Текст книги "Наш папа - прокурор (СИ)"

Автор книги: Ольга Тимофеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Я не представляю, как другие с детьми. Валера вообще один воспитывал. Егор…

– Кто еще знает?

Онежа, конечно, значит и Егор. Валера? Рома?

Саша молчит.

Твою мать.

– И что? Никто не собирался мне говорить?

– Я попросила не говорить.

– Очень взрослое и грамотное решение.

– Уж конечно, взрослые только ты у нас умеешь принимать. Ты сам говорил, что не хочешь детей, тем более дочку. А у меня три. С чего бы что-то должно поменяться? – Сжимается и снова выгибается.

Я сжимаюсь с ней. Даже не думал, что вот так буду чувствовать и переживать чью-то боль. Как свою.

Беременность же не зря длится девять месяцев, отцу надо осознать и привыкнуть к тому, что у него будет ребенок. Мне никто не дал этого времени.

Трое. Трое, бл… Как так?

– Ты говорила, что сдавала анализы и не было беременности.

– Если тебе проще думать, что это не твои, то думай так. – Разворачивается и кричит на меня. – Я доказывать ничего не буду.

Как не понял сразу? Надо было открыть эти документы, когда были у меня. Правильный к херам.

Я не могу это принять, свыкнуться. Мне нужны факты, доказательства. Да ни хрена мне не надо. Я знаю, что Саша не врет мне. Никогда не врала. Даже, когда была такая возможность.

Три девочки… Это мне за кого так карма прилетела?

Я вспоминаю, как встретились у Егора. Саша с животом была, я с Викой. Представляю, что Саша подумала. Понимаю теперь ее реакцию. Она беременна тройней, от меня, а я с другой приехал.

Саша не будет все равно сейчас слушать никакие объяснения. Лучше потом, спокойно обо всем.

Она снова сжимается от боли. Я не знаю, что будет дальше и как. Но раз она приняла такое решение и оставила их, значит, в этом есть смысл.

Я сжимаю ее руку. Она хоть и вырывается, но сдается и сжимает мою в ответ.

– Больно как, – поджимает губы и тихо скулит.

Мы почти приехали.

Через пару минут торможу наконец перед дверями клиники. Нет времени искать место на парковке. Оббегаю машину, там у входа нас уже ждут. Валеры нет, но есть отец.

Я помогаю Саше, беру на руки, отец и пара сотрудников уже с каталкой.

– Мне так больно, – шепчет мне в шею, – и страшно.

Я несу Сашу им навстречу.

– Если я рядом, все будет хорошо, – целую ее в висок. – Слушай врачей.

Опускаю на каталку.

– Александра, правильно? – спрашивает отец, ощупывает тут же живот.

– Да, – я пожимаю отцу руку, здороваюсь.

Он ловит мой взгляд. Знаю, какой вопрос у него вертится.

Мы никогда особо не понимали друг друга с полуслова. И поймет ли сейчас, не знаю, но я киваю. Надеясь, что мы об одном и том же.

– Поехали, звони, – кивает девушке, – подтверди операцию. Пусть вызывают всех врачей.

Саша бледная, находит мои пальцы и цепляется за них.

Каталку везут, а я не могу ее сейчас отпустить. Это мой отец пачками детей принимает, но я слышал и то, какой это риск и опасность. У меня не каждый день такое. Может, поэтому еще подсознательно не хотел такого стресса себе и своей женщине.

– Вам нельзя туда, – командует мне санитар. Я смотрю на отца.

Саша то на папу, то на меня. Он замечает, как крепко она за меня держится.

– Бахилы и халат надень. Пойдешь с нами.

Глава 14. Юра. Дедушка

– Кто ваш лечащий врач? – отец обращается к Саше.

– Кристина Сергеевна, вот обменная карта и договор.

Он пробегается взглядом по бумагам. На каком-то моменте тормозит, поднимает на меня глаза и снова возвращается к документам. – Вызывайте Сарскую, – командует медсестре, – и группу неонатологов и медсестер.

Саша то сжимает мою руку и стискивает зубы, то снова расслабляется. Боль не забрать, а что делать, чтобы ей стало легче, не знаю.

