Текст книги "Афродита и её жертвы"
Автор книги: Ольга Волошина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Глава четвёртая. Странная, но очень короткая
«Ожидание не всегда приближает нас к цели. Можно терпеливо до умопомрачения ждать поезда там, где он не проходит».
Богомил Райнов «Что может быть лучше плохой погоды»
Сознание я все же потеряла, но боли не почувствовала. Не знаю, сколько это длилось. Открыла глаза: белый потолок, яркий свет. Приглушённые голоса совсем смолкли. Затем мужской голос произнёс:
– Ну, вот и славно, вы молодцом. Ничего ведь страшного с вами не случилась. Лежите, лежите, не так быстро, а то голова закружится.
Отвечать мне не хотелось, а вот встать нужно быстро. Времени лишнего не было.
Я взглянула в зеркало и отпрянула, увидев совсем чужое лицо. Ведь знала, что должно произойти, и всё равно удивилась. К тому же лицо было непривычно подвижным: губы кривились, ресницы вздрагивали, чуть испуганный взгляд увеличивал и без того огромные глаза. Теперь это мои глаза и мои губы. У меня будет время привыкнуть к их новизне. Вчера и всегда это лицо принадлежало вечности и – никому. С сегодняшнего дня оно моё и только моё. Если бы даже у меня родилась дочь, она не смогла бы взять ничего от моего нового облика, ни одной чёрточки. Никакая генетика на мои черты влияния не имеет.
Волосы у меня недостаточно рыжие, но пусть будут, пожалуй, такие, как есть…
***
Очень красивая девушка шла по неширокому тротуару Тверского бульвара и едва заметно шевелила яркими губами крупного и нежного рта. Тонкие брови удивлённо взлетали, по лицу пробегали чуть заметные тени озабоченности. Или может быть лёгкой грусти. Однако редкие прохожие не замечали ни эффектной красоты девушки, ни эмоций на её выразительном лице. Жаркий безветренный день сменился нестерпимо душным вечером, пропитанным густой липкой влагой. Горожане попрятались в квартирах, спасаясь от духоты в тесных пространствах, кое-как охлаждаемых кондиционерами, освежаемых озонаторами и прочими приспособлениями, чьи силы и возможности были уже на исходе.
Красавицу, казалось, застоявшееся жаркое месиво городского воздуха ничуть не беспокоило, даже свои длинные золотистые локоны она не потрудилась поднять с плеч и спины. И только сильно открытое лёгкое платье было надето в угоду утомительной летней погоде.
Как нелепо всё получилось. Неожиданно и досадно. Так тщательно все было продумано, просчитано, предусмотрено. Она не без оснований гордилась своим умением разыгрывать сцены по собственным, тщательно разработанным сценариям. И на этот раз всё шло чётко по плану: точно было рассчитано время появления у охранника непреодолимой потребности в возобновлении запаса табачных изделий, неизменно заканчивающихся после обеда. Психологически правильно отвлечена от мелкорозничной торговли пожилая продавщица сигаретного ларька, при том на нужное время и с достаточным удалением от места той самой торговли. И доза средства в ликёре рассчитана идеально, и бутылку она «откупорила» очень убедительно. А уж как ловко удалось изобразить распитие двух полных рюмок ванильного «Вана Таллин» – одно это достойно престижнейшей премии за актёрское мастерство! В считанные секунды ликвидировать всю информацию в клинике удалось бы не всякому мужчине.
И тут совершенно некстати чёрт принёс эту бабу! Да ещё с таким лицом. Этого никто бы не вынес, даже самый стойкий оптимист. Роковое стечение обстоятельств – вот как это называется!
Золотоволосая девушка тряхнула головой и недовольно поморщилась, правильный овал восхитительно свежего лица чуть исказился сердитой гримаской.
