Текст книги "Страж ее сердца (СИ)"

Автор книги: Оливия Штерн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Ты ведь читать умеешь? – на всякий случай уточнил Мариус, и получил в ответ еще один горестный кивок.

Откинувшись на спинку добротного стула, он выбрал себе свиную отбивную, овощи с дымком, салат. К этому времени рядом со столиком уже стоял официант, и Мариус продиктовал заказ.

– Ты выбрала? – спросил он Алайну, замершую с меню в руках.

– Да, – она вздрогнула чуть заметно, – мне, пожалуйста, кофе.

У Мариуса появилось стойкое желание ее придушить. А еще лучше – даже не придушить, нет. Отшлепать. По упругой маленькой заднице.

– Ниате то же, что и мне, – жестко сказал он, – и еще песочное пирожное со взбитыми сливками, к кофе.

И с треском захлопнул меню. А когда официант отошел, процедил:

– Ты решила меня выбесить?

– Нет, что вы, – кажется, она вздохнула, – здесь все так дорого.

– Но если я сюда зашел, то, наверное, осознаю, сколько все будет стоить, м?

Алайна помолчала. А потом вдруг спросила:

– Зачем мы здесь, ниат Эльдор? Зачем все это?

– Я не могу поесть?

– Меня… меня вы зачем сюда привели? Неужели вы не понимаете, как это все… больно, осознавать, что больше никогда всего этого не будет? Это все равно, что дразнить голодного щенка. Вам это нравится?

– Хорошо, – он пожал плечами, – в следующий раз я буду обедать, а ты постоишь рядом с входом. А так-то… Я хотел с тобой поговорить.

– О чем? Вам же не о чем со мной разговаривать.

"Еще и язвит", – он невольно усмехнулся.

– Расскажи о себе. Я хочу знать, кто живет в моем доме и почему среди ночи ко мне приходит крагх.

– Я не знаю, – тихо ответила она и передернула плечами, – мне не верится, что он приходил именно за мной. Мне кажется, здесь какая-то ошибка.

В это время принесли заказ, и Мариус молча дожидался, пока официант уберется восвояси. Алайна сидела на стуле прямо, положив руки на краешек стола, и Мариус с удивлением подумал о том, что у нее красивые руки. Тонкие длинные пальцы, узкие ладони. На таких пальцах недурственно смотрелось бы колечко, допустим, с раухтопазом.

– Ты знала о том, что приемный ребенок? – спросил он, когда они остались одни, – бери, ешь, и рассказывай.

Он поймал себя на том, что завороженно наблюдает за движениями ее рук, за тем, как аккуратно взяла нож и вилку, как отрезала кусочек отбивной и положила в рот. Элегантно, словно ниата из самых верхов.

– Да, приор Эльдор. Конечно, знала. Мне об этом сказали, когда мне было лет шестнадцать. Я тогда все спрашивала, почему не похожа ни на маму, ни на отца. Отец был светловолосым, мама – тоже. Ну, как Тиб. И голубоглазые. А я совсем другая.

– Хорошо, – он кивнул и отдал должное прекрасной сочной отбивной. Мясо так и таяло на языке.

– Тебе что-нибудь известно о том, кем были твои настоящие родители?

– Нет, – голос звучал удрученно, – но я не уверена, что хотела бы о них знать. Почему я должна желать что-либо узнавать о женщине, которая меня выбросила? Крошечного младенца, просто оставила на пороге у чужих людей?

– Тебе неизвестно, что ее побудило к этому, – возразил Мариус, – хотя я бы тоже такого не одобрил. Ну и ты, судя по всему, из другого теста. Тиба не бросила, хотя он был обузой для тебя.

– Как я могла его бросить? Я его люблю. Я помню, когда он родился, был таким крошечным, сморщенным, и даже не мог разжать кулачки. И глазки сизые были, и на голове пушок.

– Детей любишь? – невольно спросил Мариус. И укололо больно под сердцем. У него тоже мог бы быть ребенок, если бы Ровена дала ему родиться.

– Люблю, – ответила Алайна, – но не всех, ниат Эльдор. Тиберика люблю. И своих, наверное, любила бы. Очень. Никогда бы не бросила.

– Почему – любила бы? Разве ты не можешь иметь детей?

