Текст книги "Истории, рассказанные в полночь (СИ)"
Автор книги: Ольга Пашнина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Нельзя сказать, что это были пустые мечты – как только последнему члену группы, состоящей из семи человек, исполнялось восемнадцать, команда начинала действовать. Их отправляли на Землю, где они и должны были служить своему народу – решать межзвездные конфликты. А они, надо заметить, были не такими уж и простыми.
Я помню себя в тот день, но помню, почему-то со стороны. Помню как мы сели в шаттл и долго летели, помню слабость от перегрузок, помню ослепительный свет и невероятный, до головокружения чистый воздух. Когда шаттл пролетал над лесами Амазонки, я едва не расплакалась. Мне хотелось побывать везде, где только можно. Исследовать каждый лес, поплавать в каждом море, залезть в каждую пещеру, посмотреть города, памятники – в тот момент я совершенно забыла, что мне предстоит жить лишь в одном куполе, никогда не выходя за его пределы. Ну да, разумеется, жизнь была почти королевская. Лучшая еда, красивый сад, шикарные апартаменты. Вот только книг было мало. И все – о величии человека. Ведь главный принцип Закона – человек всегда прав. Я должна была выносить приговор, основываясь на этом правиле. С самого детства нам вдалбливали это. И я в то время не могла даже помыслить поступить иначе.
Месяц был дан на подготовку. А потом – служба. Первое дело – конфликт между Французской колонией и Американским правительством я решила в пользу второго. Наставнику это понравилось, помню, он стоял у стены Зала Заседаний, удовлетворенно покачивая головой.
А во время второго произошел странный случай. Мы выслушали, как это обычно бывало, обе стороны, и я удалилась на чай. Суть конфликта была в том, что в Российские залежи минералов на Венере незаконно вторглись американцы, разбив там несколько шахтерских лагерей. Претензии России были вполне понятны и обоснованы – представьте, что кто-то самовольно врывается в ваш дом, ставит кровать и выносит ценности. Я знала как поступить – так, чтобы было справедливо.
В перерыве я с наслаждением потягивала великолепный зеленый чай, как вошел мой наставник. Он был типичным преставителем власти. Я намеренно не называю имен, они не достойны, чтобы войти в историю. Они лишь должности. Надутые от гордыни идиоты, шныряющие туда-сюда маленькими, заплывшими жиром глазками в поисках того, что можно прикарманить. Они даже смерти не достойны – самое страшное их наказание – быть самими собой. Моральными уродами, которые стоят во главе нашей галактики.
Я словно почувствовала неладное – наставник сказал, что мне необходим отдых и он немедля отправляет меня на закрытый курорт. Дело доведет другая девушка. Я не смогла возразить – это было просто не принято, однако нутром почувствовала, что все это неспроста. Лайнер, со мной на борту, улетел через час. На следующий день из газеты я прочла, что моя последовательница вынесла вердикт в пользу Американской колонии. Именно в этот момент кирпичик, заложенный в меня в детстве покачнулся и рухнул – вся система оказалась лишь замечательно организованным театром кукол. Мы были куклами, а эти чиновнички -кукловодами.
Но я вернулась. Не могла по другому – не представляла, что стану делать одна в этом огромном мире, в котором каждый стремится пробиться к солнцу, пройдя по головам менее ловких и удачливых. Меня хватило еще на пару лет. На два года подчинения, на два года отсутсвия какого-либо собственного мнения. Однако, меня считали справедливой и умной. Умелый рекламный ход, и больше ничего. Тошно было даже смотреть на всеи эти поклоны, когда я входила в Зал, подобострастные и ллживые комплименты. Тошно было видеть усмешки, устремленные в пол, фальш, наигранные благодарности. Оставалось лишь улыбаться – а ночью плакать в подушку так громко, что горничная то и дело прибегала в спальню.
Но я терпела. Ради чего? Я и сама не возьмусь ответить. По сути я – слабовольный человек. Я точно знаю, что никогда не смогу ставить выше себя жизни других людей. Я не смогу принять важное решение, если оно не продиктовано кем-то сильным за моей спиной, не смогу не улыбаться всем этим людям, не смогу перестать их бояться. Вот и тогда я делала что мне велели.
