Текст книги "Афродита и её жертвы"

Автор книги: Ольга Волошина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Глава седьмая, повествующая о том, как трудно быть одинокой красавицей

«…Она шла – и словно по команде, поворачивались головы, застревали в горле слова. Так было всегда и везде».

Артур Хейли «Отель»

День ещё только клонился к вечеру, и посетителей в ресторане было немного. Однако немногочисленные клиенты сразу обратили внимание на стройную девушку с очень красивым и необычным лицом, отчего-то казавшимся знакомым большинству посетителей. Красавица, не спеша, прошла к пустому столику на двоих в нише у окна. Едва скользнула взглядом по лицам сидящих, по мебели в пёстрой обивке, высоким вазам с искусственными цветами. Судя по выражению лица, самый большой интерес у дамы вызвало крупное чучело крокодила под пальмой в кадке.

Девушка устроилась за столиком, небрежно бросила на край стола изящную сумочку, раскрыла карту блюд, и в глазах её зажёгся огонёк любопытства. Мужчины за соседними столиками, напротив, потеряли всякий интерес к еде и напиткам. Самого мимолётного взгляда красотки хватило бы любому из них, чтобы кинуться к ней с ухаживаниями и комплиментами. Однако от одинокой дамы за уединенным столиком ощутимо исходило такое ледяное равнодушие, что флиртовать с нею храбрецов не нашлось. Аппетит же у красавицы оказался неплохой, она заказала крабовый салат, печень в винной заливке с запечённым картофелем, миндальное желе – и принялась с видимым удовольствием расправляться с едой, запивая деликатесы белым вином.

Постепенно зал заполнялся, и вскоре свободных мест совсем не осталось. Пустой стул возле темноглазой красавицы, тем не менее, никто занять не решался. Девушка наслаждалась одиночеством и теперь лениво закусывала вино ломтиками ананаса. Когда к ней робко подошёл интеллигентного вида мужчина средних лет, она вдруг подняла на него огромные, удивительно лучистые глаза и чуть заметно улыбнулась.

– Вы п-позволите присесть з-за ваш с-столик? – спросил мужчина, немного заикаясь. И тут же зачем-то начал оправдываться: – Свободных мест с-совсем уже нет.

– Прошу вас, вы мне нисколько не помешаете.

Мужчина поклонился и опустился на стул, как казалось, не дыша. Некоторое время сидели молча. Съев пару крошечных треугольных пирожков с густым золотистым соусом, мужчина вдруг осмелел и разразился пространной речью:

– Вы т-такая грустная. И одна. Н-не подумайте, что я пристаю, – он довольно долго жевал малюсенький кусочек пирожка, затем продолжил без видимой связи с предыдущими фразами: – Вы очень п-похожи на известную актрису. Не обижайтесь, но если она – это в-вы, я всё равно ни за что не вспомню в-ваше имя. У меня очень п-плохая память на лица. На имена т-тоже. И кино я п-почти не смотрю. Моя жена г-говорит, что я слишком много раб-ботаю. Но мне раб-ботать и вправду г-гораздо интереснее, чем с-смотреть всю эт-ту чепуху. П-простите, конечно.

– Ничего, я не обиделась! – звонко рассмеялась красавица, при этом несколько мужчин из-за соседних столиков свирепо посмотрели на её собеседника, но он этого не заметил. – А зовут меня Мария Петрова.

– Г-господи, ну конечно. К-как я мог вас не узнать!

– И кстати, вы не представились, – попеняла собеседнику Маша Петрова, по-прежнему улыбаясь.

– П-простите, я не нарочно. Александр Андреевич, – мужчина поклонился.

– Чацкий! – снова рассмеялась Маша.

– Всего лишь Говоров. И фамилия моя в-вам неизвестна, как, впрочем, и огромному количеству д-других людей.

– Это потому, что вы заняты серьёзным делом. А всех сейчас интересуют только зрелища и политика, которая тоже является специфическим видом шоу-бизнеса.

– Приятно услышать от женщины н-неглупую шутку.

– Обычно мы притворяемся глупыми, чтобы поймать мужа. Какой же дурак женится на умной?

