Текст книги "Солнечный зайчик (СИ)"

Автор книги: Ольга Рей

Глава 14. А он ничего, веселый

После совместного уничтожения торта мороженного, мы отщепляемся от общей компании и вчетвером отправляемся на обед. Сладкое сладким, а кушать все равно хочется, тем более водное приключение отняло столько сил. Устраиваемся за столиком, делаем заказ, болтаем. Отчество у Никиты Сергеевича как-то само собой отвалилось во время игры в бассейне, так что даже Лера без особых усилий зовет его по имени. Да и смотрит совсем по-другому – по-дружески и расслабленно.

Мы с Леркой, похихикивая, лопаем креветки, слушая, как Макс с серьезным видом декламирует басню про ворону Трахтенберга:

 
– Варон залез большой сосна,
И начал посылать всех на…
Чтоб в лес всегда был дружба-мир-
Ворон в ротан воткнули сыр!
Шел гордый звер-лисиц, скучал,
Увидел сыр и заторчал,
Ходил вокруг 15 круг-
Побил рекорд и молвил вдруг:
«Чего ты, гинацвали, ждешь,
И сам ни ешь, и не даешь,
А только дразнишь свой еда,
С большой опасный высота!»
 

Он произносит слова с таким ярким акцентом и деловым видом, что я прыскаю со смеху, чуть ли не выплевывая в тарелку остатки еды. Никита улыбается, выковыривая для Леры мидии из раковин. А подруга вообще бросила есть, потому что недавно чуть не подавилась.

Макс делает поэтическую паузу, дав нам небольшую передышку, а сам вилкой подцепляет у меня из тарелки кусок лосося и оправляет себе в рот. Мы с Лерой заказали морепродукты, а парни захотели говядину, которую все никак не несут, поэтому расслабленный Коршун периодически без зазрения совести таскает у меня еду.

Первый раз, когда он это сделал, я хотела возмутиться, сказать, что это не гигиенично двум чужим людям кушать из одной тарелки. Но потом забила и успокоилась, верно решив, что за такую ржачную басню можно немного пострадать молча и поделиться своей пищей.

 
– Ворон послал бы звера на…
Но сыр во рту торчит-х..ня,
Птиц черный лапка изогнул,
И фак лисиц под нос воткнул!
Медведь шел спать,
Увидел фак,
Ударил об сосна кулак…
…Ворон упал…
 

Макс снова замолкает, когда к нам с подносом в руке подходит официант и начинает расставлять оставшиеся заказанные блюда. Обед получается вполне разнообразный в отличие от завтрака, где всем подавали одно и то же.

– И что там дальше? – Ерзает на стуле нетерпеливая Лерка, дергая Макса, чтобы он продолжал. Смотрит на него такими большими любопытными глазами, что даже я улыбаюсь.

Макс неспешна пододвигает к себе тарелку, лениво разрезает стейк на кусочки и произносит:

– Ну…– задумчиво потирает подбородок, – продолжение я забыл, – и начинает просто есть.

У подруги удивлённо вытягивается лицо. Она совсем не согласна остаться с носом, так и не узнав, чем закончилась история.

– Как так? – Разочарованно тянет Лера. – Ты же врешь, да? – Заглядывает ему в лицо, не давая нормально жевать стейк.

– Неа, – качает головой несносный Коршун, отправляя в рот помидор черри, а сам косит на меня хитрющими карими глазами. Точно что-то задумал.

– Ну и что ты хочешь? – Заметив его взгляд, тут же вступает в торги Лера. А Макс наигранно задумчиво приподнимает глаза вверх, делая вид, что пока не знает. – Ну! – Торопит его нетерпеливая подруга, откидывая на спину темные волнистые волосы, которые красиво переливаются на солнце.

Я молчу, в диалог не вступаю, чтобы не попасть под раздачу. Хотя мне тоже хочется дослушать начатую Коршуном басню. Зато украдкой наблюдаю за Никитой. Он с таким теплом и интересом смотрит на Лерку, что становится за него обидно. Только сердцу не прикажешь, подруга хоть и начала с ним общаться неформально, но все равно держит на расстоянии.