***
Это было, насколько я помню, раннее зимнее утро. То есть, конечно, никакой зимы у нас не было – за окном всегда оставался один и тот же пейзаж, надоевший мне хуже горькой редьки. Прекрасный сад идеальных растений, высаженных по ровным непрерывным линиям. Скоро должно было начаться последнее заседание в этом году. А дальше – две недели перерыва.
Я вошла в Зал и села на свое место. Все поклонились и началось. Вперед вышла женщина. Выглядела она немного необычно – полностью седые волосы были уложены в замысловатую прическу, непонятно каким образом державшую форму, глаза были необычного оранжевого цвета, кожа – шоколадного, уши слегка вытянуты вверх, а талия ее была невероятно тонкой – около пятнадцати сантиметров. Она держалась гордо, взгляд ее был холодным. Женщина долго не могла начать говорить, а когда мы встретились с ней глазами, я прочитала в них невероятную боль.
– Ваша Честь, меня зовут Мираат, я – дочь отдаленной системы Биастро. Я расскажу вам все.
Мы – горное племя, населяющее одну из планет системы Биастро. У нас удивительно красивая планета. О! Если бы вы видели закат двух солнц, шокирующий своими красками, увидели бы темно-зеленое море, накатывающее на берег, увидели бы снежные пики в обрамлении горных лесов. Кристально чистые озера с целебной водой, равнины с полевыми цветами, непроходимые джунгли с неведомыми животными, великолепные радужные мосты, построенные нашими далекими предками. На нашей планете нет войн, нам не с кем воевать. На всей планете нет ни единого хищного зверя. Мы ни разу не держали в руках оружия, ни разу не защищались.
Как-то к нам приземлился шаттл. Из него вышли люди, первым шел их капитан. Они пришли к вождю, принесли ему подарки и попросили остаться на планете. Мы – горное племя, нам не жаль равнин и лесов. Наш вождь, Великий Гирен разрешил людям остаться. Но уже через пару лет стало понятно – люди пришли убивать. Члены моего племени начали пропадать. Они не возвращались с поисков еды. Гирен забеспокоился – на планете нет хищников, но вполне достаточно трясин и ущелий. Что, если нашим братьям нужна помощь? Небольшой отряд из десяти человек отправился на поиски. Но они также не вернулись.
Тогда вождь принял решение увести племя. Недалеко от Южного моря находились горы, в которых вполне можно было жить. Мы шли две недели, голодные и измученные, не зная, что ждет нас впереди. Наконец, мы вышли из гор, в которых жили около тысячи лет. Я видела, как Гирен плакал, стоя перед выжженным полем. Нам казалось, что это ад – деревья обуглились и почернели, почва трескалась под ногами. Трупы наших братьев лежали неподалеку, и только они удержали Гирена, чтобы не кинкуться к белевшей вдали станции людей. Мы не могли ступить на эту землю, поэтому мы ушли.
В новых горах было не так плохо, но наше племя жило в страхе. Они не знали, что делать – ведь раньше мы никогда с таким не сталкивались. Но нам не дали ничего сделать – всего пару месяцев людям понадобилось, чтобы сжечь все. Мы оказались запертыми в горах без еды, с последней водой – неизвестно почему пересохли все подземные реки. Сначала умер мой муж, пытаясь добыть немного воды. Он спустился в пещеру, где еще было крохотное озерцо грязной воды и начал передавать наполненные чаши. Я первая почувствовала вибрацию стен, кричала, но он не уходил – хотел собрать больше воды, чтобы я и малыши не умерли от жажды. Потолок рухнул, и я осталась одна в каменном коридоре с тремя чашами воды, так дорого мне обошедшихся.
