Текст книги "the Notebook. Найденная история (СИ)"

Автор книги: Ольга Ярмакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Та встреча была отнюдь не случайной, как мне тогда показалось, и конечно, наша встреча повторилась. Но об этом в другой раз. Читая всё это и смотря моими глазами на людей и окружающий мир в этой рукописи, подумай, а может и тебе судьба даёт второй шанс всё почувствовать иначе. Ведь мы могли уже где-то с тобой, мой незнакомый чтец, встречаться, общаться или пройти мимо друг друга. Но то, что именно тебе попал в руки мой дневник уж точно не случайность. Подумай.

Чет. past

Проснулась от кошмара под утро, руки до сих пор трясутся. Не могу вспомнить всю суть этого сна, он растворяется слишком быстро, туман не растягивается с такой скоростью, как это сновидение. На поверхности памяти проявляется лишь взгляд, безумно меня испугавший до немого крика, застрявшего в горле, да влажная подушка единственный свидетель пережитого мною кошмара, угрюмо лежит в не заправленной кровати, к которой мне ещё не особо хочется подходить.

Это глупо, но мне кажется, что прикоснись я к простыне или одеялу, кошмар вновь повторится, и я снова увижу эти глаза. А я их боюсь! Эти волчьи холодные глаза, переполненные злобой ко всему живому, ко всему, что дышит. От этого кровожадного взгляда у меня волосы дыбом и мурашки по всему телу, мне сразу становится нечем дышать, во рту всё пересыхает и тело мёрзнет.

Эти глаза несут в себе вечную зиму, неотвратимую смерть, близкий конец. Это его глаза. Волк меня не забыл, о нет! Он ищет меня во снах, а когда найдет, то сможет добраться и отомстить за то вмешательство.

Ср. past

Была на очередной лекции уважаемого мною «профессора» Кливленда Вайсмана. Одно удовольствие посещать его занятия. Хоть я давно окончила университет, но вполне могу позволить себе иногда наведываться на интересующие меня курсы предметов. У мистера Вайсмана особый дар, помимо того, что он преподаватель, он доносит до слушателя простые истины и рассказывает истории так, что хочется его слушать бесконечно.

Конечно же, он на лекции преподносит тот формат науки, которая и требуется от него, однако, он позволяет себе некоторые вольные отступления от учебной программы, так называемые «островки», в которых и наступает самое интересное для каждого, кто присутствует на его занятиях. И уж поверь, на таких «островках» никто не дремлет и не отвлекается, потому что есть что послушать. Этот преподаватель математики негласно получил от студентов звание «профессора», хотя не является таковым и стал любимцем практически всех учащихся в этих стенах за последние лет десять.

Хочу поделиться с тобой, незнакомец, сегодняшним «островком», затронувшим остро каждого присутствовавшего студента, думаю, ты меня поймешь.

– Что вы знаете о любви? – Этот вопрос прозвучал столь неожиданно из уст этого сухонького старичка, только что писавшего сложную формулу мелом на доске, что не сразу последовал и ответ.

– Любовь – это ловушка, подстроенная жизнью, из которой добровольно никто не желает выходить, увязая в ней с наслаждением, – откликнулся один студент.

– Красиво, но пафосно. Это говорит о том, что вы ни черта не понимаете. – Мистер Вайсман вдруг, как обвинитель на суде, рьяно накинулся на аудиторию. – Что вы знаете о любви? Вы, молодежь, меняющая, словно одноразовые бумажные платки, партнёров из-за материальных проблем, неудовлетворённости в постели или из развратности и алчности вашей ненасытной утробы! Что, скажите мне, что вы чувствуете, когда он или она рядом вам шепчут на ухо? Восторг? Негу? А вы знаете смысл этих слов? Вряд ли! Вы по маковку утонули в материальности ваших потребностей! Зачем вслушиваться в слова близкого человека и пытаться решить общую проблему, а проблема всегда одна на двоих, когда можно её просто задвинуть в тёмный угол и терпеть, терпеть, ища временное утешение на стороне или, отрешившись от всего уйти в себя и сделаться вдобавок депрессивным и унылым калекой.

