Текст книги "Все, в чем он нуждается (ЛП)"

Автор книги: Оливия Торн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Глава 13

Я получила не только платье, но еще и черный палантин, который великолепно подчеркивал его. Лос-Анджелес – в сущности пустыня, и температура может колебаться от жары днем до холода ночью – так что только представьте, каково в Лас-Вегасе, который и есть пустыня. В это время года, как только дневная жара спадает, и наступает ночь, становится по-настоящему холодно.

Во всяком случае, именно этим я оправдала покупку накидки.

Однако туфли оправдать было особо нечем (Они были сногсшибательными).

Или соблазнительные бюстгальтер и трусики (Хотя, думаю, вы бы сказали, что Коннор был бы рад увидеть их позже. Или получил бы удовольствие, снимая их).

Во всяком случае, я вышла из магазина совершенно новой женщиной – гордо вышагивающей в роскошной одежде, выглядящей на миллион долларов, и чувствуя, как она ласкала мою кожу при каждом движении.

Ну, по крайней мере, она столько не стоила.

Я имею в виду, миллион долларов.

Потому что я уверена, что цена была приличной.

Хотя, я понятия не имею, какова была окончательная цена. Коннор отказался показать мне счет к оплате, когда подписывал его.

Я займусь благотворительностью, торговалась я со Вселенной. Я буду вносить пожертвования вдовам и сиротам.

Затем я вспомнила, как он говорил о том, что я чувствую, будто не заслуживаю хороших вещей, и я постаралась заглушить голос вины и наслаждаться моментом.

И боже ты мой, это было здорово.

Мы вернулись в Бентли и направились в гостиничный комплекс MGM Grand – совсем недалеко, хотя из-за интенсивности движения на бульваре Лас-Вегас-Стрип наша поездка заняла какое-то время. Зато я смогла понаблюдать за музыкальным фонтаном перед казино «Белладжио». Если вы никогда его не видели, то уже только ради это стоит посетить Вегас. Фонтан был великолепным, его струи танцевали под оперную композицию, закручиваясь между собой и взрываясь словно водный фейерверк.

Через несколько минут мы подъехали к гостиничному комплексу MGM Grand, но не к главному зданию с ярко-зеленым стеклянным фасадом. Вместо этого, перед нами показалась круговая подъездная дорожка перед зданием, похожим на особняк в итальянском стиле, и когда я увидела надпись «Особняк MGM Grand», все стало понятно. Джонни оставил Бентли парковщику и проводил нас внутрь. Пройдя небольшой коридор, мы вошли в крошечное, словно шкатулка, фойе ресторана с черно-белыми кафельными полами, хрустальными люстрами и антикварной мебелью, тянущейся вдоль стен. Метрдотель увлек нас за собой в комнату, которая выглядела, как иллюстрация к книге о роскошных французских салонах девятнадцатого века. Все помещение было отделано в фиолетовых тонах, хотя, если вы представите себе девочку-подростка с неконтролируемым желанием декорировать все побрякушками, могу вас заверить, все было не так. Здесь все выглядело намного дороже. Фиолетовые бархатные шторы обрамляли окна, которые выходили на внутренний дворик, покрытый пышной зеленой растительностью и деревьями. Фиолетовые обои имели слабый намек на тиснение, которое было заметно лишь, когда на него падала тень. На полу лежал черный ковер с длинными, элегантными переплетениями белого цвета, а хрустальные люстры отбрасывали приглушенный свет.

Оглядываясь назад, я думаю, все это было слегка кричащим, но это ведь Вегас. И каким-то образом освещение и роскошь придавали этому месту некую сверхъестественность.

Однажды я прочитала такую фразу – «Чересчур – это слишком, но СЛИШКОМ – это в самый раз». Я никогда до конца не понимала ее смысл, пока не увидела эту комнату.

Метрдотель усадил нас за небольшой столик, стоящий вдоль стены. Помещение было относительно небольшим, человек на двадцать, возможно. Я оглянулась на других посетителей, все они были в дорогих костюмах и роскошных платьях, и все сидели за длинными, черными столами.

Мы были единственными, кто сидел у стены. На самом деле, наш столик был явно не к месту – и своим расположением и тем, как нарушал динамику помещения. Словно, изначально он здесь не стоял.