Эта женщина сама напросилась на неприятности, нечего было соваться туда, куда не просят да ещё в самое неподходящее время. И вдобавок проявлять нетипичную, сверхъестественную подозрительность. Что так не понравилось этой дамочке, интересно? Шприц она держала вполне профессионально, и голос у неё ни разу за время разговора не дрогнул, и слова подобрались правильные. И в халатик белый она успела облачиться ещё до того, как дамочка отворила дверь. Неужели она узнала её, Ирину, и сделала неправильные выводы. Нет, это просто невозможно.
Жаль, что стукнуть её пришлось слишком сильно! Но что было делать, если она так отчаянно не хотела подчиниться «предписаниям» лечащего врача? Ничего, оклемается со временем. Если у неё не окажется аллергии на фенотомин, то ничего ей не сделается. Очухается, как миленькая. А какая тяжёлая оказалась, зараза! Тащить-то её пришлось довольно далеко: через весь двор и сквер, до самой кленовой аллеи. Остаётся только надеяться, что никто её, бесчувственную, не ограбит и не изнасилует. Место там не совсем глухое, особенно в это время года… Угораздило же идиотку выбрать именно это лицо, трудно было даже представить такое совпадение. Не мог же профессор сам её надоумить. Хотя кто знает, эти умники мнят о себе много, а чердак у них вечно захламлён, чем ни попадя, только здравого смысла там не сыщешь.
Но теперь уже всё закончилось, пришла пора и о себе позаботиться. Девушка досадливо скривила красивые губы и резким взмахом тонкой руки словно отогнала от лица набежавшую тень.
***
Идти было некуда, на старую квартиру возвращаться нельзя. Но до вечера ещё далеко, деньги есть, и со мной все в порядке. Я ещё молода и, наконец, смогу жить так, как мне хочется. Теперь всё должно получиться.
– Ой, простите, – молодой человек чуть не сшиб меня, сбежав со ступенек какого-то ресторанного заведения. – Я вас не задел? Когда торопишься, вечно что-нибудь…
Он всё бормотал какую-то чушь, не сводя с меня глаз. Вот и первая жертва красоты!
– Не стоит беспокоиться, я и сама задумалась, – успокоила я парня и шагнула к двери, из-за которой он только что вышел. Я вдруг вспомнила, что давно ничего не ела. «Донья Флор. Бразильский ресторан», – гласила яркая вывеска.
Глава пятая, в которой Марина Лазарева, она же Мышка, неожиданно влезает в чужие дела
«События приходят к людям, а не люди к событиям»
Агата Кристи «Драма в трёх актах»
Остаток дня я провела в полном и отвратительном безделье. Утешала себя только тем, что за целый год тяжкого труда и нервного напряжения вполне заслужила несколько дней отпуска. Однако такое бездарное начало первого дня долгожданного отдыха не имело оправдания: после ухода капитана Потапова я выпила два пива, чашку кофе, прочла три изрядных куска довольно скучных статей в иллюстрированных журналах и полглавы очередного условно свежего детектива, посмотрела три фрагмента из разных сериалов (два убойных, один слезливый). Затем для разнообразия ещё два кофе и одно пиво, бутерброд и макароны. Вчерашние, так что даже варить не пришлось. Почувствовав, что от тоски и пустой траты драгоценных часов довольно непродолжительного отпуска я завою, отправилась принять душ. Эта процедура и стала самым осмысленным и содержательным действием за весь день, который докатился уже до самого конца: на часах было чуть за одиннадцать.
Делать было по-прежнему нечего, и я уже готовилась улечься в постель всё с тем же нудным детективом вместо снотворного. Только и бросила на родной диван подушку, когда раздался звонок в дверь. Помнится, даже обрадовалась некоторому развлечению от позднего визита пока неизвестного и незваного гостя. Не торопясь, прошла в прихожую, на ходу застегивая пуговицы халата, накинутого поверх ночной рубашки, глянула в глазок, отворила дверь. На площадке меня ждала заплаканная Наталья Григорьевна, мама Шурика Потапова, обычно сдержанная и суровая женщина.