Вода нас не спасла – через неделю умерла дочка. Она плакала и звала папу, я поила ее, но вода уже кончалась. В середине ночи последние капли исчезли на потрескавшихся губах моей девочки. К утру она затихла, перестав плакать и звать папу. Сил хоронить мертвых не было – я едва сумела отнести ее в соседнюю пещеру, где мы оставляли умерших. Сын продержался дольше – он был почти взрослым и помогал последним мужчинам племени добывать воду. О еде мы уже долгое время даже и не думали. Он погиб, когда пытался выпросить лишний глоток воды для меня. Гирен убил его, ударив камнем по голове. Его жена хотела пить – и он убил моего сына.
Еще через пару дней нас осталось всего два десятка – самые стойкие. За водой идти сил не было. Все лежали без сил, покорно ожидая смерти. Я улыбалась, зная, что скоро увижу любимого и детей.
И тут, на третий или четрвертый день после смерти моего сына, к нам пришли люди. Казалось, они ужасно удивились, увидев нас:
– Смотри, они, оказывается, еще не подохли, – усмехнулся один.
– Давай возьмем образцы, мы капитану обещали. Значит так, молодая особь, старая особь и детеныш. Детенышей нет…значит, забирай этих.
Этот разговор я слышала, лежа лицом к каменной стене и с трудом вникая в смысл. Потом, когда меня кто-то поднял, я потеряла сознание. Дальше я почти не помню – они ставили на мне эксперименты, изучали. Потом привезли сюда. Совершенно случайно я узнала о Вас, Ваша Честь и едва сумела вырваться чтобы попросить: помогите! У меня больше нет моего дома, все мои родные мертвы. Но прошу, накажите того, кто заставил мою маленькую девочку повторять “Папа, мне больно. Я боюсь.” Прошу.
Дальше женщина говорить не могла – ее сотрясали рыдания. Двое охранников оттащили ее в угол и с заметным отвращением положили на кушетку. Ее всхлипы доносились даже до того места, где сидела я.
Вперед вышел человек в форме Галактического флота. Очевидно, тот самый капитан.
– Ваша Честь, с вашего позволения я хотел бы объясниться, – я кивнула. – Три года назад мы обнаружили необитаемую планету в секторе 12. Наше правительство отправило туда колонистов-ученых, которые должны были провести там несколько весьма значительных экспериментов. Два года три месяца и двенадцать дней назад наш шаттл совершил посадку в юго-восточном районе планеты. Местное население – дикари, встретило нас крайне недружелюбно. Мы разбили лагерь и занялись своей работой. Эксперимент включал в себя вещества, способные навредить окружающей среде, именно поэтому была выбрана необитаемая планета. Закончив эксперименты мы, забрав с собой образцы флоры и фауны, улетели. Вот и все. Закон мы не нарушали, Ваша Честь.
Капитан сел. Я вышла из комнаты, и только тогда смогла отдышаться и дать волю слезам. Все то время, что женщина рассказывала – я боролась с этим чувством боли, рвавшемся из груди. За что с ними так поступили? Они ведь не сделали ничего плохого. Почему мы, люди, считаемся главнее? Ведь они тоже хотели жить, а их заставляли медленно умирать…
Я с трудом заставила себя вернуться в Зал. Все снова поклонились, я села. Оглядела присутствующих – женщина сидела в кресле с отчаянием глядя на меня, капитан слегка ухмылялся, развалившись в кресле как у себя дома, а наставник стоял на прежнем месте. Я нерешительно посмотрела на него. Взгляд его ничго не выражал, но по губам я прочла “Чти Закон” – эти слова он повторял мне перед каждым заседанием.
Я поднялась, поднялись и остальные. Мне стало слегка смешно – наверное все эти приседания выглядели забавными. Мираат держал под руки охранник, в то же время стараясь держаться как можно дальше от нее.
– Именем Верховного правительства я, Селена, Верховный Судья, постановляю признать действия научно-исследовательской группы… абсолютно законными и гуманными. Ходатайство госпожи Мираат, уроженки системы Биастро отклонить.
Сдавленный крик раздался в Зале после моих слов. Ноги Мираат подкосились, и она упала на пол. Никто не кинулся ее поднимать, все замерли. Она подняла голову – это движение далось ей с трудом.
– Будь ты проклята! – закричала она рыдающим голосом, а потом все смолкло. Женщина лежала не шевелясь.
