Текст книги "Слияние душ (СИ)"

Автор книги: Ольга Орлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Хорошо. Буду знать. Но сейчас меня больше интересует классика. Санд, Гюго, Золя, Чехов, Тургенев... Представляешь, как было скучно и пусто без книг?

– Да. Ведь, не зря же кто-то сказал: "Без книг пуста человеческая жизнь. Книга не только наш друг, но и наш постоянный вечный спутник".

– Хорошие книги – это счастье. Но я не вношу сюда книги-пустышки, лёгкие книги, которые читаешь и ничего серьёзного в них не находишь. Я редко такое читаю. А если и бывает, то только по ошибке.

– Например, какую из таких ты прочитала?

– "Эммануэль" Эммануэль Арсан. Прочитала и забыла. По-моему, это совершенно безнравственно и неинтересно. Но зато, прочитав её, я поняла, насколько русская и зарубежная классика прекрасна. И, скажу честно, мне тогда даже стало немного стыдно в душе за себя. У меня было чувство, что я предала всех любимых мною писателей.

– Я что-то припоминаю насчет "Эммануэль". Моя тётя, которая в Москве, читала это великое произведение, – сказал Костя и показал пальцами знак кавычек. – Она мне даже его кратко пересказала, когда я повзрослел. Ире было лет 15, когда она это прочла. И, как я понял, ей понравилась книга в том возрасте. После её пересказа я пытался объяснить ей, насколько эта книга плоха, особенно для молоденьких, зеленых ещё девушек. Она успокоила меня, сказав, что не воспринимала книгу, как и остальные, близко к сердцу, что глубоко её не анализировала и не пыталась жить её главными мыслями.

– Короче, она читала книги для развлечения. Не более.

– Ира редко читала. Больше любила слушать музыку и гулять. На книгах не зацикливалась.

– Каждому своё. Кто-то любит готовить, кто-то – читать, кто-то вышивать, кто-то – быть зрителем, – перечислила я с улыбкой.

– Это точно. Но то, что ты любишь читать – замечательно. Библиофилы становятся редкостью.

– Спасибо, конечно. Но в последнее время я часто замечаю за собой, что не иду с книгой по жизни, а иду в книгу от жизни. И ничего с собой поделать не могу. А, может, не хочу?..

Я ждала, что же мне на это ответит Костя, но он лежал, смотря перед собой, и на лбу у него в виде морщин начали проступать неизвестные мне мысли. Он не торопился поделиться этими мыслями со мной. Я легла на спину, положив под шею руки. Закрыла глаза и лежала спокойно, представляя, как Альберт спит, наигравшись с бабушкой. Я представила его довольное личико, умиротворенное, по-детски непринужденное, и сама блаженно заулыбалась. И внутри у меня всё улыбалось и светилось. Я не хотела думать о том, что попрощалась с ним надолго. Просто погрузилась в радость; ничего не слышала и не ощущала постороннего. Многие бы поняли моё глубочайшее удивление, когда я через несколько минут открыла глаза и увидела, как стоя на коленях около кресла, Костя смотрел на меня, смотрел серьёзно и вдумчиво. Не знаю, что его поразило в моём лице, но улыбка моя моментально исчезла. Костя продолжал на меня смотреть. Я в свою очередь также серьёзно смотрела на него. Шёл перекрёстный обмен взглядами, словно мы пытались понять друг друга без слов. Но я долго не выдержала. И Костя нарушил затянувшееся молчание:

– Скажи, о чём ты думала, когда улыбалась.

– Я вспоминала лицо маленького ангелочка, по которому скучаю.

– Ты долго улыбалась... А я смотрел на твою загадочную, нежную улыбку. Мне не хотелось тебя спугнуть, потому что тогда бы твоё лицо оживилось и пропало бы это выражение. Если бы знала, как я хотел вникнуть в мысль, оставленную в улыбке и закрытых глазах... Узнай Альберт, что ты с такой улыбкой вспоминаешь о нём, он бы тоже обрадовался.

Я не знала, что ответить. Пришлось выдавить улыбку, пряча в душе волнение, которое мне пришлось испытать, когда Костя говорил мне о моём выражении лица. Меня начало тревожить то, что Костя так стремится прочесть мои мысли. А этот взгляд? Долгий, пронизывающий. Как всё это понимать?..

20 глава.