– Потому что я двуликая, а двуликим такое счастье, как семья, не положено.

– Но, в общем, печать на лице не мешает тебе родить ребенка?

Мариус пожалел, что за вуалью не видит выражения ее лица. А хотелось бы.

– Не мешает, – медленно проговорила Алайна, – но вы не понимаете. Мне всегда хотелось семью, настоящую, любящую. И у детей должен быть отец. А теперь всего этого у меня никогда не будет.

– Не делай преждевременных выводов, – буркнул Мариус.

– Разве они преждевременные? – спросила Алайна с такой болью в голосе, что ему вдруг захотелось рассказать ей все – и про Фредерика, и про собственные сомнения. Про то, как ноги проваливаются в трясину, и вера в непогрешимость Магистра потеряна…

Но рассказать – значило, прежде всего, подвергнуть опасности. Которой, как ни крути, и без того хватает.

– Никто не знает, что будет завтра, – отстраненно ответил он, – может случиться все что угодно… и с кем угодно. И то, что сейчас ты двуликая и находишься за пределами нашего общества, вовсе не говорит о том, что так будет всегда.

– Я знаю, что за Пеленой печати не будет, – вдруг сказала Алайна, – иногда я думаю… что могла бы уйти туда. Теперь, когда Тиберик не один.

– Снова пытаешься удрать? – Мариус вздернул бровь, – трусишь?

– Нет, – она выпрямилась, – я не боюсь. Но понимаю, что мне здесь не место, ниат Эльдор. И никогда места не будет.

– Ну, хорошо, – отбивная закончилась, Мариус отставил тарелку, – расскажи еще о себе.

Молчание. Затем:

– Что я могу вам рассказать, ниат Эльдор? Вам это не будет интересно.

– Возможно, ты не права. Расскажи, чем ты занималась, когда жила у родителей. Возможно, у тебя был жених? Ведь был же? Что любила, что – нет? Как я уже сказал, я должен понимать, кто живет в моем доме.

Сложно разговаривать с человеком, у которого на виду только губы и подбородок. Не понять, что в глазах – боль, ненависть, презрение? Ему бы очень, очень хотелось знать, что чувствует двуликая, сидящая напротив. Но не сдергивать же шляпку с вуалью?

– Я помогала им, – глухо сказала Алайна, и губы задрожали, – я помогала переплетать книги, украшала переплеты для дорогих изданий. Я рисовала иллюстрации. Я вышивала. Я реставрировала пострадавшие старые книги, копировала страницы. Я… я думала о том, что когда-нибудь у меня будет семья, такая же дружная, как наша. И вот.

– Слишком себя жалеешь, – Мариус смял салфетку, – посмотри на меня. Я тоже потерял все. У меня были отец, мать, два брата и сестра. До сих пор помню ее розовые шелковые платьица, и атласные ленты в косичках. А потом мы отправились на пикник, но шел дождь, и поэтому свернули в придорожную таверну. Там, в обеденном зале, никого толком не было. Так, молодой парнишка в углу сидел. Мы пили чай, когда в зал, вынося дверь, ввалились два мужика, вроде как пьяные. Их искорежило вмиг, они перестали быть людьми. И я успел тогда спрятаться. Сидел под столом и слышал… все это. Видел, как сверху на пол падают капли крови. Мне повезло в каком-то смысле, Надзор засек активность Пелены. Но я видел, что осталось от моих братьев. И от сестры.

– Но ведь это была не я, – прошептала Алайна, внезапно сгорбившись, – это не я их убила.

– Да, но такие, как ты. Впрочем, не это важно. Хочу, чтоб ты знала, что я понимаю: ты несешь тяжкую ношу. Но повторюсь, никто и никогда не знает, что может случиться завтра.

– Я перестану быть двуликой? – она хмыкнула.

– Нет. Ты – не перестанешь. Но мир вокруг может внезапно измениться.

– Хотелось бы знать, как именно.

Он пожал плечами, покосился на официанта, который нес кофе и пышное пирожное.

– Я и сам не знаю… Алайна. И должен признать, что мне самому все это нравится меньше и меньше. Скажи, ты пробовала летать?

Двуликая кивнула.

– Да, ниат Эльдор. В тот раз, когда… не стало мамы и папы.

