Текст книги "Желания боги услышали гибельные... (СИ)"

Автор книги: Ольга Михайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Мессир Нардолини приятно улыбнулся, но не оспорил собеседника, а заговорил совсем о другом:

– Агриппа пишет, что есть четыре пути, по которым приходят магические силы. А именно: по наследству, через договор с дьяволом, через магическую практику и, наконец, восприятие способностей через умирающего колдуна. Он прав. Зачастую в одной семье силы медиума прослеживаются в трёх-четырёх поколениях. В этом нет ничего диковинного. И я сам наблюдал подобные случаи.

Джустиниани пожал плечами и ничего не ответил, но внимательно и с улыбкой слушал собеседника.

– С другой стороны, договор с дьяволом. – На лице Нардолини заиграла лукавая улыбка. – Агриппа усматривает в этом имитацию крещения. В Париже есть церковь Сатаны, у неё есть родственные общины в Базеле и Берне, а ещё одна недавно открылась в Риме. Там адепты подписывают договор с дьяволом. Но… – тут он помрачнел, – это далеко не всегда даёт результат, вот что дурно. Что до опыта, вспомним Пьетро Мерано. Он, неудачливый врач, слыша, что оккультные целители получают много, прошёл дьявольские церемонии, после чего у него проявились исцеляющие способности, и его доход во много раз превысил прежние заработки. – Гость опустил глаза, затем продолжил, – все слышали и про обычай колдунов, находясь на смертном одре, передавать магические способности ближайшему родственнику, чтобы спокойно умереть. Смерть некоторых длится несколько дней и даже недель, прежде чем не решится вопрос преемственности.

Винченцо кивнул, но возразил собеседнику.

– Но вы же не можете не понимать, что всё это не апостольское, а дьявольское преемство.

– Многие заклинания основаны на молитвах, уверяю вас.

Джустиниани усмехнулся.

– В этом-то и заключено кощунство. Молясь, я восхваляю Бога, благодарю Его, или уж… смиренно прошу. Маг – требует. Вера полагается на волю Божью, идея магии – заставить Бога действовать. Те, кто молятся, укрепляются в вере, те, кто увлекается магией, неизменно теряют свою веру, если вообще когда-то имели её…

– С этим я не спорю, – любезно уступил мессир Нардолини. С уст его, казалось, сочился мёд. – Когда чародей берёт библейские фразы, он отсекает их от Бога, а оторванные от Бога слова становятся добычей дьявола. Это, конечно, верно. И всё же, думаю, вы не будете отрицать, – мягко заметил мессир Альбино, улыбаясь самым наиприятнейшим образом, – обаяния магии для смертного. Магия любви, магия исцеления и наведения болезней, магия преследования и защиты, магия денег и могущества и наконец, – он судорожно вздохнул, – самое соблазнительное… Магия смерти. Какие возможности… Кто устоит?

– Мессир Гвидо, мой дядя, как я слышал, тоже увлекался магией? – любезно спросил Винченцо, незаметно уходя от ответа, – вы были с ним знакомы?

Нардолини поспешно кивнул.

– О, да, около трёх лет. Нас познакомил мой друг Андреа Пинелло-Лючиани, удивительно тонкий ценитель изящного. Вы с ним уже знакомы. Ваш дядя обладал феноменальными способностями, это надо признать, это был истинный адепт чёрной магии, потому-то я и не удивился, узнав, что вы купили Корнелия Агриппу. Он передал вам свои колдовские силы?

Винченцо молча поднял глаза на собеседника. Такого поворота в разговоре он не ожидал, однако понял, что Нардолини вовсе не думал удивить или шокировать его, но просто искренне любопытствует. Джустиниани выручили врождённая светскость и благоприобретённое бесстрастие.

– Я не хотел бы распространяться о такие вещах, – многозначительно уронил он, заметив, как странно блеснули при этом глаза его собеседника. Тот впился взглядом в лицо Джустиниани, и черты мессира Альбино исказила чуть заметная напряжённая гримаса – не то зависти, не то болезненного любопытства: мимику этого лица Винченцо до конца не понимал. Но он знал, сколь мало можно прочесть по его собственному лицу, и остался неподвижен и безучастен.

