Текст книги "Истории, рассказанные в полночь (СИ)"
Автор книги: Ольга Пашнина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
В сборник вошли одиннадцать рассказов автора, взятых с сайта Самиздат. В состав вошли самые разные рассказы: реализм, любовный роман, фэнтези, фантастика, драма. Рассказы взяты с разрешения автора. Предупреждение: правки не производилось, могут присутствовать ошибки и опечатки, редактирование идет, за выкладку текстов автор ответственности не несет.
В Челябинске ясно, без осадков…
15 февраля 2013 года. Челябинск. Взрыв метеорита массой около десяти тысяч тонн, на входе в атмосферу скорость по некоторым данным была около 64 км/ч. Продержись он пару лишних секунд не взорвавшись, этого города больше не было бы на чудесной голубой планете. 3700 поврежденных зданий. Более 1000 пострадавших. В городе объявлен режим чрезвычайной ситуации.
Страшно, правда?
Мне – да, когда я смотрю новости, сюжеты каналов, читаю статьи в “Таймс”, слушаю рассказы людей, которые в Челябинске ни разу не были. А потом я выглядываю в окно. Вижу залитый светом двор, в котором катаются с ледяной горки дети. Вижу солнце, уже совсем по-весеннему яркое и припекающее. Вижу редкие трещины на окнах соседей и парочку, не больше, закрытых ДВП проемов. Вижу поток машин, в каждой из которых спешат куда-то люди. Череду развлекательных мероприятий в клубах и ресторанах. Вижу свой университет, в котором не осталось и следа от минувшей катастрофы, лишь все те же заклеенные окна напоминают о произошедшем. И хоть мне все еще не по себе подниматься на тот этаж, где меня застиг привет от гостя из космоса, жизнь течет своим чередом. Течет размеренно, лишь всколыхнувшись внезапным пятничным событием.
А тогда я, стоя на перекрестке в ожидании зеленого света (почему-то этот момент мне очень хорошо запомнился), не думала о том, что через час с небольшим оконная рама с радостным “бабах” влетит в аудиторию и освободит всех нас от занятий. Думала о предстоящей паре, о том, как хочется спать, какая красивая песня играет в плеере, как поздравлять однокурсников с близящимся 23 февраля. Обычные мысли, коими кишит, наверное, каждая голова по утрам.
И утро было обычным. Столпились у окна, залезли на подоконник, смеялись, разговаривали, пытались доспать последние минуты перед парой. Мечтали, что преподаватель не придет – куда уж без этого. Он и опоздал, минут на двадцать, кажется. И открыл аудиторию не ту, что в расписании была. Впрочем, мне они обе нравились. Есть такие аудитории, в которых интересно слушать любую лекцию. В 431 я была лишь раз, на втором курсе. Она мне тогда, помню, показалась странной. Парты располагались в один ряд, полукругом, оставляя пространство в центре комнаты. Где-то сзади стояли стенды. Широкая доска, хороший обзор, отличная слышимость, мягкие стулья. Окна выходили во двор, где обычно работают наши аспиранты. Жалюзи закрывали обзор, но даже через них в аудиторию лился утренний свет. Мы писали, слушали лекцию. Понятно было хоть и не все, но многое, и это не могло не радовать. Много ли таких пар было в моей жизни? Лучше и не браться за подсчет.
Вспышку я увидела даже сквозь достаточно плотные жалюзи. Сильная вспышка, красноватого оттенка, почти ослепила. В первое мгновение я подумала, что это солнышко встает, начали-то мы еще до рассвета. Потом поняла, что солнышко так не светит. Парни раздвинули жалюзи, пытаясь увидеть, что же там такое сверкнуло, но преподаватель призвал к порядку и усмехнулся:
– Не бойтесь, это не НЛО.
Все успокоились. И, правда, что случилось-то? Ну, вспыхнуло и вспыхнуло, может, какие испытания проводят: двор-то нашего, аэрокосмического корпуса. Мало ли, может, авиамодели какие светятся. И не кольнуло, не взволновало. Ни предчувствия, как это часто пишут, ни ощущения приближения беды. Просто продолжила писать, думать и изредка отвлекаться на собственные фантазии.