Когда я открыла глаза, за занавеской ярко светило солнце, проникая длинными лучами в комнату. Я встала и подошла к часам, висевшим над шкафом с книгами. Было 10 часов. Кости в комнате не было, но я не торопилась идти к нему. Ночь со странным, волнующим взглядом запутала меня. Ещё немного побыв в комнате, я, всё-таки, вышла в коридор и сразу зашла в ванну, чтобы умыться и придти в себя. Я не хотела, чтобы Костя видел моё волнение и потерянность, чтобы понял, что я его иногда боюсь и не понимаю. Умывшись, я посмотрела на себя в зеркало: глаза уставшие, грустные, в них непонятный огонёк; длинные темно-каштановые волосы ещё больше подчеркивают бледность лица и губ. Я не могу дальше себя рассматривать, меня пугает своё отражение. Присев на край ванны, я испуганно озираюсь по сторонам и думаю:

"Что я здесь делаю? Разве Гриша не прав, что я провожу слишком много времени с Костей? Я скоро забуду, где живу. Так тоже нельзя... Понятно, что Костя – мой друг, что ему нужна поддержка, но это всё не значит, что я должна дневать и ночевать у него. Почему я раньше не поняла, что это неприлично как-то... Почему я начала настолько забываться, что не контролирую время пребывания в гостях?.."

Я решила поскорее уйти домой, чтобы он не успел понять моё состояние. Да я, в принципе, сама не могла разобраться в себе, переживаниях. В голове проносились потоки важных, но каких-то пустых мыслей. И ни одну из них я не смогла остановить и обдумать. Это походило на бред.

Я прошла на кухню. Костя разливал кофе в маленькие кружечки. По всей кухне разлился аромат этого бодрящего напитка, но меня он в данный момент больше раздражал, чем бодрил.

– Доброе утро, Оля. Как поспала? – спросил Костя, пока не смотря на меня.

– Доброе... Вроде, выспалась, – ответила я, абсолютно не веря своим словам.

И тут Костя посмотрел на меня. Что-то наподобие улыбки постепенно сошло с его лица, на мне остановился его удивленный взгляд, в котором проскальзывала жалость. Он подошёл ко мне и спросил:

– Что случилось? Тебе плохо?

Я молчала, не в состоянии нормально изъясняться. Наверно, я походила на статую. Вряд ли во мне было что-то живое. На вопрос Кости я ответила не сразу и не словами, а просто кивнула головой.

Костя взял меня за руку и повёл в комнату, помогая мне прилечь на кровать, но я отвергла его помощь, встала и быстро направилась к выходу из квартиры. Это была болезненная активность, возникшая из-за того, что мне не хотелось находиться здесь. Я открыла дверь, начала бежать по лестнице. Наконец-то я почувствовала свободу и немного облегчения. Но это длилось недолго. На одном из поворотов меня догнал Костя. Я не останавливалась, он тоже. Только когда мы дошли до моего подъезда, Костя схватил меня за руку и спросил строго:

– Оль, ты можешь объяснить своё поведение? Я обидел тебя чем-то?

Костя не отпускал меня и ждал моих объяснений и действий, ничего не понимая. Я собралась и сказала:

– Знаю, что я странно себя веду... Но... Я боюсь твоего взгляда. Я испугалась ночью. Хотя старалась не выдать себя... Прости, что такое говорю...

Костя мгновенно погрустнел. Он не знал, что мне ответить, потому что не ожидал таких слов. Но, если бы я сейчас всё не сказала, потом было бы ещё труднее. Почему я не сделала так ещё у него дома?..

– Видишь, теперь я тебя обидела...

– Ничего... Зато искренне.

– Всё равно, прости. Тебе надо отдохнуть от меня, – сказала я и улыбнулась, пытаясь рассеять напряжение между нами.

– Всё нормально. Это ты отдыхай от меня. Тебе это больше надо. А я постараюсь больше не смотреть на тебя так. Наверно, я на всех так смотрю... Мне многие говорили о взгляде.

– Ладно... Забудем... Иди домой. Поешь нормально. Из-за такой пробежки кофе твой остался остывать в одиночестве.

В целом, ситуация была спасена. Во всяком случае, хотелось в это верить.

21 глава.

Не устаю повторять, как же хорошо дома. Здесь ты полностью расслаблен, ничего не стесняешься, не боишься чужих взглядов. Я спокойно покушала дома, поубирала, где нужно. И написала Грише:

"Привет, темнокожий. Какая у вас погода? Что делаете?".