***
Вот и все. Я вынесла вердикт. Который оборвал жизнь. Почему? Я испугалась. Я знала, что сделают со мной, скажи я по-другому. Испугалась. Как я оказалась в камере? Наставник посчитал, что я стала опасной, даже несмотря на то, что “чтила Закон”. Он подумал, что лишняя огласка не нужна и приказал избавиться от меня. Благо, у меня не было родственников, которые обо мне знали. Я сижу в тюрьме второй день и, вероятно, последний, потому как меня сегодня довольно неплохо покормили. Значит, завтра утром меня не станет. А знаете, чего я боюсь? Я боюсь, что на том свете (если он, конечно, существует) я встречусь с Мираат и она спросит меня “Почему?”. Почему человечество так и не научилось любить?
Мишка. Посвящается тому, кто счастлив
Я – состоявшийся, успешный мужчина, не женат, но имею двоих детей от прошлого брака. Старшая дочка недавно вышла замуж. Надо заметить, жених ненамного младше меня. Что ж, может и убережет девочку от ошибок… С женой в разводе – не сошлись характерами, как принято говорить в таких случаях. А на деле – ей все время нужны были деньги. То на косметику, то на шмотки, то еще на что-нибудь. Она жить не могла без моего кошелька, а когда я сказал хватит, пригрозила, что заберет детей. Я оставил ей дом, машину и все, чего она захотела, а сам перебрался в трехкомнатную квартиру в центре города.
Так уж получилось, что в тот день я с другом зашел в Макдональдс. Просто пообедать, поговорить о том, о сем… Спрашивается, почему состоятельные люди не пошли в хороший ресторан? На этом заведении настоял Аркаша – он большой поклонник фаст-фуда. Впрочем, его внушительная фигура говорит сама за себя. Но все же это именно тот случай, когда хорошего человека должно быть много – верный и преданный Аркаша не раз выручал меня в самых тяжелых ситуациях. Работал он преуспевающим адвокатом в элитной юридической фирме.
В Макдаке, как ни странно, было совсем мало народу. Интерьер мне понравился, хотя я весь обед думал, как эти жуткие картины могут возбудить мой аппетит. Единственное что пришло в голову – это то, что предложенные моему подсознанию абстракции отлично подойдут для изготовления открыток ручной работы, которые делала дочь. Еда тоже была вполне ничего – по сравнению со студенческой столовкой или горячими сосисками из лотков. Было время, когда я только ими и питался, курсе эдак на третьем… Под конец мы стали пить кофе и неспешно разговаривать. Обсуждалось все – от скандалов Аркаши с женой, до удавшейся свадьбы дочери. Наконец, Аркаша довольно откинулся на спинку кресла и удовлетворенно потер живот.
Как я уже говорил, посетителей в кафе было мало, поэтому открывшаяся дверь тут же привлекла наше внимание. В зал вошла женщина. Сгорбившаяся, в рваной одежде, грязная, немытая, с длинными, отросшими ногтями и волосами. Она меня поразила. Конечно, я и раньше видел бомжей, но почему-то в сверкающем интерьере Макдака она казалась какой-то неестественной, даже пугающей. Реальность ворвалась в прозрачные двери и заставила оцепенеть всех, сидящих за столиками. Аркаша тут же завертел головой в поисках охранника, а я не мог оторвать взгляд от женщины.
Она подскочила к столику, на котором остались остатки чьего-то Хеппи Мила и начала жадно собирать крошки и кусочки фри со стола. Сзади послышались торопливые шаги охранника. Она посмотрела в ту сторону и наши взгляды встретились. У меня перехватило дыхание, а горло будто сжала чья-то рука. Я не мог ни пошевелиться, ни отвести взгляда. Женщина перестала обраать внимания на объедки и тоже смотрела на меня. Сначала с удивлением и ужасом, потом с болью и ненавистью.
– Все в порядке, – остановил я охранника. – Я разберусь.
Оставив изумленного Аркашу, встал и направился к женщине. Вывел из кафе, посадил в машину и отвез к себе. Там заставил ее принять душ, а пока она мылась, приготовил обед.
