Текст книги "Тёмные улицы [СИ]"

Автор книги: Ольга Пищаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Ольга Вадимовна Пищаль
Тёмные улицы

Капал дождь.

Улицы были черными, будто краски рекламных плакатов фильмов нуар. В эти ночи в городе было много черноты и много дождя.

Высоко на крышах мелькнула тень. Это могла быть птица, а могла быть кошка – если смотреть краем глаза и не поднимать голову вверх. Но у города были свои секреты.

Особенно здесь, на окраинах, где почти не было патрулей и мало действительно высоких зданий. Зато с избытком хватало темных переулков, в которых можно укрыться.

День был оживленным – как и другие дни до этого. Это ведь город.

Но в редакции газеты "Дэнс Хорс" было несколько более спокойно. Не самая большая редакция в городе, не самые большие шум и суета.

– Снова он, Кейт?

Кейт подняла взгляд от передовицы газеты одного из крупных издательств, которую держала в руках. У Кейт Сойер были внимательные, холодного оттенка, темно-серые глаза.

– Да. Снова.

Она отпила из пластикового стаканчика кофе "Бэнкс".

Насмешник. Темный клоун. Циркач Ужасов. Как его только не называли. Он был одним из страхов этого города. Он, и его пара длинных ножей.

Те, кто видел его лицо говорили, что он ужасен и похож на темного арлекина.

Кейт, как и многие, считала, что от него и таких как он нужно держаться подальше. Он не был героем, но однако и не был злодеем – он появлялся время от времени в ареоле брызг чужой крови, что бы снова исчезнуть. И всегда эта кровь была не совсем невинной. Чаще всего черная и с душком серы.

Кейт же было всего двадцать, она была обычной журналисткой и только-только получила работу в большом городе. А это что-то значило, знаете ли.

Теперь она думала только о работе и своем месте в этом мире. И о том, что нужно держать нос по ветру.

Она снова сделала глоток. Сейчас ее нос ощущал приятный аромат кофе и, как бы это не было странно, его кончик был направлен в сторону Циркача Ужасов. Сугубо метафорически, конечно. Откуда ему взяться в пластиковой чашечке кофе.

Это был бы замечательный материал. Сенсация. Она не Лоис Лейн, но и Циркач – совсем не Супермен. Комиксы и настоящая жизнь это разные вещи. Супермен – выдумка, Темный Циркач – правда. И эта правда в случае удачи поможет ей подняться на вершину мастерства.

Если Кейт выживет, конечно.

Темный Циркач всегда был только персонажем газетных историй и ни разу не дал интервью. Если не считать того, короткого, когда поймавший его сразу после убийства журналист едва не обделался от страха, когда Циркач только и бросил одну единственную фразу, которую легко можно было бы отыскать в какой-нибудь фантастической истории про загадочных мстителей в черном.

Тогда он сказал, что жители этого города должны видеть глубже поверхности, и что он не спаситель. Разумеется, после этой фразы, которая была произнесена на фоне забрызганной красным стены, его репутация стала еще хуже. А интерес к нему – больше. И уж точно многие прекратили строить вокруг его персоны галереи романтического флера.

Тем-более, что спасителем его и раньше считали не многие – в основном те семьи, которые страдали от гангстерского беспредела.

– Он такой странный… Но в тоже время притягательный. – Тейлор, ее подруга – наверное, единственная в этой редакции, кому она могла бы довериться, сделала задумчивый жест своей чашкой "Бэнкс".

Кейт поставила свой кофе на стол. "Как маньяки. Они тоже притягательные" – подумала она, мрачно усмехнувшись про себя.

– Скажи мне, Тейлор… – она повернулась и задумчиво посмотрела на подругу, прислоняясь к краю стола. – А ты хотела бы встретить Насмешника? – ее руки были сложены на груди.

– Шутишь? – Тейлор округлила глаза. – Конечно нет! Хотя… – помедлив сказала она, смущенно глядя в свой кофе. – может быть.

– Ясно. – Кейт отвернулась.

– Кейт? – услышала она удивленный вопрос.

Кейт кое-что для себя решила только что. Не решилась в полной мере, но стала чуть ближе к такой безумной идее, как вылазка на окраины.

Окраины.