Я прямо представила, как пара официантов в спешке организовали все прямо перед нашим приездом.

– Как думаешь, каким количеством связей Себастьяну пришлось воспользоваться, чтобы мы смогли сюда попасть? – прошептала я Коннору через стол.

– Не переживай, он наслаждался своим влиянием.

– Чтобы поесть в таком месте как это, ждать, наверное, надо месяц в списке ожидания, – восхищенно произнесла я.

– Сегодня понедельник.

– Ага, я уверена, дело абсолютно не в этом.

– Что сказать? Себастьян – лучший.

– Нам стоит это записать и отправить ему, чтобы он мог засыпать под твои слова.

Коннор усмехнулся и откинулся на стуле.

Я огляделась.

– Где меню?

Себастьян уже заказал для нас.

Прищурившись, я посмотрела на него.

– Мне бы хотелось посмотреть на выбор блюд.

Коннор улыбнулся.

– Устанавливаешь границы?

– Рада, что заметил.

– Как уже говорил, у тебя никогда не было таких проблем со мной. Но на это раз все по-другому. Местный шеф-повар – это художник. И я говорю абсолютно серьезно – он повар мирового класса. И ужин здесь состоит из шестнадцати блюд, которые меняются каждые…

– Шестнадцать блюд?

– Не волнуйся, они очень маленькие. Но меню он выбирает только на несколько недель или около того, и, когда оно меняется, блюда никогда не повторяются. Мимолетное мгновение оно здесь, а потом уже нет. Тебе может не все понравится, но общий эффект достаточно невероятный. Ты словно участвуешь в некоем спектакле…тебе просто нужно отдаться этому и попробовать.

Отдаться этому.

Это было довольно подходящее описание некоторых других вещей.

– Ты смотришь застывшим взглядом, – отметил Коннор.

– Просто задумалась о некоторых других вещах, которые я попробовала в прошедшие выходные.

– О, да. И вот оно чертово представление.

– В твоем или моем исполнении? – кокетливо спросила я.

– А теперь ты просто напрашиваешься на комплименты.

– Или ты поздравлял себя.

Он ухмыльнулся.

– Я предпочитаю думать об этом, как о танце, для которого нужны два высококвалифицированных исполнителя, чтобы он получился лучшим.

– И каким он был для тебя?

Он наклонился вперед и накрыл мои руки своими.

– Лучшим. Самым, самым лучшим.

От его слов мое сердце затрепетало.

Глава 14

Ужин представлял собой роскошный парад блюд, которые я никогда не пробовала и даже не видела раньше. Я больше предпочитаю луковые кольца, чем великолепие высокой кухни. Но я была настолько потрясена зрелищем, звуками, запахами и вкусом, что полностью сдалась.

Если это звучит неприлично, то так оно и было в каком-то роде. С кулинарной точки зрения, по крайней мере.

Сначала подали клубничный суп, пряный и сладкий одновременно. Фуа-гра, которая определенно не самая любимая моя еда – но стружка трюфеля, разбросанная поверху, быстро стала моей любимой (по крайней мере, в течение следующих пятнадцати минут). Карпаччо из нежной рыбы, а затем гребешки, поданные на половине раковины гребешка. Трюфельный пирог с копченым беконом. Сырное суфле. Морское ушко и лук-порей в имбирном бульоне. Жареный лобстер с лимонником. Жареный сибас/морской окунь со шпинатом. Крошечная телячья отбивная под соусом песто. Три или четыре десерта, включая шоколадный мусс с компотом из яблок сорта Фуджи. (Я была на седьмом небе от счастья из-за шоколада).

Не только еда была великолепной, но и подача блюд была… как бы это сказать?…Фантастической. Некоторые блюда были покрыты сверху крошечными кусочками золотой фольги, как например ризотто из дикого риса. (Теперь я знаю, каковы на вкус деньги. И это не Гольдшлегер (итало-швейцарский коричный шнапс с сусальными хлопьями. Прим. пер.). Одно блюдо подали с небольшим тюком сена, в виде квадратика размером два с половиной сантиметра и перевязанного кусочками ткани, расположенного с краю тарелки. Поскольку, что же еще можно положить рядом с тарелкой необычной еды, покрытой золотой фольгой? Конечно же миниатюрный тюк с сеном.