– Если Аля поцелует меня, то память тут же вернется, – заявляет бессовестный Коршун, заталкивая в рот приличный кусок мяса с кровью.

Я перевожу на него прищуренный взгляд. Его наглость не знает предела, производной и других элементарных функций.

– Не будет этого, – качаю я головой, запивая улыбку соком. Вот изобретательный Коршун и тут придумал, как «сладенькое» отхватить.

– Ну что ж, – вздохнув, Макс пожимает плечами, – тогда не помню, – делает вид, что полностью сосредоточен на еде. А еще пейзаж за бортом увлекает его до такой степени, что больше ничего не интересует.

Лера недовольно надувается. Берется вилку, чтобы продолжить есть, но через миг расстроенно кидает ее в тарелку и нагибается ко мне.

– Я, конечно, понимаю, что это провокация, но может, чмокнешь его легонечко в щечку. Что тут такого? Многие так здороваются и прощаются. Он же не просит поцелуй в засос.

Перевожу на Коршуна прищуренный оценивающий взгляд. Если в щёку, то не проблема. А в губы я его на людях целовать не буду.

– Устроит такой вариант? – Спрашиваю у Максима, который лениво потягивает черный кофе. Он пару секунд делает вид, что думает, а потом просто пожимает плечами.

Ну в щеку, так в щеку. Решаю я и без задних мыслей тянусь к парню, который с совершенно равнодушным видом сидит в кресле. Уже на подходе по инерции прикрываются глаза, и чувствую прикосновение знакомых теплых губ, которые ловят мои. Распахиваю ресницы и смотрю в смеющиеся наглые глаза Коршуна. Он опять в своем репертуаре! Хочется возмутиться. Но не успеваю, Макс, закидывая ногу на ногу, как и обещал, продолжает басню:

 
– Пришел весь лес,
Кто что-то нес с собой,
Кто без…
Потом весь дружный лес тогда,
Ворон всю ночь давал п..да,
Под утро еж 7-8 раз,
Из птицы сделал п..рас.
Теперь ворон-простой петух,
И сыр в ротан давно-протух.
Морал грузинский басня прост:
За твой хлебал – в ответе хвост!
 

Мы с Леркой улыбаемся до ушей. Классная басня, но Коршун все равно наглая хамская рожа, снова получил то, что хотел.

После обеда мы плавно перетекаем на шезлонги к бассейну. Растягиваемся на удобных лежаках и болтаем. Мне купаться не охота, я и так с утра наплескалась. А вот Леру как рыбу тянет в воду, поэтому Никита уходит с ней в бассейн, а мы с Максимом остаемся одни.

– Где ты живешь в Москве? – Спрашивает он.

Я лежу на животе под зонтиком, а Коршун сидит рядом и с удовольствием намазывает кремом от загара мои ноги, не забывая периодически мацать попу.

– На Владикино, – уже не реагирую я на его фривольности. Пару раз повыступала и все бес толку, он все равно делает, что хочет. Так чего лишний раз трепать себе нервы.

– С родителями? – Макс откладывает в сторону крем и размазывает остатки по рукам. Берет бокал холодного Мохито, отпивает пару глотков и передает мне.

– Да, – лениво тяну я, забирая из его рук коктейль. Вытягиваю из трубочки вкусненькое мятное питье и ставлю бокал перед собой прямо на плитку. Вообще я довольно брезгливая, не люблю есть или пить вместе с кем-то, но с ним не чувствую никакого дискомфорта, словно так и надо. – У нас двухкомнатная квартира. А ты? – Поворачиваюсь на спину к Максу лицом. На нем солнечные очки, поэтому не видно глаз. А жаль, они у него необычные.

– У меня квартира в Сокольниках, – он снова берет со столика свой телефон, смотрит на имя и сбрасывает. Вообще Максу звонят без устали и выходных. Его аппарат разрывается постоянно. Но сегодня он настойчиво всех игнорирует.

– Своя? – Уточняю я. – А сколько тебе лет? – Только сейчас понимаю, что ни разу не задумывалась над этим вопросом.

