Текст книги "Святой в миру (СИ)"

Автор книги: Ольга Михайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Глава 2. «Я пока далёк от оценок...»

Вечером по приезде Клэмент Стэнтон постучался в спальню сестры и обнаружил её с книгой на обтянутом шёлком пуфике возле окна. Он опустился в кресло рядом.

– Зачем Софи привезла сюда эту Хетти Нортон? – голос Бэрил был тосклив и, как понял брат, продиктован ревностью.

Клэмент смерил сестру долгим мрачным взглядом. На приезд в Хэммондсхолл мистер Стэнтон возлагал весьма большие надежды – и не только финансовые, но и матримониальные: четыре года назад он влюбился в мисс Софи Хэммонд. Влюбился он со странной для этого бесстрастного человека пылкостью, мечтал о женитьбе на кузине и сейчас, при одной мысли, что она совсем рядом, здесь, в доме, чувствовал, что теряет голову. Но и выдать замуж свою сестрёнку и наконец избавиться от неё – тоже хотелось.

Клэмент не любил Бэрил. Некрасивая, жалкая, ничтожная – она бесила и компрометировала его. Он всегда, с детства, срывал на ней зло и смеялся над её длинным носом, изощряясь в издевательствах, как умел. При первой же возможности пристроил в столичный пансион, где та пробыла семь лет. Он аккуратно оплачивал её личные счета, приходившие из Лондона, скромные и незначительные, хотя сам он считал нужным постоянно уличать её в мотовстве и упрекать в чрезмерных тратах. Стэнтон никогда не принимал приглашения на вечера в пансионе и отказался выступить попечителем, стыдясь сестры. Появлялся он там, когда привозил Бэрил и когда забирал её на вакации, – и то, посылая за ней к миссис Линдон гувернантку, пока сам ожидал в экипаже. И лишь забирая её из пансиона навсегда, Стэнтон вынужден был зайти туда.

Бэрил была готова, стояла у входа с саквояжем. Клэмент изумился: проводить сестру вышли двадцать девиц и сама миссис Линдон, приятная особа лет пятидесяти, сохранившая следы былой красоты и величавость осанки. К его насмешливому недоумению, она выразила искреннюю скорбь по поводу расставания с такой милой особой, как мисс Бэрил, заметив, что более понятливой ученицы у неё никогда не было, и заверила его, что супруг мисс Стэнтон, приобретя её, получит подлинное сокровище. Стэнтон едва сумел сохранить тогда на лице подобающее случаю выражение. "Супруг мисс Стэнтон!"

Но смех смехом, а теперь Бэрил надо было пристраивать. Из-за вечных насмешек Клэмента она не умела кокетничать, нравиться мужчинам, прилично приодеться, скрыть недостатки внешности и теперь это оборачивалось против него.

По счастью, Бэрил располагала неплохим приданым. Стэнтон пригласил с собой в поместье двух приятелей, чьё финансовое положение было плачевным – Чарльза Кэмпбелла и Гилберта Моргана. Он не скрыл своих планов от Бэрил, и та, жаждавшая покинуть дом брата, чтобы избавиться от вечных унижений, была согласна выйти замуж за чёрта. Появление в их обществе Эстер, довольно симпатичной девицы, в её планы не входило, и брат понимал сестру. Он ответил не на слова, но на мысли Бэрил.

– Не думаю, что она придётся по душе Гилберту или Чарльзу. – Он цинично усмехнулся. – Гилберт – наследник сэра Мэтью Корбина, но тому всего сорок пять, он спортсмен, и нужно ангельское терпение, чтобы спокойно дожидаться этих денег, а Гилберт им не обладает, к тому же, поговаривают, что сэр Мэтью собрался жениться. Плакали тогда его денежки. Он ведь рассчитывал на Чедвика, но тот ему ничего не оставил. Я не знал... ну да ладно. У Чарльза же – долги. И никаких шансов поправить дела. Они знают, что у тебя тридцать тысяч, и что ты можешь получить солидный кусок собственности дядюшки Лайонелла. А что у этой дурочки, чтобы они её заметили?

Аргумент Клэмента убил Бэрил. Убил и честностью, и безжалостной откровенностью.