Через какое-то время я перестала об этом задумываться и решила просто пробовать, как советовал Коннор.

Ой, и не забудьте про вино. Боже мой, вино. К каждому блюду подавали разное вино, грамм шестьдесят, не больше. Я не знаток вин, но обалдеть! Мой язык испытывал оргазм за оргазмом.

И все же, несмотря на кулинарный фейерверк, больше всего из того вечера я буду помнить наш разговор.

– Итак, скажи мне… – начала я примерно на смене третьего блюда.

– Что?

– Что это за загадочные дела, ради которых ты сюда приехал?

Коннор вздохнул.

– Давай не будем говорить о делах прямо сейчас.

– О чем тогда ты хочешь поговорить?

Он сделал глоток вина и задумался.

– О чем-нибудь личном.

– Мы говорили о личном в прошлый раз, когда обедали в ресторане.

– Я больше чем уверен, что мы еще не исчерпали эту тему.

– Ладно, умник…но в прошлый раз мы говорили обо мне. Думаю, самое время поговорить о тебе.

– Хм, – уклончиво произнес он.

Я подумала о его бывшей невесте, которая разбила ему сердце, но решила не касаться этого. В прошлый раз мое любопытство было встречено довольно прохладно.

Вместо этого, я довольствовалась вариацией на тему того, что он сказал мне.

– Что ж… кем пятилетний Коннор хотел стать, когда вырастет?

– Фьючерсным брокером, – совершенно серьезно ответил он, откусив кусочек гребешка.

Я засмеялась и чуть не подавилась вином.

– Какой пятилетний ребенок мечтает стать фьючерсным брокером?

– Я.

– Э-э… а кто такой фьючерсный брокер?

– Это тот, кто покупает и продает биржевые товары, такие как золото, сою или хлопок, и старается предсказать будущие изменения в цене, как повышение, так и понижение, в целях получения максимальной выгоды.

– Ты хотел покупать сою? – растерянно спрашиваю я.

– Не совсем. Я хотел делать ставки на рост или снижение цен на сою. Это похоже на торговлю акциями, когда ты пытаешься купить по низкой цене, а продать по высокой за относительно короткий отрезок времени.

– О, да. Каждый пятилетний малыш мечтает об этом.

Коннор улыбнулся.

– У моего отца работал сотрудник, который был особенно хорош в этом деле. Раджеш Сенгупта. Он был очень добр ко мне. Думаю, именно поэтому я хотел торговать фьючерсами. Я хотел быть похожим на него.

– Ох, как мило.

– Да. Мистер Радж… я давно о нем не вспоминал…

– А твой отец?

– Что мой отец?

– Он ведь был добр к тебе?

– Ха-ха, – засмеялся Коннор. – Нет, не совсем.

Я пристально посмотрела на него.

– Нисколечко?

– Он не особо хотел иметь дело с детьми. Или с теми, кто не мог заработать ему деньги.

– Но ведь ты спас ему жизнь в Мексике!

Я имела в виду тот случай несколько лет назад, когда Коннор вошел в логово похитителей и заплатил выкуп за своего отца, подвергаясь при этом риску самому быть похищенным или убитым.

– В то время мне было уже не пять лет, – заметил Коннор.

– Но… чем вы занимались, как семья?

– Ты имеешь в виду, когда я не находился в школе-интернате? Пару раз летали на Фиджи. И во Францию с Италией. Каждые рождественские каникулы катались на лыжах в Швейцарии.

– Похоже, было весело.

– Ну, да, но не по тем причинам, о которых думаешь ты. Обычно мои родители оставляли нас с няней и отправлялись на лыжные трассы с крутыми склонами. К тому времени, как я достаточно вырос, чтобы кататься там с ними, я уже был подростком и ни за что не хотел тусоваться с ними.

– Но… ты ведь проводил время с родителями после катания на лыжах?

– Нет, они обычно отправлялись ужинать и выпивать с друзьями. Я видел их только по утрам, до того, как мы отправлялись на подъемники, и всё.

– А как же на Рождество?

– Э-э… думаю, я видел их чуть дольше в рождественское утро, но потом всё снова заканчивалось горнолыжными склонами.