Тут, однако, мессир Альбино вспомнил, что засиделся и напрасно отнимает драгоценное время хозяина, человека, как он сразу понял, высокой учёности и большого ума, после чего торопливо распрощался и откланялся.

Проводив его, Винченцо вернулся в библиотеку.

Размышления его были сбивчивы и сумбурны, но сам Джустиниани любил быть последовательным: вначале он сжал с краёв обложку книги и убедился, что записка неизвестного Веральди исчезла. Это было ожидаемо. Но вот слова Альбино о Гвидо… Винченцо помнил, как умирающий протянул ему трепещущую ладонь, пытался подняться, соскользнул на подушку, однако с непонятной настойчивостью продолжал тянуть к нему руку. Помнил он и сухость, даже призрачную лёгкость дрожащей длани больного, её предсмертный трепет, свист губ, слова «возьми…» Но мысль о том, что он получил от дяди какую-то силу, была под стать здравомыслию спиритического сеанса. Вину и грехи дяди Гвидо Винченцо простил. Простил его злобный гнев, бездушную жестокость и мстительность. Господь ему судья. Но мысль о том, что завсегдатай модных салонов и заядлый волокита, кутила и картёжник, его сиятельство граф Гвидо Джустиниани – маг и колдун, который не мог умереть, пока не передал ему, ближайшему родственнику, своих магических сил, неожиданно произвела на Винченцо необычайное действие – он расхохотался.

Однако смех его вдруг резко прервался. Шутки шутками, а странность вчерашнего бесовского видения, причин которого Винченцо, сколько не искал, не находил, теперь хоть в какой-то мере прояснилась. Но Джустиниани не верил в возможность совращения человека в область дьявольскую без его добровольного согласия, сам же он, не имея нужды ни в самоутверждении, ни в мести, ни в деньгах, ни в запретных утехах, не нуждался и в силах, могущих даровать всё это.

Он не соглашался принимать никаких дьявольских даров. Душа дороже. И, собственно, почему это милейший дядюшка не передал свои дивные сатанинские дары крестнице? Это ведь тоже родство, только духовное. Что ему за разница? Джованну не надо было разыскивать по окраинам Рима, она всё время была под рукой, но дорогой родственник почему-то ждал его, племянника Винченцо Джустиниани, ненавистного и проклинаемого, чтобы вручить ему, против его воли, таинственные силы тьмы. «Нет уж, милый дядюшка, спасибо. Взрослением и школой жизни я и вправду тебе обязан, но свои бесовские таланты забери, дражайший родич, с собой в могилу».

Тут Винченцо, однако, и вовсе помрачнел и насупился. Минувшая неделя проступила вдруг совсем новой гранью. Почему все эти люди так странно смотрели на него? Почему Массерано спросил, застал ли он Гвидо в живых? Почему Гизелла Поланти столь настойчиво приглашала его к себе ещё со дня похорон? А неожиданная встреча на кладбище с Марией Леркари? Что она там делала? Она вдова, но муж её похоронен не в Риме, а в Неаполе. Винченцо был ещё мальчишкой, когда тот умер, и он помнил, как обсуждали распоряжение покойного о семейном склепе. Между тем старая ведьма нашла его на погосте и тоже настоятельно зазывала к Поланти, прося не забыть о её вечере. Зачем? И почему донна Гизелла так упрямо и неотступно домогалась, чтобы он сел за этот чёртов стол спиритов? Почему вновь и вновь затевала нудные разговоры о магии?

Полно. Не мерещится ли ему то, чего нет? Жизнь Гвидо оборвалась безвременно, и умирал бедняга в адских муках. Но это, как назло, подтверждало слова Нардолини. Это святые умирают, засыпая. Дьявол – лжец, отец лжи и человекоубийца искони. Он может только одурачить и убить, и весьма мало заботится о комфорте своих подопечных. Но он-то, Винченцо, тут причём? Что ему за дело до глупых грешных увлечений и весьма опасных игр с дьяволом всех этих пустых людей? Какая ему разница, что произойдёт девятнадцатого мая в доме Батистини в десять сорок в новолуние?

