Текст книги "Звездные юнги (СИ)"

Автор книги: Ольгерт Лан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Annotation

В небольшой мальчишеский отряд, затерянный в степях, у крохотного городишка, затесалась пара сестер. Только вот время идет, они взрослеют, и просто так это им не проходит.

Лан Ольгерт

Часть 1. Львушка

Часть 2. Мышка

Часть 3. Вместе едины

Лан Ольгерт

Звездные юнги (в соавторстве с Donovan_Smiley)

Часть 1. Львушка

Зеркало отражало ужасную, неприглядную правду. Хоть в профиль, хоть в анфас, хоть обтяни майкой до сорванного дыхания... Нет, а если прижать? Нет, тогда больно.

– Лиля, все в порядке? – спросила мама.

В другой день Львушка непременно поправила бы ее – она не Лиля, а Львушка, все зовут ее так, все, даже папа Львушкой называет! – но не сегодня. Сегодня ей хотелось плакать. Сначала 'красные дни', а теперь это!

– Повернись, будь добра, – мама, казалось, была готова наругаться, хоть и не пойми за что.

Львушка еще раз тоскливо смерила взглядом отражение и повернулась, медленно отпуская полу майки. Мама ахнула, прижала руки ко рту – она, чернявая и невысокая, была в такие моменты прямо образцом изумления. Львушка пошла в нее же, и ее ужасно раздражало быть такой вечно самой маленькой. Ей тринадцать с половиной, а все думают, что сестра старше! Десятилетка-то!

– Стой на месте, – мама развернулась и торопливым шагом скрылась за дверью.

Львушке не оставалось ничего иного, кроме как послушаться – может быть, мама сможет помочь с этим внезапными метаморфозами ее тела.

Мама вернулась, кажется, меньше, чем через минуту, держа в руках что-то яркое и непонятное. Она протянула это 'что-то' в руки Львушке. Бюстгальтер отвратительного розового цвета с тошнотворными рюшечками по краю. Брать это в руки было страшно. Широкая мамина улыбка не придавала уверенности ни разу.

– Ну, что ты смотришь исподлобья? Надевай! – кажется, мамина улыбка стала еще шире, хотя куда уж больше. – Это такой важный момент в жизни каждой девочки!

Львушка пропускала мамины слова мимо ушей и не понимала, чему та так радуется. Собственное тело оказалось предателем, эти отростки мешали, выглядели отвратительно и не к месту, делали ее похожей на одну из тех девиц, которой она надеялась не стать никогда.

Ужасно. Просто ужасно. Командор будет... нет, вряд ли Командор что-то скажет, просто вздохнет и закатит глаза, и то если догадается, что Львушка не тянет свое почетное место Второго Стрелка.

Вот Первый Стрелок – Совка – вот он будет орать. Но он тоже пока не знает.

– Милая? – мама коснулась ее плеча, отвлекая от печальных мыслей, – если стесняешься, я выйду. Но вдруг помощь нужна?

– А можно, – Львушка зажмурилась, открыла глаза, – можно пока без этого?

– Бегать не очень удобно будет. Так-то ты маленькая еще, ничего неприличного... – мама явно растерялась, – если хочешь...

– Я подумаю. Подумаю. Да, мама, – Львушка попыталась изобразить милую улыбку, чтобы от нее отстали, и мама тихо вышла с каким-то странным, незнакомым выражением на лице.

Оставшись в одиночестве, Львушка снова посмотрела в зеркало. Как же она не замечала раньше? Ведь не могли же они вырасти за одну ночь! Она натянула майку сильнее, и, кажется, грудь стала выглядеть как прежде. Может быть, попробовать как-то скрыть их? Чтобы никто не догадался, и чтобы Командор не закатывал расстроенно глаза, а Совка не орал на нее без повода – ведь не она же виновата в том, что ее тело меняется. Она этого сама не хотела!

Нужно надеть что-нибудь совсем жесткое, чтобы прижать.... Она стала перебирать вещи в шкафу, но ничего получше не находилось – свободные, но не скрывающие очертаний тела майки и футболки никак не подходили. Может быть, стоит, наоборот, попробовать что-то объемное? Чтобы не утянуть, а спрятать? Но таких вещей тоже не было. Разве что... На последний день рождения мама подарила ей сарафан. Львушка тогда не понимала – как это вообще носить и зачем, но сейчас, сейчас это могло оказаться выходом.

