Текст книги "Вселенная довольно бесконечна (фрагмент)"

Автор книги: Онджей Нефф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Нефф Онджей
Вселенная довольно бесконечна (фрагмент)

Ондржей Нефф

Вселенная довольно бесконечна

Фантастическая повесть

(Фрагмент)

Где-то в начале февраля Совет решил послать коммодора Фукуду в далекий космос – за пределы шести тысяч парсеков. Надо взглянуть на календарь, чтобы выяснить, какой это был день недели. Запомнилось, что в тот день противно моросил дождь и Милушка, моя жена, была в отвратительном настроении. Когда я сообщил ей новость, она заметила:

– Значит, опять будешь отсутствовать пять недель, и все домашнее хозяйство останется на мне.

– Никто не говорил, что именно мы будем прикрывать Фукуду.

– Рассказывай! Не надо из меня делать дурочку. Будто я не знаю! Фукуда первым пересечет границу шести тысяч парсеков! Трепещи, планета! А уж ликования-то будет! И чтобы ваша команда профиков упустила такой шанс? – Она говорила зло, язвительно, будто "профик" – бог весть какое ругательство. Конечно, если откровенно, то раньше так оно и было. Лет шесть назад Сеть располагала дюжиной репортерских групп. У некоторых был номер, у других прозвища: Бродяги, Мерзляки, Неудачники, Оранжады и т.п. Мы долгое время работали в качестве Выездной группы информационного пластивидения № 8, пока кто-то не обозвал нас Профкомандой. В том смысле, что нам море по колено и куда всем до нас. Мы сначала выходили из себя. Ярда Боухач – наш осветитель – ходил весь в синяках и шишках, так как был скор на расправу, но ведь не каждый реагирует на оскорбление так прямолинейно. Когда о кличке узнал Ирка Ламач, наш режиссер, то привел всю нашу компанию к себе в кабинет и произнес речь:

– Что-то нас стали называть Профкомандой. Ага, и вы в курсе. У Ярды под глазом монокль, Ирина вся зареванная. Напудри нос, да поскорей, на тебя смотреть страшно! Так вот что я вам скажу, уважаемые: мы действительно Профкоманда!

Он, конечно, комедию перед нами ломал, но умело. Делал многозначительную паузу, впиваясь в каждого пронзительным взглядом, пока тот не опускал голову. И так по очереди. Хоть глаза у Ламача были невыразительные, серо-голубые, будто выцветшие.

– А я сегодня уже троим съездил по физиономии из-за Профкоманды, заметил Ярда Боухач.

– Ярда прав, – всхлипнула Ирина Попеляржова, наш гример, – подам заявление по собственному желанию и перейду в дамскую парикмахерскую! Чтобы в моем возрасте такое выслушивать?

– Успокойся, Иринка, и я бы с радостью ушла, но какой в этом смысл? возразила Люда Мисаржова, звукорежиссер. Все что-то говорили наперебой, но тут Ирка Ламач снова взял слово:

– Зайдем с другой стороны. Почему Двадцать восьмая галактическая отвергла Щеголей, а коммодор Свен Хильструп лично просил Совет послать с ним нас?

– Потому что Щеголи опозорились на планете Фиолетовых призраков, ответил Ондра Буриан.

– Верно. Полетели мы, и успех был такой, что через три месяца после возвращения об этом еще говорили. Дальше: когда коммодор Йован увяз на планете Кипящего ила, и Неудачники утопили вдобавок всю телеаппаратуру, кого позвали на помощь?

– Нас, – сказала пластик Эва Элефриаду. – Зрители получили пластическое изображение на экранах, квадрозвук и впридачу запись запахов.

– Позвали нас, – повторил Ирка Ламач, – и так можно еще долго вспоминать. Мы работали на планете Умертвляющего тумана. Наша команда довезла экспедицию в туманность Шутовского смеха. Все отказались от планеты Фантомов, а мы скоренько собрали чемоданы, и в результате?..

– Блестящий успех, – хором ответило несколько голосов.

– Так разве мы не заслужили название Профкоманды?