Ночью Кейт проснулась от запаха ветра – того самого запаха, который исходит от человека в холодное время года, когда он едва-едва вошел с улицы в дом. Она перевернулась на другой бок, сонно вытягивая руки.

В оконное стекло влажно бил дождь.

Она вздохнула, глядя сквозь ресницы на тусклый свет от уличного фонаря, проникающий в комнату.

Вдруг ее пальцы наткнулись на холодную и влажную ткань. Кейт ахнула от неожиданности и открыла глаза.

Это был край плаща, темного, как чернила. Неровный треугольник тускло блестел в синеватой полутьме комнаты – черное на белом.

На кровати, – у ее изголовья, – кто-то сидел.

Кейт, еще не проснувшаяся до конца, с растрепанными белокурыми волосами и без очков, приподнялась на локтях. Оказывается, она спала поперек кровати, наискось, и наверняка до того, как она проснулась, ее голова утыкалась в поясницу незнакомца.

Она смотрела во все глаза на силуэт, закутанный в стилизованный под старину однотонный плащ, который укутывал широкие, но несколько худощавые плечи и спину, ниспадая складками на белое белье.

Призрак медленно повернул голову, укрытую широкополой, хищно заостренной шляпой с узким темным пером.

Сердце Кейт упало. Белый профиль, будто у дьявольского арлекина, и темные, глубокие глаза.

Это был Насмешник. Здесь, в ее комнате.

Кейт отпрянула от неуловимого кошмара темных переулков. Но черный силуэт взметнулся над ней, закрывая свет из окна. Несколько мгновений – и он уже за спиной Кейт, с другой стороны кровати. Только овеял ветром, как крылья, темный плащ.

Ее схватили руки в темных перчатках, Кейт даже не успела встать с кровати. Матрас прогнулся под коленями Насмешника, ягодицы Кейт уперлись в его жесткое бедро. Она попыталась вырваться, но Насмешник, который, кажется, был чуть ли не в два раза выше ее, удержал девушку на кровати.

Она практически упала к нему на руки, прижимаясь к его паху.

Хватка ослабла.

Неожиданно по ее щеке провели пальцем. Это было похоже на немую просьбу успокоиться – таким деликатным и вежливым было это поглаживание.

Только сейчас, после этого касания, она почувствовала всю интимность ситуации.

Его дыхание коснулось ее макушки, затем виска. Она поняла, что он тоже это почувствовал, и понял, о чем она думает.

В молчании тянулись секунды.

На ее живот легла большая и длинная ладонь. Кейт почувствовала, как ее тело охватило расслабление, она снова смогла дышать.

Спустя пять дыханий, шеи Кейт коснулись теплые губы и мягко провели по коже, не смыкаясь. Остальное лицо – щеки, подбородок, нос – Насмешника было прохладным.

Руки в грубых перчатках теперь легли на ее плечи и слегка подтолкнули вперед.

Ее сердце колотилось как безумное, Кейт поняла, чего он хочет, – она должна была лечь на кровать. Чувствуя томление внизу живота, она переползла с его рук на одеяло. Кейт перевернулась сначала на бок, а затем на спину, чувствуя как мягко тонет ее тело в странном дрожащем предвкушении – таком же синеватом, как свет в комнате и таком же темном, как тени. И рубиново-красном, как кровь в ее венах.

Сейчас гротеск облика Циркача Ужасов пугал по-другому. Теперь она чувствовала его желание и это… притягивало ее. И смягчало его лицо.

Он медленно опустился над ней, не снимая одежды и навис над ней, будто огромная тень.

Взгляд из глаз в глаза.

Сейчас она видела, что ему около тридцати. И гротеск его лица – острый, странно вытянутый нос-клюв, впалые щеки и острый подбородок – выглядит странно естественно.

Рядом с ними, на кровати, лежала его сброшенная шляпа. Кейт слегка касалась ее пальцами откинутой в сторону руки.

Он обхватил ладонью ее грудь, надавливая на сосок под рубашкой большим пальцем, и поцеловал Кейт в губы. Это был настойчивый и твердый поцелуй. Он стал точкой в этой ситуации, точкой в конце предложения – заключительной для любой неопределенности, которая могла возникнуть этой ночью.