В коридоре прошуршали чьи-то шаги. Это был не Луиджи, шаги камердинера Винченцо уже знал. На пороге библиотеки появилась Джованна. Глаза её из-за окружавшей их тени казались огромными и больными, волосы не были убраны, лишь небрежно заплетены в косу. Она хотела что-то сказать ему, но, увидев его насупленное лицо, остановилась. Винченцо быстро встал, указал ей на кресло и тут же сказал:

– У меня возникли новые вопросы. – Джованна болезненно искривилась, но Винченцо, поднявшись и расхаживая по книгохранилищу, не заметил этого. Однако он не продолжил, как она боялась, разговора о Рокальмуто, но отрывисто спросил, – мой дядя, ваш крестный, никогда не удивлял вас чем-либо странным? Соберитесь, это важно, – голос его был резок, сам он казался странно озабоченным.

Джованна растерялась, столь неожиданный вопрос подлинно удивил её. Джустиниани заметил её оторопь и настойчиво уточнил:

– Вы замечали за ним что-нибудь необычное?

Джованна закусила губу, почувствовав, что сердце бьётся рывками. Этот человек, хоть уже не вызывал ненависти, пугал её. Она судорожно вздохнула и, памятуя, что с ним нельзя говорить дерзко, тихо ответила.

– Он предугадывал будущее, часто от его слов у меня проходила головная боль. У него были книги…

Он стремительно наклонился к ней.

– Где? Здесь, в библиотеке? – удивился он, ибо во время ремонта ничего подозрительно в книгохранилище не видел.

Джованна покачала головой.

– Нет, Доната говорила, они в сундуке, в спальне. Он никого туда не пускал и запирал сундук. Убирать там и то не позволял. Как-то… – она на миг умолкла, смутившись, но потом продолжила, – он был немного пьян. Он сказал, что может поражать своих врагов болезнями, вызвать экзему, сердечные боли и даже смерть.

Джустиниани побледнел.

– И вы ему поверили?

Джованна покачала головой и слабо улыбнулась.

– Нет, мне показалось, что он просто… нетрезв, вот и болтает.

– И он был медиумом у донны Поланти?

Она удивилась.

– Нет, он сел с ними только раз и то в шутку, он говорил, что они маются дурью и ничего не понимают в колдовстве. Он смеялся над ними, но это… зря. Духи есть, и они отвечают живым. Я сама чувствую.

Винченцо быстро перебил её.

– А дядя никогда не предлагал научить вас магии, раз уж он был в ней столь сведущ?

– Нет. Он говорил, что это опасно. Я тоже понимала, что духи могут быть опасны. Он всё время чего-то боялся, а когда слёг, приказал не пускать меня к себе. Доната говорила, он видел огоньки в своей комнате и движение каких-то призрачных теней, кричал и выл от боли. Жаль, что он так и не исповедался перед смертью, священник несколько раз приходил, но крестный впадал в забытьё.

Джустиниани про себя грубо выругался. Ему до зубовного скрежета не нравилось услышанное от девицы.

– А почему… – Джованна чуть наморщила лоб, она вдруг вспомнила об этом и напряглась, – почему вы сказали вчера на сеансе про бесов? Пошутили? Хотели позлить донну Поланти, да? – она, склонив голову, ждала его ответа.

Несколько мгновений Винченцо стоял, закрыв глаза, потом всё же взглянул на неё. Вздохнул. Девочка не виновата. Осиротела в одиннадцать. Последние шесть лет жила у человека, далёкого от понимания истины, да ещё, как выяснилось, откровенного сатаниста. Ещё удивительно, что он не растлил девчонку. С него бы сталось… Как это сказал Тентуччи? «В каждом мерзавце есть что-то человеческое?» Да, наверное. Но удивляться, а тем более злиться на то, что бедняжка не понимала простых вещей, не стоило. Кто бы объяснил их ей, Господи?

Винченцо снова тяжело вздохнул, взял на руки снующего у ног кота и сел рядом с девушкой.