А я вам скажу, что такое любовь, хоть я и стар, а по вашим меркам и немощен, но я ещё помню и в таких красках, в каких вам никогда не постичь.

Тогда я был, как и вы юн, но до сих пор помню, что чувствовал, когда она, любовь всей моей жизни, моя незабвенная Вероника, доверчиво прижалась ко мне в парке, где мы гуляли одним погожим весенним вечером. Тепло её гибкого и стройного тела передалось мне огненным жаром, но я боялся коснуться и оскорбить её своим объятием. Мне тогда казалось, что я чудовищно неуклюж и груб для такого небесного создания.

А она, словно чувствуя власть надо мною, поднялась на цыпочки и чувственно зашептала. Слов разобрать я не мог, но достаточно было медового тембра и сладкого елея, струящихся из уст этой девушки. Сначала её голос ласково дотронулся до мочки моего уха, отчего мурашки пробежали по всему телу. Затем скользя по ушной раковине, мелодия шёпота вливалась в мою разгоряченную голову, опутывая мой бедный мозг. И чем тише становился её голос, тем проникновеннее был он для меня, пока вконец не затопил изнутри тем светом, которым была переполнена она сама, моя Вероника.

И не было большего наслаждения и томления, чем стоять вот так просто и ощущать ритм её сердца на своей груди и слышать её милый голосок, кивая в ответ. И ничто на свете, слышите, ничто не стоит того, чтобы променять вот это на сиюминутные утехи и потерять навсегда то истинное счастье, ту настоящую любовь взамен липовых страстей.

– И что, вы женились на ней и прожили вместе всю жизнь? – с вызовом и некоторой долей наглости выкрикнул, кажется, тот же студент.

– К сожалению нет.

– Так откуда вам знать, что вы любили, и та девушка была той самой вашей истинной любовью, а не больше или меньше увлечением? – не унимался вконец осмелевший голос.

– Может вы и правы, молодой человек. Женись я на Веронике и проживи мы с ней лет пятьдесят, то возможно оба стали занудными сварливыми стариками, а может и разбежались бы в разные стороны. Но этого, увы, мне не дано было постичь и тем более узнать

– Почему? Она вас не любила?

– Нет, она меня любила, я это знал. Это не надо было доказывать или демонстрировать. Это было видно в её небесных глазах.

– Так в чём тогда дело, профессор? – студент сделал очередной заносчивый выпад.

– Как я говорил, я мог бы прожить целую жизнь с этой девушкой, но судьба распорядилась иначе. На другой день мы условились встретиться в том же парке и в то же время. Я ждал, но она не пришла. Лишь позже узнал я, что она спешила и, боясь опоздать, перебегала улицу, где её сбил один лихач, не успевший вовремя сбросить скорость. Она умерла мгновенно. И это лишь отчасти утешает меня. Я до сих пор думаю, что если бы она чуть припозднилась, чуть позже вышла на эту треклятую улицу, то была бы жива, и всё могло быть совсем по-другому.

В аудитории повисло неловкое молчание, но старик, не замечая никого и ничего вокруг, погружался все глубже в воспоминания.

– А знаете, я до сих пор её помню очень отчётливо. И после нескольких неудачных попыток забыться в других женщинах, я осознал, что ни один самый мелодичный и волшебный женский голос никогда не заменит мне её воздушного бархатистого с медовой нотой шёпота. Ибо в каждой я пытался с отчаянием утопающего услышать родной и незабвенный голос, в каждой искал её небесные черты. И приняв свою потерю окончательной, я более не рассматривал иных вариантов, потому как любая копия ничтожна в сравнении с оригиналом.

– И вы всю жизнь прожили один? И у вас нет детей? – ахнула сидевшая рядом с выскочкой ошеломлённая девушка.

– Я не хотел детей от кого бы то ни было кроме Вероники. Это было бы предательством по отношению к ней, к памяти о нашей любви.

– Вы утопический романтик, профессор, – выдавил нагловатый голос уже без тени заносчивости, но с уважением и состраданием.