Львушка подвинула стул к шкафу, чтобы дотянуться до верхней полки, где – до сих пор в оберточной бумаге – лежал злополучный сарафан, из-за которого они с мамой серьезно поругались.

Противный девчачий (персиковый, как сказала мама) цвет, легкая ткань и оборки не вызывали доверия. Но это всяко лучше, чем получить выговор от Командора. Львушка, скорчив зеркалу гримасу, натянула сарафан. Тот был свободным и коротким – разбитые в недавней вылазке коленки были открыты, и ободранные локти тоже. Было непривычно, но не так ужасно, как того ожидала Львушка.

Она еще раз крутанулась перед зеркалом, осматривая себя. Потом спустилась завтракать.

– Звездный салют! – Мышка, ее младшая сестренка, вскинула два пальца к виску в правильном приветствии.

Мама только покачала головой, наливая всем свежего кофе.

– Не пропускайте обед, – сказала она. – Я буду как обычно, в восемь: все еще дополнительные смены. Лиля, тебе обязательно нужно поесть самой и покормить сестру. Не забудешь?

– Мы у Бориса поедим, – бодро пропищала Мышка. – Не бойся.

– Да, мы поедим, – кивнула Львушка. – Мы снова переночуем в штабе, можно?

Мама явно задумалась. Третий раз за неделю. Львушка была уверена, что мама откажет.

– Только с утра – не забудьте, хорошо? – прямо с утра мне позвоните!

– Позвоним, конечно, – отмахнулась Львушка и тут же об этом забыла.

***

Ночная атака всегда была самой тяжёлой и сложной. Штабные носились туда-обратно, никаких поблажек: донести лучевые пушки в обозначенные Командором точки, не забыть воду, соль, уголь для барьеров, прогнать бомжиху Лиду, которая затеяла было свои постирушки в реке.

На Лиду отправили самых упрямых, включая Львушку.

– Мы просим освободить пространство, оно должно быть безлюдным, – звенящим голосом вещал Альтаир, их старший, целых шестнадцати полных лет. – Извините, здесь опасно находиться.

– А вам бы все играть, – Лида осуждающе смерила их взглядом. – Вот бы вы лучше о папанях подумали, а! Игрульки им.

– Это серьезное мероприятие! – возмутился Альтаир. – Игрульки, скажете тоже. Мой папа на учениях, и это не ваше дело!

– Учения, – фыркнула зловонная старуха, широко улыбаясь пустым черным ртом. – Учения-шмучения. На войне твой папка, Коленька, на войне. Идите уж с миром, достираю и пойду. Экие сатрапы!

– Вечером, – Альтаир поджал губы, – через час стемнеет, не забудьте покинуть территорию.

Война... Львушка помотала головой. Война у них, необъявленная, тайная; а что там у папы – неизвестно. Он писал, что у них все без перемен, и мама вздыхала...

Мама теперь постоянно смотрела телевизор – скучные новости, где постоянно врали. Львушка терпеть их не могла и ужинала в комнате, хотя мама и просила не убегать.

– Ладно, через час она уйдет, – на обратной дороге разглагольствовал Альтаир. – Мы как раз успеем подготовиться. Мышка сегодня как, будет слушать эфир?

– Будет, конечно, – кивнула Львушка, – она сигналы лучше всех ловит.

Младшие лучше слышали сигналы, Командор это всегда говорил.

Совка, увидев вернувшуюся Львушку, насупился.

– Это что у тебя за кринолин? – тыкнул он пальцем в ее направлении. – Типа, ты в этом собираешься в строю стоять, а потом по кустам ночью лазить?

– Нормальная юбка! Я получше тебя в этом скачу! – набычилась Львушка, холодея. Забыла, как дурочка! И сестра ведь не напомнила, змея!

– А ну пошли, – Совка, на год старше и намного тяжелее, схватил ее за плечо и поволок. – Пошли, ты мне сегодня защиту не сорвешь!

Львушка знала, что все это не больно хорошо, но собиралась все объяснить. В конце концов, это ее сложности, как она будет бегать ночью в юбке, и могли же, в конце концов, штаны быть в стирке или там порваны, что ж ей было, в рваном идти? Она перебирала объяснения в голове, но... Ее даже слушать не стали!