Ответ пришёл через полчаса, да к тому же не от Гриши, а от Паши:

"Привет, Олечка! Это Паша. Я сейчас один загораю на берегу, а другие плавают. Погода замечательная. Но не хватает тебя. Как у тебя дела?".

Хорошо ещё, что сразу написал, что это он, а-то ведь мог разговаривать со мной от лица брата. Со мной однажды уже было такое, и результат мне не понравился. Я ответила ему:

" Мне сейчас совсем не до моря. Во мне и так море эмоций. Дела идут хорошо. Мне совсем не грустно".

Паша не заставил долго ждать:

"Ну-ка, поподробней насчет твоих эмоций. Очень интересно".

Какой любопытный! Всё ему так и расскажи! Нет уж, спасибочки. В это его лучше не посвящать. Мне хватает и Гриши вполне, – подумала я, набирая новое сообщение:

"Паша, не будь таким любопытным.:) Мои эмоции – личное. Посвятить в них не могу. Но я знаю, что ты не обидишься".

Но Паша оказался не только любопытным, но ещё и настойчивым:

"Наверно, эмоции вызваны неким Константином? А я так мечтаю о тебе...".

Вот как... Спасибо большое Грише. Благодаря ему, Паша скоро будет всё обо мне знать. Все любят обсуждать меня. И никуда не спрячешься. Пришлось ответить:

"Я не буду говорить на эту тему. И вообще, чем я тебе нравлюсь? Что ты там себе наидеализировал? Неужели на море нет девушек, чтобы найти свою половинку? Девушки будут без ума от тебя. Дерзай!".

Через 10 минут пришёл дерзкий ответ:

"Мне нужна ты, а не все эти длинноногие красавицы. Они меня не интересуют. Почему ты со мной холодна, всегда отталкиваешь? Я всегда открыт для тебя, а у тебя в мыслях только Костя. Что он собой представляет, что ты постоянно ходишь к нему?".

Чувство меры им явно утеряно. И границы все перешагнул. На дерзости – дерзость в ответ:

"Хватит вопросов. Мне не нужны допросы. Будет у тебя жена – будешь допрашивать. И я ей не завидую...".

Написав это сообщение, я выключила телефон, чтобы больше не отвлекаться на такие разговоры. Хотя, для Паши они были не пусты и важны.

22 глава.

Вечер я провела хорошо: читала книгу, немного вышивала крестиком, чтобы потом передать Альберту через Костю маленького рыжего котёнка, играющего с клубком ниток, который на вышивке получался таким озорным, словно был живым, резвым и прыгучим.

В комнате стало душновато, и я открыла окно. На меня подул приятный, прохладный ветерок, такой нужный порой под конец жаркого дня. Я подставила лицо ветру и стояла так, наслаждаясь свежестью и выгоняя все скопившиеся мысли. Но одна мысль не хотела меня покинуть. Мысль о том, что Костя на меня обижен, не хочет, возможно, видеть меня.

Я быстренько оделась и вышла на улицу. Мне не хотелось гулять в каком-то одном месте, поэтому я прогуливалась по всему району, заглядывая почти в каждый двор, чтобы увидеть что-нибудь новое, просто посмотреть на людей. Шла я, засунув руки в карманы лёгкой курточки, не спасавшей меня от ветра, который становился всё холодней и упрямей. Погода портилась слишком быстро. Тучи ждали определенного момента, чтобы выплакать все свои слёзы.

"Быстрее домой. Иначе вымокну до нитки!" – подумала я и, набирая скорость, направилась домой по одному из самых широких переулков, который в начале всегда был хорошо освещён, а потом человек резко попадал в полную тьму, где не горело ни одного фонаря. Пройдя освещённую часть переулка, я зашла в темень и сразу же наткнулась на кого-то. Не вникая, кто это может быть, я таким же быстрым шагом пошла дальше. Но не успела далеко уйти, как человек окликнул меня:

– Оля, это ты?

Я повернула голову и начала разглядывать силуэт человека. Но плохо различая, я спросила:

Да. Это ты, Костя?

Вместо ответа, силуэт начал движение ко мне. Когда он подошёл совсем близко, я разглядела вьющиеся тёмные волосы и бледное лицо. Да. Это был он.

– Давно гуляешь? – спросила я, ещё больше кутаясь в куртку.