– Наверное, а ещё и старик, – усмехнулся Вайсман. – Но знаете, о чём я до сих пор больше всего жалею. О том, что не запомнил тех слов, что шептала мне на ухо тем вечером моя Вероника, о том, что не осмелился поцеловать её. Ведь тогда бы со мной все эти долгие годы жил её поцелуй, согревая и облегчая вину, что я живу, а она нет. И корю себя в том, что не сказал ей тогда, как сильно люблю и как она мне дорога.

До конца занятия аудитория пребывала в немом и тягостном молчании. Студенты нервно переглядывались и отводили глаза друг от друга, задумавшись над словами учителя, а у исписанной формулами доски сидел одинокий старик и грустно улыбался в полузабытье своих юношеских воспоминаний. А мне даже причудилось на мгновение, что рядом с ним стояла юная девушка и, наклонившись, она что-то ему шептала.

Воск. future

Сегодня произошло нечто невообразимое настолько, что я до сих пор не могу в это поверить! Ах да, всё по порядку.

Я иногда хожу купаться одна на небольшое, но крайне удалённое озеро, благо расстояние мне не помеха. Забыла упомянуть, что на дворе нынче август, зной, жара и всё такое. Одной скучно купаться, но когда ты находишься далеко от людей, наедине с природой, то скука стирается в мгновение ока, всё естество будоражит заброшенность и некоторая девственность уголка нетронутого человеком мира.

Да-да, откуда ж мне найти в наше-то время место, куда ещё не дотянулась людская ручонка? Не забывай, мой недоверчивый чтец, для наблюдателя нет таких проблем, как для современного тебя. А порой нетронутое и неизведанное лежит прямо перед твоим носом, но сокрыто от твоих глаз матушкой-природой, дабы сохранить хотя бы крупицу чистоты на самый чёрный день.

Сегодня жара была совсем невыносима, и я выбралась к озерку прохлады на час другой, чтобы охладиться и забыться немного. Вода в этом водоёме настолько чиста и прозрачна, что дно просматривается на много метров, каждый камушек, каждая рыбёшка, каждая травинка видны настолько отчетливо и близко, что, кажется, протяни руку, и ты дотронешься до них. Но это слишком обманчиво. Мне нравится купаться здесь нагишом – никто не видит, кроме насекомых, мирно реющих над водной поверхностью, травы, окольцевавшей и огородившей водяной островок от всего мира, да любопытных рыбёшек, снующих группками туда-сюда. Здесь я сливаюсь с гармонией, здесь я становлюсь самой собой и не раздваиваюсь.

Феликса я тоже с собой беру сюда, выпускаю погулять по сочным зелёным долинам бережка. Конечно, риск потерять его всегда есть, но он никогда не убегает далеко, я же говорила, что он очень преданный друг.

Вот и сегодня мы с ним наслаждались отдыхом от времени, от города, от людей. Он лакомился сладкой мокрицей в тени кустарниковой листвы, а я, освободившись от одежды, плескалась в приятной прогретой солнцем воде.

В какой-то момент мне захотелось нырнуть, то ли от нахлынувшего приступа счастья, вызванного солнечными бликами по водной ряби, то ли забавы ради. Иногда, когда меня накрывает в воде острое состояние безумного веселья, я начинаю вертеться в воде волчком. Это такое непередаваемое наслаждение сумасшествием из смеси тёплых брызг, пеленающих с ног до головы и детской радости, которое я не могу по многим причинам позволить себе в людном месте.

Сделав вдох побольше и зажмурив глаза, я погрузилась под воду. Стопы ощущали более холодный слой воды, но меня это только подстёгивало, и я ещё немножко позволила себе опуститься глубже. Мне показалось, что я коснулась кончиками пальцев самого дна и уже хотела оттолкнуться и воспарить обратно к свету и дребезжавшему озёрному потолку, как вдруг зыбкий ил подо мной стал уходить, закручиваться, засасывая и меня заодно.

Паника не сразу завладела мною, я еще пыталась вытолкнуть своё тело из воронки, расширявшейся всё больше и больше. И в какую-то молниеносную долю секунды я поняла, что сил мне не хватит и что водоворот поглотит меня окончательно. Наступила последняя стадия моей борьбы – расслабление и принятие факта гибели, как неизбежности. По сути, я сдалась и рассчитывала на быстрый конец.