Мы молчали, а режиссер продолжал:

– Почему нас назвали Профкомандой, а не Пачкунами, Жлобами, Обжорами, Пронырами, Занудами или как-то еще? Я вам объясню. Потому что нам не подходит ни одно прозвище, кроме Профкоманды. Сам знаю, что нас так прозвали недруги. Но мы и тут их обойдем. Короче, я принимаю прозвище и не желаю больше видеть моноклей под глазом и красных носов.

С тех пор прозвище так и осталось за нами. Злопыхатели наверняка кусали себе локти от того, что их выдумка обратилась против них самих. Тот, кто выдумал его, вместо того чтобы навредить, на самом деле сделал нам хорошую рекламу. Мы получали лучшие заказы. Нормальный, средний зритель пластивидения и не представлял себе, сколько закулисных интриг и зависти вызывают передачи. С каждым годом становилось все хуже. Совет затягивал ремешки потуже. Галактические экспедиции дорожали, ведь ближний космос перестал развлекать, и каждый коммодор настаивал, чтобы его послали в неизвестную пластизрителям область. Такой полет стоил огромных денег. Никто не хотел лететь на Сириус или Альдебаран – результат такой экспедиции умещался в двух строчках, произнесенных диктором ночного выпуска новостей. Совет сосредоточился на дальнем космосе и ограничил количество краткосрочных экспедиций. Последствия оказались неблагоприятными для Сети пластивидения: число передач убывало, как и объем работы для репортерских групп. Галактические асы нацеливались за пределы четырех и даже пяти тысяч парсеков, и Совет соглашался послать в такую даль не более пяти-шести лучших коммодоров: в то время элитой считались Н'Кума, Козлов, Миро, Фукуда, Петросян, а затем и Блох. Им-то и доверял Совет современные космические корабли класса люкс вроде "Викингов". В обиходе их называли пылесосами, потому что, кроме нормальных агрегатов, аккумулирующих время, на них были установлены двигатели, работавшие на межгалактической материи, которую называют еще звездной пылью.

У нашей Профкоманды никаких особых льгот в Сети не имелось, и мы даже пикнуть не смели, когда наш шеф заставлял нас простаивать по полгода или посылал на жалкую станцию к альфе Центавра. Если бы да кабы, на практике мы работали только на элиту, потому что первоклассные коммодоры хотели видеть именно нас и никого другого. И сегодня не знаю, что за этим крылось. Диспетчеры просто давали нам лучшие заказы.

Все это хорошо известно моей жене Милушке, которая не зря ворчала, что я не буду дома недель пять. И недели не прошло, как вызвал Ирку Ламача диспетчер и объявил ему, что руководство Сети решило послать Выездную группу № 8 с коммодором Фукудой за границу шести тысяч, что этим "восьмерке" оказано большое доверие, которое она должна оправдать перед Советом Ирка слушал весь этот треп и не сводил глаз с пиджака диспетчера: а не подсунул ли ему Фукуда взятку в нагрудный карман? Но ничего не было видно.

В тот же день я отправился на космодром посмотреть на наш репортерский корабль. Я его любил, нашего старого верного "Поросенка", повидавшего виды, ободранного и обгоревшего после десятков репортажей. Техники вмонтировали в него новые агрегаты, аккумулирующие время, новый двигатель – такой же, как на "Викинге", чтобы не отстать от него за границей шести тысяч. Само собой, я не из сентиментальности пошел на космодром. Наша группа не имела права узнавать заранее дату полета, но она была известна техникам, готовившим корабль. На этот раз мне пришлось потрудиться, прежде чем я смог выжать из старшего техника дату: в пятницу тринадцатого числа. Я пожал плечами.

– Ну и что? В приметы я не верю с пяти лет.

И все-таки, все-таки... Ассистент шефа на ровном месте сломал ногу, и режиссер взял вместо него дублера – Петра Манфреда. Как только я об этом узнал, тут же помчался к своему непосредственному начальнику Ондре Буриану.

– Ирка повредился в уме, – говорю, – разве он не знает, какой супердурак этот Манфред?