– Пап, еще Валера приедет. Я уже позвонил ему.

– Ааа, – кивает, – Доронин – это хорошо, тогда нам больше никого не надо. Александра, – отец убирает бумаги, меня зовут Домбровский Александр Евгеньевич. И я так понимаю, это мои… – замолкает, смотрит на меня, хочет, чтобы я завершил.

– Внучки, – но за меня отвечает Саша, отпускает мою руку. – Помогите мне их родить без осложнений, мне больше ничего не надо.

Ну, Саш… Не надо ей…

Я тут же получаю нравоучительный взгляд отца. Не сейчас же объясняться, что я сам только узнал.

Да, вот так получилось…

– Ладно, потом будем знакомиться, тезка. Сейчас переодевайтесь, потом в смотровой.

Отец оставляет нас, медсестра приносит сменную одежду.

– Я сама, – Саша смотрит на меня, – выйди.

– Я помогу, – расправляю сорочку. Медсестра помогает Саше подняться.

– Мне помогут, иди. – Злится, а мне не хочется, чтобы она сейчас еще больше нервничала, поэтому выхожу.

Она сейчас такая уязвимая, но в то же время упрямится.

– Позовите, когда закончите, – говорю медсестре и выхожу в коридор.

Отец делает какие-то назначения.

– Удивил, – разводит руками.

– Я не знал. Если б знал, то никогда не уехал и не оставил бы ее.

– Хочется верить, но почему она тебе не сказала тогда?

– Расстались не очень. Обиделась. Сам можешь у нее потом спросить.

– Все равно виноват ты. Ты мужчина, ты не должен был допустить этого. А точнее, ты должен был думать о последствиях.

Да знаю я. Теперь.

– Мы закончили, – в приемном появляется медсестра, я сразу иду к Саше. Она пытается встать, хватается за стену. – Проходите дальше, – направляет отец.

– Домбровский, – шепчет Саша мне ухо, – я понимаю, что твой отец врач, но… я… не дам, чтобы он лазил у меня между ног. В животе пусть ковыряется, но там, – опускает палец вниз, – нет.

– Нет других врачей, Саш.

– Значит, ммм… – сжимается и сдавливает мою руку. Терплю вместе с ней. Кажется, у меня уже тоже начинает все болеть. – Значит, – расслабляется, ее отпускает, – буду ждать другого.

Я вот тоже не хочу, чтобы он ее смотрел. Посторонний кто-то еще ладно, но не папа. Саша заходит в кабинет, я останавливаюсь в дверях и прикрываю дверь.

– Пап, скоро ее врач приедет? Саша не хочет, чтобы это был ты. Это… ты мой отец, она – девушка.

– Женщины… а кто за последствия отвечать будет? Ты? Она потом первая мне предъявит, если что-то пойдет не так. Сейчас каждая минута важна. Хочешь рисковать ими? Это роды, это опасность и для детей, и для нее.

– Придумай что-нибудь.

Выдыхает.

– Сейчас позвоню Сарской, если далеко, то ждать не буду.

Спасибо и на этом.

– Кристина, вы далеко? … как приедешь, давай сразу в приемное, на осмотр. – Отец отключается. – Ждем пару минут, я пока детское отделение пошевелю.

Я возвращаюсь к Саше.

– Где моя роженица? – в кабинете появляется женщина, на ходу поправляет халат. – У нас тут посторонние? Папочка, вы, пожалуйста, в коридоре подождите, – кивает на меня.

– Это мой сын, Кристина Сергеевна, я разрешил.

– Так это ваши? – смотрит на живот и разворачивается с полуоткрытым ртом.

– Мои-мои. Иди, смотри быстрей.

Женщина улыбается.

– Заранее не поздравляю.

Я снова выхожу, отец кому-то звонит, планирует все. Мне кажется, что Саша там вообще рожает уже. Почему никто не выходит.

Я никогда особо не интересовался работой отца. Роддом и роддом. Мозг иногда чего-то боится, отгораживается от ненужной информации. А я не планировал детей. Не хотел их. Потому что перед глазами был пример воспитания моим отцом.

Но у судьбы нет случайностей. Насколько я не хотел детей, настолько их и получил. Отец же, наоборот, помогал им появиться на свет.