Я сидела с отвисшей челюстью. Я знала, что такое бывало, когда родители появлялись в жизни своих детей словно гости, но на самом деле, я никогда не встречала никого из таких семей.

У меня имелась куча друзей, чьи родители развелись, и некоторые из них редко виделись со своими отцами, пока росли. Но это другое; обычно они жили в разных штатах. Я никогда не встречала кого-то, кто рос как Коннор, с женатыми родителями, которых он почти никогда не видел.

Я снова попыталась.

– Но… а когда ты был ребенком?

– Что тебя интересует?

– Ты когда-нибудь… ну, не знаю… играл в игры?

На мгновение Коннор задумался.

– Мы с отцом играли пару раз в Монополию.

Наконец-то.

– Здорово, – улыбнулась я.

– Он заключал со мной сделки, а потом отказывался от них.

– …Он, что?

– Один раз я продал ему собственность Парк Плейс, чтобы получить деньги на приобретение отелей для другой собственности, но с обещанием, что я могу дважды остановиться на поле Парк Плейс или Променад и не платить. Он согласился, а затем, когда я остановился на поле Променад первый раз, он потребовал оплаты. Я напомнил ему о его обещании, а он спросил, есть ли у меня подтверждение в письменном виде.

– Но я ведь поверил тебе, – сказал я.

– Он сказал: «Только дурак верит слову другого человека, не подкрепляя его ничем».

– Я начал плакать. Сказал, что, если заплачу ему, то обанкрочусь.

– И почему меня должно это волновать? – спросил он. – Это твоя проблема, не моя. Тебе стоило подумать об этом до того, как ты продал мне свою собственность.

Челюсть у меня отвисла еще больше. Помимо откровенно жестокого обращения родителей со своими детьми и болванов-отцов, которые оставляли своих трехлетних детей в машинах, пока сами отправлялись в стрипклубы (о чем я лишь читала в газетах), это была самая безумная вещь, о которой я когда-либо слышала.

– Что?

– Эй, это еще не все. В следующий раз, когда мы играли, я продал ему собственность заставил его подписать контракт, и он опять меня подставил. Когда я указал на контракт, он спросил: «А кто обеспечит его соблюдение?» Так что я снова стал банкротом.

Я покачала головой в неверии.

– Это… это совершенно немыслимо…

Коннор мрачно ухмыльнулся.

– Мой отец никогда не проигрывает. В Монополии или в настоящей жизни.

– Зачем ты продолжал играть с ним?

Он пожал плечами.

– Я не знал ничего лучшего. Я просто считал, что так и надо играть. К тому же мне было только восемь лет. Думаю, я хотел, чтобы он играл со мной несмотря ни на что, уделял мне хоть какое-то внимание, так что я продолжал возвращаться за большим.

– Он вел себя так с восьмилетним ребенком? – в ужасе спросила я.

– Ну… может, мне было девять. Уже точно не помню.

Коннор продолжал есть, словно ничего не случилось, а потом поднял глаза и понял, что я смотрю на него так, будто только что услышала об убийстве щенков. Он утешительно улыбнулся мне.

– Да ничего страшного.

– Ничего страшного?! Коннор, твой отец – психопат!

– Думаю, ты имеешь в виду «социопат». И… да… возможно. У него определенно имеются социопатические наклонности, это точно. Любовь к власти ради власти и командование другими людьми. Полное отсутствие сочувствия к другим. Но… неважно, как ужасно бы это не звучало, я извлек из игр с отцом несколько самых ценных в своей жизни уроков бизнеса.

– Каких, например?

– Например, никогда не верить человеку на слово. Всегда подкреплять свои соглашения какими-либо рычагами давления. Всегда быть начеку. Уничтожать своих врагов, когда появится такая возможность, убедиться, что они не могут восстановить свои силы и уничтожить тебя позже.

Это невероятно.

– Ты не можешь так жить!

– Я сказал уроки бизнеса, а не жизни. Это не одно и то же. – Внезапно, выражение его лица стало угрюмым, и он посмотрел в пустоту. – Если только ты не свяжешься с кем-то, кто считает ваши отношения бизнесом.

У меня сжалось сердце.

– Я бы никогда так не сделала!