Кейт немного неловко, но уверенно приподнялась, мягко лавируя в движениях его губ и языка, что бы ее сопротивление не было слишком явным. Она обхватила пальцами одной руки его шею у скулы, другую положила на впалую потеплевшую щеку и подалась вперед.

Напор Насмешника дрогнул и проломился, будто хрупкий весенний лед, и Кейт словно вошла в него, в его чувства.

Темный Циркач не сопротивлялся, отклоняясь назад в мягком безволии, будто это она теперь стала мужчиной, а он – женщиной. Свет из окна упал на левую половину его лица, выбеливая еще больше кожу, и без того белую, словно муку, но в тоже время выявляя мелочи, которые делали его настоящим мужчиной из плоти и крови, а не персонажем страшных историй: ее естественный блеск, пару мелких шрамов, линии вен на шее и тонкие волоски у линии роста волос.

Но когда она прекратила целовать его, он снова впился в ее губы твердо и словно с деликатным скольжением, вынуждая Кейт подчиниться и откинуться на подушки. Но несмотря на это она все еще чувствовала эту возбуждающую мягкость, тень которой скользила в натиске его губ и языка.

Ночной свет блестел на черных, вьющихся, напомаженных волосах Циркача Ужасов, завязанных в хвост. Руки Кейт упирались в его грудь, которая была твердой и мощной, но без рельефа – Насмешник сочетал в себе худощавость, и вместе с тем – силу.

Его плащ укрывал его и Кейт, как черное одеяло. Колено Насмешника, немного вынесенное вперед и согнутое, мягко прижималось к ее бедру.

Когда Насмешник отстранился, Кейт положила ладони на его щеки и осторожно прикоснулась своими губами к его, приоткрывая их. Она ощутила, как его руки задрожали, будто больше не могли держать его тело над кроватью.

У него были тонкие губы и несколько вытянутые, заостренные зубы. И твердый, сильный язык.

Но она не могла не заметить неловкость, даже робость Насмешника, которая странно сочеталась с его угрожающим и странно причудливым обликом. И снова эта тающая мягкость.

Кейт ощутила, что в чем-то сломала ожидаемый сценарий "невинность-порок".

Она почувствовала, как одна рука Насмешника опустилась куда-то вниз и Кейт услышала звон пряжки ремня и звук расстегнутой молнии-зиппо.

Спустя пару мгновений другая рука легла под ее спину, приподнимая Кейт над постелью. Она открыла глаза, отпуская его губы. Глаза Насмешника были такими, какими их Кейт представляла: темные, в них сверкали искры какой-то отреченности и сейчас, уже не в воображении – вельветовой, с рубиновыми всполохами опасной страсти.

Он сел на постели, увлекая за собой Кейт и, освободив ее от пижамных штанов и белья, опустил на свой член, который торчал из его штанов будто длинный белый шип.

Сначала он вошел едва ли наполовину. Но руки Насмешника, который прижался своей щекой к ее, сжимали поясницу Кейт, надавливали, насаживали ее.

По сравнению с телом Насмешника, Кейт была несколько миниатюрной и она издала рыдающий стон боли.

До этой ночи у Кейт был всего один партнер.

Другая рука в перчатке легла на ее спину.

Кейт положила свои ладони на его плечи, сжимая черную ткань его костюма, испещренного мелкими застежками.

Насмешник, чье бело лицо стало еще более гротескным, искаженное от темного желания, резко насадил ее на себя.

Затем мощно опустил и поднял ее.

И снова.

Насмешник прорывался сквозь сопротивление ее тела, вгоняя себя внутрь.

Удар, удар, удар.

Он сжимал ее в руках и насаживал на себя. Его зубы были сжаты, а рот оскален.

Кейт казалась безвольной бледной куклой.

Волосы рассыпались по ее плечам и закрывали лицо, голова и руки дергались от каждого удара. Одной рукой он обхватил ее затылок, второй – спину, его пальцы, затянутые в перчатки, скользили по влажной коже.

Удар, удар.

…Его глаза. Кейт видела его глаза. И он видел ее. Это были как вспышки между мраком.

Удар. Удар.

Голова Кейт откинулась назад. Насмешник опустил ее вниз, на себя, в последний раз.

Тепло. Внутри Кейт стало тепло.

Кейт закрыла глаза.