– Здравствуйте, – в приемное заходит Валера. – Я успел? – протягивает руку сначала отцу. Потом мне. Здороваемся.

– Успел, – как-будто даже спокойней становится, когда Вал тут.

– Детского реаниматолога вызовите еще, – из кабинета выходит Кристина Сергеевна и прикрывает за собой дверь.

– Что там?

– Обвитие пуповиной. Чудо вообще, что она сегодня приехала.

– Но мы не доберемся до этого ребенка, сначала надо достать того, что в центре. – Показывает нам фотографии узи. – У нас еще один папочка?

– Нет, я хирург, буду ассистировать.

– Доронин, правильно? – Валера кивает. – Да, меня предупреждали, хорошо. Александр Евгеньевич, проверьте, чтобы деотских медсестер было трое.

Я возвращаюсь к Саше.

– Ты как?

– Что-то не так?

Я смотрю на замершую картинку на мониторе экрана узи. Там очертания детей. Пока они черно-белые картинки на экране, а через пару часов родятся. Это как чудо. Мистика. Из клеточки мамы и клеточки папы, рождается человек. Насколько сложно все там. Рассчитать, чтобы ребенку хватило питания, места, не передавить и не пережать чем-то.

– Что не так? Ты можешь сказать?

Надо рассказать ей. А по факту опять врать? Да, Домбровский, прокурор, который сам врет и еще оправдывает ложь. Эта ложь все равно ничего не изменит сейчас. Зато она не будет накручивать себя.

– Они просто перестраховываются, позвали всех, кто есть сейчас в клинике. – Я тут, с тобой.

– Я не прошу со мной оставаться.

– Я сам хочу, Саш.

Она выдыхает и смотрит на меня.

– Я тебя не понимаю.

– Я там, где я должен быть.

– Ты живешь с ней, носишься со мной, приходишь, целуешь меня.

– Вика просто у меня живет, надо было ей помочь.

– Я должна в это поверить? – Саша снова вся зажимается. Я держу ее пальцы, она инстинктивно их сдавливает.

– Да, – продолжаю, когда расслабляется. – Просто поверить.

– Не могу. Это противоестественно. Жить с ней просто так, – характерным жестом берет последние слова в воздушные кавычки. – Ты меня раздражаешь, злишь, бесишь, и мне так нравится тоже делать тебе больно, – сжимает пальцы.

– Делай, но обрати внимание, тут, рядом с тобой, я, другого никого нет, не будет и не должно быть. – Поднимаю ее руку и, пока не опомнилась, целую в ладошку. А потом в живот.

– Все, в операционную. – Командует Кристина.

Глава 15. Юра. Папа

Врачи везут Сашину каталку по коридору. Я с Валерой иду за ними.

– Когда ты узнал?

– Да сразу и узнал, поймал ее, когда твою карту изучала.

– Зачем? – поворачиваюсь к нему.

– Группа крови нужна была твоя и другие анализы. Чтобы ей лишнего не сдавать, дал ей все.

Правильно.

– За Еву мне ответочка?

– В точку, – Вал усмехается, но тут же становится серьезным. – Шучу, ты спас Еву. Сам знаешь, чем могло бы все закончиться. Она простила тебя, – выдыхаю, увожу взгляд. – Саша мне рассказала, что у вас произошло, – продолжает Валера, сворачиваем на переход, – в общих чертах знаю. Чего мне лезть было? Это ваше дело. Никого не осуждаю.

– Спасибо, Валер. – Он смотрит, не понимает, за что. – Что помогал ей, пока меня не было.

– На операции хочешь быть?

– Не скажу, что фанат этого всего, но мне надо там быть.

– Не боишься?

– Я-то не меньше твоего видел. Я же не чувствительная ромашка. – Вал усмехается, понимает, что я не о цветах сейчас.

– Будет эпидуральная анестезия. Она будет в сознании, просто не будет чувствовать ничего ниже пояса. Будешь ее поддерживать. Пусть видит, что ты переживаешь. Может, быстрее простит.

Я усмехаюсь Валу. Он как чувствует, что нам с Сашей сейчас надо.

– Что она вообще говорила, пока меня не было?