– Нет. С час. А ты?

– Примерно столько же. Захотелось прохлады, а тут такой ветер поднялся. Пойдём ко мне. На улице лучше не оставаться. Чаю попьём, согреемся.

– Нет, я к себе. Тебя проводить?

– Всё понятно... Ты на меня дуешься. Мне самой стало бы неприятно, если бы из-за моего взгляда кто-то закатил истерику, как я. Прости меня, пожалуйста.

– Я и не обижался. Мой взгляд всегда шокировал людей. Я привык от них это узнавать... Мне нужно дать тебе одну вещь, которую ещё никому не давал. Когда ты сможешь ко мне придти?

– Да хоть сейчас. Только потеплее одеться. Сходим ко мне, а потом сразу к тебе. Хорошо?

– Да. Согласен.

Через полчаса мы уже были у Кости. Сидели на кухне и ели пирожные, которые я взяла дома, чтобы полакомиться вместе. Мы, как самые настоящие сладкоежки, ели и улыбались. Мою радость усиливало ещё и то, что так редко улыбающийся Костя, хохотал и веселился вместе со мной. Как же ему шла улыбка! Она до неузнаваемости изменяла его лицо. Он сиял, на его бледных щеках появился румянец. Из тридцатилетнего угрюмого человека он преобразился в молодого парня, которому не дашь больше двадцати пяти. Ни в одной клеточке лица не проскальзывала каждодневная серьёзность. Только сейчас я увидела, насколько он красив и благороден. Я не могла отвести от него глаз, превратясь в эстета, уже даже не слушая, о чём он говорит. Все фразы летели мимо ушей; глаза работали, отыскивали в его лице всё новое.

"Как он хорош... Даже не могу понять, больше ли ему идёт румянец с улыбкой или бледность с задумчивостью? Какие глаза прекраснее: те, что в скорби вопрошают небо или те, что так весело блестят... Он всегда великолепен. Но, если бы я не знала его внутренний мир, его чувства, переживания, красота вряд ли бы что-то значила для меня. Мне было бы наплевать, какое у него выражение лица. Глаза не смотрели бы так долго, зато уши наслаждались бы всеми его мыслями..."

– Оля, ты здесь? Ты меня не слушаешь? – спросил он, продолжая улыбаться.

– Да... Извини. О чём ты говорил?

– Да так, ни о чём... Пойдём в комнату. Я дам тебе то, что обещал.

Пройдя в комнате к шкафу с книгами, Костя опустился на колени и открыл дверцу самого нижнего отдела. В руки он взял блокнот в твёрдом коричневом переплёте. Костя продолжал стоять на коленях и пристально смотреть на блокнот. Я подсела рядом с ним и спросила:

– Воспоминания, мысли?

– Да. Мои воспоминания. Это мой дневник. Я никому не давал его читать. Даже Нине. Но я от неё никогда ничего не скрывал. Так что в этом не было необходимости.

– Почему ты решил дать его мне? Это же слишком личное.

– А почему я не могу доверять тебе? На это есть причины?

– Не знаю... Вроде, нет.

– Ну вот! Я хочу, чтобы прочитав, ты поняла...

– ...как два человека нашли друг друга и полюбили? Полюбили настолько, что это невозможно описать словами. Слова не могу быть красивее любви.

– Ты права. Сказало всё за меня. И сказала замечательно... Ты уже любила? Или любишь?

– Нет... Постоянно хочется узнать, как это. Но я не хочу торопить события.

– В любви не надо торопиться. Иначе она быстро испарится, – улыбнулся Костя. – Но тебе кто-нибудь нравится?

– Нет... Вернее, да... Но я не могу сказать тебе, кто это! – вырвалось у меня, потому что я чуть не собралась сказать, что он мне очень симпатичен. Не знаю, какие споры влюбленности и как давно начали витают вокруг меня, пытаясь проникнуть внутрь души. И в чём оказалась сила притягательности Кости? Наверно, его ум манит меня и не хочет отпускать. Да и мысли мои последнее время лишь о нём.

– Если не хочешь говорить мне, кто он, не нужно. Но скажи, ваши чувства взаимны?

– Я этого никогда не узнаю, потому что никогда не скажу ему о своей симпатии. Он не должен об этом догадываться даже. Это лучше для него.

– Почему всё так? – спросил Костя, не сводя с меня удивленных глаз.