– И когда ты убила крагха. И как тебе удалось с ним разделаться? Он же был огромный, сильный. И ты – маленькая двуликая.

– Сама не знаю, ниат Эльдор. Но я… смогла взлететь. У меня получилось. А он… он как будто опасался мне навредить. Я иногда думала об этом, как же так? Убил моих родителей, а меня боялся тронуть? И я… я не знаю, что на меня тогда нашло. Мне ведь никогда не хотелось кого-то убивать, никогда…

Она запнулась и опустила голову. А подошедший официант принялся составлять на скатерть фарфоровые чашечки с густым, ароматным кофе, пирожное, песочную корзиночку, наполненную взбитыми сливками.

– Как думаешь, насколько высоко ты можешь взлететь? – тихо поинтересовался Мариус.

Мысль, зародившаяся у него совсем недавно, не давала покоя. Это было рискованно, очень. Но могло случиться так, что игра стоит свеч, и что все, что будет сделано, в самом деле будет сделано во благо.

Алайна пожала плечами.

– Думаю, достаточно высоко, ниат Эльдор. У меня не слишком много опыта в подобных вещах, как вы понимаете, поэтому точно сказать не могу.

ГЛАВА 7. Бал осеннего равноденствия

Этого события Алька ждала с замирающим сердцем. Как объявила Марго, прекрасной традицией Роутона был бал в честь осеннего равноденствия, который обыкновенно проводился в доме ниата Эльдора. И его должность при Святом Надзоре вовсе не при чем, просто так повелось – семья Эльдоров всегда устраивала балы, и даже страж Мариус Эльдор устраивал балы, несмотря на довольно скромное содержание и наследство, которое, в основном, выражалось в долгах.

– Ах, как блистала ниата Ровена, – Марго смешно подкатывала глаза, – какие у нее были дивные туалеты. Вырез, правда, всегда был низковат, на мой взгляд, но… Как сверкали голубые топазы в колье, на ее молочной коже.

– А что, красивая была жена у ниата Эльдора? – интересовалась Эжени, – интересно, а он будет еще раз жениться?

– Больно угрюмый стал, – старушка качала головой, – раньше и то был… светлее, что ли. А сейчас совсем бука. Впрочем, он и маленьким был букой, помню, как же.

– Но угрюмость не должна помешать ему жениться вторично, – не унималась Эжени, – к тому же, я думаю что в Роутоне найдется достаточно девушек, которые с радостью согласятся стать его женой. Так ведь, Алечка?

И бал неотвратимо приближался.

По указанию Эльдора были наняты помощницы на кухню, но, к сожалению, это не избавило Альку от необходимости подносить кушанья. Она хотела попросить, чтобы приор позволил ей не появляться на людях, но не посмела. Да и подозревала, что откажет. Ему-то что? Не на него ведь будут глазеть. И потом, она все чаще ловила себя на странном ощущении, что Эльдор пользуется любой возможностью, чтобы она была у него перед глазами. То требовал, чтобы приносила вечером чай в кабинет, то капризничал по поводу слишком жестких льняных простыней, и тогда Альке приходилось бегом бежать в кладовую, искать чистые простыни и перестилать их. А по утрам вообще взял за моду просыпаться вместе с прислугой и наведываться на кухню, где хозяйничала Эжени, а Алька ей помогала.

Вот и этот бал. Альке было неприятно о нем думать. А еще более неприятно было думать о том, что там будет и полицмейстер с сынком, и еще много таких же, а она вовсе не собирается терпеть мужские руки у себя под юбкой.

Одна была отрада – каждый день она писала Тибу. На удивление, приор сам ее позвал в кабинет, выдал артефакт-почтовик и показал, как им пользоваться. Он оказался настроен на кабинет директора, и Эльдор заверил, что договорился со своим старым приятелем о том, что тот будет читать письма Тиберику. Почтовик оказался простым ящичком с множеством латунных накладок, которые следовало провернуть определенным образом, чтобы отправить письмо. Когда шестерни сцеплялись в нужной комбинации, почтовик окутывало зеленоватое свечение, и письмо оказывалось в почтовике директора.

Альке очень хотелось верить, что ниат директор сдержит обещание и будет читать Тибу ее коротенькие записочки.