– А у тебя что, уши не горели по средам?

– Нет, – Вал умеет разрядить обстановку, когда это касается не его. – Почему по средам?

– У нее по средам прием был.

– По лестнице поднимитесь на третий этаж, – просит отец. Они же заходят в лифт, мы с Валерой и медсестрой поднимаемся по лестнице.

– Если тут твой отец, то мне можно было и не приезжать. У него опыта побольше моего.

– Все равно, спасибо, что приехал.

– Не волнуйся, для них рядовая операция.

– А что за обвитие? О чем они говорили?

– Патология, одна или нескольких петель пуповины располагается вокруг шеи или тела плода. Клинически это никак не проявляется.

– Это опасно. Почему возникает?

– Причины разные и большая длина, и повышенная активность плода, может, какое-то заболевание матери, плода, патология плаценты, стрессы, даже занятия спортом. – А я встретил ее у Егора на тренировках. Допрыгались. – Вообще обвития пуповиной шеи плода опасны, могут спровоцировать травмы и повреждения при естественных родах, поэтому делают кесарево сечение. Вовремя выявили. За пару дней могло ничего не произойти, а могло и плохое случится.

Мы поднимаемся на третий этаж, заходим в предоперационную. Валера переодевается.

– Юр, – зовет отец, – Ты можешь тут побыть, посмотри через окно. Не мешай.

– А с ней нельзя?

– Отвлекать будешь.

– До операции зайду хотя бы.

– На минуту.

В операционной уже стоит три детских кувеза, три молодых девушки медсестры, несколько врачей, которые не были с нами на осмотре. Вероятно, детские. Я сын врача, но на операции первый раз.

Саша сидит на операционном столе. Врачи стоят рядом, что-то рассматривают на ее спине.

Я останавливаюсь.

Саша с закрытыми глазами. Меня не видит. Да и я весь в маске, шапочке, не узнать.

– Саша, не двигайся. Вводим лекарство.

Она жмурится, замирает. Я с ней задерживаю дыхание.

Только, когда врач говорит, что все, открывает глаза. Смотрит на меня. Узнает сразу. Хмурится, не рада видеть, но и не выгоняет.

Сашу кладут на стол, ставят ширму. Чтобы она не видела ничего.

– Ты как? – присаживаюсь возле нее. Все готовятся к операции, на нас не обращают внимания.

– Я боюсь.

– У тебя все получится, ты умница. Ты выносила трех тыквочек, осталось чуть-чуть.

– Моемся, – командует врач, все уходят, медсестры готовят операционную. У нас есть время. Я не знаю сколько, но ловлю каждый момент.

– Ты будешь тут?

– Да, там за стеклом. – Киваю на стену. Саша смотрит, проверяет.

– Александра, как себя чувствуете? – подходит анестезиолог.

– Нормально.

– Хорошо. Аллергия на лекарства есть?

– Нет.

Врач нас оставляет.

– Что твой отец сказал?

– Ремень меня дома ждет, – отшучиваюсь. Хочу, чтобы тоже улыбнулась.

Саша невольно, но улыбается. Это ей нравится. Хотя и понимает, что шучу. Натягивает улыбку, пытается не думать о том, что предстоит.

– Я думала он у тебя другой.

– Лучше или хуже?

– Человек, который помогает рождаться другим людям, не может быть плохим.

Не может…

– Мы привяжем вам руки, чтобы не двигались под наркозом.

– Я знаю, – кивает Саша. – Я медсестра.

Пока ее готовят, все время нахожусь с ней. Мне, наверное, больше страшно за нее, чем ей. Она видела операции, ей не страшно. Ей измеряют давление, анестезиолог проверяет чувствительность. Живот обклеен какими-то датчиками. На приборах бьются сердечки.

Все так реально, как никогда. Она под какой-то капельницей, схваток уже нет. Саша отдыхает. Готовится.

Анестезиолог трогает очередной раз ноги.

– Александра, не щекотно?

– Нет, – начинает часто дышать. – Странное ощущение.

– Можно начинать, – врач отмечает что-то в бумагах.

– Юра, – отец кивает уходить, понимаю все, поэтому в порыве наклоняюсь к Саше и быстро целую в губы.