Тело моё вертелось волчком, но в этот раз мне это не доставляло никакой радости, воздух закончился в моих легких, и меня разрывало изнутри, а снаружи сдавливало с немыслимым давлением. На мгновение всё остановилось и застыло, а затем я резко полетела вверх. Прорвав водный край, я пулей вылетела на несколько метров, как мне казалось метров на сто, и плюхнулась обратно в воду.

Я была жива! Не верилось, что каким-то невероятным чудом мне удалось спастись из той бешеной воронки. Не сразу я опомнилась, всё никак не могла надышаться воздухом, ставшим настолько драгоценным за несколько последних секунд. И не сразу заметила изменения, произошедшие с озерком и местностью вокруг.

Водоём стал шире в несколько раз и берег близкий ранее, теперь едва виднелся в поле моего зрения, а озерная поверхность была сплошь усеяна цветами водяной лилии, широченные листья которых накрывали водный край, образуя затейливый ковёр с мерцающими прорехами.

Вот тут-то мне и стало не по себе. Я вспомнила про Феликса и в отчаянии завертелась в разные стороны, пытаясь сообразить, где он может быть и не грозит ли ему опасность. Тогда я вообразила, что нечаянно переместилась в другой промежуток времени, но такое могло со мной произойти раньше, когда я была неопытна, теперь же время мне было полностью подконтрольно и таких случайностей в принципе не могло случиться.

О своей безопасности я вспомнила, когда моей ноги прикоснулось нечто холодное шершавое и живое. Вспышка адреналина и шок от того, что подо мной плавает невесть что, ввергла меня сперва в ступор, а затем направила к полоске берега. Плыть было совершенно неудобно из-за листьев, мешавшихся под руками и ногами. Их стебли так и норовили опутать мои конечности, а порой и шею, лишь бы не дать мне пройти и пару метров.

Снова подо мной нечто пронеслось, на этот раз я ощутила лишь вибрацию воды от движения неведомого существа, но этого было достаточно, чтобы продолжить борьбу с лилиями за свою жизнь. Солнце уже сидело на горизонте и в какие-то ближайшие полчаса грозилось лишить меня берега, а значит и спасения.

Знаю, мой чтец, ты сейчас задаёшься вопросом, а почему я просто не перенеслась в своё время, раз обладаю такой способностью? Что ж отвечаю – есть такие участки времени, они называются «ловушками», попав в них, наблюдатель не может самостоятельно без посторонней помощи выбраться, потому как его сила там не работает по каким-то причинам. Немало нашего брата подобным образом пропало бесследно, но всё-таки случалось, что некоторым удавалось выбраться из западни.

Вот и я угодила как раз в такую ловушку и в ближайшее время мне грозили два варианта смерти: либо утонуть от бессилия в борьбе с темнотой и листьями лилий, либо быть съеденной подводным монстром. Ни то, ни другое меня, естественно, не устраивало, и я все-таки надеялась уцелеть в этой передряге.

В тающих сумерках я различила рябь на поверхности, листья дрожали и выгибались под чьим-то телом, наворачивающим круги вокруг меня. Сомнений не осталось – меня взяли на прицел, и в любую секунду следовало ожидать нападения. Прав тот, кто сказал – ожидание смерти, хуже самой смерти.

В метрах пяти от меня справа из листьев вынырнула, а затем немного возвысилась змеиная голова, огромная размером с кухонную столешницу. И уставилась на меня огромными немигающими, но по-человечьи схожими глазами. Если голова так велика, то каким же должно было быть тело у этой гигантской змеи или бог его знает кого?!

Голова нырнула в ковёр зелени, оставив на поверхности перекатывающееся зеленое чешуйчатое тело, на мой взгляд, по толщине со ствол дерева.

«Такая проглотит и не заметит, что именно проглотила» – С ужасом тогда у меня пронеслось в голове.

«Обижаешь, дитя, я всегда чувствую, что ем. – Отчеканилось у меня в голове, что лишь добавило ужаса. – Уж прости, дитя, не хотел тебя напугать и тем более тобой трапезничать. Но ты, кажется, попала в беду, а помощь тебе некому оказать»

Эта змея со мной разговаривала! Но не обычным способом, а телепатическим.