Он посмотрел на меня, вернувшись в настоящее, и выражение его лица смягчилось.

– Я говорил не о тебе. Я знаю, что ты никогда бы так не сделала.

– Где была твоя мать, когда все это происходило?

Он снова пожал плечами и вернулся к своей еде.

– Если она не проводила свои благотворительные балы и ужины, то говорила мне перестать быть нытиком и переиграть своего отца, если меня это так расстраивало.

– Господи, – прошептала я.

– Бедненький богатый мальчик? Проблемы богачей.

– Жестокое обращение с детьми – это не проблема богачей.

Коннор нахмурился, будто я сказала какой-то бред.

– Мои родители не обращались со мной жестоко.

– Может быть, не физически, но эмоциональное насилие – это все-таки жестокое обращение.

Он отмахнулся от моего комментария.

– У многих людей было намного хуже, чем у меня. У меня все обошлось. Никакого вреда.

Я в этом сомневалась.

Затем, я подумала кое о чем другом, что знала о нем. Согласно телевизионному шоу «Е!», которое я смотрела об отеле Дубай, Коннор был самым младшим сыном семьи Темплтон.

– У тебя разве нет старших братьев или сестер?

– Один старший брат. Винсент.

– Насколько он тебя старше?

– На пять лет.

– Что насчёт вас, ребята?

– А что насчёт нас?

– Вы не были близки?

Он скривился, словно говоря Не-е-е. Так вы обычно отвечаете, когда вам предлагают добавить кетчуп в ваш хот-дог.

– Не совсем.

– Почему нет?

– Ну, я нечасто видел его в течение учебного года.

– Он не учился в школе-интернате?

– О, да, учился. Но его все время выгоняли, поэтому мои родители постоянно отправляли его в новые школы по всему миру. Поэтому я видел его только летом и на Рождество. Не более того.

– За что его выгоняли?

– Секс, алкоголь, наркотики, плохие оценки – как обычно.

– Э-э… не пойми меня не правильно… но я считала, что это ты был паршивой овцой в семье.

Коннор засмеялся.

– Да, я.

– Если твой брат делал всё это и не стал позором семьи, что же тогда, черт возьми, ты натворил?!

– Винсент взялся за ум после колледжа. Ну, юридическая школа, на самом деле. – В голосе Коннора появились оттенки горечи. – Он понял, что к чему, взялся за дело и стал безупречным маленьким наследником престола. Я… я был очень хорошим ребенком до окончания школы, а потом я очень сильно разозлил свою семью.

– Что ты сделал?

– Ну, во-первых, я бросил колледж на первом курсе. Это было плохо воспринято.

– Почему бросил?

– В то время я считал, что мир полон безграничных возможностей, а я пропускал все веселье, застряв на скучных уроках, как и в любой другой унылой школе, в которой я учился.

– А в каком колледже ты учился?

– В Гарварде.

Ну конечно.

– И чем ты занимался, когда бросил учебу?

– Ха, это забавная история. Я сказал отцу, что хочу бросить учебу. На что он заявил категоричное нет. Мы сильно поругались, я сделал несколько грандиозных заявлений о том, что смогу добиться успеха в большей степени и быстрее, чем любой из моих оторванных от реальности преподавателей и бестолковых сверстников… и он заключил со мной пари.

– Какое?

– Он дает мне десять миллионов долларов, и я могу бросить учебу и в течение трех лет достичь чего-то самостоятельно.

– Десять миллионов долларов?! – взвизгнула я.

Коннор усмехнулся.

– А ты вот считала моего отца таким плохим парнем.

– Ну… может, я недооценила его…

Коннор покачал головой.

– Нет. Десять миллионов для него ничего не значили. Это, как если бы ты дала своему ребенку мелочь, найденную под диванными подушками, чтобы он начал свое дело.

– Ох.

У меня голова закружилась.

Должно быть, у Темплтонов чертовски хороший диван дома.

– И за эти ничтожные гроши он покупал мою душу. Это на самом деле была сделка с дьяволом. Если я добиваюсь успеха, я возвращаю ему первоначальные десять миллионов, плюс семьдесят пять процентов от всех моих доходов, как моему основному инвестору. Если я терплю неудачу, тогда я соглашаюсь вернуться обратно в колледж. А после окончания учебы, я должен занять любую должность в семейном бизнесе, которую мой отец посчитает подходящей.