Ондра – отличный оператор, это он научил меня всему, что я умею, а я умею не так уж мало. Но я думал, что такой мастер может позволить себе роскошь иметь собственное мнение. Но он был типичным соглашателем:

– Ирка знает, что делает, – холодно произнес Буриан, и я разозлился.

– Все здание знает, что Петр Манфред – супердурак, спроси кого хочешь.

– Это зависть. Всех заедает, что Петр такой молодой, умный, способный и так быстро продвигается.

– Мы уже показали, на что способны, а он? Полгода в нашей конторе, а работает только языком!

– Потому что случай не подвертывается. Слушай, дружище, ты, по-моему, стареешь. Сам недавно был зеленым юнцом, а теперь ревнуешь к молодым. Как старый дед. Выкинь это из головы. У Ирки Ламача нюх на людей.

Выяснилось, что только мы с Ярдой Боухачем не выносим Манфреда, остальным он по душе. Как ни пытались мы настроить против него группу, ничего не вышло. Наоборот, женщины взяли его под свою защиту. Женщины вообще любят смотреть на красивых молодых парней. Люда Мисаржова утверждала, что Петр такой беззащитный, ранимый юноша. Она испытывала к нему почти материнские чувства. Наша секс-бомба Алена Ланхаммерова уверяла, что никогда не встречала более интеллигентного человека, за исключением, конечно, Ирки Ламача; по мнению же Ирины Попеляржовой, Петр был чуть ли не клубочком нервов.

Он и впрямь был красив и молод, этот Петр Манфред. Его обаятельная улыбка, сердечный смех могли подкупить всех, кроме меня и Ярды Боухача. Густые волнистые волосы покрывали его голову жестким черным шлемом. Мне даже показалось в первый раз, что теннисный мячик отскочил бы от них, не коснувшись темени. Брови и глаза у Манфреда тоже были черными. Сейчас я уже смутно помню его лицо. Он был атлетом, но лицо не казалось изможденным и костлявым, как у спортсменов. Наоборот, пухлые щеки скорее напоминали персики. Благодаря им и энергичному подбородку с ямочкой он выглядел совсем не слабаком.

Вы думаете, что мы с Ярдой ревновали? Да, мы не красавцы. Ярда толстый, с перебитой переносицей и похож на медведя; я тощ и долговяз, а кроме того, с двадцати пяти лет имею плешь. Островок волос случайно остался на лбу, нос уныло свисает, как банан. Но поверьте, с ревностью наши чувства ничего общего не имели. Мы не выносили Манфреда еще до того, как ассистент Ирки сломал ногу. И парни из операторской, электронщики и робототехники тоже. Все это люди, знающие свое ремесло и стоящие в стороне от дворцовых интриг. С тех вообще никакого спроса, их имена даже в титрах не появятся. И все-таки спецы не любили Манфреда, и это укрепляло мою уверенность в собственной правоте. Ведь от Петра веяло презрением к нашей конторе, он всем давал понять, что попал в Сеть случайно и не собирается тут оставаться. О нем еще заговорят во всей Планетарной Федерации, он будет заседать в Совете, руководить Сетью раз в неделю: от половины десятого до десяти по средам. Он захохотал, увидев нашего "Поросенка". Как это Сеть не купит вам приличную тачку? Я заметил, как побагровел Ярда. На нашем корабле мы проехали пол-Галактики и столько всего пережили, что Манфреду и не вообразить. Ирка Ламач терпеливо объяснял Петру, что средств не хватает, может, через несколько лет выделят и "Викинг", ведь Сеть собирается переходить на новый класс кораблей – типа "Садко". Ламачу импонировала самоуверенность Петра и то обстоятельство, что Манфред сумел полгода продержаться в таком осином гнезде, как наша контора.

А мы с Ярдой продолжали собирать портрет Петра из мелких замечаний, оброненных словечек, улыбок и взглядов. Он был хитер и хорошо маскировался. Но однажды все-таки проявил себя. Тогда, помню, Алена, ответственный редактор, – ну та, у которой потрясающая грудь, – сказала Петру:

– Знаете, с вашей внешностью и интеллектом вы вполне могли быть космонавтом!

