Она ничего, правда, злючкой бывает… А в женщине ценна доброта. Как считаешь?

– И доброта тоже, – согласился москвич. – Мы уже на «ты»?

– Конечно, если нет возражений. Давай чокнемся, только я водичкой… Не представляешь, до чего пить надоело! А с иностранцами иначе никак, входит в распорядок общения. Ты в Москве где обитаешь?

– Звёздный бульвар знаешь?

– Там, у киностудии, что ли?

– Нет, у кинотеатра «Космос». Эта Русанова, она всегда сидит мраморной нимфой?

– С ней в компании нечасто приходилось общаться. Её Охыра пригласил, консультировался у неё насчёт партии песцов… А штучка с секретом! Живёт без мужа, одевается хорошо, хотя зарплата не ахти, обводы корпуса сам видишь какие… И ни на кого в упор не глядит! Попробуй, но если хотя бы разрешит проводить – я обязуюсь всухую сжевать собственный галстук!

Данецкий был в приподнятом настроении, подойдя с бутылкой, сразу налил в ёмкости беседующих.

– Не можно отделяться для деловых контактов. На то будет срок завтра… Панове, прошу поднять бокалы за здравие сиятельных дам, красящих наше собрание!

– Виват! – поддержал Охыра воодушевлённо.

Мужчины выпили, дамы тоже не остались безучастными к тосту.

В магнитоле хрипловато напевала про амор итальянка. Мальцев поставил бокал, пересёк комнату и остановился перед Русановой.

Та вздохнула и поднялась.

– Накал веселья повышается, – отметил Мальцев, когда повёл в танце партнёршу. – Вы не устали?

– Я плохо танцую или у меня понурый вид?

– Танцевать с вами удовольствие, а вид – радующий глаз… Просто это я несколько сник от обилия впечатлений. Может быть, нам уйти потихоньку? Через часок.

– Уже нам? – усмехнулась она. – Не знаю, нам ли, но я уйду очень скоро.

Кружа с Викой Лоховой, Воронцов нет-нет да поглядывал на Русанову и её партнёра. Пара оставляла отменное впечатление, этого нельзя было не признать. Но что-то ёжилось внутри, когда он смотрел на Мальцева: вот танцует себе человек и танцует, с партнёршей беседует, а обвались сейчас потолок, он и к этому будет готов… Постоянная готовность ко всему, что бы ни произошло, вот что в том чувствовалось! Это что же, журналистская практика такое вырабатывает? – подумал Сергей Александрович, удачно ответив на очередной и довольно коварный вопрос Вики.

* * *

Ветер раскачивал на столбе фонарь под жестяным колпаком, и жёлтое пятно света то и дело выхватывало из полутьмы угол дощатого забора.

За забором залаяла собака, услышав чьи-то шаги, двое человек, пройдя вдоль него, пересекли световое пятно, направились к продуктовой палатке поодаль.

– Привет, Любушка, пивца не осталось? – искательно спросил один, облокотясь на узкий прилавок перед оконцем.

– Откуда бы? Хватился на ночь глядя, – продавщица убирала с витрины перед стеклом какие-то банки, передвигала картонные ящики. – Закрылась я давно, зато тут торчу, что завтра хозяйство сдавать… Другая теперь хозяйничать будет, а я отмучилась с вами, слава богу, ханыги несчастные! Иди домой, жена ждёт сидит, а он всё-о пиво к ночи ищет.

– Да я так, вдруг осталась бутылочка. Веселее б стало до остановки топать…

– Ну и пошли, Вить, – позвал жаждущего его спутник. – Чего зря ля-ля разводить.

– Ладно, счастливо, Люба!

– Идите-идите… Ох, мужики! И без вас скушно, ну и с вами маета.

Продавщица обозрела оставляемое хозяйство и, переставив ещё поглубже одну из коробок, опустила навесную раму на оконце.

И в это время оттуда, где лаяла за забором собака, вышел ещё один человек.

Сгорбившись, приволакивая ногу, он подошёл к палатке, постучал в стекло.

– Простите, мне бы пачку чая, если можно.

– Ну закрыто же, видите! – вознегодовала Люба из-за стекла. – Одним – пива, этому – чаю, что я вам, всю ночь дежурить буду? Да и нету его, один кофейный напиток… – И вдруг сжалилась, рассмотрев за стеклом лицо старика. – Будете брать? Мне ждать некогда.