– Но почему же вы одна? И т-такая грустная?

– Ушла от мужа после жуткого скандала, поэтому одна. А грустной я только кажусь, потому что привыкла играть трагические роли, – девушка замолчала, с деланным интересом разглядывая пустой бокал. – И мне некуда идти сегодня вечером: домой вернуться не могу, близких родственников у меня здесь нет, подруги сразу же начнут распространять преждевременные сплетни о моём разводе. Придётся найти какую-нибудь третьесортную гостиницу.

– А я к-как раз могу вам п-помочь, – осторожно сказал Александр Андреевич. – Не п-подумайте чего такого… У меня сестра уехала в отпуск только вчера, п-просила присмотреть за цветами. Я могу дать вам ключи на неделю-другую, когда вы захотите уехать, п-позвоните мне на мобильный.

– Вы это серьёзно? – спросила Маша, подняв на Говорова свои огромные необычные глаза. – И соседи не будут звонить вашей жене с донесениями?

–Там всего д-две квартиры на этаже, соседи уехали на д-дачу. Никто вас не п-побеспокоит. Если будут проблемы, з-звоните мне, п-помогу непременно.

– Даже не знаю, имею ли я право воспользоваться вашим великодушием? – задумчиво пробормотала девушка.

– И не с-сомневайтесь. Люди д-должны помогать д-друг д-другу. Давайте, я вас отвезу, п-покажу, как там дверь открывается. Утром вам ведь т-тоже на работу. Хотя з-завтра воскресенье…

– У нас в воскресенье – самая работа. Правда, не с раннего утра.

– Тем более, идёмте… Т-только цветы п-придётся теперь вам поливать, – с этими словами Говоров поднялся и подал руку Маше.

Девушка кивнула официанту, тот мгновенно принёс два счёта, правильно оценив обстановку. Они направились к выходу, сопровождаемые злобными взглядами мужской части посетителей. Кто-то негромко процедил:

– Ишь, договорился очкарик. И зачем ему такая лапочка!?

Реплика осталась без внимания.

***

Вечерняя прохлада уже опустилась на улицы большого города, после душного дня воздух казался почти свежим. Впрочем, машин на улицах стало значительно меньше, и сквозь поредевшие клубы выхлопных газов кое-где пробивался аромат немногочисленных цветущих городских растений и свежескошенных газонов. Маша с Говоровым вышли на ступени «Доньи Флор».

– Вы на машине? – спросил девушку спутник.

– Нет. Я не вожу машину, боюсь любых механизмов. А брать с собой водителя в такой ситуации…

– Тогда п-придётся вам довольствоваться моей скромной «киа», тут недалеко.

– Замечательно уже то, что не потребуется ловить такси. Устаёшь, знаете ли, от постоянных любопытных взглядов…

К дому сестры Говорова ехали молча, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами. Видимо, Александр Андреевич уже исчерпал недельный запас своего красноречия. Или просто не умел вести беседы, одновременно управляя машиной.

И опять всё складывалось очень удачно. Конечно, выход всегда нашёлся бы, но трудно было ожидать, что так легко и быстро. Сам Господь послал ей этого милягу Александра. Или какой-то божий ангел-хранитель. Да не оставит он свою подопечную на долгом и трудном пути к счастью! А сама она образ нашла правильный: действует точно по выбранной схеме.

Машина тем временем въехала в просторный зелёный двор, с четырёх сторон закрытый стенами двух домов, построенных буквой «Г». Оба девятиэтажных дома с большими окнами и широкими балконами выглядели весьма надёжно. Из некоторых окон лился неяркий золотистый свет, кое-где светились голубоватые экраны телевизоров. Большинство окон были темны и закрыты наглухо, несмотря на устойчиво тёплую погоду. Дачный сезон в разгаре! Все, кто мог, уехали за пределы города. А то и вовсе отдыхают на дальних курортах. Маша только сейчас почувствовала, как сильно устала за эти дни. И ей вдруг отчаянно захотелось к морю. Она вздохнула. Говоров тут же отреагировал:

– Не п-переживайте вы так, всё образуется. Отдохните, п-послушайте музыку. У м-моей сестры прекрасные з-записи…

Они поднялись на третий этаж, остановились перед дверью с блестящими цифрами на лаковой деревянной поверхности: «41». Говоров открыл дверь, провёл её по квартире, показал, где что найти. И как-то слишком поспешно стал прощаться.