Манфред страшно покраснел, но тут же взял себя в руки и забормотал, что космонавтом может стать лишь человек исключительных физических и духовных качеств. Даже Алена заметила его смущение, но, к несчастью, не сделала для себя выводов. Тогда я отвел ее в сторону и сказал, что этот придурковатый Манфред наверняка бы хотел быть космонавтом. Но Алена рассмеялась мне в лицо.

Ах, Алена, куда делся твой ум? Ведь ты одна сумела бы убедить Ирку, что такой тип, как Петр, не подходит для Профкоманды. До сих пор не понимаю, как она могла настолько поглупеть! Из этого надо сделать вывод: и отличная баба – всего лишь баба, нельзя на нее положиться так, как на мужика. С другой стороны, следует признать, что самым большим идиотом во всей этой истории выступает Петр Манфред; и отсюда еще один вывод: конечно, женщина может легко сделать глупость, но по-настоящему беспредельный идиотизм все-таки мужское дело.

Мы стартовали, значит, в пятницу тринадцатого. В 2445 году первая пятница тринадцатого пришлась на март. Не стоит и говорить о том, что перед самым носом "Поросенка" дорогу нам перебежала черная кошка. На борту нас встречал Венца Мадр, обычный рейсовый пилот, никакой не коммодор или капитан первого класса. При нем была та же веселая компания, которая возила нашу команду ко всем чертям бог знает сколько раз. На космодроме никто нас не провожал, да и с чего бы? Кого интересует старый ободранный "Поросенок" и стая матерых телеволков? Вот через пару дней, когда будет стартовать Фукуда, поднимется великий шум. Впрочем, "Викинги" не стартуют с такого убогого космодрома, которым располагает наша Сеть. Позднее, когда события развернулись так, как развернулись, все в один голос утверждали, что очень нервничали на старте из-за дурных предчувствий. Болтовня! Кроме меня да Ярды, все шутили и улыбались Петру Манфреду, который оказывался в пяти местах одновременно, острил, пел, играл на окарине, рассказывал Алене о психологии растений, а Люде – о привычках своей мамы. Только мы с Ярдой чуяли неладное.

Миновав орбиту Плутона, Венца Мадр перешел на аккумулированное время, которое использовалось в качестве топлива. Манфред поувял, все дивился, почему это, мол, корабль так швыряет? Чего ему стоило сохранить улыбочку на лице, когда я ехидно объяснил, что такие космолеты, как наш "Поросенок", путешествуют по кривым времени нерегулярной сгущенности, в то время как более приличное топливо предназначено для могучих двигателей галактических крейсеров. Венца Мадр из кожи вон лез, чтобы смягчить толчки. Манфред, опытный спортсмен, вскоре приспособился к качке. Напрасно я надеялся, что новичок помучается космической болезнью и утратит репутацию стопроцентного супермена. Он проводил большую часть времени у экрана пластивидения и все крутил старые записи. Алена сидела рядом, касаясь Петра щиколоткой, и рассказывала ему, где мы были и что видели. Манфред оказался очень любопытным, спрашивал о славных корифеях "Галактических исследований" и пришел в восторг, узнав, что мы начинали с Харрисоном.

– Харрисон! Это мой идеал! Я до сих пор ношу с собой его фотографию... – Вытащив из кармана портрет, он с благоговейным видом показывал всем его. Никто не сказал, что мы были с Харрисоном на "ты" и что однажды на обратном пути, сделав остановку на Ганимеде – там как раз проходил съезд эмансипированных женщин в гостинице "Голубая звезда", – мы... Ладно, оставим старые истории.

Время шло быстро и приятно, вскоре позади осталась граница четырех, а потом и пяти тысяч, и Венца начал тормозить, поскольку на отметке шести тысяч предполагалась первая остановка. Мы с Ондрой Бурианом установили по всей трассе полета Фукуды трансляционные автоматы. Самое трудное – закрепить такой автомат, чтобы он не затерялся в безвоздушном пространстве. Кто имел дело с этим, поймет, о чем я толкую. Вдобавок тамошняя область не исследована в отношении гипергравитации. Но Венца Мадр – настоящий кудесник, он помог найти отличную гравитационно-временную аномалию стабильного типа, на которую можно было опереться. Сюда через пару дней прилетит Фукуда, произнесет обращенную ко всему населению Земли речь по случаю преодоления еще одного порога человеческих возможностей и почтит память павших героев космоса. Это будет шикарная речь. Фукуда мастак держать речи, расцвеченные изысканно-восточными оборотами. Только начнет, и как будто водопроводный кран повернули: из глаз миллиардов пластизрителей текут слезы. При одном условии: что трансляционный автомат будет перед этим установлен нашей Профкомандой.