Это оказалась девушка лет двадцати шести с длинными коричневыми волосами и грустными глазами. Она не сопротивлялась, когда я ее усадил за стол и велел съесть огромную тарелку яичницы, банку йогурта, стакан чая и булочку. С минуту она сидела, неподвижно глядя перед собой, а потом начала есть.
***
Мне было тридцать лет, когда я устроился работать в фирму отца. Там была она – подрабатывала промоутером на летних каникулах, пришла в офис за зарплатой. Эта девчока с короткими непослушными шоколадными волосами понравилась мне сразу. Она не выглядела на свои шестнадцать. По виду ей можно было дать лет семнадцать-восемнадцать, хотя никакой косметики на ее лице и в помине не было.
Она легко мне улыбнулась, когда я открыл перед ней двери, а я к тому времени уже решил, что непременно должен ею обладать. Я подстерег ее на выходе из офиса и предложил подвезти. Она довольно легко согласилась. Если бы она знала, что это станет ее величайшей ошибкой… Я тогда слегка выпил, чтобы унять волнение. Лучше бы захлебнулся… Чувство будущего успеха пьянило меня, я уже представлял, как мы пойдем в ресторан или на выставку, как она будет красива в платье, которое я непременно заставлю ее купить, как мы будем пить шампанское, смотря на звезды.
Вышло не по моему. Когда мы остановились перед ее домом, я намекнул, что хочу увидеться. Она рассмеялась и сказала, что у нее уже есть парень, а я для нее слишком взрослый. Я разозлился не столько на крушение надежд, сколько на беспечный тон, которым она это говорила. От гнева даже зазвенело в ушах. Кто эта девчонка, чтобы так со мной поступать!
Я не сдержался и ударил ее. Ударил слишком сильно, она потеряла сознание. А дальше…дальше я ничего не понял, но быстро восстановил цепь событий, проснувшись в середине ночи. Девочка свернулась калачиком на заднем сиденье, закрыла глаза и тихо всхлипывала. Ее топ был порван, на щеке красовался большой синяк. Двери машины были закрыты, а кнопки она не нашла. Кое как соображая, я нажал злополучную кнопку и девочка тут же выскочила из машины. Я поехал домой и проспался, все еще не понимая, что натворил.
***
Она оказалась беременна, мать выгнала ее из дома, ребенка она потеряла, едва не замерзнув однажды на морозе минус тридцать, однако обмороженные руки и ноги дали возможность отлежаться пару месяцев в больнице, где была постель и теплая еда. Какое-то время она прожила у тети в деревне, однако старый деревянный дом сгорел а тетя, не выдержав потрясения, умерла от инфаркта.
Дальше тянулась череда пребывания в шайках беспризорников и карманных воров, несколько приводов милицию, да что там нескольких – десятков . Колония оказалась раем по сравнению с улицей. Там она пробыла до восемнадцати, а потом вернулась в родной город.
Пробовала работать – даже дали комнату в общежитии, но денег едва хватало на еду. Потом наступил кризис – штат сократили, ее выбросили на улицу. Она познакомилась с компанией каких-то людей, они то и научили ее добывать себе какое-никакое пропитание в кафе. Ей было это до жути противно – еще остались обрывки гордости и чувства собственного достоинства. Однако в то утро, когда мы с Аркашей забрели в Макдак, есть хотелось до боли. Пришлось войти. Дальше история известна.
Все это она рассказал мне, допивая чай. Девушка с трудом сдерживала слезы, я это видел. Но то были не слезы отчаяния, она мечтала вцепиться мне в глотку, убить на месте и я ее понимал. Мне и самому хотелось что-нибудь сделать с собой…
Я часто думал – что с ней стало, но узнать не решался, хотя через связи нашел все ее данные и контакты. Звали ее Аленка, в тот день ей исполнялось семнадцать, она хотела купить на свою первую зарплату большого медвежонка, о котором всегда мечтала, но родители денег не давали на такую “ерунду”. Решила заработать сама. Очень уж хотелось медвежонка.