Быстро. Трепетно. Мягко.

– Я буду рядом, – шепчу в губы.

Выхожу из помещения. Наблюдаю за всем через стекло.

Саша закрывает глава, что-то шепчет, как будто молится. Она такая сильная и смелая. Сколько вообще в ней решительности. Решится одной троих родить и растить. Теперь уже точно не одной. Но планировала же.

Над ней собираются врачи. Валера успокаивает меня взглядом. Я концентрируюсь на том, что с Сашей.

Кажется, что вот-вот должно что-то произойти. Но время тянется. Врачи над Сашей колдуют. Медсестры ждут в стороне. Все наготове.

Я не знаю, сколько это должно длиться. Затягивается что-то или нет.

Саша открывает глаза, смотрит в потолок. Снова закрывает. Открывает.

Я наблюдаю за отцом. Насколько он сейчас сосредоточен. Он помогает родиться своим внучкам. Что он думает, чувствует ли что-то? Это же его внучки. Он всю жизнь посвятил рождению детей. Ему либо надоело это, либо это наоборот его мечта – помочь родиться своим внукам.

Мы никогда и не говорили об этом.

Я снова смотрю на Сашу. Она глядит в потолок, на ширму, куда угодно, только не на меня.

Мог бы сейчас рассказать, что не забывал ее, не бросал. Обстоятельства так сложились.

Саша украдкой переводит на меня взгляд и снова в потолок. С Викой не очень получилось. Но неужели не понятно. Если я тут, значит, мне важно быть тут, с Сашей. А не там, с другой.

Папа наклоняется зачем-то и что-то достает.

Секунда, две, и кто-то начинает громко плакать. Никогда не думал, что обрадуюсь этому крику. Сейчас он какой-то родной, что ли. На голове темные волосики.

Отец гордо приподнимает ребенка над ширмой.

– Девочка, – показывает Саше. На секунду задерживается передо мной. Мы встречаемся с отцом взглядами. За маской видны только глаза, но я волнами чувствую, как он улыбается. И передает ребенка врачу.

Ко мне будто подключают провода и подают ток. Все тело вибрирует.

Девочка. У меня дочка.

Охренеть.

Врачи возвращаются к Саше, детский врач вытирает ребенка, что-то проверяет. Работает четко и уверенно. Я не знаю, правильно ли, но вижу, когда работают профессионалы.

Возвращаюсь к Саше. Она улыбается. Лежит с открытыми глазами и улыбается. Хочет еще увидеть, но сейчас никто не будет отвлекаться на это.

Я по-прежнему в игноре.

А мне наоборот. Так хочется ее обнять сейчас. Поддержать. Поцеловать. Описать для себя не могу это чувство, но вспоминаю, как мы вместе были. Как любили быть вместе. Я хочу все вернуть. И я верну.

Она ненавидела меня, не хочу даже думать, как проклинала, но оставила детей. А я мог никогда и не узнать. Может, тот погибший ребенок и не должен был родиться, иначе не было бы этих. А может ее душа сейчас вернулась в одну из них.

Саша чуть поворачивает голову в сторону и бросает на меня быстрый взгляд.

Второго ребенка долго нет. Кажется, их просто можно достать. Но что-то как будто не так.

Спокойный сон без воспоминаний об операции, мне теперь точно не грозит.

Я зачем-то вспоминаю разговор про обвитие.

Второго ребенка достает женщина. Хлопает легко по крохотным пятачкам, я подсознательно жду этого крика уже. А нет ничего. Малышку хлопают по попке. Все замирают.

Я знаю, что не помогу ничем, но точно знаю, что хочу, чтобы этот ребенок жил. В глазах режет. Нет…

В меня разом миллион иголок под кожу. До боли сжимая все. Еще раз. Пусть живет. Пусть только живет. Сам не отрываясь от малышки, я не слышу ничего, но вижу, как открывается маленький ротик.

– Девочка, – гордо говорит Кристина Сергеевна, – показывает Саше и сразу отдает врачам.

Не понятно ничего, тихо очень, врачи возвращаются к Саше. Она на меня смотрит. В глазах страх режет пространство. Они не озвучивают, но Саша понимает, что не так что-то.

– Давление растет.