Лерка так остро реагирует, что Никита значительно старше ее, а я даже ухом не веду. Хотя, не думаю что у нас с Максом большая разница, если он так плохо контролирует свой вспыльчивый характер и постоянно лезет на рожон.

– Двадцать шесть, – проигнорировав первую часть вопроса, отвечает на вторую. А мне в принципе все равно своя у него квартира или родителей. Я за него замуж не собираюсь.

Я вообще не отношусь к тем домашним девочкам, которые мечтают удачно выйти замуж и больше ни о чем не заботятся. Мои родители с детства твердили, что я талантливая и могу добиться всего, чего захочу. С этими установками я и выросла.

Я хочу свою семью, но не раньше двадцати пяти и старше, когда немного поживу для себя, поезжу по миру, выстрою карьеру, куплю квартиру. Мне не нравится зависеть от мужчины, ждать его с работы и заглядывать в рот. Я хочу быть личностью.

Смотрю на Макса, который, вытянув ноги и откинувшись назад, подставляет солнцу украшенный кубиками живот. Он такой серьезный и несерьезный одновременно. То салоны какие-то открывает, то морду первому встречному бьет. И как его понять?

– А ты во сколько лет хотел бы завести семью? – Приподнявшись на локтях, интересуюсь я. Вопрос конечно не корректный, но почему бы не спросить. Все равно я не претендую на столь вакантное место. – Так чисто гипотетически.

– А ты? – Повернув ко мне голову, с прищуром бездонно-черных глаз выдаёт вопрос на вопрос Макс. Вид хищный, заинтересованный. Но я не обращаю на это внимание. По сути это обычный разговор не о чем.

– Наверно ближе к тридцати, – без смущения делюсь я, снова потянувшись за Мохито. – Я хочу выучиться, найти себя в профессии, мир посмотреть.

Делаю глоток и мечтательно отвожу глаза в сторону моря. Мы медленно плывем по безбрежной бирюзово-аквамариновой глади. Где в брызгах купается ласковое солнце. Вдали виднеются вершины изумрудных гор, опоясанных лесными тропинками. И пахнет счастьем, молодостью и свободой. Вот так я хочу пожить.

– Думаю полгода, это максимум, – заявляет Коршун, поднимаясь на ноги. Стягивает шорты и оборачивается ко мне, предлагая нырнуть в бассейн, чтобы освежиться. Я удивленно свожу брови: это он о чем?

– Что ты имеешь в виду? – Я тоже поднимаюсь, обуваю шлепки и начинаю закручивать хвост на макушке, чтобы не намочить волосы.

Коршун с загадочным выражением лица подходит ближе, без зазрения совести обнимает за талию и притягивает к себе. Нагнувшись к уху произносит:

– Полгода, зая, это срок твоей свободы. А потом я ее у тебя украду, – чуть отдаляется, чтобы с серьезным лицом заглянуть мне в глаза. А я до сих пор ничего не понимаю. При чем тут свобода? – Хотя нет, ты уже моя, – крепко придвинув меня к себе, опускает взгляд к губам и начинает нагибаться.

– Макс перестань, – положив одну руку ему на грудь, а другую на рот, отпихиваю от себя. – На нас же люди смотрят, – возмущаюсь не тому, что услышала, все равно ничего не поняла, а очередной попытки добраться до моих губ.

– Какая стеснительная зая, – мне в ладонь улыбается коварный Коршун и мотает головой из стороны в сторону, чтобы избавиться от импровизированного кляпа. – Тем интереснее, – подхватывает на руки и оправляется к бассейну.

Обнимаю его за шею и улыбаюсь. Приятно когда тебя носят на руках красивые мужчины. А Коршун мало того, что очень сексуальный и брутальный, еще веселый и наглый. Гремучая смесь, от которой по коже бегут мурашки и отказывают мозги. Особенно на море, где веет беззаботностью, легкостью и романтикой.

В бассейне народа немного: в середине компания молодежи вместе с Лерой и Никитой играет в надувной мяч. Девчонки плескаются у ступенек. И несколько парочек.