– Перестань, Клэмент! – Бэрил чуть не заплакала.

Стэнтон поморщился. Он не любил женских истерик. Да, сестрица уродина и дура, но разве это её вина? Сейчас он вовсе не хотел задеть Бэрил, это получилось ненарочито.

Вообще-то он был неправ. Бэрил не была красива, но обладала большим и живым умом. Жизнь воспитала в ней, практичной и уравновешенной, понимание её ущербности, но она же дала ей и повод меньше думать о себе и больше размышлять об иных вещах. Однако Бэрил не привыкла много говорить, а с Клэментом вообще трудно было разговаривать, когда он был не в духе, а не в духе он был всегда, когда видел её, – и потому братец пребывал в полнейшем неведении об уме и чувствах сестры. Клэмент снова тяжело вздохнул. Сестрица с её обидами его не заботила. Ничего, успокоится. Сейчас его волновало другое.

– Я не знал, что Коркоран получил деньги Чедвика... это новость, и дурная.

Бэрил судорожно вздохнула. Она знала, что от братца извинений не дождёшься, и была рада, что он сменил тему.

– Я почти не помню его. Но что дурного в этой новости? Дядя теперь может решить всё оставить нам и Софи.

Клэмент покачал головой.

– Ты просто не видела его.

Сестра пожала плечами.

– Через неделю увижу.

Когда Клэмент ушёл к себе, Бэрил попыталась прийти в себя. Она привыкла к бесчувственным и резким выпадам брата. Он считал свою жестокую бестактность честностью, и убедить его, что такая честность не делает ему чести, было невозможно. Его нельзя было убедить ни в чём, с чем он не хотел соглашаться, и с этим поделать было нечего.

Но вскоре мисс Бэрил забыла о брате. Она сегодня впервые за семь лет увидела сестру Софи, и эта встреча причинила ей новую боль. Она внимательно наблюдала за друзьями брата и поймала их заинтересованные взгляды на Софи, на неё же никто из мужчин не смотрел. Бэрил почувствовала, что на душе тяжелеет и глаза наполняются слезами. Она резко встала, запрокинула голову, торопливо вышла на балкон в мягкую темноту летней ночи. Опершись на перила, посмотрела вниз. Двор в свете палево-жёлтых фонарей казался сказочно красивым, очертания клумб причудливо менялись, затенённые кустами пространства выглядели таинственными гротами, маня затеряться в них, исчезнуть из этой жестокой жизни с её вечными унижениями, обидами, чужим торжеством, усугубляющим ощущение тяжести на сердце. Тяжести почти невыносимой...

Бэрил поторопилась вернуться в гостиную и взять книгу – чтение спасало её. Уходя в придуманные миры, можно было не думать о безнадёжности собственного существования, о своем уродстве. Она, правда, никогда не умела полностью забываться над книгами и понимала, что вымысел есть вымысел, Бэрил никогда не воображала себя героиней романов, но ценила их именно за возможность отвлечься от своих горестей.

Горестей у мисс Бэрил Стэнтон было немало – так что читала она не просто много, а очень много.

...Мистер Стивен Нортон перед отходом ко сну зашёл пожелать доброй ночи сестре. Эстер расчёсывала свои роскошные волосы, и только убрав их под чепец, ответила брату. В глазах её мелькали искры.

–Так ты напросился с нами из-за этого красавца, о котором они говорили? Как же я сразу-то не поняла! Ты мог хотя бы здесь оставить свою придурь?! Неужели ты не понимаешь, чем рискуешь? – Извращённые склонности Стивена, выражавшиеся в крайней неприязни к женщинам, но в обожании мужчин, что и говорить, бесили её, особенно при мысли, что о них может стать известно в обществе. Такое чести никому не делало.

Черты юноши исказились от бешенства.

– Мои дела тебя не касаются.

–Они меня не касались бы, если бы ты вёл себя прилично. – Эстер неожиданно осеклась, потом взглянула на Стивена и улыбнулась, легко взмахнув рукой. – Ладно, прости меня, милый, это всё пустяки. Не сердись, слышишь?

Нортон бросил на сестру быстрый взгляд. Подобный перепад в настроении Эстер удивил его. Обычно сестрица, если заводилась, долго не останавливалась. Стивен чуть успокоился.