«Кто ты, дитя? Я тебя впервые здесь наблюдаю. Сюда нет ходу обычным людям» – Змея вновь высунула голову из воды и неотрывно смотрела мне в глаза.

«Это вы… ты мне?» – Я ещё не верила, что это существо разговаривает со мною и не рассматривает меня в качестве ужина.

«Конечно тебе, не с лилиями же мне общаться, хотя они тоже могут многое поведать» – В этом голосе в моей голове уже сквозила ирония, змея со мной шутила.

«И ты меня не собираешься есть?»

«Уволь, дитя, я не ем людей, они безвкусны и отвратительны. Мне по душе более разговоры с ними и то не со всеми» – Диалог складывался меж нами исключительно мысленно.

«Так кто ты, дитя, и как здесь оказалась?» – Змей сделал небольшой круг вокруг меня, не погружая голову в воду на этот раз.

«Я наблюдатель, если тебе это о чём-то говорит. Попала сюда случайно, купалась, и меня затянуло в водоворот», – ответила я, но глаз с него не сводила.

«Это многое объясняет. А водоворот не случаен, случайностей не бывает вовсе. Тебе нужно было сюда попасть, очевидно, для встречи со мною»

«А кто ты?» – Я уже с трудом держалась, руки онемели, да и дневной свет практически померк, лишь Луна теперь тускло освещала меня и моего собеседника.

«Я из великой и высокоразвитой цивилизации нагов, могущественных Змеев, повелителей времени и пространства. Мой народ претерпевает вражду с людской расой уже многие тысячелетия»

«Но я впервые слышу о твоем народе»

«Дитя, я не о твоём мире говорю, я, как и ты, путешественник, и тоже люблю отдыхать от суеты вдали цивилизаций. А это место меня притягивает первородностью и единением с тишиной. Здесь нет людей, что пытаются стереть мой народ с лица земли, нет той глупой ненависти, здесь покой»

«Хоть я из другого мира, но прекрасно понимаю твою тягу к такому тихому местечку. А могу я узнать твоё имя? Просто так мне проще будет тебя воспринимать, да и обращаться тоже», – сказала я, а в голове промелькнуло: ещё немного и я пойду ко дну, сил уже не осталось.

«Моё имя древнее твоего мира, дитя, ты не сможешь его воспринять, но можешь меня помнить под названием, которое змеиному народу дали люди моего мира. Называй меня Наг» – Его глаза закрылись, а голова будто бы склонилась в поклоне.

«А меня зовут Лиза. Там на берегу меня ждет мой друг Феликс, он улитка и я беспокоюсь за него. Уже темно. А он там один»

«Он не на берегу, Лиза» – Змей как-то странно смотрел на меня.

«То есть как не на берегу?! Где же ему быть и откуда тебе это известно?»

«Потрогай макушку головы, дитя, и ты сразу всё поймешь»

Бегло проведя пальцами правой руки по голове, я нащупала завитушку раковины и распластавшегося под ней Феликса. Этот проказник оказывается, всё время был со мной и даже не сдвинулся, чтобы себя обнаружить!

«Но как?!»

«Видимо, он не пожелал тебя оставить, и последовал сюда. У тебя очень преданный друг, хоть и улитка»

«О да, этот парнишка ещё тот крендель. Жаль, что он не может со мной общаться также как, и ты, Наг» – Мне стало заметно легче и даже весело.

«Он тебе посылает импульсы, этого достаточно»

Мои ноги ощутили мускулистое шершавое тело змея, он пытался поддерживать меня на поверхности воды, заметив, что я уже практически не держусь.