Командор жестом закрыл ей рот, слушая возмущенные возгласы Совки, а сам смотрел на нее тяжелым, пристальным взглядом. Львушка отвела глаза, не выдержала.

Еще горел закат, и в командной рубке все казалось золотым: седая грива Командора, его инструменты для ловли Звездных сигналов, красивые и странные, карта неба на столе, толстые книги по астрономии на русском и немецком, которые привезли из самой Германии – оттуда, где впервые поймали и скрыли ото всех эти сигналы.

– Уважение, Львушка. Уважение к соратникам, к друзьям и товарищам по оружию. – Командор положил руку на глобус. – Мы не вводили униформу, но ведь ясно же, что нельзя приходить в одних трусах, или в ластах, или вот... так...

Старик кивнул в ее сторону.

– Ты хоть видела себя в зеркале? Мне жаль, но на сегодня ты от дозора отстранена. Иди домой, переоденься, подумай... То, как ты одета – это... отвратительно. Не делай так больше.

Львушка подавилась вздохом. Ну уж это слишком. Слишком!

– Это обычная юбка, не короткая, закрытая, – упрямо пробормотала она.

– А я говорил, что хочу стрелять с Иглой, он лучше стреляет, чем она!

– Совка, ты тоже отстранен от дозора.

– Почему?!

– За радость из-за неудачи товарища, – Командор тяжело посмотрел на него, и Совка сник.

– Так точно, – он вскинул руку вверх, двумя пальцами к виску, в звездном салюте.

– Я хочу стрелять сегодня ночью, – уперлась Львушка, – мне эта юбка совершенно не мешает, меня в ней даже из школы не выгнали бы!

– Во-первых, это не школа. Во-вторых...

Командор прикрыл глаза, потер переносицу. Головой покачал, потом шагнул к двери. – Пошли. Общий сбор.

Общий сбор бывал нечасто. В начале сезона или при больших событиях: когда кто-нибудь покидал состав, или на представлении нового бойца, или что-нибудь столь же важное... Сейчас-то чего, думала Львушка нервно. И не досказал, что во-вторых.

Они спустились на первый этаж, где в огромных наушниках сидела Мышка. Она проводила сестру встревоженным взглядом.

Командор, проходя, коснулся ее плеча:

– Отложи работу, пожалуйста. Общий сбор.

– Но сигналы только начали поступать! – Мышка показала тетрадь, исписанную точками и тире, – как я могу сейчас бросить?

Командор смотрел на нее несколько мгновений – и Мышка, сняв наушники, послушно пошла за ним.

Все собрались быстро; стояли, переминаясь с ноги на ногу, перешептывались... При появлении Командора вытянулись по стойке смирно. Мышка и Совка заняли места в строю, Львушка тоже шагнула было, но Командор придержал ее за плечо.

Это было совсем уж нехорошо. Друзья разглядывали ее с испугом и сочувствием, враги – прежде всех Совка, он теперь тоже враг – с плохо скрываемой радостью.

– У нас мало времени, – заговорил Командор, – если мы не хотим пропустить сигналы. К сожалению, мне следует признать: мои советники были правы. Как у некоторых других девочек, у нашей подруги Львушки взросление отразилось на боевых качествах. Теперь ее больше интересуют юбки и мальчики, чем наша работа. Чтобы не разбивать вам сердца, закончу быстро: Львушка исключена из отряда.

– Не может быть! – она выкрутилась, отскочила, глядя теперь только на Командора, – Я всего один раз пришла в юбке, и то потому что забыла! Так нечестно – выгонять меня за это!

– Правило – не пререкаться, – Командор вскинул руку, останавливая начавшееся было бурление. Он сверлил ее пристальным, страшно темным взглядом. – Львушка, ты – Второй стрелок. Вчера ночью ты видела тени?

Он смотрел, смотрел, смотрел, всю душу вынимая взглядом.

– Я – Второй стрелок. Я – видела, – проговорила она, внутренне сжимаясь. Потому что это была ложь, постыдная, тряская, против правил и против всего; но ведь вот так, ни за что выгонять тоже против правил!