– И что ты сделал?

– Я согласился, с условием, что мы ограничим отступные на двадцати миллионах. То есть, если я смогу отдать ему семнадцать с половиной миллионов долларов, до сделка завершена, и я сохраняю остальное, плюс свою свободу.

– Что он сказал на это?

– Он рассмеялся, в конце концов, не забывай, он считал, что у меня ничего не получится, и затем он завладеет мной. Но, будучи непревзойденным переговорщиком, он не стал бы заключать сделку менее чем за тридцать миллионов долларов, то есть я должен был бы отдать ему двадцать пять миллионов долларов, чтобы выйти из-под его пальца. Первоначальные десять плюс семьдесят пять процентов от двадцати миллионов прибыли.

– Кажется, это несправедливо, – возразила я.

– Это ещё один урок, усвоенный мной из Монополии. В бизнесе нет ничего справедливого; ты получаешь то, о чем договариваешься.

– Так что ты сделал?

– Я согласился на сделку.

– И что произошло?

– Я с треском провалился, – усмехнулся он.

– Ты потерял десять миллионов долларов? – ахнула я. – За три года?

– Нет, за девять месяцев. Я безрассудно вложился в несколько рискованных предприятий, и все они потерпели фиаско.

– Ты?! Но ты вроде как гений бизнеса! Как это произошло?!

– Ну, я старался потерять деньги.

– ЧТО?!

– Это было своего рода подростковое бунтарство с моей стороны. Во всяком случае, так сказал мне психоаналитик моей матери на одной из рождественских вечеринок.

– И что ты сделал?!

– Я сказал ему продолжать подвергать психоанализу мою мать и оставить меня в покое.

– Нет, я имею в виду…

– Я знаю, что ты имела в виду. Я вернулся к отцу и сказал ему, что потерял деньги.

– Он сказал: «Что ж, теперь ты возвращаешься в Гарвард».

– А я ответил: «Нет, не возвращаюсь».

– Он сказал: «У нас было соглашение!»

– А я спросил: «У тебя оно есть в письменном виде?»

Я открыла рот в изумлении.

– Оно у него было?!

Коннор захохотал.

– Нет, не было. Думаю, это был единственный раз в его жизни, когда он не подписал договор, потому что полностью меня недооценивал. Он полагал, что я ничему у него не научился. Видела бы ты его лицо. Особенно, когда я сказал: «А так как письменного договора у тебя нет, как ты собираешься обеспечить его исполнение?»

Я засмеялась помимо своей воли.

– Он знал, о чем ты говорил? Я имею в виду, об игре в Монополию.

– О, конечно же он знал. У моего отца феноменальная память. Он просто не думал, что я это запомнил или мне хватит духу противостоять ему.

– И что он сделал?

– Он разразился тирадой и заорал, что подаст на меня в суд, затем угрожал, что отречется от меня. Я послал его к черту и ушел из дома.

– Боже мой, – прошептала я.

– Это было довольно глупо, но, блин, мне было двадцать в то время. И я чувствовал себя великолепно.

– Но… что случилось после?

– Ну, те десять миллионов долларов помогли мне кое в чем – я обзавелся множеством связей в тех индустриях, на которые был нацелен. И у меня была фамилия семьи, что тоже помогало, не говоря уже о десятках друзей из колледжа и школе-интернате, чьи отцы были богаты и владели миллионами долларов для инвестиций. Могу сказать, я заручился ста миллионами в качестве начального капитала на гораздо более выгодных условиях, чем мой отец предложил мне. Я серьёзно взялся за дело и на самом деле постарался, чтобы это сработало… все остальное лишь скучные детали бухгалтерских книг.

Он поднял бокал с вином в ироничном тосте.

– Ты убедил людей дать тебе сто миллионов долларов сразу после того, как спустил десять миллионов?!

– Во-первых, не забывай, мы говорим о людях, состояние каждого из которых составляет сотни миллионов долларов. У некоторых – миллиарды. Несколько миллионов в качестве инвестиций – особенно для финансовой поддержки Темплтона…

Он произнес свою фамилию в легкомысленной, самоироничной манере.