– Что случилось? Что-нибудь с Александром?.. Ой, да вы заходите, что же мы на пороге-то стоим.
– С Шуриком пока, слава Богу, все нормально, – слабым голосом выговорила Потапова, шагнув в полутёмную прихожую. Видимо эта мысль слегка утешила расстроенную женщину, и она сказала уже более твёрдым голосом: – Мне с тобой посоветоваться нужно, Маришенька. По очень серьёзному делу.
– Так идёмте же в комнату. Я напою вас чаем, и вы мне всё расскажете.
В гостиной я усадила гостью в кресло, сунула ей в руки какой-то журнал и ушла в кухню за чаем. Через пять минут я уже вернулась с чашками, вазочкой чудом оставленного сластёной Сашкой вишнёвого варенья и десятком весьма приличных сушек, неожиданно для меня обнаружившихся в недрах кухонного шкафчика. Все эти сокровища благополучно перекочевали на столик, который я называла кофейным. Наталья Григорьевна, по-прежнему молча, сидела в кресле, сложив руки на нераскрытом журнале, скорбно поджав губы и безучастно глядя в одну точку перед собой уже почти сухими глазами. Я отпихнула подушку подальше от себя и уселась на диване напротив. Заметив мой жест, полуночная гостья сказала:
– Прости, Мариша, ты уже спать собралась. А тут я на твою голову свалилась со своими проблемами.
– Да что вы, Наталья Григорьевна, кто ж так рано спать ложится! Это я от нечего делать собралась поваляться с книгой. И даже обрадовалась, что вы пришли, а то заскучала тут одна. Ведь ещё целую неделю отпуска придётся бездельничать. Мама меня освободила от всех забот по дому – Сашу на дачу забрала. Но я, наверное, не выдержу без забот и уеду к ним грядки пропалывать, да каши варить, – я молола всякую чушь, чтобы немного успокоить женщину. И эта уловка произвела нужный эффект: Потапова отхлебнула глоточек чая из чашки и взяла в руку сушку.
– Да, Сашенька – такая славная девчушка, – рассеянно заметила она, думая о чём-то своем.
– Так что там у вас случилось? – не слишком деликатно напомнила я, так как ничего другого мне не оставалось. Пить чай до самого утра у меня сил, пожалуй, не хватит.
– Ах, да! Я ведь не просто так пришла поплакать над чашкой чая, ты же меня знаешь, – и женщина вновь всхлипнула, хотя уже не так трагично, как раньше.
Шуркину маму я действительно знала хорошо: столько лет в одном дворе прожили. Она была серьёзной, очень домашней женщиной, с соседками сплетни не разводила, сыновьями – а их было двое – не хвалилась, чужими секретами не интересовалась. Её жизнь протекала между уютным, лелеемым заботливыми руками, домом, где всегда было тепло и спокойно, любимыми мужчинами и не менее любимой работой. Полгода назад трагически погиб её муж, как и Шурик, служивший в следственном управлении. Потапова тогда сильно постарела и совсем поседела, но с соседками утешительную дружбу водить так и не начала…
– Шурик сегодня только к тебе ушёл, – продолжила Наталья Григорьевна, видно собравшись с мыслями, – так его сразу же искать начали. С работы. Случилось какое-то жуткое преступление в известной косметической клинике, забыла только, как она называется. Врача, медсестру и пациентку обнаружили бездыханными. Думали, что убиты. Дело серьёзное – три трупа, да и больница очень известная, – я никак не припомню, как называется. Этой косметической хирургией не больно интересуюсь. Да и не до того мне было…
– Может, «Секрет Афродиты»?
– Какой ещё секрет?
– Да клиника, говорю, наверное, так называется.
– Может и называется, дело-то не в том… Шурик, говорю, прибежал, перекусил на ходу, переоделся мигом и опять убежал. Успел рассказать наскоро, что там стряслось. Потом оказалось, что просто их чем-то … отравили что ли. Вроде этого… Уколы какой-то дрянью сделали, ещё спасибо, что не насмерть.