Манфред высунулся было с какими-то идеями насчет закрепления автомата, но Ирка осадил его. Впервые за весь полет. Поумнел, что ли, видит, какую змею пригрел на груди? Лучше поздно, чем никогда, и чем раньше образумится режиссер, тем лучше. За шеститысячной границей тянулась галактическая пустыня. Звездные карты оказались ни к черту, ведь на них были обозначены лишь самые крупные и важные объекты, совершенно бесполезные для пластивидения, поскольку к ним и приблизиться-то нельзя, не то что снять веселенькое шоу. Ирка Ламач созвал всех на совещание, которое называется летучкой, а почему – никто не помнит.

– Надо бы хорошенько оглядеться. Есть идеи? – И он повернулся к Алене большой специалистке в этой области.

– Жуткое место, – сказала она, – пес и тот с тоски подохнет. Мы можем действовать в пределах двадцати пяти парсеков, на большее средств нет. Но, судя по всему, в этом секторе нет ничего, что стоило бы выеденного яйца.

– А, скажем, та нейтронная звезда? – Ирка задумчиво постучал по карте, составленной компьютером наспех.

– Зрители на смех поднимут, – возразил я, – нейтронная звезда проходила минимум пять раз, последний – с Харрисоном на планете Пяти тайн.

– Отличное место – планета Пяти тайн, – подал голос Петр Манфред, коммодор Харрисон в тот раз получил Бриллиантового Орла Галактических исследований.

– Да, третьего по счету, – подтвердила Алена, – но до чего ж трудно было выбить его у Совета. Старый трюк: награда превратит провал в успех. Но Фукуде Совет просто так Орла не даст, у него их уже четыре.

– Четыре Бриллиантовых Орла, – прошептал побледневший от волнения Манфред, – обалдеть можно...

– Ладно, поехали дальше, – нетерпеливо прервал Ирка, – имеется одна черная дыра, облако праматерии, угасающая сверхновая система из пяти звезд. Планеты какие-то мотаются.

Не удержавшись, я зевнул. Сонная выходила летучка.

– А как вам нравится этот белый карлик? – предложил Манфред. – Семь планет на орбите. – Голос у него слегка дрожал. Он робел. Знал, что это очень важное совещание, хоть и сонное. Таким дураком он не был, чтобы не знать. От летучки зависит успех или провал всей передачи.

– Чего ты ожидаешь от него? – холодно спросил Ирка Ламач. Мы с Ярдой обменялись взглядами. Ага, шеф просек наконец этого сопляка. Жаль, не перед стартом.

– Может, там найдется планета земного типа, – позорился Манфред.

– С внеземной цивилизацией, не так ли?

– Совершенно верно! – воскликнул Манфред. Люда Мисаржова добродушно рассмеялась.

– Петя-петушок, что-то тебя занесло. Не читай на ночь комиксы.

– Давайте серьезно в конце концов, – секс-бомба Алена на работе превращалась в настоящего мужика.

– А что, идея не из последних... Планета земного типа... – медленно повторил Ирка Ламач.

– Шеф, да ты серьезно?! – Алена оглянулась на нас, ища поддержки. Звукорежиссер Петра Плавецка смеялась:

– Давно я так не веселилась. И во сне присниться не могло, что наяву еще раз услышу бородатый анекдот о планете земного типа с внеземной цивилизацией. Галактические исследования покончили с зелеными человечками, когда я была еще девчонкой. Эх, давненько это было, а жаль... – У нее был приятный низкий голос. В молодости она слыла красавицей, она и сейчас выглядела отлично, держала себя в форме.