Я надеялся. Что с ней все хорошо, что она пережила это, счастлива, забыла… Оказалось, нет. Помнит все. Каждый день проклинает себя за то, что пошла на эту чертову работу, села в эту чертову машину…
– А меня ты проклинаешь? – спросил я, когда Алена замолчала.
– Нет, – тихо ответила девушка.
– Почему?
– Проклятие нематериально, это лишь слова. А мне хотелось тебя убить.
Она встала и я не стал ее задерживать, хотя мог. Ни к чему – слов для оправдания я найти не мог, селать что-то тоже. Я дал ей денег, заставил взять, чтобы она хоть пару недель могла есть. А потом вспомнил еще кое про что.
Велев Алене остаться в коридоре, я ушел в комнату и достал из шкафа объемный сверток. Это был большой плюшевый медведь, которого я купил через месяц после того случая. Хотел послать ей, но не решился. Медведь, о котром она мечтала. Я хотел отдать его ей.
– Держи, – протянул я игрушку.
– Зачем? – она сжала зубы.
– Он твой, я купил его тебе. Давно. Возьми.
– Спасибо, – тихо пробормотала она и выскользнула за дверь.
Я сел на пол и опустил голову на колени. Что еще я мог сделать для нее? Только дать денег и отпустить. Или… от неожиданной мысли у меня на глаза навернулись слезы. Я дрожащими руками отпер дверь и выбежал на лестничную площадку. Опрометью кинувшись вниз, я нагнал ее на первом этаже, развернул к себе и крепко обнял. Вместе с медведем. Провел рукой по еще мокрым волосами и хрипло выдохнул. Она подняла голову, уже плача в открытую и еле слышно спросила:
– Почему? – Хоть кто-то в этом мире должен быть счастлив, – прошептал я и крепко ее поцеловал, чувствуя, как она дрожит у меня в руках. Теперь я был счастлив.
Голубые коньки. Посвящается мечте
Мела метель, снег валил большими белыми хлопьями. Яркий свет фонарей лился на улицу, отчего снежинки искрились и сверкали. Я всегда любил такую погоду – она напоминала мне о детстве. Когда мне было около шести лет, я любил приходить на каток, слушать музыку, любоваться на катающихся детей, мечтать. Коньков у меня не было, в то время они стоили приличные деньги. Я смотрел на этот праздник, а потом, у себя во дворе, пытался повторить движения, скользя поношеными валенками по слегка замерзшему снегу. Но особенно меня радовали большие фонари, висящие по периметру катка. Именно на них я мог смотреть часами. Порой мне приходило в голову, что это хозяева катка из специальных приспособлений выпускают сверкающие снежинки, заставляя их так красиво кружиться.
Нынешний снегопад напомнил мне именно то время. Ощущение безграничного счастья наполнило меня, несмотря на то, что я вполне состоятельный мужчина средних лет и мне не приходится стоять за оградой, чтобы посмотреть на то, как другие катаются. Но ведь неважно, сколько тебе лет. Шесть, или тридцать шесть…Неважно, что ты возвращаешься в пустую квартиру, неважно, что завтра тебе предстоит важная сделка, неважно что твоя невеста сбежала с охранником твоей фирмы. Ничего не имеет значения для воспоминаний. В них только прошлое. Настоящее остается за оградой.
Путь проходил как раз мимо того самого катка. Музыка послышалась уже издалека. Я решил задержаться немного и посмотреть – все-таки я отчаянно хотел возродить атмосферу тех лет. Пусть бедных, но пронизанных искренней заботой и добротой. Я подошел к ограде и стал смотреть на катающихся детей. Внимание мое привлекла хрупкая фигурка, стоявшая с противоположной стороны катка. Я пригляделся. Это была девушка лет семнадцати, одетая в старые, поношенные вещи. Она стояла и с грустью смотрела на счастливых детей. Как я тридцать лет назад. Почему-то мне захотелось подойти к ней.
– Привет, – сказал я. – Нравится?
Она квинула.
– Хочешь коньки?
Снова кивнула.
– Где ты живешь?
– В седьмом детском доме, – голос у нее был тихий и низкий. Сама оан оказалась блондинкой, с милым личиком. Вернее, оно было бы милым, если бы не было так испачкано.