Сначала я услышала грохот, потом увидела стекло, разлетевшееся вдребезги и потом, словно в замедленной съемке, увидела раму, вылетевшую из проема и упавшую прямо на сидящих спиной к окну парней. Машинально отвернулась от осколков, летящих в лицо, увидела, как падает на пол Даня, вроде бы увлекая за собой Федю. В голове очень быстро пронеслось “И что теперь?”. Закричал преподаватель, подскочил к двери и распахнул ее. Я поняла, что надо действовать. Когда я выбегала, во мне еще жила уверенность, что рвануло только у нас из-за каких-то работ во дворе. Когда я вылетела в коридор, услышала под ногами хруст осколков стекла, увидела раму, лежащую посреди коридора, я поняла, что все гораздо серьезнее. Закричали девчонки с международного, какая-то женщина пронеслась мимо меня с криком “Все на улицу!”. Я, краем глаза заметив, что Ксюха рядом, рванула к лестнице.
Четвертый этаж. Пол, усыпанный стеклом, кричащие и напуганные студенты, преподаватели, сотрудники. Я бежала, не слишком быстро, чтобы не упасть на стекло, но достаточно, чтобы пролетать мимо уцелевших окон, думая о том, что будет, если последует второй взрыв. Естественно, я подумала, что это был теракт. Нас же пугали ими последние лет десять. Как я пролетела эти четыре этажа, помню смутно, лишь мысли запечатлелись в голове. Просчитывала варианты, пыталась вспомнить, где бомбоубежище в случае чего, думала, как дерну Ксюшу на пол, если рванет второй раз. Уже в холле от поднявшейся пыли закашлялась, но под чей-то крик “Быстрее!”, вылетела на улицу, прямо в рубашке и легком пиджаке, оставив в здании все: деньги, телефон, документы. Тогда было лишь желание убежать, действовать. Позже я узнала, что те, кто бы в аудиториях с евроокнами даже собрали сумки и куртки. Мы такой привилегии были лишены, мы чудом не пострадали.
Никогда я еще не была так рада вдыхать морозный воздух. Остановилась, огляделась. Увидела толпу напуганных студентов, которые наперебой спрашивали “Что происходит?!”. Видела, как снимали на мобильники корпус, будто сошедший с кадров какого-то фильма о войне. Видела, как девчонки просто выпрыгивали из окон на первом этаже, потому что в коридорах тем временем началась паника. Подбежала Алия.
– Девчонки, что со мной?
По лицу ее стекала кровь. В первое мгновение я вздрогнула, но то была лишь царапина. Неприятно, но в сложившихся условиях почти подарок судьбы.
– Идемте в общагу, – сказал Даня, не потерявший нас из виду.
И мы всемером побежали к дороге. Алие помогали парни, она то ли в шоке была, то ли просто порезалась и кровь, стекающая по лицу, мешала идти. Было холодно, скользко и, конечно, страшно. Сердце билось очень быстро, а руки немного дрожали. Я подсознательно ждала второго удара, даже на небо не посмотрела. Лишь чуть затормозила, увидев красный свет, но плюнула и понеслась вперед. В общежитие мы забежали и остановились, чтобы успокоиться и отдышаться. Вокруг никто ничего не понимал, Алию увели на вахту, где начали обрабатывать ссадину, те, кого задело осколками, тоже. Я бегло осмотрела руки, проверила лицо, не поранилась ли. Но, к удивлению, ни царапины. Ни на мне, ни на Ксюхе, ни на Феде с Даней.
Мы вышли в коридор. Посмотрели на выбитое окно, осторожно приблизились. Увиденное напоминало начальные кадры фильма про апокалипсис: выбитые окна, зияющие вместо них темные дыры, толпа людей, крики, гомон, бегущие к поликлинике люди. Мне так и представилось, как камера отъезжает от окна, показывая зрителю панораму пострадавшего университета и наши ошеломленные лица. Но это было не кино.
– Идите, погрейтесь. На диванчик присядьте, на втором этаже, – сказала нам вахтерша.