– На это есть причина. И не одна. Мне не хочется говорить об этом. Прости...

– Ладно. Тебе, наверно, и так нелегко...

– Ты точно хочешь, чтобы я прочла дневник? – спросила я, переводя тему разговора.

– Да, хочу. Может, ты не хочешь?

– Нет. Я просто спросила ещё раз, чтобы убедиться в твоём желании.

Костя протянул мне блокнот и грустно посмотрел на него.

– Не переживай. Я его очень скоро верну. И я пойду. Дождь закончился, по-моему. Надо идти. Вдруг он ещё раз пойдет.

– Ты уходишь? – спросил Костя, вставая с пола и смотря на меня так, будто он хотел, чтобы я осталась у него ночевать.

– Могу остаться, – предложила я нехотя, потому что мечтала скорее придти домой, чтобы начать читать дневник. Но не стала оставлять его со своим одиночеством.

23 глава.

В 10:30 я уже была дома. Уходила от Кости в странном настроении. Мысль, что он нравится мне, не давала покоя. Я и радовалась, и грустила, но заранее понимала, что между нами никогда ничего не будет. Я восхищалась его любовью к Нине и ничуть не ревновала.

Я присела в кресло, положила на колени дневник, с волнением и трепетом представляя печальный образ Кости. Я видела, как его грустные глаза следили за видением Нины. Вот передо мной появился и её образ – образ святой женщины, с трогательной улыбкой наблюдавшей за жизнью Кости и Альберта…

Долго я сидела так, поглаживая руками блокнот. Для меня была дорога любая вещь, принадлежащая Косте. Я заряжалась какой-то энергией от блокнота.

Наконец я открыла его и начала читать:

«1.06.2000г.

Этот день перевернет мою жизнь? Очень надеюсь.

День, похожий на все летние дни, когда жаркий воздух окутывает разум, и ты идешь опьяненный от счастья, от природы, пронизанной солнечными лучами; в свете, в играющих чудесными красками бликах.

Я был у Толи со своим проектом по философии. Проработав над ним около 6-ти часов, сильно проголодавшись и устав, я попрощался с другом и вышел из его квартиры. Только я хотел подойти к лифту, как мне стало плохо.

– Так… Это день их знакомства. Он известен в мельчайших подробностях. Не буду останавливаться, – проговаривала я вслух и перелистывала страницы в поисках нового. – Вот. Нашла:

«03.06.2000г.

Сегодня в 13:40 мне пришла смс от Нины:

«Привет, Костя! Как ты? Если свободен, может, встретимся, поболтаем?»

Меня услышали высшие силы. Мои просьбы услышаны и поняты. Я так мечтал об этом. Я ждал.

Душа моя переполнена счастьем и радостью. Я прыгаю до потолка, как ребёнок. И немного боюсь, как все молодые люди, перед встречей с человеком, который нравится.

Я договорился с Ниной о встрече. Узнал, где она живёт, чтобы зайти за ней. Она живёт через остановку от меня. Странно, что мы никогда до этого не пересекались в жизни…

Нервничая, я собрался и вышел из дома. По-моему, я не шёл, а летел, так торопился увидеть её, услышать её голос, заглянуть в её печальные глаза и насладиться согревающей улыбкой. Я мысленно представлял её образ, и из-за этого летел ещё быстрее. Всякий увидевший меня человек, наверно, подумал, что я болен и восторжен до исступления. И это было так. Но, когда мне на встречу из подъезда вышла Нина, исступление преобразилось в эйфорию.

Она улыбалась. И улыбка, и глаза её говорили мне, что она тоже очень рада видеть меня.

Я уже хотел броситься к ней и обнять, как вдруг понял, что могу её испугать.

– Привет, – сказал я ей и запнулся, не зная, что говорить дальше.

– Привет, Костя. Я чувствую, что сегодня мы будем только улыбаться. Солнце улыбается вместе с нами, – ответила Нина, смотря на солнце с прищуром. Её лицо было восторженным, как и моё.

Одета она была просто, но со вкусом. Джинсовые бриджи облегали стройные ноги, а жёлтая майка подчёркивала талию.

Длинные каштановые волосы, доходившие до конца спины, струились, как блестящий шёлк. Я безумно хотел до них дотронуться… Ореховые глаза на солнце становились ещё радостнее и теплее. Оттенок жёлтой майки дарил ещё больше света её образу.