Макс вместе со мной заходит в прохладную воду и, задавая направление, плывет к противоположному от остальных краю. Мы останавливаемся вдали от всех, разворачиваемся лицом друг к другу. Я улыбаюсь. Бултыхая ногами в воде, зависаю на одном месте. Макс подливает ближе и фактически загоняет меня в угол. И не уплыть и не поднырнуть, да, в общем-то, и не хочется.

– Зая, ты такая красивая, что я с ума схожу, – шепчет мне Коршун, обнимая за талию и прижимая спиной к прохладной плитке бассейна. Смотрит завороженно в глаза, заманивая в черный бескрайний омут. – Ты нравишься мне до умопомрачения. Так, что трудно дышать и думать. Ты такая долгожданная и желанная, моя девочка. Такая неповторимая, – дует на губы, заставляя их приоткрыться, а ресницам опуститься.

Встречаю его жадные губы и отвечаю на призыв пылкой лаской. Я тоже хочу почувствовать его, раствориться, забыть обо всем. И пусть это неправильно и я очень стесняюсь проявлять чувства на людях. Но сейчас не могу от него оторваться, не могу оттолкнуть, это выше моих сил.

Секунды, минуты пролетают одним мгновением, а мне все мало. Словно наваждение накрыло меня своим прозрачным крылом и не отпускает. Тянусь к нему навстречу, обнимаю, пропускаю чуть влажные волосы сквозь пальцы и дурею от удовольствия, как мартовская кошка. Совсем на меня не похоже.

Сколько мы так тонем друг в друге – неизвестно. Отрываемся только тогда, когда в нас влетает надувной мяч, который отскакивает в сторону и мирно плывет по своим делам. Макс оглядывается. С прищуром черных глаз смотрит на плескающихся за нашими спинами Леру и Никиту, а я от смущения прячу лицо в его плече. Ничего себя я потеряла над собой контроль.

– Что надо? – Беззлобно произносит Макс, смотря на улыбающихся друзей. – Мы заняты, – поворачивается ко мне, чуть склоняя голову на бок, и с усмешкой на губах заглядывает мне в лицо.

– Мы собираемся за мороженым, пойдете с нами? – Беззаботно спрашивает Лера, подплывая поближе к нам. – А еще у Али звонил телефон, – указывает в сторону наших лежаков.

Поворачиваю голову и ищу глазами свою сумку. Кто это мог быть? Родители и тети знают, что на море дорого принимать вызов. В случае чего, они бы написали сообщение. Может кто-то из подруг забыл, что я уехала или снова бестолковая реклама?

– Да, мы пойдем, – соглашаюсь я, отплывая от Макса в сторону Леры. В принципе, не волнуюсь, но проверить, кто там названивает, хочется.

Выбираемся из воды. Шлепая босыми мокрыми ногами по плитке, я тут же отправляюсь к своим вещам. Беру телефон и смотрю на знакомый номер. Мама звонила. Что случилось? Внутри поднимается паника. Она не стала бы так просто мне набирать. Сажусь на шезлонг и нажимаю на вызов. Надеюсь, ничего плохого не произошло.

– Мам, это я, – отзываюсь сразу, как только на том конце берут трубку. – Что такое? – Бросаю мельком взгляд на Макса, который со скрещенными на груди руками стоит напротив меня.

– Ну наконец-то, Аля, – выдыхает мама как-то нервно, – я уже вся извелась. Почему никто из вас не берет трубку? Я Тоне и Томе звонила – ноль внимания. Ты тоже вне зоны действия сети. Где вы все? – Выплёскивает на меня накопившиеся тревожные мысли.

– Тети в отеле, я с подругой поехала на экскурсию на корабле. Все нормально, мам, я просто в бассейне плавала и не слышала. А что произошло?

Не может она так просто звонить, я это точно знаю. Мы, конечно, не бедные, но в поездке роуминг заоблачный.

– Аленка родила, – обеспокоенно выдыхает мама. А у меня отвисает челюсть. Ей же еще рано.

– Как родила, у нее срок только осенью?

Алена – моя двоюродная сестра по маминой линии из Казани. В прошлом году она вышла замуж за москвича и очень быстро забеременела. Несмотря на молодой возраст, всего двадцать лет, она носит малыша очень тяжело. У нее проблемы с почками. Но когда я уезжала, шел всего лишь седьмой месяц. Это очень рано для родов.