Мы с радостью бросились наверх, ибо замерзли порядочно. Расселись и начали гадать, что случилось. Версий было много: газовый взрыв, ракета, упавший самолет. На последнем и сошлись, потому как все давно (хоть и молча) ждали, когда на нас рухнет какой-нибудь самолет из Шагла. Кто-то даже сказал, что видел, как оторвался хвост и упал в районе Гагаринского. “У страха глаза велики” – говорят так, а спросонья не только хвост от самолета увидишь.
Заспанные студенты потихоньку выползали из комнат, ошарашенные взрывом. Кто-то мирно спал, кому-то прилетело осколком, а кто-то даже не заметил, собрался на пары и почти вышел, но был остановлен и направлен обратно.
Связи не было. Перегруженная сеть испугала всех, когда тысячи человек разом принялись звонить близким, в скорые и пожарные, когда сошел с ума весь город. Я пыталась позвонить маме, Ксюша телефон дала, свой я благополучно оставила в аудитории. Хорошо, что тогда я еще не знала о том, что на цинковом рухнуло здание. За здоровье своего сердца я спокойна, но минуты, в которых я бы не знала, что с родителями, дались бы не просто.
Мы смеялись. Когда страх прошел, мы много смеялись. Наверное, отчасти чтобы снять напряжение, потому что руки все еще чуть подрагивали. Даже сейчас, когда записываю все, отголоски того страха напоминают о себе. Легко, невесомо, но ощутимо. Эту раму я не забуду до конца жизни. Она была вдвое больше обычной, аудитория-то большая. Тяжелая, зараза. Как она никого не убила, до сих пор не понимаю, но тихо радуюсь. Везение, оказывается, это не успеть на последнюю маршрутку после занятий.
Алию уложили спать, видать, крови потеряла достаточно, да и шок сказался. Когда мои мозги пришли в относительный порядок, пришлось начать думать, как вызволить из-под завалов стекла вещи. Необходима была хотя бы куртка, без нее мне до дома не доехать, даже если б удалось дозвониться до отчима и попросить забрать. Куртка была в гардеробе, бирка от гардероба – под обломками.
Даня дал дубленку, я закуталась и мы пошли в корпус. Охрана пустила только после того, как мы объяснили, что нам не в чем ехать домой. То ли боялись, что корпус рухнет, то ли, что порежемся, не знаю.
– Дайте, пожалуйста, куртку. Ярко-розовая, вон на той вешалке, – сказала я, чуть запыхавшись.
– Где бирка?
– В аудитории. Под стеклом где-то, в сумке.
– Без бирки не выдадим.
Я опешила. Повсюду валялось стекло, обломки стендов, рамы. Мне хотелось убраться оттуда, было страшно вернуться, хотя я была уверена, что больше опасности нет.
Они позвали старшую. Выражение ненависти на ее лице я не забуду. Оно было страшнее взрыва.
– Мы уже одной девушке выдали! Ничем не могу помочь!
Не дословно привожу, тогда я слабо понимала, что происходит. Мне казалось, что бирка…это ерунда, что главное – то, что мы живы. Почему я была хуже той девушки? И, естественно, у меня и в мыслях не было прихватить чужое пальто. Мне просто хотелось одеться. Подбежали мои ребята, бросились на кафедру, понимая, что меня запросто могут оставить без одежды и выгнать на мороз. Подошел охранник, сказал, что делать нечего и куртку нужно дать.
– Я не буду платить за бирки! – взвилась гардеробщица. – У нас уже знаете, сколько не хватает?!
– А девушке что, умирать теперь? – удивился охранник.
– Я сказала, что за бирки платить не буду! Пусть приносит деньги!
Уже со слезами на глазах: нервы-то не железные, даже у меня, я объяснила, что и деньги, и документы на четвертом этаже, его сильно повредило и там все обнесено лентой. Раньше понедельника сумку я не получу. Охранник откровенно обалдел. Не мог ничего сказать, как и я, поражался этим женщинам, которым пятьдесят рублей были дороже здоровья, пусть и незнакомой девушки. Я не думала ни о чем, кроме безопасности и своей, и своих друзей, и остальных, а они прикидывали, во сколько ей станет мое спасенное здоровье.
– Вы не будете платить! – попытался воззвать к разуму охранник. – За все заплатит бюджет, институт, как и за окна…
Тщетно. Я взяла себя в руки.
– Запишите мои данные, – голос предательски дрожал. – Я принесу, как вернут вещи.