Ниат Эльдор не сомневался в приятеле. Алька даже спросила – откуда такая уверенность, ведь директор – занятой человек. Эльдор лишь хмыкнул и сказал, что для него у Фирса время всегда найдется.

Но, как бы там ни было, наступил вечер, когда в особняк Эльдоров стали стягиваться гости. К этому времени в больших гостиных все блестело чистотой, столы были расставлены, закуски источали приятнейшие ароматы, а пирамиды бутылок с выдержанными винами должны были привести в восторг любого, даже самого взыскательного гурмана.

– Послушай, милая, – сказала Марго, – если тебе неприятно там находиться, ты, конечно, пару раз принеси закуску, ну тарелки там замени, а потом, когда гости изрядно наберутся и начнут танцевать, возвращайся на кухню и посиди тут, в уголке.

Алька благодарно кивнула и решила, что именно так и сделает.

Пусть там… пляшут.

Когда-то она тоже любила танцевать, но все закончилось в одночасье, вместе с гибелью родителей.

Гостей было много. Мужчины в великолепных сюртуках, сшитых по последней моде. Женщины, все как одна, в светлых платьях с пышными юбками и глубоким декольте. Бриллианты переливались в свете лайтеров, было шумно, и Альке, которая носила туда-сюда подносы, казалось, что она плывет сквозь невероятно густой рой ярких бабочек, теряясь в тяжелых ароматах дамских духов.

Впрочем, все оказалось вовсе не так страшно, как ей казалось.

На нее почти не смотрели, разве что иногда за спиной раздавались тревожные шепотки. Двуликая, как можно. Да вы посмотрите, на ней же ошейник подчинения, ничего она не сделает. Ну и печать. Так что, подумаешь, двуликая. Приор Святого Надзора может и крагха домой притащить и в клетке его держать.

Один раз, правда, на Альку раздраженно прикрикнула очень красивая блондинка в нежно-сиреневом платье.

– Куда прешь, дура, со своим подносом?

Алька смутилась. Не то, чтобы испугалась, но слышать такое было неприятно. Тем более, что она этой ниате ничего плохого не сделала. Просто женщине захотелось поскандалить и побольнее задеть ее, безответную служанку.

– Извините, – сказала Алька и развернулась, чтобы поскорее уйти, держа в руках тяжелый поднос с грязными тарелками.

– Ходит тут, синяком своим светит, – фыркнули за спиной.

Но в этот момент к женщине подошел кто-то, и Алька успела услышать:

– Ровена, зачем ты к ней цепляешься? Мы сюда не за этим пришли.

Неужели жена? Вернее, бывшая жена? И ведь хватило наглости явиться…

– А за чем же? Зачем мы здесь вообще? – голос блондинки звенел как будто обиженно.

– Ну, приор пригласил. Развлечься, наконец. Дорогая, мы с тобой полгода уже никуда не выезжали…

Алька невольно поискала глазами Эльдора. Он стоял в отдалении и беседовал с судьей Роутона. В белоснежной сорочке, в замшевом сюртуке шоколадного цвета. И Алька отчего-то почти почувствовала его запах – старые книги, дерево, кофе и горький шоколад. Она встряхнулась и поспешила дальше. Конечно же, он с легкостью найдет себе и вторую жену, и третью. Видный мужчина. Ну а то, что характер тяжеловат, так это не редкость.

Она сделала еще один круг по сбору тарелок и салфеток.

И еще один.

Разговоры в залах становились все громче, винный запах забивал ароматы духов. А потом заиграл квартет скрипачей, специально для этого приглашенный. Начинались танцы, и Алька поняла, что настал тот момент, когда имеет смысл тихонько убраться в кухню и дожидаться там окончания приема.

Она оглядела столы, убедилась в том, что все в порядке, и торопливо двинулась к выходу, когда чья-то крепкая рука очень по-собственнически обхватила ее за талию.

– А-а, моя птичка, – нетрезвым голосом произнес приор Эльдор, – куда это ты собралась?

– На кухню… что вы делаете, ниат Эльдор? – последнее она пискнула, не сдержавшись, потому что приор очень двусмысленно прижал ее спиной к себе.