– Саша, все хорошо, Успокаивайся.

Да где там успокоишься. Даже меня начинает потрясывать.

Мне нельзя, но я покидаю это помещение и иду в зал. Тихо захожу, меня Вал замечает, хмурится, но я решительно иду к Саше, не смотря на саму операцию. Всякое видел на работе, но сейчас я нужен ей. Даже, если она не покажет, знаю, что нужен.

Опускаюсь рядом с Сашей на корточки и глажу по голове. Она ничего не спрашивает, но в глазах один вопрос, зачем.

– Все хорошо, слышишь? Она жива. Наша девочка жива.

Как бы не злилась, сейчас отпустила все.

– Она не кричала.

– Пискнула тихо, я слышал.

– Это плохо.

– Врачи ее осматривают.

– Что-то не так было?

Смотрим друг другу в глаза, когда слышим, как кричит третья девочка.

Саша прикрывает глаза, я вижу, как из уголка течет слеза.

– Девочка, – отец показывает ребеночка в руках и передает врачам. Она крошечная совсем. Как можно выжить в таких условиях я не представляю.

Ее сразу передают врачам, я стягиваю аккуратно маску и касаюсь Сашиных губ. Веду пальцем по щеке. Стираю слезинку.

– Ты родила. Саш, родила. Наших девочек. Наших тыквочек.

Она поджимает губы, улыбается,

– Ты рад?

– Конечно, они же наши. Теперь у меня не одна Саша, а четыре. Тебя ж как отксерили. – Саша начинает часто дышать, рот приоткрывает, – никогда тебя больше не оставлю.

– Давление падает, – узнаю голос Валеры.

– Вот тут кровотечение, капельницу с аминокапронкой, – командует врач, – готовим переливание.

– Мужчина, отойдите от нее, – меня за руку поднимает санитар, кто-то начинает двигать приборы. – Выйдите.

Врачи склонились над Сашей, тихо переговариваются, инструменты меняют.

Саша не шевелится и лежит с закрытыми глазами. На нее не смотрит никто. Только бы врачи не упустили этот момент.

Саше в одну руку ставят капельницу, в другую – переливают кровь.

В операционной атмосфера напряженная, но в то же время слаженная. Никто не показывает эмоций, все знают, что делать. Анестезиолог закрывает мне лицо Саши, я не вижу даже в сознании ли она и что с ней. Но свисающая бесчувственная кисть все не дает мне покоя.

Я бы вышел сейчас, поддержал ее, обнял эти пальчики, согрел, но боюсь, что только навредить могу.

Это все равно, что врач придет в суд и возьмет на себя работу адвоката.

Я складываю ладони как в молитве и прижимаю их к губам.

Девочка моя, живи. Ты мне так нужна. Я так много не успел тебе сказать. Не может все быть зря. И дочки твои ждут тебя.

Я перевожу взгляд на наших малышек. Вспоминаю, как первый раз коснулся Сашиного живота, как почувствовал пинок. Они как будто ругали меня, что я так долго не появлялся. А мог ведь никогда и не испытать этого, не запомнить, если бы вернулся позже.

Сейчас они такие крохотные, слабые, беспомощные. Такие, что… хочется заботиться о них. Хоть о ком-то в этой жизни заботиться, а не только о себе.

Я представляю, как держу на руках троих. Как вожу в сад, в школу. Гордыня не лучшее качество, но я капец как горд и похвастался бы всему миру.

Но папа – это не половина, даже не треть сейчас, для них весь мир сейчас мама. Больше всех в жизни им нужна она. И мне тоже.

Смотрю на отца и Валеру снова. Они же не допустят, чтобы с Сашей что-то случилось? Они делали такие операции не один раз. Знают же все, профессионалы.

Врачи о чем-то переговариваются и приборы вдруг затихают. Повисает напряжение. Я внутренне сжимаюсь, не понимаю. Это хорошо или плохо. Где дефибрилляторы? Почему никто не действует? Чего ждут?

Валера, как специально, не смотрит. Сашина рука уже лежит на столе. Но не понятно, она сама ее подняла или врач положил.

В легких жжет. Я не дышал все это время.

Это все длится бесконечно. Когда-то же должно все закончиться?