«Благодарю тебя, но так долго мне не продержаться, не будешь же ты меня так постоянно удерживать. Ты тоже устанешь»

«Я могу вас обоих доставить на тот берег, но он вам будет чужд. Это не ваша эпоха, не ваше время»

«Ты мне сейчас напоминаешь одного человека, пожилого преподавателя математики. Очень достойный и интересный собеседник»

«Для меня честь быть приравненным учителю, ибо это самая высокая ступень, которой достигает человек, а также и змей»

«Он бы тебе понравился. Это поистине светлый разум»

«Он достаточно много места занял в твоей памяти. Даже сейчас твои воспоминания стремятся к нему. Это уже говорит о том, как он необычен для простого человека»

«Все воспоминания, что таятся в закоулках нашего разума, абсолютно все, важны для нас. Даже, если порой на поверхность проступают незначительные и, казалось бы, пустые памятные события и моменты, даже они нужны нам, ибо всё ненужное никогда не привяжется и не застрянет сорным мусором в таком совершенном сосуде разума, как мозг. Он так продуман Создателем и так устроен, что любая мельчайшая частица, прикоснувшаяся к нему, мгновенно становится его частью, либо уничтожается навсегда за ненадобностью, как стирается след на песке водой. Это настолько гениально и настолько просто, что попросту незаметно» – Выдала моя память одну из «лекций» профессора Вайсмана.

«Это слова того почтенного старца, как я понял?»

«Да, это его слова. И их чрезвычайно много»

«Тебе повезло, Лиза, твой учитель один из лучших и немногих, кто отдаёт вместе со знаниями и часть своей души. Но ты права. Долго вам тут не продержаться, я помогу вам вернуться в ваше время»

«Но каким образом ты это сделаешь?» – Мне не верилось, что из ловушки есть выход.

«Я же повелеваю временем и пространством. Вы сюда пришли через воронку и уйдёте с ее помощью»

Наг начал вращаться вокруг меня, наращивая скорость, и вода с лилиями вскоре забурлила и заходила ходуном, образовав огромный водоворот, рвавший растительность и увлекавший меня в своё нутро.

«Держись крепче и своего друга держи, как следует. Набери воздуха, скоро его не будет. Я вас перекину» – Пронеслось в моей голове вместе с оторванной копной цветов, мелькнувшей перед лицом.

«Спасибо, Наг. Ты мой спаситель. Я тебя не забуду. Спасибо!»

«Я тебя тоже не забуду, Лиза-наблюдатель, удачного пути тебе и твоему спутнику» – Были те последние слова, которые накрыла и сжала вода, когда водоворот захлопнулся.

Снова чудовищное давление воды и боль разъярённых легких. Ладонями я накрыла бедолагу Феликса, чтобы не потерять его. Нас обоих вновь вышвырнуло из воды, словно пробку из бутылки игристого вина. Повезло, мы мягко шмякнулись в тихую заводь нашего любимого озерка. Всё было по-прежнему, солнышко также слепило от поверхности воды, также стрекотали цикады в траве, знакомый берег зеленел совсем близко. И никаких лилий. Я даже усмехнулась.

Мы с Феликсом выбрались из воды, к общему удовольствию, я оделась и, усадив улитку на плечо, попрощалась на сегодня с любимым озером. Я была убеждена – мы обязательно ещё вернёмся сюда и не раз, но что-то внутри подсказывало, здесь больше мне не будут грозить, ни водоворот, ни лилии с широкими листьями на длинных стеблях, и, конечно же, сам Наг. Хотя от встречи с ним, я бы не отказалась, и Феликс, думаю, тоже.

Вт. past

– А вы, почему не собираетесь, барышня? Решили наказать старика за его помпезные трели прошлому?

Помнишь, ту трогательную историю «профессора» Вайсмана? Когда занятие закончилось, все студенты поскорее собрались и смылись из аудитории, кажется, они тогда чувствовали некую вину и неловкость по отношению к пожилому преподавателю, а огромный провал в возрасте меж ними и их учителем только мешал и смущал эту молодежь.

Я осталась. До того момента я и не думала контактировать с Кливлендом, мне достаточно было сидеть в среднем ряду с краю у окна и получать удовольствие от его вразумительных речей. Но в тот день….

В тот день что-то щёлкнуло, этот старик своими проникновенными словами словно повернул рубильник внутри меня, и я решилась с ним поговорить. Мне это было жизненно необходимо. Тогда я ещё не знала, что он тоже наблюдатель, но интуитивно догадывалась, что этот человек весьма неординарная и светлая личность.