– … для них раз плюнуть. Некоторые из них хотели поближе подобраться к моему отцу. Тем ребятам я позволил думать, что все еще был в милости у старика. А тем, кто его ненавидел, скажем так, я сообщил, что сделал. В основной массе они покатывались со смеху, а потом спрашивали, на какую сумму мне нужен чек. Они полагали, что я унаследовал деловую хватку своего отца, и могли насолить ему, помогая мне достичь успеха.

– А твой отец узнал об этом?

– О да. Это было частью веселья – особенно, когда мои первоначальные инвесторы вернули триста процентов от своих инвестиций за два года.

– Так… это было своего рода… пошел на хер твоему отцу?

– Ну, это и ещё заработать состояние в процессе.

– Но… твой отец… вы же по-прежнему общаетесь с ним?

– Сейчас, да. Мы не общались несколько лет после того случая.

– Даже на Рождество?

– О, когда он пригрозил отречься от меня, он не шутил. И моя мать согласилась с ним. На какое-то время мне было отказано в приглашениях на все семейные торжества. На самом деле, я не виделся и не разговаривал с ними почти три года.

– Но… но Мексика…

– Да, скажем так… с этим всё немного сложнее.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, какой процент действий я совершил из-за реальной боязни за его жизнь… и какой процент принятых мной мер можно отнести к чувству ответственности сына перед своим отцом… а какой процент – это окончательное Пошел на хер?

Я беспомощно уставилась на него, не зная, что сказать. Этот разговор зашел слишком далеко, чтобы считаться обычным.

– Никто бы не сделал этого, – продолжил он. – Винсент уж точно не стал бы. В конце концов, мой брат думает только о себе. Мама хотела нанять профессионального посредника, наемника, чтобы доставить деньги. Но я отправился в условленное место, не сказав им обоим ни слова. Сам заплатил выкуп, чтобы лично предстать перед отцом и посмотреть ему в глаза. Что-то вроде «Я – сын, которого ты ненавидишь, и все же я здесь. Придурок».

Коннор пожал плечами.

– В конечном счете, думаю, я все же чувствовал, что задолжал ему те десять миллионов… так что… мне нужно было как-то отплатить ему. Это, в купе со всем остальным, о чем я упоминал. Как я уже говорил, это сложно.

– Что он сказал, когда ты спас его?

Коннор усмехнулся.

– Почему так долго?

– Ты шутишь.

– Нет, не шучу. В тот момент я утер ему нос, целиком и полностью… и этот ублюдок не был любезен признать это. Но таков мой отец. С другой стороны, после этого меня снова стали приглашать на семейные сборища. Им вроде как пришлось.

– Ты ведь все ещё беспокоишься о нем? В смысле… ты рисковал своей жизнью…

– Это вопрос для следующего сеанса психотерапии. – Коннор сделал глоток вина, затем криво ухмыльнулся и спросил с сарказмом. – Разве ты не рада, что спросила о моем детстве?

– … Я не совсем уверена…

– Предполагалось, что это вопрос смеха ради. Никто в здравом уме не ответил бы «Да».

– Скажем… в смысле… я хочу больше узнать о тебе… так что, думаю, я рада, что спросила… просто мне очень грустно, что тебе пришлось пережить все это в детстве…

– Оставь всю эту жалость детям с несчастливым детством, которым не удалось стать миллиардерами, – легкомысленно сказал он.

– Надеюсь, им удалось сыграть пару игр в Монополию со своими родителями и не пришлось беспокоиться о том, что им воткнут нож в спину, – пробурчала я.

Коннор засмеялся, затем откинулся на стуле.

– Но я многому научился благодаря этим играм.

– Чему? Как перегрызать людям глотки?

– Перегрызать глотки деловым кругам, глотки предпринимательства. Образно говоря, конечно. Но я узнал кое-что еще.

– И что же это?

– Чем я хочу заниматься, когда вырасту.

– Я думала, ты хотел стать фьючерсным брокером.

– Тогда мне было пять лет. Ещё до того, как игры в Монополию научили меня тому, что я в действительности хотел.

– …И это было?

Коннор одарил меня леденящей душу улыбкой.

– Уничтожить империю своего отца… просто наблюдать, как она рушится.