Та нехотя взяла листочек. Я повернула голову и тут же бросилась к мужчине, стоящему у лестницы. Это был наш заведующий лабораториями. Он открыл дверь аудитории. Я сбросила с сумки куски стекла, стараясь не смотреть на раму, валявшуюся прямо на парте, перевернутый стол, нашла бирку и уже через пару минут получила на руки куртку. Выдохнула и отправилась помогать ребятам, которые, воспользовавшись случаем, доставали все наши вещи.
Этот день закончился не скоро. Фактически, он еще идет: не смолкают обсуждения. В прессе, интернете, на улице и в университете. Я бы не вынесла с этого дня столько впечатлений, если бы не люди. Я не поняла того, что делали завхозы. Я знаю, что, возможно, я не права и у них маленькая зарплата, они не могут платить за всех, даже мысли допустить не могут, хоть она и откровенно глупая. Но так уж меня воспитали: здоровье и жизни людей – прежде всего. Не только мои, я бы без колебаний бросилась на помощь другим, теперь я это знаю. Только это знание греет душу. Несмотря на то, что я была практически в эпицентре событий, я не жалею, что не сидела в безопасности дома. Это проверка. На то, как я действую в экстренной ситуации. На то, могу ли трезво мыслить. На то, могу ли помочь другому. На человечность, в конце концов. Теперь я точно знаю, что далеко не худший представитель рода. И немножко меньше боюсь катастроф.
Все кончилось благополучно. Никто не погиб, число пострадавших…не так уж и огромно. Даже те немногие, кто пострадал более серьезно, выжили, чему я очень рада. Я знаю, что мы были на волоске и я счастлива, что все еще жива, что могу писать, веселиться, шутить…В прессе, естественно, история эта раздута так, словно челябинцы – вторые динозавры, на которых упал метеорит. Все куда менее страшно, я вас уверяю. Город восстанавливается, постепенно, но верно. Люди шутят, смеются сами над собой. Мы уже меньше дергаемся от резких звуков, да и паники больше нет.
Сегодня я принесла конфеты тем, кто, увидев семерых перепуганных детей, наплевал на все должностные инструкции, на правила, и пустил нас греться в общежитие, куда без пропуска вход строго воспрещен и даже в гости по заявлению ходят. Этим людям было плевать, правильно это или нет, в тот момент нам это было нужно и мы это получили. А те, кто на это не способен…им стоит посочувствовать. Я, правда, пока этого не могу сделать. Но обязательно научусь.
Монстры живут в шкафу
Куда пропадают дети, похищенные монстрами из ночных кошмаров? Над этим вопросом родители девятилетней Ани Прокопьевой думали годами.
То есть, конечно, форма их размышлений была далека от образов жутких существ, да и вряд ли вообще существовала, но в целом, на протяжении десяти лет их мучил лишь один вопрос: куда пропала Анечка?
Давно уж затянулись раны, давно уж смирились Прокопьевы, что дочку не найти. И давно перестали ломать голову, куда могла пропасть девочка из запертой комнаты на десятом этаже. За минувшие годы Прокопьевы не только нашли в себе силы пережить потерю единственного ребенка, но и сохранили свою маленькую семью, в результате чего были с лихвой вознаграждены двумя чудными близнецами, Илюшкой и Кирюшкой. Близнецы были здоровыми, веселыми и активными. И, вопреки уверениям психологов, научных трудов и передач, совсем не залюбленными матерью, пережившей такое горе. Самостоятельность ребят могла стать предметом зависти многих нерадивых родителей, чьи дети не способны даже помыться самостоятельно, не говоря уж о приготовлении обеда, или самостоятельном выполнении домашнего задания. Впрочем, и о Кире, и об Илье речь пойдет намного позже, а пока нас интересует судьба маленькой несчастной Ани, которая одной летней ночью просто пропала из собственной спальни.
Историю ту мусолили все местные СМИ, упоминания о ней вы еще можете найти в архивах, да в редких новостях, освещающих громкие преступления прошлых лет, так что о той кошмарной ночи, следствии и тяжелом периоде восстановления родителей Анечки мы говорить не будем. Перенесемся сразу, в наш 2013 год, в один из летних – вот ведь невезуха у семейства летом – дней, когда Кира и Илья вместе с родителями отдыхали в деревне, на даче.