– Вот вам ключи, маленький от п-почтового ящика. Вот моя визитка, все телефоны. З-звоните, если что.

Уже у двери он немного задержался, улыбнулся смущённо:

– Желаю вам отдохнуть и уладить с-свои п-проблемы. Всё б-будет хорошо, Маша!

И Говоров исчез за дверью.

***

Квартира оказалась довольно просторной и уютной. Неброская, но удобная мебель, полки с дисками и кассетами возле музыкального центра, сухое вино и кофейный ликёр в баре, фрукты в холодильнике, журналы в глянцевых обложках на столике под торшером. И цветы, много цветов…

После тёплого душа и двух бокалов вина она вновь почувствовала себя сильной и готовой к немедленным действиям. Взглянула на часы – ещё только одиннадцать, – и взялась за трубку телефона.

Несмотря на поздний час, на другом конце откликнулись почти сразу. Бесцветный мужской голос медленно произнёс:

– Слушаю вас.

– Это квартира Долгового?

– Совершенно верно, и я – это он самый и есть.

– У меня для вас письмо от Дарьи Васильевой.

– О! Это приятная новость, – оживился голос. – Как поживает Дарья Алексеевна?

– Ей немного нездоровилось, но теперь уже гораздо лучше. Я могла бы встретиться с вами и передать послание.

– Вас устроит кафе «Тройка», что на Арбате, во второй половине дня? Или мне лучше к вам подъехать?

– В этом нет нужды, во второй половине дня я совершенно свободна.

– Тогда в четыре, если не возражаете.

– Завтра обязательно буду.

– Жду вас у самого дальнего столика возле окна. До завтра.

***

А в это время в квартире номер двадцать два совсем другого дома другая красавица, не такая, может быть, яркая, но более тёплая и улыбчивая, устроившись в кресле перед телевизором, расчёсывала длинные, только что вымытые и благоухающие терпким полынным запахом шампуня золотисто-рыжие волосы. Молодая женщина наслаждалась покоем, отдыхом и тишиной. Да-да, звук у телевизора был выключен напрочь, а мелькающие на экране лица и фигуры создавали иллюзию неодиночества. Но что-то её беспокоило. Конечно, знакомая, уютная квартира подруги (хорошо, хоть имя её вспомнила вовремя) – это здорово, но ведь у неё есть где-то и свой дом, своя работа и, возможно, семья. М-м, вот ощущение семьи определённо не всплывало, ну не было его, такого ощущения. И Бог с ней, с семьей, а вот мысль о работе тоненько и беспокойно зудела. Это началось сразу же после приятного чаепития с не менее приятным молодым человеком. А значит, работа её ждёт и она довольно важная. Других мыслей на эту тему пока не появлялось, даже крепкий чай ничем не помог.

Хуже всего было то, что она не могла вспомнить ни своего имени, ни адреса, ни других подробностей довчерашней жизни. В остальном же устройство мира и современного ей общества представлялось довольно чётко. Среди множества нужных предметов, извлечённых из своей сумочки, она не обнаружила ни единого клочка бумаги с собственными анкетными данными или другими наводящими сведениями. Найденная на буфете записка от подруги Светланы ничем не помогла. В послании значилось: «Хей-хей, привет! Страшно рада, что ты решила на этот раз пожить у меня. И ещё более огорчена, что не смогу с тобой повидаться: посылают на месяц в Канаду, что с другой стороны не так уж и плохо – я многого жду от этой поездки. Прохвоста пристроила (припомнилось, что так зовут Светланиного кота) Аэлите Васильевне (а это – соседка, такое имечко при всем желании не забудешь). Она же согласилась и цветы поливать. Я ей не стала говорить, что ты приедешь, а то она вызвалась бы устроить тебе встречу с блинами и пирогами. Вряд ли тебе сразу же захочется тесного и шумного общения с Аэлитой. Крокуса взял на месяц Борис. (Крокус – это большая собака невнятной породы, а вот Бориса вспомнить не удавалось). Будь как дома! На этажерке новые записи, в баре классный коньяк. Светлана. 16 мая…»