Сестра заговорила о поместье. Чудо, не правда ли? С этим Стивен не спорил. И, подумать только, такое кому-то достанется... Видимо, этому Стэнтону? Как он тебе?

Стивен Нортон мог только пожать плечами.

–А как тебе гости? Откуда, кстати, ты знаешь этих Кэмпбелла и Моргана? Клуб? – щебетала Эстер, и только очень внимательный слух мог выявить в её мягкой речи неподдельное любопытство. – Я имею в виду... из твоего клуба?

Брат понял сестру и покачал головой.

– Нет. Они были наследниками Чедвика по линии его матери. Больше я о них ничего не знаю.

Эстер улыбнулась. Она узнала всё, что хотела. То, что среди гостей Хэммондсхолла не было мужчин с такими же нелепыми причудами, как у братца, порадовало её. Ей показался весьма привлекательным мистер Гилберт Морган, и отрадно, что он не был содомитом. Но Эстер тут же закусила губу. Вздор всё это. Софи сказала ей, что Морган, по слухам, ждёт наследство, но сегодня почти ничем не располагает. Мистер Клэмент Стэнтон – вот вероятный наследник Хэммондсхолла, ему и нужно уделить подлинное внимание. Сам Стэнтон ей не понравился, показался человеком, лишённым красоты и обаяния, сухим и чопорным, но графский титул наделяет достоинством даже грума. Имение и титул...

Она вздохнула.

Между тем Стивен погрузился в свои мысли – тяжёлые и мрачные. Он был изнурён и несчастен. Проступившая в пору ранней юности болезненная склонность к мужчинам, всегда подавляемая и таимая им, разрывала его изнутри. Но мужчины, изредка подмечавшие его взгляды, либо начинали бесноваться, либо указывали ему на дверь. Несколько раз ему лишь чудом удавалось избегнуть скандала. Стивену казалось, что он никогда не найдёт понимающего партнёра и любовника, но муки плоти были ничтожны до той минуты, пока в университете он не увидел Кристина Коркорана. Теперь скорби неудовлетворённых желаний усугубились тягостной и заворожённой любовью. Ничто не могло утишить безумную страсть. Даже когда в ущерб ему Коркоран стал наследником лорда Чедвика, Нортон продолжал боготворить его.

Красота Коркорана, его яркие дарования, аристократическая властность и неортодоксальность суждений быстро сделали ему имя в лучших клубах Лондона. Своим появлением он неизменно вызывал или всплеск восторга, или вспышку неприязни, возникавшей вследствие зависти из-за оказанного ему внимания. За год Коркоран приобрёл нескольких влиятельных друзей среди видных парламентариев и лондонской богемы, считался авторитетом в Клубе путешественников. О нём говорили. Им восхищались. За ним наблюдали. Ему подражали. Стивен же Нортон мечтал о нём – как мечтала Виола о герцоге Орсино, а однажды в "Атенеуме" он случайно услышал его разговор с милордом Беркли. Старик советовал Кристиану жениться.

Коркоран рассмеялся.

– Из меня получится плохой муж, милорд. Женщины не тревожат моё сердце, кажутся мне болтливыми и глуповатыми. Греки были правы, видя в них лишь инструмент для деторождения.

Эти походя брошенные слова озарили сердце Нортона безумной надеждой. Несмотря на то, что Коркоран часто покидал Лондон, подолгу жил в Италии и разъезжал по миру, Стивен продолжал грезить о предмете своих мечтаний. К тому же от Чарльза Кэмпбелла он слышал, что предпочтение, оказанное Коркорану графом Чедвиком, было связано со... сговорчивостью молодого человека, согласившегося ублажить графскую похоть. Из слышавших это в клубах иные морщились, другие с недоверием покачивали головами, третьи – яростно утверждали, что это вздор, но Нортон просто молчал, пытаясь смирить стук сердца. То, что Чедвик мог возжелать Коркорана, не вызывало у него сомнений: Коркорана, по его мнению, нельзя было не возжелать.