– Мы почти незнакомы, Джованна, судим друг о друге на основании собственных домыслов и чужих сплетен. Когда вы узнаете меня лучше, вы поймёте, сколь мало свойственны мне шутовство и гаерство. Я вовсе не хотел злить донну Поланти. Я спросил, как она отличает духа от беса? Бесы, уточню для вас, – это бесплотные духи. Апостол в Писании говорит: «Наша брань не против крови и плоти, но против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной» Кто же такие духи злобы? Бесы. Но донна Поланти полагает, что это – души умерших. Откуда она это знает? Ей сказал это пришедший дух. Логично. Но что, если он солгал? Может ли Сатана, он же – Отец Лжи, назваться Николо Макиавелли? Может. Кто ему помешает? Никто. Какой же вывод?

Джованна не сводила с Винченцо напряжённого взгляда и молчала. Джустиниани продолжил:

– Не следует пытаться отворять дверь в неизвестный, наглухо закрытый от обычного человека мир. В нём очень легко погибнуть, ибо в нём вы глухи и слепы, вас легко одурачить и погубить. Вы поняли меня?

Она ещё несколько минут молчала, потом спросила.

– Но если у вас есть способности, если вы ощущаете, что можете приоткрыть завесу…

– …и увидеть дьявола? – подхватил он. – Стоит ли смотреть? Он отнюдь не красавец, уверяю вас. Он лжец и человекоубийца. Но почему бы вам не быть честной? – Винченцо наклонился к девице. – Наличие таинственных даров просто льстит вашему тщеславию, не так ли? Чувствовать себя избранницей – быть не такой, как все, необычной, ни на кого не похожей, особой, избранной, видеть то, чего не могут увидеть другие, о, это так ласкает самолюбие. Правда?

Она съёжилась и бросила на него исподлобья жалкий взгляд. Джустиниани подавлял её, угадывал чувства и словно читал мысли. Откуда он догадался, что ей и вправду нравилось чувствовать себя избранницей таинственных сил?

– Да, – кивнул Джустиниани, – соблазн слишком велик. «Ты избранный, ты не таков, как все, на тебя возложена миссия помощи и спасения страждущего человечества. Иди, трудись, такова твоя высшая задача» – нашёптывает лукавый бес, льстя нашему самомнению. И мы забываем, что праведному человеку не нужны дьявольские дарования, он ищет только Бога и воли Его…

– Но ведь они… они дают знания!

– О, да… – снисходительно и, как показалось Джованне, высокомерно усмехнулся Джустиниани, – прелестный, древний, рогатый учитель даёт высочайшее знание! Но беда в том, что это знание сделает человека рогатым и наделит копытом, дорогая. Даже в самой страшной жажде нельзя припадать к любой луже. Даже если дьявол указывает дорогу к свету, она все равно приведёт вас только к пылающему адскому костру.

Джованна помолчала, но потом всё же потом спросила.

– А почему тогда духи… бесы тщательно выбирают медиумов? Вы намекали, что эти медиумы не блещут интеллектом… но ведь способности есть не у каждого. Значит, избранничество всё же есть.

Джустиниани вздохнул.

– Бесы действительно отбирают людей, предрасположенных к связи с ними. Во-первых, мистически незащищённых, сиречь, людей без веры. Во-вторых, не блещущих умом, чтобы чего, упаси Бог, не заподозрили, а были послушными орудиями. В-третьих, они отбирают именно так называемых «медиумов», по слабости нервного склада наиболее подходящих для этих целей. – Винченцо прошёлся по комнате, как тигр по клетке, – человек, хоть раз вступивший в контакт с бесами, духовно связан, его душа находится под демоническим влиянием. Только истинное церковное покаяние, исповедь и причастие спасают его. В былые времена люди с большой осторожностью относились к подобной мистике, но после наступления «новой эры просвещённости» стало модно относиться к бесам с любопытством, даже гоняться за ними, наивно отодвинув дьявола в область легенд. Да только как Бог «и днесь и ныне тот же», так, увы, и сатана…

– Но крестный говорил иначе. Он говорил, что только чёрная магия злая, но есть и добрые колдуны…

Джустиниани утомлённо усмехнулся, но всё же растолковал.