С чего это ей пришло в голову назваться Катей? Впрочем, имя вполне достойное, припоминается: бабушку так зовут. Где-то у моря в симпатичном домике с садом живёт её бабушка Катя. Вот с фамилией совсем скверно: не приходит в голову совсем ничего, даже бабушкина не всплывает из недр памяти. Зато всех политических деятелей и половину безголосых певичек, промелькнувших за вечер на экране телевизора, она совершенно чётко помнила по именам. Вот и разберись с этим удивительным приспособлением, именуемым памятью!

Ну, ничего, завтра придёт Аэлита и наверняка назовет её по имени. А там, глядишь, и прочие анкетные данные как-то прорисуются. От этой успокаивающей мысли непостижимым образом захотелось спать. Катя (пусть пока зовется так!) сладко зевнула, потянулась – и отправилась разыскивать постельное бельё.

Глава восьмая, из которой читатель вместе с Мышкой узнаёт о событиях на Садовой-Кудринской

«Он умер от смертельной дозы чего-то такого, что только врач может произнести правильно».

Агата Кристи «Карибская тайна»

– Наталья Григорьевна, это я. Добралась благополучно, все в порядке.

– Спасибо, Маришенька. Спокойной ночи, – ответила Шуркина мама.

– Спокойной ночи.

На часах было уже почти три. Я легла на диван и прикрыла глаза. Спать не хотелось, наверное, потому что было всё ещё слишком душно. Я встала и распахнула дверь на лоджию. Воздух, наполненный запахами и звуками ночного города, ворвался в комнату. Стало немного прохладнее, но сна всё равно не было. Где-то протарахтела машина, затем ещё одна. И тут я вспомнила, что собиралась кое-что выяснить. Зажгла свет, включила телевизор и устроилась на диване с журналом «Красота и здоровье», который мне так и не удалось досмотреть до конца. Телевизор тихонько жужжал, нарушая таинственную тишину ночи. Сейчас должна начаться та самая ночная передача, которую я никогда не смотрю из-за одного только названия: то ли «Час криминала», то ли «Криминальные новости». Но пока показывали какую-то полукомедийную чушь, похоже, французскую. Фильм затянулся.

Я открыла журнал и занялась изучением статьи о новом методе пластической косметологии профессора Самойлова-Дмитриевского. После довольно подробного, хотя и малопонятного описания, было помещено интервью с автором фантастического и многообещающего открытия.

«Корреспондент: Скажите, Пётр Петрович, а после ваших операций на лице могут остаться шрамы или иные следы хирургических инструментов?

Самойлов-Дмитриевский: Ну что вы! Никаких шрамов и рубцов вы на своем новом лице не увидите. Если, конечно, решитесь прийти к нам в клинику.

К.: А сколько времени длится реабилитационный период? Наверное, всего неделю?

С.-Д.: Неделю? Конечно, нет! Срок восстановления минимален, всего несколько часов.

К.: Но этого просто не может быть!

С.-Д.: Очень даже может. Вероятно, вам трудно в это поверить, однако таковы факты. Не верите – спросите у наших пациентов.

К.: Фантастика! Значит, после хирургической операции в вашей …

С.-Д.: Лучше назовите это не хирургической операцией, а пластическим конструированием лица.

К.: Значит, после процедуры пластического конструирования в вашей клинике пациенту не придётся две-три недели ходить с отёками и синяками на лице?

С.-Д.: Даже таких неприятностей можно избежать. Никаких синяков и отёков. Небольшой отдых – и вы можете отправляться хоть на бал, хоть на работу. Предупредив, разумеется, коллег и родственников, что это вы в новом обличье.

К.: А не возникнет ли у ваших пациентов проблем с документами, удостоверяющими личность. Ведь в них на фотографиях останутся их старые лица.