Стивен выяснил всё о происхождении и родне Коркорана и, узнав, что его кузина учится в одном пансионе с его сестрой, сделал все, чтобы Эстер подружилась с ней. И вот неожиданно его планы увенчались успехом, Софи пригласила Эстер в Хэммондсхолл, куда должны были собраться все родственники графа Хэммонда, в том числе и его племянник. Нортон появился в её доме и столь сердечно благодарил мисс Хэммонд за приглашение, что оно было распространено и на него. Оставалась ждать и грезить.

...Чарльз Кэмпбелл завистливо оглядел ажурный орнамент чиппендейловских кресел, их обитые дорогим бархатом квадратные сиденья на капризно изогнутых ножках, прихотливость резных деталей, изящно уравновешенную лаконичными формами пуфов. Окинул взглядом книжные шкафы, роскошную кровать с тяжёлым балдахином. Осмотрел дорогие ковры и бархатные портьеры. Тяжело вздохнул. Да, дядюшка у Стэнтона совсем не беден...

Чарльз разделся и, разлёгшись на кровати, задумался. Он прекрасно понял намёк пригласившего его Клэмента, осведомлённого о его финансовом положении. Тот в присутствии Моргана, сэра Хьюго Биллинхема и его самого, закончив роббер в клубе, рассказал, что вскоре вынужден будет до конца лета покинуть Лондон. Их с сестрой ждут в Хэммондсхолле к Иоаннову дню. Приданое мисс Бэрил равно тридцати тысячам фунтов, но, возможно, дядя, настаивая на их приезде, хочет выделить им уже сегодня некую долю семейного капитала. Не хотят ли они с Гилбертом составить ему и Бэрил компанию?

Он согласился, был рад хоть на время отделаться от кредиторов. Морган тоже.

Но едва они встретились в условленном месте, где их поджидал экипаж Стэнтонов, Чарльз Кэмпбелл, будучи представлен мисс Стэнтон, решил, что его финансовое положение, каким бы ужасным оно ему не представлялось вчера, вовсе не так уж и ужасно. По крайней мере, оно не настолько ужасно, чтобы жениться на мисс Бэрил, особе, абсолютно лишённой обаяния и кокетства. Сестра же Гилберта, как он знал, ничем существенным не располагала, и была не настолько красива, чтобы её красота была достаточной заменой солидного приданого. К тому же девица всю дорогу буквально не умолкала. До Хэммондсхолла было более двухсот миль, и когда он смог на исходе второго дня пути, покинуть карету и не лицезреть перед собой физиономию сестрицы Стэнтона и не слышать воркотню сестрицы Моргана, он возблагодарил Бога.

Однако Хэммондсхолл изменил его чувства. Если наследницей поместья станет Бэрил, то, пожалуй, и сестрица Стэнтона сойдёт. А вскоре настроение Кэмпбелла и вовсе улучшилось. Из разговоров во время пути он узнал достаточно, чтобы вникнуть в семейные дела приятеля, а познакомившись с мисс Софи Хэммонд, перестал сожалеть о приезде. Правда, состояние дяди должно достаться всем племянникам сэра Лайонелла, но уж такую-то красотку старик не обделит!

Но разговор за столом, слова дурачка Нортона просто убили его. Коркоран. Только его здесь и не хватало! Если бы Стэнтон хоть словом обмолвился, что Кристиан Коркоран – его кузен и тоже приглашён в Хэммондсхолл, Кэмпбелл никогда не принял бы предложение Клэмента.

...Розали Морган её братец Гилберт считал дурой. И не без основания. Она производила совсем неплохое первое впечатление, и будь можно внушить ей мысль, что, чем молчаливее девица, тем умнее она выглядит, всё было бы не так уж и плохо. Но не получалось. Девица совершенно не понимала, что слова являются в некотором роде проекцией размышлений и следствием мыслей.

И потому мисс Стэнтон, за время пути в Хэммондсхолл не сказавшая ни единой глупости, показалась мистеру Гилберту Моргану особой хоть и некрасивой, но гораздо менее неприятной, нежели мистеру Кэмпбеллу. Оглядевшись по приезде в имение, он отметил красоту мисс Софи Хэммонд, однако, серьёзных планов не заимел, заметив взгляд Стэнтона на кузину. That's where the shoe pinches. Вот где собака-то зарыта... Связываться со Стэнтоном Моргану не хотелось: Гилберт знал характер Клэмента достаточно, чтобы не провоцировать дружка без весомых на то оснований.