– Ну и что? – настаивал Манфред. – И мне известно, что профессор Робине доказал, что внеземные цивилизации не существуют. И я знаю закон Иоганссона. Но вот вопрос: кто и когда в последний раз проверял его правильность?

– А не надо проверять, – медовым голосом ответил я, – закон есть закон. Кто полезет в ванну проверять закон Архимеда?

– При супергравитационных аномалиях закон Архимеда не действует, парировал Петр. Хитер, как лисица.

– Что это за аномалии, при которых не действует закон Иоганссона?

– Не знаю. Надо разобраться.

Что на это скажешь? Тут шеф должен поставить точку, затем он и нужен. Выгнать Петра Манфреда за дверь. Летучка устраивается для взрослых, которые совещаются о серьезных делах. К общему изумлению Ирка Ламач заявил:

– Нравится мне эта идея. Планет земного типа давным-давно никто не исследовал. Молодое поколение вообще не видело подобной передачи. Сенсация для молодежи: проверка правильности закона Иоганссона!

Итак, шеф сказал свое слово. Алена спросила:

– Какое название дадим передаче?

– Скажем, "Эксперимент на Третьей планете".

– Сдается мне, какая-то книжка так называется.

– Неважно. Итак, летим на Третью планету белого карлика. Надеюсь, Венца Мадр не расколотит нашу лохань при посадке.

Не расколотил. Посадил "Поросенка" на узкую прогалину меж двух холмов. Мы вздохнули с облегчением, услышав, как моторы взвыли в последний раз и смолкли. Загудели холодильные агрегаты. Полуослепшие экраны мониторов в командирской секции без всякого воодушевления показывали нам, что делается снаружи. Наводящий уныние пейзаж: невысокие холмы окружают долины, плоские, как тарелки. На склонах какая-то растительность, а может, экран просто затуманился.

– Тридцать два процента кислорода, шестьдесят один процент азота, шесть процентов окиси углерода, а... – Венца сообщал состав атмосферы.

– Однако можно дышать, – заметила Алена. – Что скажет Фукуда? У него новейший тип скафандра с парабиотическими батареями. Наверняка у коммодора чешутся руки заняться этими скалами.

– Останется в скафандре. И пусть себе на здоровье выворачивает, сказал Ирка Ламач. – Зрители же не узнают, что тут атмосфера пригодна для дыхания.

– Да, но скал что-то не видно.

– Сделаем скалы. Веня, слушай: фукудовский "Викинг" приземляется тут слева. Долина узковата, так что снеси холмы, они мне мешают. Нужен романтический пейзаж, понятно? Справа расположим отвесные скалы и, может быть, пещерку. Зрители их обожают. Слева – пропасть, но чтоб была порядочная пропасть, ясно? Клубы тумана поднимаются со дна, пещера скалится, как череп. Передача без пещеры – нуль. Небо чересчур синее. Черт знает что, а не цвет, все будут смеяться над нами. Сделаем, значит, фиолетовое с коричневатым оттенком.