С.Д.: До сих пор наши клиентки как-то решали эти проблемы самостоятельно. Но если потребуется, мы будем давать все соответствующие справки…

К.: Наверное, вы творите такие чудеса с помощью уколов?

С.-Д.: Нет, к мезотерапии мой метод отношения не имеет. Это совсем другое. Но поверьте, художественное пластическое конструирование абсолютно безопасно для здорового человека. Метод прошёл все клинические испытания…».

Однако, что же это делается?! Если хоть половина из этого – правда, то у наших правоохранительных органов действительно очень скоро будут проблемы. Тогда, небось, в паспортах и появится страничка для отпечатков пальцев. Фотография будет актуальна только для тех, у кого денег на операцию не хватает. Чего будут стоить алиби, основанные на свидетельских показаниях? Компроматы, опирающиеся на видеосъёмки, прикажут долго жить. А что будут делать кинематографисты, если у каждой звезды появится пара десятков двойников. Особо звёздным личностям придётся запатентовывать свою внешность… Все последствия этих косметических нововведений даже представить себе трудно.

Телевизор ещё гудел, но я уже не обращала на него внимания. Фильм кончился, началась та самая передача. «Криминальное обозрение» – вот как она называется! Его-то я и ждала. Я полезла за очками, чтобы получше разглядеть преступные новости, и вдруг услышала слова диктора:

– На улице Садовой-Кудринской, в клинике пластической хирургии «Секрет Афродиты» обнаружено три бездыханных тела. Вначале их даже сочли мёртвыми. Однако при детальном осмотре обнаружилось…

Я подняла глаза на экран и увидела неоновую вывеску. На белом фоне два светящихся алых слова: «Секрет Афродиты». Камера двинулась вглубь, за открывшуюся дверь, ухватила кусок стойки администратора с компьютером, затем показала чьи-то плечи с погонами и спину какого-то типа в гражданской одежде. Мужской голос за кадром комментировал:

– Следов насилия на телах пострадавших не обнаружено, но все говорит о том, что имело место злоумышленное отравление неким наркотическим препаратом довольно странного действия. В числе пострадавших сам профессор Самойлов-Дмитриевский, его ассистентка Софья Лобачёва и ещё посторонняя женщина, видимо одна из клиенток «Афродиты». Эта последняя была обнаружена охранником клиники в холле возле стола регистраторши, но впоследствии она исчезла, вероятно, очнулась и смогла уйти без посторонней помощи. О её присутствии в момент обнаружения жертв свидетельствуют следы крови на полу и ножке компьютерного стола. Похоже, женщина ударилась головой о стол при падении. Никаких документов, регистрационных журналов и прочих записей, могущих пролить свет на события прошедшего дня, не обнаружено. Возможно, их похищение и было целью дерзкого преступления.

На экране появилось фотографическое изображение профессора Самойлова-Дмитриевского. Худая, вытянутая физиономия с необычным взглядом умных глаз. Странный такой взгляд, отрешённый какой-то. Будто он видит нечто, недоступное другим. И чуть заметно усмехается этому увиденному.

Голос за кадром тем временем перечислял все звания и достижения профессора, не забыл упомянуть и о перевороте в эстетической медицине.

– Опасности для жизни профессора нет, и врачи считают, что его удастся поставить на ноги очень скоро. Ассистентка профессора уже пришла в себя, но беспокоить её расспросами медики не разрешили. Так что остаётся только надеяться, что очень скоро мы узнаем, что же произошло вчерашним днём в косметологической клинике «Секрет Афродиты».

Затем во весь экран появилось личико Мэрилин Монро, принадлежащее теперь ещё и малоизвестной актрисе, совсем недавно взявшейся за покорение кинематографических вершин. И чего они все так вцепились в образ блондинки всех времен и народов. Что теперь эта лапочка будет делать со своим-чужим личиком? Мужчины начнут влюбляться в неё пачками, режиссёры – наперебой предлагать ей роли в фильмах, продюсеры научат её петь под фанеру в праздничных шоу?… Вот это последнее – скорее всего.