Но ему показалось, что время в имении можно провести и с удовольствием, если попытаться это удовольствие извлечь из мисс Нортон. О необычных склонностях её братца он знал, но тем больше было оснований приволокнуться за девицей – братец влезть не посмеет, особенно, если поймёт, что его секрет висит на волоске. После разоблачения подобных тайн немало лощёных джентльменов с треском вылетало из общества. А после таких скандалов – кто возьмёт в жены сестрицу содомита? Так что, девице лучше быть уступчивей...

Но эти мысли роились в его голове недолго. Случайная фраза о Коркоране испортила ему настроение. Он не знал, – Стэнтон не сказал ему, – что тот тоже будет гостем Хэммондсхолла. Все менялось. Гилберт слишком хорошо знал мистера Коркорана, чтобы не понять, что события повернулись самым неблагоприятным образом.

Утром после службы Доран приехал в Хэммондсхолл. Молодые гости его друга ещё спали, но хозяин дома приветствовал его возле своей спальни и пригласил в курительную. Милорд Хэммонд и Доран весьма разнились – годами, положением в обществе и доходом, но их роднили общее понимание нравственных максим, интерес к редким книгам и одиночество. Граф Хэммонд сумел рассмотреть в Патрике Доране порядочность и ум, сближение их было медленным, из гордости Доран не принимал никаких благодеяний, но со временем привязался к старику. Он понял, что его сиятельство, несмотря на колоссальное богатство и титул, столь же одинок и неприкаян, как и он сам. Постепенность сближения привела к глубокому взаимопониманию, которое теперь исключало возможность любого конфликта – слишком хорошо они знали натуры друг друга. При этом надо заметить, что милорд Лайонелл имел обыкновение прислушиваться к словам своего молодого друга, признавая за ним недюжинный ум и знание людей.

Все это было причиной того, что ещё накануне его сиятельство обратился к Дорану со странной на первый взгляд просьбой – завязать по возможности близкие, дружеские отношения с его родней, приглядеться к ним.

–Ты же понимаешь, малыш, никто из них не будет откровенен со мной, я не смогу ни понять их устремления, ни проникнуть в их души. Ты умён и глубоко видишь, я доверяю тебе. Всмотрись в них. Я же буду ... добрым подслеповатым дядюшкой.

Доран улыбнулся и кивнул головой.

Теперь, оставшись вдвоём, они долго молчали. Доран понимал, что рано или поздно милорд обратится к нему с просьбой высказать свое мнение о его родне, но пока, увы, сам он сумел разглядеть только то, что племяннику и племянницам друга чести не делало. Не желая начинать разговор, вернее, стараясь отсрочить вопросы графа, Доран поинтересовался, чем располагают сегодня мисс и мистер Стэнтон и мисс Хэммонд? Граф ответил, что у Клэмента около сорока тысяч, приданое мисс Стэнтон – около тридцати, так распорядился их отец, мисс Софи ничего не получила от родителей, он оплачивал её пребывание в пансионе и, конечно же, обеспечит приличным приданым. Сообщение же мистера Нортона о завещании графа Чедвика милорда Лайонелла ничуть не удивило. Несколько лет назад Кристиан известил его о полученном наследстве, лишь не уточнив, от кого оно получено.

– А ты сам уже распорядился с завещанием, Лайонелл? – когда они оставались наедине, Доран называл друга просто по имени, правда, согласился он на это после нескольких весьма настойчивых просьб его сиятельства. – Сколько ты хочешь оставить каждому?

–Я пока не знаю. Я и пригласил их, чтобы лучше понять. Сын и дочь Люси, дочь Сирила, сын Энн. Возможно, проще всего поделить все на четверых, но мне не хотелось, чтобы титул, деньги и дом достались тому, кто их недостоин. Тебе, я заметил, не понравился Клэмент?

–Я пока далёк от оценок.