Странно, что капитан матери все рассказывает. Я полагала, что им не положено, да и зачем волновать женщину попусту.
– Обычно-то он мне не говорит, что у него там, на службе происходит, – заметила Потапова, словно прочитав мои мысли. – Но тут особый случай вышел. В приёмной косметолога, под столиком регистраторши обнаружили документы Фёдоровой Флоренции Сергеевны, проживающей в городе Саратове на улице Комсомольской. А она-то приходится Шурику двоюродной сестрой, племянницей покойному Николаю Ивановичу, стало быть. Вот оно, какая беда приключилась! Как раз на этой Комсомольской улице наша Флора и проживает.
– Да-а, Флоренция – имя действительно редкое, – только и смогла вымолвить я, слегка обалдев от вылитой на меня странной информации.
– И адрес ведь совпадает полностью, тут уж ошибки быть никак не может. А Флоренцией назвала её мать, сестра покойного Николая. Совсем свихнулась от счастья, бедняжка, когда дочка-то родилась. Она ведь долго родить не могла, все не вынашивала детишек. Двое у ней родились недоношенными до Флоры, так один сразу мёртвым был, а девочка первая два дня прожила. А тут счастье привалило такое, Верочка головой и повредилась от радости. Господи, прости мою душу грешную, она ведь не дожила до нынешнего несчастья, умерла уж три года как.
– Так эта женщина-пациентка из клиники действительно ваша племянница? Что ж с ней случилось такого, что и узнать её Шурик не смог? – спросить о состоянии лица предполагаемой Потаповской родственницы, я не решилась, уж больно страшно было выговорить такое вслух.
– Но эта женщина, которую считают пациенткой, исчезла, пока охранник «скорую» вызывал. Вроде как ушла своими ногами, хотя на взгляд у неё голова была повреждена. Кровь так на полу и осталась, где она об угол шкафа ударилась, когда падала.
– Как это «считают пациенткой», а что хирург с ассистенткой говорят.
– Ничего и не говорят. Немного, вроде, оклемались, но ничегошеньки не помнят. Так их сильно чем-то одурманили, что пока в память не приходят. А документы врачебные все похитили: и журналы, и карточки в регистратуре, и даже компьютер так ловко сломали, что совсем ничего узнать из него нельзя. Только Флорины документы во всей клинике и нашли… Но Бог даст, может, с нашей девочкой ничего и не случится. Вот только где она, и почему её документы в этой лечебнице оказались? Ведь не только паспорт под столом нашли, справки какие-то с результатами анализов там же валялись. И ещё что-то, Шурик говорил, да я забыла. И куда могла исчезнуть Флора? Она ведь должна быть на работе, у себя, в Саратове. В отпуск не собиралась приезжать, в командировку – тоже. Она всегда к нам сразу же приходила, даже если останавливалась у подруги.
– Так нужно просто позвонить ей домой. Может сразу всё выяснится, – высказала я посетившую меня гениальную мысль. – Телефон ведь у неё есть, в Саратове?
– Звонила уже по домашнему, сразу как узнала обо всём, – разочаровала меня Наталья Григорьевна. – Мобильный не отвечает… А Толик, – это муж Флоры, – говорит, что она уехала куда-то по своим делам. И все документы при этом у неё были в порядке. А если кто-то подделал паспорт Флоры, то пусть, мол, ищут того, кто этими фальшивками занимается. Ещё он сказал, что мы лезем не в своё дело, ухудшая и без того плохие отношения между ними. Они не ладят в последнее время. Совсем одна она, бедняжка, осталась. Матери нет, отец снова женился… А теперь вот ещё с мужем в ссоре. Что-то у них там происходит в Саратове неладное, я чувствую. И Толик это намеренно скрывает.