– Вот так. Дома началось кровотечение. Благо быстро приехала скорая. Ее сразу повезли в больницу и отправили на операционный стол. Ребенок жив, но пока в реанимации. Алена плохо себя чувствует, ей необходимо переливание крови. Я хотела дозвониться до Тони. У нее в шестьдесят первом роддоме были знакомые. Надо чтобы за ними приглядели свои люди.

У меня в голове начинают хаотично метаться мысли. И как мне теперь дозвониться до своих родственниц? На дворе день полным ходом, они или на пляже, или где-то гуляют. И телефон с собой не берут. А наш корабль обратно приплывет только вечером.

– Мама, я постараюсь с ними связаться, – обещаю, хотя пока сама не знаю, как мне это сделать. – Ты тоже звони. Кто-то да ответит.

Кладу трубку, опускаю голову и зарываюсь пальцами в волосы. Вот это новость!

Мы с Аленкой почти ровесницы, все детство провели вместе. А летом у бабушки были вообще не разлей вода. В прошлом году она познакомилась с Костей – невысоким, довольно неприметным парня с серьезными голубыми глазами. И все, утонула в нем.

Встречались они совсем ничего – три месяца, и она выскочила за него замуж. Я помню, как мы болтали перед свадьбой. Я еще тогда сильно возмущалась, говорила, что она зря так спешит. Надо было подольше погулять, присмотреться, какие у него родители и друзья, чтобы правильно оценить свое будущее. А она сказала, что он – ее любовь. И что на это ответишь?

Зато теперь она в больнице, ребенок в реанимации. С деньгами у них туго: она учится в университете, он только выпустился и мало зарабатывает. Что же делать? Я начинаю набирать тетям.

– Что случилось? – Спрашивает взволнованная Лера, нависая надо мной. Но я прикладываю палец к губам, нервно слушая, как в аппарате звучат длинные губки и никто не отвечает.

Ну где они есть?

Гудок за гудком, и все бес толку. Набираю вторую тетю.

Макс садится рядом, опускает руку мне на плечи и притягивает к себе. Видимо на моем лице отразилась такая буря эмоций, что он не смог остаться в стороне.

– Аля, успокойся, – произносит он строго и властно, так, что я отрываюсь от телефона и с опаской смотрю на него. – Расскажи все четко, я постараюсь помочь, – и как-то бережно гладит по волосам, так, что хочется жалобно заплакать.

Но я этого не делаю. Какой толк в слезах. Просто нервно, сама от себя не ожидая, вываливаю свою проблему и затихаю.

Макс слушает внимательно, не перебивая. Когда я заканчиваю, поднимается на ноги. Задумчиво потирая лоб, проходится туда-сюда вдоль шезлонгов. Покрутив в пальцах выуженную из пачки сигарету, лезет в джинсы за своим телефоном и, потыкав в аппарате, кому-то набирает.

– Шестьдесят первый? – Переспрашивает у меня, остановившись напротив. – Скажи фамилию и имя родственницы.

– Ефремова Алена, – произношу я, даже не задумавшись. И с надеждой смотрю на него.

Отвечают ему быстро. Можно сказать молниеносно.

– Юра, найди мне Афанасьеву, – приказывает Коршун кому-то на том конце провода. – Скажи, что срочно нужна, пусть перезвонит.

– Да, Максим Эдуардович, – рапортует собеседник и отключается. И на этом все.

Меня снова начинает колотить. Кто такая Афанасьева, я не знаю, и тем более, когда она выйдет на связь. А помощь Алене нужна прямо сейчас. Я, конечно, понимаю, что никто не бросит ее одну умирать. Но одно дело, когда ты очередная пациентка из сотни таких же пролетающих перед глазами врачей, а с другой, ты чья-то знакомая и о тебе хлопочут, и контролируют. Я снова берусь набирать тетям. Может они ответят.

Алька приносит мне из бара бутылку воды. Садится рядом, всем своим видом показывая, что переживает за меня. Никита тоже начинает кому-то набирать. Минут через десять перезванивают Максу.