На самом деле он лукавил. Наведённые Лайонеллом справки говорили о скупости молодого человека и о том, что, хотя Стэнтон не был игроком и не подвержен был обычным порокам молодёжи – разгульной гульбе и мотовству, – он не пользовался уважением ни в обществе, ни в клубах. Было даже уронено мнение, что по своим замашкам молодой человек едва ли может быть назван джентльменом. Такие отзывы звучали приговором.

И такому человеку достанется Хэммондсхолл?

Его сиятельство вздохнул.

–Свифт говорил, когда состарится, обязуется не жениться на молодой, не относиться к молодёжи с пристрастием, не быть сварливым или подозрительным, не критиковать современные нравы, не рассказывать одну и ту же историю помногу раз одним и тем же людям, не прислушиваться к глупым сплетням, не хвастаться былой красотой и успехом у женщин. А главное, не браться за выполнение всех этих обетов из страха, что выполнить их не удастся. В последнем, Патрик, он был прав сугубо.

–Даже так?

–Я уже старик, мой мальчик, если молодёжь кажется мне пустой и ничтожной, если не могу не критиковать современные нравы...

Доран усмехнулся.

– Мне тридцать семь, ваше сиятельство, но могу сказать о себе то же самое.

Глава 3. Нелепый мотив сломанной шкатулки.

В рассветных лучах летнего солнца, бледно-палевых и нежных, Хэммондсхолл был прекрасен. На цветках глициний блестели бриллианты росинок, воздух был прозрачен и прохладен, где-то в лесу за садом звенела в кустах ранняя пичуга. Мисс Софи поднялась раньше других и прошлась по спящему ещё дому и саду, присела на скамью возле садовой галереи.

Вчера, сразу по приезде, она снова заметила – не могла не заметить – взгляд кузена Клэмента. Софи знала, что он влюблён в неё, но его страсть никогда не вызывала ни благодарности, ни отклика. Она боялась его. Боялась и внешнего бесстрастия, и прорывающейся порой пугающей страстности. Кузен никогда не нравился ей. Однако, вчера в гостиной дяди по блестящим глазам и пунцовому румянцу, окрасившему его бледные щеки, Софи поняла, что в один из ближайших дней Клэмент непременно попытается с ней объясниться. Сама она никаких объяснений с кузеном не хотела, но и не видела возможности избежать их.

Сегодня она, отдохнув с дороги, чувствовала себя лучше. Начиналась новая жизнь. Многие её подруги по пансиону боялись этой новой жизни, она же о ней грезила. Пансион воспитал в Софи самодовольство и высокомерие. Она была красивей подруг, и всегда испытывала к ним презрение, слыша их глупые разговоры, в которых проступали лишь мечты о богатом и приятном супруге. Софи же, мечтательная и пылкая, в своих безудержных фантазиях видела себя предметом преклонения по меньшей мере принца. Слово "любовь" произносила со странным придыханием. Рассказы экзальтированных пансионерок о своих влюблённых сёстрах, романтические истории, шёпотом рассказываемые перед сном, тайно проносимые мимо гувернанток переводные романы заставляли мечтать о любви, как о чуде и сказке, волшебно преображающей скучную жизнь. А жизнь, что и говорить, была скучна, томительна и неинтересна. Софи не умела развлечь себя, провести хотя бы час в одиночестве – было для неё мукой. Только разговоры с подругами иногда забавляли, да тешили интереснейшие сплетни высшего света.

Она мечтала о Лондоне, светских забавах, балах и успехе. В пансионе его хозяйка миссис Лоусон говорила ей, что её дядя – человек более чем состоятельный и, уж конечно, обеспечит её немалым приданым. И тогда юноши лучших семей будут оспаривать друг у друга каждый её взгляд, каждый знак её внимания. Софи чувствовала, как от этих волнующих слов у неё начинало восторженно биться сердце. Она грезила домом в Лондоне, который непременно станет самым посещаемым и престижным салоном столицы. Проездом она даже мысленно выбрала для себя прелестный особняк на Гровнор-стрит.

Софи вздохнула. Скорей бы.