– Ясно…
Я не знал, что больше сказать, и отошел. Мне было неуютно стоять рядом с ней, дрожащей и, наверное, голодной, в своем теплом пальто и кожаных перчатках. Настроение резко упало. Я побрел домой.
***
На следующее утро я остался дома, наплевав на встречи и банкеты. Вместо офиса я поехал в магазин спортивных товаров, заказал оптом коньки разных размеров и велел отправить в детский дом под номером семь. Одну пару коньков я взял сам – это были красивые голубовато-перламутровые коньки с серебрянными звездочками. Такие редко можно найти в городе. Очень красивые, они вновь заставили меня погрузиться в воспоминания.
Я приехал в детский дом около двух часов дня. Меня встретил директор – высокий пожилой мужчина лет пятидесяти. Сердечно поблагодарил меня за коньки, сказав:
– Спасибо вам, Игорь, дети были в полном восторге! Вот только…
– Что?
– Здесь есть девушка… Анютка. Она очень сильно поссорилась с ребятами и они отобрали у нее коньки. Она сбежала. Боюсь, на морозе она может пострадать, на ней лишь теплая куртка.
– Не волнуйтесь, у меня машина, – быстро ответил я. – Найду минут за десять.
– Вы бы нас очень выручили, – обрадовался директор. – Она любит ходить к катку. Скорее всего, она там. Я со своим радикулитом далеко не уйду, но если сможете – найдите ее.
У катка, как обычно, была прорва народу. Уже темнело. Я не был уверен, что смогу найти ее в толпе, но мне повезло: она сидела на лавочке неподалеку и смотрела куда-то вдаль. Я подошел к ней.
– Привет. Почему грустишь?
Анюта мотнула головой. Я вздохнул.
– Коньки забрали? – спросил я. Она вскинула голову.
– Откуда вы знаете?
– Считай, что я – добрый фей. Они все знают, идем.
Аня недоверчиво прищурилась, а я рассмеялся. Не думал, что похож на маньяка.
– Ладно, сиди здесь. Только никуда не уходи!
Я пошел к машине, забрал коньки и быстро врнулся, боясь, что Аня уйдет.
– Держи, – я протянул ей коньки. Но она не протянула руки, лишь недоверчиво смотрела на меня.
– Возьми, я купил их тебе.
– Спасибо, – тихо прошептала она и взяла коньки.
Мы сидели на лавочке и думали каждый о своем. Девочка, наверное, мечтала, как будет кататься в новых коньках, а я вспоминал свою жизнь, думая о прошлых ошибках и разочарованиях. Почему-то именно эта девочка пробудила во мне желание помогать людям. Когда ездишь в авто с тонированными стеклами, останавливаешься в президентских номерах отелей и обедаешь в лучших ресторанах города, нет времени думать о том, что кто-то умирает от голода. Жестоким человеком меня не назовешь, однако я изумленно спрашивал себя – как вышло, что за долгие годы, что я живу обеспеченной жизнью, я ни разу не помог тому, у кого ничего нет… Даже милостыню не подал…
Ответы на эти вопросы нашлись, но настроение не улучшилось. Ответ был прост – мне было все равно. Лишь бы равиоли были достаточно посолены, одеяло достаточно мягким, а машина работала бесшумно. Вот и все, о чем я заботился. А в это время кто-то хотел есть. Плач Ани заставил меня оторваться от самобичевания.
– Что такое? – обеспокоенно спросил я.
– Коньки красивые, – всхлипнула она.
– Ну и зачем плакать-то?
– Ребята отберут, – тихо ответила девочка. Я обнял ее за плечи, обзывая себя самыи последними словами – можно было догадаться.
– Давай сделаем так: я увезу коньки к себе, а ты будешь каждый день, ровно в шесть приходить на каток. Я буду ждать тебя здесь. Потом ты будешь кататься, сколько захочется. Вечером я опять их увезу. Идет? А ребята ничего не узнают.
Она перестала плакать и удивленно на меня посмотрела, а у меня перехватило дыхание от взгляда чистых, светящихся восторгом, глаз. Она слабо улыбнулась.