– Добрый день, Наталья Дмитриевна, – благодушно произносит Коршун, а я с надеждой прислушиваюсь. – Как ваше самочувствие? Как новая машина? Устраивает?

– Максим, рада тебя слышать, дорогой, – радостно отзывается собеседница. – Я очень довольна приобретением. Моя ласточка просто летает. И опции, которые ты мне посоветовал, пришлись к месту. Что бы я без тебя делала, – щебечет женщина и, по-моему, абсолютно искренне. – Как ты? Я вроде слышала у тебя сейчас дела в Греции.

– Да, так и есть, – качает головой Коршун, не отходя от меня. Садится рядом и в знак поддержки опускает большую теплую ладонь на мою подрагивающую от волнения руку. – Наталья Дмитриевна, у меня к вам небольшая просьба, – делает паузу, давая возможность ответить собеседнице.

– Я тебя слушаю, Максим. Ты же знаешь, я всегда рада помочь, – тут же отзывается женщина, не устраивая дополнительных наигранных пауз.

– В шестьдесят первом роддоме у меня родила хорошая знакомая. Роды были тяжелые, ребенок в реанимации, мама потеряла много крови. Ты же можешь подключить там нужных людей, чтобы все с ними было хорошо. Отдельную палату и полный контроль врачей. Я потом всех отблагодарю, ты же знаешь, – ровно, без лишних эмоций произносит Коршун и крепче сжимает мою ладонь, чтобы я не тряслась.

– В шестьдесят первом? – Задумчиво переспрашивает женщина. – Хорошо. Имя, фамилию скажи. Я позвоню кому надо, – без колебаний соглашается.

– Ефремова Алена, – сообщает Макс. – Ее только сегодня доставили.

– Да, да, я поняла, – перебивает собеседница, понимая, что время не ждет, и делать надо все быстро. – Жди, – они перекидывается еще несколькими незначительными фразами и отключаются.

Коршун откладывает в сторону телефон, поворачивается ко мне лицом, и берет за обе руки. Осмотрев меня придирчивым взглядом с ног до головы, строго произносит:

– Аля, хватит грызть губы, ты их до крови разодрала. Ничего с твоей сестрой не случится, я гарантирую, поняла? А теперь можешь порыдать, я же вижу, что еле держишь слезы, – благосклонно позволяет он.

Я не знаю, плакать мне или смеються. Коршун разговаривает со мной в таком повелительном тоне, что хочется его пнуть. Но с другой стороны, он без лишних вопросов решил мою проблему. Это дорогого стоит.

Плюю на гордость и чувство собственного достоинства, сейчас не до них, и прижимаюсь к его широкой надежной груди. Позволяю крепким рукам обнять себя и успокаивающее гладить по волосам. Слезы, тонкими мокрыми дорожками стекают по щекам, выплескивая наружу застрявший комом в горле испуг. И немного становится легче.

– Не плачь, Алька, все будет хорошо, – поглаживая по плечу, подбадривает меня рядом сидящая подруга. – Она уже метнулась в бар и притащила всем по мороженому в рожке. Мне мое любимое – кешью с карамелью. – Скушай сладенькое, оно повышает настроение, – подсовывает мне в руку.

Я благодарно киваю и забираю лакомство. Теперь только ждать.

Все время до вечера мы проводим вместе. Ужинаем, болтает, ребята травят истории, развлекая нас. Маме я сообщила, что об Алене позаботятся. Но не вдавалась в подробности, обещая объяснить потом. Тети на связь так и не вышли. Наверное, загуляли на отдыхе, пока нет помех от вредной племянницы.

В районе девяти Макса набирает Наталья Дмитриевна. Говорит, что с Аленой уже все нормально, ее перевили в отдельную палату и там круглосуточно дежурит медсестра. Для ребенка делают все, что возможно. Сейчас он под «колпаком», получает необходимое лечение.

Я стою рядом с ним и слушаю, что говорит его знакомая. На сердце потихоньку становится легче. Как же нам повезло, что Максим в нужную минуту оказался рядом и быстро отреагировал. Я же теперь с ним за всю жизнь не расплачусь.