– Нет-нет, я бы чаю… Извините.

Старик отошёл от палатки, на самом краю колеблющегося фонарного пятна остановился, сунув в рот сигарету, охлопал карманы – искал спички.

Рука с зажигалкой выдвинулась из темноты, огонёк вспыхнул после щелчка, погас на ветру, и зажигалка щёлкнула снова.

– Н-ну? – спросил поднёсший огня. – Будешь тут прикуривать или к себе позовёшь? Ловко ты нырнул, да теперь дошла коза до воза: хотим послушать, кто Шмеля прибрал!

Увидев, что за спиной говорившего темнела другая фигура, старик невольно обернулся к палатке: продавщица уже навешивала замок.

– Я… Да как вы меня поразнюхали? – Лицо старика передёргивалось от волнения, потом окаменело, и глаза расширились в ужасе. – Как прибрал? Кто? Я ничего не знаю, ребятки, обождите… И худо мне, сердце дрыгает.

– А кому хорошо? Только птичке-ласточке, пока зима не пришла… Ты не придуривайся, темнила, а шагай к месту, где занорился, пока прямо тут не оставили. Ну!

С противным повизгиванием качался фонарь на столбе, светилась запертая палатка. Не очень далеко раздался низкий сигнал электрички.

Старик, сгорбившись ещё больше, поплёлся в сторону забора, за которым лаяла собака, и две тени двинулись за ним.

* * *

Русанова сама предложила идти пешком, и, охотно согласившись, Мальцев сразу вспомнил краткую характеристику, данную ей Воронцовым: «Живёт без мужа, одевается хорошо, хотя зарплата не ахти…» Вспомнил и поймал себя на том, что подосадовал, ибо таилось в сказанном нечто бросающее тень на женщину, идущую рядом, а эта женщина ему нравилась, что было совсем некстати.

– …Самые высокие цены обычно итальянцы дают, – рассказывала Елена Андреевна. – Особенно когда доходит до модных мехов.

– Это какие же?

– Рысь, волк, серебристо-чёрная лисица, норка по-прежнему… И, конечно, пресловутый соболь, он только нами представляется. Входит в моду светлый хорь.

– Хорёк? – удивился Мальцев. – Вот никогда подумать не мог… А вы какой мех любите?

– Белку, – рассмеялась она. – Нет, правда. Я ведь когда гляжу на шкурки, почему-то вижу самих зверей. Рысь, волк, лиса, хорёк – одна кровожадная шатия. А белка никого не трогает, славная такая.

– А соболь, значит, вам тоже не нравится?

– Ну, этот никому спуску не даст! Ночной хищник, не брезгует никем. Из одного семейства куньих: соболь, куница, хорёк, норка, выдра, барсук…

– И барсук из этих? – в удивлении приостановился Мальцев. – Он не похож на них совсем и спит зимой, как медведь… Вы меня не морочите?

– Зачем же? – опять засмеялась Русанова. – Просто все пальцеходящие, а он из стопоходящих и тоже хищник, правда, не столь активный, раз только на земле охотится и зиму спит. А на Дальнем Востоке живёт куница-харза, такая крупная, что даже на косуль нападает.

– Экая дрянь! Но шашлык из косули – вкусно, приходилось пробовать… Ну вот, теперь вы остановились, вы против шашлыка из косули?

– Я против того, чтобы проходить мимо дома. И остановилась, потому что пришли, – Елена Андреевна заглянула в подворотню. – Только, знаете, проводите чуть дальше, у нас двор жутковатый.

Старый двор и впрямь казался недобрым в эту пору, у подъезда Русанова вздохнула с облегчением.

– Спасибо, что проводили.

– Подождите, – Мальцев взял её руки в свои. – Ведь мы ушли с изысканного ужина как раз перед кофе с мороженым… Мороженое, ну его, а кофе хочется. Не пригласите?

– Вот это да! – сказала она, и в лице было одно любопытство. – Самое удивительное, что нет желания возмутиться. Вы всегда так напористы?

– Всегда, – сокрушённо признал Мальцев. – И действительно, душа просит хорошего кофе, а я знаю, что вас никто не ждёт.

– Всё-то вы знаете, – нахмурилась Русанова, высвободив руки. – Я видела, как вы беседовали с Воронцовым, и поняла, что речь шла обо мне… Он-то очень прост в обращении с женщинами, а о вас я думала иначе.