И моя собеседница тяжко вздохнула, покрутила в руках так и не надкушенную сушку, вынула из кармана скомканный носовой платок и принялась вытирать вновь хлынувшие слёзы. В комнате воцарилось молчание. Часы показывали десять минут второго.
– Чем же мне вам помочь! Я ведь семейные тайны разгадывать не умею. Да и кто мне их расскажет!
– Но больше-то мне обратиться не к кому, Маришенька! – взмолилась Шуркина мама. – И отпуск у тебя начался очень кстати. Меня-то ведь не отпустят, у нас как раз объект очень серьёзный в работе.
Потапова трудилась архитектором в какой-то крупной фирме. Подозреваю, что её заработки всегда были самыми весомыми в их семье.
– А охранник? Есть же свидетель – мужик, который «скорую» вызывал. Он ведь девушку в беспамятстве видел, мог лицо разглядеть, и словесный портрет с его помощью сделать можно, – предположила я, чтоб хоть как-то обозначить свою готовность помочь встревоженной женщине. Огорчать её не хотелось, но толку от моего вмешательства в странные события прошедшего дня я нисколько не ожидала.
– Охранник оказался таким трусом, что сразу же сбежал с места преступления, как только увидел бесчувственные тела на полу приёмной. Говорит, разглядывать не стал, чтоб драгоценное время не терять. Побежал, мол, скорее за помощью.
– Выходит, преступник мог затаиться там и уйти уже следом за охранником, прихватив с собой тело неизвестной женщины.
– Так-то оно так, но мужик настаивает, что лежавшая на полу девушка была небольшой и хрупкой. А Флора наша – дама высокая и крупная.
Потапова помолчала, задумчиво перекладывая сушки из вазочки на столик, затем сказала безо всякой видимой связи с предыдущим разговором:
– А Шурик как раз получил представление в бюро Интерпола, это, наверное, его последнее дело в Управлении… Да он, небось, тебе успел рассказать про Интерпол.
– Не успел, его так внезапно вызвали…
– Шурик, конечно, пошлёт официальный запрос на работу Фло. Но кажется мне, что ответ ничего не прояснит. Если никто не знает, куда она уехала, то где искать её непонятно. А ты сможешь подружек Флоры расспросить, может там что-то личное, секреты какие-то. Тебе они скорее скажут, если мои предчувствия верны. Да ещё прикинься, что ты частный детектив…
– Александр наш заговор наверняка осудит, – это был мой последний аргумент. Впрочем, довольно жалкий.
– Ну что, ты, Мариша! Мы его попросим, и он расскажет нам все подробности, которые касаются бедняжки Фло. Он очень считается с твоим мнением. Да ты приходи к нам завтра, сама с ним поговоришь. Отпустят ведь его хоть на несколько часов отдохнуть. А мы сейчас позвоним ему и спросим, – она перевела дух и вдруг взглянула на часы. – Ох, уже два часа ночи, а я всё тебе спать не даю. Уж ты прости меня, дуру старую. Теперь я пойду, пожалуй. А завтра ты непременно приходи, я пирогов напеку.
– Сейчас только Шурику позвоним, вы же не пойдёте ночью одна.
– Что тут идти, через двор только, да за угол дома свернуть…
Но я уже набирала номер. Трубку никто не брал. Шурик ещё не вернулся, а младший, Димочка, второй месяц торчит в командировке в Чехии. Видать, неплохо ему там, раз домой не торопится…
– Я сама вас провожу, не годится вам одной ночью возвращаться. Вот только джинсы натяну.
– А ты потом одна-то как? Может, пойдёшь к нам ночевать?
– Не могу, мне звонить должны ночью, – не слишком ловко соврала я. – Да вы не волнуйтесь, я вам сообщу, как только вернусь.
Была у меня одна мысль, возможно, дельная…
Глава шестая, убеждающая читателя в том, что мир не без добрых людей
«Это было одно из тех женских лиц, каждая черта которого полна своеобразного обаяния и представляется значительной».