Алька исподлобья глянула на гостей – те, кто видел этот странный маневр Эльдора, лишь понимающе заулыбались и тут же отвернулись, сделав вид, что ничего такого не происходит.

– Что я делаю? – он рассмеялся, потом икнул, – что я делаа-а-аю? Я хочу… да, я хочу приятной компании, птичка.

– У вас и так приятная компания, – буркнула Алька, – да отпустите же, как вам не совестно. Я ж двуликая, забыли?

Ей совершенно не верилось в происходящее. Это не Эльдор, нет. Он никогда так себя не вел. С ней – уж точно никогда. И в то же время это был он, никуда от этого не денешься.

– Мне хочется твоей компании, птичка, – он говорил это громко, ничуть не таясь, и кое-кто начал оборачиваться, – хочется прямо сейчас. Я ж твой хозяин, ты забыла? А что должна делать рабыня для хозяина, птичка? Все, что он захочет.

– Зачем вы… так, – Алька поняла, что стремительно краснеет.

Он словно ковырнул в зарастающей ране ножом, напомнив о ее статусе.

Собственно, все к этому и шло. Ну а что. Взрослый мужчина. А двуликие в борделях работают, и там никто не смотрит на их печати.

– Птичка, моя птичка, – обжигающий шепот заставил ее съежиться, – хочу тебя прямо сейчас.

И не успела она возразить, или хотя бы упереться каблуками в пол, потащил к выходу из гостиной. В коридор, откуда лестница вела на второй этаж.

– Перестаньте, – пропыхтела Алька, упираясь и хватаясь руками за поручни, – отпустите, – это уже крикнула.

Но Эльдор, не смотря на то, что шагал нетвердо, тащил ее вверх без особых усилий. Кто-то внизу видел их возню и рассмеялся.

– Набрался наш приор, – услышала Алька, – надо ему бабу нормальную, а не это…

– Что вы делаете? – в отчаянии пропищала она, – зачем? Не надо, пожалуйста, оставьте меня.

– Тихо, – рыкнул он на ухо.

И прижал к себе спиной так, что у Альки перед глазами потемнело.

– За что вы так со мной, – выдохнула она, – за что?

Бороться не получалось или получалось очень плохо. Алька и сама не заметила, как в потемках Эльдор дотащил ее до двери своей спальни, весело посмеиваясь и бессвязно бормоча что-то про маленькую юркую птичку. А потом он легко втолкнул ее внутрь – да так, что она летела почти через всю комнату и упала рядом с кроватью. Эльдор зашел следом и закрыл дверь. Звоном траурного колокола громыхнула запираемая щеколда.

Все, что пришло в голову – это сжаться в клубок, подтянуть ноги к груди и закрыть руками голову. В темноте послышался прерывистый вздох, затем раздались тяжелые звуки шагов. Жесткие горячие пальцы сомкнулись на запястьях, медленно потянули вверх. Алька всхлипнула. Все еще не верилось, совсем. Неужели – вот так все и будет?

– Алайна, – тихо сказал Эльдор, опускаясь рядом на колени, – не надо меня бояться. И… приношу свои извинения. Ну же, не надо плакать. Давай, садись на кровать.

Сквозь бушующие вихри паники, страха, отторжения Алька ощутила, что от приора совершенно не пахнет спиртным. Он был здесь, рядом в потемках, даже очень близко, но при этом дыхание его пахло только кофе. Ни капли вина.

– Зачем вы… все это сделали? – растерянно прошептала она и всхлипнула. Слезы сами собой потекли по щекам.

* * *

– Дурной спектакль, согласен.

Она не могла различить выражение лица приора, которое плавало во тьме блеклым пятном. Потом он без усилий подсунул ладони ей под мышки, поднял и усадил на край кровати. Алька обхватила себя руками за плечи и опустила голову. Теперь она окончательно запуталась. Что он там задумал?

Приор присел рядом, и кровать заскрипела под его весом.

– Мне нужно, чтоб ты кое-что для меня сделала, – негромко сказал он, – а все это… представление – только для того, чтобы все были уверены, что мы ближайшие два часа будем находиться в особняке.

Алька пробормотала:

– Это… было очень некрасиво с вашей стороны. Теперь я не только двуликая, но еще и шлюха в глазах всех ваших гостей.