Затем камера снова выхватила вывеску над входом в клинику и фигуру какого-то полицейского чина.

– Ваша версия случившегося? – спросил невидимый корреспондент, тыча микрофоном куда-то под крупный подбородок защитника правопорядка.

– Пока ещё не время говорить об этом, – скупо ответил чин и невежливо повернулся к камере спиной.

Но репортёра его поведение ничуть не смутило, микрофон уже мельтешил перед лицом здоровенного парня, одетого в форму охранника.

– Это вы обнаружили тела профессора и двух женщин?

– Ну да, ну я. В общем, того… и обнаружил, – как-то робко и маловразумительно пролепетал здоровяк-охранник и затравленно оглянулся по сторонам, словно высматривая, куда бы скрыться от репортёра.

– Где?

– В кабинете же профессора, значит, и обнаружил. Там они с Софьей и лежали. А другая женщина в приёмной, под компьютером, значит. Эт-то… совсем как мёртвые, значит.

Задать новый вопрос журналисту не дали: открылась и закрылась дверь, перед камерой мелькнула чья-то широкая грудь, потом затылок охранника, движущегося к двери, после чего на экране снова возникла алая вывеска клиники и серый фасад всего здания.

– Мы ещё вернёмся к странному происшествию на Садовой-Кудринской. Как только получим новую информацию, – убеждённо заявил ведущий и переключился на новый сюжет.

Но это меня уже не интересовало. Я щёлкнула пультом. Экран телевизора погас.

Почему они не назвали фамилию исчезнувшей пациентки? Наверное, тайна следствия. Интересно, действительно ли она подвергалась косметическому… как там… конструированию лица ? Впрочем, клиенткой профессора она была стопроцентно. Иначе откуда бы ей там взяться? Случайные прохожие в такие заведения не забредают.

Я ещё раз пролистала журнал, но не нашла там больше ничего интересного. Статья об «Афродите» завершалась голой и откровенной рекламой. «Без швов и послеоперационных рубцов! Метод не имеет аналогов в практике пластической хирургии! Восстановительный период – всего несколько часов!»

И никаких подробностей о том, как профессор эти чудеса совершает.

Я зевнула. Журнал съехал по одеялу и шлёпнулся на пол. Поднимать его было лень.

Мне припомнилась давнишняя статейка, не помню уж, из какой газеты. Одна весьма ловкая дама тайно пробралась в довольно известную клинику пластической хирургии и похитила некий препарат – и продала за границу. Может, у профессора Самойлова-Дмитриевского тоже пытались что-то украсть? Секретное лекарство или сам метод, который он тщательно скрывает.

Тот офицер в телевизоре не высказал ни одного даже самого крошечного намёка на причину нападения на профессора и его ассистентки. Было ли это покушение на убийство или просто способ отключить их на время похищения информации? Да ещё неизвестная дама с документами Потаповской родственницы припуталась. Каким образом эти бумаги очутились под столом регистраторши, и почему злоумышленник не прихватил их со всем остальным архивом?

Вопросов – тьма, ответы не напрашиваются. И что-то спать захотелось…

***

Ранним воскресным утром, не выспавшаяся, но полная самых лучших намерений, я отправилась к Потаповым за информацией и на пироги. Уже в прихожей меня встретил восхитительный аромат домашней выпечки.

– Мариша! – обрадовалась Потапова моему приходу. – Заходи скорей, я первую партию уже из духовки достала. Сегодня печёное мне особенно удалось.

Наталья Григорьевна всегда готовила изумительно. Занималась она этим охотно и часто. Просто непостижимо, как Шурик и его брат остаются худыми? Если бы я ела эти вкусности так часто, как Шурик с Димкой, то, вероятно, уже давно не пролезала бы ни в какие двери.

Чай у Шуркиной мамы тоже был изумительным: крепким и душистым, настоянным на разнообразных травах, полезных и ароматных.

Наталья Григорьевна внесла в комнату две большущие чашки дымящегося напитка: мне и Шурику. Поставила на небольшой прямоугольный столик, в середину водрузила овальное блюдо с порезанным на крупные куски пирогом.