Лето, озеро, природа, домашние пирожки и фрукты – что еще нужно детям?! Да ни один ребенок, если он не испорчен бесконечными компьютерными играми, не откажется от такого отпуска. Тем более, ежели жара стоит жуткая. Милое дело: с отцом на охоту, потом искупнуться в озере, а там и мама пирожков напечет. А вечером сядут Прокопьевы у костра, мясцо, добытое на охоте, пожарят, поиграют в настольные игры, повеселятся, детей развлекут – и отступят призрачные тени прошлого, уйдет в темноту призрак девочки, что неотступно преследует Ирину Прокопьеву.
Когда Кира и Илья ушли спать (а спали они в самой просторной комнате дома), Ирина и Владимир остались на веранде, дабы выпить немного вина.
И в этот момент грань между миром монстров и миром людей пошатнулась…
Стоит сказать, что Аню искали долго: и саму девочку, и ее тело. Обыскали весь дом, но так и не нашли даже намека на местонахождение девочки. Родители, проведя два страшных года в стараниях не смотреть на спаленку дочери, наконец, решились. И вывезли всю мебель на дачу. В том числе и огромный шкаф для одежды и многочисленных игрушек.
Шкаф был светлым и большим, с множеством отделений и ящичков. Но почему-то, ни Кире, ни Илье он не нравился. Еще маленькими они к нему отказывались даже подходить, а уж как выросли, и вовсе перестали реагировать на уговоры родителей. Прокопьевым-старшим, конечно, было невдомек, что дети порой видят куда больше родителей.
***
– Кир, ты спишь? – прошептал Илья, силясь рассмотреть в темноте брата.
– Нет, – ответил Кирилл.
– Давай в карты поиграем? С человеком-пауком, а? Я лампу включу по-тихому.
– Давай, – кивнул Кира, вылезая из-под одеяла.
Вспыхнул приглушенный свет ночника. Мальчики не заметили, как чья-то тень метнулась в угол, словно старалась остаться незамеченной.
– В дурака? – Илья начал раздавать карты.
Его брат кивнул, и почему-то поежился, хотя в комнате было достаточно тепло.
Некоторое время – минут десять, не больше – братья спокойно играли в карты, стараясь не шуметь и не разбудить родителей. За ночные посиделки могло и попасть прилично: вплоть до отлучения от озера на неделю.
Вдруг внимание Кира привлек негромкий стук.
– Слышишь? – спросил он брата.
Где-то в доме часы пробили полночь. Мама любила эти старые часы с маятником, доставшиеся еще от ее бабушки.
– Часы бьют, – кивнул Илья. – Достали уже.
– Нет. Стучит кто-то.
– Кто? – не понял Илья.
– Как будто ветка в окно, – прошептал Кирилл.
Мальчики синхронно взглянули в окно. Но ночная темнота была неизменна. Те же деревья в саду, тот же лес вдалеке. Ничего необычного или, как это бывает в фильмах ужасов, что братья смотрели тайком, пугающего, не было.
– Мне кажется, это из соседней комнаты, – сказал Илья, вслушиваясь в стук, который стал четче.
– Позовем папу? – предложил Кир.
Но Илья лишь покачал головой. Встал, обошел комнату кругом.
– Из шкафа, – прошептал он брату и побледнел.
Теперь мальчикам явно была слышна какая-то возня, доносившаяся из шкафа.
Кирилл подошел к дверце и постучал в ответ. Легонько, едва слышно.
Возня на миг прекратилась, а потом мальчики различили явное сопение.
– Бежим отсюда! – прошептал Илья, хватая брата за руку.
И они помчались прочь.
***
– Кто такая Анечка? – неожиданно задал вопрос Илья за завтраком, тем самым перепугав Ирину и Владимира.
– Почему ты спрашиваешь, дорогой? – удивилась мама.
– Я…я слышал, как вы о ней разговариваете, – видно было, что мальчик врет, но ни отец, ни мать, не представляли, как он мог узнать об Ане.
– Это…
Ирина в растерянности взглянула на мужа. Тот хмуро покачал головой.
– Это наша дочка. Первая самая, она пропала.