– Джованна, пойдёте ли вы к колдуну, если услышите от него: «Я занимаюсь чёрной магией, нахожусь в услужении у бесов, а тебе, чтобы получить помощь от меня, нужно поклониться сатане». Да вы в ужасе убежите! Чтобы привлечь вас, необходимо прикрыться чем-то святым, не вызывающим никакого подозрения, вот колдун и заявляет, что практикует только «белую» магию, что он – ангел с крыльями и служит Богу. Не верьте, вас дурачат. Бог назвал проклятыми всех колдунов, ворожей, волхователей и некромантов – без различия. При этом вас сочтут своей, если вы просто постучите в их дверь. А уж если вошли… Демон не оставляет предавшегося ему человека, пока полностью не уподобит себе или не доведёт до самоубийства.

– Вы хотите сказать, что я дурочка? – глаза Джованны налились слезами. Его слова снова показались ей оскорбительными. Он явно смеялся над ней.

Джустиниани опомнился. На его впалой щеке возникло подобие ямочки. Джованна поняла, что он улыбается.

– Нет. Вы очень молоды. Но если вы подумали, что оказались дурочкой – это знак недюжинного ума, и одновременно свидетельство того, что в эту минуту вы перешагнули через себя вчерашнюю. Это ступень, вы поумнели. И старайтесь жить так, чтобы ежедневно отрицать свою вчерашнюю глупость. И тогда…

– И тогда? – она напряжённо вгляделась в его лицо, так странно преображённое улыбкой.

– И тогда с вами будет весьма интересно поболтать на досуге, – теперь ямочка появилась и на другой его щеке. – Умойтесь, приведите себя в порядок и позавтракайте. А я тем временем ненадолго отлучусь. С покаянием съездите к отцу Джулио в Сан-Лоренцо или к своему духовнику.

Тон его был непререкаем, Джованна снова смутилась и торопливо вышла.

Глава 8. Тени не пошутили

Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и посох Твой – они успокаивают меня. – Пс.22:4

Оставшись в одиночестве, Джустиниани нахмурился. Неужели тени не пошутили? Пока случившееся казалось фантасмагорией. Насколько все это серьёзно? Новые вопросы громоздились в его уме, наползали друг на друга. Что за книги в сундуке Гвидо? Чей экслибрис на книге Агриппы? Кто такой Гаэтано Орсини? Кто такой Веральди? Кто выставил книгу на аукцион? Случайно ли было нападение на него на мосту Сикста или бродягам кто-то велел напасть на него? Случаен ли ритуальный кинжал? Что должно произойти в доме Батистини? Он чувствовал теперь, что вокруг него точно стягивается невидимая паутина, а случайные впечатления минувших дней никак не хотели выстроиться в голове во что-то цельное и осмысляемое. Но вопрос Нардолини о колдовском преемстве, положивший начало этой душевной смуте Джустиниани, вовсе не казался ему нелепой оговоркой, ибо подтвердился разговором с Джованной.

Винченцо решил добраться до стоянки фиакров и поболтать с кучером Джанни Черусти, знавшим город, как свои пять пальцев. Дом Батистини – это аристократический особняк? Вилла? Гостиница? Сколько сотен Батистини живёт в Риме? Тем не менее, что-то смутно проступало на задворках памяти. Кроме того, Джустиниани положил себе вечером открыть сундук в спальне покойника. Что там? В юности он от скуки листал колдовские фолианты, читал даже гностиков и апокрифические книги Моисеевы, но всегда видел суетную глупость этих горделивых трактатов, игру на самомнении глупцов, надменном недомыслии ничтожеств, жаждущих ясновидения и обладания «безмерными духовными силами».

Тоже мне, мудрецы халдейские…

…Джустиниани застал своего старого знакомого в конюшнях, небритого, раздражённого вчерашним проигрышем в карты и страдающим с похмелья. Появление Джустиниани, однако, здорово встряхнуло Черусти: Джанни оторопел, узнав в расфранчённом богаче своего партнёра по фараону, учителя фехтования из Вермичино. Он уважительно покосился на его фрак, пощупал шёлк рубашки, полюбовался роскошными запонками. «Сорвал банк?»