– Вы тут с Александром позавтракайте сами, а то у меня борщ там варится. Есть ещё рулеты с яйцами и рисом, будут и сладкие плюшки, с повидлом, – пояснила Наталья Григорьевна и скрылась на кухне.

Я отметила про себя, что сегодня Потапова выглядит гораздо лучше, чем вчера вечером.

Появился Шурик.

– Здорово, Мышка! Как дела? – спросил он бодрым голосом, но вид у него при этом был самый мрачный.

– Привет! Дела идут, как водится, и контора, знамо, пишет. Ты, видать, отдыхаешь сегодня?

– Вроде как отдыхаю, – неопределённо и неуверенно ответил Шурик.

После этого краткого и на редкость содержательного диалога мы принялись за выпечку. Некоторое время молча и усердно жевали вкусную еду, прихлёбывая чай из объёмистых чашек с цветочками. Шурик даже удовлетворённо хмыкал всякий раз, откусывая изрядные кусочки от здоровенного ломтя. Лицо его при этом слегка посветлело: хорошая еда всегда способствует улучшению настроения у мужчин.

Когда с первым большим куском было покончено, я решилась прервать затянувшееся молчание:

– Смотрела вчера, то есть, уже сегодня ночью криминальные новости. Показывали репортаж из «Афродиты».

Шурик быстро глянул на меня, поперхнулся, прокашлялся и потянулся за вторым куском пирога. Тщательно прожевав новый, он внимательно посмотрел на меня и только тогда спросил:

– Ну и что там вещают?

– Да ни чёрта особенного не поведали, – ворчливо ответила я. – Так, обычная журналистская каша. И не показали ничего. Оператора даже из клиники вытолкали взашей. Так он пять минут вывеску над входом снимал. Надо же чем-то эфирное время занять.

– Правильно, что их не пустили, нечего следы затаптывать.

– Ты ведь уже знаешь, что вчера вечером Наталья Григорьевна была у меня? – я без всяких экивоков перевела разговор на другие, более существенные рельсы. – И мы говорили о твоей двоюродной сестре Флоренции.

Шурик не очень охотно ответил:

–Да знаю. Ерунда какая-то получилась с Флорой. Документы её обнаружены в разорённой клинике профессора Самойлова-Дмитриевского, а мужик её, Флорин, по телефону говорит, мол, все в порядке и она благополучно уехала в командировку по делам. Потом разорался, мол, оставьте нас в покое, это, дескать, наши личные дела. И трубку бросил.

– Не сказал даже, куда она уехала?

– Он вообще ничего не сказал, проорал буквально несколько фраз, которые я тебе пересказал дословно. И всё. Какой-то он нервный. С чего бы это?

– Так мама твоя сказала, что они не ладят в последнее время.

– Я в такие вещи не вникаю, но они как-то не особенно хорошо живут. Может оттого, что детей нет. Или Флоре надоело его кормить-одевать.

– А он что не работает?

– Работать-то работает, да денег с этого особо не имеет.

– Так сейчас многие жены больше мужей своих зарабатывают, – заметила я и, подумав о невысоких заработках следователей, решила деликатно сменить тему.

– А ведь нужно бы узнать, действительно ли Флора в командировке. Ты позвонил ей на работу?

– Так позвоню завтра, сегодня-то воскресенье. У меня нет домашних телефонов её сотрудников. Есть ещё надежда, что профессор и его ассистентка Лобачёва что-то расскажут, когда придут в себя.

– То есть как это «придут в себя»? Разве они без сознания или в коме? А по телевизору говорили, что их просто вырубили чем-то вроде снотворного.

– Э-э, видишь ли, – замямлил Шурик, – они в некотором роде в память не приходят. Такая странная частичная амнезия: до сих помнят и от сих тоже помнят. А между этим и тем целый кусок как корова языком слизала.

– Так значит, эта женщина, которая ударилась головой о стол и потеряла сознание, а потом очнулась и незаметно ушла, точно не твоя сестра?