– Он ее похитил…
– Что?! – Ирина встрепенулась, услышав слова Кира. – Ты что-то знаешь?! Ты видел кого-то у нашего дома?!
– Ир, прекрати, – Владимир попытался было успокоить жену, но у той на глазах уже появились слезы.
– Нет, он не у дома, – покачал головой Илья.
– Он в доме, – добавил Кирилл. – Мне снилась Аня. Ей нужна наша помощь.
***
– Дети часто видят то, чего нет, – объяснял Владимиру его друг – учитель начальных классов. – Они впечатлительны и очень тонко чувствуют настроение родителей. Вы слишком поражены смертью…прости, пропажей Ани, а потому дети и уловили ваше настроение. И, на основе услышанного придумали историю про монстра из шкафа, который похитил их сестру. Им так проще. Монстры в этом возрасте страшнее людей, Володь.
– То есть, ничего страшного?
– А ты допускаешь то, что в вашем шкафу и правда живет монстр, который похитил Аню и теперь пугает Кира с Ильей?
– Нет… Конечно, нет, Жень. Но дети-то спать отказываются в этой комнате, к шкафу и близко не подходят. Я его осмотрел – там пусто!
– И не нужно им там спать. Мой тебе совет, Володь: съезжайте оттуда, и мебель всю продавайте. Она невольно вызывает у вас воспоминания, а дети в этой атмосфере подавленности растут. Уезжайте оттуда, лучше в отпуск летайте на две недели в Турцию, чем месяцами на этой даче сидеть. Не на пользу вам. Не с вашей ситуацией. Этот лес темный за окном…Иринка, небось, накручивает себя.
– Есть такое дело, – тяжело вздохнул Владимир. – Ладно, лягу с пацанами сегодня, а там посмотрим.
Однако Кира и Илья наотрез отказались спать в одной комнате со шкафом. Пришлось Прокопьевым ютиться на двуспальной кровати, а на утро созывать семейный совет. Еще через неделю всю мебель продали молодой семье, приехавшей в Челябинск на заработки. Был среди мебели и большой, красивый шкаф…
***
У семьи, что купила шкаф и другую мебель Прокопьевых (не станем забивать себе голову фамилией этой семьи, не столь она существенна), детей не было. Сами молодожены еще как дети были: парню двадцать, а девушке восемнадцать. Они безумно радовались, что смогли так быстро купить качественную мебель по относительно низкой цене, тут же все расставили и с удовольствием заселились. В самую же первую ночь случилось то, чему объяснения до сих пор не найти…
В полночь, ознаменовавшуюся лишь сменой циферок на табло будильника, девушка проснулась от навязчивого топота, будто кто-то бегал по квартире. Перепугавшись едва ли не до смерти, она вскочила и растолкала мужа. Тот сначала, разумеется, понять ничего не мог, но вскоре прислушался и тоже отметил странные звуки. Едва молодожены собрались вставать, чтобы проверить, кто это бегает по подъезду в такое время, двери шкафа, того самого шкафа, что так боялись дети Прокопьевых, распахнулись с оглушительным грохотом. Выбежавшая из недр его девушка быстро захлопнула дверцы, прижалась к ним спиной и сползла на пол.
– Успела, – прошептала она, закрыв глаза.
В двери что-то ударилось. Девушка вскрикнула и прижалась сильнее.
– Нет! – рявкнула она. – Я тебя не пущу!
Что-то внутри завыло и зарычало, с остервенением начало биться о дверцы шкафа, пытаясь прорваться наружу. Пальцы девушки, которыми она вцепилась в ковер, побелели.
– Не смей! Я победила тебя, Баргест!
Что-то невероятно острое пробило дверь, да так, что щепки полетели в разные стороны! Девушка взвизгнула и отскочила.
Молодожены в ужасе смотрели, как сотрясаются дверцы шкафа, которые девушка, по счастью, успела закрыть.
И вдруг все смолкло… прекратились стуки, хрипы, вопли. Звенящая тишина воцарилась в комнате.
Девушка повернулась к хозяевам. Она была красивой: длинные светлые волосы, яркие синие глаза, алые губки и стройная, идеальная фигурка. Ни единого изъяна, она была словно восковая кукла.