Ги де Мопассан «Милый друг»
Костя Свиридов возвращался домой из Шереметьева, вконец измученный жарой, утомительной поездкой, тоскливым прощанием с сестрой, которая всегда отчаянно рыдала, уезжая. Слава Богу, мать слегла с приступом радикулита и не смогла присутствовать на этом слезливом представлении. Сестра Свиридова Катька в жизни играла всевозможные трагические роли, восполняя их недостаток в театре, которому собиралась посвятить оставшуюся жизнь.
Старинная приятельница матери, тётя Сима, была всерьёз убеждена, что Катька смертельно больна неизвестной пока болезнью, приключившейся из-за предательства бывшего Катькиного мужа Игоря, якобы ушедшего к её закадычной подружке Майке. На самом деле с этим бывшим Игорем обстояло почти наоборот: сестра сама его выставила, так как был он горький пьяница и безнадёжный бездельник. А подружке Майке Игорек плакался в жилетку и просил помочь вернуться назад к Катьке. Мол, любит её безумно, оттого и пьёт, будто какая брошенная скотина.
Майка по доброте душевной терпела Катькиного бывшего в своей холостяцкой квартире, пока он не пропил её новенький телевизор с плоским экраном. Тут уж и она Игорька попёрла. Однако все эти правдивые обстоятельства не мешали Катерине, заламывая руки, рассказывать почтенной застольно-гостевой публике печальную историйку о том, как её, наивную и доверчивую, оставил горячо любимый муж. Ради коварной и подлой подруги.
Костя сильно подозревал, что Катьке вообще никакой муж нужен не был, а были категорически необходимы одни только трагические персонажи и коллизии. Оттого и бывший муж запил, чтобы соответствовать, значит…
«П-ф-ф-ках-ках», – вдруг раздалось из глубин Костиной старенькой, но любимой «шкоды». Не выдержала тропической жары с убойной влажностью, бедолага. Придётся пересаживаться на новую-старую иномарку. На неподержанную денег пока нет. Мысли Свиридова плавно перетекали в автомобильно-техническое русло, как вдруг…
Девушка, сидевшая на скамейке возле детской песочницы, вдруг резко поднялась, вскрикнула, неловко взмахнула руками и снова рухнула на скамью. Что-то в ней показалось знакомым, однако в сгущавшихся сумерках могло и привидеться. Но голос, её голос… Костя резко затормозил, «шкода» вильнула влево, чуть не врезавшись в деревянную детскую горку, чихнула и встала. Свиридов вышел из машины и направился к скамейке с девушкой, оставшейся теперь сзади.
Она сидела в той же позе, судорожно вцепившись в спинку скамьи и глядя прямо перед собой огромными испуганными глазами. Ну конечно, он её знает. Так хорошо, что с закрытыми глазами угадал бы по голосу. И наступающая темнота не мешала ему угадать знакомые черты. Хотя… что-то в ней не так, словно она в артистическом гриме. Но вот девушка смахнула со лба непослушную прядку медно-рыжих волос тыльной стороной ладони таким знакомым жестом, и эта родинка у виска на своём привычном месте…
– Где я? – срывающимся голосом спросила девушка.
Этот низкий волнующий голос он узнал бы из тысячи, даже по шёпоту. Но что с нею могло случиться? Кажется, она и впрямь не узнаёт этот двор, где не раз бывала. И девятиэтажный дом, в котором частенько и подолгу жила, приезжая в Москву по делам или просто так – отдохнуть и развеяться. Может, заболела? Ничего удивительного, такой жары и покрепче народ не выдерживает.
– Что с вами? Вам плохо? Давайте, я помогу вам дойти до дома, – предложил Костя и протянул ей руку.
– У меня закружилась голова, я присела на эту скамейку и отключилась, – произнесла она неуверенно. – Не отказалась бы от помощи, но я не помню, куда должна идти.