В руках Нина держала бирюзовый рюкзак.

Я прекратил пристально смотреть на неё, потому что почувствовал, как её движения и жесты стали сдержаннее и застенчивее. На Нину навалился груз моего изучающего взгляда.

– Я чувствую, что от меня скоро тоже останется одна улыбка, как от Чеширского кота в «Алисе в стране чудес».

– Так хорошо, когда люди улыбаются! Их настроение передаётся другим. А друзьям – особенно.

– Согласен. Куда пойдём? Хочешь в кафе, кино? Ещё куда-нибудь? Или у тебя вообще свой вариант?

– У меня как раз свой вариант. Пойдём в лес. Я люблю гулять в лесу. Там такая атмосфера… Отрешенность. Нет суеты. Пойдём?

– Я тоже давно хотел сходить в лес, кстати, – ответил я, приятно удивляясь решению Нины. Оно было простым и не похожим на другие. Как и сама Нина. Обычно девушки, узнав, что есть деньги на развлечения, сразу же хотят потратить их.

Сначала мы немного походили около леса, а потом пробрались поглубже. Нам было очень хорошо вдвоём. Не ощущая времени, мы общались, ближе знакомились, изучали друг друга.

Примерно через час Нина сняла с плеч свой рюкзак и начала расстёгивать молнию на нём, чтобы что-то достать. Этим «что-то» оказалась книга в советском оформлении – «Факел» Уилдера Пенфилда.

– Это повесть о жизни Гиппократа, – пояснила мне Нина. – Я подумала, что нам будет интересно. Моя мама давно советовала её мне. Я буду читать? Или ты хочешь стать чтецом?

– Конечно, книга будет интересной! – воодушевился я, не ожидая, что Нина порадует меня ещё и тем, что прогулка наша окажется с чтением. – Давай пока чтецом будешь ты. А в следующий раз могу и я.

Мы сели на упавшее дерево и принялись читать. Иногда мы высказывали своё мнение насчёт каких-либо событий сюжета. Нина с удовольствием ловила каждую мою фразу. Я и не подозревал, что меня могут так слушать. Это было очень приятно. Быть кому-то нужным и интересным – вдвойне приятно.

Я был благодарен Нине за то, что она именно так решила проводить встречи. И в душе очень ею гордился. Она стала для меня ещё драгоценней».

* * *

«10.06. 2000г.

Сегодня мы с Ниной снова встретились. Прошла целая неделя после той прекрасной встречи. Я думал, что Нина не хочет меня видеть, но, оказывается, она просто сидела с мамой, которой стало очень плохо. Всю неделю я погружался в философию, но часто, читая книгу, передо мной вставало лицо Нины. Она улыбалась мне, тянула руки к моим рукам. Тогда я забывал о книге, закрывал глаза и представлял, как мы с ней гуляем и держимся за руки. О большем я не мечтал… Когда образы покидали меня, становилось грустно и одиноко.

Я не выдержал и позвонил ей.

– Алло. Привет, Нина, – сказал я, улыбаясь в предвкушении, что сейчас услышу любимый голос.

– Привет… – убитым голосом ответила она.

– Нин, что случилось? – спросил я, пораженный её настроением.

– Да маме плохо. Высокое давление. Последние три дня улучшений нет. Вот почему тебе не звонила. Я от неё не отхожу почти. Как бы хуже не стало… Она не выдержит.

– Надеюсь, всё наладится. Я постараюсь тебе помочь. Ты только скажи…

– Спасибо большое.

– Не за что. Я завтра к тебе приду. Ты хоть отдохнешь немного, – сказал я серьёзно, заранее пресекая её возражения.

– Не нужно. Прошу! – сопротивлялась она.

– Я обязательно приду.

– Хорошо, будь по-твоему… – устала Нина и вздохнула. Она больше не могла возражать. Её было не до споров.

Я старался приободрить её разными словами. Но она быстро проговорила:

– Спасибо, что позвонил, поддержал. До завтра. Пока. – Я услышал, как её зовёт мама.

– До завтра!

Вот и наступило это завтра. Прежде, чем идти к Нине, я сходил в магазин и купил фруктов и сладкого для Нины и её матери. Надо было хоть чем-то скрасить день.

Я позвонил и стоял, прислушиваясь около двери. Вскоре мне открыла дверь незнакомая девушка и спросила:

– Вам кого?