И Командор эту ложь видел. Покачал головой разочарованно...

– За обман, за нарушения правил отряда и за попытку подвергнуть опасности товарищей ты исключена. Ты больше не видишь тени. Ты недостойна.

Львушка оглянулась, пытаясь найти поддержку. Тишина. Сестра смотрела с таким разочарованием, с таким гневом, что оставалось только сдаться, сломаться внутри и тихо кивнуть.

– Хорошо, – она пошла к дверям.

– Собери свои вещи.

– У меня нет вещей, – она безразлично пожала плечами, – все отрядное.

Ничего своего. И друзья, выходит, тоже были отрядные, которых следовало оставить в отряде и не ждать от них даже слова в свою защиту... Ничего Львушке не хотелось отсюда забирать. Она бы и память о былых боевых ночах оставила, да только как от нее избавиться... Прав был, наверное, Командор. Была бы она настоящим бойцом, – спорила бы, зубами бы держалась за право остаться, доказала бы, что это нечестно, неправильно... Только все, похоже, и впрямь было честно и правильно, и она больше не стрелок – ни Второй, ни еще какой.

Полтора года жизни в пустоту. Полтора года она училась, тренировалась, зубрила морзянку, доказывала, что она ничуть не хуже мальчишек, и теперь что?

Домой нельзя, мама не поймет, почему она вернулась одна, без Мышки. Где бы пересидеть до утра... Львушка огляделась. Весь подзащитный регион освещало вечернее, низкое, жирно-красное солнце. Темнело поздно – лето.

Где-то вдали гудели самолеты военной базы, Львушка знала, что отец не там, что он где-то под Казанью, на сборах, но все равно беззвучно загадала, чтобы он слышал и вернулся наконец.

С отцом понимания было гораздо больше, чем с мамой. Полтора года... Хорошо, что не надо объяснять никому из взрослых, что да как: Командор не одобрял, когда члены отряда рассказывали взрослым про то, что у них происходит.

Да и вообще мало кто понимал. Папа – и тот сказал, что это все как-то подозрительно, и с тех пор Львушка ему отчаянно заливала, как учили мальчишки в отряде, чтобы не получить родительский запрет.

Ноги сами принесли ее к школе. Глупо. Лето, да еще и вечер.

Она помялась, не желая уходить, посмотрела на городскую библиотеку напротив. Там еще горел свет.

Лет в девять она там бывала частенько, а потом... Потом Мышка ее привела в клуб, и стало ясно, что настоящее – оно не в библиотеке и не дома, а там, где Звездные сигналы и друзья, и плечом к плечу...

Внутри сжался тоскливый комок. Все закончилось. Больше ничего не будет; все осталось там, где ее больше не ждут.

В окно кто-то выглянул. Простучали шаги ночной передачей. Передачи всегда шли слабые, писклявые, их сложно было разобрать...

– Да это ж наша Всезнайка!

Львушка вздрогнула. Только вот этого вот не хватало – напротив стояла Жижа, приосанившись и рассматривая ее сверху вниз. Ничего себе она вытянулась за два месяца! А если Жижа тут, то и остальные тут же, малолетние хулиганы... А у нее никого за спиной!

– Джи, стопэ, стопэ! – чернявый 'цыган' Гуга шагнул откуда-то сбоку. Лет четырнадцати, вечно в великоватых шмотках старшего брата, тощий и в прыщах, он был злой на язык, но рук никогда не распускал: берег. – Лилька, ты ж рисуешь? Я помню, ты вроде даже в школе выставку помогала делать.

Юлька, она же Джулька, она же Джилли (по роли в школьном театральном кружке) и, закономерно, Жижа, хмыкнула и отступила. А Львушка удивилась: вовсе даже Гуга не был прыщавый теперь, в свете фонаря это явно было видно.

И вымахал тоже. Может, они и дольше не виделись – было недосуг, да и разные классы...

– Рисую, – кивнула Львушка, – немного. А что? Если вы планируете рисовать зубной пастой и по лицам, я в этом не участвую.

Джилли закатила глаза и застонала:

– Нам что, вечно за это оправдываться?!