В последнее время ей что-то часто бывает нехорошо, а мужчины неизменно предлагают помощь… Кто бы объяснил, как она оказалась на скамейке в этом чужом дворе, и куда ей нужно идти. Не оставаться же ночью на улице: не холодно, но противно. Ноги затекли, есть хочется, а ещё больше – пить. Холодного пива, или хотя бы минеральной воды. Со льдом и лимоном.
– Пить хочется, – пробормотала девушка.
– Идёмте, я вас провожу, – решительно заявил Костя. Он немного удивился её словам, но мало ли что могло случиться – от жары или каких-то других обстоятельств. – Вам нужно в тот девятиэтажный дом с большими балконами. Там вас, верно, давно ждут. Время уже позднее. Опирайтесь на мою руку и не бойтесь: если опять голова закружится, я вас подхвачу.
Девушка положила прохладную ладонь на предложенную опору, и Костя моментально забыл о жаре, автомобильных проблемах и утомительной поездке в Шереметьево с Катькой. Необыкновенная у неё кожа: гладкая и прохладная, несмотря на душное влажное месиво густого июньского воздуха. Девушка вздрогнула, чуть покачнулась, но удержалась на длинных ногах и сделала неуверенный шажок в направлении указанного Костей дома.
В квартире номер двадцать два, – шестой этаж, прямо напротив лифта, – никто их не ждал. Звонок долго разливался мелодичными трелями по квартире, затем коротко виновато тренькнул от последнего, резкого нажатия и смолк. Девушка растерянно оглянулась на Костю и молча пожала плечами.
– Никого нет дома, – доходчиво объяснил молодой человек, на секунду задумался и бодро добавил: – Но не расстраивайтесь, у вас же, наверняка, есть свои ключи в сумочке.
В сумочке, кроме крошечного кошелька, нескольких крупных купюр, пудреницы и ключей в отдельном маленьком кармашке, закрытом на замочек-«молнию», ничего не было. Вдвоём они быстро нашли связку с тремя ключами. Два ключа идеально подошли к замысловатым дверным замкам, третьему пока не нашлось применения. Квартира, очевидно, была необитаема уже довольно давно: огромный холодильник отключён, красный глазок на панели телевизора не светился, окна зашторены. Уже можно было ощутить запах давно непроветриваемого помещения. Однако пыли на полированных поверхностях светлой мебели не было, и зелень комнатных цветов на подоконниках ещё не сникла. Значит, кто-то ненадолго здесь появляется.
Костина спутница огляделась, положила ключи на маленький столик между громадным диваном и многоярусной стойкой с газетами и всякой декоративной мелочью – и повернулась к Косте. Видимо в знакомой обстановке она почувствовала себя более уверенно. Во всяком случае, смогла улыбнуться и сказала своим необыкновенным голосом, всё ещё слабым:
– Вы так и не представились.
Костя сперва немного удивился, но потом решил, что она могла его и не знать: вероятнее всего никогда и не замечала. А со Светланой – хозяйкой квартиры – они вряд ли о нём говорили.
– Константин, – представился Костик и зачем-то добавил: – Свиридов моя фамилия.
Девушка с улыбкой протянула руку, на секунду задумалась и сказала:
– А я Катя.
«Катя» ещё немного подумала, но фамилию так и не назвала. Костя снова удивился, в который уже раз за сегодняшний вечер, но постарался не показать своего изумления. Значит, у неё есть причины называться чужим именем. Ну и пусть будет Катя, если ей так хочется.
– Чай будете пить? – уже вполне уверенно предложила мнимая Катя. – Холодных напитков не предлагаю: их здесь попросту нет.
– С удовольствием напьюсь чаю с вами за компанию. Честно должен признаться, что давно уже хочу пить, а горячий чай прекрасно утоляет жажду.