– Но охранник сказал, что та была худая красотка модельного типа. А Фло – большая женщина, что называется, в теле. Потаповы всегда были крупные… Ещё охранник сказал, что она на известную актрису похожа. То ли на Зета-Джонс, то ли на Григоровскую. А у Флоры обычное хорошенькое личико и ничего такого. Вот просто никаких актрис.

– А вдруг она себе лицо изменила у профессора. Ведь если судить по тому, что пишут о клинике этого Самойлова…

– Но с какого перепуга бы ей обращаться к пластическому хирургу?

– Ну, может, она хотела стать красавицей? И переделала всё. И лоб, и нос, и уши…

– Зачем? Флорка и так нормальная баба. И потом я ж тебе объяснял уже, что эта щуплая была на вид и поменьше ростом. Флора же у нас дама рослая и не худенькая.

– Все же вы поработали бы с картотекой профессора. Может, что и выясните. Там ведь должна быть регистратура.

– Спасибо за совет. Но изъяли только записи, обнаруженные у профессора дома, и, само собой, с ними работают. Даже сегодня. А в клинике ничего не осталось, никакой картотеки, ни регистрационного журнала. Всё исчезло.

Шурик замолчал, его губы скривились в едва заметной улыбке. Однако, я не собиралась шутить на эту тему. Эти мужчины всегда ведут себя удивительно легкомысленно, даже если дело касается их близких.

– Так что же могло произойти в клинике? Какие-то версии ведь имеются?

– Имеются и версии, – уклончиво ответил Шурик.

Из кухни доносился звон кастрюлек и упоительный запах свежего домашнего борща. Я взяла с тарелки кусок рулета, Потапов последовал моему примеру. Дожевав, Шурик решил все же посвятить меня в некоторые подробности.

Жуткую картину с бездыханными телами первым увидел охранник. В момент происшествия его в клинике не было, он отлучился за сигаретами в киоск через улицу, а там было закрыто на «десять минут». Пришлось идти чуть дальше – в магазинчик на углу. Кто ж знал что за каких-нибудь пятнадцать-двадцать минут… Когда охранник вернулся на свой пост, то застал в клинике полный разгром. В кабинете профессора он обнаружил тела самого Самойлова и его ассистентки, а в холле перед столом регистраторши эту самую неизвестную женщину: Самойлов-Дмитриевский сидел в кресле, Лобачёва лежала в проходе, между столом и кожаным диваном. Посторонняя дама лежала практически под столом. И все трое выглядели вполне мёртвыми.

Охранник сразу кинулся к телефону-автомату, чтобы не испортить возможные отпечатки (я-то думаю, что он просто струсил), вызвал «скорую». Врач «неотложки» и сказал, что профессор с Лобачёвой совсем живые, только без сознания. А дамочка из холла к его возвращению исчезла. Видать, оклемалась, встала на ноги и ушла себе восвояси. А ещё вернее – уехала.

И врач «скорой», и медик, приехавший с оперативниками, сразу предположили, что у пострадавших отравление наркотическим средством. На столе в кабинете профессора стояла открытая бутылка дорогого французского вина, три бокала, два пустых и один почти полный, большая коробка шоколадных конфет, в маленькой стеклянной вазочке – дольки ананаса, вынутые из консервной банки. Пустая консервная банка лежала в корзинке для мусора.

В винной бутылке остались только сущие капли, но для анализа этого хватит. Остатки фруктов и конфет тоже забрали в лабораторию. Мне всё было любопытно, хотя большого значения для меня эти подробности не имели.

– Слушай, но ведь даже до меня уже дошло, что профессор не стал бы брать вино из рук незнакомых людей. Значит, это мог быть кто-то из его приятелей или постоянных клиентов.

– Разумеется, не одна ты такая сообразительная. Но круг знакомых профессора, наверняка, очень обширен. Неплохо было бы найти более конкретные улики.

– А эту дамочку постороннюю охранник не определил как клиентку?

– Он сказал, что его забота проверять документы на входе и докладывать. Да не пускать, кого попало. А до остального ему дела нет. Этих баб, мол, к профессору ходило столько… И все лица разные, где уж тут кого упомнить.