– Да не, понимаешь, – Гуга почесал в затылке. – Слушай, нам нужен ну хоть кто-то, способный нарисовать одну штуку... Помнишь, ты рисовала ракету на старте одной линией, не отрывая карандаша? Вот такое надо, только не ракету. Я понимаю, ты вроде с этими своими тусишь, но там работы реально на полчаса.

– А нам нужно ваще срочно позарез буквально вчера, но сегодня тоже еще не совсем опоздали, – Джилли стукнула ладонью по бетонному фонарному столбу.

На улице никого не было, кроме нее и этой компании, но Львушка, рассматривая их лица, опасности не чувствовала. Да и что ей терять? Нарисует, и все.

– Идет. Библиотека работает по ночам?

– Ага. Мы тут сутками тусуемся, – Гуга хлопнул ее по плечу. – Давай, покажи класс. Нужна такая хрень, у нас есть корявый вариант, но у тебя лучше выйдет, и сразу обработать в компе, умеешь трассировать?

– Может и умею, – Львушка дернула плечом, поправляя лямку сарафана. – Если объясните, что это такое.

Комната с компьютерами в библиотеке оказалась светлой и уютной, повсюду лежали распечатки программного кода, какие-то схемы всех цветов радуги, маркеры.

– Библиотекарша нас знает, – Джилли скинула несколько папок на пол. – Мы тихие и не бухаем. По крайней мере, не палимся. Правила простые: не курить, орать снаружи, ничему не вредить.

– Ясно... – ничего ей было не ясно на самом деле, но пересидеть здесь ночь было лучше, чем бродить по улице, рискуя нарваться на патруль, и объяснять потом, что не бродяга и не воришка. Да и рисование было тем единственным, о чем Львушка жалела: отряд забирал все время, и на рисунки его не оставалось. – Что рисуем?..

– Вот такую хрень, – Джилли положила перед ней десяток изображений пляжа и несколько корявых попыток передать береговую линию одним росчерком. – Но нужно красиво и эдак... Знаешь, в китайском стиле.

На паре распечаток были иероглифы и каллиграфически выписанные буквы – наверное, они имели в виду разную толщину линий.

– Попробую, – Львушка взяла маркер незнакомой фирмы, с плоским мягким носиком, лист и повела линию. Эта команда просто-таки дыхание затаила.

Сосна, искривленная, как на гравюрах – с одной стороны. Трехэтажная пагода с другой. Берег лагуны в центре. Садящееся в море солнце и дорожка отблесков от горизонта к берегу: все одной линией, соединяя море и небо в единый пейзаж. Кое-где нужно было подправить, слишком мало деталей, и крона сосны казалась похожей на облако, но в целом снова рисовать было... Хорошо.

– Сейчас, еще раз, – Львушка взяла чистый лист и нарисовала другой вариант, без пагоды. И третий, опять с пагодой, но с солнцем на другом уровне. – Зачем вам?

– Да мы тут игрушку пишем, – Гуга показал ей картинки. – Так-то взяли основные текстуры из бесплатных, а вот логотип нужен нормальный, а то скачивать не будут.

– Название надо будет вписывать? – для букв на ее рисунках места не было, но и это казалось поправимым. Все, что угодно, только бы не думать о том, как жить дальше, что скажет Мышка, и что происходит там, где отряд сражается... без нее.

Тени навряд ли будут сильными, они становились сильнее к августу, но все равно. Они сожрали двоих в прошлом году. Командор долго и тяжело объяснялся, и как-то объяснился в конце концов, но все поняли, что игры закончились, что все всерьез.

***

'Привет, па.

У нас ничего особенно нового, мама здорова, и мы тоже. Правда, мы немного поссорились с Мышкой, и она со мной не разговаривает, но это пройдет. Я снова дружу с той компанией, где Юлька и Георгий. Помнишь, ты еще говорил, что он не цыган, а просто брюнет? Они делают компьютерную игру, и я теперь у них художник. Мне даже вчера заплатили деньги, представляешь? Там совсем мало, но будет больше, Юлька говорит, что понадобится еще реклама и много рисунков для нее, и всякого разного тоже. Так что я прямо даже зарабатываю. Круто, правда? Мама поговорила с Юлей, и сказала, что все нормально и что она заведет мне карточку в банке для этих денег, и чтоб я их не тратила сразу, а копила. А кроме этого у нас никаких особых новостей. Я понимаю, что у тебя там военная тайна, но расскажи, как ты сам. Ты уже месяц не пишешь нам, и ма беспокоится, что что-то случилось. Не говорит ничего, конечно, просто беспокоится. Напиши, пожалуйста, мы очень скучаем по тебе все.