– Ой, простите, до меня только сейчас дошло, что я отняла так много вашего времени! – виновато произнесла новоявленная Катя уже вполне нормальным, прежним своим голосом. – Но если вы готовы потерять его ещё немного, то я заварю свежий чай.
И она направилась на кухню с очевидной неуверенностью в движениях, словно она с трудом вспоминала подробности планировки и обстановки квартиры. Костя пошёл за нею следом. Так, на всякий случай: мало ли что может случиться с девушкой после непонятной недавней слабости. Однако, не дойдя двух шагов до кухонных шкафчиков, Катя резко развернулась, едва не столкнувшись с Костей, и совсем уже весело пояснила:
– Это забавно, но я только что вспомнила: чай всегда стоит в жестяных коробках в баре гостиной, между креслом и телевизором. У… м-м… Светланы чай всегда дорогой, самых лучших сортов, и она старается держать его подальше от кухонных запахов.
Имя подруги, хозяйки квартиры, Катя выговорила не совсем уверенно, словно вспомнила его только сейчас. Что-то явно с нею произошло перед тем, как она очутилась на скамейке возле детской площадки. И Костя твёрдо решил выяснить, что именно случилось, и почему девушка называет себя чужим именем, а все остальное вспоминает правильно. Со временем он обязательно во всем разберётся, а сейчас пусть она отдохнёт, придёт в себя. Теперь же очень похоже на то, что утраченная память возвращается к ней постепенно, по мере обращения к знакомым прежде предметам и событиям, с этими предметами связанным.
Тем временем Катя ловко справлялась с подготовкой чаепития для них двоих: на низком столике появились красивые фарфоровые чашки, серебряные чайные ложечки с витыми длинными ручками, крошечная сахарница причудливой формы и щипчики для сахара, кусочки которого были извлечены из большой деревянной ёмкости с крышкой и красиво уложены в изящную посудину. Костя устроился в кресле и наблюдал за этими приготовлениями, с явным удовольствием поглядывая на хлопотливую хозяйку.
Лицо девушки выглядело как-то иначе, чем прежде, в их прошлые встречи. Мимику можно было не принимать во внимание, учитывая неизвестные пока события, приведшие к необъяснимым странностям в её поведении. Но глаза словно стали больше, рот чуть уменьшился, а нос казался чуть прямее. Наверное, новый макияж так изменил это знакомое лицо. Или ещё какие-то косметические процедуры.
Современные женщины жить не могут без деятелей от индустрии красоты. Костя не видел в том много смысла, но пусть их – забавляются. Лишь бы здоровью вреда не было. Юноша поймал себя на том, что уже думает о ней, как о своей девушке, словно они, по меньшей мере, добрые друзья. А ведь она даже не вспомнила его. Просто ухватилась за его руку в минуту, когда нуждалась в посторонней помощи. Ну и пусть, зато теперь он всегда может зайти к ней проведать, о здоровье справиться. Или ещё под каким-то предлогом. Может и к лучшему, что у неё с памятью некоторые проблемы: это даст ему шанс занять какое-то место в её жизни. А там посмотрим, что будет дальше.
– А вот и чай поспел, – услышал он знакомый низкий голос. – Похоже, сейчас начнётся дождь, так что вам всё равно придётся его переждать. Сейчас очень кстати был бы освежающий ливень, город выглядит таким утомлённым долгой жарой. Кажется, даже у воробьёв иссякли силы, и они совсем перестали чирикать.
С балкона действительно потянуло прохладой: дождь вот-вот начнётся. Этим поздним вечером всё складывалось к полному удовольствию Кости Свиридова: и дождь, и неспешный разговор о пустяках, и ароматный чай в огромном чайнике дулёвского фарфора. Чая и дождя должно хватить надолго.
Ветерок из приоткрытой на балкон двери играл длинными рыжими локонами, каких больше ни у кого Костя не встречал, а их хозяйка, назвавшаяся Катей, со смехом убирала с лица непослушные пряди только затем, чтобы шалый ветер снова мог бросать их обратно.