– Нина же здесь живёт? Я не ошибся? – спросил я, немного опешив.

– Да, здесь. Проходите.

Я вошёл и встал, ожидая Нину. Девушка пошла звать её. Нина вышла ко мне. Я, конечно, ожидал, что она будет уставшей и подавленной. Но не настолько же… Глаза красные, заплаканные, невыспавшиеся. Похудевшая, полуживая.

– Нина. Бедная моя!.. – вырвалось у меня.

– Костя… – еле слышно сказала она. Подбежала ко мне и упала в мои объятия. Я крепко прижал её к себе, гладя волосы. Я пытался успокоить её. Может, она и хотела успокоиться, но её организму уже было не до этого. Она не хотела покидать моих объятий. У меня потекли слёзы. Я не мог больше терпеть. Взял её на руки, прошёл в зал и положил Нину на кровать. Наклонился к ней и спросил:

– Нин, ты меня слышишь?

– Слышу. Спасибо, что пришёл. Помоги, пожалуйста… – ответила она, закрывая глаза.

– Хорошо. Что я должен делать?

– Сейчас с мамой сидит Аня – моя сестра. Ты видел её. Но она не умеет и не хочет ухаживать за больными. Скорее всего, она ей и лекарство вовремя не даст. В комнате на столе лежит список, какие лекарства давать и как. Пожалуйста, посиди с мамой полчаса, а потом разбуди меня, – сказала она. На лбу у неё выступил пот.

– Не переживай. Отдыхай. Я всё сделаю, – ответил я, вытирая испарину.

Я оставил её в зале, а сам пошёл в комнату, где была мама Нины. Как и сказала Нина, Аня сидела в наушниках, слушая музыку, и делала маникюр. У меня был шок. Меня возмутило равнодушие к собственной матери. Мне было стыдно за Аню. Мама Нины лежала на кровати. Когда она услышала, что я вошёл в комнату, лицо её повернулось в мою сторону. Она с удивлением смотрела на меня.

– Здравствуйте. Я Костя… Друг Нины, – решил я сразу же с ней познакомиться.

– Алла Романовна. Приятно познакомиться, – попыталась она улыбнуться. Точно такая же улыбка, как у Нины. Такие же глаза.

– Вы простите нас за обстановку. Мне просто плохо.

– Да… Я знаю. Мне Нина всё рассказала.

– А где она сама?

– Она отдыхает, – сказал я, пристально посмотрев в глаза Ане. – Я дам вам лекарства, а потом займусь Ниной. Лучше не оставлять её одну.

– Бедная… Так устала. Жаль, мне не становится лучше.

– Не вините себя. Вы же не специально заболели. Вы поправитесь, и Нине станет лучше, – приободрял я её.

Потом подошёл к столу и нашёл список лекарств. Дал все лекарства Алле Романовне. Она спокойно лежала, смотря в потолок. Её было очень жалко. Но в другой комнате лежала Нина, у которой вид был ничуть не лучше. Ещё 5 минут я посидел у кровати Аллы Романовны. Она заснула, перед этим сказав, чтобы я помог Нине и поблагодарила за помощь, за то, что пришёл их проведать. Я сказал, что не нужно меня хвалить и лучше, чтобы она меньше разговаривала, ведь, это тоже забирает силы. Аня, увидев, что мама заснула, вышла из комнаты.

Я прошёл в зал. Нина спала, но сон не был спокойным. Бледное лицо, быстро двигающиеся глаза под веками. Я наблюдал за ней, боясь нарушить и так хрупкий сон.

Через несколько минут Нина вдруг начала что-то говорить совсем тихо, а потом звала маму и повторяла слово «Нет». Стоны, по щекам потекли слёзы… Ещё раз простонав «Нет», она открыла глаза.

– Что с мамой? – спросила она. Её душили слёзы.

– С ней всё нормально. Я дал ей лекарства. И она заснула, – ответил я, вытирая её слёзы и укладывая обратно. – Тебе приснился плохой сон?

– Да… Хуже некуда…

Она закрыла глаза и успокоилась. Я держал её руку, иногда проверял пульс. Гладил её волосы, лоб. Но тревога меня не отпускала. Я боялся чего-то.

Но всё обошлось!

Как только она опять открыла глаза и нежно на меня посмотрела, я понял, что всё позади. Послав Нине любящий взгляд, я услышал чьи-то шаги. Аня остановилась в проёме двери, глядела на нас зло и оскорбленно. Потом подошла вплотную к кровати, иронично и властно сказала Нине:

– Я ухожу к Антону. Приду поздно.