– Извините, – тихо сказала девушка. – Я не хотела вас пугать. У вас есть топор?
– Кувалда есть, – просипел парень, совсем сбитый с толку. – После ремонта осталась.
– Подойдет, – улыбнулась незнакомка. – Где лежит?
– В коридоре, в шкафу.
Она вернулась с огромной кувалдой и, не слушая возражений, от души размахнулась. Удар, казалось, был такой громкий, что его слышал весь дом. Шкаф покосился, а девушка продолжала его уничтожать, взмахивая кувалдой, будто это ей ничего не стоило. Когда от шкафа остались одни щепки и доски, кувалда полетела в кучу мусора, а снизу слышались возмущенные вопли соседей.
Девушка повернулась к ошеломленным хозяевам квартиры.
– Не. Заключайте. Сделок. С. Баргестом. Он. Забирает. Детей.
Сказав это, она ушла, так ничего и не объяснив. Вскоре после этого пропал другой ребенок – семилетняя Алина. Но если кто-то подумал, будто Баргест забыл об Ане, то он глубоко ошибся. Монстры, что живут в шкафу, редко отпускают похищенных детей.
И ведьмы умеют любить
День, когда мой муж узнал о том, кто я, выдался пасмурный и снежный. Когда я готовила ужин и изредка поглядывала в окно, машинально отмечая хороводы снежинок у лампы фонаря и детский смех с площадки, я уже знала, что когда муж вернется, моя семейная жизнь будет окончена.
Ему сказала коллега, вне сомнения, она сделала это. Что в наше время значит спасенная жизнь? Пустяк, бытовое происшествие, не стоящее даже упоминания за воскресным обедом. Рассказать, что тебя спасла ведьма? Нет-нет, даже думать о таком стыдно. Я понимала, чем обернется для меня этот поступок и все равно его совершила. Даже ведьма имеет сострадание.
Нет во мне ни сожаления, ни раскаяния. Я всегда жила душой, поступая по совести. Шла против сестер, против отца, помогала людям, жила с человеком, которого люблю. Если смеялась, то искренне, плакала – от горя, злилась – на несправедливость. Ни один человек на этом свете не видел от меня зла. Кроме мужа. Самое страшное, что я совершила в своей жизни: долгая, продолжавшаяся пять счастливых лет, ложь.
Могла ли я, жена Охотника за нечистью, признаться в том, что могу мановением руки убить человека или разрушить целый дом? Нет. Могла ли я, зная, что ненавистное ему колдовство разрушит нашу семью, отступиться и дать этой девушке погибнуть? Нет. Конечно, я знала, что она предаст меня, что этот день станет последним. Сколько раз я представляла себе его. Знала, что рано или поздно я наткнусь на осуждающий взгляд таких родных глаз.
Да, любимый, я ведьма. Олицетворение того зла, с которым ты борешься. Ты ни секунды сомневаться не станешь, твое оружие всегда рядом, а вера в правильность своего дела незыблема. И я сгорю, как обычная нечисть, в волнах пламени, отправляясь туда, откуда родом моя сила. Будешь ли ты помнить меня, когда все закончится? Или же те фото, что висят в нашей комнате, отправятся в мой погребальный костер?
Ужин готов, я сервирую стол. Дрожат руки, слезы сами просятся на волю, но нужно держаться.
Он приходит, как обычно, тихо закрыв дверь и повесив куртку на гвоздь. С той лишь разницей, что нет больше шуток и комплиментов для меня. Стою, опустив голову, словно жду приговора.
Садится за стол и молча начинает есть. Я жадно всматриваюсь в его черты, запоминая морщинки и шрамы. Мой герой, почему ты повстречался именно мне, почему ты должен страдать от того, что я не человек?
Сажусь рядом и откусываю небольшой кусочек от хлеба. Медленно пережевываю. Просто для того, чтобы занять чем-то руки. Какая жестокая и одновременно бессмысленная пытка: ждать смерти от любимого мужчины.
– Что на десерт? – хрипло спрашивает он.
– Пирог с вишней. Достать?
Машинально достаю блюдо из холодильника и на миг отворачиваюсь от него.