– А вы, почему не собираетесь, барышня? Решили наказать старика за его помпезные трели прошлому? – Вот какими были его первые слова, обращенные ко мне, сидевшей в тот момент на своём любимом месте.

– Вовсе нет, профессор, – ответила я, а мой голос размножился эхом в пустом зале аудитории, я уже спускалась к доске.

– Вы мне льстите, барышня. Я лишь скромный преподаватель, профессор у нас один и его зовут Максимилиан Грод. – Он встретил меня добродушной снисходительной улыбкой взрослого человека, видящего перед собой неразумное дитя.

– Да, мистер Вайсман, я в курсе, кто на кафедре носит это звание. Но лично для меня вы его заслуживаете больше.

– Так что у вас за вопрос ко мне? – Он засмущался, по-моему, и решил сменить тему. – Раз вы остались. Что-то непонятно по теме?

– Да нет, по теме всё понятно. Но я хотела бы поговорить с вами вне темы, если можно.

Теперь он выглядел ещё более озадаченным, складывал в свой старенький потрескавшийся от времени коричневый портфель помятые листы лекций, оставляя на кожаной поверхности сумки белые отпечатки – меловые следы учебной деятельности.

– Я право даже не имею понятия, о чём вы хотите со мною говорить и чем я мог вызвать интерес у вас мисс…?

– Лиза. – Я не люблю фамилий, это ограничивает восприятие человека, поэтому всегда по возможности обхожусь при знакомствах только именем.

– Фамилию вы мне не скажите, я правильно вас понял? – Теперь взгляд его чуть слезящихся в оправе морщин глаз выжидающе меня сверлил.

– Я думаю, что это лишне, да и я не ваша студентка. Я и не студентка вовсе. – Пришлось добавить, видя вопрос в глазах собеседника. – Мне нравится ваш предмет, и я прихожу в свободное время вас послушать.

– Это весьма странно, математика не столь популярна среди молодёжи. Уж я-то насмотрелся за годы под этой крышей на вашего брата студента. Ах да, вы не студентка. Так кто же вы?

– Считайте меня внештатной студенткой. И позвольте вас всё-таки звать профессором. Мне так привычнее.

– Но вы же собираетесь со мной говорить не о математике. Так чем же я вызвал интерес в столь юном создании? Право, мне любопытно.

– Ваши отстранения от предмета, они вызывают восхищение и цепляют за нутро, за самую сущность. Вы самый необычный преподаватель из всех, у кого я училась.

– Спасибо, конечно, за такие тёплые слова, уж не думал, что так могу волновать молодую голову. – Он захихикал, как мальчишка. – Просто я не люблю нудные лекции строго по корке книги. Молодежь любит всё необычное, её нужно привлекать чем-то экстра неординарным. А так, вкрапляя отстранённые темы в лекционную программу, вроде бы я добиваюсь своей цели – меня слушают и слышат.

– Эти ваши вкрапления, из-за них я, пожалуй, и хожу на лекции, да не только я, ручаюсь, что все только и приходят, чтобы услышать очередную историю, а получают откровение.

– Вы мне льстите, Лиза, люди всегда одинаковы, а природа у них такова, что требует в свою очередь новых историй, красочных рассказов.

– Вы правы, во все времена люди хотят историю, и не абы какую, а с большой буквы, с кровью и плотью. Как у вас сегодня.

Кливленд Вайсман задумчиво уставился на ручку портфеля, замусоленную мелом и возрастом. А вот следующее, что я услышала, меня испугало и обрадовало одновременно:

– Вы наблюдатель, Лиза. Одна из тринадцати сотен.

Это не был вопрос. Это был факт. Он знал! Но, как и откуда?!

– Как? – Я лишь кивнула в ответ, сказать что-либо я попросту не смогла.