Эльдор невесело рассмеялся.

– Ты считаешь это постыдным, а многие среди присутствующих с удовольствием бы поменялись с тобой местами. Впрочем, я не это собирался с тобой обсуждать. Ты говорила, что можешь летать. Мне нужно, чтобы ты заглянула в окно одной башни.

Алька улыбнулась невольно. Вот ведь… все просчитал. И пока все будут думать, что приор Надзора, как следует надравшись, предается разврату с собственной служанкой, они успеют воспользоваться порталом и сделать все, что он там запланировал.

А потом поникла. Повернулась к нему и тронула пальцем изуродованную щеку.

– У меня печать, ниат Эльдор. Даже… даже если бы я хотела вам помочь, все равно бы ничего не получилось. Печать не даст мне обратиться. Она ведь давит мою вторую сущность.

– А ты… – голос Эльдора упал до шепота, – а ты хочешь мне помочь?

– Я не знаю, – честно сказала Алька, – с одной стороны, если я сделаю что-то для вас, ничего не изменится для меня лично. С другой стороны, я не вижу причин, чтобы отказывать. Все же вы устроили Тиба в хорошую школу, а это дорогого стоит.

Они замерли друг напротив друга, словно набедокурившие школяры в ожидании учителя. Алька… сама не понимала, чего ждет. Ей было одновременно и страшно, и как-то необыкновенно щекотно в груди, как будто она стоит на пороге потайной комнаты, а внутри ждет ее нечто совершенно новое. То, чего она никогда не знала раньше. В темноте глаза Эльдора казались совершенно черными и безумными, а сам он – почему-то злым и печальным одновременно, так, что Альке внезапно захотелось его просто погладить по волосам и успокоить. Так, как она бы успокаивала Тиберика.

Внезапно он разорвал зрительный контакт и резко поднялся.

– Я не ставил эту печать, – быстро произнес приор, – но если ты согласишься мне помочь… в моих силах ее снять.

– Что?.. Вы это серьезно?

– Мне нужно, чтоб ты летала, – уже совершенно спокойно, размеренно произнес Эльдор, – ради этого я сниму печать.

Алька ощутила, как холодеют руки.

Снять печать… Пастырь. Она даже не думала, что это возможно. Хотя бы на несколько часов почувствовать себя человеком. Вспомнить, что значит быть просто девушкой, а не тварью с уродливым штампом на пол-физиономии. Заманчиво, да. И как же больно будет потом. Ведь печать придется ставить обратно.

– Это очень больно, ставить ее обратно, – произнесла она, стараясь не смотреть на Эльдора, – не уверена, что хочу все испытать снова.

– Мне очень нужно, чтоб ты летала, – в голосе Эльдора звякнула сталь, – я готов… я готов отложить повторное опечатывание.

– Отложить?

Он развел руками, темный силуэт в густом мраке.

– Всегда можно найти предлог. Главное, уметь его правильно сформулировать в терминах догмата Святого Надзора.

Алька моргнула. Да что ж такое-то? Ради каких-то своих целей, вот в эту самую минуту, ниат Эльдор шел на преступление. Страшный риск для них обоих. Но пожить еще немного без отвратительной печати – разве оно того не стоило?

– Хорошо, – сказала она, – хорошо… я согласна. Я помогу вам, приор Эльдор.

– Раздевайся, – последовал равнодушный приказ.

– Ч-что?

– Я дам тебе длинный плащ, – принялся разъяснять он, – ну подумай сама, как ты будешь перекидываться в платье. Завернешься в плащ, сделаешь, что нужно, а потом вернемся сюда, и снова оденешься.

"И в самом деле", – согласилась Алька.

Это был весьма разумный довод.

В подтверждение своих слов Эльдор прошел куда-то в угол комнаты, а вернулся уже с тяжелым плащом в руках. Положил его на кровать рядом с Алькой.

– Отвернитесь, пожалуйста, – попросила она.

Ощущение было такое, словно она на бешеной скорости падает в пропасть. Зачем она лезет во все это? Приор-то выйдет сухим из воды, а вот она, да ежели поймают… Что тогда с ней будет? Если попадется Надзору – будут пытать. Убьют и замучают…

Но руки уже тянулись к застежкам платья, и очень скоро Алька осталась в чем мать родила. Подхватила плащ – он оказался с капюшоном, закуталась в него до самых пяток. И дрожащим голосом позвала:

– Ниат Эльдор… Я готова.