Твоя дочка Л.'

Львушка аккуратно подписала конверт и сложила в него исписанный прямоугольник клетчатой бумаги, заклеила... Телефонной связи с папой не было, и электронную почту он тоже принимать не мог – не ловило ничего там, где он сейчас был. Оставалось писать по старинке, на бумаге.

На этот раз Львушка никуда не спешила, в письме лежали еще и картинки, наброски по памяти: их компания в библиотеке, она сама и Мышка за столом, мама.

По телевизору бубнили, что никакого риска и опасности нет, а сообщения из-за рубежа о высоком уровне прекурсоров чего-то там, блокаторы, подозрение на применение отравляющих веществ – все это жевалось и жевалось черт знает сколько, даже странно, что сейчас Львушка прислушалась.

А, вот в чем дело: говорилось, что программа учений будет постепенно сворачиваться.

Додумать, что это значит, Львушка не успела: сначала в комнату просочилась Мышка и с видом 'я тут совсем одна' плюхнулась на диван, следом вошли мама с соседкой.

– Так, девочки-красавицы, давайте вспоминайте, – проговорила мама негромко. – Дениску когда последний раз видели и где?

Львушка еле вспомнила, что Дениска – это Сапсан на самом деле. Нахмурилась...

– Я не видела его, – Мышка проворчала это как-то напряженно, смотря на собственные коленки. – Четвертый день уже.

– Я еще дольше, – кивнула Львушка, рассматривая сестру. Та кусала губы, ежилась, потом вытащила из кармана цепочку с подвеской-звездой, принялась перебирать звенышко за звенышком, быстро отщелкивая ногтем гимн Звездных Юнг морзянкой: точка – одно звено, тире – два. Гимн был очень простой, конечно, чтобы запомнить.

– Третью ночь его дома нет, – соседка покачала головой. – Сначала думала, у друзей застрял, а теперь вот... Не явится до завтра, пойду в полицию. Сначала думала, выпорю, что не предупредил. А теперь только вернулся бы живой. Сердце не на месте у меня что-то. Раньше всегда предупреждал, мол, к друзьям идет или в клуб этот ваш... Если встретите, скажите, чтоб домой шел, ладно?

Она комкала в пальцах край фартука, и Львушка тоже заражалась этой ее тревогой.

Мама пригласила гостью поужинать с ними, но та отказалась, мол, хочет еще пару знакомых проверить, вдруг Дениска там задержался. В клубе она, похоже, уже побывала – в городском здании, конечно. Но там, это Львушка знала точно, почти никогда никого не было, только дежурные из дополнительных бойцов, тех, кто в основной состав не входил.

Про походы на Пустые Земли взрослые, конечно, не знали, а то в ужасе запретили бы и близко подходить к штабу Звездных Юнг. И вот этот взгляд Мышки...

Мама ничего не заметила, конечно. И вот теперь игру было не показать, а Львушка так ждала этот вечер! Вчера – точнее, сегодня, под утро уже – Джилли скомпилировала архив с игрой, подходящий для ее старого 'Андроида', теперь можно все показать маме, Мышка вряд ли захочет смотреть... Но и ей показать бы!

– Ладно, девочки, занимайтесь, – мама устало, растерянно как-то, растрепала волосы. – Я взяла больше смен, так что Лиля, ты уж присмотри за Машей, ладно?

– Присмотрю, – безнадежно пообещала Львушка.

...Жижа, неожиданно вспомнила она. Гуга. Теперь эти старые дразнилки казались такими нелепыми! Нормальные ведь ребята, и вот уж им абсолютно наплевать, в чем там Львушка ходит. Почему же раньше ей казалось, что они все противные? Потому что не пошли с ней в клуб, что ли?

Мышка, как только мать вышла за дверь, спрыгнула на пол. Сверкнула зло глазами...

– Это ты виновата!

– В чем? – Львушка подпрыгнула. – Я его не трогала!