Винченцо покачал головой, но распространяться о своих делах не стал и задал вопрос о доме Батистини. Он знает, где это? Черусти давно привык к лаконизму речи Винченцо и почесал за ухом. «Дом Батистини? Есть такое. Пансион в Прати для богатых девиц, ведь не руиной же он интересуется?» Винченцо взглянул на возницу. «А есть и руина?» – «Есть, на севере, в Кампо-Марцио, рядом со сгоревшей часовней Сан-Доминико». – «Живёт там кто-нибудь?» Черусти смерил его долгим взглядом. «Стёкол нет, судя по потёкам на наружной стене, крыша течёт, но переночевать там, наверное, можно». Джустиниани кивнул, сочувственно поинтересовался постным видом дружка и, узнав о проигрыше, со смехом сунул ему горсть сардинских лир.

От конюшен Винченцо, миновав пять кварталов, направился на Сикстинскую. Здесь, в аукционных залах, знакомых у него не было, но его вид и манеры заставляли вслушиваться в его слова даже служителей. «Он купил книгу Корнелия Агриппы в прошлый четверг, – надменно бросил он, – и нашёл между страниц сложенное письмо. Кто хозяин вещи, кому вернуть найденное?» Посредник уже торопливо листал книги лотов, однако смущённо развел руками. Лот выставлен анонимно. Подошедший тем временем сторож, слышавший разговор, торопливо бросил.

– Это прислал мессир Орсини, он живёт за рекой, на виа Кандия.

– Гаэтано Орсини? – уточнил Джустиниани. – Сам принёс?

Сторож покачал головой.

– Нет, сам он давно не приходил, ноги отказывают.

Погода стала портиться, накрапывал дождь. Винченцо по пути домой зашёл в церковь Сан-Лоренцо, где в подземной крипте застал отца Джулио, своего духовника, за его обычном делом: бдением над Псалтирью. Монах, худой смуглый брюнет с длинным носом, близоруко сощурился, узнал его и кивнул.

– Что-то ты зачастил, – безмятежность отца Джулио стоила бесстрастия Винченцо. Они были знакомы давно и нравились друг другу: роднили спокойствие и ироничность взгляда на сумасбродство мира. – Что там, наверху?

– Гордыня, глупость, распутство, жадность и зависть, – всё как всегда, – ответил Джустиниани, плюхнувшись на соседний стул.

– Абрикосы, небось, давно отцвели? – Джулио подвинул Винченцо плетёный кузовок с сухарями, – угощайся. Ты не видел мои очки?

– Отцвели. Я сыт. Не видел. – Винченцо поднял глаза на монаха. – Скажи-ка, отче, слышал ли ты о проповедях Гвидо Веральди?

Монах пожал плечами, зевнул и наконец ответил.

– Прикладная амвонная моралистика.

– И где её можно послушать?

– В Санта-Мария деи Монти, на восток от Форума. Только стоит ли?

– Не знаю.

– Впрочем, сходи, – милостиво разрешил монах, – там фрески Черчиньяни.

– О… тогда конечно. – Винченцо улыбнулся. – А скажи-ка мне, отче, слышал ли ты о колдунах, передающих перед смертью свой «дар» родичам?

– Слышал, – спокойно ответил монах, – уж не тебе ли его вручили, сын мой? В таких фраках ты раньше не расхаживал. Неужто продал душу дьяволу за презренный металл? – отец Джулио шутил, он вообще-то хорошо знал Джустиниани. Этот человек души дьяволу не продал бы.

Винченцо смерил его взглядом и рассказал о смерти дяди и событиях последних дней.

– Он протянул руку, сказал, «возьми», я не подумал ни о чём дурном, в голову не приходило, что он что-то иное, чем истасканный светский щёголь, я понятия не имел о его склонностях. – Монах слушал его молча, то и дело опуская голову, потом снова вскидывая глаза на Винченцо. – Я не очень-то верю в эту историю, Джулио, но что если со мной не пошутили? Этот Нардолини не похож на гаера. Я подумал бы, что меня просто морочат, чтобы вытянуть деньги, но в этой компании нищих нет. В любом случае, если это случилось, чего мне ждать?

Монах был по-прежнему безмятежен и тих, как летняя озёрная гладь. Он верил рассказу Винченцо, но не воспринимал сам рассказ серьёзно.