– Отлично. Теперь моя очередь.

Он подошел ближе, взял сперва ее лицо в ладони и долго рассматривал. Потом легко прикоснулся подушечкой большого пальца к рельефу печати.

– Потерпи немного. И лучше зажмурься.

Алька так и сделала. Приор начал читать словоформу заклинания, и его низкий голос рокочущим барабаном отзывался в ушах. Сквозь плотно закрытые веки заскользили зеленые блики. Потом щеку легонько закололо – как раз там, где была печать – обдало приятным холодком, и все пропало. Остались только руки приора, которые он так и не убрал с ее щек. Алька поморгала.

– В-все? Все, ниат Эльдор?

– Все, – он качнул головой, так ее и не выпустив. Стоял и смотрел, смотрел, отчаянно пытаясь высмотреть в ее чертах что-то понятное ему одному.

– Ниат, – Алька завертела головой, – время. У нас ведь не так много времени.

– Да, время… – он, все еще впившись в нее взглядом, шагнул назад.

Рука Альки как будто сама взметнулась ощупать печать – и наткнулась на совершенно ровную кожу. Это было… так непривычно, так необыкновенно приятно, что она едва не запрыгала от радости. А потом вспомнила, что под плащом ничего нет. И что впереди ее ждет, возможно, не самое приятное дело.

Эльдор крутил в пальцах знакомый уже артефакт-волчок, тускло блестящий, оплетенный латунными узорами.

– Иди сюда, – позвал он, – открываю портал.

* * *

На этот раз голова кружилась меньше. Понятное дело, путешествие таким образом – дело привычки. Алька ступила на мостовую и огляделась: пространственный тоннель выплюнул их в темной аллее, которая в десятке шагов обрывалась, упираясь в каменную стену. Было по-осеннему свежо, тревожно шелестела листва, сквозь прорехи в кронах виднелись колкие кристаллики звезд. Алька снова почувствовала себя летящей в бездонную пропасть, но это было захватывающе: страха не осталось.

Она посмотрела на Эльдора и поняла, что все это время он терпеливо стоял рядом и смотрел на нее. Алька прочистила горло и спросила:

– Что я должна сделать?

В ответ Эльдор аккуратно приобнял ее за плечи и подвел ближе к стене. Над их головами как раз оказалось свободное пространство, и он указал куда-то вверх и вбок.

– Видишь башню?

Приглядевшись, Алька и в самом деле ее увидела – высоченную, отсюда кажущуюся тонкой иглой, впившейся в бархатное небо. И на самом верху ее что-то светилось.

– Я хочу, чтоб ты полетела туда, Алайна, – голос приора внезапно дрогнул, – на самом верху башни, под крышей, есть окна. Нам… говорили, что без этих окон не будет происходить взаимодействия между Оком Порядка и Пеленой. Тебе надо будет осторожно позаглядывать в эти окна, внутрь не лезь… И потом рассказать о том, что именно ты там увидишь.

– Высоко, – растерянно пробормотала Алька.

– Высоко, – согласился Эльдор, – но иного выхода я не вижу. Башня хорошо охраняется внизу, портальная материя иссечена. То есть туда можно попасть либо на крыльях, либо по лестнице – но лестница исключается.

– А что я должна там увидеть? Что мне искать? – она не отводила взгляда от башни. Свет наверху завораживал и как будто притягивал, так, что Алька напрочь забыла о том, что стоит босиком на холодных камнях.

Приор задумался на минуту, потом пояснил:

– Там, в той комнате, должно быть что-то вроде устройства, большого устройства. Знаешь, сложный такой артефакт, похожий на яйцо. Его трудно будет не узнать – но только в том случае, если он там.

– Хорошо.

Алька кивнула. Потом отошла чуть в сторону.

– Отвернитесь, пожалуйста. Мне нужно перекинуться. А я, честно говоря, не очень умею это делать.

Эльдор молча развернулся к ней спиной, сложил руки на груди. Алька еще раз огляделась – было темно, тихо, они совершенно одни в этой аллее. Дернула завязки на плаще.