Мышка оглянулась, сжимая губы так, что на покрасневшем лице появились белые валики вокруг рта, потом оскалилась:

– Его забрали Тени. В июле! Совка и Оберег не справляются! Это ты должна быть Вторым Стрелком, ты нас всех подвела!

Львушка возмущенно сжала кулаки, потом тряхнула головой упрямо.

– Меня выгнали! Если Командор считает, что я не Второй Стрелок, и вообще... Вообще! Ты сама знала, что нельзя в платье? И я не знала, так что не кричи на меня. Я не виновата. А если без меня не справляются, что ж выгнали тогда? Никто не сказал ничего, всем нормально было!

Она сказала бы еще что-нибудь обидное, резкое, но потом осеклась. Вспомнила Сапсана, веснушки его эти дурацкие и привычку теребить рукава, когда нервничает. Вечные его орфографические ошибки... Сапсана больше нет, пришло как-то враз холоднючее понимание.

– Я не знала, что в платьях нельзя, – признала Мышка с командорским достоинством, – но ты тоже знала, что пререкаться запрещено, и пререкалась, да еще и не видела тени!

– Так если я их не вижу, какая от меня польза? – Львушка осела в кресло, обняла вдруг колени, дрожа. – Все! Выгорел ваш Второй Стрелок! Может, меня тоже тени жрут уже, а всем плевать, я ж девка, кому нужны девчонки! Это Сапсана всем жалко, и Ожерельева было жалко, и Вишню!

– Только о себе и думаешь, – припечатала Мышка жестоко.

– Да и плевать, – неожиданно пришло какое-то спокойствие. – Вот честно, на-пле-вать. За меня никто не заступился, и никому я там не была нужна, получается – даже тебе. Дружба, гимн, братство... Ага. Одно платье, и все, никаких друзей как не было. Жалко Сапсана? Пойди да скажи Командору, что он зря меня выгнал. А если он прав был, чего ты на меня-то рычишь? Я, что ли, просила, чтоб у меня такое стряслось?

Мышка развернулась, промаршировала к двери, хлопнула ей так, что с потолка побелка посыпалась, а скоро и входной так же громыхнула.

– Поссорились? – мама появилась через пять секунд, с мокрыми распаренными руками.

– Угу, – Львушка встала. – Посуду моешь? Давай я помою, ты отдохни, ма. Хоть отвлекусь.

Через полчаса дверь снова стукнула, открываясь. Львушка закончила уже с домашними делами и сидела с планшетом, прикидывая, как сделать пейзажи в одном стиле. Услышала, удивилась: Мышка забыла что-то, что ли?

С кухни раздались шаги, потом какой-то задушенный, испуганный вздох, и тут уж она от дивана оторвалась, сразу переходя на бег. Грабители? Маньяки? Почему мама плачет в голос?

Она вылетела в коридор и остановилась. Мужчина в военной форме, весь серый, поседевший, с залысинами. И глаза красные на сером лице.

– Львушка, – он протянул руку, – Львушка, иди ко мне, ну что я, такой страшный стал?

Она молча обхватила отца за талию, уткнувшись носом в форму: тоже пропыленную, грязную и пахнущую горьким сигаретным дымом. Все это было неважно, а важно только одно: папа вернулся. С ним все в порядке. Глаза пощипывало, и Львушка не знала, что сказать. Разве что робкое 'привет, пап'.

Львушка представила, как сейчас отдаст папе так и не отправленное письмо, как они будут говорить всю ночь напролет, как мама снова будет улыбаться, точно как раньше. Как можно будет показать игру и рассказать про то, как классно, оказывается, оцифровывать рисунки, и что Джилька с Гугом и остальные – отличные ребята, и вовсе даже незачем будет врать...

Реальность внесла свои коррективы. Отец вышел из ванной, зевая, и сразу направился в спальню. Мышка так же зевала и терла глаза, возвращаясь домой под утро. Слава богу, хоть про нее удалось убедительно отмазаться, и па не стал вникать!

– В следующий раз отвечай на мои смс, – прошипела Львушка, ловя ее за локоть. – Хорошо, что папа сразу уснул!

– Я их не видела, – неубедительно соврала Мышка. – Я устала, отстань. Ма! Где папа?

– Вы уже помирились? – мама широко улыбнулась, увидев их рядом. – Папа в гостиной, вышел и снова уснул на диване.