Она пожалела, что пригласила с собой Эстер Нортон. Хэтти, в последний год бывшая её ближайшей подругой, всё больше разочаровывала. Софи и раньше замечала, что кроме выгодного замужества ту ничего не интересует, и перспектива вступить в брак без любви подругу ничуть не пугает. Не менее удивил и брат Хетти – и странностью манер, и чем-то неосознанным, но пугающим. Стивен почти не замечал её дорогой, лишь однажды уронив какой-то расхожий комплимент. Хорош принц. Сестра Бэрил тоже разочаровала. Жалкая дурнушка, совершенно никчёмная. Софи подумала, что сама она вызывает зависть сестры своей красотой, но разве не стоило сделать над собой некоторое усилие и преодолеть чувство, не делавшее ей чести? Жаль, конечно, что Бэрил так некрасива, – но думая об этом, Софи невольно улыбнулась.

Ни один из мужчин не вызвал у неё интереса, принцев здесь не было, мисс Розали Морган показалась недалёкой и ограниченной девицей, и Софи вздохнула, подумав, что ближайшие недели в Хэммондсхолле мало чем порадуют её. Впрочем, может быть, кузен Коркоран будет более интересен? Её заинтриговало то, что она услышала о нём.

Но всё так странно! Все они, четверо кузенов и кузин, связаны родственной кровью, но, воистину, совсем чужие друг другу. Росли отдельно, никогда не были скреплены ни душевной близостью, ни жизненными событиями, и сегодня она о сестре знает даже меньше, чем о подруге. Впрочем, такая подруга, как Бэрил, ей и не нужна. В ней совершенно ничего женского – ни умения одеться, ни кокетства, ни обаяния. Даже жалко становится.

Мисс Софи медленно пошла вдоль садовой галереи к озеру.

Солнце уже появилось из-за Лысого Уступа, когда в сад вышла Эстер Нортон. Красота летнего утра заставила её в полной мере оценить Хэммондсхолл, и она решила сегодня же внимательно приглядеться к будущему владельцу этого прекрасного поместья. Между тем Клэмент Стэнтон, не найдя кузины в гостиной, куда зашёл пожелать ей доброго утра, поспешно вышел в сад. Навстречу ему поднялась мисс Нортон, чьи удивительные волосы были сегодня перевиты белой лентой, невольно привлекающей взгляд. Но взгляд мистера Стэнтона, скользнув по ней, как по пустому месту, торопливо двинулся дальше по саду.

– Доброе утро, мистер Стэнтон, не правда ли, прелестное утро?

Мистер Стэнтон тоже счёл утро прелестным и спросил у мисс Нортон, не видела ли она его кузины Софи? Нет, не видела, но может быть, она на озере? Но вместо того, чтобы пригласить её прогуляться туда вдвоём, он, торопливо кивнув, устремился вдоль галереи. Мисс Нортон проводила его задумчивым взглядом. Молодой наследник Хэммондсхолла вёл себя не очень-то воспитанно, его поведение граничило с грубостью и чванством. Джентльмен так себя не ведёт.

На террасе появились мисс Бэрил Стэнтон и два гостя мистера Стэнтона – Чарльз Кэмпбелл и Гилберт Морган. Оба они не знали, куда себя девать в ожидании завтрака, при этом Морган тепло пожелал мисс Стэнтон доброго утра, спросил, как ей спалось на новом месте?

Бэрил ответила, что она прекрасно выспалась, но это было ложью. На самом деле, она почти не спала. Злые слова Клэмента накануне вечером больно уязвили её, а красота кузины, с которой они не виделись целую вечность, унизила. Сейчас, беседуя с мистером Морганом, Бэрил поймала его беглый взгляд на мисс Нортон, – и снова расстроилась до того, что на глаза навернулись слёзы.

Однако мистер Морган, мельком разглядывая мисс Нортон, вовсе не восхищался, как думала Бэрил. Он не собирался реализовывать план, возникший в его голове по приезде. Если через неделю появится чёртов Коркоран... Глупо всё. Впрочем, за мисс Бэрил стоило и поухаживать, тем более что тридцать тысяч нужны и Кэмпбеллу. Коркоран на такую и не взглянет. Но Гилберт решил не торопиться: стать женихом мисс Бэрил можно лишь в крайнем случае, а крайние случаи в жизни встречаются нечасто. Они пробудут здесь до конца лета – вот к концу лета он и обременит себя недельным ухаживанием, пока же нужды в этом Морган не видел.