Венца Мадр внимательно слушал и делал пометки. В командирском отсеке царила напряженная творческая атмосфера. Режиссер дальней трансляции артист, величайшим напряжением сил созидающий сцены будущей передачи. Ондра Буриан стоял рядом и посматривал на экран. Прищурившись, он пытался представить, как все это будет выглядеть, прикидывал, куда поставить камеры. От фантазии этих двоих зависит не меньше половины успеха нашей передачи. После того, как Ирка закончил, Венца вполголоса повторил основные пункты по своим записям, затем, когда Ламач кивнул, вылез по узенькой лестнице в энергетический центр, располагавшийся в носу корабля, и принялся за дело. Я всегда с удовольствием наблюдаю за подготовительными работами. Изумительное зрелище. Вот и сейчас волны силового поля гудели в долине. Растительность сгорела от первого же их прикосновения, почерневшая земля расступилась, и на поверхности показались скалы. Небо над пляшущими холмами потемнело, и какие-то твари с длинными крыльями в ужасе улетели. Воздух звенел, и вскоре перед нами, враждебно оскалившись крутыми скалами, расстилалась дымящаяся долина, изборожденная пропастями и кратерами. Скалы были сначала белые, но Ирка приказал перекрасить их под слоновую кость. В этот раз он явно отдал предпочтение потусторонним мотивам. Зловещее впечатление производил преображенный в мрачный и романтический пейзаж планеты под темно-фиолетовым небом. Я уже видел, как приземляется "Викинг". Скорее бы прилетел Фукуда. Ярда Боухач тоже ожил и занялся делом. О Манфреде мы на время забыли. Ярда был осветителем. Здешнее солнце давало достаточно света, но он оказался скучным, монотонно-белым. Однако Ярда, если хотел, умел творить чудеса. Разложив лучи энергетическим усилителем, он добился потрясающего эффекта: на фиолетовом небосводе засияли звезды, какие-то полосы и круги заметались в безумном танце. Любой осветитель остался бы доволен. Но не такой мастер своего дела, как Ярда. У него все излучало сияние. Даже из старого шлепанца он выловил бы фотоны. И пропасти изрыгали огонь, по ущельям скакали огоньки. Вскоре стало казаться, что пейзаж сделан из стекла и фосфоресцирует сам по себе.

– Отлично, парни, – похвалил Ярду и Венцу режиссер. – Теперь добавим жизни.

С этим оживлением вечно морока. Я лично считаю, что надо возить с собой всю нужную флору и фауну, но Ирка Ламач – страшный консерватор в этом отношении. Ему все равно, что некоторые группы делают парабиотическую фауну на заказ по меркам и хранят ее на складах. Наш режиссер настаивает на использовании местных источников. Не хочет рисковать. А вдруг зритель разгадает трюк? Черта лысого зритель разгадает, никто не отличит парабиотического зверя от настоящего – даже если погладишь, не отличишь. Единственное, что поможет, – живой тебя искусает, а искусственный все снесет.

Фауна и флора – Аленино царство. С растениями проще, они зрителя не особенно интересуют, побрызгаешь спреем – вот тебе мох и трава. Из биотической пены Алена могла наколдовать раскидистое дерево хоть на стальной пластине. С животными труднее. Их сначала надо поймать. Этой утомительной работой приходилось заниматься всей команде. Разбившись по двое, мы начали облет планеты на маленьких дископланах. У корабля остались лишь Ирка Ламач и Венца Мадр. Я на пару с шефом – Ондрой Бурианом – летел низко над местностью и высматривал добычу. Ондра попутно все снимал. Он всегда так делал, якобы для себя на память. Раньше я верил ему, потому что знал: "Галактические исследования" не принимают рабочих кадров съемки, только официальные, показанные в передаче. А потом мне сказали, что в ГИ работают несколько отпетых психов, скупающих именно эти ленты у Ондры Буриана и других операторов космических трансляций. Хобби как любое другое. Детством отдает, конечно, но кому-то нравится.

Оставив позади романтический пейзаж "made in Профкоманда", мы полетели над однообразной холмистой местностью, напоминавшей окрестности города Бенешов. Зверья всякого было предостаточно: птицы с широкими перепончатыми крыльями и стада игривых шестиногих зверей с головами, посаженными прямо на цилиндрическое туловище. С первого взгляда ясно, что повадка у них мирная. Нам же позарез нужна хищная и опасная шельма. Зрители ждут укрощения Фукудой дикого зверя, а не кроткого травоядного шестинога. Ондра спустился еще ниже над лесом. Листья небольших деревьев были сочные, с мякотью. Вдруг что-то мелькнуло меж ветвей. "Стоп!" – закричал я. Дископлан завис: гипергравитационный агрегат собрал инерционную энергию в запасники. Шума мы не производили, и птицы с перепончатыми крыльями по-прежнему кружили вокруг нас.

В чаще прятались три больших обезьяны. Одну из них я увидел секунду назад. Я нажал на педаль, и невидимые пальцы силового поля схватили животных и подняли к нам на дископлан. Ондра не отрывался от камеры. Интересно, сколько ему платят, раз он так старается?

– Эй, сколько тебе заплатят психи из ГИ?