Страшно.

Но… чем скорее она сделает то, что нужно приору, тем скорее они вернутся домой, тем меньше шансов, что их заметят.

Единственной проблемой во всем этом было то, что Алька еще ни разу не перекидывалась по собственной воле. Тот, первый раз, не в счет.

Порыв ветра хлестнул по обнаженному телу, кожа вмиг покрылась мурашками. И зубы застучали. Так, как же ей перекинуться?

Она попыталась сосредоточиться, заглянуть вглубь самой себя. Что, во имя Пастыря, она должна там увидеть? Свою вторую сущность? Но как. И она ведь молчит сейчас, затаилась…

Накрыла паника – а что, если не получится?

Алька даже головой замотала. Нет-нет, все должно получиться. Она ведь обещала помочь – и поможет.

Попыталась вспомнить, что чувствовала, когда это произошло с ней впервые.

Ощущения. Даже не мысли, их тогда не было. То, что происходило с телом. Легкую ломоту в пальцах, когда когти пошли в рост, приятное тянущее чувство во всем теле. Обращаться в крагха было не больно, а вот обратно в человека – то еще удовольствие…

Казалось, ничего не происходит. Алька разочарованно вздохнула, посмотрела в широкую спину Эльдора, потом на свои руки и едва не взвизгнула. Предплечья сделались темными от мелких мягких перышек, а пальцы оставались все теми же, человеческими.

"Еще. Надо еще пытаться".

Она напряглась, снова пытаясь вернуться в то состояние, зажмурилась, стиснула зубы. По позвоночнику прострелила боль, что-то хрустнуло меж лопаток, неприятно, но вполне терпимо. Алька чувствовала себя так, словно ее человеческая оболочка рвалась подобно бумаге, выпуская на свет… что именно? Тяжелые крылья, которые уже в следующее мгновение начали тянуть ее назад, перевешивая. Она инстинктивно сложила их, перья защекотали лодыжки, плечи словно диковинный плащ укрыл. Потом искривились ноги, ступни распухли, треснули, и совершенно бескровно покрылись кудрявыми перьями, а из каждого пальца вытянулось по кривому когтю. До рук преображение дошло в последнюю очередь, Алька с тоской наблюдала как вместо розовых ноготков вылезли черные изогнутые когти. Она посмотрела на свое тело и поняла, что можно даже не прикрываться: грудь была надежно спрятана за пышным перьевым воротником. Ну и то, что ниже пояса тоже все заросло пушистыми перьями.

Внезапно ей захотелось разреветься. Ну вот почему, почему все это с ней? Она ведь искренне хотела замуж, хотела семью. А теперь вот…

"Курица недоделанная".

– Крагх, почти что боевая трансформация, – прокомментировал Эльдор.

Оказывается, он уже обернулся. Алька со страхом посмотрела ему в лицо – пожалуй, более всего боялась, что он будет смотреть на нее с ужасом и отвращением, как и подобает смотреть на чудовище. Но лицо Эльдора казалось высеченным из мрамора. Если ему и было противно, виду он не подал.

– Ну, вот, – Алька вздохнула и развела руками. Крылья одновременно распахнулись, раскрылись за спиной и, покосившись на них, она вдруг поняла – они очень, ну просто о-очень большие.

Эльдор шагнул к ней, усмехнулся.

– Синяя птичка. Должно быть, при свете дня это красиво, если не брать в расчет абсолютно чуждую природу и враждебность крагхов.

– Простите, – она просто не знала, что и сказать.

– Прекрати постоянно извиняться.

Эльдор указал на башню.

– Взлететь сможешь?

– Д-да.

Алька почти забыла, как это – летать. Да и опыта было всего ничего, так, один раз. Но она решительно сжала зубы, распахнула крылья, сделала несколько взмахов, разминая. Она даже не понимала, как это у нее получается, управлять этими громоздкими крыльями. Тело идеально слушалось. Только подумала о том, что надо полностью раскрыть крыло… Даже не подумала, скорее почувствовала – и вот оно, во всей красе.

– Ну… я, пожалуй, попробую, – голос звучал хрипло и жалко.

– Пробуй, – ей казалось, что Эльдор посмеивается, на нее глядя. Хотя, что здесь смешного.