С тех пор я ни разу не пропустил ни одного катания, приходил каждый день – и любовался, как хрупкая фигурка легко скользит по льду. Так прошло полгода. Когда наступило лето, мы стали ходить в зимний дворец и кататься там. Аню немного смущало то, что я за нее плачу, но это доставляло мне истинное удовольствие.
Однажды Аня не пришла. Я прождал три часа, потом не выдержал, и поехал в интернат. Директор был очень грустным:
– Аню сегодня нашли… – с трудом выговорил он. – Ее убили. Пятеро ребят избили ее на улице. Их ищут, но не слишком рьяно.
В глазах потемнело. Я едва сел на стул. Ее больше нет. Той, которая помогла мне понять, что такое помогать людям. Той, которая мечтала о коньках. Той. Чью мечту я исполнил. Прошло уже три года, я помню ее и каждый день, к шести часам прихожу к катку. Там, по моей просьбе висит венок. Голубые коньки стоят у меня на полке. Засыпая, я желаю ей спокойной ночи. Если она есть на небе. Ночь.
Нет повестей прикольнее на свете, чем повести о сраче в интернете
Логин: Аманда@12. Пароль:154хкт5.лд. Вход, сообщения, два новых сообщения. Сообщение от Mary. “Алиска, я вернулась. Турция – класс. Позвони, а то тебя в интернете можно найти чаще, чем дома”. Ну, Маринка в своем репертуаре. Надо будет правда позвонить, а то еще обидится.
Сообщение от Jerold. Так-так, интересно. И что этот моралист жаждет мне сообщить? “Прочитав Ваши сообщения, юная леди, я в который раз убедился, что в свои восемнадцать лет ни рассуждать здраво, ни говорить умные вещи Вы не умеете. Ваши заявления, мягко говоря, необоснованны, вы полили грязью всех, даже не попытавшись уловить суть обозначенного вопроса. Настоятельно рекомендую Вам, как человек взрослый и образованный, извиниться перед автором и другими пользователями”.
Ну, я же говорю – моралист выискался. Так, посмотрим, взрослый и образованный, говоришь? Вот, “Личные данные”. Профессия – бизнесмен. Год рождения 1975. Так, значит, 35 лет.
Создать сообщение. Получатели: Jerold. “Плевать я хотела на твою образованность и на твое мнение, катись лесом и не лезь ко мне, дедуля, а то я тебе такую жизнь веселую устрою, на практике мои слова проверишь”. Отправить.
***
Неделю спустя
Я была зла. Я была очень зла. Я была настолько зла, что забыла, в какой день недели праздную день рождения. Да что там день недели – я даже число вспомнить тогда не могла. Я не могла спокойно стоять, мне нужно было бегать по комнате так, что пыль взметалась клубком, а если я все-таки была вынуждена стоять на месте, то начинала чувствовать подступающие слезы. Выпускать пар на стене не получалось. От ударов по ней ныли кулаки, отчего еще сильнее хотелось плакать.
Если бы этот человек зашел в тот момент в комнату, схлопотал бы по полной программе, даже опомниться бы не успел. Да как он посмел! Он заявлял, будто я украла его телефон. Да я даже близко к нему не подходила!
В чудесный воскресный день я пошла в магазин техники и электроники, чтобы прикупить себе плеер ко дню рождения. Погуляв среди витрин и как следует насладившись абсолютно непонятным рассказом консультанта, я выбрала плеер и распорядилась нести его на кассу, а сама решила присмотреть брелки для телефона в подарок младшей сестре.
Но не успела я подойти к стойке с брелками, как меня наглым и возмутительнейшим образом, сказав только “Пройдемте”, схватил за локоть верзила-охранник. Я от удивления не могла сказать ни слова. В полном молчании мы прошли в какую-то комнату, расположенную за подсобными помещениями, под удивленными и любопытными взглядами остальных покупателей магазина. Я, будучи абсолютно уверенной, что все это ошибка и меня с кем-то перепутали, вся кипела от злости и думала, что ноги моей больше не будет в этом идиотском магазине!