– Если это правда, тебе откроется мир бесов, сын мой, ты будешь знать то, чего никогда не изучал, тебе начнут сниться вещие сны, проступят умения, коих ты не имел раньше. Дальше ты будешь жить с дьявольскими дарованиями, станешь колдуном, будешь обязан передать свой дар в последний час сыну и попадёшь в ад, – монах спокойно откинулся на стуле, взял сухарь и вгрызся в него белыми ровными зубами..

Винченцо почесал переносицу. Перспектива была безрадостной и не увлекла его.

– И я обречён на столь печальную участь? – деловито и язвительно поинтересовался он.

– Ну, что ты, сын мой. Ты – божественно свободен. Ты можешь отказаться от дара, передать его другому лицу.

Глаза Винченцо блеснули.

– Не возьмёшь ли, отче? – наклонился он к монаху. – Тебе, должно быть, скучно здесь, а беседы с дьяволом могут оказаться весьма содержательными. Он, говорят, прекрасный логик и весьма учёный богослов, он откроет тебя все тайны Писания. Разве не соблазнительно? Берёшь?

– Нет, – покачал головой монах, – не то чтобы я надеялся на рай, но неужто ты обречёшь меня Геенне? Ты благороден. К тому же тот, кто получит такой дар колдуна без законного преемства – начинает обычно не колдовать, а бесноваться. Я помню, один чернокнижник, умирая, передал свои дарования несчастной сиделке. Она после не могла молиться – руки не соединялись вместе, а из памяти исчезли все молитвы, «Отче наш» вспомнить не могла, в храме её корёжило. Кончила в доме скорби. Правда, были и те, кто соглашались принять этот дар добровольно. Те становились адептами сатаны – со всеми вытекающими. Однако есть и ещё один выход.

– Какой?

– Бороться с этой силой. Это страшно изнурит тебя. Агония может длиться от нескольких месяцев до десятков лет.

– Медленное самоубийство.

– Ну, что ты… На таких путях достигают святости.

– Да я как-то не притязаю… – Винченцо по-прежнему говорил шутливо, но весел совсем не был. Его мечта об уединении у камина с мудрыми фолиантами оборачивалась чем-то фантасмагорическим, а вспомнив жуткое видение за столом Поланти, он и вовсе помрачнел.

– Искушения уже начались? – догадался монах.

– Разве я святой Антоний? – пробормотал Винченцо, но всё же коротко поведал монаху о том, что ему пригрезилось. – Мне всё это могло и показаться, не спорю. Но с чего? – пожал он плечами. – Что по этому поводу говорит Аквинат? – он ткнул рукой в тяжёлый фолиант, лежащий на столе монаха. – Я, признаюсь, всё, что касалось дьявола, у Фомы пропускал. Несколько легкомысленно, как теперь понимаю. Может ли это быть подлинно дьявольским или все это – моя фантазия?

– Дьявольские чудеса? Это аrticulus 4. Utrum daemones possint homines seducere per aliqua miracula vera. Могут ли демоны вводить людей в искушение при помощи истинных чудес? – Монах раскрыл толстый фолиант, – об этом вопрос 114 главы «О нападении демонов», ага… вот он. – Отец Джулио сунул нос между страниц и сощурился. – Ход рассуждения таков: демоны не могут совершать чудеса, – чудотворит только Бог. Но иногда о чуде говорят как о том, что превосходит человеческое разумение и возможности. И в этом смысле демоны могут совершать чудеса. Но надлежит знать, что хотя такого рода чудеса не достигают истинного смысла чуда, хотя иногда бывают истинными. Так, например, волхвы фараона силой демонов произвели истинных змей и лягушек. И, как говорит Августин в XX книге «О Граде Божием», «все это были дела Сатаны», да-да, quae fuerunt opera Satanae, phantasmata non fuerunt…

– Выходит, мне могло и не померещиться.

– Могло и не померещиться, – согласился монах. – Как говорит Августин, «дела Антихриста могут быть названы ложными знамениями, ибо обольщают чувства призраками и вовлекают в обман тех, кто, не зная силы дьявола, поверит, что они божественны». При этом заметь, – монах поднял указательный палец, – демон может изменить фантазию человека и даже его чувства так, чтобы нечто казалось иным, чем оно есть.