Софи Хэммонд издалека увидела Клэмента Стэнтона и вздохнула. Неужели он сразу собирается досаждать ей своими ухаживаниями? Она вгляделась в лицо подходящего кузена. Какие у него холодные глаза... Ей трудно было поверить, что этот человек вообще может любить. Клэмент робко поприветствовал её. Жестокий и властный, он привык желать – и получать желаемое, но теперь оказался в зависимости от чужой воли, чужих желаний и чужого решения. Он был изнурён и раздражён, поминутно срывался на сестре, злился на свою беспомощность. Как могло получиться, что его столь разумно выстроенная жизнь, в которой все было продумано, вдруг оказалась в зависимости от решения девицы, без которой странным образом всё переставало быть значимым? Почему он всегда глупел в её присутствии и ощущал непонятную робость?

Софи торопливо поднялась навстречу кузену, неосознанно стараясь сократить время пребывания наедине с ним, и пошла к дому, на ходу отвечая на его любезные и несколько путаные вопросы, потом спросила, в каком пансионе училась Бэрил, как успевала? Клэмент растерялся, ненадолго умолк, потом ответил, что, кажется, в пансионе на Портсмен-сквер. В голосе его сквозило отчуждение. Всё, что касалось сестры, было ему неинтересно. Они подошли к террасе в тот момент, когда туда вышли милорд Хэммонд со своим другом, мистером Дораном. Софи поспешила к дяде с дружеским приветствием, тем более радушным, что возможность быть с ним ограждала её от навязчивости кузена.

Стэнтон же, как только уединился на ступенях балюстрады с Чарльзом Кэмпбеллом, задал ему томящий его вопрос о Коркоране, не обратив внимание на Дорана, стоящего за колонной. Как получилось, что в обход им с Гилбертом, законным наследникам, всё получил его кузен? Пытались ли они оспаривать завещание? Ответ приятеля не разрешил сомнений Стэнтона. Чарльз нехотя ответил, что воля покойного была выражена весьма определённо, он имел право распорядиться деньгами по своему усмотрению. Что до самих распоряжений... Чарльз поморщился. Беркли, возможно, рассказывал ему... какой-то скандал с Нортоном... Он не помнил его суть. Также, вероятно, до дяди дошли слухи, что сам он, Кэмпбелл, крупно проигрался. Злился Чедвик и на образ жизни Моргана. Старикам ведь всегда кажется, что молодые должны быть такими же степенными да чинными, как они сами.

Стэнтон удивлённо покосился на приятеля.

– Всего, что ты рассказал, мало для того, чтобы законно лишить наследства.

– Не вынуждай меня к излишней откровенности, Клэмент, – хмыкнул Кэмпбелл. – В обществе поговаривали всякое. Уронили и известный намёк, что наследство Чедвика было платой за определённые услуги, оказанные ему Коркораном, и говорили, что они сродни тем, что добился Никомед Вифинский от Цезаря.

Стэнтон окинул друга потрясённым взглядом.

– Что? Ты хочешь сказать, что мой кузен... – Он понизил голос до шёпота, – что Коркоран – мужеложник и переспал с Чедвиком? Что за бред?!

–Возможно и бред. Но лорд Чедвик всю жизнь жил один, никогда не был женат, Коркоран тоже известен ... некоторым пренебрежением к женскому полу. Вспомни возвращённые любовные письма девиц, в свете он сразу плюхается за стол к старичью и часами обсуждает события давно минувших дней, последний раз он два часа спорил с Бервиком – и о чём бы ты думал? – о крестовых походах! Что ему за дело до крестовых походов, помилуй? Ни об одном его романе с дамами высшего света не слышно, а ты знаешь, если бы что было – мимо кумушек бы не прошло. Девицы, маменьки да сводни давно махнули на него рукой.

Стэнтон сплюнул, но задумался. Красота братца была притчей во языцех, и кто знает... Если это правда, он хорошо себя продал, чёрт возьми. Двести тысяч фунтов! Да, за такие деньги утрата чести и растленное седалище – цена небольшая. Кузен не промах. Но правда ли это? Этими сомнениями Стэнтон тоже поделился с приятелем.