А спустя пару секунд с ужасом смотрю на дуло пистолета, направленное мне в сердце. Вздрагиваю, но ставлю пирог на стол. Внимательный взгляд его темных глаз заставляет меня почувствовать страх, но еще и нежность. Как бы мне хотелось привычно обнять его, спросить, как дела на работе, поделиться новостями из университета. Поздно.
– Мне Марина рассказала.
– Я знаю.
– И не сбежала? – не верит мне.
– Как видишь, – слегка усмехаюсь.
– Зря, я ведь дал тебе шанс. Я не зверь, детка, я любил тебя. Второго шанса не дам.
– Не надо, – как же больно от его “любил”.
– Хочешь умереть? Странно, не замечал за нечистью такого желания.
– Не хочу, ты прав. Но я клятву давала, помнишь? А еще раньше я давала клятву себе, что буду помогать людям.
– Вот только не нужно про добрых ведьм. Это сказка. А ты – тварь из подземного мира.
– Лучше уж я буду тварью, чем человеком. Вы неоправданно жестоки.
– К таким, как ты?
– К таким, как вы. Знаешь, сколько раз я освобождала несчастных детей из лап маньяков? Девушек от толп пьяных мужиков? Животных от зверей в обличии детей? Я насмотрелась столько, сколько не увидела бы, останься с сестрами. И мне нравилось их спасать, нравилось видеть благодарность в их глазах. И за тебя я по любви выходила, хотя и знала, чем ты зарабатываешь. Можешь меня пристрелить, если считаешь, что я заслужила. Завтрашний обед в холодильнике.
Срываюсь и отворачиваюсь к окну, где снежинки продолжают плясать в причудливом хороводе. Вижу его отражение и жду выстрела, сжавшись в комок. Ногти впиваются в ладони, кровь капает на пол.
Да стреляй уже. Не томи, родной.
– У тебя кровь, – слова звучат глухо.
***
Пальцы не шевелятся, я в задумчивости смотрю на руку и раздумываю, как бы справиться с блузкой. Вторая рука пристегнула к спинке кровати. Как я могла за пять лет не найти у мужа наручники?
Он сидит и смотрит на мои мучения, а затем помогает, расстегивая мелкие пуговицы.
Я позволяю татуировке выйти на поверхность кожи, обозначив мою принадлежность к Высшему Роду. Да, ты женат на принцессе. Такой шанс выпадает раз в жизни. Убьешь – станешь всемогущим.
– А я хочу быть всемогущим?
– А у тебя есть выбор?
– Ты так ничего и не поняла, девочка. Зачем? Зачем ты убила нашу любовь?
– Если бы не я, ее бы не было вовсе.
Он смотрит на меня так, словно на его глазах я убила всех, кого он любил. Словно я – сама тьма, которая вышла из ада. Так и есть, претворяться я не стану, незачем. Что с того, что я сделала за свою жизнь столько добра, сколько ни один добродетельный человек не сделал? Что с того, что я не раз спасала жизни, души и разумы? Он убежден в том, что я – зло. Смирюсь и я.
А ведь правда. Жил бы себе в радости, с девушкой хорошей. Работящей, умной и покорной.
Вот только покорности он не любил, никогда и нигде. Ценил во мне своенравность и самостоятельность, любил за то, что я могла решать. Где теперь его любовь? Нет смысла и спрашивать, осталась глубоко в сердце, поверженная и искалеченная болью ведьминого предательства.
Любимый мой, герой… Мыслимо ли ведьме называть палача героем? Мыслимо ли ловить взгляд, надеясь напоследок запомнить цвет глаз и морщинки, что собирались вокруг них, когда счастье переполняло его. Раньше его счастьем была я. Теперь, даст Бог, обретет его с другой. Не ошибись лишь, любовь моя, не терзайся более.
Звонок мобильника врывается в реальность, и я отворачиваюсь. Видеть его за таким домашним занятием невыносимо. Наверное, по работе, просят приехать завтра пораньше. Завтра… отголоски этого слова эхом звучат в голове. Завтра не наступит, для меня эта ночь будет последней. Почти в его объятиях, чудесней смерти для влюбленной ведьмы не сыскать. Только лишь сердце вырвать из груди – нет больше лекарства от моей любви. И смерть, само собой, она по пятам идет за такими, как я.