– Не твое дело! Откуда ты знаешь об этом?

– Да я толком ничего не знаю. Мне интересно, для чего им нужны рабочие кадры?

– Вот это мне глубоко безразлично, поверь.

Я верил. Ондра снова стал снимать бурлившую под нами жизнь: в своей извечной суматохе мелкое зверье бегало, верещало, спасалось бегством и нападало. Возвратившись к кораблю, мы обнаружили, что и команды остальных дископланов не теряли времени зря. Петра и Люда где-то у воды обнаружили великолепный экземпляр покрытого шерстью носорога – само собой, шестиногого в соответствии с местными обычаями. Венца поместил чудище в силовое поле, а Ирина Попеляржова по распоряжению Ламача стала перекрашивать носорога в небесно-голубой цвет. Зрители любят разноцветных зверей. Так принято. Небо не должно быть голубым в отличие от носорога. Это и есть художественное творчество. Эх, стать бы мне режиссером!

Ирка обрадовался, увидев косматых тварей, которых мы ему продемонстрировали.

– Отлично, парни! Превратим их в парамыслящие существа.

– Да ты что?! – вырвалось у меня.

– Чему ты удивляешься? Я тут поработал над сценарием. События в "Эксперименте на Третьей планете" должны доказать правильность закона Иоганссона. Эти три пижона сначала выступят в роли мыслящих существ, существование которых откроет Фукуда. Потом он сразится с голубым носорогом, а в конце выяснится, что существа только казались интеллигентными, значит, закон Иоганссона действует.

– А не чересчур смело? Что скажет Совет? А ГИ? Мне кажется, ты далековато зашел.

– Не бойся, я все продумал. Ничего они не скажут, а если начнут возражать, Фукуда их укротит. Вот тебе наглядная польза от сотрудничества с галактическими асами. Положись на меня, все пройдет как надо!

Носорогу не понравился голубой цвет, и он ревел страшным голосом. Рев заглушался гудением электрофонической аппаратуры, которую настраивала Петра Плавецка. Пейзаж должен быть озвучен – зритель это любит. А Эва Элефриаду постарается, чтобы все вокруг благоухало пряными запахами только что открытой планеты. И это зрителю будет по нраву. Бедняжка Иринка чуть снова не пустила слезу, когда режиссер приказал ей превратить наших гориллопавианов в мыслящих существ.

– Почти мыслящих, Иринка. Параинтеллигентных, самую малость. Все в меру, иначе зритель всполошится.

Обезьян отправили в гримерную и без проволочек водрузили на операционный стол. Операция длилась час, после чего Ирина представила пациентов режиссеру:

– Позволь, я познакомлю тебя с этими господами: первого зовут Ян, второго – Амос, третьего – Коменский.

– Что за шутки? Откуда ты взяла эти имена? А, вспомнил: это три комика из сериала "Три раза ха-ха-ха"!

– Добрый – день – господин – Ламач! – делая паузу после каждого слова, поздоровались обезьяны.

– Отлично, Иринка, я даже не ожидал, честно говоря. Особенно этот – как его – Коменский, хорош, бандит!

– Бан – дит, – удовлетворенно повторила обезьяна, ставшая параинтеллигентной.

– Правильно. А теперь внимательно слушай, иначе я брошу тебя на съедение вон тому, – и режиссер показал на экран, на котором несчастный носорог упирался рогом в силовую стену безразличия. – О, кстати, это идея, надо записать, пока не забыл. Начнем со сцены боя между Коменским и Голубеньким, в разгар схватки прилетает Фукуда на своем "Викинге". Гениально, правда? Зрителям понравится. У меня не голова, а фабрика идей. Я, наверное, гений. – Ирка вздохнул и добавил: – Все сам, помочь некому. А ведь в моем распоряжении ассистент. Куда он запропастился, этот мальчишка?

Петр Манфред еще не вернулся. В последний раз его видели при приземлении. Выражение лица у него было недовольное, в момент разбивки на пары он исчез.

– Этого и следовало ожидать, – подал голос Ярда, – как только началась работа, смылся и теперь сачкует. Обожаю подобных типов!