Мышка вырвала руку и ушла с ней, не оглядываясь на сестру. Видела она все. Просто теперь Львушка была среди тех, кому Звездным Юнгам совсем не зазорно врать.

Из гостиной слышались тихие голоса. Львушка вышла на балкон, голова от бессонной ночи гудела.

Или это был наружный гул? Она прищурилась, разглядывая рассветную розовую дымку. Вдалеке, поперек всех Пустых Земель, по дороге через заброшенный мост в сторону военбазы шла бесконечная колонна техники. Возвращались домой. Война кончилась?

Часть 2. Мышка

С утра Мышка долго тянула с выходом из дома. Будний день, мама ушла на работу, папа – куда-то по своим «ученическим» делам, как она слышала с утра. Львушка чем-то грохотала на кухне. Подлизывается, зараза.

Не хотелось попадаться ей на глаза, да и смены сегодня нет, эти сутки Командор просил всех хорошо отдохнуть.

Можно было, конечно, вылезти через окно, но уже брала обида – что она, боится что ли сестры?!

– Кофе будешь, Мышка? – крикнула вдруг та, будто услышала. – Я сварила свежего! Вроде ничего, далеко не убежал!

Отвечать Мышка не стала, но вышла на кухню: никого она не боится. Ни теней, ни тем паче Львушки. Ли-леч-ки. Люши-хрюши. Придумывать сестре прозвища было мелкой и глупой местью, но поднимало настроение.

Сестра налила уже кофе в большую любимую чашку, сама сидела напротив, ближе к окну, на лучшем месте, и посматривала за окно.

Она молчала, не начинала разговор, только прихлебывала кофе. Мышка изучала ее критичным взглядом. Девчонка девчонкой. Косметики вроде нет, но вон и сарафан в цветочки, и волосы перевязаны лентой, и лицо идеально чистое. Ю-боч-ка, презрительно тянул про таких Альтаир, провожая злым взглядом.

Командор соглашался – быть такой вот девчонкой стыдоба, ни забор перемахнуть, ни топором махнуть, если надо, в юбках сиди на кухне. Как Львушка сейчас сидела, положив свой черный «гроб»-планшет на стол.

Тыкала в экран, как будто разбиралась во всем. Цаца.

Командор и электронную технику не одобрял, и интернет называл бесполезной забавой для разобщения нормальных людей. Так и говорил, мол, нечего защитникам делать в сети, и запрещать не запрещал, конечно... но упоминания такого осуждались. Все равно что курение или пьянство.

И выгнать мог, если чей профиль находил сильно активным. Приглядывал. Мышка пошла дальше и вообще не завела никаких профилей, чтобы и смотреть некуда было, даже когда в школе потребовали – упёрлась, что нет и все. Отстали, конечно, с сестрами шутки были плохи.

Тогда, давно, когда они были едины...

– Так и дуешься?

Львушка подобрала самое ужасное слово. Как к ребенку! Сама будто взрослая!

Вот не говорить ей ничего... пусть побесится. Но посмотреть на игрушку, которой увлекся даже папа, было интереснее. Но обидно. Но любопытно же!

– Не дуюсь. А ты еще косметикой намажься, вообще будешь... барышня на выданье.

Львушка хмыкнула, но ничего не сказала, только развернула планшет к сестре.

Все выглядело очень простенько: пастельных оттенков нарисованный песок, синяя волна.

– Игра экологическая, – объяснила Львушка. – Ребята делали для института водных видов, или как там его, океанологии. У института мало денег, вот искали кого попроще. Сначала читаешь описание нескольких крабов, у всех разные потребности, потом нужно нести их, куда надо: одних к воде, других в тень, ну там просто. Если забудешь, есть подсказки.

– И в чем смысл?

– Я вот выучила двадцать восемь видов крабов, пока играла. Потом будем делать лягушек, птиц, Герка договаривается о расширении игры. Это не тропики, это настоящие животные, если поедем на море, сможем их найти.

– Хм... – крабик на экране неожиданно зашевелил клешнями и приподнялся, потом лег на брюшко. – Стрелять интереснее.

Львушка потянулась и переключила картинку на экране. Теперь океан стал гораздо ближе и занял пол-неба на экране.