Возле детей какое-то движение. Возле той, второй девочки, собираются два врача. Надевают ей маску, берут на руки, снова что-то проверяют, если она и плачет, то совсем тихо, не так, как две другие. Как крольчонок маленький.

Я представляю нас через пять лет, через десять, через пятнадцать. Как она придет ко мне, сядет на коленки, как маленькая, и скажет: “Папочка, ты у меня самый лучший”.

В горле сводит болью, а большим и указательным пальцем провожу по уголкам губ. Цель на ближайшие пятнадцать лет себе поставил.

Сжимаю кулаки и подношу к губам. Если все закончится хорошо, то я не знаю, что сделаю… Я у всех попрошу прощения, кого обидел. Всем скажу спасибо, что терпели меня.

– Шьем. – Командует Кристина Сергеевна.

Я смотрю на Валеру и на отца. Хоть кто-то из них думает, что я тут и волнуюсь?

На меня глаза поднимает и переводит на Сашу. У него маска на лице, как будто говорит что-то ей. Сашу по-прежнему не вижу, заслоняют. У Вала подрагивают плечи, как будто он смеется.

Оборачивается папа и поднимает большой палец вверх. Возвращается к операции. Я не суеверный, но уши горят, словно меня там обсуждают.

Валера наконец смотрит на меня, кивает, по глазам вижу, что улыбается.

Да пусть хоть всю жизнь обсуждает, пилит, выносит мозг, только живет.

Время все равно тянется, они что-то делают, а я и хочу выйти, и не хочу отвлекать на себя. Пусть занимаются Сашей. Я успею.

– Всем спасибо, – наконец говорит женщина. Валера убирает инструменты, расслабляет плечи, тянет головой из стороны в сторону и кивает мне в сторону Саши.

– Александр Евгеньевич, поздравляю. Вы теперь одним тортиком не отделаетесь, – смеется Кристина. – Александра, как себя чувствуете?

Я мельком смотрю на детишек, но они потом – сейчас Саша.

– Ничего не чувствую.

– Чувствительность будет постепенно возвращаться. – Рассказывает врач, пока я тоже подхожу к столу. – На сутки вы останетесь в реанимации, под присмотром.

Саша бледная, губы пересохли. Их бы поцеловать, оживить, но не при всех.

– Как мои дети?

– Их сейчас увезут, покажите маме, хотя бы на минутку. Медсестра подвозит кувезы.

– А можно мне потрогать? Пожалуйста, хотя бы одну. – В ней столько слабости и надежды сейчас.

– Разрешите, на полминутки, – включается отец.

Вся операционная замирает, когда полуторакилограммовую малышку достают и кладут Саше на грудь. Она рассматривает как сокровище, ведет кончиками пальцев по коже, касается губами крошечного лобика и нюхает. Улыбается и плачет. Какие они…

Я успеваю достать телефон и сфотографировать их.

Медсестра забирает ребенка.

– Можно мне тоже? – Слова вырываются сами.

– Только маме.

– Я папа, – говорю просто так, но звучит вслух гордо.

Медсестра смотрит на детского врача.

– У него все анализы сданы, все нормально, – комментирует Валера.

– Только быстро и очень аккуратно.

Медсестра кладет мне на руки запеленатую девочку. Из-под пеленки на голове торчат черные волосики, как мои.

Я практически ее не чувствую, она просто невесомая. Космонавтик маленький. Маленькая, сморщенная, непонятного цвета, но уже родная. Еще днем грелась у мамы в животе, а сейчас у меня на руках.

Я наклоняюсь к ней и тоже нюхаю напоследок. Пахнет чем-то сливочно-молочным. Я передаю медсестре малышку и как идиот улыбаюсь.

– Александра, поздравляю вас. – Отец улыбается ей.

– Спасибо, – Саша сдержанно отвечает.

– Я потом к вам зайду, поговорим.

Врачи отходят, я наклоняюсь к Саше, она уворачивается.

– Саш, – тихо зову ее, она молчит.

– Нам надо ехать, – кивает мне медсестра, я отхожу, пропускаю их.

Но успеваю усмехнуться Саше в ответ на ее молчание.

Никуда ты не денешься теперь.