– Просто, барышня. Я тоже из этого ордена. А свояк свояка видит издалека. Не могу утверждать, что у меня внутри встроенный радар на распознавание «своих», но за долгие годы, прожитые в бесконечных скитаниях во времени, встречал я нашего брата, а посему научился доверять своей интуиции. Ведь поведение, взгляд и отношение к людям меняются по мере погружения в этот стихийный водоворот временной спирали. Вы не замечали такого за собой, Лиза? Кстати, не вы одна пренебрежительно относитесь к фамилии. Практически все наблюдатели откидывают её, это позволяет им слиться со временем максимально гармонично и не чувствовать конкретной привязки к своему родному дому.

Я была тогда потрясена прозорливостью и догадливостью этого сухонького чуть сутулившегося старичка, и лишь молча, кивала ему. Но как же мне хотелось, чтобы он говорил, говорил, не останавливался. Мне тогда казалось, что ещё немного, и он откроет мне некую истину, за которой я и приходила сюда пару раз в неделю.

– Мне очень жаль, Лиза, но, к сожалению, нашу беседу придется закончить на сегодня. У меня впереди ещё две пары, которые надо провести. – Он с деликатным сожалением смотрел то на меня, то на портфель, то на дверь аудитории.

– Конечно, профессор, я не собиралась вас задерживать, рада была с вами лично, наконец-то, поговорить.

– Мы ещё сможем с вами побеседовать на отвлеченные от математики темы. – Он мне ободряюще подмигнул. – Вы же не прекратите посещать мои лекции?

– Конечно же, нет.

– Вот и славно, барышня. Я подумаю, где удобнее нам с вами побеседовать, без риска быть услышанными. Вижу, что вам мало простого знакомства. Ваши глаза жаждут большего.

– Я не хочу вас напрягать. Мне достаточно просто сидеть здесь и слушать…

– Глупости! Никаких напрягов. Мне за удовольствие поболтать с таким же, как и я, наблюдателем. Это очень познавательно для нас обоих. Да и мне льстит внимание молодой девушки. Ох, Вероника, прости!

Он засмеялся и неожиданно помолодел, а я вдруг ясно и отчетливо представила, как он вот так же заливисто смеялся в те далекие дни юности со своей возлюбленной в том парке. Мне остро захотелось в тот парк, с этим человеком, прикоснуться к его молодости, к его энергии, к его жизни.

И на следующий раз мы условились встретиться в выходной для нас день, чтобы провести его в тени густо разбросанных деревьев городского парка.

III

Пон. past

Сегодня был один из чудесных и восхитительных дней – прогулка на велосипеде. Наконец-то я смогла выбраться за пределы городов и цивилизаций на последней неделе августа. Из-за перегруженного «графика» это становится осуществлять всё реже и реже.

Мой любимый велосипед, нет, «мой мальчик» – так я любя называю своего железного друга. А что? Водителям дозволено любить «ласточек», «девочек», а велосипедистам нет? Фигушки! Мой мальчик ничем не хуже любого авто. У нас полное взаимопонимание, гармоничное слияние в полёте. Пускай и звучит несколько интимно, но иначе наши взаимоотношения и не обозначить.

И сегодняшний денёк не стал исключением. Феликс невозмутимо сидел на моем плече, а я давила на педали, накручивая метраж по сухому и теплому асфальту дороги, уносящей нас троих все дальше за город в сторону леса.

Сосновые колоссы почтительно встретили нас по обе стороны трассы и с почтением покачивали иглистыми верхушками в знак одобрения, допуская и пропуская нас далее. Пограничный контроль между городом и природой был пройден.

Вскоре сосны поредели, и сквозь их стройные тела стала отчетливо проглядываться по правую сторону от меня волнистая линия берега, окаймлявшего одну из великих и многоводных рек, в память, которой было посвящено (и думаю, ещё немало будет посвящено) замечательных песен и стихов.

Слева выступила небольшая просека, потонувшая в сочном ассорти трав и цветов. Ещё пару лет назад здесь стояли всё те же сосны, так плотно, что практически упирались в полотно асфальта. Но жизнь распоряжается всегда неоднозначно и замысловато. Эти многолетние великаны были вырублены и пошли на строительство дачных домов, что росли теперь заместо деревьев рядом, по другую сторону дороги. Лишь посеревшие невысокие пеньки, затерявшиеся среди зелени – единственное напоминание о прежних хозяевах этой земли.