– Можешь хоть всю ночь гулять со своим Антоном. Он же тебе дороже матери и всех остальных. Тебе не стыдно. Ты безразличная. Умеешь только краситься, бездельничать, целоваться. И попрекать всех!.. – говорила срывающимся глухим голосом Нина. Я видел, как к глазам её подступали слёзы, но она останавливала их, приглушала свою боль…

Аня, мстительно прищурив глаза, крикнула на это:

– Ненавижу тебя!

А потом стремительно выбежала из квартиры.

Я смотрел на всё это. Несколько раз хотелось остановить ссору. Но я решил, что Нина знает, как всё должно быть.

Нина сидела и смотрела в одну точку. По щекам её текли слёзы. В глазах были ужас и печаль.

– Нина, давай снова успокоимся. В обиду тебя никто не даст.

– Аня не станет причинять мне боль, – вытерла слёзы Нина. – Я пойду посмотрю, как мама.

– Конечно.

– Господи, помоги... Пусть ей станет лучше, – просила она.

Потом мы с ней вместе поели. Я еле-еле впихнул в неё фрукты и сладкое. Она ничего не хотела есть. Но я ей сказал, что, если узнаю о её недоедании, сильно обижусь. Нина успокоила меня насчет этого, и через 2 часа я ушёл, в конце вселив в неё надежду, чтобы она заняла место страха…»

* * *

«25.06.2000г.

Сегодня мой день рождения. Приятный и душевный день оказался. Алла Романовна почувствовала себя лучше с 15 июня. Нина постоянно ухаживала за ней с улыбкой, потому что хотела показать, что всё будет хорошо. Нина радовалась от постепенного выздоровления мамы. Пришла уверенность, и глаза Нины загорелись тем же великолепным светом, который я давно не замечал.

Мы прекрасно проводили время втроём. Через неделю я приходил к ним на несколько часов. Мы заполняли эти часы чтением.

Алла Романовна всем видом показывала, что рада нашей с Ниной дружбе. Она давала согласие впредь видеть нас вместе. А Аня, увидев, как мы уединяемся втроём, одним взглядом говорила, как презирает и меня, и Нину, и маму. Не знаю, было ли это завистью? Или так она показывала свою гордость?.. Мне было жаль её, ведь, она совершенно не понимала, каково её поведение.

Нина знала, что 25 июня у меня день рождения. Но я не подозревал, что она так прекрасно украсит его своим поздравлением и вниманием.

Я сидел за столом и размышлял над каким-то важным вопросом. В дверь позвонили. Я нехотя пошёл смотреть, кто это был. Посмотрев в глазок, я улыбнулся и обрадовался, потому что там стояла Нина. Быстро открыв дверь и впустив её, я стоял перед ней, трепеща и волнуясь. Она же светилась от счастья. И была прекрасна. Нина накрутила свои волосы, сделала причёску: закрепила у правого виска локоны заколкой – сиреневой розой; дальше волосы немного спускались, а ближе к концу опять были захвачены заколкой-розой чуть меньшего размера. Нежно-лиловые тени гармонично смотрелись с заколками и ореховыми глазами Нины, которым я всецело принадлежал. Я любовался, сраженный её красотой.

Я бы и дальше просто стоял бы и любовался ею, но это не входило в планы Нины. Она подошла ещё ближе ко мне и крепко обняла, нежно сказав:

– Костя, с днём рождения тебя! Это тебе! – она протянула мне пакет с подарком. – Знаешь, я долго думала, что же тебе подарить. Не знала, будешь ли ты рад книгам.

Я приоткрыл пакет и достал две книги Жорж Санд. Я не был знаком с произведениями этой писательницы. Только мельком слышал о ней от мамы.

– Жорж Санд великолепно писала. Я у неё прочитала очень многое. И не устану повторять, что она для меня лучшая из писателей на сегодня. Я понимаю, что дилогия «Консуэло. Графиня Рудольштадт» – роман больше для девушек и женщин, но он сразу же так захватывает, что становится неважно, кто читатель – мужчина или женщина. Её романы целомудренны, чисты, а герои с такими идеалами и великодушием… – Нина говорила так убедительно и восхищенно, что я почувствовал, как во мне зародилось уважение к писательнице.