– Стало быть, я становлюсь визионером и медиумом, – подытожил Джустиниани, – хм, они мне всегда казались или жуликами, или бесноватыми. Но, в конце концов, ничего же не мешает мне плевать на эти видения и не обращать на них внимания? – Винченцо тяжело вздохнул, монах поднял очи горе, – ладно, будем логичны и подытожим. Разумный человек сатанинским дарам не обрадуется и постарается от них избавиться. Я могу отдать этот чёртов дар мерзавцу, вроде моего старого дружка Берризи, содомита Рокальмуто или подлеца Нардолини, мечтающего о чёрной магии. Эти не откажутся, кстати, возьмут. Бесноваться они не начнут – и без того бесноватые. Но чёрт их знает, что натворить могут. Я могу также бесчестно всунуть этот дар ничего не подозревающему глупцу, как поступил дядюшка, просто протянув руку, здороваясь, и погубить несчастного.

– Не можешь, – покачал головой отец Джулио.

– Это почему же?

– Натура не та.

– Бог с ней, с натурой, – небрежно отмахнулся Винченцо. – И тогда бедняга либо смертно нагрешит волхованием, ибо всякий чародей проклят, либо просто погибнет от бесовских шалостей. – Он досадливо хмыкнул, – да, исключено. Стало быть, либо колдовать начинаю я, либо я… колдовать не начинаю, но тоже могу начать бесноваться. Либо я служу бесам, как маг, либо я служу бесам как жертва. Я правильно понял?

– Бог одарил тебя быстрым и светлым разумом, сын мой, – усмехнулся монах, – чтобы понять это, иному жизни бы не хватило, ты же осмыслил ситуацию в минуты.

– Я польщён, – пробормотал Винченцо, думая о другом.

Не за этим ли даром, вдруг пришло ему в голову дикая мысль, охотится вся компания бесопоклонников во главе с Поланти? Во всяком случае, все они почему-то весьма серьёзно воспринимали дядю Гвидо. Они были убеждены в его колдовских умениях, неожиданно осмыслил Джустиниани. Недаром же они трижды осведомлялись, был ли он в комнате дяди в момент смерти! Об этом спросил Массерано, это уточнила Мария Леркари, об этом напрямую заговорил Нардолини. Глупцами он этих людей не назвал бы, стало быть, они видели нечто дьявольское в Гвидо. И всё же… Если отсечь единственное пугающее своей мерзостью видение в гостиной донны Гизеллы, что в остатке? Изменился ли он – личностно или духовно? Нет. Он таков же, каким был и месяц, и год назад. Разве что эта тягота, отсутствие чувства весны, вкуса бытия, но это поселилось в нём давно, а в остальном…

Винченцо погрузился в невесёлые думы и совсем забыл о сидящем напротив него монахе.

Интересно, со стороны Гвидо, пронеслось у него в голове, такой подарок ему был просто вынужденным деянием или предсмертной местью? И почему, если покойный граф действительно был столь велик в колдовстве, почему он не убил его самого каким-нибудь заклинанием? Ведь Гвидо ненавидел его. И ещё. Он доверил ему Джованну. «Женись на ней…» Ну не для того же, чтобы оставить её вдовой? Постой… Или именно для того? Сам Гвидо не мог распорядиться капиталом и рассчитывал, что переданный ему, Винченцо, дьявольский дар убьёт его, а его смерть превратит Джованну в одну из самых богатых женщин Рима? Странно, почему же тогда дядюшка своими колдовскими трюками не добился пересмотра завещания? Или… Господи Иисусе… Или дед Гонтрано тоже был колдуном? Винченцо бросило в жар. Но… нет. Не может быть.

«Эх, Гвидо… как хотелось бы мне потолковать с тобой напоследок…»

Левая рука монаха ударила его по плечу и резко вывела из задумчивости. Отец Джулио с расширившимися от ужаса глазами смотрел в угол склепа, указывая туда дрожащей правой рукой. Джустиниани обернулся и обомлел. В нескольких дюймах от пола на воздухе стоял страшный тёмный призрак, в очертаниях которого Винченцо тотчас узнал Гвидо Джустиниани. Тусклое подобие человека было, казалось, исхлёстано терновыми ветвями и сочилось смертным гноем. Винченцо обмер. Господи Иисусе! Неужели это он мыслью вызвал тень из преисподней?